Кухтик, или История одной аномалии

      - Да не любят они Колобка! - сказал президент.
      - А у нас вообще умных не любят, - вздохнул Рыжий. - У нас - либо желудком, либо - сердцем. Сердцем, я думаю, шансов больше. Так и назовем кампанию - "Выбирай сердцем".
      - Что ж, - сказал Елка. - Давай попробуем...
      * * *
      Кухтик лежал животом на подоконнике. Под ним шумела главная площадь города Лукичевска. Справа и слева от памятника Автору Великой Идеи стояли две толпы, разделенные узким проходом. По обе стороны прохода были натянуты веревки. Вдоль этой свободной полосы лениво прохаживались несколько милиционеров. В центре каждой толпы возвышался сколоченный из досок помост. Над одним полоскалось на ветру множество красных флагов, над другим тянулся огромный синий транспарант со словами: "Голосуй, не то облажаешься!"
      Люди, составлявшие правую от Кухтика толпу, были возрастом помоложе. Они громко хлопали в ладоши, время от времени кричали что-то и свистели, заложив в рот пальцы. На помосте с синим транспарантом расположился оркестр. Стоявший перед оркестром парень объявил, что сейчас выступит столичный ансамбль "Еловый Бор". Это объявление публика встретила дружным ревом. Из толпы на помост поднялись несколько девиц. Парень выкрикнул: "Последний хит!.. "Приходи ко мне под елку!"" Молодежь снова зашумела. Девицы взмахнули руками и начали петь, покачиваясь в такт музыке.
      Тем временем слева от Кухтика разворачивалось другое действо. На краю помоста, утыканного красными флагами, встал рослый мужчина, поднес к губам микрофон, и голос из мощных динамиков за его спиной перекрыл поющий ансамбль.
      - Доколе?! - крикнул мужчина в толпу. Ответом ему был глухой ропот. Доколе терпение нашего народа будет терпеть антинародные действия?!
      Люди, окружившие помост, зароптали громче. Можно было понять, что терпеть далее они не намерены.
      - Так давайте же все как один отдадим свои голоса нерушимому блоку под руководством! - громко призвал мужчина.
      Толпа зарукоплескала. Мужчина продолжил речь, время от времени заглядывая в бумажку, которую держал в руке.
      - Группа "Елки-Моталки!" - донеслось с правой стороны.
      Четверо парней в кожаных куртках выскочили на помост. Каждый взял по микрофону на длинном шнуре и почти засунул его себе в рот.
      - Елы-палы!! - закричал один из певцов.
      Крик его заглушил на миг оратора из левой толпы.
      - Елы-ы-ы!! - подхватили трое других парней. Оркестр грянул во всю мощь. Обличителя на левом помосте совсем не стало слышно...
      Понаблюдав за митингующими, Кухтик слез с подоконника, отошел в глубь комнаты и уселся перед телевизором. Показывали рекламу. Толстый в клетчатой рубашке по имени Анкл Бенц опять жрал свои макароны. Потом весь экран заняла картинка с видом столицы. Кухтик узнал тот большой дом, возле которого они с Беней когда-то грелись у ночных костров, спасая демократию. Вслед за этим перед ним возник Первый Демократ. Кухтик уже подзабыл, как тот выглядит. Он порадовался, что рядом нет Надькиного отца, который точно начал бы орать, поскольку до сих пор не мог спокойно вспоминать про борьбу за трезвость.
      Первый Демократ стал говорить речь. Он вспоминал перековку и убеждал Кухтика, что хочет, чтобы всем жилось лучше. Кухтик тоже хотел бы, чтобы всем лучше жилось. В этом у них не было расхождений. Оратор говорил, что сейчас всем живется плохо. Кухтик и с этим был полностью согласен. Первый Демократ заявил, что знает, как все поправить. Правда, не сказал, кто мешал ему сделать это раньше. Больше ничего путного Кухтик от него не услышал.
      Демократа сменил симпатичный кучерявый парень с добрым и умным лицом. Он сказал, что грядут выборы и что намерен предложить жителям свою программу. Кухтику стало интересно. Но кучерявому не дали ничего сказать каких-то два кретина. Вынырнув неизвестно откуда, они запели частушки. Оба голосили, сидючи на заборе, который тянулся вдоль раздолбанной сельской улицы.
      Первый, подбоченясь, вывел:
      На заборе я сидю,
      На Григория глядю!..
      Второй подхватил:
      Сидя на заборе, я
      Выберу Григория!
      Про кого они пели, Кухтик не понял. Может, про кучерявого. Но это вряд ли. Не стал бы человек с таким умным лицом подбирать себе в дружки таких остолопов.
      Сам кучерявый больше не появился. Дураков на заборе сменил мужчина в ярко-желтом кителе. Погон и орденов на кителе не было, но выглядел мужчина воинственно. В руке, словно шпагу, он держал тонкую школьную указку. За спиной его висела карта. Точно как та, на которой Кухтик когда-то не смог отыскать страну Америку.
      - Всех задавим! - грозно сказал мужчина. Он выпятил губу и, не глядя, стал через плечо тыкать указкой в карту.
      - И этих... И этих... И этих...
      Так продолжалось минуты две. Затем, видимо утомившись, грозный мужчина бросил указку на стол.
      - Всем крышка! - заявил он. - Однозначно!
      Кухтику стало не по себе. К счастью, желтый в кителе скоро пропал, и на экране раскинулось широкое зеленое поле.
      По полю брели две коровы. При ближайшем рассмотрении одна из них оказалась быком. Крутолобый производитель остановился, пожевал жвачку и повернулся к корове. Она томно глянула на него и спросила человеческим голосом:
      - Кого выбирать-то будем, Вань?
      Бык, немного помолчав, ответил:
      - Голосуй за Ивана, Мань. Он мужик справный. Хороший мужик!
      - Ты у меня самый хороший, - сказала корова и прильнула к бычьей шее.
      - Нет, Мань. Он - лучше, - вздохнув, произнес бык...
      На этом передача закончились. Экран мигнул, появилась женщина в махровом халате и сообщила Кухтику, что с тампонами "Тампакс" он не пропадет...
      * * *
      Кампания по выборам президента развивалась стремительно. Большая Елка едва успевал читать рапорты своего штаба. Судя по отчетам, рейтинг возрастал. (Елка уже выучил это слово и больше не вздрагивал, когда его произносили.) У Толстолобика же, наоборот, с рейтингом дела шли неважно. Те жители, что отдали ему свои голоса на выборах в Мыслище, по-прежнему собирались голосовать за него. А вот новых сторонников что-то не прибавлялось. Вообще было заметно, что Толстолобик малость растерян. Начав с грозных заявлений о неминуемом Елкином поражении, он вел агитацию без особых изысков. Долдонил одно и то же, сыпал цитатами из Автора Идеи, в общем, держался, как заурядный Местный Начальник. Поскольку жители в свое время наслушались таких немало, то и на митинги его ходили как бы по старой привычке. А молодняк и вовсе не шел. Елка же действовал совсем иначе. Памятуя о стратегии, разработанной штабом (Рыжий постарался), он к каждой аудитории искал свой подход. С теми жителями, что постарше, вел себя как добрый отец. И они мало-помалу оттаивали. (Ну, напортачил папаша. С кем не бывает?) Перед молодняком мог и сплясать, и песенку подхватить. Отчего те просто балдели. Постепенно все это дало результаты. Большая Елка начал догонять Толстолобика, и вскоре они пошли голова в голову. Здесь Толстолобик засуетился. Не в силах придумать ничего своего (в Высшем Органе это не поощрялось), Толстолобик начал копировать стиль противника. Елка споет, и Толстолобик споет. Елка спляшет, и Толстолобик спляшет. Однако поезд уже ушел. Рейтинги их сравнялись.
      Остальные кандидаты безнадежно отстали. Микки зациклился на своей перековке, хотя о ней уже мало кто, кроме него самого, вспоминал. Слишком быстро летело время. Клоун рычал с экранов, брызгал слюной, менял костюмы, но и его время, похоже, закончилось. Кучерявый сеял разумное, доброе, вечное. Словно вел школьный урок, а не боролся за пост президента. К тому же реклама, которую придумали ему явно какие-то бывшие затейники, могла понравиться разве что Клоуну.
      Правда, оставался ещё один противник - Белый Орел. Кампания его строилась хаотично. Средств в неё особых никто не вкладывал, потому что генерал слыл темной лошадкой. Что он, собственно, хочет и что намерен делать, став президентом, оставалось тайной. Однако на митинги его шли охотно. Хриплым басом своим он мог перекрыть любую толпу. В выражениях Орел не стеснялся, что многим жителям тоже нравилось. К несчастью для него, генерал не был политиком и потому думал, что можно взять одним голосищем. Сам понять эту ошибку он не мог, а штаб его состоял сплошь из бывших полковников. В советчики они не годились. Перечить начальству армия отучала не хуже партии.
      Тем не менее рейтинг у генерала тоже мало-помалу рос, что не могло не беспокоить Елку. Он решил поговорить с Белым Орлом.
      Получив его предложение, генерал сперва чуть покочевряжился, но потом согласился. Они встретились в одной из комнат Большого дворца. Орел приехал спозаранку, чтобы избежать лишней шумихи.
      - Привет, - сказал Елка, встретив его в дверях.
      - Здорово, коли не шутишь, - ответил генерал.
      - Садись, побеседуем, - предложил Елка.
      - В союзники клеишь? - ухмыльнулся генерал. - Не выйдет. Две тысячи на двоих не делятся.
      - Да погоди ты, не рыкай, - осадил его Большая Елка. - Я и сам рычать горазд.
      Белый Орел поубавил спеси, прошел к креслу и сел. Елка расположился напротив.
      - В серьезное дело влез, - сказал он генералу. - Чай, хлопотно с непривычки?
      - Ничего, как-нибудь сдюжим. Не там прорывались.
      Долго вилять было не в Елкиных правилах.
      - Не выдюжишь ты один, - сказал он. - Тех же денег не хватит. Хочешь, помогу?
      - Орлы с руки не едят, - гордо ответил Белый Орел.
      - Так я ж от чистого сердца, - сказал Елка.
      - От сердца, говоришь? А тебе-то какой резон?
      - Резон простой. Первым ты все равно не выйдешь, а от Толстолобика голоса отберешь. Или он тебе ближе?
      - Оба вы хороши, - ответил генерал. - Но тот уж совсем козел.
      - Так что, договорились?
      - А коли я вторым выйду? - спросил Белый Орел. - Со мной тягаться не побоишься? Я ж не ручной. В бирюльки играть не буду. По стенке размажу.
      - Лучше с тобой, чем с толстолобым, - искренне признался Елка. - Хотя у тебя морда тоже - будьте-нате!
      - На себя посмотри, - ответил Орел.
      - Хорошо, - сказал Большая Елка. - Предположим, не будешь ты вторым. Третьим будешь. Тогда со мной задружишься?
      - Да уж не с Толстолобиком, - пробасил генерал. - Только просто так не пойду. С условием: в тот же день жлобов своих выкинешь. Я в навозе по уши стоять не намерен.
      - Всех, что ли? - оторопел Елка.
      - Для начала - некоторых. Того же Грача, к примеру. Чтоб погоны не пачкал. А там поглядим. И ещё одно. Ежели кого нового брать надумаешь только с моего согласия. Идет?
      Елка задумчиво хмыкнул.
      - Круто берешь, - сказал он.
      - А я вообще - крутой, - ответил Белый Орел.
      Беседовали они долго...
      * * *
      И вот настал день, которого Елка ждал с трепетом.
      Утром жители начали опускать бумажки в избирательные урны. С разных концов страны в столицу стекались сведения о том, сколько из них, где и за кого отдали свои голоса. В Елкином штабе все сидели, затаив дыхание.
      К вечеру картина стала ясна.
      Президентом Центральной провинции на второй срок остался Большая Елка!
      Радостные крики и вопли заполнили комнату, где размещался штаб. Все бросились обнимать и поздравлять друг друга. Рыжий запрыгал на одной ноге, потом рухнул на диван и закрыл руками лицо. Сам Елка едва сдерживался, чтобы не заорать или не заплакать. Жители - те жители, которые пятый год терпели все тяготы и лишения либерзации, которые поносили Елку на всех углах, которым он до сих пор так и не смог дать обещанной лучшей жизни, они - в большинстве своем - все-таки сохранили веру и не захотели возвращаться назад, к поделению. Несколько минут его распирало от счастья. Затем внезапно страшная, неимоверная усталость сковала все тело. Президент опустился на диван рядом с Рыжим и, подобно тому, уткнул лицо в ладони...
      И все пошло по новому кругу.
      Толстолобик принял результаты выборов с кислой мордой, но супротив фактов переть не стал. Клоун покричал, что все сговорились, продались друг другу и снюхались с заграницей. А жители, мол, не те бумажки не туда опустили. Но этим все и закончилось. Кучерявый тоскливо поздравил президента и пожелал ему успехов в его неправильной работе. Микки, получив свой один процент, уехал на дачу зализывать раны. Генерал же, который занял третье место - после Елки и Толстолобика, - сдержал офицерское слово и стал Елкиным помощником.
      Грача Елка с должности снял. Пришлось ему расстаться и со Старшим Охранником. Почувствовав, что Белый Орел набирает силу, тот шибко взревновал, начал плести интриги и вконец запутался. Вместе с ним слетели со своего места один из министров и один из заместителей Степаныча. Прохиндеи были - ещё те.
      Сделав Белого Орла одним из главных своих соратников, Елка, похоже, сильно обеспокоил всех остальных. Играть по правилам, которые были приняты во дворце (а правила эти мало изменились со времен Предводителей), генерал не умел. Да и не очень стремился. Функции его заключались в том, чтобы бороться с разного рода жуликами. Но кипучей натуре этого показалось мало. Он ежедневно выкладывал Большой Елке на стол предложения об организации всего и вся. Елка читал их, вздыхал и откладывал в сторону. Одновременно с этими бумагами на стол его ложились другие, где любая генеральская затея раскритиковывалась в пух и прах. Конечно, Елке хотелось многое поменять, расшевелить чиновников и заставить их работать, а не только писать кляузы друг на друга. Но тронуть такую махину было непросто.
      Генерал тем временем развернулся. Оставив, видимо, жуликов на потом, он продолжал влезать во все дела, крыть бездельников и вносить свои предложения. На этой почве осложнились его отношения с Рыжим, которого Елка тоже назначил помощником. Тот, будучи работягой, бездельников также не шибко жаловал, но считал, что и шашкой махать не нужно. Предпочитал обкладывать их разного рода инструкциями, надеясь взять не мытьем, так катаньем. Генерал же подобных штучек терпеть не мог. С каждым днем они расходились все больше. Глядя на это, Елка только разводил руками. В сущности, каждый из них был по-своему прав. "Если бы, - думал он, - вместо того чтоб собачиться, взялись бы они оба за руки... Если б Белый Орел чуть порыжел, а Рыжий бы побелел малость, цены бы такой парочке не было!" Но мечты его оставались мечтами. Слишком упрям был Рыжий. Слишком крут был генерал...
      Каждый месяц приносил Елке все новые хлопоты. Переизбрав его на второй срок, жители ожидали, что теперь-то начнется долго-жданное улучшение. Но волшебной палочки у Большой Елки не было. Приходилось расхлебывать старые беды. Приходилось постоянно искать деньги, которых, как всегда, не хватало. Приходилось думать о том, как переделать наконец проклятые кастрюльные заводы, из которых многие надо было просто закрыть. Однако что делать с жителями, которые там работали, было не ясно. Они требовали зарплату. Платить её - означало отнимать у других, которые делали полезные вещи, учили детей или лечили тех же жителей от болезней. Но и не платить подолгу было нельзя. В конце концов, не с их же ведома понастроили эти чертовы заводы в таком количестве.
      И в довершение, как всегда, приходилось вертеться в идиотском кругу чиновников, которых он сам назначил и которые ему же морочили голову, плодясь и размножаясь уже по своим законам. Приходилось шпынять Степаныча, заставляя придумать что-то с деньгами, зарплатами и заводами. Но и тот волшебником стать не мог.
      Президент начал сдавать. Все чаще пошаливало сердце, и врачи настояли на том, чтобы он лег в больницу.
      В последний день перед тем, как отправиться на лечение, Елка пришел в свой кабинет рано утром. Сквозь белые шторы пробивались желтые лучи восходящего солнца. Он подошел к окну, потянул за шнур, и тонкий атласный шелк неслышно взмыл вверх.
      Стоя перед массивной оконной рамой, Большая Елка перебирал в памяти дни, месяцы, годы, проведенные в этом огромном здании, в этом кабинете, помнившем всех прошлых вождей и предводителей. На секунду ему показалось, что тень каждого из них маячит у него за спиной и все они смотрят ему в затылок. Большую часть жизни провел он под их взглядами. Да и теперь зачастую не мог избавиться от этого ощущения.
      Взявшись осуществлять то, что никогда по-настоящему не было ему знакомо, он наворотил кучу ошибок. Он менял чиновников и приближенных. Он обретал веру и терял надежду. Он буйствовал и впадал в спячку. Он упивался властью, и власть эта отравляла его...
      В огромном кабинете у окна с атласными шторами стоял бывший директор кастрюльного завода, бывший Местный Партийный Начальник, бывший член Высшего Органа... Старый, усталый, больной человек... Президент Большая Елка.
      Распахнув раму, Елка глянул вниз. Прямо под ним громоздилось мрачное сооружение из красного камня. Там в прозрачном стеклянном ящике лежал мертвый человек. Лежал уже много лет, наблюдая из-под закрытых век за каждым, кто подходил к этому окну.
      Времени у покойника было много. Он никуда не спешил...
      * * *
      В больнице Елку мурыжили основательно. Все места, куда можно было уколоть, искололи. Все анализы, которые можно было взять, взяли. Но отпускать не собирались.
      Прошел месяц. Наступил ещё один тягучий больничный день. Большая Елка лежал в своей просторной палате и глядел в потолок. Рядом, пристроившись на жестком стуле, сидел Степаныч с папкой в руках.
      Беседа длилась уже полчаса. Напичканный лекарствами Елка порой упускал нить разговора, а спохватившись, с трудом вспоминал, о чем говорит Главный Министр. К тому же тот явно все время что-то недоговаривал.
      - Ну, не темни, - сказал Елка, очередной раз вернувшись из краткого забытья. - Выкладывай. Вижу же - не про все рассказал.
      - Да вот тут, понимаете, заварушка одна наметилась, - посмурнев, промямлил Степаныч.
      - Давай, давай... Все одно узнаю.
      Взгляд Степаныча забродил по стенам.
      - Да тут... понимаете... В общем, доложил мне тут один из помощников, что генерал наш вроде того, что маленький бунт намечает. Власть вроде как захватить собирается... Не знаю уж, что и думать.
      - Белый Орел? - вскинулся Елка.
      - Он самый.
      Кровать под Елкой прогнулась.
      - А черт! Не удержался все ж! Чуял я, что на мое место метит. Бонапарт хренов!.. Пригрел, понимаешь, на груди.
      - Так что делать-то с ним теперь? - спросил Степаныч. - Как поступить?
      - Что делать, что делать!.. Снять к чер-р-ртовой матери! - зарычал Президент. - Завтра же указ напишу.
      Елка сжал кулаки, откинулся на подушку. Полежав молча несколько минут и придя в себя, он спросил:
      - Ну, а как там вообще? Что в столице-то происходит?
      - Волнуются все, - сказал Степаныч, нагнувшись к изголовью кровати. Вон вчера даже Толстолобик позвонил. Спрашивал, как, мол, самочувствие. Он теперь везде только о вашем здоровье и говорит.
      - Фиг ему! Не дождется... - произнес Елка и закрыл глаза.
      - Может, пойду я? - спросил Степаныч.
      - Погоди... Расскажи-ка еще. Как в правительстве? Справляетесь?
      Степаныч нахмурился.
      - Ежли по правде - не очень. Мыслищем теперь Толстолобик заправляет. Давят на нас. А мы - что? Это ж не ихнее поделение. Нам, чтоб дело вести, надо деньги где-то достать, налоги собрать. А с налогами, сами знаете как. Да и заводы стоят по-прежнему. С зар-платой туго. И вообще туго. Куда ни кинь.
      - Опять все то же! - тихо выдохнул Елка. - Господи, да что ж это за жизнь!
      Сердце его защемило, перед глазами пошли черные круги.
      - Плохо мне, Степаныч, - прошептал Елка. - Плохо мне... Устал я...
      * * *
      Обнаженный Елка лежал на гладком белом столе. Большая яркая лампа светила прямо ему в лицо. От двух высоких железных ящиков со множеством ручек, кнопок и стрелок к телу его тянулись гибкие провода.
      Елка скосил глаза и увидел стоящего невдалеке человека в светло-зеленом халате. На руках его были надеты тонкие резиновые перчатки. Половину лица закрывала матерчатая повязка.
      Приблизившись к столу, врач наклонился.
      - Сейчас вы заснете, - сказал ласковым голосом зеленый доктор. - Все будет хорошо.
      - Ты ножичек-то помыть не забыл? - спросил Елка, попытавшись изобразить улыбку.
      - Не забыл, не волнуйтесь, - в тон ему ответил человек в маске.
      - Ну, тады - режь!..
      * * *
      Большая Елка спал. Ему снился дивный сказочный сон. Ему снились все жители. Сразу. Все 150 000 000. Они собрались на необозримом бескрайнем поле, поросшем свежей весенней травой. В центре стоял он - Президент Елка. Жители, взявшись за руки, водили вокруг него хоровод. Лица их были светлы, радостны и беззаботны. Выглядели они сытыми, бодрыми и энергичными. Они смотрели на Большую Елку с любовью и теплотой.
      Они улыбались ему.
      Они прощали ему все его грехи и ошибки...
      * * *
      Кухтик стоял на углу площади. Мимо него, размахивая флагами и вздымая над головой портреты, шла длинная колонна жителей Лукичевска. Лица их были пасмурны и угрюмы. Из окна красивого дома на шествие с любопытством смотрел бывший и нынешний Местный Начальник. Впереди колонны двигались несколько мужчин с красными повязками на рукавах. Один играл на гармошке, ещё один держал коробку с рупором и микрофоном. Время от времени, поднося микрофон к губам, он выкрикивал что-то грозное про порядок и поделение. Колонна дружно отвечала сотнями голосов.
      - По-де-ле-ние!.. По-де-ле-ние!! - неслось над площадью...
      От колонны отделилась грузная фигура в потертом плаще. Кухтик узнал Надькиного отца. Тот шел, покачиваясь, и нес в руках две зеленые бутылки. К нему, тоже выйдя из колонны, присоединились два милиционера - толстый, с усами, и тощий, с плоским смуглым лицом.
      Заметив Кухтика, Надькин отец замахал бутылкой.
      - Эй, малой!.. Давай к нам!
      Кухтик, поняв, что не отвертеться, медленно направился к ним.
      - Во, малой! И ты, значит, тут. Молодец! Сейчас в лесок пойдем, обмоем праздничек... - Надькин отец указал в сторону свалки-помойки.
      - Туда нельзя, - сказал Кухтик. - Там проволока.
      - Это кому нельзя? - возмутился Надькин отец. - Нам нельзя?.. Фигня, малой! Нам все можно!
      Он обхватил за плечи двух милиционеров, и все втроем они двинулись к Кухтикову дому. Опустив руки, Кухтик поплелся следом.
      В заборе из колючей проволоки была проделана большая дыра. Возле нее, прислонившись к столбу, сидел часовой. Рядом в густой траве лежал автомат.
      - Здорово, Петруха, - сказал толстый милиционер, взял из рук Надькиного отца одну бутылку и поставил на землю рядом с автоматом. - Мы с мужиками пройдем, погуляем?
      Часовой лениво кивнул.
      В роще было прохладно и тихо. Лишь со стороны площади изредка доносились приглушенные голоса да звуки гармошки. Покореженные стволы деревьев заросли вереском. В воронках и ямах поблескивали черные зеркальца воды.
      - Во благодать! - сказал Надькин отец, опускаясь на большой пень. Здеся и погуляем.
      Два милиционера пристроились рядом на поваленном стволе. Кухтик стоял, понуро глядя на всю компанию. Справа от него за редкими ветками кустов тянулась свалка-помойка. Над помойкой кружили вороны.
      - Садись, малой. В ногах правды нет, - сказал Надькин отец.
      Кухтик сел на заросший вереском ствол, рядом с толстым милиционером.
      - Ну, давай отметим! - Надькин отец поднял зеленую бутылку и хлебнул из горла...
      Незаметно стало смеркаться. В темнеющем небе одна за другой зажигались бледные звездочки. Милиционеры сидели, расстегнув пуговицы на синих мундирах, и неторопливо беседовали между собой. Надькин отец время от времени встревал в разговор. С площади все ещё доносились неразборчивые голоса. Время от времени шум нарастал, и оттуда хором неслось:
      - По-де-ле-ние!.. По-де-ле-ние!
      - Ну, посидели, пора и честь знать, - сказал, потягиваясь, Надькин отец.
      Кухтик встал и отошел к кустам помочиться. Только он закончил свое нехитрое дело и повернулся, чтобы идти назад, как роща озарилась вспышкой. Казалось, в небо взлетела яркая зеленая ракета. Кухтик поднял голову. Никакой ракеты не было видно. Он снова посмотрел на поляну, где сидела компания, и тихо охнул.
      Надькин отец лежал за пнем, сжимая в руках пустую бутылку. Рядом с ним распластались два милиционера. А между ними и Кухтиком посреди заросшей поляны разгуливали невесть откуда взявшиеся три человека. Точнее, разгуливали только двое из них, а третий сидел чуть поодаль. Вглядевшись в одного из гуляющих, Кухтик с изумлением узнал знакомое со школьных лет лицо Автора Великой Идеи. Во всяком случае, сходство было поразительным.
      Другим был Великий Вождь. Точно такой, как на портретах, которые полчаса назад несла колонна демонстрантов.
      Третий - совершенно незнакомый человек - сидел на пне, где ещё недавно пил жидкость Надькин отец. Лицо его выглядело хмурым и заспанным. Одет он был в красную рубашку и толстую поддевку с оторочкой из меха.
      Голова у Кухтика закружилась.
      Между тем никто из троих гостей не обращал на него никакого внимания. Равно как и на лежащих за пнем милиционеров и Надькиного отца. Создавалось такое впечатление, что они находятся в каком-то своем мире, отделенном от Кухтика невидимой прозрачной стеной.
      Автор Великой Идеи, прохаживаясь взад-вперед, читал газету с фотографией нынешнего Президента.
      - Все идет хорошо, - говорил он, потирая руки. - Все идет архиправильно... Важно не упустить момент... Сегодня - поздно, завтра рано. Послезавтра - в самый раз!
      Узрев сидящего на пне мужика в поддевке, он подошел к нему и присел на соседний пень.
      - Вы, товарищ, кто будете? - спросил Автор Идеи.
      - Я - Лукич, - хмуро ответил мужик.
      - Вот те на! - всплеснул руками Автор Идеи. - И я - Лукич. Очень приятно познакомиться. Оч-ч-чень! Вы, товарищ, давно, извиняюсь, померли? Обо мне, должно быть, не слышали? Истребления нашего не застали?
      - Не слыхал я ни о чем, - ответил ему Лукич-первый.
      - Жаль, очень жаль!..
      Сзади к Лукичам подошел Великий Вождь.
      - Пойдем, в белочек камушками покидаем, - предложил он Автору Идеи.
      - Вы, батенька, что, не видите? Я с народом беседую, - недовольно отозвался Автор.
      Усатый Вождь хмыкнул и отошел в сторону.
      - Ну, и как вам в здешних краях? Не правда ли, чудный городишко? спросил Лукич-второй Лукича-первого. - В ссылке здесь хорошо, должно быть.
      - Ничо городишко, - отозвался первый Лукич. - Токмо загажен больно. Городовых не видать. А кабаки справные.
      - Архиинтересные наблюдения! - заложив пальцы за обшлага жилетки, сказал Автор Идеи. - Вот, помню, в Цюрихе...
      - А чо там за бугай на тумбе стоит? - перебил его Лукич-первый. - Кому памятник-то? Я-то думал - мне поставят. Ведь живот положил. А они, нехристи, лысого какого-то вместо меня.
      Автор Великой Идеи торопливо надвинул кепку на лоб.
      - Отчего бы нам о продразверстке не поговорить? - прищурясь, спросил он.
      Сзади опять подошел Вождь.
      - Ну-у, камушки-то кидать пойдем? - протянул усатый.
      Автор Идеи вздохнул и поднялся.
      - Вечно вы со своими глупостями, - сказал он Вождю. - Вам, батенька, национальным вопросом заниматься надо, а не белочек гонять... Ну уж ладно. Пойдем, поохотимся...
      Они медленно двинулись в глубь рощи. Лукич-первый остался сидеть, тоскливо подперев голову.
      Не успели Автор с Вождем пройти несколько шагов, как навстречу им из-за деревьев выскочил маленький лысый человечек с початком какого-то злака в руке.
      - Э-э! Ты здесь откуда? - оторопело спросил Вождь.
      Лысый глянул на него и с ужасом отпрыгнул назад.
      - Стой, гад! - крикнул ему Великий Вождь. - Попался, сучья лапа! Думаешь, не знаю про тебя ничего? - Он оглянулся по сторонам и заорал:
      - Лаврентий!!
      На крик его никто не отозвался. Прошла минута, и с другой стороны, раздвинув ветки, вышел дородный мужчина с лохматыми, густыми бровями на отечном лице.
      - Догогые товарыщы... - сказал он. - Есть предложэние закончить дыскуссию... Прэния были плодотворны... С чуйством глыбокого удовлэтворэния...
      Бровастый мужчина шлепнул губами, задумался и, медленно опустившись в траву, уронил голову. Послышался легкий храп.
      - Ты меня на испуг не бери! - взвизгнул за деревом лысый с початком. Сам на себя посмотри... Тиран! Узурпатор!.. Чего с народом-то натворил!
      Вождь рванул китель за ворот.
      - Ах ты, говно колхозное! Меня учить вздумал! Да у меня все... Да я тебя!.. Волюнтарист сраный! Сломал порядок! Распустил народ! На основы покусился, вонючка лысая!
      - А вот насчет лысых не надо! - Из воронки вылез человек в испачканном костюме, с большим лысеющим лбом и аккуратно зачесанными остатками редких волос. - Это недопонимание, товарищи. Это, знаете ли, надо расширить и углубить. В общем контексте, понимаете ли... Посмотреть ещё надо, где собака порылась. И кто есть ху.
      Автор Великой Идеи удивленно повернулся к нему.
      - Вы, батенька мой, кто будете? - спросил он. - Уж не ревизионист ли?
      - Извините. К вам лично я претензий не имею, - ответил мужчина. - Вы, так сказать, правильно все предначертали. Мы, извиняюсь, учение ваше чтим. И не позволим, так сказать, подкидывать нам разные чуждые мысли. Но с учетом момента... Частично, я извиняюсь...
      - Убью всех! - заорал Великий Вождь. - Мудаки!.. В пыль сотру!..
      Два милиционера вжались в землю. Надькин отец, вытаращив глаза, смотрел на поляну.
      Вдруг необычный свет, заполнявший пространство, померк и сзади, со стороны свалки-помойки, послышался легкий протяжный свист. В ту же секунду поляна очистилась. Все стоявшие там исчезли, словно растворились в вечерних сумерках.
      Кухтик оглянулся. Над помойкой, уходя высоко в небо, горел тонкий изумрудный луч.
      - Матерь Божья! - произнес Надькин отец.
      Оба дрожащих милиционера заторможенно, словно во сне, поднялись с травы и, обогнув Кухтика, как лунатики, побрели в сторону свалки-помойки. За ними двинулся и Надькин отец. Ноги Кухтика напряглись, потом расслабились и сами собой поволокли его вслед за всеми...
      Помойка излучала слабое зеленоватое свечение. На самом краю её среди куч битого кирпича стоял непонятно откуда взявшийся гладкий блестящий цилиндр, похожий на огромный стакан из сверкающего металла.