На серебряной планете (Лунная трилогия - 1)

и ткать, пользуются огнем, различными земледельческими орудиями, разговаривают со мной на достаточно чистом польском языке, понимают неплохо содержание книг, написанных пофранцузски и по-английски - но между собой разговаривают на каком-то странном, убогом языке, складывающемся из мешанины искаженных польских, английских, малабарских и португальских слов, а под их черепными коробками мысли текут лениво и вяло, кажется, они с большим усилием облекают их в слова, помогая себе при этом движениями рук и головы, как дикари где-нибудь в глубине Африки или в южной части Американского континента.
      И такая безграничная печаль охватывает меня, когда я смотрю на это третье поколение пришедших с Земли людей! И она становится еще глубже оттого, что я, подсознательно ощущая свое превосходство, не могу избавиться от чувства презрения к этим бедным якобы людям и одновременно сознаю себя соучастником того преступления, которое было совершено. Потому что мы действительно совершили преступное надругательство над достоинством человеческой расы, перенеся ее сюда в лице собственных особ и позволив ей размножаться здесь на этой планете... Природа неумолима, как в тех случаях, когда с триумфом двигается вперед, создавая постоянно новые высшие формы, так и тогда, когда в страхе отшатывается от того, что создала. Напрасно мы пытались бороться с ней, стараясь в лунном поколении удержать ту духовную высоту, какой человечество уже достигло на Земле. Единственный, хотя и неожиданный результат моих усилий - это соединенное со страхом почитание, какое они проявляют ко мне. Я для них не просто великан, но и таинственное существо, которое знает то, что они не ведают, и понимает то, что они понять не в силах...
      При этом Ада постоянно рассказывает им, что на севере есть страна, где Солнце никогда не заходит, за ней ужасная, безбрежная и мертвая пустыня, над пустыней светит огромная золотистая звезда, и что я пришел на Луну с этой звезды. Разве этого недостаточно, чтобы смутить бедные головы этим карликам? Они никогда не были там и не видели светящейся Земли, одна только Ада была со мной в Полярной Стране и теперь рассказывает им разные чудеса, а они слушают ее затаив дыхание и испуганно поглядывают на меня, огромного по сравнению с ними седого человека.
      Как же я одинок среди них!
      Сейчас ночь. Я не умею, к сожалению, как лунный народец, спать в течение трехсот часов подряд, поэтому сижу и думаю.
      Я живу один в старом доме, который когда-то построил вместе с Мартой и Петром. Днем вокруг крутятся карлики и с любопытством приглядываются ко мне, хотя знают меня с детства, не знаю почему, но ни один из них не решается сюда войти. Только Ада приходит ко мне в определенное время суток, приносит продукты, наводит порядок, а если застает меня здесь, задает несколько обычных вопросов, потом садится на порог и молча сидит там несколько часов потом уходит, снова оставляя меня в одиночестве.
      Мне кажется, она воспринимает эти приходы, как определенный долг по отношению ко мне и исполняет его, как часть причитающегося Старому Человеку почтения.
      Эта женщина одержима каким-то странным безумием. С виду совершенно спокойная, полная самообладания, она охвачена маниакальной идеей, неизвестно откуда возникшей у нее в голове... Ей кажется, что я какое-то сверхъестественное существо, владеющее этой лунной страной, а она моя жрица и прорицательница. Причем люди верят ей беззаветно.
      Какая-то новая мифология, фантастическая религия возникла в ее бедной головке, сложенная из постулатов Священного Писания и моих рассказов о Земле и нашем приходе сюда. Она рассказывает об этом детям Тома, которые верят ей больше, чем мне.
      Сначала я всеми способами пытался противиться распространению этого мифа, в котором не последнее место занимала моя особа, но в конце концов вынужден был признать свое поражение Я долго объяснял Аде, что я, как и ее родители, которых она должна еще помнить, точно такой же человек, как и остальные люди на Луне, а если я больше ростом и сильнее их, то только потому, что родился на другой, большей планете, Земле. Она внимательно, молча слушала меня, а когда я вышел из терпения, прошептала, взглянув на меня с хитрой усмешкой.
      - А как ты, Старый Человек, сумел перенестись сюда с Земли и привезти моих родителей, разве это удалось бы кому-нибудь другому? Откуда ты знаешь все, чего никто не знает? А самое главное, почему ты не умираешь, как другие?
      Я выругал ее и раз и навсегда запретил распространять обо мне всякие сказки, но все было напрасно. Несколько часов спустя я услышал, как она говорила Яну, являющемуся теперь лунным патриархом, который шел ко мне по какому-то делу.
      - Старый Человек сердится. Старый Человек не хочет, чтобы было известно, что он... Старый Человек.
      Ян страшно огорчился.
      - Это плохо, это очень плохо, я как раз хотел просить его, чтобы он перенес к моему дому камень, который мы с сыновьями не можем сдвинуть с места...
      - Нужно его умилостивить,- заявила Ада,- принесите побольше салата, улиток, янтаря, я ему передам. Но прежде всего,- она приложила палец к губам,- не разговаривайте при нем! Он не хочет этого!
      Я вышел из-за угла, откуда выслушал весь разговор, снова выругал Аду и отправился к дому Яна, чтобы сделать то, о чем он просил. Уже уходя, я слышал, как Ада прошептала озабоченному "патриарху":
      - Вот видишь! Он все слышит и все знает!
      Откуда в ней взялось это безумие? Не знаю, но уверен, что оно определяет все ее существо и является причиной ее огромного влияния на лунный народ. Еще когда было живо первое поколение - Роза и Лили боялись ее, и даже Том дрожал перед ней. Сегодня - его дети не посмели бы ослушаться любого ее приказа.
      Меня возмущает то, что она баламутит слабые головы внучат Марты, но в то же время я чувствую к ней огромную жалость. Тем более что в ее тихом сумасшествии я замечаю минуты просветления, проблески сознания, во время которых она, по-видимому, отдает себе отчет в том, что живет в воображаемом мире и, наверное, страдает.
      Я вспоминаю один такой случай.
      Было уже около полуночи, когда Ада пришла ко мне. Меня удивил ее приход в такое необычное время, тем более мороз здесь не шутит, и выход из дома в такое время дело довольно необычное и неприятное.
      Она застала меня, склонившегося над какой-то книгой, и, не желая меня прерывать, тихо уселась в углу на лавке
      Я видел, что она хочет поговорить со мной, но умышленно не обращал на нее внимания. Ада какое-то время просидела в молчании, потом видя, что я не смотрю на нее, подошла ко мне и легонько коснулась ладонью моего плеча:
      - Господин...
      Я быстро повернулся. Так она не обращалась ко мне никогда. Я всегда слышал от нее только "Старый Человек" И удивительно! Услышав теперь выражение "Господин!"- я испытал непривычное ощущение: в нем была радость, что кто-то обращается ко мне по-людски, и вместе с тем возмущение, что кто-то смеет так обращаться.
      - Господин...- снова повторила Ада
      - Что ты хочешь, малышка? - спросил я как можно мягче. Мне пришлось повторить этот вопрос несколько раз, прежде чем она ответила.
      - Я хотела тебя спросить, хотела узнать...
      - Что?
      - Господин, я же ничего не знаю1 - воскликнула она внезапно с таким трагизмом в голосе и таким отчаянием в глазах, что как только я на нее взглянул, у меня на губах замерло язвительное замечание, что именно по этой причине она и не должна столько рассказывать лунным жителям.
      А она продолжала:
      - Я совсем ничего не знаю. И хотела просить тебя, чтобы ты сказал мне наконец что все это значит, кто ты такой и кто такие мы? Я вижу, что ты старый и одинокий, сильный и большой, но, мне кажется, я помню моих родителей, которые тоже были не такие, как мы сегодня, похожие на тебя...
      Она замолчала и через минуту повторила снова, глядя мне в глаза:
      - Скажи, кто ты такой и кто мы?
      Во мне начало происходить что-то странное Мне казалось, что на ее вопрос я уже неоднократно отвечал, но несмотря на это, меня охватило желание искренне говорить с этой женщиной, которая наконец обратилась ко мне по-человечески Я растрогался и почувствовал, что сердце мое смягчается и слезы подступают к глазам С трудом мне удалось выдавить из себя прозвучавшие как эхо слова:
      - Кто я такой?
      Мне показалось, что я и сам уже этого не знаю. А Ада заговорила снова:
      - Да, кто ты такой, господин? Мы все называем тебя Старым Человеком, но сегодня я подумала., и потому пришла спросить у тебя... скажи мне правду, ты действительно Старый Человек?
      Это мое имя, которое она же сама распространила вокруг, теперь произносилось ею с каким-то суеверным страхом. Голос у нее замирал и прерывался
      - Я хочу знать,- продолжала она,- ты действительно пришел оттуда, с Земли, которую я видела, и можешь сделать все, что захочешь? Правда ли, что ты никогда не умрешь, и в-самом ли деле мы, если ты покинешь нас когда-нибудь, вернувшись на Землю, будем обречены на погибель, как мы думаем?
      Она выпалила все это на едином дыхании и уставилась на меня блестящими, беспокойными глазами.
      Что я мог ей ответить? Еще минуту назад я хотел открыть перед ней душу, повторить еще раз все, что уже столько раз рассказывал: о Земле, о нашем прибытии сюда, об моих умерших товарищах, но пока я слушал ее слова, мне стало ясно, что все будет напрасно. Она хочет, чтобы я утвердил ее в уверенности, что я действительно Старый Человек, то есть, по их разумению, какое-то сверхъестественное существо.
      Меня снова охватила тоска, и я долго не мог найти слов...
      - Зачем ты спрашиваешь? - наконец сказал я.- Ведь я это не один раз тебе рассказывал.
      - Да... но я хотела бы, чтобы ты мне сказал правду!
      Мне вспомнилось, как много-много лет назад те же самые слова сказал мне маленький Том, когда я показывал ему Землю и рассказывал, что мы прилетели оттуда "Дядя, скажи мне теперь правду" просил он.
      - Скажи мне,- настаивала Ада,- скажи, правда ли то, что ты прилетел вместе с моими родителями с этой огромной звезды, которую ты называешь Землей'
      Она схватила меня за руку и уставилась на меня горящими глазами. Никогда еще я не видел ее такой.
      - Скажи мне! - требовала она.- Тогда я расскажу это людям, они верят в тебя!
      Последние слова она произнесла с такой душевной болью, что я просто испугалась. Я никогда не предполагал, что в этой замкнутой, сумасшедшей, стареющей женщине могла происходить какая-то внутренняя борьба, пылать подобные чувства "Они верят в тебя!" - в этом заключалась в эту минуту вся удивительная трагедия ее жизни Она создала для лунного народа новую, идолопоклонническую и фантастическую веру и теперь, когда в ней внезапно проснулись сомнения в том, что она сама провозглашала, она пришла ко мне, чтобы услышать из моих уст подтверждение, потому что - они верят в меня! В этом возгласе прозвучало что-то похожее на жалобу, что эти люди такие несчастные и верят в меня, а вместе с тем и просьба, чтобы я не отнимал у них этой веры Я долго смотрел на нее, по-моему, в моих глазах даже появились слезы.
      - Ада, поверишь ли ты тому, что я тебе скажу?
      - Поверю, поверю!
      Я поколебался еще мгновение: может быть, отказаться от своего земного происхождения' Если бы они считали, что я родился на Луне, как и все остальные, перестали бы считать меня высшим существом? Но мне сразу же стало так нехорошо при мысли о совершении такого чудовищного отречения от Земли, что пот выступил у меня на лбу Будь что будет, но я решил объяснить Аде, что я в самом деле человек старый, но совсем не Старый Человек в их понимании, и что они должны понять это, как бы ни болезненна была утрата общего суеверия.
      - Я действительно пришел сюда с Земли,- начал я, но Ада не дала мне закончить.
      - Значит, это правда? - воскликнула она.- Правда?
      Я молча кивнул головой. В эту минуту я почувствовал, что Ада хватает меня за ноги.
      - Спасибо тебе, Старый Человек, и прошу тебя, прости меня, что я посмела... Теперь я уже знаю, что ты - Старый Человек.
      Я удивленно смотрел на нее. В ее глазах, еще минуту назад разумных и спокойных, снова горел тот таинственный огонь, который пожирал ее, руки дрожали, а на лице выступил лихорадочный румянец.
      - Спасибо тебе, Старый Человек,- повторяла она,- я пойду и расскажу людям.
      Прежде чем я успел оправиться от удивления, вызванного неожиданными словами Ады, ее уже не было со мной. Она исчезла так быстро, что я не успел ни задержать ее, ни окликнуть
      Ада безумна, но странно, что потомство Тома так безоговорочно верит ее словам, удивительно, что все ее сказки нашли в них для себя столь подходящую почву.
      Я не раз думал, как это все произошло Может быть, в этом есть и доля моей вины: я слишком отстранился от нового лунного поколения, а заметив, что они окружают легендой мое имя, счел это проявлением ребячества и не пресек его в самом начале. Когда, наконец, испугавшись, я вступил в борьбу, было уже слишком поздно.
      Еще при жизни Тома я заметил, что среди его детей начинают кружить различные фантастические сказки обо мне. Из случайно услышанных фраз я понял, что они считают мои знания и мою необычную, в сравнении с ними, силу явлением сверхъестественным. В их глазах я представал чем-то вроде чернокнижника Том, насколько я знаю, не распространял подобных слухов, но и не перечил им. Вначале меня это просто забавляло.
      Но после смерти Тома события приобрели гораздо более худший оборот. По-моему, сегодня этому народцу я представляюсь фигурой гораздо более значительной, чем чернокнижник Они считают, что я все знаю и могу, а если не всегда делаю то, о чем меня просят, то только потому, что не хочу. Просили же меня, чтобы я предотвратил полуденную бурю, говоря, что Аде это, к сожалению, не удается, хотя она действует от моего имени. И она послала их ко мне, потому что я все могу сделать!
      Когда-то Ян хотел под большим секретом узнать у меня, когда я собираюсь покинуть их и вернуться на Землю? Ада говорила им, что это обязательно произойдет, а они боятся моего ухода!
      Конечно, я с огромной, болезненной тоской смотрю на то, что делается в головах этого поколения. Но ничего не могу сделать - а может быть, мне и не хочется уже бороться с этой наивной темнотой... Все мучительно для меня, все меня угнетает Я радуюсь, когда могу хоть на минуту забыть о том, где нахожусь и что делается вокруг меня и закрыв глаза - наяву грезить о Земле.
      Там люди - настоящие - и такие леса, птицы, душистые цветы на лугах.
      О! там...
      Как же мне побыстрее уйти отсюда навсегда! О, если бы я мог, как они верят, вернуться на Землю! Я просто одержим этой мыслью Чем бы я ни занимался, эта мысль постоянно возвращается и даже ночью не дает мне покоя. Когда, я засыпаю, перед моими глазами проплывают какие-то фантастические картины, но все они вариации только на одну тему Земля! Земля' Земля!
      Когда-то, когда я там еще жил, это были для меня отдельные континенты, страны, народы - теперь все это слилось только в одно понятие, в одну любовь и тоску. Я не могу уже различать отсюда государств, народов с различным языком и верой, даже человечество сливается в моей душе в единое целое с растительностью, животными и всей земной планетой, и все вместе это горит в моей душе, как в черном небе над пустыней.
      Земля! Земля! Земля! _____
      Сегодня мне вспомнился Том в то счастливое время, когда, ребенком, он еще был моим постоянным спутником и другом Я думал о нем долго - и теперь, в тихую морозную лунную ночь перед моими глазами, глазами одинокого человека, проплывают красочные картины времен его детства.
      Ведь как бы то ни было, это был единственный человек из нового поколения, которого я действительно любил. И так близко меня касалось все, что с ним происходило.
      Он развивался удивительно быстро - видимо, под влиянием условий этого мира Когда ему было около четырнадцати лет - это был уже вполне взрослый и зрелый мужчина. Обе старшие девочки тоже уже подрастали... Я наблюдал за ними, как за распускающимися цветами, еще не осознающими своего очарования, но уже душистыми и прекрасными. Их поведение по отношению к Тому подверглось значительному изменению. Раньше - это были две служанки, два маленьких мотылька, постоянно кружащиеся вокруг его светловолосой головы, и только ищущие возможность чем-либо угодить ему. Он прекрасно сознавал свою власть над сестрами и считал ее совершенно естественной. Он даже позволял себе пренебрегать ими. Если иногда, в минуту редкого приступа чувствительности, он гладил какую-либо из них по густым, мягким волосам или даже одаривал поцелуями, всегда делал это с миной щедрого владельца, который старается вознаградить своих подданных за любовь, но также заботится о том, чтобы не испортить их слишком частыми проявлениями монаршей милости. Это отношение Тома к сестрам с самого начала вызывало у меня недовольство, и я неоднократно делал мальчику замечания, видя, как он беззастенчиво пользуется услугами сестер, а взамен - только позволяет себя любить. Я не предполагал, что в скором времени все это изменится.
      В то время, о котором я говорю, девочки стали более сдержанными в проявлении своей любви к брату. И даже, как мне казалось, стали его избегать. Только иногда, когда он не видел, они украдкой бросали на него испуганные взгляды, краснея каждый раз, когда он к ним приближался. По мере того как они отдалялись от Тома, они становились дружнее и сердечнее друг к другу
      Эта перемена свершилась настолько быстро и неожиданно, что, заметив ее, я не мог понять, когда это произошло. Только одно я знал, глядя на этих троих... они еще совсем дети, если судить по земным меркам, но на моих глазах произошла перемена, вызванная природой, которая хотела создавать, творить, даже если впоследствии сама будет с сожалением смотреть на дело своих рук.
      Это уже не были брат и сестры: это были две женщины и один мужчина.
      Сами они, разумеется, этого еще не понимали. Том пытался по-прежнему вести себя с сестрами, но это у него получалось с трудом. В их обществе он терял уверенность в себе и смущался. Было видно, что эти тихие, славные девушки приобрели теперь огромную власть над ним господином лунного мира. Теперь он вместо того, чтобы пользоваться их услугами, сам служил им. Он приносил им продукты, заботился об их одежде, удобствах, собирал для них цветные камни, и кусочки янтаря, которые они потом вплетали в волосы, или катал их в лодке по морю, когда погода позволяла это. В этих прогулках я тоже принимал участие, потому что - удивительное дело! - девочки, выросшие вместе с Томом и до сих пор всю свою жизнь проведшие в его обществе, не хотели теперь оставаться с ним наедине. Я не раз, как более сильный и опытный, пытался сесть на весла, но Том не позволял мне этого. Я заметил, что дело здесь не столько в том, чтобы пощадить меня, сколько в том, чтобы продемонстрировать перед сестрами свою силу и ловкость.
      Вечная история разыгрывалась перед моими глазами, но я с радостью наблюдал за ней. Мне казалось, что у меня на ладони сидят три птенца, я чувствую биение их сердечек и понимаю все, что они сами еще понять не в состоянии. Пожалуй, со времени смерти Марты это был единственный период времени, когда я чувствовал себя счастливым... Какое-то свежее весеннее дуновение чувствовал я, глядя на этих детей, в которых свершалась великая тайна жизни и любви.
      Сегодня это уже старые воспоминания! Я с радостью вызываю их в памяти, потому что не так уж много было дней на этой планете, о которых я мог бы вспоминать без боли.
      Только - снова страшная ирония судьбы! Любовь Тома к Лили и Розе, потому что он обеих любил одинаково - любовь, созерцание которой так радовало мое сердце, вызвала к жизни это поколение карликов, которые теперь заполонили окрестности Теплых Прудов.
      Каждый раз, вспоминая это, я содрогаюсь, как будто неожиданно нашел в корзине роз омерзительных насекомых.
      Впрочем, возможно, я несправедлив к этим карликам. Они, прежде всего, несчастные, такие несчастные, что когда я на них смотрю, то моя человеческая гордость готова выть от боли...
      Том был гораздо более значительной личностью. Я вспоминаю его маленькую, но благородную фигуру. Он был энергичным и разумным, и в глазах у него еще светилось то, чего я напрасно ищу во взгляде его детей: душа.
      Все слишком болезненно для меня и трудно писать об этом спокойно.
      Почему все так произошло? - Забавный вопрос, на который не может быть ответа! - Зачем, зачем мы сюда пришли, зачем умер Томаш и оставил Марту между мной и Петром, для чего я отказался от нее, хотя был гораздо ближе ее сердцу, почему она умерла, и почему я живу какое все это имеет значение перед лицом вечности... _____
      Прочитал снова то, что написал на этих листах в последнюю ночь, и невольно спрашиваю себя, зачем и для кого я это пишу?
      Когда-то, ведя дневник нашего путешествия через мертвую пустыню и позднее, описывая первые годы жизни на Луне, я думал, что оставлю этот дневник лунным жителям, чтобы будущие поколения знали, как мы попали сюда и что должны были перетерпеть и перебороть, чтобы создать сносные условия для жизни. Но сегодня... Ведь эта мысль просто смешна! Лунные жители такие, какие они есть, не будут этого никогда читать. И я даже не хочу, чтобы они когда-нибудь прочли мои записи. Что им до этого? Какое им дело до моих переживаний, чувств, страданий? Неужели они смогут их понять? Неужели смогут увидеть в этих листках нечто большее, чем просто фантастический и непонятный рассказ? Впрочем, зачем им знать, что они выродившиеся существа прекрасной человеческой расы, господствующей на далекой, прекрасной звезде? С того дня, когда они поняли бы это, они начали бы тосковать, стыдиться и страдать, как страдаю я, глядя на них.
      Нет, пусть здешний народ со временем забудет, кто были их предки с далекой планеты.
      Я пишу этот дневник для себя. Если бы я мог мечтать какимто чудом отослать его на Землю, то писал бы его, как письмо к моим братьям по духу, которые остались там, и на каждой странице благословлял бы земные просторы, луга, реки, цветы и плоды, леса и сады, птиц и людей - все, все, что мне сейчас здесь так дорого по воспоминаниям!
      Но я знаю, что, к сожалению, этого никогда не произойдет, я не смогу ни одного слова отослать на Землю, к которой стремлюсь только мыслью и взором, когда, замученный тоской, отправляюсь в Полярную Страну, чтобы увидеть над пустыней мою Отчизну.
      Стало быть, я пишу для себя. Разговариваю сам с собой, как все старики. А когда мне удается самому ввести себя в мимолетное заблуждение, что я пишу все это для людей, оставшихся на Земле, то сердце начинает сильнее биться у меня в груди, и лицо пылает от жара, потому что мне представляется, что я завязываю какую-то нить между собой и моей родной планетой, отдаленной от меня на сотни тысяч километров!
      Тогда я с радостью описывал бы самые малейшие подробности моей жизни здесь, делился мыслями, жаловался на трудности, отчитывался в редких, кратковременных радостях...
      Только... этих радостей было так мало!
      Я уже писал о единственной весне, которая существовала для меня на этой грустной планете, когда я наблюдал за пробуждающимися чувствами между Томом и девушками.
      Может быть, мне следовало остаться с ними... Но мне казалось, что если я уйду от них на какое-то время, запретив предпринимать что-либо серьезное в мое отсутствие, то удлиню этот период свежести и весны, а возвратившись летом, смогу собрать созревшие плоды.
      Я - старый дурак! С такой же вероятностью я мог бы остановить падающий камень, отвернувшись от него! Жизнь пошла по своему обычному пути!
      Когда я вернулся к морю после нескольких лунных дней, проведенных в Полярной Стране, Том встретил меня на удивление важно и проводил в мой старый дом, где до этого мы жили все вместе.
      - Здесь твой дом,- сказал он,- он такой же, как тогда, когда ты его покинул. Во время твоего отсутствия здесь жила только Ада и два старых пса, которых ты оставил.
      - А ты? - спросил я.- А старшие девочки? Где же были вы?
      Том обернулся. Я проследил за его взглядом и только теперь заметил, что поодаль в зарослях, на берегу одного из теплых озер поднимается почти законченный новый домик.
      - Я построил себе новый дом,- заявил Том.
      - Зачем? - спросил я с невольным удивлением.
      Том немного поколебался, потом показал на приближающихся к нам старших девочек и сказал, глядя мне прямо в глаза:
      - Это мои жены!
      - Которая? - бессмысленно спросил я.
      Наступила тишина. Том опустил голову, а девушки с тревогой посмотрели на меня.
      - Которая из них? - повторил я.
      - Я люблю их обеих,- ответил он.- И они обе принадлежат мне!
      Сказав это, он взял обеих девушек за руки и подвел их ко мне:
      - Благослови нас, Старый Человек!..
      Тогда в первый раз он назвал меня этим именем, которое сегодня уже прочно приросло ко мне - как я думаю, навсегда.
      С тех пор наша жизнь определенным образом изменилась, на первый взгляд незначительно, а на самом деле гораздо существенней. В нашем маленьком обществе произошел разрыв. Том с женами создал новую, обособленную семью, которая все более крепла по мере появления нового и нового потомства. Мы с Адой оказались вне ее. С каждым днем я все больше и больше ощущал, что становлюсь менее необходимым в этом мире, с каждым днем возрастала моя тоска по моей далекой родине,- тем временем жизнь вокруг меня неудержимо неслась вперед.
      Я с грустью вспоминаю о последующей жизни Тома с сестрами. Он не был к ним добр, хотя обе они беззаветно любили его до последнего дыхания. Слишком многого он от них требовал и был слишком деспотичен. Даже я утратил былое влияние на него. Говоря правду, именно эти прискорбные обстоятельства были причиной того, что я во второй раз отправился в Полярную Страну, взяв с собой Аду.
      А потом, после моего возвращения, начался последний акт моей личной трагедии, который длится и по сей день. Страшная смерть Розы, безумие Ады, потом смерть Тома и Лили - и моя неутоленная тоска по Земле, ужасное одиночество, возрастающее с каждым днем, хотя лунных жителей становится день ото дня все больше.
      Том получил от двоих своих жен многочисленное потомство в виде шести сыновей и семи дочерей, из которых самая младшая умерла вскоре после рождения. Еще при жизни родителей Ян, старший сын Розы, достигнув пятнадцати лет, женился на дочери Лили, потом по мере подрастания все они сочетались браком. Сегодня после смерти Тома, Розы и Лили на Луне, кроме меня и Ады, живут двенадцать детей Тома и двадцать шесть его внучат и двое правнуков от старшего сына Яна, который уже около двух лет был женат. Всего сорок два человека населяют эту планету, оседая все дальше к западу вдоль морского побережья. Вместе с ними двигается "цивилизация". Поднимаются дома, кузни, загоны для собак.
      Я остался в прежнем доме на Теплых Прудах и здесь, повидимому, останусь до самой смерти, лишь бы только она скорее пришла. Я и так являюсь феноменом в этом удивительном мире, где люди, пришедшие с Земли, так рано взрослеют и быстро умирают...
      IV
      Мне кажется, я был бы счастлив, если бы каким-то образом мог дать знать людям на Земле, что живу здесь и думаю о них. Это такая малость, но как бы мне хотелось иметь такую возможность.
      Ведь так страшно представить себе, что столько сотен тысяч километров межпланетного пространства отделяет меня от этой глыбы из камня и глины, на которой я родился!
      И насколько счастливее меня эти карлики, думающие только о том, чтобы на море был отличный улов или вырос хороший салат и чтобы одичавшие собаки не потаскали яйценосных ящериц из ограды... _____
      Я провел сегодня несколько часов на Кладбищенском Острове. Когда-то, много лет тому назад, я любил там сидеть и размышлять о прошлом остывшей сегодня лунной планеты: теперь я снова часто там бываю, но, сидя на могилах, поросших зеленой травой, расположенных на холме у берега моря, думаю только о Марте, Петре, о Томе и о себе, который, может быть, наконец отдохнет вскоре рядом с ними. Сегодня, когда я сидел там и смотрел на спокойную поверхность моря, меня внезапно охватило такое безграничное сожаление, такая тоска, что я начал плакать, как ребенок, протягивать к могилам руки и просить их, чтобы они открылись и дали возможность моим товарищам перемолвиться со мной хотя бы словечком или взять меня с собой.
      Я чувствую, что дальше жить мне не стоит. И что меня собственно держит на этом свете? Тоска, печальное одиночество - все это я уже пережил - я давно уже никому не нужен: самое время уйти.
      Да, правильно, самое время уйти. Хочу еще раз увидеть Землю, посмотреть на этот светлый шар, подвешенный на голубом небосклоне, на очертания континентов, медленно проплывающих по нему, на белые пятна облаков над ними. Я хочу еще раз напрячь глаза: может быть, мне удастся различить ту страну, в которой я родился,- а потом...
      Когда я плыл на лодке обратно, мое намерение все больше укреплялось. Уйду в Полярную Страну, чтобы по крайней мере смотреть на Землю.
      С этим решением я приближался к своему дому, обдумывая про себя все обстоятельства моего ухода и приготовления, которые необходимо сделать.
      На пороге летнего домика я встретил Аду. Она пришла в обычное время и, не застав меня, терпеливо ждала моего возвращения.
      Я был так переполнен надеждой снова в скором времени увидеть Землю, хотя бы издалека, что не мог удержаться, чтобы не поделиться с Адой своими намерениями.
      - Послушай! - воскликнул я, когда она поздоровалась со мной.- Скоро я от вас уйду!
      Она посмотрела на меня с тем таинственным, маниакальным почтением, с которым всегда ко мне относилась и ответила:
      - Я знаю, что когда ты захочешь уйти, то уйдешь, Старый Человек... но...
      Никогда еще мне не было так непривычно смотреть на подобное отношение ко мне лунных жителей, к которому я должен был бы уже привыкнуть. В первую минуту сердце у меня сжалось от беспредельного одиночества и болезненной горечи, а потом в нем вспыхнула неожиданная злость.
      - Достаточно этой дури! - закричал я, топнув ногой.- Я уйду, когда мне понадобится и, туда, куда захочу, но в этом нет ничего таинственного или необыкновенного! Иди к Яну и скажи ему, что завтра рано утром мне понадобятся собаки для упряжи. Я отправляюсь в Полярную Страну.