После нескольких часов обсуждения Орел согласился изменить облик обслуживающих роботов. Например, мусор должны теперь собирать роботы, во всем похожие на обычные земные мусорные машины, только без водителей. Строительные работы при необходимости будут поручены роботам, также оформленным под механизмы, выполняющие подобные же функции на Земле. Таким образом, облик машины оказывался привычным, и порожденные ксенофобией страхи можно было уменьшить.
— Ну а как поступим с повседневными нуждами? — поинтересовался Орел в конце долгой встречи. — Мы предполагали, что можно в больших количествах использовать говорящих гуманоидных биотов, чтобы освободить вас от нудной работы. И уже потратили достаточно много времени на совершенствование конструкции.
Ричарду идея понравилась, однако Николь колебалась.
— Очень важно, — сказала она, — чтобы эти гуманоидные биоты были абсолютно идентифицируемыми. Даже самый маленький ребенок должен отличать их от человека.
Ричард усмехнулся.
— Ну это ты фантастики начиталась.
— Нет-нет, это очень важно, — запротестовала Николь. — Могу себе представить, сколько человекоподобных биотов могут наделать в Узле. Куда до них тем имитациям, что мы видели на Раме. Не отличимые от людей машины будут пугать землян.
— Значит, следует ограничиться определенным количеством типов, — произнес Ричард, — чтобы по внешности можно было догадаться о роде занятий. Теперь ты довольна?… Стыдно будет не использовать все возможности такой невероятной технологии.
— Быть может, этого будет довольно, — ответила Николь. — С обличиями роботов можно будет познакомить всех за один короткий инструктаж. Однако следует исключить любую ошибку.
Через несколько недель интенсивного труда основные решения были приняты, и Николь с Ричардом вздохнули спокойнее. Теперь они могли вести более или менее нормальную жизнь — вместе с детьми и Майклом. Однажды вечерком их посетил Орел и объявил всей семье, что испытание Нового Эдема близится к завершению: в основном проверяются возможности новых алгоритмов, их способность контролировать среду в широком диапазоне параметров.
— В частности, — продолжал Орел, — мы установили газообменные устройства (или ГОУ) там, где будут расти земные растения: в Шервудском лесу, парках, вдоль берегов озера и по склонам горы. ГОУ действуют подобно растениям, они поглощают углекислый газ и выделяют кислород в количестве, эквивалентном действию вашей растительности. Они предотвращают накопление углекислого газа, который за длительные периоды времени способен резко снизить эффективность алгоритмов погодной регуляции. Работа ГОУ требует известных затрат энергии, которую нам пришлось взять из выделенной на потребности колонистов. Однако, когда растения подрастут, ГОУ можно будет снять, возвращая избыток мощности.
— О'кей, мистер Орел, — проговорила Кэти, как только он закончил. — Все мы хотим теперь знать, когда состоится отлет.
— Я хотел сообщить вам об этом на Рождество, — ответил Орел, и в уголке его рта сложилась морщинка, подозрительно напоминающая улыбку, — а до него еще два дня.
— Пожалуйста, скажите, мистер Орел, — поддержал сестру Патрик.
— Ну… хорошо, — согласился птицечеловек. — Ориентировочно работы в Ангаре будут завершены 11 января. Мы рассчитываем, что вы погрузитесь на корабль и покинете Узел через два дня, утром 13 числа.
«Всего три недели, — подумала Николь, и сердце ее дрогнуло: разлука стала реальной. — Но сколько еще нужно сделать. — Она огляделась — в другом конце комнаты Симона и Майкл сидели рядышком на кушетке. И среди прочего, красавица моя, приготовить тебя к венчанию».
— Значит, мы поженимся на твой день рождения, мама, — сказала Симона. — Мы ведь давно решили, что обряд следует совершить за неделю до отлета всех остальных членов семьи.
На глаза Николь невольно нахлынули слезы. Она опустила голову, чтобы дети не заметили их. «Я не готова к прощанию, — думала Николь. — Не могу даже представить себе, что уже никогда больше не увижу Симону».
Николь решила уклониться от участия в общесемейной игре, затевавшейся в гостиной. В качестве предлога она сослалась на какие-то просьбы Орла, однако на самом деле ей просто нужно было побыть одной, чтобы распланировать последние три недели своей жизни в Узле. За обедом Николь постоянно думала о том, что еще предстоит сделать. Она была уже близка к панике. Николь опасалась, что ей или не хватит времени, или она что-либо позабудет. Но переписав все оставшиеся дела и назначив срок исполнения, Николь чуть расслабилась: ничего невыполнимого не обнаружилось.
В частности, Николь записала в блокноте заглавными буквами следующую фразу: ЧТО ДЕЛАТЬ С БЕНДЖИ?? Она сидела на краю кровати, размышляла о своем умственно отсталом старшем сыне и ругала себя за то, что отложила вопрос на самый последний момент. Тут в дверь постучали… удивительное совпадение.
— Ма-мочка, — очень медленно произнес Бенджи, как обычно с широкой и невинной улыбкой. — Можно с тобой поговорить? — подумав, он добавил: — Сейчас.
— Конечно, дорогой. Входи и садись на постель.
Бенджи сел рядом с матерью и тесно прижался к ней. Потом поглядел на руки и нерешительно начал. Он явно был очень расстроен.
— Ты, дядя Ричард и осталь-ные де-ти уле-тают очень да-леко и на-долго,
— сказал мальчик.
— Правильно, — деланно бодрым тоном ответила Николь.
— А па-почка и Си-мона оста-нутся и по-женятся?
Это был скорее вопрос. Подняв голову, Бенджи дожидался ответа. Когда она кивнула, глаза его сразу наполнились слезами, а лицо искривилось.
— А что будет с Бен-джи? — спросил он. — Что мне тог-да делать?
Прижав к себе его голову, Николь поплакала вместе с сыном. Рыдания сотрясали все его тело. «Он все понял, — подумала она. — С самого первого разговора. Он ждал и боялся, что никому не нужен».
— Ты можешь выбирать, дорогой, — сумела сказать Николь, оправившись от своих чувств. — Мы будем рады взять тебя с собой. А твой папа и Симона будут счастливы, если ты останешься.
Бенджи смотрел на мать, словно не веря ей. Николь повторила — уже помедленнее.
— Ты меня не об-маны-ваешь? — переспросил он.
Николь энергично замотала головой.
Бенджи улыбнулся и отвернулся, погружаясь в молчание.
— Тут не с кем будет иг-рать, — проговорил он наконец, не отводя глаз от стены. — Симоне надо быть с па-почкой.
Николь была удивлена точными аргументами. Сын словно бы ждал.
— Тогда летим с нами, — пригласила Николь, — с дядей Ричардом, Кэти, Патриком, Элли… Мы все тебя очень любим и рады будем тебе.
Бенджи повернулся и поглядел на мать. Слезы вновь побежали по его щекам.
— Я буду с тобой, ма-мочка, — сказал он, положив голову на ее плечо. «Он давно решился, — Николь прижала к себе ребенка. — Он умнее, чем мы думаем. И пришел лишь для того, чтобы убедиться, что нужен нам».
7
— …Господи, позволь мне даровать счастье этой удивительной юной деве, на которой мне предстоит жениться. Пошли нам в дар разделенную любовь, дай возрасти в познании Тебя… Прошу Тебя, во имя Твоего Сына, которого Ты послал на землю, чтобы показать нам свою любовь и отпустить наши грехи. Аминь!
Майкл Райан О'Тул, семидесяти двух лет от роду, развел молитвенно сложенные руки и открыл глаза. Он сидел за столом в своей спальне. О'Тул посмотрел на часы. «Еще два часа, — подумал он, — и я женюсь на Симоне». Майкл бросил короткий взгляд на изображение Иисуса и небольшой бюст св. Микеля Сиенского на столе. «Потом будет пир, брачный — для нас — и в честь дня рождения Николь. А после него я заключу этого ангела в свои объятия. — Сама собой вырвалась следующая мысль: — Боже, прошу Тебя, не дай мне разочаровать ее».
О'Тул поискал в столе и извлек из него маленькую Библию. Кроме нее у него не было настоящих книг. Остальное его чтение записано на небольших кубиках, вставлявшихся в электронный блокнот. Так что Библия являла собой нечто особенное. Память о той его жизни, которая осталась там, на далекой планете.
В детстве и юношестве эта книга повсюду сопутствовала ему. Майкл вертел переплетенный в черное томик и вспоминал. Он получил его еще мальчиком — в шесть или семь лет. Отец пришел в его спальню. Майкл играл в бейсбол на персональном компьютере и смутился — подобные моменты, когда серьезный отец заставал мальчика за игрой, всегда смущали его.
— Майкл, — произнес отец, — я хочу сделать тебе подарок. Твою собственную Библию. Это самая настоящая книга, из тех, что читают, перелистывая страницы. Мы надписали на обложке твое имя.
Отец протянул книгу, и маленький Майкл принял ее с негромким «спасибо». Кожаная обложка была приятна на ощупь. «Внутри этого тома, — продолжил отец, — содержатся самые лучшие наставления, которые человеку суждено получить. Читай ее — внимательно и часто. И строй свою жизнь в соответствии с ее мудростью».
«В ту ночь я положил Библию под подушку. Там она и осталась — на все мое детство. Даже в старших классах». Он вспомнил собственные махинации с книгой, когда сборная старшеклассников выиграла чемпионат города и направилась в Спрингфилд для участия в чемпионате штата. Тогда Майкл взял с собой Библию, но, конечно, не хотел, чтобы об этом знали его товарищи по команде. Читать Библию в кругу юных спортсменов не было принято, а он в то время еще не обрел необходимого самоуважения и боялся насмешек старших. Поэтому он придумал для Библии специальный кармашек внутри несессера и хранил ее там — в обложке — вместе с туалетными принадлежностями. В гостиничном номере в Спрингфилде, дождавшись, пока все соседи по комнате не отправились мыться, Майкл извлек Библию из укрытия и перепрятал под подушку.
«Даже взял ее с собой в свадебное путешествие. Катлин понимала это… она понимала меня всегда и во всем». Он вспомнил яркое солнце и песчаный берег рядом с их домиком на Каймановых островах, и тут же возвратилось острое чувство потери. «Как-то ты там сейчас, Катлин? — пробормотал он себе под нос. — Куда занесла тебя жизнь?» Умственным взором он видел ее хлопочущей возле их общей собственности — дома из бурого камня на Коммонвелс-авеню в Бостоне. «Нашему внуку Мэтту сейчас уже под двадцать, — подумал он. — Появились ли новые внуки? И сколько их, интересно?»
Сердце заныло сильнее, представилась вся семья: Катлин, дочь Коллин, сын Стивен и много-много внуков, собравшихся вокруг длинного рождественского стола — но без него. Наверное, на улице сыплет легкий снежок. «А Стивен читает молитву, — подумал он. — Он всегда был самым верующим из моих детей».
О'Тул качнул головой, чтобы возвратиться к настоящему, и открыл Библию на первой странице. Наверху листа дивным почерком было выведено: «Вехи жизни». Записей было немного, всего восемь… скупая хроника основных событий его жизни:
13-7-67 Женился на Катлин Мэрфи, Бостон, Массачусетс 30-1-69 Родился сын Томас Мэрфи О'Тул, Бостон 13-4-70 Родилась дочь Коллин Гэвин О'Тул, Бостон 27-12-71 Родился сын Стивен Моллой О'Тул, Бостон 14-2-92 Умер Томас Мэрфи О'Тул, Пасадена, Калифорния.
Глаза Майкла остановились на записи о смерти своего первородного сына и мгновенно наполнились слезами. Он отчетливо помнил тот давний страшный день св. Валентина. Они с Катлин обедали в рыбном ресторане в порту Бостона, когда узнали эту новость. «Простите, что запоздал с десертом, — извинился молодой официант. — Я смотрел новости в баре. В Калифорнии — катастрофическое землетрясение».
Они испугались. Томми, их гордость и радость, с отличием закончив школу св. Креста, добился права изучать физику в Калтехе. Бросив обед, О'Тулы поспешили в бар. Там они узнали, что землетрясение произошло вечером в 17:45 по тихоокеанскому времени. Чудовищные колебания, возникшие в результате огромного разлома Сан-Андреаса, достигли перевала Кайон, и в сотне миль от эпицентра все было сметено с лица земли — люди, машины, строения, — словно лодки, застигнутые ураганом на море.
Майкл и Катлин всю ночь со страхом и надеждой слушали новости и вполне смогли осознать масштабы самого тяжелого из несчастий, обрушившихся на страну в XXII веке. Сила землетрясения достигла жуткой отметки по шкале Рихтера — 8,2 балла. Без воды, электричества, транспорта и средств связи осталось двадцать миллионов человек. Разверзшиеся пятидесятифутовые пропасти целиком поглощали крупные торговые центры. Непроходимыми сделались практически все дороги. Разрушения были значительнее и обширнее, чем если бы район Лос-Анджелеса поразило несколько атомных бомб.
Рано утром, еще перед рассветом. Федеральная чрезвычайная служба выделила телефон для справок. Катлин О'Тул выдала машине всю информацию — адрес и телефон Томми, название и адрес мексиканского ресторана, где он зарабатывал на карманные расходы, адрес и телефон его подружки.
«Мы прождали весь день и часть ночи, — вспоминал Майкл. — А потом позвонила Черил. Ей удалось каким-то образом пробиться в родительский дом в Пауэе».
— Мистер О'Тул, ресторан рухнул, — сквозь слезы произнесла Черил. — А потом начался пожар. Я говорила с одним из официантов, он выжил, потому что во время толчка оказался в патио.
Томми обслуживал столики возле кухни…
Майкл О'Тул глубоко вздохнул. «Не надо, — сказал он себе, стараясь не думать о смерти сына. — Не надо, — повторил он. Сейчас время радоваться, а не горевать. И ради Симоны я не должен сегодня вспоминать про Томми».
Он закрыл Библию и вытер глаза. Потом встал и направился в ванну. Побрился и принял горячий душ.
Когда через пятнадцать минут Майкл О'Тул снова открыл Библию, на сей раз с пером в руке, демоны, напомнившие о смерти сына, отлетели далеко. И тщательно вписал новую веху в перечень, остановившись взглядом на последних четырех строчках:
31-10-97 Родился внук, Мэтью Арнольд Ринальди, Толидо, Огайо.
27-8-06 Родился сын Бенджамин Райан О'Тул, Рама 7-3-08 Родился сын Патрик Эрин О'Тул, Рама 6-1-15 Женился на Симоне Тиассо Уэйкфилд.
«Старик ты, О'Тул», — сказал он себе, поглядев в зеркало на редкие седые волосы. Несколько минут назад он закрыл Библию и вернулся в ванную, чтобы причесаться в последний раз. «И слишком стар для этой женитьбы». Он вспомнил то венчание, что было сорок шесть лет назад. «Я был тогда блондином, с густой шевелюрой. Катлин выглядела прекрасно. А какая была дивная служба! Я чуть не заплакал, увидев свою невесту в приделе».
Он вспомнил Катлин в подвенечном платье, под руку с отцом… это воспоминание уступило место другому, там тоже были слезы, но плакала жена. Она сидела рядом с ним в комнате для прощания… дело было на космодроме Кеннеди на Мысе Канаверал, перед подъемом на «Низкоорбитальную станцию-3», где собирался экипаж «Ньютона». «Береги себя, — проговорила она, на удивление пылко прощаясь с ним. Они обнялись. — Милый, я горжусь тобой, — шепнула она. — Я тебя очень люблю».
— Я тебя очень люблю, — так сказала Симона, когда Майкл начал допытываться, в
самом ли делеона хочет выйти за него замуж, а если да, то почему. Мягкое лицо Симоны вытеснило из памяти сцену прощания с Катлин. «Симона, ты такая доверчивая и невинная, — размышлял Майкл о своей будущей невесте. — На Земле ты еще даже не достигла подходящего возраста и считалась бы девочкой».
Тринадцать лет, прожитых на Раме, разом промелькнули в его голове. Сперва вспомнились трудные роды, то счастье, которое он испытал, когда Симона подала голос и он поднес ее матери. А потом представил себе Симону постарше — лет шести, старательно изучающую катехизис под его руководством. В другом воспоминании Симона крутила с Кэти веревочку и скакала, распевая веселые песенки. Последним вспомнился семейный пикник на берегу Цилиндрического моря. Гордая Симона как ангел-хранитель держалась возле Бенджи.
«Да, когда мы прибыли в Узел, она уже была юной женщиной, — подумал генерал О'Тул, переключаясь на более близкую цепь событий. — Очень преданной, терпеливой и самоотверженной с младшими. И только Симона могла заставить Бенджи так улыбаться».
Все эти облики Симоны пронизывала общая тема. Майкл ощущал к своей невесте, еще не вышедшей из детского возраста, совершенно необыкновенную любовь: не те нежные чувства, которые испытывает обычно жених к своей невесте, а нечто похожее на обожание. Но тем не менее это была любовь, способная соединить столь неподходящую пару.
«Какой я счастливчик, — думал Майкл, одеваясь. — Господь явил мне столько своих чудес».
В мастерской на противоположном краю их апартаментов Николь помогала Симоне одеться. Не совсем подвенечное — в классическом смысле этого слова
— платье в то же время было белым, пышным, с бретельками и явно отличалось от повседневных нарядов, используемых обычно в их семействе.
Аккуратно вставив гребни в длинные черные волосы дочки, Николь поглядела на ее отражение в зеркале и произнесла:
— Ты у меня просто красавица.
Она глянула на часы, у них оставалось еще десять минут. Симона была уже совершенно готова, если не считать туфель. «Хорошо. Можно поговорить», — подумала Николь.
— Дорогая, — начала она, но слова на удивление не шли с языка.
— Что, мамочка? — Сидя на постели возле матери, Симона старательно надевала на ноги черные туфли.
— Когда мы с тобой на той неделе говорили о сексе, — начала вновь Николь, — мы не упомянули кое о чем. — Симона посмотрела на мать с таким вниманием, что Николь даже забыла, о чем собиралась сказать. — Ты прочла те книги, которые я тебе давала?… — спросила она в мгновенном замешательстве.
Морщинки на лбу Симоны выдавали ее смущение.
— А как же, — ответила она, — мы вчера обсуждали это.
Николь взяла дочку за обе руки.
— Майкл — чудесный человек, — сказала она, — добрый, любящий, ласковый, но он стар. А когда мужчины стареют…
— Мама, я не понимаю тебя, — мягко перебила ее Симона. — Ты, кажется, собиралась поговорить со мной о сексе.
— Я хочу тебе сказать, — Николь глубоко вздохнула, — что с Майклом в постели тебе придется быть очень терпеливой и ласковой. Иначе может ничего не получиться.
Симона долго глядела на мать.
— Я догадывалась об этом, — спокойно проговорила она, — по твоему волнению и явной озабоченности на лице Майкла. Не волнуйся, мама, я не жду ничего нереального. Прежде всего наш брак заключается не ради сексуальных радостей. А поскольку у меня вообще нет никакого опыта, любое новое удовольствие обрадует меня.
Николь удивилась своей необычайно зрелой тринадцатилетней дочери.
— Ты у меня просто золото, — сказала она, ощутив приток слез к глазам.
— Спасибо тебе, — ответила Симона, обнимая мать. — Помни, — добавила она, — наш брак с Майклом благословил Господь. И во всех наших проблемах мы будем просить Бога о помощи. Все будет хорошо.
Внезапная боль стиснула сердце Николь. «Всего неделя, и я больше никогда не увижу свою любимую девочку». И она продолжала обнимать Симону, пока Ричард стуком в дверь не известил о том, что все их ждут.
8
— Доброе утро, — мягко улыбнулась всему семейству Симона. Все уже сидели за столом и завтракали, они с Майклом только что вошли под руку.
— Доброе утро, — ответил Бенджи, рот его был набит жареным хлебом и джемом. Он встал с места, обогнул стол и обнял любимую сестру.
За ним торопился Патрик.
— А ты сегодня поможешь мне с математикой? — спросил он у Симоны. — Мама говорит, что раз мы возвращаемся, мне придется серьезно взяться за занятия.
Майкл и Симона сели, мальчики тоже возвратились на свои места. Симона потянулась к кофейнику. В одном она в точности напоминала мать: по утрам — до кофе — она не сразу включалась.
— Ну как, закончился наконец медовый месяц? — спросила Кэти в обычной своей насмешливой манере. — В конце концов, уже прошло три ночи и два дня. Наверное, вы успели прослушать каждое классическое музыкальное произведение из памяти машины.
Майкл рассмеялся.
— Да, Кэти, — он тепло улыбнулся Симоне. — Мы сняли с двери знак «не беспокоить». Теперь мы хотим помочь вам в сборах.
— Сборы идут успешно, — отозвалась Николь, довольная тем, что после долгого уединения Майкл и Симона держатся так дружно. «Зачем я беспокоилась, — подумала она. — В иных вопросах Симона повзрослее меня».
— Мне хотелось бы, чтобы Орел более определенно охарактеризовал наше обратное путешествие, — пожаловался Ричард. — Он не говорит, сколько времени уйдет на дорогу, сколько мы будем спать… вообще ничего конкретного.
— Он говорит, что пока не знает, — напомнила мужу Николь. — Существуют «неконтролируемые» переменные, способные привести к многим вариантам развертывания событий.
— Ты ему всегда веришь, — отпарировал Ричард. — Подобная доверчивость…
Разговор их прервал звонок колокольчика. К двери отправилась Кэти, через некоторое время она вернулась с Орлом.
— Надеюсь, я не слишком помешал вам завтракать, — извинился птицечеловек, — но сегодня нам предстоит многое сделать. Я попрошу миссис Уэйкфилд последовать за мной.
Николь на дорожку отпила кофе и вопросительно поглядела на Орла.
— Одна? — спросила она, ощущая смутный страх. Ей еще не приходилось за все шестнадцать месяцев покидать их квартиру вдвоем с Орлом.
— Да, — ответил Орел. — Вы пойдете со мной одна. Для вас есть специальное задание.
— Можно десять минут на подготовку?
— Конечно.
Как только Николь вышла из комнаты, Ричард забросал Орла вопросами.
— Хорошо, — сказал он в конце концов. — Я понял, что в результате всех этих опытов вы смогли убедиться — мы можем без неприятных последствий провести во сне время ускорения и торможения. А как насчет крейсерского режима? Мы будем спать или бодрствовать?
— В основном спать, поскольку во сне мы можем задержать процесс старения и сохранить вас в добром здоровье. Но в программе до сих пор много неясностей. Возможно, вас придется несколько раз будить по пути.
— А почему нам этого не говорили раньше?
— Потому что решение еще не было принято. Сценарий вашего полета сложен и базовый план сформулирован только недавно.
— А я не хочу, чтобы процесс моего старения «задерживали», — сказала Кэти. — Я хочу быть взрослой, когда мы прилетим на Землю.
— Как я говорил вчера вашим родителям, — Орел обращался к Кэти, — важно, чтобы старение организма замедлялось, пока все вы будете спать. Мы не знаем точно, когда вы вернетесь в вашу Солнечную систему. Возможно, вам придется проспать пятьдесят лет…
— Чтооо? — ужаснулся Ричард. — Какие пятьдесят лет? Мы долетели сюда лет за двенадцать-тринадцать. Почему же…
— Я буду старше мамы… — с испуганным видом проговорила Кэти.
Из соседней комнаты появилась Николь.
— Что это за разговоры о пятидесяти годах? Почему путешествие будет таким долгим? Значит, мы куда-то залетим по дороге?
— Это очевидно, — сердитым тоном произнес Ричард. — Почему нас не предупредили заранее? Тогда мы иначе подошли бы к проекту поселка… Боже мой, пятьдесят лет, нам с Николь будет по сотне!
— Нет, не будет, — ровным голосом ответил Орел. — По нашим оценкам, вы с миссис Уэйкфилд будете стариться на один год за каждые пять или шесть лет, проведенные во сне. Для детей это соотношение составит один к двум, пока не прекратятся процессы роста. Мы опасаемся манипулировать с гормонами. К тому же пятьдесят лет это верхний предел, то, что в человеческой технике зовется допуском в «три сигмы».
— Я ничего не понимаю, — сказала Кэти, подходя к Орлу. — Так сколько же мне будет при встрече с человеческим существом, не являющимся членом моей семьи?
— В связи со статистической неопределенностью я не могу ответить на вопрос точно. Скорее всего ваше тело по развитию будет соответствовать первой половине третьего десятка лет. Это
наиболее вероятныйвариант, — Орел поманил Николь. — Это все, что я могу сказать. А теперь у меня дело к вашей матери. Мы вернемся вечером — к обеду.
— Как обычно, — ворчал Ричард, — вечно нам ничего не говорят. Иногда мне просто жаль, что мы проявили подобную готовность к сотрудничеству.
— Да, вы могли оказаться более сложными, — ответил Орел по дороге к выходу из комнаты, — и мы первоначально рассчитывали на куда меньшее стремление к сотрудничеству. Но, в конце концов, итог все равно был бы одним и тем же. Так вам самим приятнее.
— До свидания, — сказала Николь.
— До сви-дания, — проговорил Бенджи и помахал матери после того, как дверь закрылась.
Документ оказался длинным. Николь прикинула, что на прочтение вслух потребуется минут пятнадцать и уж не менее десяти.
— Вы уже прочли его? — осведомился Орел. — Нам хотелось бы как можно скорее приступить к «стрельбе». Так вы, кажется, говорите?
— Пожалуйста, повторите мне еще раз, что произойдет с этим видеоизображением, — попросила Николь.
— Мы передадим его на Землю за несколько лет до вашего появления в Солнечной системе.
— А как вы узнаете, что передачу примут?
— Для уведомления о приеме предусмотрен простой сигнал.
— А если он не будет получен?
— На этот случай предусмотрены запасные варианты плана.
Николь послание не понравилось. Она поинтересовалась, нельзя ли обсудить его дома с Майклом и Ричардом.
— Что вас в нем беспокоит? — спросил Орел.
— Практически все, — ответила Николь. — Оно какое-то неправильное. Мне кажется, что мною просто пользуются в каких-то целях, и, поскольку я не знаю, в каких именно, боюсь оказаться в предателях рода человеческого.
Орел поднес Николь стакан воды и сел возле нее.
— Давайте подойдем к вопросу логически, — проговорил он. — Мы вполне определенным образом сообщили вам, что нашей главной целью является сбор подробной информации о космических путешественниках, населяющих эту Галактику. Так?
Николь кивнула.
— Мы также соорудили внутри Рамы поселение на две тысячи землян и отсылаем вас и вашу семью за теми людьми, что отправятся в этот наблюдательный вояж. И эта видеопередача всего лишь извещает землян о том, что мы в пути и что две тысячи представителей вашего вида, оснащенные всеми необходимыми предметами вашей культуры, должны ожидать нас возле орбиты Марса. Что в этом плохого?
— Но текст, — возразила Николь, показывая на врученный ей электронный блокнот, — составлен крайне расплывчато. Я не говорю уже о том, что неясна судьба этих людей — понятно лишь, что о них будут «заботиться» и «наблюдать» за ними во время какого-то путешествия. Ничего не говорится о том, почему проводятся подобные наблюдения за людьми… ни слова об Узле и его управляющем интеллекте. Кроме того, общий стиль выдержан в угрожающих интонациях. Я должна сказать людям Земли, что, если Раму не будут встречать на орбите Марса, корабль приблизится к Земле и «заберет нужные образцы в менее доброжелательной манере». Заявление дышит враждебностью.
— Если вы хотите, можете ввести свои стилевые поправки, не меняя смысла, но я вынужден предупредить вас: мы обладаем огромным опытом в составлении таких сообщений. Оперируя с видами, подобными вашему, мы всегда достигали максимального эффекта при использовании не слишком конкретных формулировок.
— Тогда почему вы не разрешаете мне взять документ домой? Мы могли бы все обсудить с Майклом и Ричардом и смягчить по возможности тон.
— Потому что передачу следует подготовить сегодня. Мы готовы обсудить с вами любые поправки и будем работать, сколько потребуется. Но все должно быть закончено сегодня — до возвращения в семью.
Голос звучал дружелюбно, но смысл слов был абсолютно ясен. «Выбора нет,
— решила Николь. — Мне приказывают исполнять». Несколько секунд она глядела на странное создание, сидящее возле нее. «Этот Орел — просто машина, — сказала она себе, чувствуя, как нарастает гнев. — Он просто выполняет заложенную свыше программу… Стоит ли сердиться на него».
— Нет, — резко проговорила она, удивив отказом саму себя. Николь качнула головой. — Я не стану этого делать.
Орел не был готов к подобной реакции Николь. Наступило долгое молчание. Невзирая на возбуждение, Николь не могла заставить себя отвлечься от странного компаньона. «Что с ним сейчас происходит? — гадала она. — В мозгу его подключаются новые логические контуры более высокого уровня? Или же он сейчас получает сигналы извне?»
Наконец Орел поднялся.
— Что ж, — сказал он, — вы удивили нас… Мы не ожидали отказа.
— Значит, вы не обратили внимания на мои слова… Мне кажется, что вы или то, что командует вами, используете меня, объясняя по возможности меньше… Если вы хотите, чтобы я что-то делала для вас, дайте ответ по крайней мере на часть моих вопросов.
— И что
именновы хотите узнать?
— Я уже сказала, — не скрывая разочарования, ответила Николь. — Что за чертовщина здесь творится в действительности? Кто или что вы есть на самом деле? Зачем вы хотите наблюдать за нами?… Кстати, раз уж зашла речь, зачем вам потребовалась эта репродуктивная пара? Мне никогда не нравилась идея расставания с семьей — наверное, следовало сильнее протестовать с самого начала. Если ваша техника настолько великолепна, что вы способны создать такие невероятные сооружения, как Узел, почему нельзя просто взять яйцеклетку и сперму…
— Успокойтесь, миссис Уэйкфилд, — проговорил Орел. — Я еще не видел вас такой возбужденной, а считал самой уравновешенной личностью во всей группе.
«И самой податливой, конечно же, — решила Николь. Она подождала, чтобы успокоиться. — Этот загадочный интеллект наверняка полагается на определенную вероятность того, что я буду кротко исполнять все приказы… ну что ж, вот я и надула тебя».
— Видите ли, мистер Орел, — сказала Николь, помедлив несколько секунд.
— Я не глупа. Я понимаю, кто здесь хозяин. Просто я полагаю, что мы, люди, заслуживаем, чтобы с нами обращались с чуть большим уважением. И наши вопросы вполне закономерны.
— А если мы дадим вам исчерпывающий ответ?
— Вы наблюдали за мной более года, — проговорила Николь и улыбнулась. — Неужели я зарекомендовала себя неразумной?
