Глава 18

«28 ноября 1832 года.

Янгстаун, штат Огайо

Выражаю вам искреннюю благодарность за то, что переслали нам последние письма нашего дорогого мальчика. Не сочтите за дерзость, сэр, но у меня к вам еще одна просьба. Не могли бы вы хотя бы в нескольких словах сообщить нам о том, каким был наш мальчик, когда вы в последний раз его видели. Какое было у него настроение, был ли он здоров телесно и духовно? Распускают слухи, сэр, которые мне невыносимо вам пересказывать».

Из письма миссис Августины Хадсон

Аврааму Линкольну

Рик направился в кухню, откуда доносился жизнерадостный голос Энни, ворковавшей по-французски:

– Добрый день! Месье Вагнера, пожалуйста.

Рик остановился в дверях как вкопанный, недоуменно глядя Энни в спину. С чего это ей вздумалось говорить по-французски?

– Да. Меня зовут Аннора Бекетт. Спасибо. – Она облокотилась о стол и принялась покачивать ногой. – Бонжур! Привет, Рэнди. Это Энни. Я получила твое сообщение. Да, буду в Монреале, как и договаривались, к октябрю.

Рик вошел в кухню, и Энни стремительно повернулась, не отрывая от уха телефонной трубки. Взгляды их встретились.

– Угу, да... Мне тоже не терпится с тобой поработать. Послушай, я сейчас не могу говорить. Через несколько недель я тебе перезвоню, договорились?

Энни положила трубку, машинально медленно похлопала по ней рукой и снова посмотрела на Рика:

– Перед отъездом я оплачу междугородные переговоры. Рик молчал, боясь, что если заговорит, то голос его дрогнет. Подойдя к кофеварке, он налил себе полную кружку кофе.

– Прости, что пришлось воспользоваться твоим телефоном. – Говоря это, Энни снова взяла трубку – Рик услышал длинный гудок – и снова начала набирать номер. – Столько еще нужно сделать, а время поджимает.

Рик по-прежнему молчал, пытаясь обуздать приступ ярости.

– Да, я подожду, – деловито проговорила у него за спиной Энни.

Несколько секунд прошло в полном молчании, прежде чем Энни тихонько сказала:

– Похоже, ты сегодня в плохом настроении, Рик. Только тогда он обернулся.

– А с чего мне быть в хорошем? Под ногами у меня путаются десятки каких-то посторонних людей, весь день в дверь моего дома кто-то ломится, чертов телефон звонит не переставая, а теперь еще и толпа индейцев пикетирует мои поля.

Энни захлопала глазами, делая вид, что чрезвычайно удивлена. Потом опустилась на стул, заложила ногу на ногу и заявила:

– Они лишь хотят, чтобы останки женщины были возвращены племени и должным образом перезахоронены. И никакие они не пикетчики, Рик, а активисты.

– Можно подумать, что кто-то сейчас сможет доказать, к какому племени она принадлежала, – буркнул Рик. – По-моему, эти люди притащили с собой репортеров для своих личных целей.

– Ничего подобного, эти люди пытаются восстановить справедливость, даже если тебе это кажется нелепым. – Энни метнула на него яростный взгляд. – Тебе и мои поиски Льюиса казались нелепыми.

Единственное, что Рику хотелось сделать, так это удариться головой о кухонный буфет и взреветь от отчаяния. Вчера его угораздило сделать Энни одно замечание, на которое она до сих пор злится.

– Я лишь сказал тебе, чтобы ты была поосторожнее. Эти индейцы могли заявиться сюда не для того, чтобы им выдали останки...

– О Господи! Ну хватит уже! – воскликнула Энни, перебив его. – В могиле, на которую мы с тобой случайно наткнулись, лежат двое: женщина с проломленным черепом и сломанными перед смертью руками и ребрами и офицер, заколотый штыком, хотя семье его сообщили, что он дезертировал. Ты мне говоришь, что Льюис не пытался ее защитить, что он был убит вовсе не поэтому. Ты мне говоришь, что армейское начальство...

– Я тебе ничего не говорю! – крикнул Рик, не в силах больше сдерживаться.

В последние несколько дней он очень мало спал, однако его плохое настроение объяснялось не только усталостью и присутствием на его территории нескольких журналистов и пикетчиков... О Господи, когда же это наконец кончится?

Тем утром понаехали телевизионщики из Мадисона и Милуоки. Как же, такое грандиозное событие – извлечение останков! Рику стоило шепнуть только слово полицейским, и все эти активисты, представители прессы, в общем, любители совать нос в чужие дела, были бы выдворены из Холлоу. Но ради Энни он не стал этого делать. Назойливые журналисты – это какая ни есть, а все же реклама, кроме того, как постоянно талдычит Декер, история принадлежит народу.

Так что, если бы он выгнал всех со своей земли, на него стали бы косо смотреть, к великой радости Декера. Ну уж нет, такого удовольствия он этому подонку не доставит!

– Рик!

Он поднял голову: – Что?

– Не мучай ни себя, ни меня, – тихо проговорила Энни. – Ты же всегда знал, что я должна буду уехать. Я не могу... – Оборвав себя на полуслове, Энни бросила в трубку: – Все еще жду, спасибо.

Рик с трудом заставил себя не выхватить трубку у нее из рук или вообще не размозжить чертов аппарат о стену.

– Чего ты не можешь, Энни?

– Ради Бога, Рик! Ты…

– Па-па! – донесся со второго этажа оглушительный крик Хизер, перекрывая звуки пианино и заливистого девчоночьего смеха.

Задрав голову вверх, Рик взъерошил рукой волосы.

– Что? – раздраженно ответил он.

– Мы едем в город?

– Нет!

Последовало молчание, потом осторожный ответ:

– Ладно, только не кричи.

О Господи, только Хизер ему сейчас недоставало!

И зачем он согласился свозить ее с подружками в город? Не до них сейчас. В Холлоу черт знает что творится, да и с Энни нужно разобраться.

– Хоть стреляйся! – пробормотал Рик и бросил взгляд на Энни. Та по-прежнему стояла, прижав трубку к уху.

С того дня, когда Криста с Рупом очистили останки Льюиса и отослали их в лабораторию в Мадисоне, Энни часами висела на телефоне, разговаривая с городскими властями Янгстауна и с Советом по делам ветеранов, организуя перезахоронение со всеми воинскими почестями.

– Дай телефону немного отдохнуть, – бросил Рик, вдохновленный внезапной идеей. – Поехали с нами в город.

– Рик, я жду по крайней мере с дюжину звонков. Я не могу отлучиться из дома.

– Ты же купила автоответчик, – заметил Рик. – Пусть он и принимает сообщения.

– Ты приглашаешь меня только потому, что не в состоянии долго находиться рядом с собственной дочерью.

– Это точно. – Сверху снова донесся взрыв хохота. – Но не только, я очень хочу, чтобы ты со мной поехала. Очень.

– А это надолго? – нахмурилась Энни.

– До самого вечера. – И Рик обреченно застонал. – Ну пожалуйста!

С улыбкой повесив телефонную трубку, Энни насмешливо бросила:

– Неужели вы боитесь девчонок, Рик Магнуссон? Такой большой, сильный парень – и боится.

Рик открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.

– Черт подери, и в самом деле боюсь. – Сверху донеслось хихиканье, потом все ближе, ближе... О Господи, спускаются! – Прошу тебя, Энни!

– Ну как я могу тебе отказать?

Четверть часа спустя, усадив девчонок – Хизер, Тамару и Эрин – на заднее сиденье пикапа, а Энни на переднее, Рик завел машину и направился в город.

Девчонки настояли на том, чтобы настроить приемник на какую-то станцию, передающую рок-музыку, и попросили включить ее погромче. Рик не возражал. Лучше уж слушать музыку, чем их непрерывную стрекотню.

Может, Мадисон и считался одним из самых уютных городов штата, однако Рику он не нравился. Он вообще ненавидел город. Не выносил грубых водителей, а больше всего презирал магазины с их непомерными ценами, в которых народу больше, чем на улице.! Как только они вышли из машины и окунулись в эту кру-говерть, ему захотелось повернуться и бежать отсюда со всех ног на свою тихую ферму, где нет этих сногсшибательных нарядов и парфюмерии, стоивших целое состояние, однако как магнитом притягивавших к себе Хизер и ее пустоголовых подружек.

Энни взяла его под руку, оторвав тем самым от печальных размышлений.

– Ненавижу магазины, – признался Рик.

Она улыбнулась ему, однако в улыбке ее не чувствовалось обычного тепла.

– Ты себя здесь чувствуешь как рыба, вытащенная из воды, поскольку привык постоянно находиться на ферме. Но не беспокойся, я тебя не брошу.

Рик фыркнул и в этот момент заметил, что его дочь устремилась к магазину женского белья, причем такого откровенного, какого он в жизни не видывал.

– О-о-о... – заворковала Энни, точь-в-точь как жирные, глупые голуби, обожавшие прилетать на его крыльцо. – Какая роскошь! Пошли!

Рик уперся каблуками в асфальт, толпа прохожих обтекала его с двух сторон.

– Я туда не пойду!

– Да будет тебе, Рик, пошли. – Энни потянула его за руку. – Последние недели были у нас с тобой довольно напряженными. Давай немного расслабимся и повеселимся.

Как же! В том настроении, в каком он сейчас пребывает, это будет не веселье, а пытка.

– Поможешь мне что-нибудь выбрать.

Энни неуверенно ему улыбнулась, и Рик не смог ей отказать.

– Только я там ни к чему не прикоснусь, так и знай, – тихо предупредил он, когда они с Энни переступили порог вражеской территории. Все мышцы в его теле были напряжены до предела.

Густой аромат духов, атласные и кружевные вещицы всех цветов радуги, висевшие на плечиках или надетые на манекены, – весь магазин был битком набит нижним бельем, сшитым с единственной целью: свести мужчин с ума.

А цены!

Взглянув на ярлычок, прикрепленный к атласной вещице с рисунком под леопарда, Рик едва не выругался вслух. Он представить себе не мог, что Энни тратит такие суммы на вещи, от которых он стремится освободить ее как можно быстрее.

Пока Хизер с подружками охали и ахали, разглядывая прозрачные лифчики, Энни, взяв нечто пурпурное, спросила:

– Что ты об этом думаешь?

– Я не могу сказать вслух то, что я думаю, – ответил Рик, пытаясь не представлять себе Энни в этой облегающей блестящей рубашечке с тоненькими, как ниточки, бретельками и с вырезом почти до пупа.

Одновременно и желание, и злость охватили его. Неужели Энни не понимает, что не стоит показывать ему такие вещи?

– Рик, – прошептала Энни. – Расслабься.

На людях, и особенно в присутствии девчонок, Рику ничего не оставалось делать, как притвориться, что ничего особенного не происходит. Оглядевшись по сторонам, он поймал на себе заинтересованный взгляд молоденькой продавщицы и снова повернулся к Энни. Та с улыбкой смотрела на него, однако Рик видел, что она делает это через силу.

– Расслабиться, говоришь? Да я единственный мужчина в этом магазине!

– Поверь мне, никто здесь не оскорбит твоего мужского достоинства. Вот. – Она набросила пурпурную вещицу ему на руки, на мгновение коснувшись при этом его пальцев своими. – Если уж не хочешь помочь мне что-то выбрать, то хотя бы подержи.

Рик не стал возражать, хотя Энни заставляла его держать такие вещи, к каким ни один уважающий себя мужчина на людях не притронется. Особенно когда на него во все глаза смотрят собственная дочь-подросток и ее подружки, подталкивая друг дружку локтями.

Материя была удивительно гладкой на ощупь – Рик явственно ощущал это своими загрубевшими пальцами. Он представил себе, как она скользит по телу Энни, и чуть не застонал.

Пришлось даже закрыть глаза, чтобы унять охватившее его безудержное желание. Когда он снова их открыл, то увидел, что к нему направляется дочь, держа в руках вещицу, до которой, по мнению Рика, она не доросла, даже чтобы прикасаться.

– Я это покупаю! – заявила она безапелляционным тоном.

– Для чего? – спросил Рик, придирчиво рассматривая черный кружевной гарнитур.

– Просто потому, что это шикарная вещь! – Хизер прижала ее к груди, и Рик почувствовал, что головная боль, с утра не дававшая ему покоя, усиливается.

Не хватает, чтобы его девочка интересовалась вещами, которые впору носить проституткам!

– А у тебя хватит денег, чтобы это купить? – спросил он, / потирая виски. – Потому что я не собираюсь выкладывать за эту тряпку тридцать баксов.

Задрав нос, Хизер заявила:

– Оуэн дал мне денег. Он сказал, что я могу купить себе все, что пожелаю.

– Хи-зер... – предостерегающе протянул Рик.

– Эй! – воскликнула Энни – Рик и не заметил, как она подошла. На секунду взглянув на Рика, она тут же перевела взгляд на его дочь. – Хизер, какая прелестная вещица! Только советую тебе сначала ее примерить. Она может бесподобно смотреться на вешалке, а на тебе ужасно. Я и сама собиралась примерить пеньюар, так что давай пройдем в примерочную вместе. А твои подружки пока побудут здесь, рядом с Риком, чтобы ни им, ни ему не было скучно.

Хотя Энни и улыбалась, голос ее звучал твердо. Тамара с Эрин принялись хихикать, а Хизер открыла было рот, чтобы возразить, но Энни, быстро взяв ее под руку, увлекла к примерочным.

Избавив тем самым Рика от высказывания, о котором он впоследствии наверняка бы очень пожалел.

– Это что, было так уж необходимо? – спросила Энни несколько минут спустя, когда они с Хизер, поневоле толкаясь в тесной, пахнувшей духами кабинке, примеряли приглянувшиеся им вещи.

– Что «это»? – переспросила девушка, взглянув на нее.

– Не делай вид, что не понимаешь, Хизер. Ты напрасно стравливаешь отчима и отца. Они и так не ладят друг с другом, а тут еще ты подливаешь масла в огонь.

Не ожидавшая ничего подобного, Хизер сердито сверкнула синими, на тон темнее, чем у Рика, глазами:

– Какое вы имеете право мне выговаривать?

– Никакого, – согласилась Энни. Голос ее звучал тихо, но твердо. – Но твой отец, несмотря на то что у него выдалась тяжелая неделя, разрешил тебе с подружками остаться в его доме на ночь, а сегодня еще и свозил вас в город. А ты отплатила ему тем, что дала понять, что считаешь его неудачником.

– Но я ничего подобного делать не собиралась, – смущенно пробормотала Хизер. Решимости ее явно поубавилось.

– Будь с отцом помягче, ладно? Ты же знаешь, что у него сейчас туго с деньгами, но он разорится для тебя, если ты будешь настаивать.

Хизер взглянула на злосчастную вещицу:

– Да не нужна она мне!

Поддавшись внезапному порыву, Энни протянула руку и откинула с лица девушки упавшую на него длинную прядь волос.

– Я знаю, тебе сейчас нелегко. А тут еще у твоей мамы скоро будет еще один ребенок. – Хизер вспыхнула, и Энни догадалась, что задела ее за живое. Похоже, в этом отношении она пошла в отца. – Но поверь мне, не стоит срывать на людях зло просто потому, что тебе плохо. Ведь этим ты ничего не изменишь.

– Я видеть не могу маму беременной! Такая мерзость! Мне даже думать не хочется о том, что они с Оуэном занимаются любовью. Ну почему он не оставит ее в покое? Убила бы его за это! – Хизер даже передернуло от отвращения.

Энни тяжело вздохнула. Тесная примерочная в магазине женского белья не лучшее место для душевных излияний. Однако у Энни, помимо поиска никому не нужных солдат, была и другая слабость: успокаивать вконец запутавшихся молоденьких девушек.

– Хизер, твоя мама и отчим любят друг друга. И ничего тут мерзкого нет. Заниматься любовью и рожать детей – это естественное выражение любви.

– Правильно. Мама и папу любила, а сама спала с Оуэном.

– Я не говорю, что она поступала хорошо. Она многим людям причинила боль, включая тебя и твоего отца. Если она была с ним несчастлива, могла бы попросить у него развода. Но взрослые, хотя мне очень не хочется в этом признаваться, могут быть необыкновенно тупыми. И потом, иногда бывает очень трудно поступать правильно.

– Я хочу жить с отцом, – проговорила Хизер, глядя на Энни блестящими от навернувшихся слез глазами. – Мама с Оуэном превратили меня в бесплатную сиделку. Правда, мой братишка неплохой мальчик, но... но я чувствую себя в их доме чужой и никому не нужной.

– А ты разговаривала об этом с отцом?

– Нет. Зачем? Он ведь все равно не согласится! У него теперь нет на меня времени. Я буду ему только мешать.

– А вот об этом пусть он сам тебе скажет. Сядь и поговори с ним как-нибудь, Хизер. Он ведь не знает, какие мысли бродят у тебя в голове.

– Но тогда мама решит, что я ее ненавижу, – помолчав, прошептала Хизер.

– Да, ситуация создалась непростая, однако, если ты выговоришься, тебе станет легче и, может быть, что-то прояснится. Пообещай, что поговоришь с отцом. Возможно, он сумеет тебе помочь.

Хизер кивнула белокурой головкой:

– Ладно, поговорю.

Энни порывисто обняла ее.

– А теперь нам пора выходить. Будь с отцом поласковее. Предложи ему зайти в отдел инструментов.

Хизер подняла голову и улыбнулась, от чего на щеках у нее появились ямочки. Энни вдруг почувствовала, как что-то сжалось у нее внутри. Но прежде чем она успела открыть дверь примерочной, Хизер заметила: