Кухтик, или История одной аномалии

      - Демократическое начальство не должно бить демократическую общественность, - резонно заметил Вениамин Шульман.
      - Поговори, поговори...
      - Слушай, а если по-честному - не скучно тебе, Кир?
      - Скучно? - Кирилл отодвинул стакан.
      - Ну, я хотел спросить...
      - Не крути хвостом... Ты хотел спросить: не противно ли?
      Беня пожал плечами.
      - Противно, Беня, противно. Еще вопросы есть?
      - Не сердись, Кир. Я ж ничего такого... Я просто о том, что политика ведь. Грязи небось полно.
      Председатель Народного Совета опустил глаза, скрипнул зубами и перестал быть похожим на Председателя Народного Совета.
      - Чистенькие вы наши...
      - Ну, Кирилл! - Беня тронул его за плечо.
      - Грязи, говоришь, много? Ну, давай, давай!..
      - Кирилл!
      - Что - Кирилл?.. Ты говори, говори. Не стесняйся... Ну, скажи, что мы скоро на партийцев станем похожи. Так?.. Про грязь мне расскажи, про власть... Я ж ничего этого не знаю.
      - Да я... - Беня развел руками.
      - Ты, чистенький мой, думаешь, что дружок твой в спасители Отечества поиграть решил? Поспасает, поспасает, а потом - машина, квартирка, дача в Малой Лукичевке... Так?
      - Брось, Кирилл. Ты чего?
      - Погоди.
      Председатель Совета поднял голову и несколько секунд внимательно смотрел в потолок.
      - Кир, ну чего ты завелся! - протянул Беня. - Ну я ж ничего такого не говорил... Я к тебе вообще за другим пришел. Ну, чего ты, правда?
      - Все! - сказал Кирилл. - Все... Проехали...
      Он взял со стола стакан. Лицо его постепенно разгладилось.
      Беня сидел, не зная, как продолжить разговор. Но Кирилл уже пришел в себя и, как ни в чем не бывало, пил чай. Только щеки его были чуть бледнее, чем следовало.
      - Ну, валяй. Чего там у тебя? Фонды клянчить небось послали? Так нет у меня фондов. Печенье вот есть, а фондов нету. Трескай лучше печенье. Оно вкусное.
      - Кирилл, послушай. Я серьезно. У меня дело.
      Беня поерзал на стуле и огляделся по сторонам.
      - Микрофоны ищете, дяденька? - ухмыльнулся Председатель Совета. Стр-р-рашную тайну сообщить пришли? Бермудян-ский наш туннель в Америку роет? Так мы это чичас пресекем. Где тут у нас маузер?
      - Кир, не дури! Выслушай.
      Кирилл был уже прежним Кириллом.
      - Слухаю, товарищ Шульман. - Он заложил большие пальцы за лацкан пиджака. - Р-р-революцию будем делать? Отлично? А Бермудяшку возьмем в компанию? Я бы рекомендовал. Архинадежный товарищ! Ученый, правда. Но это ничего. Перевоспитаем.
      - Кир, я серьезно!
      - Ладно, ладно. Все. Слушаю.
      - Значит, так, - начал Беня. - Ты игры с аномалией помнишь?
      - Ну, помню. А что, старикан все ещё не успокоился?
      - Не успокоился.
      - Шизофрения, значит, - задумчиво сказал Председатель.
      - Помолчи, Кирилл. Здесь не до шуток. Она есть.
      - Кто? Шизофрения?
      - Аномалия.
      Кирилл Рогозин отодвинулся от стола.
      - Беня, ты меня не пугай.
      - Вот что, - сказал Беня. - Я тебя выслушал. Теперь ты послушай... Бермудянский месяц уже в больнице - сердце прихватило. Я у него был, и он мне рассказал о своем очередном приключении на свалке. Ну, помнишь, насчет этой истории с шагами... Так вот. Я компьютерщик, Кирилл. В ваших делах не разбираюсь. Но когда-то тоже там пошагал. Был грех. Два раза что-то получилось - я тебе рассказывал... Потом её, свалку, мерили, ползали по ней, но ничего не нашли. Все, естественно, решили, что у старичка крыша поехала. Эксперименты свои он втихаря проделывал. Там вообще мало кто ходит... Потом несколько лет все спокойно было. А вот теперь - снова.
      - Что - снова? - спросил Кирилл.
      - Уменьшилась она. Вот что.
      - В каком смысле?
      - В прямом. Только не смотри на меня как на идиота.
      - Я не смотрю, - сказал Кирилл.
      - В общем, количество шагов меньше. Ну, и времени, естественно, меньше тратишь. Где-то секунд на тридцать. Я замерял.
      - И что?
      - Это я тебя хочу спросить - что?
      - Беня, я в эти бермудские штучки не верю.
      - Я тоже. Но это так. Хочешь - пойдем со мной. Сам убедишься.
      - У меня, Бенечка, дел по горло. И кроме того, это не эксперимент. Фокусы это. Шаги... Фуфло какое-то... Не сердись только. Ты же сам говоришь - измеряли, ничего не нашли.
      - Она периодически появляется. Понимаешь - периодически!
      - Хорошо, хорошо. Появляется. Допустим. Только не нервничай... Там кто-нибудь кроме вас с академиком что-нибудь замечал?
      - Да я ж говорю, там почти никто не ходит. Два-три человека только. А после того как этот кооператив дурацкий устроили, и вообще проход закрыли. Подъезд-то - с другой стороны. И дорога к главному входу - сбоку.
      - Значит, никто-никто?
      - Вообще-то есть один парнишка. Кухтик такой. Может, помнишь? Вы виделись, кажется.
      - Кухтик?.. Не помню. Он откуда?
      - Да он в мастерских работает. Славный такой пацан. Ему Бермудянский в свое время мозги запудрил.
      - А ему-то зачем?
      - Ну, откуда я знаю?
      - Так он что, тоже там шагал?
      - Шагал.
      - Интересно...
      - Кирилл... - Беня заглянул в глаза Председателя. - Ты только скажи мне, в принципе такое возможно? Ну - в принципе?
      - В принципе возможно все, - сказал Кирилл. - Только я бы советовал тебе выбросить это из головы. Свихнешься... Нет там ничего. Нет.
      - А если есть?
      - Что? Провал во времени? Бермудская дыра имени академика Иванова?
      - Хотя бы.
      - Вот что, Беня... Предположим на секунду, что и я сошел с ума. Предположим, я поверил, что вы с вашим другом проскакиваете эти чертовы шаги. Допустим, что времени там нет, как учит нас товарищ Бермудянский. Но это же проверить легко, старичок.
      - Как?
      - О Господи! Далась тебе эта дыра... Ну, хорошо. Вот ходите вы там втихаря друг от друга, вот проваливаетесь вы в нее, потом выскакиваете. Так?
      - Так.
      - Время у вас там отсутствует?
      - Допустим.
      - Бред какой-то... Ладно, пусть отсутствует... Но здесь-то, снаружи оно, слава Богу, ещё есть?
      - И что?
      - А то. Поставь ты господина Бермудянского или этого твоего Кухтика у вашей помойки, а сам прошагай через свою аномальную дыру. Как думаешь, что он увидит?
      - Ну...
      - У тебя часы меньше времени покажут? Меньше. А у него - нет. Где ты это время для него будешь?.. А нигде! Помнишь, как в сказочках про Бермудский треугольник самолетики исчезали, а потом появлялись? У них, кажется, тоже часики отставали? И никто их в это время не видел. Так вот и твой дружок тебя не увидит. Ты-то попадешь в свою аномальную дыру и мгновенно вынырнешь. В ноль секунд, как говорил один мой приятель. А у наблюдателя, что в сторонке стоит, часики-то все это время тикать будут... И будет он все это время смотреть - где там мой Беня? А Бени и нет. Исчез... Шапочка-невидимка такая получится над вашей аномальной дырой...
      - По-хо-же, - протянул Беня.
      - Похоже, похоже, старичок. Только народу много не приглашай на свой эксперимент. А то засмеют.
      - Не веришь? - спросил Беня.
      - Не верю, - сказал Кирилл. - Но тебя, дурака, все равно люблю. Ты б заходил чаще. А то ведь я скоро обюрокрачусь, сам понимаешь. Продам идеалы демократии за начальское кресло.
      - Ну зачем ты, Кирилл... Ну, брось!
      - Бросил, бросил... Спасибо тебе, старичок, что зашел. А сейчас у меня совещаловка будет. Прости... Привет там передай Бермудянскому. И этому твоему - как его? - Кухтику...
      * * *
      Кухтик стоял в очереди. В руках он держал несколько маленьких квадратиков бумаги. На одном было написано: "Крупа", на другом: "Раст. масло", на третьем: "Мыло". Были и другие надписи. На всех листочках стояла одинаковая лиловая печать. Это означало, что талоны у Кухтика настоящие и вполне законные. Он мог смело отоварить их, если, конечно, сегодня на его долю хватит мыла, крупы и раст. масла.
      Однако сегодня, судя по настроению очереди, ему могло не хватить.
      - С вечера как завезли, так и держат, - сказала старушка в черной кофте, стоявшая перед ним. - Чего держат? Промеж собой небось делят.
      - Надо бы к ним в подсобку человека поставить, - предложил стоявший за Кухтиком мужчина с большой сумкой в руках.
      - Ага, поставишь. Как же! Так они тебя и пустили, - усомнился кто-то сзади.
      - А ещё вон без очереди полно подходит. Лучше бы здесь кого поставить, чтоб не лезли, - сказала старушка, оглянувшись на Кухтика.
      Кухтик на всякий случай приподнял руку с талонами. Так, чтобы старушка их видела.
      - Не, не отоварят, - сказал мужчина с сумкой. - Сегодня точно не отоварят. Надо с утра занимать.
      Очередь заволновалась. Спереди и сзади послышались раздраженные голоса. Кто-то призвал всех лучше следить друг за другом, чтоб не было путаницы. Несколько человек собрались в кружок и стали решать, что делать. Посовещавшись, решили послать представителей к директору магазина. Идти вызвались мужчина с сумкой и две женщины из самого конца очереди.
      - Если что, я за вами стоял, - строго предупредил мужчина Кухтика.
      Кухтик поклялся, что запомнит его.
      - Ну вот, теперь жди ветра в поле, - сказал стоявший сзади длинный веснушчатый парень после того, как представители скрылись за дверью. - Себе ухватят и тю-тю...
      - Список надо завести, по списку чтоб отоваривали. Тогда жуликов не будет, - сказал низенький толстый человек, стоявший перед старушкой.
      - Вон идут оне! - Старушка указала пальцем на дверь.
      Представители вышли и оповестили всех, что можно расходиться по домам.
      Крупы, мыла и раст. масла сегодня Кухтику не досталось. Он пошел домой налегке.
      Дома было тихо. Из приоткрытых дверей Колькиной комнаты чуть слышно доносилась музыка, которую передавали по телевизору, когда диктор рассказывал про погоду.
      Кухтик повесил на вешалку куртку, снял ботинки, надел рваные тапки и пошел к себе. Войдя в комнату, он увидел сидевшего там Беню.
      - Привет, - сказал Кухтик. - Ты как здесь оказался?
      В ответ Беня, не говоря ни слова, взял его за руку и потащил назад.
      - Ты чего? - удивился Кухтик.
      - Пошли, пошли, - зашептал Беня. - Я тебе все объясню.
      - Погоди. Куда идти-то?
      Кухтик остановился в коридоре, возле вешалки.
      - Во двор, - тихо сказал Беня. - Одевайся, Кухтик. Пожалуйста.
      Кухтик нехотя снова начал одеваться. Ему не нравились всякие неожиданности. И голос Бени ему сегодня тоже не нравился.
      - Что случилось-то? - спросил он, спускаясь по лестнице вслед за гостем. - Сейчас вон дождь пойдет.
      - Ничего, успеем, - сказал Беня, не оборачиваясь.
      Они вышли из подъезда.
      - Послушай, Кухтик... - Голос у Бени звучал и впрямь как-то странно. Есть к тебе просьба. Только не задавай никаких вопросов. Я все после объясню... В общем, мы сейчас к свалке пойдем. Ты там постоишь и посмотришь. А я пойду дальше. Ладно?
      - Куда посмотрю? - спросил ничего не понимающий Кухтик.
      - Ну, просто посмотришь. На меня посмотришь. И все.
      - А зачем?
      - Ну, так надо.
      Кухтик наклонил голову.
      - Вот я на тебя смотрю.
      - Да не здесь. Пойдем!
      Беня повернулся и направился к свалке-помойке. Кухтик обреченно потащился за ним.
      - Все, - произнес Беня, остановившись у дорожки, которая огибала свалку. - Теперь ты стоишь здесь, а я иду... Ты на меня смотришь... Хорошо?.. Только смотри внимательно. И вот ещё что... Понимаешь, если вдруг что-то произойдет, ну, если ты, например, видеть меня перестанешь или ещё что-то, ты не уходи. Постой ещё несколько минут. Понял?
      - Не, - сказал Кухтик.
      Беня махнул рукой.
      - Ну вот, гляди. Видишь - дорожка?
      - Вижу.
      - Я по ней иду, а ты смотришь.
      - На тебя?
      - На меня.
      - И дальше чего?
      - Кухтик! Ну, это долго объяснять. Давай я пройду сначала, а потом уже поговорим. Поверь, это важно очень. Ну поверь мне!
      - Да я тебе верю, - сказал Кухтик, окончательно сбитый с толку. - Иди себе, если хочешь. Мне чего? Мне не трудно.
      - Вот и хорошо.
      Беня отошел на несколько шагов, постоял, огляделся вокруг и двинулся по дорожке.
      Не нравилось все это Кухтику. Совсем не нравилось.
      Беня тем временем удалялся, осторожно переставляя ноги. То ли боялся чего-то, то ли просто валял дурака. Он шел, а Кухтик стоял.
      Беня дошел до первых кустов, обернулся и проследовал дальше. Ничего страшного не происходило...
      Кухтик посмотрел в небо. Большая синяя туча нависла над свалкой. "Дождались, - подумал он, - сейчас польет". Он вздохнул и снова перевел взгляд на дорожку.
      Там было пусто.
      То есть там было с о в с е м пусто.
      То есть была дорожка. И были консервные банки. Были какие-то бумажки и какие-то камни. Но Бени не было...
      Прошла секунда, потом другая, потом еще.
      Бени не было.
      Кухтик встал на цыпочки и вытянул шею. Дорожка была пуста. Он сделал шаг вперед и замер.
      Над помойкой раздался оглушительный, раскатистый гром. Туча полыхнула, и струи воды обрушились вниз...
      * * *
      Дождь лил как из ведра. Площадь перед столичным дворцом представляла собой одну большую лужу. Участники Третьего Всенародного Толковища толпились у парадного подъезда, пытаясь поскорее протиснуться внутрь.
      В просторном холле дворца, на широких, украшенных цветами лестничных площадках, в полупустом ещё зале заседаний стоял монотонный гул. Особенно шумно было на первом этаже. Там в буфете давали колбасу.
      Микки прохаживался по длинной галерее. Здесь властвовали тишина и покой. Стены украшали картины в тяжелых рамах, у высоких дверей стояли молчаливые охранники в красивой форме с золотыми погонами. Ничто не мешало Первому Демократу собраться с мыслями.
      Мысли эти были безрадостными. Положение в стране продолжало ухудшаться. Не хватало уже всего и повсюду. Единственным достижением оставалась голосиловка, благодаря которой он и узнавал, что везде и всего не хватает. Правда, сама по себе голосиловка ничего не производила. И хотя она позволяла быть в курсе дела, но иногда Микки ловил себя на том, что избыточные знания слишком отягощают жизнь.
      Страна, которой командовал Микки, уже сильно отличалась от той, которой он начал командовать шесть лет назад. Провинции одна за другой требовали отделения. Отделяться собралась даже Центральная провинция, хотя и не совсем понятно, от кого. В некоторых "как-бы-вроде-странах" процесс зашел так далеко, что пришлось послать военных, чтобы утихомирить жителей. Военные успокаивали их с помощью выстрелов в воздух. Во всяком случае, так ему сообщали. Говорили, правда, что некоторые жители в суматохе попали под машины. Он очень сожалел об этом.
      Но больше всего тревожило Первого Демократа его собственное положение. День ото дня оно становилось все более шатким. Микки лихорадочно искал варианты, бросаясь из стороны в сторону. Он рассматривал любые предложения, откуда бы они ни поступали. А недостатка в таких предложениях не было. Надзиравший за жителями Крючок родил большой доклад, где сообщал, что по стране бродят толпы иностранных агентов и будоражат людей. Кроме того, агенты, по его словам, пробрались во все органы власти, нашептали начальникам всякие гадости и полностью разложили их. Проникли они и в окружение Первого Демократа. Сообщалось, что почти все соратники Микки, за исключением самого Крючка, министра внутренних дел Пугача, министра обороны и ещё двух-трех человек, подкуплены. Доклад кончался словами: "Предлагаю срочно запретить все!"
      Были и другие предложения. Некоторые прямо противоречили крючковскому докладу. Главный смысл их состоял в том, что необходимо все разрешить.
      Пару месяцев назад Микки познакомили с каким-то молодым ученым, придумавшим якобы способ быстро поправить дела в стране. Ученый выглядел эдаким кучерявым бодрячком. Программа, которую он принес, называлась "300 дней - и все в порядке!". Первый Демократ прочел её от начала до конца. Большую часть написанного он не понял, но сам срок приведения дел в порядок показался ему соблазнительным. Микки вызвал Главного Министра и велел ознакомиться с программой. На следующее утро министр пришел зареванный и объявил, что это подкоп под него, под Микки, под страну в целом и под каждого жителя в отдельности. Кучерявого он обозвал сопляком, хотя сам был весь в соплях и слезах.
      От программы пришлось отказаться. Однако и Главный Министр продержался недолго.
      В один прекрасный день Микки встретил в коридоре Павлуху, отвечавшего за финансы. Тот шел, весело насвистывая и поплевывая по сторонам.
      - Как дела? - спросил его Микки.
      - А-а-атлично! - сказал Павлуха. - Денег нет.
      - Совсем нет? - огорчился Первый Демократ, и без того пребывавший в унынии.
      - За-а-ачем совсем? Чтоб совсем, так не бывает. Всегда кой-чего наскрести можно. Я вот тут Главному предлагал. Давай, говорю, деньги жителям обменяем. Красненькие - на синенькие. По сундукам-то полно денег лежит. Махнем, говорю, за три дня. Кто обменять не успеет, кто не враз вспомнит, где запрятал. Глядишь, казна и пополнится... Да мы к тому ж не все обменяем, а только часть. Ну а чтоб подстраховаться от случайностей, давай, говорю, побольше деньжат за границу переведем. Там надежнее. Партийный-то казначей вон сколько перевел... Уговаривал, уговаривал, а он хнычет только. Не врубается.
      Микки, которому тоже изрядно надоели постоянные вздохи Главного Министра, с любопытством посмотрел на жизнерадостного Павлуху.
      - Может, тебя Главным назначить? - задумчиво спросил он.
      - А фиг лишь? - ответил тот. - Хуже не будет.
      Через неделю Микки снял Главного Министра и поставил Павлуху на его место.
      Хуже не стало.
      Лучше, правда, тоже не стало.
      Прохаживаясь по галерее, Первый Демократ придумывал, кого бы ещё заменить в правительстве. Можно было, конечно, сделать министром Кучерявого, чтоб он попробовал свою программу. Но Высший Партийный Орган этого наверняка бы не одобрил. Позиции же самого Микки в Органе после сходняка были и без того непрочными. Однако что-то менять было необходимо. Чутье, выработанное за долгие годы бесконечных интриг, подсказывало ему, что дальше медлить опасно.
      Неожиданно двери в конце галереи открылись и из них вышла странная процессия. Впереди шествовал Лихач со своими дружками из Высшего Органа. За ними - явно пьяный Павлуха, настороженный Крючок, угрюмый Пугач и министр обороны в парадном мундире с палкой колбасы за пазухой. Замыкал шествие Консенсус, демонстративно идущий на некотором расстоянии - как бы сам по себе.
      Приблизившись к Микки, процессия остановилась.
      - Мы вот тут с товарищами посоветовались... - начал Лихач.
      Первый Демократ насторожился. Такое начало не предвещало ничего хорошего.
      - ...И мы подумали, что необходимо на Толковище решить один вопрос. Кадровый, так сказать...
      - Кого? - обреченно спросил Микки.
      - Видишь ли... - Лихач помедлил. - Мы с товарищами решили, что... Одним словом... что твой нынешний заместитель несколько неправильно понимает обстановку...
      Первый Демократ быстро пробежал глазами по лицам соратников и министров. Все глядели в разные стороны. Консенсус вообще отошел к окну и нагнулся, делая вид, что завязывает шнурок.
      - Но... - пробормотал Микки.
      - Можно, конечно, обсудить это на Высшем Органе, - перебил его Лихач, - или даже на сходняке. Но, я думаю, мы вполне можем все здесь решить. Ты не возражаешь? Или все же... с х о д н я к?..
      - Сход-ня-чок-с! - вякнул Павлуха и привалился к стене.
      Сопротивляться было бесполезно. Заместителем своим Микки назначил одного из бывших Местных Начальников, который честно помогал ему и входил в число тех немногих, кто разделял взгляды Старого Друга. Теперь добрались и до этого.
      - А кого... вместо? - тихо спросил Первый Демократ.
      - Болвана, - быстро ответил Лихач.
      - Болвана? - изумился Микки. - Так он же... он же болван!
      - Ну и что? - Лихач пожал плечами. - Товарищ правильно понимает обстановку, на партийной работе не первый год. Надежный, понимаешь, кадр. Это ценить надо... Или ты не согласен?
      Болван был редкостным болваном. Подвизаясь на всяких мелких должностях, он умудрялся даже там заваливать любое дело, которое ему поручали. Спасало его одно. Не будучи в состоянии родить хоть какую-то мысль, он безропотно подчинялся любому начальнику, чем обеспечивал себе место под солнцем.
      - Когда? - спросил Микки.
      - А прямо сейчас. Вот Толковище начнется, и объявишь. В нашем деле решительность нужна. Никакого застоя. Сам ведь учил перековываться.
      Первый Демократ закрыл глаза и молча кивнул.
      "Все, - тоскливо подумал он. - Вот и все..."
      * * *
      - Все, что мы наблюдали, - сказал Беня, - можно трактовать двумя способами. Либо надо признать, что мы оба сошли с ума, либо согласиться с тем, что аномалия существует.
      Беня слез с подоконника, откуда произносил свою речь, подошел к столу и посмотрел на академика Бермудянского.
      - Что скажете, Николай Илларионович?
      Академик молчал. Впалые щеки чуть заметно подергивались.
      - Вениамин... Израилевич, - тихо выдавил он наконец. - Вы... уверены?
      Беня Шульман постучал пальцем по лбу.
      - Вот здесь - нет! Здесь не укладывается. И если бы я не видел все это своими глазами... А главное, если бы он... - Беня указал пальцем на Кухтика, сидевшего в углу кабинета. - Если бы он не видел... Ну ладно, допустим, я свихнулся. Навязчивая идея и прочее... Но он-то явно нормальный!.. Ты нормальный, Кухтик?
      - Наверно, - неуверенно промямлил Кухтик.
      - Он нормальный, - заявил Беня. - Можете не сомневаться. Во всем институте я нормальнее не встречал.
      Академик Иванов-Бермудянский выпрямился в своем кресле и положил руки на стол.
      - Молодые люди, - взволнованно произнес он. - Я хочу, чтобы вы знали... Я хочу сказать вам... Я хочу сказать, что сегодня... Может быть, сегодня - самый счастливый день в моей жизни!
      Глаза академика увлажнились. Кухтику стало не по себе.
      - Друзья! - продолжил Бермудянский. - Почти десять лет... Почти десять лет я верил, что такой день наступит. И вот сейчас...
      Он поднялся. Кухтик тоже поднялся со стула и вытер о штаны потные ладони.
      - Если это подтвердится, друзья мои, - сказал академик, - если только это подтвердится... Наука, друзья мои, никогда...
      - Простите, Николай Илларионович, - прервал его излияния Беня. - Я бы не советовал торопиться. Давайте соберем материал. Вы же видите, что происходит. Три дня назад была, и вот опять - нет. Давайте подождем. Давайте спокойно, без шума. Иначе...
      - Да, да, - поспешно согласился академик. - Никакого шума. Ни-ни! Наблюдения, наблюдения и ещё раз наблюдения! Целиком с вами согласен, Вениамин. Я, знаете ли, уже обжегся.
      - Приборы бы нам, - задумчиво сказал Беня. - Вот сейчас бы нам эти приборы, которые Рейли привозил...
      - Постойте! - Бермудянский снова сел и начал один за другим выдвигать ящики стола. - Рейли, Рейли... Господи! Он же только что телеграмму прислал. Как же я забыл! Он же в столице сейчас, на конгрессе. Ведь он там эти самые приборы демонстрирует!
      - Правда? - Беня подскочил к академику.
      Бермудянский лихорадочно шарил по ящикам.
      - Ну да! Черт! Куда же она запропастилась?
      - Николай Илларионович... Николай Илларионович, - затараторил Беня, если это так, давайте немедленно в столицу. Вы же с ним знакомы! Он же вам писал. Он же вам не откажет. Ну хоть парочку приборов, Николай Илларионович!
      - Нашел! - взвился академик и замахал листком бумаги.
      Склонившись над столом, он начал бегать глазами по строчкам. Беня стоял за ним, заглядывая через плечо.
      - Надо ехать, Николай Илларионович! Второго такого шанса не будет! сказал Вениамин Шульман, когда Иванов-Бермудянский дочитал телеграмму. - Не сможет он вам отказать. Не сможет!
      - Вы полагаете? Но... - Академик ещё раз принялся читать.
      - Что - но? Там же ясно написано: "Приглашаю". Вот видите: "Дорогой друг..." Ну, решайтесь! Расколем мы его на пару приборов. Уверяю вас расколем!
      - Вы полагаете?
      - Чтоб я сдох! Для науки, Николай Илларионович!
      - Для науки... - эхом отозвался Бермудянский. - Для нау-ки... Но как же мы их... Как же мы их дотащим? Они же, извиняюсь, тяжелые... Хотя если для науки...
      - Ерунда! - Беня глянул в сторону Кухтика. - Давайте втроем поедем. У нас же третий есть! Хочешь в столицу поехать, Кухтик?
      - Я? - Кухтик смущенно посмотрел на академика. - Я чего... я могу.
      - Все! Решено! - подпрыгнул Беня. - Едем! Завтра же едем!.. В столицу, в столицу!..
      * * *
      Столичный дворец Всенародных Толковищ был пуст. В длинных темных коридорах царила тишина. Лишь из-за одной приоткрытой двери пробивалась узкая полоска света и доносились чьи-то голоса.
      Главный Министр шел на свет, подталкиваемый сзади дрожащей рукой Болвана.
      - Да скажи ты наконец, куда идем-то? - допытывался Павлуха.
      - Иди, иди, там все объяснят, - отвечал Болван.
      От новоиспеченного заместителя Президента разило сивухой.
      Они подошли к двери, и Болван потянул за ручку. В центре ярко освещенной комнаты за круглым столом сидели Крючок, Пугач, министр обороны и ещё несколько человек. У окна, повернувшись спиной ко всей компании, стоял Консенсус.
      - Наконец-то! - проворчал Крючок. - Проходи, садись.
      Он указал Павлухе на свободный стул. Тот сел. Болван пристроился напротив, рядом с министром обороны. На столе стояли чашечки с кофе, десяток пустых бокалов и три бутылки. "Коньяк", - определил Павлуха и потянулся к бокалу.
      - Погоди! - Крючок строго посмотрел на него. - Успеешь ещё нажраться. Сначала о деле поговорим.
      - Грамулечку только. Для затравки, - жалобно произнес Павлуха, быстро плеснул коньяку в бокал и молниеносно опорожнил его.
      - Алкаши, - сказал Крючок, покосившись при этом на Болвана, - с вами не перевороты делать, а по ларькам шастать. Слушайте план, работнички хреновы...
      При слове "переворот" в желудке у Павлухи похолодело.
      - Что? План? Ась? Кудысь? - заморгал он.
      Надо было срочно прикинуться идиотом. А самое лучшее - хлебнуть ещё бокальчик и поскорее вырубиться. Он глянул на бутылку, но поднаторевший в таких фокусах Крючок разгадал его план.
      - Прибью, - грозно сказал он. - Вот подпишешь обращение, тогда лакай.
      Крючок повернулся к Консенсусу.
      - Дай-ка ему текст.
      Консенсус отреагировал довольно странно.
      - Я в око-о-о-ошко смотрю, ничего не сл-ы-ы-ышу, - бабьим голосом пропел он, не оборачиваясь.
      Крючок рассвирепел.
      - У кого ещё экземпляр?
      Пугач протянул Павлухе мелко исписанный лист бумаги.
      - На, читай. Подпись поставишь.
      Главный Министр осторожно взял лист и начал читать.
      - Это чего? - спросил он, дочитав последнюю строчку.
      Дело пахло керосином. Подписывать такую бумажку в здравом уме и трезвой памяти он не собирался.
      - Козлом прикидываешься? - рявкнул Крючок и снова повернулся к Консенсусу. - Ну-ка, объясни ему что к чему. Скажи, что все по закону. А то в штаны наделает.
      - Я в окошко смотрю, ничего не слышу, - нараспев повторил законник.
      - Тьфу ты, черт! - Крючок шлепнул по столу ладонью и уставился на Павлуху. - Подписывай, жлоб! Все уже подписали. Завтра наш отдыхать улетает. Как только приземлится, начнем. Не дрейфь, баран.
      - А кто... кто за главного будет? - пролепетал Павлуха, прикидывая, как бы так грохнуться в обморок, чтоб не слишком расшибить голову.
      - Вот он! - Крючок указал на Болвана. - Войска к утру подойдут. Елку на даче накроем. По радио обращение зачитаем, потом - письма трудящихся и прочая фигня. Затем Верхний Совет соберется. Все продумано. Тут на день работы, не больше.
      - А ежели кто взбрыкнется? - Павлуха изо всех сил тянул время.
      - Кто взбрыкнется, дурень?
      - Ну, я знаю?.. Кто-нибудь...
      - Ты что, на Луне живешь? Совсем спятил? При Вожде не вякали, при Соратнике не рыпались, а тут взбрыкнутся?.. Не вешай лапшу на уши. Бери ручку, подписывай!
      Главный Министр втянул голову в плечи, сжался, затрясся и, скорчив немыслимую рожу, завалился набок. Падая лицом вниз, он постарался как можно мягче приложиться к полу...
      - Косишь, падла? - услышал Павлуха и почувствовал сильный рывок за плечо. - Горбатого лепишь?.. Вставай, сявка!
      Он приоткрыл один глаз. Крючок, Пугач и некто третий, в котором он узнал президентского секретаря, стояли, наклонившись над ним.
      - Ставь подпись, недоносок! - Крючок припечатал к полу перед лицом Павлухи лист бумаги и протянул авторучку.
      Главный Министр дрожащей рукой вывел свою подпись.
      - Выпить дайте, - прошептал он.
      - Налейте ему, - сказал Пугач, - да по домам пошли. Поздно уже... Завтра вставать чуть свет.
      * * *
      Поздним осенним вечером по главной площади столицы медленно шел человек. Узнать его лицо мог бы каждый прохожий. Но прохожие каким-то странным образом обтекали задумчивого человека, наталкиваясь на идущих справа, слева, впереди и позади него молодых людей в одинаковых серых плащах. Молодые люди вежливо извинялись и мягко направляли прохожих в обход одинокого странника. Сам он, казалось, этого не замечал.
      Первый Демократ, Первый Президент шестой части планеты шел по площади, погруженный в свои невеселые мысли. Никто из проходящих мимо, никто из идущих справа, слева, впереди и сзади молодых людей не догадывался, что видит он, медленно переставляю-щий ноги и опустивший глаза к земле.
      А Первый Демократ видел серебряную лягушку в стеклянной банке.
      Теперь ему уже порой нелегко было вспомнить, сколько лет прошло с тех пор, как последний раз стоял он перед дверцами волшебного шкафа в своем школьном классе. Бесконечные фигуры в одинаковых двубортных костюмах с одинаковым выражением лица, произносившие одинаковые, ничего не значащие слова, заполняли всю его память. Одинаковые, повторяющиеся из года в год лозунги, намалеванные на одинаковых красных кусках материи, въелись в нее. Собрания, заседания, конференции, сходняки, толковища давно стали основными его воспоминаниями.