След на воде - Беловодье

Да, деньги музей получил, но с ними произошло то же, что происходило почти со всеми деньгами в то время. Они утекли. Причем неизвестно куда. Все, что успел директор, это выселить одну птичницу с семьей в задрипанную квартирку. Зато у хозяина фирмы, что подрядилась ремонтировать усадьбу, неподалеку вырос двухэтажный особняк. Музей продолжал разваливаться, сам директор жил по-прежнему в домике без удобств, на работу ходил пешком за три километра и никак не мог понять, как же все несообразно получилось.
      Явившись через год, красавица в норковом манто обвела гневным взором стены, оклеенные обоями семидесятых годов, одарила директора убийственным взором и объявила, что сама будет покупать и привозить все, что необходимо музею.
      Эту историю рассказал по дороге в усадьбу Баз, и хотя он не называл имен, Роману и так было ясно, что роль щедрой миллионерши играла его Надя. Роман улыбнулся, представив, как эффектно должна была выглядеть его любимая в этой роли. Неясно было другое: зачем Гамаюнову понадобилась усадьба? Поскольку в сентиментальный порыв Ивана Кирилловича Роман не верил, то усадьба должна была сыграть какую-то роль в создании Беловодья. Но какую?
      В излучине реки в низинных берегах сохранился клочок старинного парка с беседкой и живописно нависающими над водой плакучими ивами. Дорожку, что вела к главному зданию усадьбы, скудно присыпали песком. Здание было кирпичное, двухэтажное, штукатурку с него ободрали, а новую не нанесли, так и стояло оно ржаво-красное, похожее своей красно-кирпичностью на казарму, лишь колонны у входа сверкали поддельной белизной. Уныло смотрели прямо перед собой тусклые, давно не мытые зарешеченные окна. Казалось, там внутри кто-то есть. Не живет, но прячется.
      От прочих построек остались только стены — ни крыш, ни дверей, ни рам, лишь черные провалы, наспех укрепленные гнилыми досками.
      — Надо ж, как все разбомбили, хулиганы, — пробормотал дядя Гриша.
      Три новые бетонные ступеньки были врезаны в старый раскрошившийся фундамент. Двери тоже совершенно новенькие, даже не подделка под старину, а просто новодел. Хотя сама ручка — бронзовая, с виньеткой, — возможно, открывала когда-то старинную дверь. Справа у входа была прибита бронзовая табличка. Для сохранности ее прикрыли решеткой. Надпись на табличке гласила: «Беловодье».
      Но здесь, за пограничной чертой, было не озеро с волшебной водой, а крошечная прихожая, темная, освещенная лампочкой под стеклянным абажуром с трещиной. Справа стоял большой письменный стол, слева — вешалка послевоенных времен. Роман припоминал, что у матери в доме висела точно такая же. От остальных комнат прихожую отделяла пыльная портьера из шерстяной ткани неопределимого цвета. Лишь дверь отворилась, легкий ветерок поднялся в комнатах, скрипнули запертые двери, колыхнулись шторы. Где-то хлопнула дверца шкафа.
      — Эй! — крикнул Роман. — Посетители явились. Ему никто не ответил.
      Роман откинул портьеру и очутился в просторной гостиной. Стены обиты бежевым тисненым шелком, в центре комнаты — столик с мозаичной столешницей, а вокруг — кресла с витыми ручками и изогнутыми ножками. Новенький шелк блестел в бледном свете осеннего солнца. Весело плясал огонь в огромном камине. На стенах — несколько пейзажей, писанных маслом; рамы тяжелые, резные, густо позолоченные.
      Роман присвистнул. Все было точь-в-точь как в гостиной Гамаюнова в Беловодье. Только там — призрачное, колдовское. А здесь настоящее. Вернее — почти.
      — Музей еще не работает, — сообщила женщина лет тридцати с небольшим, появляясь из соседней комнатки.
      Берегиня музея была невысокого роста, в темном костюме и бежевой блузке. Гладкие волосы, чуть тронутые сединой, отсвечивали маслянистой желтизной. Губы ярко накрашены. Только губы. Типичный музейный работник.
      — Я ищу Эда Меснера, мы с ним договорились о встрече, — отвечал Роман.
      — Так это вы ему звонили ночью?
      — Я. Вместе с Базом Зотовым.
      — А где Баз? — живо спросила женщина.
      — В машине нас ждет. Вы его знаете? Женщина запнулась, сообразив, что разговаривает с незнакомым человеком.
      — А вы-то кто, можно узнать?
      — Я — Роман Вернон, колдун из Темногорска. А это Григорий Иванович.
      — Лучший в мире хулиган, — отрекомендовался тот. — Здесь не требуется похулиганить?
      — У нас не хулиганят, — заявила женщина, не поняв шутки. — Я сотрудник музея Галина Сергеевна, — представилась она. — Эд сейчас подойдет. Он просил немного подождать.
      — Подождать! — взорвался дядя Гриша. — Мы гнали всю ночь, а нас просят подождать. Что за хулиганство!
      — Буквально полчаса. Он сказал, что ему надо подготовиться. А вы можете пока осмотреть музей.
      Колдун промолчал. Выходит, Меснер здорово обеспокоен возвращением Сазонова.
      Роман окинул женщину взглядом. Возраста она примерно такого, как и другие участники проекта. В музее работает кто-то из людей Гамаюнова. Стен упоминал, что среди спасшихся во время бойни в Германии была девушка по имени Галя. Да, скорее всего, она из учеников Гамаюнова. То, что она здесь, свидетельствовало лишь об одном: Иван Кириллович полагал, что о Марье Гавриловне и ее усадьбе никому больше из опасных людей не известно. Возможно, он ошибался, как и в других случаях.
      — Ну что ж, давайте посетим покои Марьи Гавриловны, — предложил Роман.
      — Мы что, за этим сюда ехали? — пробурчал дядя Гриша, демонстративно вытащил из-за пазухи бутылку и хлебнул. — У вас, голубушка, глазированного сырка на закуску не найдется? Нет? Жаль.
      — Здесь нельзя пить! — возмутилась Галина Сергеевна.
      — Мне можно. Я хулиганом работаю. Какой же хулиган в музее без бутылки? Райкина не смотрели? Неужто? Здесь, правда, у вас греческого зала нет. Может, римский найдется? Я без выпивки в вашем музее никак не могу. Сердце просит. Mihi sic est usus, tibi ut opus fasto est, face . — Вид у него был мрачный. Он постоянно оглядывался, будто ожидал нападения.
      Галина Сергеевна обиженно поджала губы.
      — Выйдите тогда! — приказала.
      — Куда выйти?
      — В прихожую.
      — Да пожалуйста. Кто бы был против. — Дядя Гриша демонстративно затопал назад. — Там у нас, в сумке, закусь должна иметься.
      Роман прежде всего оглядел гостиную. Приметил три рамочки на стене, прикрытые синими шторками, подошел, бесцеремонно тронул ткань. Под занавесками были акварели. На двух — портреты мальчиков в матросских костюмчиках. Оба необыкновенно схожи. У одного рыжий вихор на макушке, у другого — темный. Роман прочел подписи. «Кирилл Гамаюнов» — под одним и «Севастьян Гамаюнов» — под другим.
      Неужели этот смахивающий на амурчика малыш — дед Севастьян? Роман пытался отыскать сходство если не с дедом, то хотя бы с собой или, вернее, с теми детскими фотографиями, что хранились в семейном альбоме. Пожалуй, малыш Сева имел что-то общее с Ромой Воробьевым в детстве. Как удивительны пути рока. Повернись судьба всей страны иначе, и маленький Роман рос бы в этой усадьбе, а не в поселке Пустосвятово. Он бы учил французский и латынь, читал книги взахлеб из семейной библиотеки, его бы не дразнили в детстве и… у него бы не было волшебной реки. Или все-таки была бы? Кто знает, может, мы всегда выбираемся на тот берег, который нам предназначен? Вот только у немногих сил хватает доплыть.
      Колдун окинул взглядом портрет Кирилла. Почему-то Роман считал, что в лице маленького Киры должно проступать что-то неприятное. Но ничего отталкивающего не обнаружил — очень милое личико.
      Третья акварель — портрет девочки. Хорошенькая. Немного похожа на мать Романа. Вернее, на ее фото в детстве. До войны сделанное. До Второй мировой.
      — Это старшая дочь Марьи Гавриловны. Умерла в возрасте семи лет. Порок сердца. В тот же год первый муж Марьи Гавриловны растратил огромную сумму и утопился. Ужасный был человек, — прокомментировала Галя.
      Роман толкнул дверь в соседнюю комнату. В Беловодье в этой комнате томилась Надя. Здесь же был уютный кабинетик, на окнах — болотного оттенка шторы с густой бахромой и кистями. В комнате стоял полумрак, и ярко освещена была лишь картина в небольшой апсиде. Юная девушка собиралась купаться и трогала ножкой воду, проверяя, не холодная ли. Фон темный, но краски свежи, будто вчера полотно писано. Девушка была миленькая и почти как живая. Одна белая грудь с розовым соском обнажена. Картина не шедевр, конечно, но и не кич. Хорошая академическая школа рисунка и живописи. Ни глаз в пол-лица, ни фальшивых жестов. Роман подумал, что на это картину можно глядеть и два, и три часа. В одиночестве. Да, бездельно сидеть в мягком кресле и смотреть. Была у «Купальщицы» милая сентиментальность, в которой не принято признаваться на людях, но к которой многие и многие склонны. Ожерелье слегка подрагивало и ощутимо покалывало шею.
      — Это Марья Гавриловна? — спросил колдун.
      — Она. Хороша, правда? Она удивительной красавицей была, — зачем-то пояснила Галя, хотя и так было видно, что на полотне женщина красоты необыкновенной.
      — Удивительно, что все это уцелело!
      — К сожалению, далеко не все. Великолепная коллекция импрессионистов, которую Марья Гавриловна привезла из Франции, пропала в, революцию. Она покупала их по тридцать-сорок франков, так они были дешевы. Но несколько картин удалось найти и вернуть. Мы их пока не выставляем. Две картины Клода Моне и две — Альфреда Сислея. Пейзажи. И все — с водой.
      — Давайте найдем остальные, — предложил вдруг Роман, чувствуя, что у него комок подступает к горлу.
      Пейзажи с водой…
      — Вы шутите?
      — У меня есть тарелка кузнецовского фарфора, нальем сейчас воду, вы руку на поверхность положите и подумаете о пропавших картинах. И мы увидим их. — Роман демонстративно вынул из кармана серебряную флягу с пустосвятовской водой.
      — Ну, я не знаю. Это как-то… — Галина Сергеевна замялась.
      — А почему бы и нет? Вы не верите в колдовство? Не может быть! Взгляните. — Роман расстегнул ворот рубахи, демонстрируя ожерелье. — У вас точно такое же, не правда ли? Ну, что же медлите?
      Галя молчала.
      Роман вернулся в прихожую, где оставил сумку. Дядя Гриша сидел на стуле и приканчивал бутылку.
      — Сильно нахулиганили? — спросил и спрятал бутылку за пазуху.
      Роман отрицательно покачал головой. Ему не нравилось, что Меснера до сих пор нет. Прошло не полчаса — целый час. А вдруг Эд рванул в Беловодье принести присягу на верность Сазонову? А они здесь, как дураки, теряют время. Конечно, можно воскликнуть: «Плевать на Беловодье!» — что еще кричать проигравшему? Но только с помощью города мечты Роман рассчитывал вернуть Надю. Надя, Надежда… Роман не мог ее потерять. Ладно, будем надеяться, что Меснер не предаст.
      Колдун вернулся в гостиную, поставил тарелку на столик и наполнил водой.
      Галя явно робела.
      — Я не знаю, можно ли… И потом, вдруг это как-то повредит…
      — Со мною можно все. Обратитесь мысленно к воде, — повелел господин Вернон, беря Галю за руку, — и просто подумайте о коллекции Марьи Гавриловны.
      — Нет, ничего не получится! — Галя испугалась, рванула руку, но колдун держал крепко.
      — Обратитесь к воде, — повторил колдун и положил ладонь Гали на водную поверхность.

* * *

      То, что он увидел, его почти не удивило. Там, в водном зеркале, распахнулась дверь из гостиной и возник просторный зал, увешанный картинами. Стены были обиты пунцовым штофом, и оттого теплый отсвет ложился на замкнутые в прямоугольниках рам небо и воду. Рассеянный свет лился из окон. А за окнами колыхалось светлое озеро Беловодья…
      В следующее мгновение господин Вернон опрокинулся на пол, рядом грохнулась и разлетелась на сотни осколков белая тарелка. А верхом на Романе сидел Меснер, одной рукой схватив поверженного колдуна за горло, а второй приставив к его лбу «беретту».
      — Не двигаться! — рявкнул Меснер.
      Предупреждение относилось не столько к Роману, сколько к дяде Грише, что возник на пороге гостиной.
      — Еще один хулиган, — пробормотал тот и поднял руки. — Прям целая коллекция…
      — Меснер, что ты делаешь?!.. — Роман с трудом ворочал языком — «беретта» оказывала на него парализующее действие. — Мы же к тебе за помощью…
      Меснер не ответил, вскочил необыкновенно проворно для его комплекции и рывком поднял колдуна, потащил к боковой двери.
      — Эд, я не понимаю… — начала было Галя.
      Но Эд явно недооценил хулиганские способности дяди Гриши. Едва Меснер повернулся, чтобы протолкнуть пленника в дверь, как Григорий Иванович выхватил из-за пазухи бутылку и швырнул. Стеклотара точнехонько угодила Меснеру в висок. Эд осел на пол. Конвульсивно его пальцы нажали на спусковой крючок, грохнул выстрел. Галя завизжала и присела, зажав уши ладонями. Роман застыл на месте, не в силах двинуться. Зато дядя Гриша налетел на Меснера, придавил к полу и взгромоздился верхом, как несколько секунд назад сидел на Романе сам Меснер. «Беретта» очутилась в руках главного хулигана.
      — Ну что, похулиганим? — последовал вопрос.
      Эд промычал невнятное.

* * *

      После тесного контакта с «береттой» колдуна тошнило.
      Он по стеночке выбрался в прихожую, достал из сумки бутылку с пустосвятовской водой, глотнул. Немного полегчало. Колдун вернулся в гостиную и плеснул водой Меснеру в лицо.
      — Почему ты на меня напал? А?
      Меснер фыркнул, приходя в себя. Попробовал встать — не тут-то было: дядя Гриша был куда сильнее и отпускать пленника пока не собирался. Теперь ствол меснеровской «беретты» упирался своему хозяину в лоб.
      — Так в чем дело? — Роман вновь глотнул из бу-тылки.
      — Ты бросил Стена, бросил профессора, Беловодье, всех… предал, — прохрипел Меснер.
      — Ты видел Сазонова?
      — Да. Зачем ты провез его в Беловодье? Вы вдвоем все это задумали? Вы все сделали?
      — Я задумал? Ха! Да этот ваш сумасшедший Сазонов чуть меня не убил!
      В гостиную влетел Баз.
      — Я слышал выстрел… — Тут он увидел дядю Гришу и Меснера. — Что? Что такое? — Добрый доктор хотел было кинуться к живописной группе на полу, но Роман ухватил его за руку.
      — Небольшое хулиганство, — объяснил дядя Гриша.
      Баз подбежал к Гале, обнял ее за плечи, помог встать. Она лишь всхлипывала и не могла ничего сказать. Баз усадил ее на стул.
      — Все в порядке, — проговорил добрый доктор со своей неизменно мягкой интонацией.
      — Еще какой порядок! Эд схватил меня за грудки, приставил пистолет к виску и потащил куда-то, — сказал Роман.
      — Ты должен немедленно вернуться! — закричал Меснер и вновь дернулся.
      — Остынь! — прикрикнул дядя Гриша.
      — Я и сам этого хочу! — тоже закричал Роман и в ярости грохнул кулаком по столу. — Но мне нужно найти хоть какое-то средство против Сазонова! Ты хоть знаешь, что случилось? Да ни черта ты не знаешь! Я соврал Сазонову, что ограда готова. И тогда он накинулся на меня с ножом. А нож с водным лезвием! Он мог срезать мое ожерелье! — Роман передернулся. — Нельзя возвращаться в Беловодье с голыми руками — Сазонов повелевает четырьмя стихиями.
      — Ты ж говорил, что самый сильный, — напомнил дядя Гриша. — Самый сильный водный колдун. А теперь жалобишься.
      — Я самый сильный, — подтвердил Роман. — И Беловодье — это вода. И мне надо лишь найти способ сладить с Сазоновым. Но ты, дядя Гриша, мне ничего не подсказал. Лишь шутканул — и только.
      — Да не знаю я его слабостей. Нет их у него. Он будто в панцире али в броне.
      — Эд, ты можешь выстрелить из «беретты» в Беловодье? — спросил колдун.
      — Нет, конечно.
      — А он стреляет. Только летят не пули, а огненные стрелы. Ну, что теперь скажешь? Я ищу хоть какое-то оружие против него!
      — Этот мэн может с меня слезть? — спросил Меснер.
      — А ты будешь вести себя как хороший мальчик? Не хулиганить? — Дядя Гриша немного подобрел.
      — Я буду стараться. Верь мне.
      — Да? Что-то нет охоты. — Дядя Гриша все же отпустил Эда и встал не торопясь. — Только пушку я тебе не отдам.
      Эд поднялся, кряхтя. Грузно опустился на стул. Роману показалось, что Меснер притворяется. И для надежности колдун отодвинулся к двери.
      — Кто это с тобой приехал? — Меснер кивнул на. дядю Гришу.
      — Родственник База.
      — Можете мне все вкратце объяснить?
      — Попробуем. Этот Сазонов… — Дядя Гриша кашлянул. — Он принял облик моего племянника Васьки Зотова. Никто от настоящего отличить не смог, даже я. А Васятка, завернутый в одеяло, все это время у меня в погребе лежал. А Сазонов… я так понимаю, теперь в этом вашем Беловодье хулиганит.
      — Я Сазонову никогда не доверял. Он опасный человек. Для него главное — иметь цель. И он к этой цели идет. Как идти — неважно. — Меснер потер висок. — Но профессор был ему обязан. Очень сильно обязан. Был. Теперь — нет. Профессор Сазонову заплатил. Гамаюнов открыл Сазонову тайну изготовления бриллиантов из воды.
      Ого… Машин жених, оказывается, парень не промах.
      — Не знаю, зачем Сазонов вернулся. — Роман протянул Меснеру бутылку с водой. Тот глотнул. — Но мне нужно попасть в Беловодье, вытащить оттуда Стена, Юла и Лену. И еще я должен оживить Надю.
      — Так ты вернешься, если будешь знать, как пленить Сазонова?
      — А зачем я прибыл сюда?! Музей поглядеть?
      — Почему нет? — обиделась Галя. — К нам из-за границы люди приезжают…
      — Сладить с врагом в Беловодье очень просто. Надо лишь бросить твое кольцо в воды озера и попросить пленить Сазонова.
      — И лишиться последней защиты? Ловко придумано! Вы меня что, за идиота считаете?
      — Если ты не починишь ограду в ближайшие часы, Стен умрет. И возможно, Лена и Юл — тоже. Стен согласился поддержать ограду, потому что верил, что ты справишься. А ты ушел.
      — Я бы и справился. Но этот живой мертвец Сазонов все планы расстроил. И как мы за несколько часов доберемся до Беловодья? К тому же нужно еще время, чтобы починить ограду.
      — Путь я беру на себя, — пообещал Меснер.
      — Не успеем. Даже на вертолете.
      — Путь я беру на себя, — повторил Меснер. — Все случится очень быстро.
      — Кто тебе сказал про кольцо?
      — Иван Кириллович.
      — Получается, и Сазонов знает?
      — Мне удалось поговорить с профессором без свидетелей.
      Лжет? Нет? Лену бы сюда… Но приходилось верить на слово. То есть делать вид, что веришь. Потому как Гамаюнову Роман не верил ни капельки. А Меснеру — фифти-фифти.
      — Если я отдам кольцо… Беловодье по моей просьбе пленит Сазонова. Замечательно! — Роман сделал вид, что необычайно рад подсказке. — Оно что, станет при этом мне подчиняться? — Меснер кивнул. — Как это произойдет? Мгновенно?
      — Да.
      — Отлично, идем. — Колдун шагнул к двери, потом обернулся: — Помнится, ты говорил когда-то, что убьешь любого, кто причинит вред профессору или Стену.
      — Я себя не меняю.
      — Похвально. Кстати, а что ты здесь делаешь?
      — Галя — моя жена. Я взял отпуск, чтобы ее навестить.
      — Да, время сейчас самое отпускное, — усмехнулся Роман.
      — Я попросил у Гамаюнова два дня, — холодно отозвался Эд. — Я должен был приехать.
      Дядя Гриша поднял разбитую бутылку, сокрушенно покачал головой:
      — А ведь в бутылке еще оставалось. М-да… Только ты это, того, хулиган Меснер, учти, я с вами в это Беловодье поеду. Во-первых, моих племянников-охламонов не брошу. А во-вторых, мне с Сазоновым потолковать надо.
      — В Беловодье пропуск нужен, — сказал Роман.
      — И тут пропуск? У вас, может, там и ВОХР есть?
      — ВОХРа нет, а граница имеется. И, как всякая граница, — на замке. Пропуском водное ожерелье служит.
      — Ну, так в чем дело? Сваргань мне по-быстрому ожерелье. Можешь?
      — Это не украшение. Ожерелье все усложняет. Навсегда, — попытался растолковать ситуацию водный колдун. — И снять ты его уже не сможешь.
      — Да ладно, пугать-то. Я не из пугливых. Делай, говорю. Или еще скажешь, что хулиганить меньше буду?
      — Нет, напротив. Куда чаще, чем хочется.
      — Ну и отлично! А то я чего-то примерным стал в последнее время — ужас. А похулиганить охота. Давай, давай, не болтай — делай.
      — Не дари ему ожерелье! — запротестовал Меснер. — Он — лишний. Всем подряд раздавать ожерелья нельзя.
      — Он — мой дядя. А родственников у меня раз, два, три… Пересчитать по пальцам можно. Без дяди Гриши не пойду, — заявил Роман, вспомнив ту действенную помощь, которую оказал ему главный хулиган.
      — Мы торопимся, — напомнил Эд.
      — Несколько минут, не больше, — пообещал колдун. — Вода при мне. Волосы, правда, у меня после того пожара в Пустосвятове коротковаты, но ничего, справимся. Вот только один вопрос меня мучает. Чем занимался Вадим Федорович в Суетеловске?
      — Как чем? Торговля у него. Да и не только в Суетеловске — и в Питере есть магазин, и в Москве.
      — И что за торговля?
      — Ювелирная.

Глава 12
ВОЗВРАШЕНИЕ В БЕЛОВОДЬЕ

      Итак, музей закрывается. А посетители? Подождут. Сторожа — в отпуск. А как от воров отбиваться? Не волнуйтесь, Галина Сергеевна, колдун на музей заклинание наложит — никто из воров не войдет. А вы, Галина Сергеевна, — с нами. У вас есть ожерелье? Разумеется. Ну, во-первых, не всех участников проекта Гамаюнов осчастливил, а во-вторых, путешествие у нас опасное. Ладно, как-нибудь выкрутимся.
      — Поедем на «тойоте?» — спросил Роман, не понимая, впрочем, как они смогут добраться до Беловодья за несколько часов.
      — Нет, — отозвался Меснер. — Бери что нужно из багажника и — за мной.
      — Тогда на твоей тачке?
      — Я отдал джип вам. Разве ты забыл?
      — Помню. Но сюда ты на чем-то приехал?
      — Я приехал на «мерседесе» Колодина. Ты хочешь, чтобы я и дальше на нем ездил? Какие еще будут вопросы? В чем ты меня имеешь наглость подозревать?
      — Имею наглость подозревать тебя в утаивании информации. Но хочу предупредить, что эта тачка тоже не особенно чистенькая. Я ее угнал.
      — Я надеюсь, не у Колодина.
      — Он мертв. Или ты боишься его и мертвого?
      — Exactly .
      Каждый взял по две канистры с пустосвятовской водой. Машину загнали в полуразрушенную пристройку, где прежде находились барские службы. Здесь ничего не осталось — ни рам в окнах, ни перегородок, ни даже крыши. Одна железная дверь имелась. Дверь заперли. Затем вошли в дом Марьи Гавриловны.
      — Сюда. — Меснер указал на дверь из гостиной направо.
      Эта комната, тоже гостиная, обитая пунцовым штофом, была точной копией той, что Роман видел на дне тарелки в колдовском сеансе. Мебели никакой. На стенах — четыре картины. И все. На писанных маслом пейзажах — розовый отсвет. На всех четырех полотнах — пейзажи с водой. Вода плескалась.
      — Сюда, — повторил Меснер и отворил потайную дверь. Различить ее без подсказки на фоне стены было невозможно.
      Он вошел первым. Роман — за ним. Они стояли в схожей комнате. За окном светились воды озера. На стенах — пейзажи импрессионистов.
      — Скорее! — сказал Меснер. — Кольцо! Мне кажется, Сазонов в соседней комнате.
      Роман шагнул к окну. Распахнул раму. Неужто расстаться с кольцом? Неужто?
      — О, Вода-царица! О, светлые воды Беловодья! Плените отцов-основателей этого мира, Гамаюнова и Сазонова. — Колдун сорвал кольцо с пальца и швырнул в воду.
      — Профессора?! — изумился Меснер. — Его-то зачем?
      Но заклинание уже было произнесено.
      Роман рванулся к другой двери, отворил ее. Он был в главной гостиной, но уже в Беловодье. В кресле, сцепив руки замком и опустив голову на грудь, дремал Гамаюнов. Он, видимо, мерз в городе мечты, потому что опять надел белый пушистый свитер с высоким горлом. А напротив него, тоже в кресле, сидел Сазонов. Теперь он предстал в настоящем виде. И оба отца-основателя со своими креслами срослись. Не различить, где кресло кончается, где начинается человек. Они, кажется, не поняли, в чем дело. Потому как Сазонов, увидев Романа, попытался встать. Дернулся раз-другой, на лице мелькнуло недоумение. Мелькнуло и тут же пропало. Сазонов очень хорошо владел собой.
      — А, Роман Васильевич, наконец-то! — Гамаюнов поднял голову, улыбнулся блеклыми губами. Он, казалось, не заметил, что пленен. — Надеюсь, вы сумеете восстановить ограду к утру.
      — Как Стев? Что с ним?!
      — Все нормально. Не волнуйтесь. Чем быстрее вы будете действовать, тем лучше. Леша продержится, уверяю вас. Он молодец. Я всегда в него верил. Но поторопитесь, прошу. Надя вас ждет.
      Ах, вот как! Что же получается? Иван Кириллович отдает ему Надю в награду?
      «Ловушка! Ловушка!» — ожили в мозгу Романа подозрения.
      — Здравствуйте, Григорий Иванович. Как Машенька? — спросил Сазонов. — Надеюсь, с ней все хорошо?
      — Не волнуйся, она прекрасно себя чувствует. А вот ты как есть дерьмо, а не хулиган, как я раньше думал.
      Сазонов будто не слышал.
      — Извините, что пришлось вас срочно покинуть. Но как только я вернусь, сразу все образуется.
      Роман подошел к Сазонову.
      — Не ожидали, что вернусь? — спросил вызывающе.
      Но Вадима Федоровича было трудно смутить:
      — Напротив, я поручил Нику Веселкову привезти тебя как можно скорее назад, чтобы починить ограду.
      — Неужели? А мне показалось, что вы хотели разрезать мое ожерелье. Какая же после этого починка!
      — Ты сказал, что восстановил ограду. Но обманул. И твой обман едва не привел к фатальным последствиям. Но, к счастью, ложь быстро обнаружилась, и я принял экстренные меры.
      — Ах вот как! Оказывается, я виноват! — Роман шутовски тряхнул головой. — Преклоняюсь! Я, конечно, тоже наглец. Но мне до вас далеко. Ну, ладно, некогда обсуждать этические проблемы. Будем действовать быстро и неэтично. Баз, помоги дотащить воду. А то Стен там надрывается, пытаясь сохранить город мечты для этих двух столь уважаемых товарищей.
      — Я буду охранять их, — сказал Меснер.
      — Если попробуешь освободить Ивана Кирилловича, тебе это не удастся, — предрек Роман.
      — Мы просто побеседуем. Я выпью молока.
      — Приятного аппетита. Галя прижалась к мужу.
      — Мы долго здесь пробудем? — спросила шепотом.
      Но Роман расслышал ее вопрос. И еще — колдун был уверен — в голосе Гали звучал страх.
      — А где Грег? — спросил Роман, останавливаясь на пороге. — Вы его, часом, не прикончили вместо меня?
      — Он охраняет Беловодье. — Таков был ответ Ивана Кирилловича.
      — А сколько вообще людей здесь? — Роман сделал широкий жест, обводя комнату. — Надо бы поглядеть, нет ли кого постороннего.
      Эд Меснер склонил голову набок, прислушиваясь:
      — В Беловодье сейчас двенадцать человек… Одного я чувствую с запозданием.
      — Это Надя, — уточнил Роман.
      — Есть еще одно существо. В домике для гостей.
      — Это Глаша. Кемарит, наверное. Осенью русалки могут сутками спать и не просыпаться, пока их не разбудят.
      Дядя Гриша, Роман и Баз вышли из гамаюнов-ской усадьбы, прихватив по канистре с пустосвятов-ской водой.
      — Ничего себе хулиганство, — присвистнул дядя Гриша, оглядывая водное чудо. Уже стемнело, и вода светилась. — Ну, чисто Китеж.
      Они вышли за ограду, и видение пропало. Потом возник лес — точь-в-точь такой же, как снаружи. И лишь вглядевшись, можно было угадать, где невидимая ограда отделяет Беловодье от остального мира. Каждый раз Беловодье изображало иное. Может, в один прекрасный момент изобразит оно бетонный забор или корпус какого-нибудь завода-гиганта? Роман двинулся вдоль стены. С пустосвятовской водой рабо-талось не в пример легче. Она мгновенно скреплялась со стенами, превращаясь в стеклянные окошки. Но все равно колдун двигался слишком медленно. Скорее! Роман ускорил шаги. Баз плелся сзади, волоча канистры.
      Насколько можно доверять Меснеру?.. Не думать об этом — отвлекает. А в сущности, чем Гамаюнов лучше Сазонова?.. Нет, лучше, конечно. Иван Кириллович не пытался срезать с Романа ожерелье и не жег Юлу лицо. Он только приговорил Стена к смерти. Любимчика — к смерти. Но кто сказал, что Стен — любимчик? Может быть, напротив, совсем нелюбимый? Слишком неудобный, прямолинейный, не желающий идти на компромиссы. Не льстец, не подлиза. От него приходилось скрывать торговлю поддельными бриллиантами, потому что иначе он бы стал презирать Га-маюнова. О, сколь горькая мысль… Наигорчайшая. Такое и подумать невмоготу. Нет, Иван Кириллович никогда так не думал. Никогда. Не настолько Иван Кириллович инакомыслящий, чтобы себе в таком признаться. И страх Гамаюнова перед Стеном — чисто интуитивный, подсознательный. И желание убить Алексея — тоже. Похоже на правду? Очень даже… Не думать… Ограда прежде. Заплатки прежде… Что же разломилось? Всего лишь меч рассек следы ожерелья или… вера Стена в чудо Беловодья дала трещины? Неважно… Все равно ограда восстановится. Стене плевать, верит в нее Стен или нет. Беловодью плевать, какие бриллианты продавал Гамаюнов, поддельные или настоящие. Важен сам факт существования. Кто бы знал, из какого сора вырастает колдовство! — перефразировал Роман знаменитую строчку стихотворения. Не думать… сомнения мешают… мешают ли? Вере мешают. А колдовству?
      — Этот женишок умеет других заставлять на себя работать, — пробурчал дядя Гриша.
      — Разве мы на него работаем?
      — На него, на хулигана, — уверенно подтвердил дядя Гриша. — Но как говорится, a bon chat bon rat . А нам — хвосты заносить.
      Восстановление стены заняло полчаса. После этого Роман вернулся в Беловодье.
      А далее… далее видение расплылось черным пятном.
      Колдун очнулся — воспоминания опять прервались. Тина сидела подле него. Она не будила его, нет, притулилась в изножье кровати и ждала. По щекам ее катились слезы.
      Он не стал спрашивать, что случилось. И так знал.
      — Чудодей умер, — сказала Тина.

Глава 13
СОБАЧИЙ ВОПРОС

      Роман оделся и вместе с Тиной — она уже откопала в шкафу черную ажурную косынку — направился к Эмме Эмильевне.
      Господин Вернон ожидал, что в доме Чудодея будет полно народу — все явятся посочувствовать, кто чем может подсобить. Но никого почти не было. Во дворе топтался один Слаевич.
      — Надо же, какая фигня: у меня звездный час пропал, а то бы накуролесил, Чудодея почтил, он любил, когда куролесят. А я — пустой… до дна… — пожаловался повелитель земли и, понизив голос, попросил: — Ты мне воды заговори литров двадцать. Чтоб помянуть Чудака по-человечески. А то я сейчас на мели. Последний звездный час сам знаешь как кончился.