Жаркая ночь

Вода в душе перестала шуметь, и Энни на цыпочках прошла к кухонному столу и села. Дверь в ванную комнату открылась, и она выпрямилась.

Вышел Магнуссон, на ходу вытирая полотенцем волосы, и Энни в смятении заметила, что он по-прежнему обнажен до пояса.

– Схожу за рубашкой, а потом мы обсудим, что с вами делать.

Энни хмуро уставилась в удаляющуюся спину. Какой же все-таки мрачный тип! Даже после душа настроение у него не улучшилось.

Когда Магнуссон вернулся, на нем были синяя футболка с короткими рукавами, заправленная в чистые джинсы, и самые обыкновенные белые носки. Все простое и добротное, ничего ультрамодного. Но синий цвет футболки выгодно оттенял синеву глаз, золотисто-рыжие волосы и загорелую кожу. Футболка, старенькая, выцветшая, плотно облегала мускулистое тело, подчеркивая каждую мышцу. Своим длинным стройным телом и немигающим взглядом Магнуссон напоминал Энни кота. Он продолжал молча смотреть на нее, и Энни поежилась под его неуютным взглядом.

– Куда мне положить чек? – спросила она.

– Оставьте на столе.

Он вытащил из холодильника банку содовой, но садиться не стал, поэтому Энни была вынуждена смотреть на него снизу вверх. Щелкнула крышка, с шипением вышел газ, и снова наступила гробовая тишина.

– Нужно было сначала прочитать сообщения на автоответчике, а уж потом ехать в такую даль и тратить такие деньги, – неторопливо проговорил Магнуссон.

– Может быть, но я уже приехала, так почему бы вам не согласиться поработать со мной? – Энни встала и прислонила белый конверт к кофеварке. – Или вы хотите сначала меня немного помучить?

Магнуссон снова уставился на нее мрачным взглядом и, сделав большой глоток, бросил:

– Давайте внесем ясность. Мне не нравится, что вы здесь.

– А мне не нравится, когда меня выгоняют, – отрезала Энни. Усы Магнуссона дрогнули. Он то ли улыбнулся, то ли ухмыльнулся.

– Рад, что мы так быстро поняли друг друга. Я человек занятой, мисс Бекетт... – фамилию Энни он произнес двумя отрывистыми слогами, прозвучавшими как выстрелы, – и не желаю, чтобы вы причиняли мне беспокойство или выводили из себя мою собаку.

С крыльца по-прежнему доносились истошный лай и рычание.

– И мне не нравится, когда люди думают, что могут врываться в мой дом когда им заблагорассудится. – Он помолчал, и усы его опустились вниз. – Но думаю, вы правы. Поскольку уж вы все равно приехали, так и быть, отвезу вас в Холлоу.

В душе Энни возродилась надежда. Может быть, он не так уж плох.

– Ой, спасибо вам большое.

– Но сначала хочу вас предупредить. Если вы дадите мне повод усомниться в вашей искренности, я немедленно вышвырну вас со своей территории. Так и знайте.

Энни вымученно улыбнулась. Она уже и так вывела из себя его собаку, ворвалась к нему в дом без приглашения и обманула его. Но если он этого не понимает, это его дело.

– Согласна, мистер Магнуссон. Ну что, поехали?

Глава 3

«6 апреля 1832 года.

Казармы Джефферсона,

Сент-Луис

Это не война, а политическая возня. Я же мечтаю только об одном – раздобыть лошадь. Конгресс устраивает спектакль, однако не желает платить занятым в нем артистам. От меня требуют невозможного, но я дал клятву служить своей стране и сдержу ее».

Из письма лейтенанта Льюиса Хадсона своей матери Августине

Рик несколько секунд молча взирал на стоявшую посреди его кухни девицу, после чего схватил со стойки ключи, игнорируя белый конверт, прислоненный к кофеварке, и вышел.

Мисс Энни Бекетт не сделала ничего плохого, разве что нарушила его покой да заставила почувствовать себя попрошайкой.

А может, он повел себя так потому, что представлял свою нежданную гостью совершенно иначе? Она оказалась прехорошенькой. Темные вьющиеся волосы, большие карие глаза, прямые брови и обворожительная улыбка.

Чувствуя, что ему требуется время, чтобы собраться с мыслями, Рик направился к входной двери. Когда он надевал рабочие ботинки, позади раздались приглушенные шаги, и Энни вышла на крыльцо. Бак тотчас же залился неистовым лаем, и девушка громко ахнула.

Рик бросил взгляд через плечо. Она стояла, прислонившись спиной к перилам, материя на блузке туго натянулась, явив взору Рика хорошенькие груди. Он отвел от них взгляд как раз в тот момент, когда Энни повернулась к нему с широко раскрытыми от страха глазами.

– Бак, лежать! – строго приказал он собаке, и пес послушно улегся на пол, уткнулся носом в скрещенные лапы и издал тяжелый осуждающий вздох: «Эх, никогда ты не дашь мне повеселиться, хозяин!»

Спустившись с крыльца, Рик направился к расположенному поодаль гаражу, где стояли его белый двухместный пикап и трейлеры, в которых он перевозил лошадей, предоставив Энни следовать за ним.

Нет, не такой он ее себе представлял. В письмах она писала, что работает над своим проектом в течение многих лет, и он вообразил ее себе суровой неразговорчивой женщиной средних лет. А она оказалась юной милой девушкой, которой бы дома сидеть, улыбаться мужу да нянчить ребятишек, а не колесить по стране в машине с незнакомыми мужчинами.

В гараже было душно, стоял густой едкий запах бензина и масла. Футболка Рика мгновенно прилипла к телу. Нетерпеливо поправив ее, он забрался в машину, едва дождавшись, пока Энни сядет рядом, включил зажигание – пикап завелся с пол-оборота – и задом выехал из гаража. А потом так круто развернул машину, что из-под колес камешки полетели. Энни машинально схватилась за ручку двери.

– Я не тороплюсь, – бросила она.

– А я спешу: чем скорее я доставлю вас в Холлоу, тем быстрее вернусь к прерванной работе.

Он помчался по узкой дороге, не тормозя завернул за угол, и Энни вцепилась в ручку двери с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

– Расслабьтесь, мисс Бекетт, – усмехнулся Рик. – Я, знаете ли, уже много лет езжу по этим дорогам.

– Это еще не означает, что вы не можете на них разбиться. Сбавьте скорость!

– Это ни к чему. Мы уже приехали.

Круто свернув влево, на грязную, покрытую глубокими бороздами дорогу, Рик резко затормозил перед запертыми металлическими воротами с табличкой «Въезд воспрещен».

– Дальше не проехать, пойдем пешком.

Энни взглянула перед собой на покрытое травой поле, за которым виднелся каменистый участок земли, поросший лесом, спрыгнула на землю и зашагала вперед. Волосы ее блестели на солнце, как хорошо отполированное красное дерево, мятая юбка прилипала к ногам.

Выждав несколько секунд, Рик двинулся за ней следом, ругая себя за то, что забыл захватить с собой банку содовой. Ну и жарища стоит!

– А эта земля когда-нибудь возделывалась? – спросила Энни, когда Рик поравнялся с ней.

– Нет.

– Так, значит, эти холмы, поросшие соснами, кленами и дубами, остались точно такими, какими он их видел?

Рику показалось, что он слышит монолог из какой-то дрянной пьесы. Кто этот он, черт побери?

– Холлоу немного выше.

Они вошли в лес, и сразу стало прохладнее. Пахнуло прелыми листьями и землей, и Рику вспомнились давно ушедшие летние деньки, когда они с братьями приходили сюда, выбирали местечко поукромнее и, потягивая шипучий напиток из корнеплодов, который мастерски делал папаша Эд, восхищенно рассматривали журналы вроде «Плейбоя».

Внезапно Энни Бекетт остановилась и, наклонившись, ч принялась что-то высматривать на земле. Рик, не ожидавший, что она остановится, чуть не налетел на нее.

– Как называются эти растения с большими листьями? – спросила Энни.

– Триллиум. В начале лета на них появляются белые цветы, – ответил Рик, хмуро уставившись на маячившую перед ним округлую попку.

– Должно быть, они красивые.

Энни обернулась и сердито поджала губы, догадавшись, что он разглядывает.

«А попка у нее ничего, – подумал Рик, – и если она выставляет ее напоказ, почему бы не посмотреть». В этот момент позади хрустнула ветка, и Энни поспешно выпрямилась. Раздражение на ее лице сменилось страхом.

– Что это?

– Не бойтесь. Дикие звери здесь не водятся. Их вполне заменяют мальчишки Нельсонов, которые живут ниже по дороге. – Рик потер ладонью подбородок, не отрывая от Энни взгляда. – Но вы, вероятно, сумеете при необходимости с ними справиться. Вам ведь не привыкать иметь дело с мужчинами.

Несколько секунд Энни смотрела на него так, будто у него выросла вторая голова, потом презрительно фыркнула:

– Нет, вы просто несносны! Постоянно пытаетесь вывести меня из себя!

– А чего вы ожидали? Я разрешил вам работать здесь, однако не собираюсь притворяться, что меня это радует. И потом, вы и сами могли бы быть немного поласковее к человеку, которому принадлежит земля, на которой вы стоите.

– Ах вот как! Значит, поласковее? – взвилась Энни, и щеки ее вспыхнули. – Может, еще попросите поцеловать вас в зад? Так вот знайте, я не стану этого делать, хотя он у вас, признаться, довольно миленький!

Услышав это, Рик ухмыльнулся. А девчонка, оказывается, с перцем, языкастая, за словом в карман не лезет.

Энни секунду ждала чего-то, потом покачала головой и пошла прочь, виляя бедрами на каждом шагу. Понаблюдав немного за этим впечатляющим зрелищем, Рик крикнул ей вдогонку:

– Эй, постойте-ка! Куда это вы? Мы уже пришли. Это Блэкхок-Холлоу, мисс Бекетт.

Остановившись, Энни бросила на него взгляд через плечо.

– Прошу вас пощадить мои уши, зовите меня просто Энни. И, положив руку на фотоаппарат, висевший у нее на шее, девушка медленно обошла поляну, не оставив без внимания, насколько Рик мог судить, ни единого камешка, листочка, деревца. К каждому подошла, каждого коснулась рукой. Остановившись перед триллиумом, навела на него объектив, щелкнула и довольно улыбнулась.

Рик хмуро наблюдал за ней. Хоть он и не хотел, чтобы она приезжала и путалась у него под ногами, теперь уж ничего не поделаешь. Ладно, пусть себе снимает.

– Так, значит, это и в самом деле лощина[3]. – Голос Энни вывел его из задумчивости. – Поросший лесом овраг, примостившийся в объятиях зубчатого красно-бурого утеса и устланный ковром из коричневых листьев и зеленых триллиумов с пикообразными листочками.

Она говорила так, словно надиктовывала на пленку текст или вычитывала его из энциклопедии, и обвела Холлоу таким же взглядом, каким совсем недавно смотрела на Рика, держа в руках фотоаппарат, – словно он не человек, а некий неодушевленный предмет, этакая ваза с фруктами, которые нужно разложить так, чтобы снимок получился поэффектнее. Странная все-таки девица...

– А из какого камня этот утес?

– Понятия не имею. Я фермер, а не геолог.

Бросив на него холодный взгляд, Энни прошлась рукой по камню. Пальцы у нее были длинные, с короткими ненакрашенными ногтями, и проводила она ими по выпуклостям и впадинам камня с такой нежностью, словно ласкала тело любовника.

Ну хватит, оборвал себя Рик. Пора приниматься за работу. Нечего стоять тут и пялиться на эту полоумную, от которой он еще наплачется в последующие несколько недель.

И все-таки... И все-таки пальцы у нее, должно быть, мягкие и сильные, а в постели она наверняка творит чудеса.

– Такой твердый и такой гладкий, – проговорила Энни, не ведая о его грешных мыслях. – Наверняка не песчаник. А в этом районе проходил ледник?

«Стаканчик воды со льдом сейчас бы не помешал», – подумал Рик и снова оттянул от тела прилипшую к нему влажную футболку.

– Так далеко на юг ледник не добирался.

– А пещеры здесь есть?

– Несколько, но не в Холлоу, если вы об этом спрашиваете.

– А свинцовые шахты?

– А вы, оказывается, знаете свое дело, – заметил пораженный Рик. – Большинство свинцовых шахт располагается к югу отсюда. Но к чему вы клоните? Надеюсь, вы не собираетесь копать здесь шурфы?

– Я просто спрашиваю, – поспешно ответила Энни. – В Данный момент я изучаю историю этого района и должна знать все до мельчайших подробностей. Если вождь Черный Ястреб прятался за деревом, то люди захотят узнать, за каким именно: за раскидистым дубом или красной сосной. Когда воссоздаешь историю, нельзя ничего путать.

– Я же вам уже говорил, что Черный Ястреб и его племя здесь не останавливались.

– Но армия останавливалась.

– Согласно семейным преданиям – да. Когда старик Оле построил свой первый дом, следы от лагерных костров еще были повсюду.

– Оле?

– Первый Магнуссон. Он купил эту землю в 1844 году, спустя много лет после войны.

– Так ваша семья живет здесь уже более ста пятидесяти лет? – изумилась Энни и, когда Рик кивнул, даже присвистнула. – Вот это да!

В глазах ее вспыхнул такой откровенный интерес, что Рику сделалось не по себе. Он отступил на шаг.

– Мне нужно работать.

– Так поезжайте. Мне необходимо остаться и сделать несколько снимков. Я вернусь сама.

Рик бросил скептический взгляд на ее юбку и босоножки.

– Путь неблизкий.

Энни раздраженно вскинула брови:

– Я привыкла ходить пешком.

– У вас есть часы?

– Конечно!

– Хорошо. Я вернусь за вами через час.

– Вы не обязаны...

– Будьте готовы через час. Солнце скоро сядет, а в лесу быстро темнеет. Мне не хотелось бы оставлять вас здесь одну.

Энни собралась возразить, но передумала. Рик направился к машине, но на полдороге остановился и крикнул:

– Да, и смотрите берегитесь Плачущей Женщины.

Энни порывисто обернулась. Каменная громада за ее спиной закрывала солнце, и лицо Энни оставалось в тени, так что Рику не удалось разглядеть его выражение.

– А что это за Плачущая Женщина? – спросила она.

– Наше местное привидение. Энни широко улыбнулась:

– Привидение? Как раз то, что я ищу. А вы его видели? Рик застыл на месте как вкопанный. Ну и ну... С этой Энни Бекетт не соскучишься!

– Нет, но некоторые члены моей семьи видели, включая моего старика. Он видел ее однажды.

– А могла бы я после позаимствовать у вас семейные истории об этих привидениях?

– Вы в них верите?

– Нет, ко я спрашиваю не об этом. Рик расхохотался:

– Можете попробовать, мисс Бекетт.

– Энни.

– Ну хорошо... Энни. А теперь ответьте мне: зачем вы приехали в наши края? Что ищете?

– Я же вам писала, что следую маршрутом офицера пехоты, пропавшего без вести в 1832 году.

– Вы ничего не говорили о том, что он пропал без вести, – заметил Рик.

Энни невинно опустила глаза:

– Только потому, что в нескольких письмах сложно все подробно описать.

Рику показалось, что она уклоняется от ответа.

– А кто он? Какая-нибудь важная шишка?

Помешкав, Энни ответила:

– Нет.

Заинтригованный, Рик спросил:

– Значит, ваше расследование никак не повлияет на ход истории?

– Нет. – Голос Энни снова посуровел. – Мое расследование важно только для меня самой.

– Гм... Возможно, не стоило беспокоиться по пустякам.

– Это зависит от того, что вы называете пустяками. Лейтенант Льюис Хадсон был единственным сыном. Его май любила его до безумия. Отец хотел, чтобы он занялся политикой. Четыре младшие сестренки обожали его. Он был страстно влюблен в девушку по имени Эмили, отец которой не желал, чтобы она стала женой армейского офицера.

С каждым словом, произнесенным тихим голосом, Энни подходила все ближе. Слабый ветерок теребил ее легкую блузку и выбившиеся из косы пряди волос, однако темные, как лесная чаща, глаза, которые только что были такими теплыми, теперь сделались мрачными и холодными. Потрясенный столь внезапным превращением, Рик слова вымолвить не мог.

– Он происходил из семьи, жившей в штате Огайо и разбогатевшей на добыче железной руды, поступил в Уэст-Пойнт[4] и сумел войти в десятку лучших студентов. Ему было всего двадцать два года, когда его объявили дезертиром. Я этому не верю, как не верю и в то, что человеческая жизнь – это пустяк.

– Что это вы так раскипятились? – буркнул Рик, собираясь уходить. Внезапно ему захотелось вернуться к своей работе. – Кажется, я имею право знать, что вы задумали. Делайте свое дело и не мешайте мне делать свое. Это все, о чем я вас прошу.

Энни смотрела, как Магнуссон шагает к своему пикапу, с непринужденной грацией перепрыгивая через камни и корни деревьев, уклоняясь от ветвей. Чтоб ему споткнуться обо что-нибудь да отбить себе задницу! Нет, каков наглец! Делать далеко идущие выводы, абсолютно ничего не зная о расследовании, которое она проводит!

Ну почему все идет не так, как она задумала?

Тяжело вздохнув, Энни опустилась на прохладную землю и прислонилась к шершавой скале. Как, черт побери, добиться, чтобы этот человек оказывал ей хоть какую-то помощь?

Единственное, что приходит в голову, – это предложить ему денег, хотя нельзя сказать, чтобы он слишком нуждался. Однако согласился он на ее приезд, только когда она написала, что заплатит, а до этого все время отвечал отказом. И в то же время, когда она протянула ему чек, даже не прикоснулся к нему. Не поймешь этого Магнуссона...

Но не может же такого быть, чтобы ему не требовались деньги. Они всем нужны. То одно необходимо купить, то другое.

Удобнее всего поселиться у него в доме – об этом варианте Энни раньше часто думала – и предложить ему еженедельно платить за проживание такую сумму, от которой он не сможет отказаться. В этом случае есть надежда, хотя и слабая, что они с Магнуссоном поладят. Ну как же, ведь он проявит великодушие!

Энни подняла голову и посмотрела сквозь листву деревьев на небо. Авантюра, конечно, но что поделаешь, если другого способа поладить с Магнуссоном у нее нет. И потом, проживание с ним под одной крышей не подарок. Похоже, она ему не очень-то понравилась, хотя он и пялился на ее попку.

– Льюис, Льюис, – прошептала Энни, сдвинув брови, – хорошо бы тебе оказаться сейчас здесь. Если же ты и в самом деле дезертировал, сбежал с какой-то смазливой индианкой, я задам тебе жару.

Как только тишина леса поглотила ее последние слова, по спине Энни отчего-то пробежал холодок. Она бросила взгляд на густые ветви, усеянные пожухлой от жары коричневатой листвой, на толстенные стволы старых деревьев, однако ничего страшного не заметила.

Наверное, просто темнеет, только и всего. Энни быстро потерла покрывшиеся гусиной кожей руки и встала. Пора приниматься за работу.

Сначала она побродила по территории, чтобы, так сказать, прочувствовать ее: вниз и вверх по утесу, потом по пологим холмам и поросшей травой поляне, за которой простирался лес. Некоторое время она понаблюдала за мелким ручейком, который, журча, спешил по своим делам, огибая камни, омывая спутанные, выступающие на поверхность земли корни деревьев. Наконец снова забралась на каменистый утес и оттуда оглядела Холлоу насколько хватало глаз.

Вокруг царила наполненная спокойствием красота: поля, похожие на шахматную доску, разрисованную в зеленые, золотистые и черные цвета; между полями и пологими холмами, пересеченными деревенскими дорогами и извилистыми ручейками, – участки леса. Среди полей Энни усмотрела фермерские дома, конюшни, высокие силосные башни и крошечные точки – пасущийся на полях скот. Коровы и еще коровы, похоже, рогатых созданий голштинской породы в этой части Висконсина было больше, чем людей. Молочный край Америки жил своей привычной жизнью.

Никаких следов войны не осталось. Не осталось ничего от той боли и страданий, которые испытывали здесь люди в 1832 году. «Цена победы меня уже мало трогает: невинность моя давно умерла в местечке под названием Блэкхок-Холлоу».

Интересно, как выглядели эти места, когда здесь был Льюис? Наверняка холмы, покрытые густым лесом, так же как и сейчас, перемежались долинами, поросшими высоченными травами, среди которых, словно волны на ветру, качались полевые цветы. Дикие, нетронутые места...

В памяти всплыли слова, написанные на хрупкой бумаге выцветшими чернилами, которые Энни запомнила давным-давно, и, как всегда, при воспоминании об этих словах в ушах зазвучал юношеский голос, низкий и приятный: «Я попытался засушить цветок, чтобы послать его тебе. Не знаю, как он называется, но его голубой цвет напоминает мне о твоих глазах. Когда я вижу эти цветы, я думаю о тебе. И эти мысли, дорогая Эмили, помогают мне сохранить веру во время нескончаемых дней и ночей. Я рад, что твой отец привыкает к мысли, что мы с тобой поженимся, однако беспокойство его вполне оправданно. Для девушки с такой ранимой душой, как у тебя, это не жизнь».

Тем цветком, который Льюис много лет назад послал своей любимой, Эмили Оглторп, был ярко-синий цветок цикория. Он рос в полях и вдоль канав, и Энни отправилась к дороге. Вскоре она заметила несколько кустиков цикория, росших рядом с каким-то неизвестным ей растением. С фотоаппаратом в руке Энни обошла вокруг цветов, внимательно рассматривая их со всех сторон, любуясь их цветом и формой. Солнце садилось, окрашивая небо в нежный розовато-пурпурный цвет.

Энни улеглась на живот на землю под таким углом, чтобы снимок дикого цикория с маленьким, простеньким цветком, обращенным к угасающему солнцу, получился как можно лучше. Для верности она сделала шесть снимков с разных точек, после чего встала, стряхнула с юбки и блузки прилипшие к ним соринки и рассеянно сорвала цветок в память о голубоглазой девице, которая так никогда и не вышла замуж за своего молодого красавца офицера и не посвятила свою тонкую, ранимую душу жизни в форту.

Воткнув цветок в волосы, Энни бросила взгляд на часы. Пора идти. Она направилась к дороге и издалека заметила, как по холму съезжает белый пикап.

Примостившись на бревне, она смотрела, как Магнуссон свернул с дороги и направил машину, подпрыгивающую на ухабах, к ней. Подъехав, остановился, однако двигатель не выключил.

– Эй! – позвал он, открыв дверь и спрыгивая на землю, взметнув при этом из-под ботинок столб пыли. – Поехали.

Энни соскользнула с бревна.

– Спасибо за то, что заехали за мной. Совсем не обязательно было это делать, но мне тем не менее приятно.

Склонив голову набок, Рик слегка нахмурился, и Энни невольно отметила, что рубашка у него такого же синего цвета, как и цветок цикория.

– У вас сорняк в волосах, – заметил он.

– Это не сорняк, а прекрасный цветок, – со вздохом поправила Энни и, не дожидаясь ответа, забралась в пикап.

Магнуссон уселся на место шофера и медленно поехал по дороге. Хотя он не проронил больше ни слова, Энни явственно ощущала присутствие его крепкого мужского тела и передвинулась поближе к двери. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем она отважилась мельком посмотреть на него. Взгляд ее остановился на его длинных пальцах с въевшейся под ногтями грязью, на руках, поросших рыжеватыми волосами, поблескивающими в золотистом свете заходящего солнца.

Она перевела глаза на свои пыльные ноги и выпачканную грязью юбку, блузку, прилипшую к потному телу. Чудо как хороша! Да еще сорняк торчит в волосах, как ей только что очень мило сообщили.

Что ж, во всяком случае, изнасилование ей не грозит!

– Мистер Магнуссон... – начала было она, но Рик ее перебил:

– Зовите меня Рик. Так короче.

– Вы ведь один живете?

Помешкав, он кивнул:

– В основном да.

Не такого ответа она ждала, но что поделаешь.

– Но вы весь день работаете на ферме, и ваш просторный дом почти все время пустует.

Рик поджал губы, от чего кончики его усов опустились.

– Давайте ближе к делу.

– У меня есть предложение.

Взгляд Рика скользнул по ее губам, по подбородку, потом вернулся на дорогу.

– Не обижайтесь, но ваше предложение меня не интересует.

Энни показалось, что в пикапе стало нечем дышать. Злость взметнулась в ее груди ярким огнем. Сосчитав до пяти, чтобы успокоиться, она продолжала:

– Я хотела бы снять у вас комнату, я хорошо заплачу.

– И думать забудьте.

– Я предлагаю вам это потому, что дорога от отеля до Холлоу будет отнимать у меня массу времени.

Да и дорогое это удовольствие – снимать номер в гостинице Блэкхок-Холлоу, подумала она про себя, жить в доме Рика гораздо дешевле. Магнуссон продолжал молчать, и Энни сухо добавила:

– Это означает, что чем скорее я закончу свою работу, тем скорее вы от меня избавитесь.

– Нет.

– Двести пятьдесят долларов в неделю. Подумайте, мистер Магнуссон... Рик. Это неплохие деньги. Ну, что вы на это скажете?

Он долго не отвечал. Энни уже решила, что подобрала к этому мужчине не тот ключик. Что, если деньги его не интересуют? Наконец, остановив пикап на вершине холма, Рик повернулся к ней:

– Вы всегда предлагаете незнакомым мужчинам поселиться с ними вместе, мисс Бекетт?

– Если это необходимо. По роду своей работы мне приходится колесить по всей стране. Часто я бываю в таких местах, где нет ни отелей, ни пансионатов.

Он продолжал смотреть на нее, и Энни пояснила:

– Я привыкла жить рядом с незнакомыми людьми и редко в них ошибаюсь. У меня хорошее чутье.

– Вот как? И что же оно говорит обо мне? – осведомился Рик.

– Что вы хороший человек и что вам можно доверять. Хорошо бы так оно и было!

– А что еще?

– Что я вам не слишком нравлюсь.

– Мне не нравятся сюрпризы, – буркнул Рик.

– Но вы по крайней мере подумаете над моим предложением? – спросила Энни, стараясь, чтобы Магнуссон не уловил в ее голосе отчаяния.

Рик снова взялся за руль, потом взглянул на Энни и бросил:

– Да.

Глава 4

«10 марта 1832 года.

Янгстаун, штат Огайо

Я составляю планы. Клянусь, они тебе понравятся, да и как же может быть иначе, ведь они касаются тебя. Я обдумываю, какие подарки тебе привезти, я придумываю имена для очаровательных крошек, которые у нас появятся. Как же много планов и как ты далеко, ужасно далеко от меня».

Из письма лейтенанта Льюиса Хадсона мисс Эмили Оглторп

На следующий день Энни поехала из отеля «Блэкхок-Холлоу» в город Уорфилд, преследуя две цели. Во-первых, ей хотелось познакомиться с местными жителями, имевшими представление об истории края, и, во-вторых, собрать как можно больше сведений о Рике Магнуссоне.

Список, который она себе наметила, начинался с семейных ресторанчиков – традиционных мест, где обычно собиралось коренное население. Если она ничего не узнает там, попытает счастья в барах, потом на фермах и, наконец, в салонах красоты. Мужчина с такой внешностью, как Рик, наверняка должен производить впечатление на женское население этого маленького городка.

Покружив по улицам, Энни решила для начала зайти в ресторанчик Рут, который оказался в квартале от магазина Доу «Корма и семена».

Припарковавшись напротив маленького кирпичного здания, она открыла дверь ресторана, и висевшие над ней колокольчики тотчас же зазвенели, возвещая о ее прибытии. С улицы ресторанчик показался ей неказистым, однако внутри оказался милым и уютным. Грубо отесанные столы, покрытые ярко-красными скатертями, радовали глаз.

В воздухе витал такой вкусный запах жарящейся яичницы, тостов и ароматного кофе, что у Энни слюнки потекли. Подойдя к буфетной стойке, она уселась на скрипучий красный виниловый табурет.

– Сейчас я к вам подойду! – крикнула стоявшая за стойкой официантка, и Энни согласно кивнула.

Крутясь на табурете, она принялась разглядывать самые разнообразные старинные предметы, развешанные по обшитым панелями стенам: хомуты, лезвия плугов, пилы, наконечники стрел. Рядом с ними висели предметы домашнего обихода, такие как оловянная посуда и скалки. Владелица ресторана, похоже, занималась еще и продажей местных поделок: вязаных коров, украшенных бантами и засушенными цветами, и деревянных коробочек, раскрашенных яркими абстрактными цветами. Последних набралась целая полка.

На стенах также висело множество старинных фотографий, на которых люди с застывшими лицами были сняты на фоне белых фермерских домиков. А над кассовым аппаратом висела литография Черного Ястреба, выполненная в романтическом стиле.

Этакий свирепый старикан, чьей бритой голове с воинственно торчавшей прядью волос, оставленной для устрашения врагов, и многочисленным серьгам позавидовал бы любой уважающий себя рокер. Черный Ястреб сражался вместе с Текумсе на стороне англичан, когда главный зерновой район Америки все еще принадлежал веселой старой Англии. Будучи уже в преклонных годах, он со своей бандой заставил пограничные отряды американской армии изрядно попотеть, прежде чем им удалось заманить его в ловушку у реки Бэд-Экс. А потом началась резня, в которой погибли сотни индейцев, включая женщин и детей...

– А вот и меню.

Голос официантки прервал мрачные мысли Энни. Она обернулась и увидела перед собой дружелюбное круглое лицо с несколькими подбородками.

– Спасибо.

– И чашечка кофе. Попейте пока, а я через минуту подойду к вам и приму заказ.

Пока Энни ждала, прихлебывая кофе, она снова огляделась по сторонам. Время завтрака миновало, и за столиками было мало посетителей. Официантка лет под сорок с выкрашенными темной краской волосами брала заказ у группы старичков, напропалую с ней флиртовавших. Весело смеясь, она что-то кокетливо им ответила, делая пометки в блокноте, и уверенной походкой, по-деловому печатая шаг и энергично размахивая руками, направилась на кухню, скрипя туфлями на толстой подошве.

Официантка, подавшая Энни кофе, вернулась и, выхватив из кармана блокнот, проговорила: