– Почему?
– Потому что для меня Льюис – это... – Энни поерзала на спине лошади и, внезапно почувствовав, что устала от его вопросов, сердито бросила: – Забудьте, Рик. Все это очень сложно, вы не поймете.
– А вы расскажите, я парень сообразительный.
Энни почувствовала, как все тело ее покрылось липким потом. О Господи, какая жарища!
– Я бы предпочла пока оставить все как есть.
Еще бы, ведь иначе она будет выглядеть в глазах Рика как последняя идиотка. Энни представила себе выражение его лица, когда она будет ему объяснять.
Молчание затянулось и стало действовать ей на нервы. В этот момент впереди среди зелени деревьев мелькнуло белое пятно. Фу! Наконец-то приехали. Только когда они добрались до забора скотного двора, Рик заговорил:
– Можете слезть здесь.
– Хорошо. – Энни не пошевелилась, у нее не было сил. Такое ощущение, будто она прошла пешком сто миль. – А что на ленч?
– Понятия не имею.
– Вот как? – Энни почувствовала, что начинает закипать. – Зачем же вы тогда меня сюда привезли?
– Мне хотелось увезти вас из Холлоу. – Рик перекинул ногу через голову лошади, соскользнул на землю и взглянул на Энни. Та сверлила его мрачным взглядом.
– Я знаю, что вы не слишком высокого мнения о моей работе, но вы не имеете права вмешиваться.
Открывая ворота скотного двора, Рик бросил:
– Я приготовлю нам что-нибудь поесть, после того как поставлю Брута в стойло. Спускайтесь.
– И не подумаю, – отрезала Энни. – Буду сидеть вот так весь день. Мне нравится открывающийся отсюда вид.
Рик поднял руки:
– Ну же, Энни, прыгайте. Я вас поймаю. Обещаю.
Теперь у Энни был выбор: либо спрыгнуть на землю самостоятельно – и сделать это наверняка неизящно, – либо позволить этому ничтожеству дотронуться до нее.
Но от непривычной езды ноги у нее уже затекли, кожа чесалась, и Энни ничего не оставалось, как, обхватив мощную, как ствол дерева, шею Брута обеими руками, неуклюже перевалиться на одну сторону и спрыгнуть прямо Рику на руки, что она и сделала. После чего поспешно повернулась к нему лицом.
Видя, что Рик и не думает ее отпускать, Энни недовольно буркнула:
– Ну вот, я уже на земле, можете меня отпустить.
Рик послушно разжал руки, слишком быстро и с излишней готовностью, и Энни почувствовала разочарование: она-то думала, что он попытается ее удержать.
– Рик, я уже говорила вам это вчера и повторяю еще раз. Вы красивый мужчина, но, как бы мне ни хотелось поддаться искушению, как только закончу свою работу, я уеду. А я никогда не начинаю того, чего не могу закончить.
– В таком случае, думаю, вы вообще никогда ничего не заканчиваете, поскольку постоянно куда-то спешите.
– Не пойму, что вы хотите этим сказать.
– Вчера вы говорили, что мне нужно немного пожить, посмотреть мир, существующий за пределами моей фермы, а по-моему, вы сами должны последовать собственному совету.
Энни яростно воззрилась на Рика. Тот стоял, облокотившись о заграждение с непринужденной грацией, выводившей ее из себя.
– Я уже пожила как следует. За десять лет я видела столько, сколько большинство людей не увидят за всю жизнь!
– Должно быть, нелегко приходилось парням, которые хотели с вами поразвлечься.
Энни скрестила руки на груди и с ненавистью уставилась на его солнечные очки. Выражения его глаз за ними не было видно, и она никак не могла понять, то ли он ее дразнит, то ли говорит серьезно.
– Не думаю, Рик, что вы имеете право лезть в мою личную жизнь, но все-таки отвечу. Да, желающих поразвлечься со мной было предостаточно. И я не всегда отказывала. Наоборот, мне это доставляло удовольствие.
А вот то, что это было давно, да и отношения никогда не длились больше нескольких месяцев, Рику знать не обязательно. И внезапно Энни с ужасом поняла, что именно это он и имеет в виду.
– Вот сейчас перед вами стоит еще один желающий с вами поразвлечься, – проговорил Рик. – Что вы на это скажете, Энни?
Услышав вопрос, заданный небрежным тоном, Энни потеряла дар речи. Молча смотрела она на Рика. А он стоял, прислонившись к забору, сунув большие пальцы за ремень и немного подавшись вперед, словно бросая ей вызов. И вне-запно Энни охватила такая ярость, что даже руки затряслись, хотя голос оставался спокойным.
– Прошу меня простить, но меня ваше щедрое предложение не интересует. И позволю себе заметить, что вы просто самодовольный, наглый тип.
Рик оттолкнулся от забора и выпрямился.
– Может быть, и так, но это не меняет того факта, Энни, что я вас хочу.
И он ввел Брута на скотный двор. А Энни так и осталась стоять, открыв рот от изумления. Нет, надо же, каков нахал!
Но в то же время она чувствовала, что Рику удалось задеть в ее душе какие-то струны, которые уже давно молчали. И кроме того, ни один из ее бывших любовников никогда ей вот так прямо не говорил: «... я вас хочу».
Сняв с Брута уздечку, Рик посмотрел, как он поскакал к своим товарищам, и обернулся к Энни. В глазах ее застыл страх. Ну и ну! Оказывается, он до смерти напугал ее. Только этого не хватало!
– Я возвращаюсь в Холлоу, – внезапно заявила она, делая шаг назад.
Рик порывисто схватил ее за руку, прежде чем она успела убежать.
– Нет, вы останетесь дома!
Тихонько ахнув, Энни попыталась высвободиться.
– Что вы себе позволяете? Может быть, потащите меня в дом за волосы?
– Может быть. Или перекину через плечо и отнесу, так что прекратите вырываться.
Рик бросил на нее взгляд, машинально прикидывая, сколько она весит. Ему частенько доводилось таскать на плече охапки сена, которые гораздо тяжелее Энни, так что взгромоздить ее на плечо не составит особого труда, разве что она станет брыкаться.
И Рик представил себе, как Энни извивается у него на плече, обзывая его свиньей и варваром. , , Ее соблазнительная попка задрана вверх и находится прямо у его лица.
– Рик Магнуссон, и думать не смейте!
– Поздно, – ответил Рик, прикрыв свободной рукой скривившийся в усмешке рот.
И в самом деле поздно. Возбуждения, охватившего его, уже не скрыть.
Он пошел по веранде, волоча Энни за собой. Впрочем, он не настолько крепко вцепился ей в руку, чтобы она при желании не смогла вырваться. Внезапно острое чувство вины пронзило Рика. Перед ним вдруг явственно возник образ матери. Вот она стоит на веранде и укоризненно качает головой.
Рик и сам прекрасно понимал, что ведет себя отвратительно. Да и как ему вести себя, если с той самой ночи, когда они с Энни разговаривали на веранде, его снедает жгучая, непреходящая страсть. Единственное, чего ему хочется, это затащить ее в темную комнату, бросить на мягкую постель, задрать длинную юбку и заняться с ней любовью.
Войдя в дом, Рик выпустил руку Энни из своей руки и принялся расшнуровывать ботинки.
– Нечего на меня так смотреть, – бросил он. – Голову даю на отсечение, вы не захватили с собой ничего поесть.
– А вам какое дело! Какое имеет значение...
– Вы должны есть, – перебил ее Рик. – Иначе ветры, дующие в Холлоу, унесут вас в соседний штат.
И без того огромные глаза Энни расширились еще больше.
– Вы за меня волнуетесь?
– Нет, – чересчур поспешно возразил Рик, направляясь на кухню. – Просто я поражен вашей рассеянностью.
– Я и в самом деле обо всем забываю, когда работаю.
Рик открыл холодильник, и в этот момент услышал позади себя шлепанье ее сандалий. Вот шаги стихли. Похоже, Энни остановилась прямо у него за спиной. Рик почувствовал, как у него мороз пошел по коже.
Взяв из холодильника продукты, Рик положил их на стол, вымыл руки и начал готовить сандвичи.
– Вам с маслом или с горчицей?
– Я сама в состоянии себе приготовить! – возмутилась Энни и, выхватив хлеб у Рика из рук, принялась намазывать его маслом. Оно застыло и никак не хотело намазываться. Бросив на Рика быстрый взгляд, Энни заметила: – По-моему, вы чересчур прямолинейны.
– Не люблю ходить вокруг да около.
Энни неторопливо оглядела его с головы до ног, потом взгляд ее начал подниматься вверх, пока наконец не остановился на его глазах. И снова Рику в голову пришла мысль: как было бы хорошо, если бы они перестали притворяться. Ведь и Энни – это видно по ее глазам – тоже его хочет.
– Я скоро уеду, – чуть слышно прошептала Энни, однако Рик расслышал.
– Я знаю.
Пусть она не из тех женщин, которым по душе размеренная замужняя жизнь, да и он не из тех мужчин, которые многое могут предложить, но все-таки он может дать ей то, чего не в состоянии дать покойник, а она может хоть немного скрасить его одиночество.
Рик положил свою руку на руку Энни, в которой она держала нож. Та сжала его с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Осторожно потерев их большим пальцем Рик проговорил:
– Лучше намажьте хлеб горчицей. И мажется легче, и с ростбифом гораздо вкуснее.
Энни отвернулась, словно внезапно застыдилась чего-то.
– Как вы можете одновременно говорить и о сексе, и о хлебе с горчицей?
– Потому что, если я буду молчать, я сделаю то, чего не должен делать.
Энни глубоко вздохнула, от чего блузка туго натянулась, обрисовав высокую грудь, и Рик едва не застонал при виде этого зрелища. Воцарилась тишина. Наконец, вынув нож из рук Энни, Рик положил его на стол. Энни по-прежнему смотрела в сторону. Приподняв ее голову за подбородок, Рик заставил ее взглянуть ему в глаза. Улыбнувшись при виде ее широко распахнутых глаз, он провел большим пальцем по нижней губе – влажной, полной и словно жаждущей его поцелуев.
– Впрочем, я все равно это сделаю, – проговорил он с сожалением в голосе, поразившим даже его самого.
Запустив руки в мягкие волосы Энни, все еще теплые от солнца, он легонько коснулся губами ее губ. В этот момент раздался тихий треск – похоже, где-то в доме лопнули обои, – и острое желание пронзило Рика с головы до ног.
Он порывисто притянул Энни к себе, и она вся подалась ему навстречу, прильнула к его груди. Казалось, тела их слились в одно целое. Руки Рика скользнули вниз, к бедрам Энни, ухватились за ее легкую юбку, потянули ее вверх, все выше и выше.
Тихонько застонав, Энни прильнула к губам Рика с такой страстностью, что ему пришлось прислониться к столу, чтобы не упасть. Ее бедра прижались к его возбужденному члену, и Рику стоило немалого труда сдержаться, чтобы не повалить Энни на пол и не заняться с ней любовью прямо на кухне.
Энни легонько провела языком по его губам, и Рик, приоткрыв рот, впустил ее язык внутрь. И тотчас же его охватило такое сладостное чувство, какого он уже давно не испытывал.
Пальцы Рика нащупали тонкие трусики Энни, коснулись ее бархатистой кожи.
– Какая же ты красивая! – прошептал он между поцелуями, прерывисто дыша. – Такая теплая, мягкая... Именно такой я тебя и представлял. О Боже, Энни, как же я тебя хочу!
При этих словах Энни отстранилась. Почувствовав это, Рик попытался вновь притянуть ее к себе, но не тут-то было – Энни с силой уперлась руками ему в грудь.
– Успокойся, Рик... Не нужно...
О Господи! Ну что он за идиот! Нет бы действовать осторожно, не спеша. В последний раз стиснув упругую, округлую попку, Рик с сожалением отнял руки, и легкая юбка Энни вновь скользнула вниз, к ее ногам.
Энни поспешно отскочила – точь-в-точь испуганный олень, загнанный в угол собаками. Взъерошив руками волосы, Рик с недоумением уставился на открытую банку с горчицей, словно говоря: «А это откуда здесь взялось? «
– Я не извиняюсь, – проговорил он наконец.
– Этого и не требуется, – поспешно ответила Энни. – Я хотела, чтобы ты меня поцеловал. Просто... я не ожидала ничего подобного.
Она смущенно вспыхнула, однако Рик, не Обращая внимания на ее смущение, спросил напрямик:
– А чего ты ожидала? Ты же не маленькая и все прекрасно понимаешь.
Помолчав немного, Энни попыталась объяснить:
– Рик, я не привыкла к мужчинам, которые... то есть я хочу сказать... я не привыкла к такому натиску... и мне нужно... О Господи! То, что мне сейчас нужно, – это бутылка пива. Жаль только, что я не пью. У тебя есть в холодильнике что-нибудь холодненькое?
Несмотря на раздражение, Рик не смог не рассмеяться.
– Есть. У меня, Энни, есть все, что ты хочешь. Стоит только попросить.
Глава 9
«13 мая 1832 года
Боюсь, что добропорядочная леди не должна предаваться таким размышлениям, однако ничего не могу с собой поделать. Как я скучаю по тем страстным ласкам, которыми мы обменивались во мраке ночи. Будь прокляты те, кто нас разлучил! Возвращайся скорее домой, моя любовь, мой герой, мое сердце».
Из письма Эмили Оглторп лейтенанту Льюису Хадсону
После ошеломляющего натиска, которому подверглись ее чувства и здравый смысл, Энни целиком погрузилась в работу, только чтобы не встречаться с Риком. Она проехала по маршруту генерала Аткинсона до реки Бэд-Экс, сфотографировала все, что сочла нужным, а оставшееся время писала не переставая, подгоняемая беспокойством и острой, непреходящей страстью.
Точно такой же, какая обуяла Рика, заставив залезть к ней под юбку. Энни никак не ожидала, что под холодной нордической внешностью бушует такое пламя.
Вернувшись в пятницу вечером на ферму, уставшая и раздраженная, Энни увидела, что и дом, и надворные постройки погружены во тьму. Она не знала, куда отправился Рик, однако то, что его нет и что на какое-то время она избавлена от его пристального, ищущего взора, ее порадовало.
Он оставил для нее на столе корреспонденцию. Среди прочего Энни обнаружила большой конверт, присланный знакомым Декера, который заведовал библиотекой в Оклахоме. Рик мог не доверять Декеру, но до сих пор его связи оказывались для Энни полезными и, несмотря на недавнюю стычку, он продолжал относиться к ней вежливо и дружелюбно. Похоже, та неловкость, которую она неизменно ощущает в присутствии этого человека, есть не что иное, как чувство вины.
Схватив конверт, Энни помчалась к себе наверх, решив изучить его содержимое после того, как примет душ. Однако не удержалась от соблазна сделать это немедленно.
В конверте оказались копии интервью с оставшимися в живых после бойни при реке Бэд-Экс. Энни не ожидала обнаружить в них что-либо касающееся Льюиса, однако все равно прочитала их все от начала до конца. Потом взглянула в окно, в ту сторону, где находится Холлоу, окутанный сгущающимися сумерками, и внезапно на нее навалилось чувство обреченности.
И как ей только в голову взбрело, что она сможет найти здесь Льюиса? Ведь нет ни одной зацепки, даже не с чего начать поиски. Вздохнув, Энни взяла портрет Буна и хмуро уставилась на его надменное лицо.
– Самое меньшее, что ты мог бы для меня сделать, – это нарисовать карту и поставить жирный крест на том месте, где похоронен Льюис, – прошептала она.
Отложив портрет в сторону, Энни принялась за чтение, периодически делая пометки, открывая то одну, то другую папку. Иногда она отвлекалась от своей работы и, машинально постукивая по столу карандашом, смотрела на небо, все в буйной россыпи звезд, и думала о том, куда делся Рик.
Через некоторое время она бросила взгляд на часы: первый час ночи. Тихонько вздохнув, Энни встала и потянулась. Пора немного отдохнуть и попить чайку.
Надев на ночную рубашку халат – изящную кружевную вещицу, от которой, раз увидев в магазине, уже не смогла отказаться, – на тот случай, если неожиданно появится Рик, Энни не стала включать свет, а взяла в руку зажженную вое-ковую свечу и тихонько спустилась по ступенькам. Прожив в доме несколько недель, она уже знала все скрипучие места на лестнице и старалась на них не наступать.
В кухне Энни поставила свечу на стол и, сбросив халат, положила его на спинку стула. И, как всегда, вид этой чересчур уютной кухоньки вызвал у нее улыбку. Ей очень хотелось выпить чаю из старинной фарфоровой чашечки, но она не стала этого делать, боясь разбить, а вместо этого взяла простую глиняную кружку, которых у Рика было в изобилии. Внезапно ей стало грустно оттого, что мужчина, у которого столько посуды, живет один.
Зевая, прислонившись к столу, Энни ждала, пока закипит вода. Бак, который обычно ночевал на веранде, лежал сейчас на полу перед ванной комнатой. При виде Энни он насторожил уши, однако с места не сдвинулся.
Энни взглянула в темноту дверного проема кухни. Спальня Рика располагалась рядом с гостиной. Обычно дверь в нее была закрыта, однако сегодня почему-то осталась открытой настежь, комната тоже была погружена во тьму.
Интересно, где он может быть в такой поздний час?
Должно быть, в местном супермаркете, прогуливается между рядами под восхищенными взглядами местных девиц, раздраженно подумала Энни, глядя на свои голые ноги. А впрочем, ей какое дело до того, где сейчас этот донжуан. Свист чайника отвлек ее от неприятных мыслей. Сняв его с конфорки, Энни начала наливать в кружку кипящую воду.
– Энни!
Ахнув от неожиданности, Энни отдернула руку и пролила кипяток.
– О Господи, Рик! Ну почему ты вечно пугаешь меня до смерти? Я чуть не обварилась! – Она пристально вгляделась во тьму. – Я не слышала, как подъехала машина. И вообще, где ты?
– В ванной.
– Сидишь в темноте? – Из-под двери не было видно света, но, может быть, его заслонял Бак? – Не выходи пока. Я не совсем одета.
– Да? А как это «не совсем»?
Надев халат и туго завязав пояс, Энни ответила:
– Сам сообрази.
– Вот черт! – ругнулся Рик и секунду спустя проговорил: – Лежать, мальчик, лежать.
Энни в недоумении взглянула на Бака, тот зевнул.
– Рик, но собака и не думала вставать, – проговорила она.
– Ну естественно.
И внезапно до Энни дошло, о чем он толкует. О Господи, к чему такие откровения? Есть вещи, которые она предпочла бы не знать.
– Ладно, – сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал холодно. – Можешь выходить, я уже оделась.
– Есть одна маленькая проблема. Видишь ли, я совсем раздет.
Энни представила себе мускулистого обнаженного Рика и злорадно ухмыльнулась. Ха! Теперь ее очередь поиздеваться над ним.
– Вот как! – протянула она. – Ты хочешь сказать, что от голого мужчины меня отделяет только старая дубовая дверь?
Из-за упомянутой двери послышалось приглушенное фырканье.
– Можно и так сказать.
– А знаешь, я ведь могу так всю ночь простоять.
– Наслаждаясь собой?
– Вот именно, – самодовольно бросила Энни. – И ты нечего не сможешь сделать.
– Рискованно, Энни.
Поняв намек, Энни проговорила:
– Так уж и быть. Я отвернусь, а ты беги в свою спальню. Я даже не стану спрашивать, почему ты не спишь по ночам и бродишь по дому голышом.
– У меня болит голова, – обиженно проворчал Рик. – И я вышел поискать таблетку. А как случилось, что ты расхаживаешь полуголая по дому, где живет мужчина, который слишком давно не был с женщиной?
– Это угроза?
Рик расхохотался:
– Можешь расценивать как хочешь. Ну, я выхожу, не подглядывай.
Энни бросила раздраженный взгляд на дверь.
– Естественно, я не стану подглядывать! Даже если ты меня об этом попросишь.
Рик хмыкнул, и в ту же секунду дверь стремительно распахнулась. Бак, залаяв, вскочил, а Энни отвернулась к кухонному окну, большому и темному, в котором при свете свечи четко отражалось все происходившее у нее за спиной.
Нет, она ни за что не станет подсматривать!
Энни поспешно закрыла глаза. Позади послышалось шлепанье босых ног. Все ближе, ближе...
– Обещай, что не станешь подсматривать, – прошептал ей на ухо Рик.
Теплое дыхание коснулось нежной кожи у нее на шее, и Энни вздрогнула. Да как он смеет подходить к ней так близко голым? Ну, она ему сейчас задаст! Не оборачиваясь, Энни попыталась ткнуть Рика локтем в бок, однако он, предвидя это, молниеносно отскочил в сторону и рассмеялся.
Нет, он просто невозможен! Вот она откроет глаза, будет тогда знать! А впрочем, именно этого он, похоже, и добивается.
Энни осторожно открыла один глаз, потом другой... и почувствовала острое разочарование: у Рика вокруг пояса было повязано полотенце. Маленькое, однако прикрывавшее самую уязвимую часть тела и в то же время оставлявшее обнаженными массивную грудь, ноги и одно бедро. Почти все тело Рика было покрыто ровным загаром.
Красив, ничего не скажешь!
Энни подняла голову... и встретилась в окне взглядом с глазами Рика. У нее тотчас же перехватило дыхание.
– Ты подсматривала, – тихим голосом констатировал Рик. Смело обернувшись, Энни скрестила руки на груди.
– Ты сам этого добивался.
– Да? Это еще почему?
Он шагнул к ней, и сердце ее исступленно забилось. Сейчас, глубокой ночью, в тусклом свете свечи, она не могла больше делать вид, что не было того страстного поцелуя.
– Мы оба знаем почему, Рик.
– Ты избегаешь отвечать на мои вопросы, точно так же, как всю неделю избегала меня.
Да, с этим мужчиной нужно быть предельно откровенной. Иного он не приемлет.
– Мне требовалось время поразмыслить. Я не могу не думать о последствиях и...
– Я позабочусь о тебе, Энни. – Тихий голос Рика был пронизан страстью. – Когда-то я совершил подобную ошибку, больше этого не повторится.
– Я говорю не об этих последствиях.
Рик долго молча и настороженно смотрел на нее, а потом сказал:
– Буду с тобой предельно откровенным. Моя бывшая жена отбила у меня всякую охоту влюбляться в кого бы то ни было. Но ведь я живой человек, Энни, и я уже давно живу один, без женщины. – И прибавил: – А любовью я хочу заниматься только с тобой.
Хотя Энни ожидала чего-то подобного, однако такое откровенное признание смутило ее.
– Не знаю, говорил ли кто-нибудь тебе, что не всегда нужно выкладывать все, что думаешь. Иногда стоит кое о чем и умолчать. – Она прерывисто вздохнула. – Но уж поскольку мы говорим начистоту, то слово «любовь» к нашим с тобой будущим отношениям неприемлемо. Мы не любим друг друга, Рик. Ты хочешь заниматься со мной не любовью, а сексом.
– Называй это как хочешь.
– Но почему ты выбрал меня? Почему не какую-нибудь хорошую местную девушку? Которая была бы счастлива выйти за тебя замуж и нарожать тебе детишек?
Рик шагнул к ней. Энни попыталась попятиться, да некуда, он загнал ее в угол. По-прежнему не глядя ему в глаза, она сосредоточила взгляд на концах обмотанного вокруг его пояса полотенца, которое Рик придерживал рукой. Даже в темноте кухни было видно, как он возбужден.
– Потому что хорошие местные девушки меня не интересуют. Я хочу только тебя.
И единственное, что она может сделать, чтобы его желание осуществилось, это снять его руку с полотенца. Тогда оно упадет к его ногам и уже не будет пути назад.
– Не трясись так, – тихонько проговорил Рик. – Я тебя не обижу.
– А я и не боюсь.
«Врешь», – издевательски произнес внутренний голос.
Рик молча смотрел на нее, спокойный, сдержанный, но пламя свечи отражалось в расширенных зрачках, и Энни прекрасно понимала: под напускной холодностью бушует пламя.
– Не сегодня, – тихо прошептала она и вздрогнула. – Я не могу.
Рик прищурился:
– Не можешь или не хочешь? Не лги мне, Энни. Я этого не потерплю.
В груди Энни вспыхнула злость, заглушая уже охватившее ее желание.
– Не могу. Я... гм... не совсем здорова.
Вместо того чтобы отстраниться, как она ожидала, Рик приблизился к ней вплотную. Энни обдало его теплом.
– Но поцеловать-то тебя я могу?
– Думаю, что да.
О Господи, да! Снова ощутить прикосновение его горячих твердых губ к ее губам, сладость его ищущего языка, почувствовать, как по телу разливается желание...
Рик отступил, и она едва не застонала от разочарования.
– Пойду надену джинсы, – пробормотал он. – Потому что, если ты думаешь, что твои месячные меня остановят, ты глубоко заблуждаешься. Встретимся на веранде, там прохладнее.
Он повернулся к ней спиной и растворился во мраке. Энни взяла кружку с чаем, но рука так сильно дрожала, что чай пролился на стол. Тогда она поставила кружку и пошла на веранду, ждать.
Ей не показалось, что на свежем воздухе прохладнее.
Когда несколькими минутами позже Рик вышел на веранду, Энни сидела на перилах, подтянув колени к груди, в уголке, где обычно всегда сидел он сам. О Господи, как же она хороша! И такое ощущение, будто сидит на этом месте всю жизнь.
Энни выжидающе смотрела на него.
– Ты заняла мое место, – проговорил Рик и тотчас же выругал себя за эти неосторожные слова.
– А почему это место твое? – спросила Энни и уткнулась подбородком в колени, чтобы скрыть улыбку.
Ага. Так, значит, она все-таки заметила, что он дал промашку. Отведя взгляд от ее насмешливо искрящихся глаз, Рик перевел его на ее ноги, видневшиеся в вырезе халата – стройные, длинные, так и манившие пройтись руками или языком по их гладкой коже.
– Потому что я всегда здесь сидел, когда приходил на веранду со своим отцом, – пояснил он, облокачиваясь о перила, которые находились на уровне пояса, что было не очень удобно, зато скрывало от глаз Энни то, что уже не составляло для нее тайны. – Отец всегда выходил на веранду утром покурить, а я – позавтракать. Мы смотрели, как восходит солнце, а потом шли работать. Отец умер десять лет назад, а я по-прежнему прихожу сюда каждое утро понаблюдать за восходом солнца.
– Почему?
Рик смущенно пожал плечами:
– Наверное, потому, что это красивое зрелище.
– Думаю, это уважительная причина, – заметила Энни и, секунду помолчав, спросила: – А твоя мама? Ты о ней ничего не рассказываешь.
– Она умерла, когда мне было четырнадцать лет. – Даже теперь, двадцать лет спустя, при воспоминании о матери Рик почувствовал боль. – Она простудилась, потом простуда перешла в воспаление легких. Врачи сказали, что поражена сердечная мышца. Она умерла во сне.
Рик почувствовал, как Энни накрыла его руку своей теплой ладонью.
– Мне очень жаль, – прошептала она.
– Да. – В горле у него застрял комок, и Рик поспешно проглотил его. – Трудное это было время. После того как мама нас покинула, отец так до конца и не оправился.
– «Нас покинула»... – шепотом повторила Энни и покачала головой. Рик вопросительно взглянул на нее, однако она лишь спросила: – У тебя есть братья или сестры?
– Два младших брата и сестра. – Рик провел большим пальцем вокруг ее мягкой, влажной ладони. Раз, другой, третий. – Эрик живет в Миннеаполисе, работает в рекламном агентстве. Ларе – владелец компьютерной компании в Милуоки, а Ингрид живет в Канзасе с мужем и детьми. Я ее теперь редко вижу.
– Рюрик, Эрик, Ларе и Ингрид. – Энни вопросительно вскинула брови. – Слушай, а ты, случайно, не норвежец?
Рик ухмыльнулся:
– Родители были наполовину норвежцами. Мы, дети, лишь их невинные жертвы.
– Тебе подходит имя Рюрик. Хотя оно больше распространено в Исландии.
Рик сжал ее руку. Энни не попыталась ее выдернуть, что пришлось Рику по душе.
– А ты откуда знаешь?
– По своей работе мне много чем приходится интересоваться. Помимо всего прочего, и народным фольклором. Рюрик происходит от Рорик, имени скандинавского бога.
– В таком случае мама попала почти в точку. Старик Оле изменил написание фамилии, которую носит наша семья.
О Господи, он, должно быть, спятил! Рассуждает о фамилиях, когда рядом красивая и желанная женщина. Но эта женщина сама должна решить, как будут дальше развиваться их отношения. Он не станет повторять собственные ошибки.
– А какая у тебя семья? – спросил он. Энни пожала плечами:
– Не у всех такие семьи, как у тебя.
Рик подождал, пока она объяснит свою мысль, и, не дождавшись, спросил, решив перевести разговор на другую тему:
– Ты не можешь заснуть, потому что слишком увлеклась своей книгой?
– Да, я уже близка к завершению, но не знаю, где... – Оборвав себя на полуслове, Энни снова пожала плечами. – Все идет не совсем так, как я планировала, но я должна скоро закончить.
– А что за послание ты сегодня получила?
Вздохнув, Энни взглянула вверх, на звезды, и сжала его руку.
– Подборку старых интервью. Пока что ничего полезного для себя я не обнаружила. – Пошевелившись, она снова по-смотрела вниз. – И все-таки я надеюсь найти что-нибудь интересное про Буна, потому что знаю – разгадка в нем.
– А кто этот Бун?
Энни с недоумением воззрилась на него: как этого можно не знать?
– Офицер, они с Льюисом служили вместе, позднее он стал генералом.
– И ты думаешь, что этот Бун убил твоего солдата?
– Надеюсь, что нет. Они были друзьями.
Рик вновь почувствовал боль, на сей раз более острую.
– Поверь мне, это ничего не значит. – И скорее чтобы увести разговор от себя, чем из настоящего любопытства, спросил: – А почему ты считаешь, что разгадка в Буне?
Энни взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы:
– Ты и в самом деле хочешь знать?
Рик не хотел, но не мог же он этого сказать.
– Если ты захочешь мне рассказать, – ответил он.
– Как я могу отказаться, когда человек проявляет такой интерес, – улыбнулась Энни и, вытащив руку из руки Рика, похлопала ею по перилам. – Садись. Постараюсь покороче.
Помешкав немного, Рик перекинул ногу через перила и сел к Энни лицом. Сжать бы сейчас ее голову обеими руками, притянуть к себе и целовать до тех пор, пока все мысли об убитом Льюисе не вылетят у нее из головы. Но вместо этого Рик прислонился к столбику перил, и Энни начала:
– Бун был последним, кто видел Льюиса. И он же изменил свой первоначальный рассказ.
Рик закрыл глаза и почувствовал, как низкий, гортанный голос Энни обволакивает его. О Господи, от одного ее голоса возникает страстное желание. Интересно, что он почувствует, когда она, прерывисто дыша, будет в порыве страсти шептать его имя, прижимаясь к нему всем телом?..