На серебряной планете (Лунная трилогия - 1)

      Мы так ужасно одиноки в этой длинной, окружившей нас жутким холодом ночи.
      Несколько часов назад Марта, взволнованная этим чувством пустоты и бесконечного одиночества, бросилась к нам с криком:
      - На Землю, на Землю! - и начала плакать. А потом снова закричала:
      - Почему вы не телеграфируете на Землю! Почему не даете туда знать! Посмотрите, Томаш совсем больной!
      Бедная девушка! - что мы можем ей ответить?
      Она так же хорошо, как и мы, знает, что уже за сто двадцать миллионов метров до Луны наш аппарат перестал действовать... В конце концов Петр напомнил ей об этом, но она, как будто послание этого сообщения могло спасти больных, стала требовать, чтобы мы установили пушку, которую взяли с Земли специально на случай поломки телеграфного аппарата.
      Этот выстрел,- теперь это уже единственный способ сообщения с теми, кто остался там.
      Мы с Варадолем покорились и отважились на выход из снаряда.
      Признаюсь, что перед этим шагом меня охватил страх. Там, за защищающими нас стенами ядра была пустота, вакуум...
      И теперь мы должны были выйти в этот вакуум, чтобы установить пушку. Надев наши "водолазные костюмы" и прикрепив на шею емкости со сжатым воздухом, мы встали в углублении стены. Марта закрыла за нами плотные внутренние двери, чтобы вместе с нами не улетел такой необходимый для нас воздух, только тогда мы смогли открыть наружный люк...
      Мы коснулись стопами лунного грунта, и в ту же минуту нас охватила страшная глухота. Я видел сквозь стеклянную маску, что Петр шевелит губами, догадывался, что он что-то говорит, но не слышал ни одного слова. Воздух был слишком разреженным, чтобы в нем мог распространяться человеческий голос.
      Я поднял осколок камня и бросил его под ноги. Он упал медленно, медленней, чем на Земле, и совершенно беззвучно. Я закачался, как пьяный, казалось, что теперь я в самом деле нахожусь в царстве духов.
      Мы вынуждены были объясняться жестами. Земля, которая дала нам жизнь, теперь, освещая пространство, помогала нам понять друг друга.
      Мы вынули пушку, размещенную в открываемом наружу укрытии в стене снаряда, а также ящик со взрывчатым веществом, специально приготовленным для нее. Эта работа прошла довольно легко, потому что пушка едва ли весила даже шестую часть того, что на Земле!
      Оставалось только зарядить установленное орудие, поместив в середину специального снаряда сообщение; в связи с повышенной легкостью материалов на Луне силы взрыва будет вполне достаточно, чтобы донести его по прямой линии до Земли. Но этого мы уже не смогли сделать. Ужасный, отвратительный холод стянул нас железными обручами. Все-таки уже более трехсот часов здесь не появлялось солнце, а слишком разреженная атмосфера не могла столь долгое время удержать тепло в разогретых в течение длинного дня скалах...
      Мы вернулись в снаряд, который показался нам роскошным, теплым раем, несмотря на то что мы экономили топливо!
      До восхода Солнца, которое согреет этот мир, не стоит больше пытаться выходить. А этого Солнца нет как нет!
      Но когда-нибудь оно появится и что-то нам принесет?
      70 часов 46 минут после прибытия на Луну. О'Тамор умер.
      Первый лунный день, 3 часа после восхода Солнца.
      Нас уже только четверо. Через минуту мы отправляемся в путь. Все готово: наш снаряд, после того как к нему приделали колеса и установили мотор, превратился в автомобиль, который повезет нас через эту пустыню к тому месту, где можно будет жить... О'Тамор останется здесь...
      Мы улетели с Земли, но смерть, великая властительница земных народов, вместе с нами пересекла это пространство и вот сразу же напомнила о том, что находится среди нас - безжалостная, непобедимая, как всегда. Мы чувствовали ее присутствие и всемогущество так живо, как никогда на Земле. И невольно думали про себя: кто будет следующим ?..
      Еще была ночь, когда Селена вдруг сорвалась со своего места, где лежала несколько часов свернувшись в клубок, и, подняв морду к светящему в окно диску Земли, начала жутко выть. Мы подскочили, как будто подброшенные какой-то внутренней силой.
      - Смерть идет! - закричала Марта.
      А Вудбелл, который, почувствовав себя лучше, снова находился у кровати О'Тамора, медленно повернулся к нам:
      - Она уже пришла,- тихо проговорил он.
      Мы вынесли труп из снаряда. В этом скалистом грунте нельзя было выкопать могилу. Луна не собирается принимать наших мертвых, как же она примет нас, живых?
      Тогда мы уложили покойника на твердой лунной скале лицом к небу и светящейся на нем Земле и начали нагромождать вокруг рассыпанные изредка по поверхности Луны камни, чтобы сложить из них подобие могилы. Окружив тело невысоким валом, мы, однако, не смогли найти достаточно большой каменной плиты, чтобы прикрыть ее. Тогда Петр через трубку, соединяющую наши головы и дающую возможность общаться, сказал:
      - Оставим его так... Разве ты не видишь, что он смотрит на Землю?
      Я посмотрел на мертвого. Он лежал навзничь и, казалось, действительно вглядывался широко открытыми, стеклянными глазами в светящееся око Земли, продолжающее жмуриться от блеска еще невидимого для нас Солнца, которое вскоре должно было взойти.
      Пусть останется так...
      Из двух металлических трубок, оставшихся от оборудования, которое помогло нам не разбиться при падении, мы сделали подобие креста и установили его над изголовьем О'Тамора.
      И тогда, когда мы как раз закончили эту печальную работу и должны были возвращаться домой, произошло нечто удивительное. Вершины гор, виднеющиеся перед нами в мертвом свете Земли, вдруг, без всякого перехода, в одно мгновение стали кроваво-красными и сразу же потом засияли белым, ярким светом на фоне все еще черного неба. Подножия гор из-за резкого светового контраста еще больше почернели и стали почти невидимыми, только эти вершины, раскаленные добела, как сталь, висели над нами, медленно/но постоянно увеличиваясь в размерах. Из-за отсутствия воздушной перспективы, позволяющей на Земле оценить расстояние, эти светлые пятна, казалось, висят прямо над нашими головами на фоне черного неба, оторвавшись от основания гор, которое совершенно исчезло. Мы не смели протянуть руки, опасаясь наткнуться пальцами на эти куски живого огня.
      А они все увеличивались перед нашими глазами, что создавало впечатление, как будто они приближаются к нам, медленно и неумолимо. Они все приближались и были уже здесь, прямо перед нами... Мы невольно отпрянули, забыв о том, что эти горы находятся за сотни, а может быть, даже за тысячи километров от нас.
      Петр обернулся и закричал. Я последовал его примеру и остолбенел, пораженный новым и неслыханным зрелищем на востоке.
      Над черной пилой какого-то горного хребта искрился бледный серебристый столб небесного света. Мы смотрели на него, забыв в этот момент об умершем, когда затем в самом низу столба, сразу же над уровнем горизонта, начали сверкать мелкие, искрящиеся красные лучи, расходящиеся в разные стороны.
      Это всходило Солнце! Солнце, ожидаемое с такой тоской, желанное, жизнетворящее, которого О'Тамор уже никогда не увидит!
      Мы оба не смогли сдержать слез.
      В эту минуту Солнце уже светит над горизонтом, яркое и белое. Эти, предваряющие его появление красные лучики были протуберанцы, гигантские вспышки горящих газов, распространяющиеся во все стороны от солнечного диска, на Земле, где атмосфера приглушает их сияние, они бывают видны только во время полных затмений солнца. Здесь же, благодаря отсутствию воздуха, они возвестили нам о приближении солнечного диска и будут делать это каждый день, бросая на минуту кровавый отблеск на горы, прежде чем растают в свете дня.
      Через несколько десятков минут на месте движущегося венца красных лучей, когда свет сполз с вершин в долину, над горизонтом показался белый полукруг солнечного диска; целый час потребовался ему, чтобы полностью показаться из-за тех скал на востоке.
      Все это время, несмотря на ужасный мороз, мы занимались подготовкой к путешествию. Дорога была каждая минута, не было времени ждать. Теперь все уже готово.
      С восходом солнца стало теплее. Его лучи, хотя и падающие под большим углом, сильно грели, не ослабленные прохождением через охлаждающую атмосферу, как это происходит на Земле. Удивительная картина...
      Солнце горит, как светлый яркий шар, лежащий на горах, как на огромной черной подушке. Только два контрастных цвета преобладают в этой картине: белый и черный. Небо - черное, и несмотря на то, что начался день, искрится бессчетным количеством звезд; пейзаж вокруг нас пустой, дикий, пугающий - без переходов света, без полутеней, он наполовину сверкающий от солнечного света, а наполовину черный в тени. Нет здесь атмосферы, которая там, на Земле, придает небу такой чудесный голубой цвет, а сама, пронизанная светом, растворяет в себе звезды перед восходом Солнца и створяет закаты и рассветы, розовеет от зари и застилается тучами, перепоясывается радугой и создает нежные переходы от света к тьме.
      Нет! Видимо, наши глаза не созданы для этого света и этого пейзажа!
      Варадоль, на основании поспешно сделанных замеров относительно высоты Земли на небе, делает вывод, что мы находимся именно на Синус Медии, куда по расчетам и должны были упасть. Мне так не кажется, так как вершины гор, окружающих с запада и севера эту плоскость, ни размером, ни своей высотой нисколько не напоминают те, которые мы знаем по карте: Мостинг, Соммеринг, Шротер, Боде и Паллас. Но, в конце концов, не все ли равно! Мы направляемся на запад, чтобы, двигаясь вдоль экватора, где, если судить по картам, должен быть самый ровный грунт, опоясать Луну и выйти на ту сторону.
      Через минуту здесь ничто не будет напоминать о нас, кроме могилы и креста, навсегда обозначившего место, где приземлились первые люди на Луне.
      Итак, прощай, могила товарища, первая постройка, которую мы сложили на новом месте! Прощай, мертвый друг, отец наш дорогой и недобрый, который вывез нас с Земли и оставил едва вступившими в новую жизнь! Крест, поставленный на твоей могиле, как будто флаг, свидетельствующий о том, что Смерть-победительница, прибыв сюда с нами, уже взяла в свои руки и этот мир... Мы убегаем от нее, а ты остаешься тут с ней, самый спокойный из нас, смотрящий на неподвижную Землю, которая тебя родила.
      Первый лунный день, 197 часов после восхода Солнца.
      Море Имбриум, 11° зап. долготы 17° 21' лунной широты.
      Наконец-то я могу собрать мысли! Что за страшный, безжалостно долгий день, что за страшное Солнце, горящее огнем на этом черном небе уже в течение двухсот часов! Двадцать часов уже прошло с полудня, а оно все еще стоит в зените над нашими головами, окруженное непогасшими звездами, рядом с черным кругом Земли, обрамленным светящимся обручем атмосферы. Удивительное это небо над нами! Все вокруг нас изменилось, и только расположение звезд то же самое. Те же самые звезды, которые мы видели и на Земле, но здесь, где взгляду не мешает воздух, их видно несравненно больше. Весь небосклон засыпан ими, как песком. Звезды с удвоенной силой светятся зелеными, синими или красными точками, а не сливаются в белый цвет, как на Земле. При этом небо, лишенное цветной воздушной основы, совсем не выглядит гладким куполом; ощущается его безмерная глубина; потребуется расчетов, чтобы определить, какая звезда находится дальше, а какая ближе. Глядя на Большую Медведицу, я вижу, что некоторые звезды находятся значительно дальше остальных, тогда как с Земли все они выглядели, как семь гвоздиков, вбитых в небесный свод. Млечный Путь выглядит здесь не полосой, а сверкающим ужом, вьющимся в черной пучине. У меня такое впечатление, как будто я смотрю на небо через какой-то удивительный стереоскоп.
      А самое удивительное - это солнце, окруженное звездами, огненное, страшное, но не затмевающее своим светом даже самого маленького из небесных светил...
      Жара стоит ужасающая; скалы, кажется, скоро начнут таять и растапливаться, как лед на наших реках в прекрасные дни марта. Столько часов мы тосковали по солнцу и теплу, а теперь вынуждены скрываться от него, чтобы остаться в живых. Мы уже несколько часов находимся на дне глубокой расселины, которая тянется от подножия обрывистых скал Эратостенеса вдоль Апеннин в глубь Моря Дождей. Только здесь, в тысяче метров от поверхности, мы нашли тень и немного прохлады...
      Укрывшись тут, обессиленные усталостью, мы спали в течение долгого времени без перерыва. Мне снилось, что я нахожусь на Земле, в каких-то зеленых и прохладных лесах, по свежей траве стремительно бежит прозрачный ручеек. По голубому небу плывут белые облака, я слышу пение птиц, жужжание оводов и голоса людей, возвращающихся с поля.
      Разбудил меня лай Селены, требующей еды.
      Когда я, разморенный сном, открыл глаза, то долго не мог понять, где я нахожусь, и что со мной происходит, и что означает эта закрытая машина, в которой мы находимся, что означают эти скалы вокруг, пустые и дикие? Наконец я все понял, и страшное сожаление охватило меня. Тем временем Селена, видя, что я уже не сплю, подошла ко мне и, положив морду мне на колени, начала всматриваться в меня своими умными глазами. Мне показалось, что в этом взгляде видится немой упрек... Я молча погладил ее по голове, н она начала жалостно скулить, оглядываясь на щенят, играющих в углу машины. Эти щенята, Заграй и Леда, единственные веселые существа здесь.
      Правда, иногда и Марта бывает веселая, как маленький зверек, но это бывает только тогда, когда Вудбелл, все еще не поправившийся, протягивает руку, чтобы коснуться ее густых черных волос. Тогда ее смуглое лицо освещается улыбкой, а большие черные глаза с безграничной любовью всматриваются в лицо дорогого ей человека, еще недавно такое мужественное и красивое, а теперь увядшее и изнуренное горячкой.
      Никогда не забуду тот день, когда я увидел ее в первый раз. Это было почти сразу же после того, как мы получили сообщение о том, что Браун отказывается лететь с нами. Мы сидели тогда вчетвером в Марселе в гостиничном номере, окна которого выходили на залив, и размышляли об этом отступлении товарища, которое не могло оставить нас равнодушными.
      Тогда нам сказали, что какая-то женщина хочет немедленно встретиться с нами. Мы еще колебались, принимать ли ее, когда она вошла. Она была одета так, как в южных областях Индии одеваются дочери богатых местных жителей; лицо ее, необыкновенно красивое, выглядело испуганным, но решительным. Мы удивленно вскочили на ноги, а Томаш побледнел и, перегнувшись через стол, стал внимательно к ней присматриваться. Она остановилась у двери, наклонив голову.
      - Марта! Ты здесь? - наконец крикнул Вудбелл.
      Она сделала шаг вперед и подняла голову. В ее лице не было уже и следа колебания или неуверенности, вместо этого оно выражало одну только безграничную страстную любовь. Огненные черные глаза скрылись за полуопущенными ресницами, губы приоткрылись; она протянула руки к Томашу и сказала, глядя на него из-под ресниц:
      - Я пришла сюда вслед за тобой и пойду за тобой даже на Луну! Вудбелл побледнел, как мертвец. Он схватился руками за голову и скорее простонал, чем закричал:
      - Это невозможно!
      Тогда она посмотрела на нас и, поняв по возрасту, что О'Тамор самый главный из нас, кинулась к его ногам так быстро, что он не успел отпрянуть.
      - Господин,- кричала она, хватаясь за его одежду,- господин, возьмите меня с собой! Я любовница этого вашего товарища, я люблю его, я всем для него пожертвовала, все бросила, пусть же он не бросает меня теперь! Я услышала, что у вас не хватает одного человека, и приехала сюда из Индии! Возьмите меня! Я не доставлю вам хлопот, буду служить вам! Я богата, очень богата, я дам вам золота и жемчуга сколько хотите - мой отец был раджой в Траванкоре на Малабарском побережье и оставил большое богатство! Я сильная, посмотрите!
      Говоря это, она протянула к нему свой смуглые, округлые руки. Варадоль возмутился:
      - Не для такой экспедиции требуется подготовка! Это ведь не поездка на пароходе из Траванкора в Марсель!
      Но она рассказала, что втайне от Томаша выполняла те же самые упражнения, что и мы, всегда рассчитывая на то, что в последний момент ей удастся умолить нас взять ее с собой. Теперь она просто воспользовалась возможностью, выполняя давно принятое намерение. Она знает от Томаша, что там, на Луне, нас может ждать смерть, но она не хочет жить без него. И снова умоляла нас взять ее с собой.
      Тогда О'Тамор, до той минуты не произносивший ни слова, повернулся к Томашу с вопросом, хочет ли он взять ее с собой, а потом, когда Вудбелл, не в силах произнести ни одного слова, кивнул головой, положил руку на густые волосы девушки и сказал, медленно и значительно:
      - Поедешь с нами, дочка. Может быть, Бог выбрал тебя, чтобы ты стала Евой нового поколения, более счастливого, чем земное!
      Эта сцена и теперь стоит у меня перед глазами... Но вот Марта снова зовет меня. У Томаша снова жар, нужно дать ему хинин.
      Двумя часами позднее.
      Жара, вместо того чтобы ослабевать, становится еще сильнее. Мы спустились еще глубже, чтобы от нее спрятаться. Пока она не кончится, нельзя даже думать о продолжении путешествия. Меня охватывает страх при мысли, что нам надо преодолеть около трех тысяч километров, прежде чем мы достигнем цели... А кто поручится нам, что там, куда мы идем, можно будет жить?.. Один ОТамор не сомневался в этом, но его уже нет среди нас.
      Счетчик километров на нашем автомобиле показывает, что мы преодолели уже сто семьдесят семь километров, значит, учитывая время, продвигались со скоростью один километр в час. А ведь мы двигались как можно быстрее...
      Мы отправились в путь через четыре часа после восхода солнца, направляясь к западу. Думая; что мы находимся на Синус Медии, мы собирались добраться до плоскости между горами Соммеринг и Шротер, а оттуда, обойдя Соммеринг с севера и запада, приблизиться к экватору и вдоль него продвигаться по направлению к горному кольцу Гамбарт и более высокому, расположенному дальше к западу Ландсбергу.
      Прошло три часа, и мы проехали уже около тридцати километров, когда Варадоль, который в свою очередь стоял у руля, остановил машину. Перед нами возвышался невысокий продолговатый скалистый вал, тянущийся с юга на северо-запад. Вал можно было легко преодолеть, но нужно было определить направление, в котором нам следовало двигаться. В северо-западном направлении возвышались неровные, высокие скалы, которые мы принимали за горы кратера Соммеринг.
      Теперь мы направили машину на север. Дорога стала гораздо более тяжелой. Грунт медленно поднимался в гору; тут и там встречались трещины, которые было необходимо объезжать, или целые участки, засыпанные обломками скал. Мы двигались теперь гораздо медленнее и с большим трудом.
      Прошло уже двадцать четыре часа с восхода солнца, когда мы достигли гладкой поверхности скалы, по которой смогли двигаться быстрее. Здесь было решено остановиться на отдых. При этом странный вид окружающего нас пейзажа все больше начинал нас беспокоить.
      Мы все были уже почти уверены, что находимся в какой-то иной части Луны, а не на Синус Медии. Следовало наконец сделать точные расчеты для определения долготы и широты того пункта, в котором мы находились
      Наскоро поев, мы приступили к работе. Петр установил астрономические приборы. Середина диска Земли отклонилась от зенита на 6° к востоку и на 2° к северу, следовательно, мы находились под 6° западной долготы и 2° южной широты, то есть на границе Синус Медии, рядом с кратером Мостинг. В этом не могло быть никаких сомнений, измерения были точными.
      Тогда было решено двигаться дальше не изменяя направления.
      Мы уже собирались отправиться в путь, когда вдруг Варадоль закричал:
      - А наша пушка? Мы оставили пушку!
      Действительно, только теперь мы вспомнили, что наша пушка, единственное и последнее средство сообщения с Землей, осталась вместе со снарядами у могилы О'Тамора. Его смерть и похороны так ошеломили нас, что мы забыли забрать с собой такую ценную для нас пушку.
      Однако вернуться за ней было нелегко. Прежде всего из-за огромного пути, который мы должны еще пройти, каждый час для нас был дорог, так как в случае непредвиденных задержек запас продуктов и воздуха может иссякнуть, и тогда мы обречены на неминуемую гибель. Мы и так долго задержались в связи с болезнью О'Тамора и знали, что мороз или жара будут задерживать нас в дороге еще десятки раз.
      Итак, мы двинулись в дальнейший путь.
      От восхода Солнца прошли уже третьи земные сутки, за которые мы продвинулись едва ли на двадцать километров вперед. Жара становилась невыносимой. В душной и разогретой атмосфере автомобиля от постоянной тряски Вудбелл снова впал в горячку. Раны, полученные им в минуты падения на поверхность Луны, снова стали докучать ему. Какое счастье, что, по крайней мере, мы трое обошлись без царапин! Меня охватывает дрожь при одном только воспоминании об этом ужасном сотрясении!
      Сначала, еще в пространстве, глухой взрыв мин, помещенных в нижней части снаряда, которые должны были смягчить жесткость падения, потом выдвинутое нажатием кнопки стальное защитное устройство и... Нет, этого мне описать не удастся! Я только видел в последнюю минуту, как Марта, приподнявшись в своем гамаке, прижала свои губы к губам Томаша. ОТамор воскликнул: "Вот и приехали!"... и потерял сознание.
      Когда я открыл глаза, ОТамор лежал весь в крови, Вудбелл тоже в крови, Варадоль и Марта были без сознания... Из погнутых труб защитного устройства мы потом сделали крест на могиле О'Тамора...
      Наши хронометры показывали девяносто восемь часов после восхода солнца, когда, падая с ног от усталости и жары, мы наконец заметили, что приближаемся к вершине той возвышенности, на которую с таким трудом взбирались. За эти четверо земных суток, занимающих чуть больше четвертой части лунного "дня", спать нам приходилось очень мало, поэтому было решено остановиться и отдохнуть. Вудбеллу тоже требовались сон и покой.
      Машину мы остановили в тени скалы, которая оберегала нас от того, чтобы живьем не быть зажаренными в горячих солнечных лучах, после чего все легли спать. После двух часов я проснулся, отлично отдохнувший. Остальные еще спали. Мне не хотелось их будить, и я надел свой костюм и вышел из машины, чтобы осмотреть окрестности. Едва выйдя из тени, я почувствовал такую жару, как будто оказался внутри доменной печи. Уже не тепло, а жар лился с неба, обжигая мне стопы даже через грубые подошвы специального костюма. Мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы не вернуться тут же назад в машину.
      Мы находились в неглубокой скальной горловине, разделяющей два стогообразных возвышения из камня и заканчивающейся среди них своего рода переходом, который, насколько я мог заметить с того места, на котором стоял, переходил в плоскость, выходящую за оба холма по направлению к западу. Эти холмы закрывали мне вид на север и на юг. Только к востоку было открытое пространство, и можно было увидеть путь, по которому мы сюда прибыли. Я смотрел на каменные поля, испещренные котловинами, пропастями, расселинами и скалами - и просто не верил собственным глазам, что мы смогли пробраться через все это на нашем большом и тяжелом автомобиле.
      На Земле, где сила тяжести в шесть раз больше, это было бы просто невозможно.
      В эту минуту я почувствовал, что меня кто-то толкает. Я повернулся: за мной стоял Варадоль и делал какие-то отчаянные жесты. Я вышел из машины в костюме, но не взял с собой трубку для переговоров, поэтому ничего не мог понять. Я видел только, что он был очень бледным и чем-то страшно растерян. Я подумал, что Томашу стало нехорошо, и побежал к машине. Он пошел за мной.
      Едва мы оказались в машине и сняли костюмы, Варадоль сказал, наклонившись ко мне:
      - Не буди остальных и слушай: произошла страшная вещь, я ошибся.
      - Что? - воскликнул я, еще не понимая, о чем речь.
      - Мы упали не, на Синус Медии.
      - Где же мы находимся?
      - Под Эратостенесом, на перевале, соединяющем этот кратер с лунными Апеннинами.
      Перед глазами у меня потемнело. На фотоснимках поверхности Луны, сделанных на Земле, видно, что горный хребет, на котором мы находимся, обрывается почти отвесно к расположенной на западе гигантской равнине Море Имбриум.
      - Как же мы отсюда спустимся! - в испуге вскричал я.
      - Тихо. Один Бог знает. Это моя вина. Мы упали на Синус Эстуум. Смотри...
      Он пододвинул мне карту и листки, исписанные столбиками цифр.
      - А ты не ошибаешься? - спросил я.
      - На этот раз, к сожалению, нет? И те измерения были точными, я только забыл, что тогда Земля не могла находиться в зените над центром лунного диска. Ты же знаешь, что Луна во время оборота вокруг своей оси подвержена небольшим колебаниям, так называемой либрации, в результате чего Земля не стоит неподвижно на небе, а описывает небольшой эллипс. И я забыл нанести поправки в связи с этим ее отклонением от зенита и поэтому определил неправильную долготу и широту точки, из которой мы производили расчеты. Теперь мы можем заплатить за это жизнью!
      - Успокойся,- сказал я, хотя сам дрожал всем телом.- Может быть, еще удастся спастись.
      Томаш и Марта вскоре проснулись. Нельзя было скрывать от них истинного положения вещей. Я, как можно осторожнее, рассказал им, как обстоят дела. Это не произвело на них слишком большого впечатления. Томаш только поморщился и прикусил губу, а Марта, насколько я мог понять по ее поведению, не очень хорошо отдавала себе отчет в властности положения.
      - Ну что ж,- сказала она,- как въехали, так и съедем, давайте вернемся.
      Съедем, как въехали, Боже мой! Ведь то, что мы попали на дорогу, которая нас сюда привела, было чистой случайностью! А возвращаться? - столько сил и столько часов, напрасно потраченных!..
      В конце концов мы решили подняться на этот перевал, чтобы посмотреть, удастся ли с него спуститься на равнину Моря Имбриум. Машина тронулась, и через несколько минут мы находились уже над пропастью.
      Мы были совершенно ошеломлены тем видом, который открылся перед нами. Скала обрывалась у наших ног почти отвесно, а там, внизу, тысячей метров ниже, насколько можно было охватить глазом, простиралась безбрежная равнина Моря Имбриум, с изредка разбросанными по ней скалами. Отсутствие воздушной перспективы создавало такую видимость, что горы, даже весьма отдаленные, четко выделялись на фоне черного неба, сверкая невероятным светом. Картина поистине волшебная! На минуту мы даже забыли о нашем угрожающем положении.
      Мы молча смотрели перед собой, не зная, какой избрать путь.
      Оказавшись на плоскости Моря Дождей, мы имели бы перед собой пространство, по которому могли были передвигаться, но вся трудность заключалась в том, как на него попасть, как спуститься с этой, высотой в тысячу метров, отвесной скалы?
      После короткого совета мы пешком отправились к югу, надеясь, что, возможно, там удастся найти дорогу вниз. Мы шли по узкой площадке, втиснутой между скалами и пропастью, обрывающейся в Море Имбриум. В одном месте проход был таким узким, что мы хотели вернуться, сомневаясь, что нам удастся проехать тут на машине. К счастью, Марта, которая была с нами, вспомнила, что у нас есть определенный запас мин, которыми можно легко взорвать небольшой, преграждающий нам путь скальный порог. Тогда мы обошли его, пройдя у края головокружительной пропасти, и пошли дальше. Теперь путь, ведущий по гребню горы, стал значительно более широким и плоским, он медленно поднимался вверх. Все же мы продолжали идти к югу; справа и слева громоздились ужасные вершины кольца Эратостенеса.
      Примерно через полчаса после того, как мы обошли этот скальный порог, мы остановились перед новой пропастью, которая так неожиданно открылась перед нашими ногами, что Петр, который шел впереди и первым вступил на закрывающий ее от нас порог, отпрянул назад с испуганным возгласом. Действительно, трудно вообразить себе нечто более ужасное, чем картина, которая расстилалась теперь перед нами.
      Двигаясь в южном направлении, мы, сами того не зная, оказались в глубокой расселине, находящейся уже в самом теле Эратостенеса. Вправо и влево были видны острые вершины скал, из которых одна сверкала в солнечном свете, другая - лежала в тени и была совершенно черной. А перед нами... нет! кто это сможет описать! перед нами открылась бездна: бездонная и невероятная, что-то настолько ужасное, содержащее в себе столько угрозы, величия и мертвенности, что даже теперь меня парализует страх, когда я об этом вспоминаю!
      Перед нами была внутренняя часть кратера Эратостенес.
      Мощный вал, испещренный, как пила, зазубринами, замыкал здесь круг диаметром в несколько десятков километров, создавая большую котловину, наверное, самую страшную из тех, которые когдалибо видел человек. Острые вершины, поднимаясь почти на четыре тысячи метров над дном этой пропасти, спадали вниз почти отвесно. Это выглядело застывшим каменным каскадом, состоящим из огромного количества иглоподобных скал.
      Мне невольно вспомнились слова Данте о Долине скорби. И в моем мозгу, ослабевшем от усталости и страха, начал возникать призрак Дантова ада, который, уж конечно, был не страшнее того, что мы видели перед собой! Клубящиеся на дне исполинского котла дымы казались хороводами осужденных на вечные муки душ, кружащих около чудовищной фигуры Люцифера, которую напоминал поднимающийся перед глазами один из вулканических конусов... Множество душ страшная процессия осужденных. Распространяясь повсюду по скалистым склонам пропасти, они плыли огромными волнами, спускаясь в глубь ущелья, перекатываясь, клубясь, сталкиваясь. Некоторые пытались подняться вверх на свет, на солнце - они отрывались от дна целыми тучами и падали вновь" как свинцовый дым, на место вечной кары... И все это происходило в страшной, вызывающей дрожь тишине...
      Мир закружился у меня перед глазами, я чувствовал, что близок к обмороку.
      Вдруг до меня долетел плач. Я был так ошеломлен, что а первую минуту подумал, что действительно слышу голос осужденных на вечные муки... Но на этот раз это был не призрак. Плач слышался на самом деле через трубку, соединяющую шлемы наших воздухонепроницаемых костюмов.
      Немного придя в себя, я огляделся. Вудбелл, оперевшись спиной о скалу, стоял бледный, с опущенной головой. Варадоль, подобно дикому зверю на привязи, нервно расхаживал, насколько позволял ему грунт и трубка, и оглядывался, как будто искал среди этих скал дорогу и выход. Марта сидела на камнях, опустив лицо на колени, и тряслась от рыданий, вызванных сильным нервным потрясением.