Пожиратели огня

Прибыв в Париж, Джильпинг прежде всего наведался к старому маркизу д'Антрэгу, от которого узнал об отъезде его сына в Астрахань.

Не теряя ни минуты времени, Джильпинг с ближайшим поездом отправился в Москву вместе со своим неразлучным Пасификом, отправив предварительно уже известную нам телеграмму.

Между тем после событий, разыгравшихся в «доме повешенных», Люс и Фролер пустились по следу «человека в маске», бежавшего с первым утренним поездом в Россию. Спустя несколько дней сыщики вернулись в Париж, прекрасно осведомленные о маршруте и намерениях Ивановича, который на этот раз, желая заманить своих врагов в глубь киргизских степей, не только не старался скрыть своих следов, а, напротив, умышленно устраивался так, чтобы можно было без труда проследить весь его путь от Парижа до Астрахани.

Но так как на этот раз желания Ивановича совпадали с желаниями Оливье и его друзей, то этот ловкий прием ничуть не изменил намерений Оливье преследовать его до края земли, не зная отдыха и покоя.

Когда вернувшийся из Москвы Люс и Фролер сообщили, что развалины монастыря в уральской степи были избраны местом сборища Невидимых, то им поручили набрать сотню надежных людей, вооружить их и провезти в уральские степи.

Когда было принято это решение, князь Свечин отсутствовал: он усиленно хлопотал об отпуске для себя под предлогом, что его громадные поместья требуют его немедленного присутствия, а в сущности, для того только, чтобы иметь возможность присоединиться к своим новым друзьям и содействовать их планам.

Получив десятимесячный отпуск, он поспешил к графу Оливье, а тот в свою очередь сообщил ему о тех мерах, которые были приняты им для осуществления своего плана.

Но князь, к удивлению Оливье, далеко не одобрил их.

— Простите, граф, — говорил он, — но вы, по-видимому, совсем не знаете России. Ваш проект совершенно неосуществим, вы только попадете в лапы нашего смертельного врага. Во-первых, я готов поручиться, что господину Люсу, как ни велика его ловкость, никогда не удастся доставить в Астрахань, не возбудив подозрений русской полиции, сто человек иностранцев. Во-вторых, допустив даже, что каким-нибудь чудом их и удалось доставить в Астрахань, как их собрать здесь? Ведь в первый же раз, как вы вздумаете собрать где-нибудь ваших людей, тотчас нагрянет полиция, арестует их и потребует от вас объяснения ваших намерений, чего вы не сможете дать… Наконец, как справятся эти люди с местными условиями, совершенно незнакомыми им? Далее, разве не кажется подозрительным, что господа Люс и Фролер так легко узнали о месте съезда Невидимых, тогда как до этого времени вся русская полиция оставалась в полном неведении относительно избранного места сборища?! Что касается меня, то я глубоко убежден, что это не что иное, как ловушка, в которую Иванович решил заманить вас и из которой никто из вас не должен выйти живым!

Речь князя была встречена глубоким молчанием: все невольно сознавали, что он был прав.

Оливье совсем пал духом.

— Но что же нам делать? — печально спросил он. — Неужели отказаться от мщения?

— Вовсе нет, — живо возразил Свечин. — Неисполним не самый план, а способ осуществления его. Имейте в виду, что, насколько русские власти относятся подозрительно к иностранцам и даже к русским, приезжающим из другой части России, настолько беспечны по отношению к кочевникам, бродящим между Астраханью и Уральском, Оренбургом, Хивой и Бухарой. О них никто не справляется. Все эти люди — прирожденные воры и грабители, и из них я берусь набрать для вас какой угодно отряд!

— Вы становитесь нашим провидением, князь! — воскликнул повеселевший Оливье. — Я совершенно было пал духом: ведь для меня наказание Ивановича — счастье всей моей жизни!..

— Я это знаю, — отвечал князь, — знаю все ваши удивительные приключения и даже больше, знаю то, чего вы не знаете: знаю те темные махинации, которые были пущены в ход, чтобы добиться ссылки князя Васильчикова в Сибирь. В свое время я помогу вам доказать его полную невинность!

— Если в вашей власти помочь мне в этом деле, я буду вашим другом на жизнь и смерть!

— А разве это теперь уже не так? — улыбнулся князь. — Разве мы не друзья на жизнь и смерть, мой милый Оливье? Позвольте мне называть вас так, и называйте меня сами не иначе, как просто Алексис! Вы спасли меня от самой ужасной смерти, и с этого момента моя жизнь, мое состояние, мое влияние и связи — все к вашим услугам.

— О, благодарю вас, мой дорогой Алексис, позвольте же мне только спросить вас об одном: каким образом князь был сослан в Сибирь?

— По личному указу государя, и только личный же указ может его вернуть!

— Но почему же и княжна пострадала вместе со своим отцом? — спросил Оливье.

— Княжна вовсе не пострадала: ее поместили в монастырь благородных девиц совсем не в наказание, а как сироту до ее совершеннолетия… Когда она достигнет последнего, то получит право покинуть монастырь. Но не будем более касаться этих вопросов, мой милый Оливье! Я не вправе отвечать вам на все ваши расспросы теперь. Следствие производится, и, когда придет время, вы найдете меня на вашей стороне, и правда восторжествует… А пока займемся исключительно только нашим общим делом! Я сегодня же вечером еду в Астрахань, где мне надо быть несколько раньше вас, чтобы приготовить все для приема вас и ваших друзей.

Затем разговор перешел на чисто деловую почву: обсуждали количество необходимого оружия, которое следовало закупить во Франции и которое только князь Свечин мог в качестве дипломата безнаказанно провезти в Россию; затем надо было позаботиться о приобретении надлежащих паспортов для Оливье и его друзей.

Спустя три недели наши друзья были уже в Астрахани во дворце гостеприимного князя. Последний сейчас же стал развлекать их охотами, гуляньями, катаньями и обедами.

— Не надо, чтобы вас могли заподозрить, что вы явились сюда с какой-нибудь определенной целью, — говорил он, — старайтесь делать вид, что вы просто веселитесь, и ничего более! Все остальное я беру на себя!

Астрахань город любопытный, полуазиатский и торговый, а потому Оливье настолько увлекался совершенно новым для него характером этого города, его пестрых базаров, его шумной торговлей и странной смешанной толпой его населения, что без особого нетерпения дожидался момента, когда нужно будет начать действовать. Напротив, Дик и капитан Спайерс изнывали от скуки. Самого князя его гости видели только за столом, где он неизменно присутствовал в роли радушного и любезного хозяина.

Что касается Люса и Фролера, то, объяснив графу, что пока их услуги не нужны, они отправились побродить по окрестностям и ознакомиться со страной, как простые туристы.

Наконец столь долго ожидаемый решительный момент настал: однажды вечером, по окончании обеда, вместо того чтобы по обыкновению проститься со своими гостями, князь Свечин попросил их перейти из столовой в большую залу, куда приказал подать кофе. Все были в сборе, даже и оба полицейских агента, Люс и Фролер, как раз в этот день вернувшиеся из своих странствований.

В это время как раз подали телеграмму от Джильпинга.

— Господа, — сказал Свечин, когда радостное волнение, вызванное депешей почтенного джентльмена, несколько улеглось, — я пригласил вас сюда, чтобы сообщить результаты моих усилий за этот месяц и вместе с вами с общего совета назначить день и час отправления. Но только что полученная депеша побуждает меня отложить мои сообщения до приезда вашего общего приятеля, принимавшего столь деятельное участие в вашей истории!

Все единогласно согласились с князем, после чего он попросил позволения удалиться, так как должен был повидаться с одним человеком, которого намеревался сегодня представить им, но ввиду изменившихся обстоятельств решил отложить и это представление до приезда мистера Джильпинга.

Спустя десять дней достопочтенный лорд Воанго, сидя на своем доблестном Пасифике, въезжал в Астрахань.

Его крупный, солидный живот и татуированный нос, и без того расцвеченный яркими красками ввиду обилия поглощаемых им спиртных напитков, были так комичны, что молодой князь с трудом удерживался от смеха. Но когда достопочтенный Джильпинг поднес ко рту свой неразлучный кларнет и по своему обыкновению заиграл псалом, Свечин не выдержал и разразился громким смехом.

Когда все мало-помалу угомонились, Джильпинг пересказал своим друзьям все свои приключения со времени их отъезда из Австралии, а те со своей стороны рассказали ему обо всем случившемся с ними в Париже.

В этот же вечер должно было состояться общее совещание, отсроченное до приезда лорда Воанго. К назначенному времени все собрались в большой зале. Князь на минуту отлучился, затем вернулся в сопровождении пожилого человека, лет пятидесяти, воинственного вида, геркулесовского телосложения, который обвел присутствующих испытующим взглядом, но не промолвил ни слова.

— Господа, — сказал князь, — позвольте вам представить Данилова, моего старого и верного слугу, бывшего крепостного нашей семьи; он отказался от воли, чтобы неотлучно состоять при мне. Его предок спас моего предка, и его семья насчитывает, так же как и моя, десятки поколений!

XX

Данилов, степной бродяга. 

Конечно, европейская цивилизация коснулась высших классов русского общества, но громадная народная масса оставалась еще на уровне средних веков, и с этим необходимо было считаться, если хотели чего-нибудь добиться.

Нетрудно себе представить, какую страстную жажду мщения испытывал молодой князь Свечин по отношению к Ивановичу, заставившему его пережить самые ужаснейшие моменты его жизни, отчаяние и ужас в душном гробу. Кроме того, он не мог забыть, что он унижался, просил и молил этого выскочку — Ивановича. Ах, что он готов дать, чтобы только держать его в своих руках: он заставит его испытать во сто раз худшее, чем испытал сам!

Свечин прибыл в Астрахань ночью: ради успеха задуманного им плана необходимо было, чтобы Иванович не подозревал о его присутствии в Астрахани. Никто не сопровождал его. Дворец князя находился на расстоянии чуть не целой версты от того дома, где остановились Иванович и Холлоуэй. В заколоченном и пустом доме Свечина жили только два человека: Иван Баринов, управляющий всеми поместьями князя по побережью Каспийского моря и по Волге, и дворовый Данилов, состоявший привратником дома.

Этот Данилов был бывший главный табунщик, исколесивший всю степь вдоль и поперек. Когда он состарился, ему предоставили место привратника. Данилов был безгранично предан Свечиным и готов был идти на смерть по первому слову своего молодого господина.

Прибыв в Астрахань, князь задами добрался до своего дворца, через маленькую калиточку в огородной изгороди проник в свой дом и прямо прошел в кабинет Ивана Баринова, который чуть было не лишился чувств при виде молодого князя.

— Вы здесь, ваше сиятельство, и никого из нас не предупредили? Боже мой, у нас ничего здесь не приготовлено для вашего приема! — засуетился он.

— Я здесь инкогнито, Иван, никто не должен знать о моем присутствии! — сказал князь.

— Слушаю, — проговорил Баринов, — ваша воля для меня закон; вы знаете, что на меня и на Данилова смело можете положиться!

— Я знаю вашу преданность и рассчитываю на нее, друзья; выслушайте меня. Вы, конечно, слышали о существующем обществе Невидимых. Общество это получило такое название вследствие того, что его главари неизвестны, о них только догадываются!

— Я что-то слышал об этом! — заметил управляющий.

— Так вот, пользуясь тем, что члены этого общества не знают своего главаря, управляющего ими, шайка негодяев, имеющих, по-видимому, хорошие связи в высших сферах, вздумала использовать в свою пользу громадную силу, власть и капиталы этого общества и сделала это так ловко и умело, что до сего времени не было никакой возможности уличить их. Мне было поручено проследить их в Париже, где некоторые из их действий возбудили подозрения Третьего отделения. Об этом проведали мнимые Невидимые и решили стереть меня с лица земли!

— Вы меня пугаете, князь! — воскликнул Баринов.

— Меня заманили в западню, — продолжал князь, — связали и отвезли в заброшенный дом на окраине города. Сюда явился мнимый генерал Хосе де Коррассон и какой-то человек в маске, который объявил, что я приговорен к смерти Верховным Советом Невидимых и что приговор этот будет немедленно приведен в исполнение: я буду живым зарыт в землю!

— Боже правый! Отчего не было при вас никого из ваших верных слуг! — воскликнул управляющий.

— Покажи мне свое лицо, негодяй, — сказал я, — чтобы мне знать хоть, кто — мой палач! «Пусть так, если ты этого непременно хочешь, — проговорил „человек в маске“, — все равно, злоупотребить этим тебе не удастся!» И он сорвал с себя маску. Представь себе мое удивление, когда я увидел перед собой отставного казачьего полковника Ивановича!

— Того самого, у которого есть здесь собственный дом?

— Ну да! Тогда я увидел, что бесповоротно погиб. Но у меня явилась счастливая мысль попросить позволения написать последнюю волю; это дало мне возможность выиграть время, и, вероятно, этому обстоятельству я обязан своею жизнью, так как в то время, как меня уже заколачивали в заранее припасенном деревянном гробу, я вдруг услышал шум и пистолетные выстрелы… Затем кто-то отколотил мой гроб и вернул меня к жизни. Моим спасителем оказался молодой француз, граф Лорагюэ д'Антрэг, который уже более двух лет борется с этими мнимыми Невидимыми, главарем которых является Иванович. Молодой граф рассказал мне свои невероятные приключения и свои планы; мы с ним очень скоро сошлись. Он дал клятву преследовать Ивановича, которому тогда удалось благополучно бежать от нас, и покарать его за все злодеяния.

— Ах, князь, пусть они лучше не отваживаются преследовать Ивановича здесь, в уральских степях, где наше полудикое население всецело будет на его стороне. Заранее можно поручиться, что из лих иностранцев, которых Иванович, по-видимому, нарочно постарался заманить в степи, ни один не вернется живым на родину!

— Да, но ты забываешь, что теперь граф не один: с ним и я заодно! Я также поклялся захватить этого Ивановича живым или мертвым и учинить над ним ту же расправу, какую он хотел учинить надо мной!

— Зачем вам это, ваше сиятельство?! У вас есть свидетели, вы можете прямо обратиться к государю, и с негодяем поступят по всей строгости закона!

— Ты ошибаешься, мой добрый Баринов! Эти мнимые Невидимые имеют громадные связи в высшем кругу. Им уже удалось добиться ссылки в Сибирь ни в чем не повинного князя Васильчикова, отца невесты молодого графа д'Антрэга, только потому, что они зарятся на его миллионные уральские прииски и золотые россыпи. Мы не знаем, какие крупные лица принимают участие в этой шайке, кто замешан и скомпрометирован в этом деле. Приятно ли будет государю узнать о причастности ко всем этим преступным деяниям лиц, близко стоящих к нему?! Во всяком случае, несомненно, что в случае огласки этого дела мнимые Невидимые найдут себе очень сильную поддержку, и в лучшем случае мы добьемся разве, что Ивановича сошлют в Сибирь. Но разве я этого хочу?! Нет! Никогда в жизни я не забуду тех трех часов, которые провел перед своим гробом в двух шагах от вырытой для меня могилы, и тех нескольких минут, которые я провел в гробу, слыша, как заколачивали надо мной его крышку! Нет, я не буду иметь ни минуты покоя, пока не отомщу этому человеку!

— Да, князь, может, вы и правы… Надо обдумать, как всего лучше управиться с этим негодяем, если только позволите вашему старому слуге принять участие в ваших планах.

— Да, я именно с этой целью и рассказал тебе о всем, мой милый Баринов!

— Но не следует ли опасаться, что смерть Ивановича вызовет мщение со стороны этих влиятельных и могущественных сообщников, о которых вы только что упоминали?

— Этого нечего опасаться; напротив, устранив этого человека, мы многим окажем серьезную услугу, избавив неосторожных, завлеченных им в его сети и обманутых им людей от этого домоклова меча, который теперь висит над ними. До тех пор пока его ловкие махинации оставались в тайне, все были довольны, но с тех пор, как в Петербурге стали поговаривать, что какие-то смелые авантюристы стали, прикрываясь влиянием общества Невидимых, злоупотреблять его кредитом для своих низких целей, большинство влиятельных лиц, впутанных Ивановичем в операции, дорого бы дали, чтобы вырваться из когтей этого негодяя; но они боятся его!

— Понимаю, князь, но во всяком случае нужно соблюдать крайнюю осторожность! Я бы советовал воспользоваться опытностью нашего Данилова. Он предан вам всею душой; к тому же степь не имеет от него тайн… В этом деле он незаменим!

— Делай как знаешь! — отвечал князь.

Управляющий поспешил вызвать Данилова, который при виде князя выразил такие знаки трогательного почтения, что князь прослезился.

Не теряя времени, Свечин сообщил ему подробности своего пленения Невидимыми, рассказал о графе и его друзьях и заявил, что хочет во что бы то ни стало овладеть Ивановичем.

Выслушав внимательно князя, Данилов отвечал:

— Здесь один только человек может помочь нам. Это атаман Черных всадников Хашим-баши, которому мне удалось спасти жизнь. Он в долгу предо мною и обещал помочь мне, когда бы я ни захотел этого!

— А где можно найти его?

— Нужно направиться в странноприимную общину и там спросить отца Николая!

— Так идем же туда!

XXI

Монастырь странноприимцев. — Отец Николай.

Была ночь. Все спало в городе, кроме бродячих псов и голодных волков, которые после заката солнца обыкновенно рыскают вокруг города. Двое мужчин крадучись вышли из задней калитки дворца Свечиных и темным переулком направились к окраине, где находилась странноприимная община. Молча добрались они до громадного каменного здания, более похожего на неприступную крепость, чем на мирную обитель.

В России, кроме настоящих, узаконенных монастырей, немало добровольных общин, не подчиняющихся никакому уставу; живут они милостыней жертвователей. В народе эти общежития иногда пользуются большим уважением; иногда же к ним относятся совершенно безучастно. Нередко случалось, что под скромным одеянием таких братцев скрывались самые заправские бродяги, фальшивомонетчики, грабители, беглые.

Про странноприимную общину особенно дурных слухов не было. Но и хорошего говорили мало. А шепотом, украдкой передавали кое-какие темные слухи, рисовавшие жизнь общинников совсем не в этом виде, как она представлялась напоказ. Но не будем забегать вперед.

Данилов еще днем разузнал, когда ему можно видеть отца Николая. Ему назначили время от 10 до 11 час вечера. И вот он, вместе со своим господином, поспешил на свидание.

Таинственные незнакомцы, пробиравшиеся в эту ночь к общине странноприимцев, были именно они.

Подойдя к воротам общины, они хотели было постучаться, как услышали позади себя шум приближающихся шагов. Инстинктивно они притаились за одной из массивных колонн входа, и почти тотчас же мимо них скользнула, как тень, какая-то мужская фигура. Незнакомец постучался сильно равномерными ударами, в ответ на что маленькая боковая калиточка в стене беззвучно отворилась, и слабый луч света упал прямо на лицо входящего.

— Иванович! — прошептали почти в один голос князь и его слуга.

— Зачем он пришел сюда и в такое время? — сказал князь. — По-видимому, он здесь свой человек!

— Не войти ли и нам за ним? — спросил Данилов.

— Ты не думаешь, что мы, поступив так, совершим неосторожность?

— А чем мы рискуем? — спросил Данилов. — В сущности, ведь мы пришли к назначенному времени: нас ждут!

С этими словами он подошел к калитке, куда прошел Иванович, и убедился, что она осталась незапертой. Он тихонько толкнул ее, и глазам пришедших открылся длинный слабо освещенный коридор. Они сделали несколько шагов вперед, почти не рассуждая, затем стали осторожно пробираться дальше. Пока они не замечали ничего особенного, но этот длинный едва освещенный коридор, конца которого не было видно, навеивал на них какое-то смутное ощущение опасности.

— Не вернуться ли нам назад? — сказал Данилов.

— Может быть, действительно нам следовало быть осторожнее! — согласился князь и остановился.

В этот момент до их слуха донесся шум голосов и как будто крики и пение, но за отдаленностью трудно было различить, что это были за голоса.

— Это не церковное пение! — с уверенностью заметил князь.

— Да, скорее, застольные песни. Слышите топот ног, словно там где-то пляшут и пируют!

— Ты прав! — сказал князь, и звуки этой пирушки побудили его идти дальше. — У тебя оружие при себе? — обратился он к Данилову.

— При себе, ваше сиятельство!

— Ну, так вперед!

И они стали осторожно подвигаться дальше; крики и пение раздавались все громче и яснее; вскоре не осталось уже ни малейшего сомнения, что в общине пировала многочисленная шайка грабителей.

Еще несколько сажен — и сквозь арку, ведущую в обширное подземелье, князь и его слуга увидели около сотни бражничавших бородатых людей. Все они были уже навеселе.

Вдруг один из присутствующих громко провозгласил:

— За твое здравие, Хашим-баши! Так, значит, я могу положиться на твое слово? Ты не забудешь, что мне обещал?

— Ваше превосходительство, Хашим-баши всегда держит свое слово. Будьте здоровы!

— Это голос Ивановича, — сказал князь, — этот негодяй явился сюда подговорить Черных всадников помочь ему.

— Ваше сиятельство, Хашим-баши встает; нам пора уходить! — прервал его Данилов.

В этот момент со всех сторон раздались сиплые голоса собутыльников:

— Куда ты, Хашим-баши?.. Останься с нами… Или тебе наскучило опоражнивать чары! Полно, не уходи, ты должен быть нашим атаманом и за столом, как в бою! — кричали ему со всех концов.

Но Хашим-баши оставался непреклонен.

— Молчите, товарищи! Я сейчас жду к себе гостя!

— Слышите, ваше сиятельство? Нам надо спешить! — снова шепнул князю Данилов, и оба направились к выходу, к монастырским воротам, у которых Данилов постучался довольно громко. Им отпер сам отец Николай, уже преобразившийся из Хашима-баши в степенного инока.

— Чего вы желаете, братие? — спросил он, ласково глядя на пришедших.

— Мы желаем говорить с отцом Николаем!

— Он перед вами!

— Мы испросили у вас разрешения повидать вас, и вы сами назначили нам это время!

— Так, так! — проговорил отец Николай. — Прошу пожаловать. Ночь прохладна; нам с вами лучше будет побеседовать в моей скромной келье чем здесь, на дворе! Следуйте за мной!

И мнимый монах повел их в другой конец здания, противоположный тому, где его товарищи все еще продолжали свою оргию. Вскоре посетители очутились в опрятной, скромно и бедно обставленной келье, обычного монастырского вида.

— Милости прошу садиться, гости дорогие! — пригласил мнимый монах. — Расскажите, что привело вас ко мне!

Данилов, назвав себя, но умолчав о князе, рассказал, что, полагаясь на обещание Хашим-баши помочь ему в случае нужды, явился сюда по данному атаманом адресу.

— Так, так, — кивал головой мнимый отец Николай. — Ну, а скажите, какую же услугу вы просите оказать Хашим-баши!

— Это тайна, которую я должен сообщить только атаману! — твердо произнес Данилов.

— Митька, полно играть комедию! — вдруг воскликнул князь, все время пристально вглядывавшийся в монаха.

Тот с яростью вскочил с места.

— Кто бы ты ни был, — воскликнул он, побагровев от гнева, — ты этими словами произнес свой смертный приговор; только один человек в мире мог бы говорить со мной так… и никто другой! — И он кинулся на князя.

Но Данилов был настороже. Одним сильным движением руки он прижал к стене Хашим-баши, промолвив:

— Стой, это князь Свечин!

Едва только Данилов проговорил эти слова, как гнев атамана точно рукой сняло.

— Князь Свечин! Батюшка! — бормотал мнимый монах глубоко взволнованным голосом. — А я не узнал было тебя!

— А я так сразу узнал, несмотря на твое переодевание! — проговорил князь.

Оказалось, грозный атаман Черных всадников был когда-то крепостным деда Свечина. Молодой князь, которому тогда было лет десять, не раз избавлял сорванца Митьку, так звали бойкого мальчишку, приставленного для услуг барина, от грозивших ему от старого князя суровых наказаний за его многочисленные проделки.

И Митька проникся к своему заступнику чувством глубокой преданности, что, впрочем, не мешало ему впоследствии удариться в бега.

Однако чувство благодарности было еще живо в нем и теперь, и при звуке голоса молодого князя он разом превратился в прежнего почтительного слугу.

— Что угодно приказать вашему сиятельству? — спросил он.

— У меня есть непримиримый враг, с которым я решил бороться не на жизнь, а на смерть, я или он должен умереть! — начал Свечин.

— Кто он такой?

— Отставной казачий полковник Иванович!

— Иванович?!

— Да, он самый, главарь шайки негодяев, которые под прикрытием общества Невидимых обделывают свои делишки. Теперь он старается заманить нас в развалины монастыря в степи, чтобы там уничтожить так, чтобы никто даже не узнал о нашей смерти!

— Вот как… Ну, теперь я все понимаю! — сказал бывший крепостной. — Прекрасно, этот негодяй попадется в свои же сети. Но пройдет месяц, как кони Черных всадников снова огласят степь своим ржанием! Будьте спокойны, ваше сиятельство!..

На другой день после того, как Свечин приобрел такого союзника, как Митька, или Хашим-баши, и его молодцов, грозу всей степи, молодой граф Оливье со своими друзьями благополучно прибыл в Астрахань.

Как мы уже видели, в интересах сохранения в тайне приготовлений к задуманной экспедиции в степь князь Свечин счел нужным до поры до времени ничего не сообщать о плане, выработанном Даниловым и Хашим-баши, отложив эти сообщения до того момента, когда он представит им Данилова в день приезда мистера Джильпинга. Только Люс и Фролер знали обо всем и содействовали успеху приготовлений; под всевозможными костюмами, то под видом нищих, то под видом разносчиков или торговцев на базаре, то под видом странников, следили они за Ивановичем и Холлоуэем, и так зорко, что ни одно их движение не могло укрыться от ловких сыщиков.

Приготовления к экспедиции быстро подвигались вперед.

Однако и враг не дремал: Иванович со своей стороны усеял весь путь по степи засадами, ловушками и западнями, так что враги его могли избежать одной из них лишь для того, чтобы попасть в другую. Он сговорился с пятью или шестью кочевыми ордами киргизов и, описав им внешние признаки графа Оливье и его друзей, которых кое-кто из кочевников мог видеть в Астрахани, пообещал за голову каждого из них крупную награду. Ценою награды он привлек на свою сторону и других кочевников. Наконец, ему обещали помогать, как мы уже знаем, табунщики во главе с Черни-Чагом, и Черные всадники, с Хашим-баши. Но именно эти излишние предосторожности на этот раз и погубили его: Черные всадники стали орудием его гибели.

Однако эту контринтригу необходимо было держать в строжайшей тайне, так как Хашим-баши мог располагать только какой-нибудь сотней человек, числом, в сущности, ничтожным по сравнению с количеством сторонников, которых мог в данном случае выставить против них Иванович. Но, рассчитывая на отвагу своих молодцов и тот страх, который они внушали всему населению степи, атаман не пожелал других, посторонних союзников, тем более что привезенные князем из-за границы ружья с репетиторами в крайнем случае, уравнивали шансы.

Было решено, что Хашим-баши отправится со своими всадниками к развалинам монастыря как бы по приглашению главаря Невидимых. В то же время граф д'Антрэг в сопровождении свиты и человек двадцати табунщиков, из которых каждый в отдельности был хорошо известен Данилову, должны были не спеша, помаленьку проследовать степью, избегая почтового тракта, где подкупленные Ивановичем кочевники могли подстеречь путешественников и напасть врасплох.

Не доезжая несколько верст до развалин, Хашим-баши со своими всадниками должен был остановиться в степи, чтобы дать время подоспеть князю и молодому графу с их свитой. Здесь решено было всем облечься в маски Черных всадников и двинуться прямо на монастырь, который надеялись оцепить со всех сторон, когда сторонники Невидимых всего менее ожидают этого.

Этот план был всеми одобрен, и после заката солнца решено было тронуться в путь.

Молодой князь и Оливье составили свои завещания на всякий случай и вручили их Баринову. Незадолго до заката, разбившись на небольшие кучки, по нескольку человек в каждой, участники экспедиции тронулись разными путями к условленному месту.

XXII

Караван, затерявшийся в степи. — Бегство Джильпинга. — Изба Черни-Чага. — Странник. — Измена.

Первая часть пути через зеленый океан степи совершилась благополучно, без всяких особых приключений. Маленький отряд состоял из тридцати двух человек, в том числе 20 табунщиков и одного казака, служившего проводником. Остальные же участники экспедиции уже достаточно знакомы читателю. В том составе, в каком представлялся теперь этот маленький отряд, вооруженный усовершенствованным заграничным оружием, смело мог не бояться небольших орд кочевников, постоянно рыскающих по степи, но, конечно, не мог вступить в открытый бой с целым кочевым племенем. Ввиду этого наши путешественники пошли окружным путем, минуя большие дороги и почтовый тракт, по которому двигались караваны и разбойничьи шайки.

На протяжении двух третей пути до перевоза Черни-Чага местность была плодородная; всюду паслись бесчисленные стада. Здесь было сравнительно спокойнее и от разбойников. Последняя же часть пути пролегала уже по совершенно бесплодной песчаной пустыне, где не дай Бог быть застигнутым ураганом! Бывали случаи, что песчаная буря погребала под собою целые караваны.

За песками начинались солончаки, где кристаллизованная соль, лежавшая сплошным толстым слоем, издали представлялась как бы спокойной водною поверхностью.

Прежде чем вступить на эту часть пути, были сделаны громадные запасы свежей воды, которая здесь была более необходима, нежели съестные припасы.