Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды

Манвэ пожал плечами:

– Ты Феантури, тебе виднее. Я послал его отдохнуть. А он тебе что рассказал?

– Что он мне мог рассказать?

– Возможно, что-то, что укрылось от меня, ты же ведаешь иногда то, что мне неизвестно.

– Потому что со мной не боятся говорить.

– А что проку бояться меня? Захочу – все равно узнаю. – Владыка нехорошо улыбнулся.

– Вот именно! – вскипел Ирмо. – А пока что твой собственный майа, твой ближайший помощник смертельно боится тебя, несмотря на привязанность… Но ты, похоже, все же перебрал…

– Меня многие боятся, – равнодушно процедил Манвэ.

– Еще бы. А тебя кто-нибудь любит? А ты-то хоть кого-нибудь любишь?

– Ты уже задавал мне как-то этот вопрос, Лориэн, – холодно проговорил Король. – Это не имеет отношения к теме.

– Не имеет?! А то, что ты довел до отчаяния того, кто не может быть без тебя? Довел до того, что он просил у меня забвения?!

Манвэ слегка нахмурился, тонкая вертикальная складка прочертила лоб.

– Забвения? Зачем?

– Он отчаялся – до безразличия, до нежелания быть. Он был уверен, что ты отослал его ко мне, чтобы изменить, стереть память. Как тем… Только тут память исчезнет лишь вместе с личностью.

– Да не хотел я его памяти лишать! И прогонять не собирался – он провинился и был наказан. Я его пальцем не тронул.

– Ага. Прикоснулся лишь, когда оковы снял. Ты способен птицу на лету заморозить, хотя вроде и не твоя это стихия – лед…

– Не моя. Моего брата. Дальше что? – сощурился Владыка. Тонкие, красиво изогнутые брови сдвинулись к переносице.

– Ты отталкиваешь тех, кто близок. Зачем? И как ты можешь рвать связь между собой и сотворенным тобой?

– Я этого не делал. Ни сейчас, ни… тогда.

– А зачем – ты просто убиваешь. Отчаянием. Страхом. Не Мелькор, ты – разрушитель! – выпалил Ирмо, разозлившись окончательно, потом посмотрел на Манвэ. Пальцы Короля чуть сильнее, чем надо, сжали подлокотники кресла. Он сказал:

– Допустим. Но Эонвэ – мой майа и останется таковым навсегда. Да и куда он денется?

– Не знаю. Это сейчас он не представляет жизни без тебя. Придет время – научится. Так что давай, помоги ему, продолжай в том же духе…

– Если уйдет, я не буду его преследовать… – криво усмехнулся Король.

– До тех пор, пока…

Ирмо осекся, поймав взгляд Владыки. Такой боли он не видел давно – глубоко скрытой на дне потемневших глаз. Утонченно-красивые черты лица остались неподвижны, храня надменное выражение, но там, за синим стеклом, клубилось нечто… Ирмо невольно сплел пальцы, стиснув ладони…

– До тех пор, пока не совершит нечто неподобающее? – продолжил меж тем Манвэ безжизненно ровным голосом. – Он не совершит. Не совершит, слышишь? Никогда! Он сотворен подобным мне и преданным мне – безраздельно! И он исполняет мою Волю, а я ничего не делаю неправильно, не по Замыслу, он не уйдет, и с ним ничего не случится, – это был уже лихорадочный, свистящий шепот, так непохожий на обычно плавную речь Короля. Казалось, он говорит это себе, уже не замечая Ирмо. – Ни с кем ничего подобного не случится. Этого не будет – больше никогда не будет… – Ирмо показалось, что Манвэ безумен – хотя такого не могло быть, но глаза были пустые, невидящие, точнее, видящие то, что мог видеть лишь он. Голос Короля пресекся…

– Манвэ… – невольно вырвалось у Мастера Грез.

– Что? – Разом вернувшись в окружающий мир, Владыка выпрямился в кресле. – Что тебе надо, Лориэн? Чтобы я привязал его к себе еще крепче? Любовь, привязанность – зачем? А если что-то произойдет – опять терять? Ему это зачем – если со мной… – Он резко замолчал, потом продолжил уверенней: – Нет, со мной ничего не будет, никуда не денусь и гнев не навлеку, я же ни в чем не нарушаю Его волю… Этого не может быть, – рассеянно проговорил он.

Ирмо почудился страх. Манвэ боялся. Чего? Кого?

Но задать прямой вопрос он не решился. Если Манвэ и трус, то говорить это ему в глаза не стоит. И еще что-то, какое-то неясное ощущение остановило Мастера Грез. Какой-то не такой это был страх.

– О чем ты, Владыка?

– Я? Так, ни о чем. Тебе не стоило обращать на это внимание.

– Если я уже здесь… – прошептал Ирмо.

– Ну и что? Ты пришел объяснить, что с Эонвэ, вот и объясни, будь любезен.

– Ты не только его довел. Ты и себя уничтожаешь. И не знаю, смогу ли помочь тебе.

– Не думаю. И кажется, я тебя об этом не просил.

– Ты же не даешь себе расслабиться ни на мгновение. Разрушаешь себя… И тех, кто рядом. Тех, кто ближе. Тех, кто любит тебя, несмотря ни на что…

– Я ни от кого не жду любви. Что проку любить, если… если приходится выбирать между любовью и обязанностью, долгом… Знаешь, есть порода пастушьих собак – они кусают отбивающихся от стада овец, чтобы не разбегались… Ты полагаешь, что кто-то принимает во внимание, любят ли овцы собаку?

– Ну нельзя же так, – прошептал Ирмо. – Но… почему ты действуешь страхом? Разве лаской нельзя? Почему ты хотя бы иногда не поговоришь с кем-нибудь…

– О чем?! Об этом? Ты что, Ирмо, совсем в своем Саду грез перебрал? С Вардой? Ей и так хватает, не зря к тебе ходит… Или с Эонвэ? Для чего? Чтобы по-о-нял? – со злым ехидством протянул Король. «На, ешь, сам напросился!» – Ну не будет он меня бояться, я, собственно, специально к этому не стремился, поверит и – что? Будет исполнять все из любви, а не из страха? Какая разница?

– Он не в состоянии все время бояться. Если уж ты его таким сотворил, то наградил бы уж и более крепкими нервами…

– Что мог, то и сотворил! – огрызнулся Манвэ.

– А теперь с себя всякую ответственность снимаешь?

– Я отвечаю за любое из своих деяний, – отрезал Король.

Ирмо покачал головой. Куда увел их этот разговор? Куда зайдет? Он вступил на очень зыбкую почву, и как знать, какие меры по ограждению своей истрепанной души предпримет явно задетый за живое Владыка? Впрочем, раз уж так, надо идти до конца. Он ведь – Властитель Душ, кому еще это расхлебывать?

– Ну почему ты не хочешь хотя бы отдохнуть? Ведь Сады для того и существуют.

– Ты сам когда-то сказал, что врач нужен только живым, – что еще тебе надо? При чем тут я?

– Я не то имел в виду…

– Уже неважно – ты был прав. К тому же не вижу смысла уходить в грезы, в эти краткие часы веря, что все идет так, как хотелось бы, и вообще все просто замечательно и мило. Потом ведь придется проснуться.

– Но всем необходима передышка.

– О да! Люди вот, я слышал, при допросах с пристрастием (они же не могут, бедные, напрямую покопаться в мыслях) отливают время от времени допрашиваемого водой, чтобы не сдох раньше срока…

– Спасибо, Владыка, я тронут, – прошипел Ирмо.

– А при чем тут ты? Ты милосерден, делаешь, что можешь. Поплачутся тебе, успокоятся – и опять все тихо.

– И я скоро сменю прозвище Мастер Грез на Мастер Промывки Мозгов…

– Ты же не хочешь крови? Кровь в обмен на мир, память в обмен на кровь…

– Да сколько можно души наскоро латать? Впрочем, есть ли другой выход?

– Видимо, нет. Такова Предопределенность. По-иному еще хуже будет. Наверное, в нас какой-то изъян. Или, борясь с Тьмой, сами пропитались ей… Уничтожили, а семена прорастают. В Замысле же ничего такого не было… Замысел не мог быть несовершенен… И горе тем, кто попытается противостоять его выполнению…

– Так когда он, Замысел, будет исполнен?

– Это ведомо только Творцу. Мне Он открывает столько, сколько я в состоянии постичь, дабы я мог способствовать исполнению… – Голос Манвэ обрел привычную жесткость.

Ирмо с тоской взглянул на Владыку. Мелькнуло что-то – и вновь скрылось за железной завесой…

«А ты что думал, Ирмо? И так глубоко влез – из милосердия, конечно… Изящно, чистыми инструментами… Ничего, переживу. Неужели не ясно: собственное существование – не слишком большая цена за спокойную совесть и жизнь всех остальных, лишь вынужденных соглашаться с тобой – так или иначе…»

– Я постараюсь быть помягче с Эонвэ. – Владыка перевел разговор в прежнее русло. – Полагаю, он многое осознал, и нам обоим будет проще… договориться.

Владыка Грез понял, что аудиенция заканчивается, – видимо, Королю просто трудно сохранять спокойствие, а выказать боль или усталость он себе не позволит. А то, что он здоров и благополучен, «пусть в Лориэне рассказывает», как говорят в Валиноре. Только не придет он туда.

Ирмо встал, собираясь прощаться.

– Да, еще: тут объявились занятные создания, – проговорил, словно вспомнив только что, Манвэ, – ты, возможно, слышал о них?

– Об Аллоре? Конечно, Намо же мой брат. А кто еще? Ты сказал – создания?

– У него завелась еще и подруга. Тоже бывшая смертная.

– Ну так что? Приглядеться к ним повнимательней? – Ирмо выругал себя мысленно за то, что сам невольно проникся придворной манерой выражаться – нет чтобы напрямую спросить: «Покопаться в душе и памяти? Нужное привить, лишнее вычистить?..»

– Просто попытаться понять, что с ними происходило, – с усмешкой произнес Манвэ. – Там много загадочного, а мне не хотелось бы, чтобы у них начались неприятности. Право, жалко будет.

– А ты беседовал с ними?

– Да, вчера. – Манвэ в несколько штрихов-фраз описал визит недомайар.

– Они чем-то приглянулись тебе?

– Возможно, – высокомерно прищурившись, бросил Манвэ. – Ты осторожней с ними: они существа своеобразные, но достаточно гибкие… Словом, если выплывет что-то занятное, поделись, хорошо? – Это было равнозначно приказу – хоть и в расплывчатой форме: Манвэ оставлял Ирмо лазейку – на всякий случай. Так, по крайней мере, показалось Мастеру Грез.

– Хорошо, – проговорил он, чуть наклонив голову, – рад буду познакомиться. И все же – подумай о моих словах…

– Спасибо. Я подумаю. Когда-нибудь я, наверное, приду к тебе… – Манвэ улыбнулся. Ирмо стало немного не по себе от этой улыбки.

Он направился к двери, оглянулся напоследок и… увидел. Владыка не смотрел на Ирмо, словно забыв о нем. Лицо, обращенное к окну, страшно изменилось – тонкие, изысканные черты словно осыпались алмазным крошевом, и возникло – нечто, стеклянно-прозрачное, ломкое, как обугленный лист пергамента, сгорающий в страшном, холодном синем пламени… Казалось, облик скоро развеется колючим пеплом, а огонь долизывал, жадно и бесшумно, ниши глазниц…

Неужели это – тот яростный свет, приводящий в трепет всех в Благословенной земле? Беспощадный, отрешенный, как… как – Пустота? Выжигающий все, кроме ненависти и презрения… Уничтожающий…

Наверное, Ирмо вскрикнул, потому что Король обернулся, жестко глядя в лицо Владыки Грез, – от жуткого видения не осталось следа, только в глазах мелькали ледяные сполохи.

– Что это? – выдавил Лориэн. – Как…

– А-а, заметил… Моя ошибка. Ты же Видящий… Полагаю, ты понимаешь хотя бы теперь, что в твоих Садах мне делать нечего…

– И это тоже – Замысел? – выдохнул Ирмо.

– Это – плата. Замысел – цель, мы – лишь средства, орудия. А если орудие ломается, значит – не годится.

– Но кто заменит – нас?

Манвэ нехорошо рассмеялся:

– Никто, Ирмо, никто… А если Искажение победит, этот мир будет уничтожен – так открыл мне Единый.

– Так, значит, мы все выбираем – между гибелью и разрушением… – усмехнулся Ирмо. – Так мы все уже…

Манвэ устало откинулся в кресле:

– Мы ничего не можем менять в Предначертанном. Так что каждый пусть занимается своим делом. Я понимаю, тебе тяжело, Лориэн. Но ты не можешь иначе – так делай то, что свойственно тебе… Пока можешь… Иди, Ирмо. Ты ведь хотел поговорить? И мы поговорили, не правда ли?

– Да, – проговорил Ирмо. – Поговорили. – Он вздохнул. – Не бойся, от меня никто в Валмаре ничего не узнает – и так страшно. И все же… я буду ждать тебя. До встречи, Владыка.

Ирмо, чуть сгорбившись, медленно развернулся и вышел из комнаты, тихо-тихо прикрыв за собой дверь.

Манвэ уселся в кресле, подтянув колени к подбородку. Сколько еще он продержится? За все надо платить: за приговоры, за кровь, за страх – неважно, что иного не дано. Он уже почти ничто – но это ведомо лишь ему, Владыке. А Арда скоро выпьет его. Останется лишь стихия, никем не управляемая… Может, когда он совсем истощится, Единый смилуется над ним и возьмет к Себе, избавив от позора бессилия? Может, можно будет – уйти? Если на Арде все будет в порядке? Возможно, осталось немного. Выдержать… Вытерпеть – столько, сколько потребуется. Владыка нахмурился и нервно закурил, свернувшись в кресле. Его никто не видел – и на том спасибо.

* * *

Очнувшись от колдовского сна, Эонвэ огляделся. Сквозь кружева сумрака пробивались тонкие пряди закатных лучей. Майа потянулся, пытаясь сообразить, почему он оказался здесь и что произошло. Забвение рассеивалось, как лепестки утреннего тумана, обнажая память – цепкую и невеселую. Он вспомнил все – и гнев сотворившего, и наказание, и отправку в Сады Грез. «Но… я же помню все – подробно и точно. Значит, Ирмо ничего не сделал? И я остался собой?» – Эонвэ вздохнул с облегчением, по тут же озадаченно склонил голову. Если Манвэ и пожелал оставить своего герольда таким, как есть, пожелает ли он его видеть снова? Мало ли, что ждать обещал… Вряд ли ему, оступившемуся, будет оказано доверие… И все же надо идти – нельзя ослушаться приказа. Встав и расправив складки плаща, Эонвэ медленно пошел к выходу. Свет Валмара уже блеснул ему в лицо, когда подошедший сзади Ирмо тихо позвал его.

– Счастливого пути, – произнес Владыка Душ, – не унывай. Все устроится: ты нужен ему… – Улыбнувшись грустно и помахав рукой на прощание, Ирмо углубился в густые заросли – словно растворился в них.

Эонвэ приветственно поднял руку и шагнул в свет.

Дойдя до Ильмарин, он тихонько проскользнул в свои покои, ожидая, вызовет ли его Повелитель Ветров. Зажег свечу и устроился в резном кресле, глядя на дрожащий огонек. Тихий стук в дверь вывел майа из оцепенения. Кто бы это мог быть? Собственно, Эонвэ это было безразлично, и он тихо проговорил:

– Войдите…

Изящные створки приоткрылись, и на пороге возникли Аллор и Эльдин.

– Мы не помешали? – вежливо поинтересовался новый майа, стоя по ту сторону двери.

– Нет, что ты, заходите. Располагайтесь, – тускло сказал Эонвэ.

Майар проскользнули в комнату и уселись на стулья.

– А как вы в Ильмарин попали?

– Манвэ разрешил. Появляться.

– А-а… ну что же, я рад за вас… – проговорил герольд. Вышло нерадостно, и майар не могли этого не заметить.

– Что-нибудь случилось? – спросил Аллор.

Эонвэ, собравшись с мыслями и ругая себя за невольные проявления настроения, развел руками:

– С чего ты взял? Все в порядке.

– Прости, но у тебя на лице написано обратное. Впрочем, это твое дело, я не настаиваю на объяснении.

– Ну и что? Тебе-то до меня что за дело? – с досадой бросил Эонвэ.

– Мне? Ну как тебе сказать… Было же тебе до меня дело на Круге три дня назад. Ты же старался мне помочь… – Майа улыбнулся краем губ.

– Видно, меньше чужими делами интересоваться надо! – Герольд Манвэ махнул рукой.

Аллор пристально посмотрел на него:

– У тебя неприятности – из-за меня?! Тогда мы просто должны знать, что произошло.

– А то еще что-нибудь натворим, – добавила Эльдин. Не желая и не имея сил сдерживаться, Эонвэ, где вкратце, а где – подробно, изложил то, что произошло. Майар внимательно слушали, изредка переглядываясь.

– Вот так, – закончил Эонвэ. – Теперь, наверное, он мне доверять не будет. Он слабостей не прощает, ему же они несвойственны. Найдет или сотворит кого-нибудь другого. Ведь его только конечный итог интересует. Что же, орудие сломалось – можно добыть новое… Король не может руководствоваться чувствами…

– Но это не значит, что у него их нет, – парировал Аллор. – Знаешь, ранить могут сильнее всего – свои. Ощутить, насколько твой же сотворенный не верит тебе и боится, стремясь скрыться с глаз долой, – разве это не больно?

Эонвэ недоверчиво вскинул бровь. Аллор пожал плечами, продолжая:

– Кому как не тебе это знать? Ты же ближе всех к нему… Ну кроме Варды, конечно. Но ты – помощник. Конечно, это срыв…

– Срыв… – протянул Эонвэ недоверчиво.

– А что ему, истерику тебе закатывать?

Майа Манвэ покачал головой:

– Нет, вот еще…

«Нервы у Манвэ совсем никуда не годятся», – мысленно обратился к Эльдин нуменорец: направленной безмолвной речью они овладели на удивление легко.

– А что теперь делать? Я бы мог покаяться, но это будет очередное вранье. И вообще – треснувшая чаша…

– Так вы же не из глины, – улыбнулась Эльдин.

– Все утрясется – ни ты без него не сможешь, ни он… – Аллор не закончил фразу, глядя на дверь, в проеме которой словно парой росчерков нарисовалась фигура Манвэ. Оглядев собравшуюся компанию, Король усмехнулся. Все встали, приветствуя его. Эонвэ, не глядя по сторонам, опустил глаза.

– С возвращением, Эонвэ! – улыбнулся Манвэ одними губами, милостиво кивнув остальным.

– Благодарю, Владыка! – Герольд поклонился.

– Я, кажется, прервал вашу беседу? – светски осведомился Король. – Вы можете продолжать, – добавил он слегка насмешливо. Разумеется, конец разговора он слышал.

– Нет, что вы, – улыбнулся Аллор, – ничего особенного. Зашли вот в гости… зазвать, а он что-то грустит.

Осмелюсь пригласить и вас, Ваше Величество; и вас в первую очередь, если снизойдете…

– Воистину – снизойду, – усмехнулся Владыка. – Поход к вам в залы восхождением никак не назовешь. Впрочем, благодарю. – Он иронично наклонил голову.

– А вообще-то мы засиделись и, с позволения Владыки, откланяемся, – проговорила Эльдин. Аллор кивнул. Манвэ утвердительно махнул рукой:

– Ступайте. Можете приходить еще – побеседуем.

– Заходите. Я буду рад. И сам зайду, попозже, – подчеркнуто-непринужденно улыбнулся Эонвэ, подавая руку Аллору.

Еще раз поклонившись Владыке и церемонно попрощавшись, майар выскользнули за дверь.

Манвэ молча сидел в кресле, изучающе глядя на стоящего перед ним герольда.

– Садись, поговорим, – произнес он, указав на место рядом с собой.

Эонвэ медленно сел, сцепив пальцы на колене и бросая изредка взгляды на сотворившего. Наверняка тот что-то услышал. Аллору с Эльдин Владыка всегда успеет высказать все, что думает по поводу валарско-майарской жизни, а вот ему, Эонвэ, похоже, предстоит сейчас сложный разговор.

Манвэ, поймав все же взгляд майа, заговорил:

– Ну как отдохнулось?

– Благодарю, Владыка.

Тень пробежала по лицу Короля. «Все… Владыка. Пережал. Ирмо прав, да проку-то…»

– Не за что. Делать нечего – то, что было, то было, а память есть память. Ты не жалеешь, что я не приказал Ирмо изменить ее?

Эонвэ пожал плечами. Манвэ продолжил:

– Ты нужен мне такой, какой есть. Память не только у тебя имеется. Ты не мог ослушаться приказа, и отвечаю – я. А веришь ты мне или нет… Можешь не верить в мою справедливость, да и в милость мою не верь – правильно. Будь верен Свету – этого достаточно.

– Но все это… Неужели Свет – в этом? Я все понимаю, но… я устал… Дан Манвэ… – тише прибавил Эонвэ и, неожиданно соскользнув с кресла, уткнулся в колени Валы. Тот как-то неловко погладил его по голове. Эонвэ замер. Потом зашептал, быстро, срываясь, это так отличалось от его безукоризненной манеры говорить:

– Владыка… я понимаю, я никогда не стану прежним, ты можешь мне не верить, но… я постараюсь… я не подведу тебя, я все сделаю, мне все равно, прав ты или не прав… можешь наказать меня за эти слова, ты же… прав всегда, иначе быть не может, но… неважно, какова бы ни была твоя воля… можешь презирать меня – я не смог уйти и, видимо, не смогу… И… я не знаю, через что я не смогу переступить… Через кого… Ничего не знаю… Но без тебя – не могу, не могу…

Манвэ рассеянно перебирал золотые волосы майа, прикрыв глаза. Эта смесь любви и страха, покорности и глубоко скрытой непреклонности… Только бы не ушел, не сломался, не отказался понять и принять, как тот, первый, с золотыми глазами…

Память навалилась солоновато-теплой волной, заструилась вязкими потеками на лоб, плечи, пальцы… Не было сил открыть глаза, ресницы словно склеились.

«…Делай, что должно, и что делаешь – делай быстрей…» – Тонкая фигура с раскинутыми руками, медленно, мучительно медленно падающая на белоснежный склон, подобно осеннему листу, и – тишина, подобная внезапной глухоте, сорвавшаяся хриплым звоном лопнувшей струны. Резко и отчетливо стало ясно – песен больше не будет… Усталая жалость в закатно-солнечном взгляде. И резкая, ошеломляющая боль, разорвавшая, как смерч, все существо на тысячи острых, режущих осколков…

Владыка с трудом разлепил веки, взглянул на замершего у его ног сотворенного. Положив ему руки на плечи, слегка встряхнул. Эонвэ поднял на Владыку глаза, вглядываясь в лицо:

– Я никуда не отпущу тебя. Ты будешь со мной, всегда. Ты нужен мне… Я не хочу терять тебя, понимаешь? И не могу…

Эонвэ судорожно кивнул, осторожно коснувшись руки сотворившего…

Глава 7

Приглашение к Ирмо Лориэну не было для Аллора с Эльдин неожиданным – скорее наоборот.

– Знаешь, Эльди, по-моему, здешняя публика посещает Сады Лориэна, чтобы то ли полечить душу, то ли затуманить мозги. Успокоиться, забыться – или забыть…

– Обычная промывка мозгов, – поморщилась Эльдин. – И это – прекрасные Сады Лориэна, мечта жителей Средиземья? Пишут, что это нечто удивительное, волшебное, не от мира сего…

– Ну и бегают туда, когда мир вконец опротивел. Интересно, что об этом сам Ирмо думает – ведь его Сады появились на заре Арды, полагаю, задолго до чьих бы то ни было нервных срывов…

– Вот и поглядим. Все-таки Ирмо… не знаю, но о нем и Намо, и… Мелькор, наконец, хорошо отзывались…

– Ведь интересно же – каковы они, истинные грезы. Там, кстати, где-то и моя пра-пра-пра… родственница бродит легендарная.

– Мелиан? Говорят, серьезная женщина.

Аллор пожал плечами. Небрежно откинул вечно падающую на глаза прядь:

– Все они тут серьезные не в меру. Один Манвэ, похоже, временами настолько плюет на все, насколько оно этого стоит, – так он циник. Потому весь Валинор к рукам и прибрал. А иначе бы вообще не выжил.

– Да уж… Интересно, а Лориэн от него не мог какие-нибудь указания получить?

– В памяти порыться, а по возможности и почистить ее местами?

– Какими местами? – прошипела Эльдин.

– Всякими разными интересными, – неопределенно ухмыльнулся Аллор, поправляя диадему. – Вполне возможно. Что за жизнь – и там расслабиться не удастся… Впрочем, может, стоит именно расслабиться и хотя бы получить удовольствие?

– Может, все не так уж и мрачно, – хмыкнула Эльдин, застегнув наконец брошь.

* * *

Сады Лориэна находились на окраине Валмара, можно сказать, на протвоположном от Залов Мандоса конце города. Майар неспешно, прогулочным шагом направились туда через центр столицы Валинора.

Звон колоколов стоял в прозрачном, искрящемся воздухе, пропитанном тонкими, еле уловимыми ароматами – что-то от храма, что-то от сада.

Причудливые, воздушно-легкие здания, построенные в соответствии со вкусом и характером владельцев и походившие друг на друга разве что роскошью, тонули в пышных садах. Широкие улицы перемежались извилистыми дорожками, выложенными разноцветными камнями, между холмами перекинулись хрупкие мосты, а по склонам вились, переливаясь всеми цветами радуги, лестницы. Легкие арки и тонкие колонны поддерживали богато и изысканно украшенные своды. Искрились искусно выложенные мозаики на стенах домов и на дне фонтанов, светились витражи в окнах. Тихо покачивались лилии в чашах водоемов. Проще говоря, Валмар, столица Благословенного края, был красив. Впрочем, Аллор, выросший среди утонченной роскоши Нуменора, к развитию эстетического канона которого он и сам в свое время приложил руку, был не особенно поражен, а Эльдин подвела итог, сказав, что «от обители Могуществ Арды меньшего ожидать и не стоило».

На улицах народу было немного, лишь иногда попадались по пути крайне серьезные майар в цветах своих Валар или компании эльфов, благоговейно шествовавших по хрустально поблескивавшим плитам переулков. Некоторые боязливо-неприязненно косились на развевающийся за спиной Аллора плащ.

Они добрались бы до Садов Лориэна без приключений, не повстречайся им уже почти на окраине Валмара сам Тулкас-Астальдо, которого этот плащ возмутил безумно. Аллор с Эльдин уже почти прошли мимо, церемонно поклонившись, но Воитель загородил дорогу.

– Это что еще такое? – возмущенно поинтересовался он, указывая на плащ.

– Где? – невинно-удивленно взмахнул ресницами нуменорец. – А-а, это… Это плащ, почтеннейший Астальдо.

– Знаешь, майа, я как-то и не думал, что это что-либо иное. Как ты смеешь носить его – здесь?

– У меня есть на это ряд оснований, суть которых я изложил Его Величеству Манвэ.

Тулкас с удивлением воззрился на нахальную парочку: кто знает, какие цели преследует Король, позволяя или запрещая те или иные вещи… Да откуда они взялись, эти майар, в конце концов? Астальдо еще ни разу не видел их в Валиноре. Может, этот тип с холодными наглыми глазами и не думал ничего объяснять Манвэ, а просто занимается бессовестным эпатажем населения светлого Валмара?

– А ну сними сейчас же!

– Сниму, когда придет срок, – ответил Аллор, не меняя позы и выражения лица.

Эльдин, наивно наматывая локон на палец, глядела ясными глазами на рассерженного Воителя.

– Какой еще срок – ты сделаешь это сейчас!

– Сожалею, но срок лишь Эру ведом. Поскольку же сейчас мы направляемся в гости к Ирмо Лориэну по его приглашению, а он относительно сего плаща не высказал никаких особых пожеланий, то считаю возможным в нем оставаться. Будучи когда-либо приглашен вами, уважаемый Тулкас, я учту вашу неприязнь к этому цвету и не буду портить вам настроение в ваших чертогах. А сейчас мы вынуждены вас покинуть – право, неудобно майар, приглашенным Валой, опаздывать к назначенному сроку. Удачного дня, Астальдо, намариэ.

Не дожидаясь, пока Тулкас осмыслит все сказанное, Аллор взял Эльдин под руку, и они двинулись в сторону Садов. Астальдо так поразила подобная наглость, что преследовать их он не стал – разобраться что к чему и расправиться с дерзкими он всегда успеет.

* * *

А Сады Лориэна все равно оказались такими, как ожидалось, и все же – другими. Неуловимыми, непостижимыми. Действительно, «не от мира сего». Странное царство смутных теней и грез, куда не доставал свет Валинора – порой излишне, слепяще яркий.

Перешагнув зыбкую границу, Аллор и Эльдин погрузились в неясное, мягкое, словно сумеречное сияние.

Ирмо встретил их в саду: переливающаяся не то светом, не то цветом, кажущаяся зыбкой фигура – волосы сливались с просторной одеждой, струясь по плечам, оттеняя тонкое лицо и лучащиеся неопределенным, ускользающим блеском глаза.

– Присаживайтесь. – Лориэн мягким жестом указал на бархатистую, отливающую зеленью и серебром траву. Трава чуть пружинила, была теплой и ласковой. Мелодично лилась чуть слышная музыка, проникая в сознание и убаюкивая его. Гости включились в этот поток.

Ирмо ничего не мог прочесть в общем плавном течении, размывающем границу грез и реального. Мерцающая завеса смутных образов, отголоски голосов и песен, призрачные картины – отсутствие грани между мыслью и чувством, памятью и фантазией. Что-то знакомое. Близкое. Ему самому. Осознал: эти майар ближе к нему, чем к кому бы то ни было в Валиноре. Вспомнил то, что рассказывал Намо. Тут же всплыл и разговор с Манвэ: «Они… и прячут, и не скрывают мысли – но не вычленить ничего определенного. Это – твое, Ирмо…» Да, его.

Потомок Мелиан. А девушка рядом с ним – в какой-то степени его, Аллора, творение. Ничего себе творение… Ладно. Что же делать с ними? Ирмо порядком устал возиться с чужими душевными муками и с воспоминаниями, их породившими. На память в Валиноре никто не жаловался – точнее, жаловались, что слишком хорошая. Все, что ему осталось, – смягчать, гасить, развлекать, наконец. Утешать, увлекая хоть ненадолго в иной, ласковый, цветной по-особому мир, чей зыбкий шлейф тянулся за отдохнувшим в реальность еще какое-то время, давая силы быть. До следующего визита, ибо долго не выдержать без забвения и грез однажды вкусившему их. «В его Садах находят отдых Валар, устав от бремени Арды…» Да, разумеется, – издерганные внутренним разладом, усталые от напряженности обороны и пустоты бездействия; погрезить, помечтать о том, чего быть не может, что не по силам. Увидеть недопетое, несотворен-ное – по тем ли, иным причинам. Смешать явь и сон, заглушить царапающуюся тоскливо невостребованность, недосказанность…

Все эти размышления пронеслись в голове Ирмо мгновенно. Он взглянул на гостей – те удобно расположились на траве, постаравшись не смять цветы, и внимательно смотрели на Мастера Сновидений. Может, под впечатлением от собственных размышлений в их глазах ему почудилось некое даже сочувствие. Откуда? Сам уже грезит? Ирмо стало немного не по себе: они – видят? Понимают? Боль чужой ноши, раскаленные шлаки изъятых, как злокачественные опухоли, больных мыслей; безнадежность – ничего не изменить, так хоть заглушить сосущую тоску. «И будет время, когда Стихии позавидуют жребию пришедших следом…» – уже завидуют. Он, Лориэн, с трудом удерживается в своей роли утешителя. Мастер Грез. Ему самому уже необходима все большая доза дурмана – все чаще. Осадок остается от каждого на время исцеленного. Непосильным становится этот груз. Хорошо хоть, у него есть те, кто понимает, кто поможет – хоть взглядом, говорящим: «Я знаю…» Эстэ, дремлющая дни напролет у своего зачарованного озера, сонная от бездействия, – чьи раны врачевать в Блаженной земле Аман? Разве эльфийское дитя коленку расшибет… Ну и супруга приласкать, успокоить, положить на гудящую голову прохладные пальцы… Мелиан… вернувшаяся к нему через несколько тысячелетий, с пустыми, бесслезными глазами, словно постаревшая, хотя облик и был неизменно прекрасен, – лишенная желаний: и по ней полной мерой проехался рок Нолдор.