Тайны мятеж-войны - Россия на рубеже столетий

      В среднем в течение Великой отечественной войны численность фланговых группировок РККА составляла:
      Закавказского Фронта (1941-1942 гг.) - 450-500 тыс. человек, в том числе иранский корпус 40-60 тыс.;
      21, 23 армий правого крыла Ленинградского фронта (1941-1944 гг.) - 130-190 тыс.;
      Карельского фронта (1941-1944 гг.) - от 300 до 460 тыс. человек;
      Следует добавить, что на потенциально опасном Восточном театре войны практически всю войну содержалась группировка численностью до 550 тыс. человек.
      Итого, при численности действующей армии 2,9-5,6 миллионов общая численности группировок на второстепенных участках советско-германского фронта и на Востоке в отдельные годы достигала 1,2 миллиона человек и более. В составе этих группировок содержалось в среднем не менее 40-45, а в 1941 году - 86 общевойсковых дивизий, что требовало отвлечения значительных материальных ресурсов и сил, которые были необходимы для отражения германской агрессии на главном, Западном направлении.
      Приведу более подробные данные по Северо-западу: численность Карельского фронта в среднем за весь период войны составляла 300 тыс., а при проведении наступательных операций в 1944 году доходила до 460 тыс. человек.
      Против финских и немецких войск на Сев.-Западе в разные периоды войны было задействовано от 20 до 30 дивизий, объединенных в пять армий.
      За четыре года войны на Северо-Западе только в одной оборонительной и в двух стратегических наступательных операциях ВС СССР потеряли более 100 тыс. убитыми и пропавшими без вести, около 150 тыс. было ранено. Вместе с умершими в блокированном Ленинграде (более 600 тыс. человек и порядка 26-30 тысяч погибших из числа мирного населения в Карелии и Мурманской области) союз Финляндии и Германии только на северо-западе стоил СССР около 1 миллиона человек убитыми и умершими.
      Поддержание группировки РККА на Северо-западе в боеспособном состоянии требовало содержания в готовности к призыву общего резерва в тылу численностью до 900 тыс., которые тоже могли бы быть использованы на других фронтах в 1941-1943 гг.
      Таким образом, союз Германии и Финляндии оказался одним из важнейших условий для развязывания войны против СССР, а прямое участие Финляндии в агрессии на северо-западе (так же как участие в войне Румынии, Италии, Венгрии) позволило Германии успешно вести наступательные операции на главном направлении Западного театра войны вплоть до 1943 гг.
      Можно ли было вывести Финляндию из войны?
      Вопрос вполне правомерен. Но ответить на него можно только рассматривая союз Германии с Финляндией и ее участие в агрессии против СССР в 1941 году в контексте советско-финских отношений в предшествующие Великой Отечественной войне годы и в первые месяцы после ее начала. Имею в виду некоторые странности в отношениях СССР и Финляндии в преддверии большой войны.
      Не углубляясь в историю непростых русско-финских отношений, можно отметить следующее: по существу стратегическая незавершенность "зимней войны" 1939-40 гг. не позволила вывести Финляндию из состояния ожидания выгод заключения союза с Германией при изменения стратегической ситуации в пользу Финляндии. Вполне определенно об этом говорилось в первом капитуляционном приказе Маннергейма от 13 марта 1940 г. Следует отметить, что не произошло полной оккупации Финляндии советскими войсками в результате "зимней войны" 1939-1940 гг. Более того не было нанесено превентивного удара по ее территории и войскам в июне 1941 года, когда вполне ясно обозначились финские замыслы по отторжению части территории России.
      Безусловно, в 1940 году в советских правительственных кругах присутствовали политические соображения, был расчет на благоразумие финских политиков и надежды на заключение прочного мира и продолжение сотрудничества на взаимовыгодных условиях.
      Такая позиция советского руководства в 1940 году была принята за слабость и породила надежды на осуществление планов аннексии Карелии и части Мурманской области в новой стратегической ситуации 1941 года. О существовании твердого намерения финнов добиться исполнения своих геополитических планов после "зимней войны" свидетельствует ответ на запрос внешнеполитического ведомства США (адресованный МИД Финляндии) уже в октябре 1941 года по поводу ее участия в агрессии против СССР на стороне Германии.
      По существу вопроса финский МИД в ответной ноте США дал следующие разъяснения: "Финляндия стремится (в союзе с Германией - С. А.) обезвредить и занять наступательные позиции противника, лежащие далее границ 1939 года. Было бы настоятельно необходимо... предпринять такие меры уже в 1939 году во время первой фазы войны, если бы только ее (Финляндии, - С. А) силы были для этого достаточны". Это было сказано в то время, когда финские войска во взаимодействии с группой войск "Север" фактически блокировали Ленинград, стояли на рубеже р. Свирь, зап. берег Онежского озера, Медвежьегорск, Ухта, когда ими было полностью парализовано движение по Кировской железной дороге, когда финны были близки к овладению Беломорско-балтийским каналом от Повенца до Беломорска.
      То же было изложено в телеграмме МИД Финляндии посольствам за рубежом в июне 1941 года (за несколько дней до начала агрессии против СССР). Перед этим было полтора года приготовлений и достижения договоренностей о сотрудничестве, но не с СССР, а именно с Германией в расчете на оккупацию и последующее присоединение Карелии при изменении на ТВ ситуации в целом. Об этом ясно дает понять, например, Кейтель, указывая на ставшие ему известные "контакты правительственных команд" в мае 1941 года.
      Как водится, планы согласованной германо-финской агрессии на северо-западе связывались с созданием "Великой Финляндии от моря до моря" при разделе сфер влияния и ресурсов советского Заполярья.
      Ни Маннергейм в своих мемуарах, ни ведущие финские политики не упоминают о содержании приведенной выше ноты по сути разъяснений финской позиции в отношении СССР. Наверное, упоминания об этом не было из простых соображений "не будоражить финскую общественность" и сохранить стабильность (или ее видимость) в послевоенном мире".
      Но интересно то, что те же намерения и ожидания присутствовали в сознании советского военно-политического руководства не в послевоенных мемуарах, а в директивах войскам с началом агрессии Германии. Так, уже когда немцы бомбили территорию СССР и атаковали по всему фронту западную границу Советского Союза, утром 22 июня командование ЛенВО получило директиву НКО No02, в которой последний пункт гласил следующее: "На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать", подпись - Тимошенко, Маленков, Жуков (22.6.41 г., 7.15). Думаю, не приходится особенно сомневаться в том, что упомянутая Директива носила действительно больше политический, чем оперативный характер. Именно этим объясняется появление в ней подписи Маленкова.
      Именно эти ожидания политиков, закрепленные в "оперативных директивах", необъяснимых для действующей армии и являются одной из причин наших поражений в первом периоде войны.
      "Особых распоряжений" о бомбардировке объектов на территории агрессоров (Румынии и Финляндии), так и не последовало.
      По признанию даже финских историков "территорию Финляндии фактически не бомбили" как, например, территорию Германии. Однако, как пишут финны "в феврале 1944 года состоялось три не самых сильных ночных налета на Хельсинки", но именно эти демонстративные по масштабам действия ВВС СССР, подвигли финское руководство к мысли о выходе из войны. В марте специальный представитель президента Финляндии - советник Паасикиви по договоренности с советским руководством выехал в Москву через линию фронта для выяснения условий заключения мира.
      Однако, налеты оказались не достаточно "убедительными" для сейма Финляндии, чтобы решиться на разрыв с Германией. Война на северо-западе продолжалась до октября 1944 года.
      "Но Финляндию, опять, не бомбили..."
      И только проведение на северо-западе двух стратегических наступательных операций (Петрозаводск-Выборгской и Петсамо-Киркинеской) наземными войсками ВС СССР летом-осенью 1944 г. окончательно убедило руководство Финляндии в необходимости очистить оккупированную территорию Советской Карелии и Ленинградской области. Но это стоило РККА и флоту СССР 117-тысячных потерь в личном составе, в том числе около 30 тысяч убитыми. Можно было убедить финское руководство за счет решения проблемы вывода Финляндии из войны другим способом, по примеру США и Великобритании. Но советское руководство проявило гуманизм и естественно были неоправданные с точки зрения стратегии потери.
      Возможно, с точки зрения "гуманитарного права" здесь не место рассматривать политические ожидания и последствия "ковровых бомбежек" или "превентивных ударов" для вывода из войны прямого агрессора или потенциального участника агрессии. Но очевидно, что "жестокость - есть высшая форма гуманизма на войне", если действительно иметь в виду "не исторические водевили, а миллионные потери и подвиг народа".
      И желательно, чтобы в будущем было поменьше жестокости к своему народу, а для того чтобы проявлять модный ныне гуманизм следует осуществлять жесткую политику к потенциальным агрессорам в интересах России и всеобщей безопасности. Пока видим неоправданный гуманизм к агрессору, что оборачивается жестокостью к своим войскам и к собственному народу.
      Стоит ли удивляться, что борьба с бандитизмом требует массового героизма со стороны войск и невероятных жертв народа, а специфические приготовления организованных банд к ведению полномасштабных действий воспринимаются как безобидные действия мирного населения и миграция от ужасов войны?
      Вспомним хотя бы образование 200 тысячного контингента беженцев на территории Ингушетии, по существу это было отселение бесполезного для войны чеченского населения из зоны боевых действий при условии его содержания "федералами". Можно напомнить уже основательно забытые терракты в Москве осенью 1999 года с целью оказания давления на психику народа и "сражение" 6 пдр 76 вдд в марте 2000 года. Действительно, слабость порождает агрессию, а ничем необъяснимый гуманизм к "условно мирному населению" - только жестокость к собственным войскам и русскому народу.
      В России такие соображения стали каким то странным правилом политики и стратегии.
      Но соответствует ли подобное "правило" интересам народа?
      Почему нас преследовали неудачи в первый период войны вплоть до конца 1942 года?
      Можно найти объяснение этому "внезапностью нападения". Но внезапность может быть только тактической, когда тебя застали врасплох, неподготовленным к бою. Примеров можно привести множество от бомбардировки немцами целых авиадивизий на аэродромах базирования мирного времени, до обстрела казарм со спящим мирным сном личным составом дивизий, своевременно не выведенных в районы сосредоточения или боевого применения.
      Но всё упорно переводится на "стратегическую внезапность", как будто бы война "грянула как гром с ясного неба".
      Так ли это?
      Наверное нет, все понимали неотвратимость столкновения с объединенной гитлеровской Германией Европой. Но креститься начали после того как своевременно не были предприняты меры исключающие тактическую внезапность. На фоне ошибок стратегического звена управления и общей неготовности страны и ВС к отражению агрессии многие по сию пору открещиваются от того, что была проявлена элементарная нераспорядительность в низовых звеньях управления в 1941 году.
      Действительно, можно все ошибки свалить на политическое руководство и лично Сталина, который "не дал прямого указания на вывод войск по тревоге из военных городков".
      Но так ли велика вина Сталина, при наличии ГШ и НКО, если в войсках Западного особого округа в результате нераспорядительности дело дошло до "стратегической внезапности и невосполнимых потерь личного состава в казармах"?
      Для России действительно характерна "общая неготовность к войне" - такова ее специфика и особая стратегия отражение агрессии "массовой армией". Прежде всего в расчете на ее отмобилизование в течение 1-3 месяцев. Но факт и в том, что на флотах, встретили войну в боевой готовности и понесли минимальные потери, для них тактической внезапности не было.
      Опыт войны и современных военных конфликтов показывает, что наша система тревог и степеней повышения боевой готовности не соответствует условиям и требует пересмотра, примерно так же как это случилось в 1976 году, по инициативе НГШ Маршала Советского Союза Куликова. Правда, тогда обошлись "косметическими мерами" модернизацией системы БГ, исходя из политических соображений и "собственного опыта войны". На этом ситуация с модернизацией системы перевода войск с мирного на военное положение была заморожена и поэтому сегодня с полным правом можно говорить о том, что мобилизация превратилась в исторический анахронизм для НАТО, а мы топчемся на месте, не понимая, что в основе реформ должна быть существенная перестройка именно мобилизационной системы ВС и государства в целом.
      Следует отметить, что в 1976 году правоприменение ВС в силу непонимания общего замысла перевода войск на военное положение на низовом звене для исполнителей было усложнено до предела. Вместе с тем, одни и те же недостатки в боеготовности повторялись и повторяются по сию пору. То, что было услышано когда - то на разборе учений (25-30 лет назад) слышится и сегодня. Практически без изменений повторяются формулировки недостатков процесса перевода ВС с мирного на военное время тогда и сегодня.
      Современное положение ВС до крайности усложнилось, а застаревшие проблемы остались и приобрели характер неразрешимых противоречий по несоответствию численности и состава войск мирного и военного времени, условий содержания войск и способов комплектования, требований мобилизационного развертывания и наличных ресурсов. Здесь можно отметить рассогласование средств и способов достижения политических целей государства в военно-экономической сфере: дальнейшее содержание армии становится опасным для государства, но ее ускоренный демонтаж с благими намерениями еще более опасен для общества в силу неуправляемости процесса ликвидации избыточного вооружения. Рассогласование настолько велико, что ни только об искусстве, но и самой стратегии говорить не приходится.
      И тем не менее, сегодня как в 1941 году вопрос заключается даже не в наличии или отсутствии руководящих указаний, а в практике применения предусмотренных мер повышения боеготовности в соответствии с обстановкой и состоянием войск.
      Дело в инициативе, которая не должна быть связанна ожиданием указаний, дело в ответственности правоприменителей и условий для применения войск, в отсутствии нормальной нормативно-правовой базы существования ВС, законов военного времени.
      Дело в общих подходах к решению проблем отражения агрессии с точки зрения интересов России, а не опасения спровоцировать войну или решения проблем миротворчества из гуманных соображений с оглядкой на интересы НАТО.
      И речь не о том, что создание "профессиональной полностью боеготовой и компактной армии" неприемлемо для России. Напротив, можно согласиться с тем, что опасность консервации архаичного облика как раз и заставляет рассматривать перспективу развития ее ВС из современного состояния в духе мировых тенденций, которая практически безальтернативна. Но есть ли возможность перейти к новому качественному состоянию ВС РФ в ближайшее время или надеяться на отражение агрессии Североатлантического блока, который в мирное время способен создать стратегические группировки объединенными вооруженными силами без всякого отмобилизования?
      Однозначного ответа на вопрос нет.
      Действительно, сегодня положение в целом весьма похожее на ситуацию 1940-1941 гг.
      В связи с этим, следует остановиться на нескольких "проблемных" для российской стратегии вопросах.
      Во-первых, о продвижении НАТО на восток.
      Во-вторых, о правомерности превентивных действий для обеспечения безопасности России.
      В-третьих, о военно-технической политике России на ближайшие 10-12 лет и в перспективе до 2025 года.
      Что касается взаимоотношений с Северо-Атлантическим союзом, то здесь политика уступок и умиротворения без сомнения не может быть полезной для России и не принесет желаемых результатов мировому сообществу.
      Как бы не хотелось предполагать лучшее, - НАТО создавалось в качестве противовеса СССР и, по большому счету, против России. Как и в тридцатые годы процесс стратегических натовских новаций канализируется в восточном направлении. Более того, он приобретает действительно глобальный характер, и речь уже идет не только о флангах, если в перспективе НАТО может оказаться в районе Запорожье-Харьков-Мелитополь и в Грузии.
      В этих условиях для России есть только два пути.
      Первый - безоговорочная капитуляция и ликвидация всего оборонного потенциала, и тогда нужно немедленно переходить к профессиональной немногочисленной армии, не мучая население рассуждениями о национальной безопасности России. При безусловном доминировании США о безопасности и политической самостоятельности России в этом случае и речи быть не может. Не нужно заблуждаться, даже при сдержанном продолжении современной политики через 2-3 года возможности для проведения самостоятельной российской внешнеполитической линии будут существенно ограничены.
      Второй путь - сильная политика, исходящая из интересов России. Пока еще это возможно.
      Отсюда, совершенно ясно, что все должны знать: в России есть все средства для отражения агрессии и в случае необходимости они будут неотвратимо применены в соответствии с масштабом угроз. А для того чтобы существующая военная опасность не превратилась через "миротворчество" неожиданно в прямую угрозу уничтожения народа и, так сказать, мировой цивилизации, все должны знать о возможности нанесения превентивного удара всеми средствами, включая и ядерное оружие.
      Безусловно это опасное, но одновременно наиболее сильное средство сохранения мира. Но средство доступное и не более опасное сегодня для России, чем многолетняя "холодная война", которая собственно привела к разгрому СССР. Никто наверное не забыл, что это была наша Родина, великое Отечество, большая Россия.
      Нельзя допустить, чтобы началась новая гонка вооружений, и наверное мало кто в мире имеет намерение повторить подвиг США и СССР по наращиванию потенциала до безумных пределов 70-80 годов.
      Но нельзя не заметить, что на фоне все более уменьшающегося военно-экономического потенциала РФ выстраивается политика достижения выгодных условий мира для одной стороны с позиции победителя (США) по отношению к слабейшему - России.
      Для государственной политики стратегия действительно должна превратиться в искусство согласования средств и способов достижения политических целей России, а не целей НАТО под вывеской "партнерство ради мира".
      Что касается военно-технической политики, то положение действительно представляется почти полной аналогией предвоенному, незавершенность войны в Чечне, реформирование армии на фоне падения ее технического потенциала, в отсутствие сколько либо состоятельных союзников. Восстановить разрушенное в сфере мобилизации будет практически невозможно. Следует напомнить, что в 1941 г. РККА едва оправилась от милиционной системы (принятой при реформировании РККА в 1925 году в качестве основы военной реформы).
      Но это является одной из причин поражений в начальный период войны при столкновении с заранее отмобилизованной гитлеровской машиной.
      Очевидно, что государственная политика в военной сфере это улица с двухсторонним движением. Однако сегодня все стараются ехать в кажущемся выгодным направлении - сокращения ВС ради достижения экономической безопасности. Тали это выгодно, если при этом, как то забывается, о военной безопасности России, которой "сегодня ничто не угрожает".
      Ястребы из ГШ не должны просто рассуждать об уроках войны. В рассуждениях по поводу истории должна проводиться стратегически выгодная для России линия. Здесь не уместны рассуждения о выгодах мирового сообщества, НАТО и США, которые все же объективно заинтересованы в ослаблении стратегических позиций РФ.
      О нанесении превентивного удара
      Осторожно отмечу, такие соображения, безусловно, присутствовали в правительстве и в Генеральном штабе СССР, - не утвержденная политическим руководством "карта-решение на превентивный удар" действительно была. Но ее существование не говорит о том, что советское руководство было озабочено "продвижением идей коминтерна и мировой революции в Европу" (к этому времени "коминтерн" прекратил свое существование, а идея мировой революции, говоря современным языком, превратилась в некое виртуально-идеологическое клише).
      "Соображения" о создании оборонительно-наступательных группировок для нанесения упреждающего удара естественно укладывались в рамки общепринятой военной стратегии, и вполне соответствуют ее принципам. Они никак не противоречили военно-политической ситуации, создавшейся вокруг СССР в предвоенные годы и принципам стратегии1.
      Попытаюсь пояснить эту мысль примером из той же финской войны, как преддверия Великой Отечественной.
      Досужие исследователи бесконечно задают вопрос: "почему большой Советский Союз три месяца возился с маленькой Финляндией, а первый период войны 1939-1940 гг. был более чем неудачным для РККА?
      По мнению некоторых исследователей, простой ответ на него это наличие в руководстве "шапкозакидательских настроений" и "дурость сталинских генералов".
      Однако анализ ситуации и фактов показывает, что не все было так просто как это кажется даже военным аналитикам.
      Так оценивая группировку советских войск в октябре-ноябре 1939 года финский генштаб делает вывод о том, что !"она (группировка) не превышает обычных нормативов характерных для обороны" и не способна решать задачи наступательной войны. Последующие военные действия показали, что финны не ошиблись в оценке исходного состава и возможностей развернутых на ТВ войск ЛенВО.
      Более того, не вызывает сомнения тот факт, что в составе ЛенВО только одна из четырех, а именно 7 армия была более или менее боеготовой. Она и наносила "главный удар" на Выборгском направлении, все остальные имитировали активность, в расчете на скорое заключение перемирия. По сути это был превентивный удар ограниченными средствами, который совсем не преследовал цель достижения полного разгрома ВС Финляндии и ее оккупацию, как представляется. Цель состояла в другом -демонстрацией намерений заставить финское правительство пойти на уступки и достич взаимовыгодного мира малой кровью и без разрушения финской экономики.
      Разумеется, попытка решить наступательные задачи оборонительными группировками не могли привести к успеху, а потери войск превысили все допустимые пределы. Следует напомнить, что 30 ноября в день перехода границы советскими войсками, правительством СССР было предложено немедленно возобновить мирные переговоры. На эти предложения последовал отказ в категорической форме и войска были вынуждены в течение месяца преодолевать предполье, на ходу проводить перегруппировку и перестраивать не только управление группировкой с образованием Сев.-Зап. Фронта, но создать полноценную систему обеспечения при доведении состав войск действующей армии до 48 дивизий (в резерве было развернуто еще не менее 10 соединений) с общей численностью 860 тыс. человек (исходная численность войск - была около 350 тыс.)
      Замечу, что в условиях своеобразного северного ТВД, зимой и этого оказалось мало.
      Однако факт заключается в том, что созданное только в конце войны 3 кратное общее превосходство по личному составу, опыт и проявившиеся преимущества в технике позволили средствами и способами военной стратегии добиться мира на условиях СССР. При этом без разгрома финских ВС, в отсутствии какого бы то нибыло воздействия на финскую экономику и при осозанном отказе от оккупации Финляндии. Казалось бы все условия мирного сосуществования были достигуты
      По существу это было главным политическим результатом войны.
      И такие итоги не удивляют, поскольку они были естественным продолжением последовательной политики СССР на сохранение хотя и призрачного но мира. Дело другое, что расчет финских политиков строился на других политических основаниях. В Финляндии присутствовали надежды на помощь Запада и скорое заключение выгодного союза с Германией против великодушного соседа, а так же соображения о возможности продолжения войны в новой стратегической ситуации и достижения односторонне выгодных целе войны против СССР.
      В известной мере ожидания финского руководства оправдались. Но это не говорит о том, что подчиненная политике советская военная стратегия потерпела фиаско, и не о том, что сталинские генералы были дурные. Дело в том, что не оправдались политические ожидания руководства СССР о возможности наладить дружественные отношения с соседями на приемлемых для всех условиях.
      Так могла ли Красная Армия нанести превентивный удар в 1941 году?
      Думаю, что для нанесения такого удара по немецким войскам были все основания, но удар не состоялся и планы остались не утвержденными по нескольким причинам.
      Во-первых, овладение временно инициативой в отсутствии достаточных сил, не могло привести к заключению даже сомнительного мира. Во-вторых, так же как в случае с Финляндией, это немедленно "толкнуло бы Германию в объятья мирового сообщества" - империалистов США, Англии и Японии. Расстановка политических сил в мире в связи с этим изменилась бы не в пользу СССР и привела бы к согласованной антироссийской стратегии объединенной Европы и США.
      В этом смысле даже выигранное превентивное сражение с гитлеровской армией в 1941 г. было бы для СССР равносильно проигрышу войны с империалистическим окружением. Это прекрасно понимал Сталин. Потому планы ГШ остались на бумаге. Кроме того, в 1941 г. просто не было сил, нужно было ждать и всемерно оттягивать неизбежную агрессию Германии на более поздний срок. Именно поэтому карта решение не была утверждена.
      Понимал ли ситуацию при всем его авантюризме Гитлер, когда решился развязать "превентивную войну" с СССР именно весной или в начале лета 1941 года? Безусловно. И здесь присутствовали не только прусские стратегические идеи, но и точный расчет при планировании войны на временную слабость СССР, вооруженные силы которого оказались на этапе, если хотите реформирования, в том числе в части переворужения и организационной неразберихи после ликвидации милиционной системы формирования РККА.
      Германскому верховному командованию было известно состояние ВС СССР и перспектива встретиться с реорганизованной КА на нейтральной территории при весьма туманных надеждах достижения приемлемых условий послевоенного мира никак не устраивала Германию. Кроме того, прусская военная мысль не допускала возможности серьезно оспаривать тезисы Гитлера о "колоссе на глиняных ногах" и скорой победе "в краткосрочной компании". Во второй раз в июне-октябре 1941 г. в Германии успешно, но временно сработал авантюристический план ведения "победоносной войны на два фронта".
      Исход известен, "бесспорный военный успех и победа в приграничных, якобы, в "превентивных сражениях" 1941 г. по существу привели к стратегическому поражению и к полной капитуляции Германии в 1945 году. Но от разгрома и полного уничтожения Германию спасла не только капиталистическая солидарность, но еще в большей степени гуманизм советского народа, стратегия Сталина, и желание обеспечить длительный мир для России при наличии союзников в Европе. В рамках этой политики вполне объяснимо создание соцлагеря и ОВД, но одновременно это причина наших поражений, как следствие истощения собственных ресурсов в холодной войне с США.
      Наверное не нужно напоминать о послевоенном состоянии СССР, ФРГ и ГДР. Если ФРГ это результат действия плана Маршалла для будущего союзника Америки, а ГДР "витрина социализма", то СССР - стал "гуманитарным козлом отпущения" в "холодной войне" и потерпел сокрушительное поражение, несмотря на то, что была победа народа в самой жестокой схватке с передовым отрядом империализма 56 лет назад.
      В связи с этим, не лишнее задать вопрос: оправдаются ли политические ожидания о преемлемых условиязх мирного сосуществования сегодня, в новой для России стратегической ситуации. То что она является новой и весьма невыгодной для России сомнений нет, а продолжение политики с позиций слабости не сулит ничего хорошего ни с либерализованой экономикой, ни с военной стратегией в русле мировых тенденций при отсутствии средств на содержание ВС.
      Играть в войну конечно не стоит, но прикидываться непонимающими о чем идет речь тоже не имеет никакой перспективы.
      "Перманентная война" за душу воюющего народа
      Вполне понятно, что гитлеризм был непримиримым врагом "советов и коммунизма". Но если бы два "диктатора договорились о мирном сосуществовании," то могло ли это устроить США и Англию? Скорее всего нет, потому, что гитлеровская Германия на то время была авангардом мирового империализма, а его политическая цель без сомнения состояла в уничтожении стремительно набиравшей мощь России, как антипода созданной ныне западной цивилизации, называемой в то время и сегодня - "свободным миром".
      В то же время, в полном смысле слова с закономерностью проявляется известное: "у России только два неизменных союзника - Армия и Флот, а также "в политике нет союзников, есть только национальные интересы".
      Что изменилось на рубеже столетий?
      Только то, что немцам, финнам и прочим претендентам на российские ресурсы "двумя капитуляциями" привито стойкое отвращение к завоеваниям чужих территорий военной силой". Впрочем, так ли стойко это отвращение? Но разве разрушение СССР, на фоне объединения Германии и интеграционных процессов в мире и Европе не доказывает того, что цель мировой политики в отношении России и стратегия НАТО остается неизменно агрессивной. Даже при условии прикрытия ее "миротворчеством".
      И неважно, что будет причиной агрессии: польские (финские, китайские) притязания, немецкий реваншизм, прусский милитаризм или американский агрессивный глобализм, продвижение германских экономических интересов на Украину, потворство этому на территории России, исламский фундаментализм и его проникновение на Волгу до Ярославля или "тихая агрессия Востока" в Приморье.