Кухтик, или История одной аномалии

      Академик сел. Минуту все помолчали.
      - В общем, так, - сказал, прервав тишину, Беня. - Наблюдал я эту фиговину. Было дело. Хотя полностью пока утверждать ничего не берусь. Разовый эксперимент. Мало доказательств... Ты скажи, Кирилл, в принципе ты допускаешь такую возможность? Ну, хотя бы в качестве гипотезы?
      - Видите ли, уважаемые, - ответил Кирилл, глядя в окно, - во все, что вы говорите, ни один нормальный человек, естественно, не поверит. Теория ваша, разумеется, абсолютно бредовая... Поэтому вполне может быть, что так оно и есть... Однако боюсь, что здесь я вряд ли смогу быть вам полезен. Вы уж извините, но за три года как-то оторвался. Меня сейчас несколько другие аномалии интересуют.
      - Кирилл, не дури, - сказал Беня. - Мы ж с тобой уже говорили...
      - Говорили, - сказал Кирилл. - Сидеть в куче дерьма и заниматься наукой - дело, конечно, приятное. Но запах, знаете ли, мешает...
      - Кирилл Петрович, - приподнялся академик, - я надеюсь, вы не собираетесь...
      - Собираюсь, собираюсь, - подтвердил Кирилл. - Собираюсь наняться в ассенизаторы, Николай Илларионович. Там тоже, представьте себе, аномалии наблюдаются. Поэтому вы уж свои изучайте, а я теперь этими займусь. К тому же - возраст, знаете ли... О душе пора подумать. Да и детишкам в глаза смотреть придется. Не своим, так чужим. Так что - простите великодушно.
      - Кирилл! Ты же ученый... Господи, - тоскливо сказал Беня, - ты хоть понимаешь, куда лезешь? На кой это тебе? Есть же наука, Кирилл...
      - Наука раздвигает горизонты, - произнес Кирилл, разглядывая люстру под потолком. - Психиатрия - особенно... Впрочем, физика - тоже.
      Раздался стук, и в дверях появился подтянутый молодой человек в сером костюме.
      - Простите, вас к телефону, - сказал он, обращаясь к Иванову-Бермудянскому, после чего снова исчез за дверью.
      - Кто это? - спросил Кирилл.
      - Да вот, новый заместитель, - ответил академик, несколько смутившись. - Недавно прислали. Очень способный юноша. И очень, знаете, прогрессивных взглядов. Он тут у нас - по общим вопросам.
      - По общим? - Кирилл криво усмехнулся. - Ну-ну. А взгляд у него хороший. Это я заметил... Очень прогрессивный взгляд...
      Иванов-Бермудянский извинился перед гостями и снял телефонную трубку.
      - Здравствуйте, - услышал он мягкий голос, - я с академиком Ивановым говорю?
      - С Ивановым, - сказал академик.
      - Извините, что отрываю от дел. Мне бы хотелось задать вам ряд вопросов.
      - А с кем имею честь? - спросил Бермудянский.
      - Это...
      Академик услышал фамилию Первого Демократа.
      * * *
      Микки сидел, прижав к уху телефонную трубку, и ждал, пока на том конце провода его собеседник придет в себя. Выждав какое-то время, он решил, что академик очухался и готов к разговору.
      - Еще раз простите, что отрываю от дел, - сказал Первый Демократ, стараясь придать голосу максимальную теплоту.
      - Дык, тык, мык... - ответила трубка.
      - Вы не смогли бы уделить мне несколько минут? - спросил Микки.
      - Я?.. Вам-м-м?.. М-м-м-минут... - промычали на том конце.
      - Спасибо, - сказал Микки. - Мне бы хотелось узнать поподробнее о вашем открытии. Видите ли, я только что вернулся из Америки, где говорил с тамошними учеными. Они очень, очень заинтересовались.
      - В Ам-м-м-ме-е-ерике? - заблеял голос в трубке, после чего раздался легкий щелчок.
      Микки забеспокоился, не хватил ли академика удар.
      - Алло! - произнес он. - Алло! Товарищ Иванов! Вы меня слышите?
      - С-с-с-слышу... - ответил ему Бермудянский.
      - Так вот, очень они там заинтересовались вашей работой. Тем более что у них тоже, оказывается, этой проблемой занимаются. Ну, по части Бермудского треугольника... Вы город такой - Принстон - знаете?
      - П-п-принстон?
      - Да, Принстон. - Микки на всякий случай сверился с лежащей перед ним запиской. - Точно - Принстон.
      - В общем, конечно... я знаю... То есть - отчасти... Но у меня там никого нет! - поспешно уточнил академик.
      - Жаль, - сказал Микки, - но это не беда. Главное, они теперь вас знают. Так что можете считать - породнились.
      Бермудянский что-то жалобно мяукнул.
      - У них там, в Принстоне, над этой проблемой давно бьются. Даже целое научное общество учредили. Так и называется - Принстонское Общество Пространственных Аномалий. Я вот тут записал. - Микки ещё раз глянул в записку. - Сокращенно, значит, ПОПА получается... Но дела у них, скажу я вам, не очень продвинулись. В научном плане мы, можно сказать, обогнали. Мы, можно сказать, на переднем крае. Вы со мной согласны?
      - У-у-у... - подтвердил лукичевский собеседник.
      - Вот и я им то же самое сказал. Извините, говорю, но мы, мол, тоже кой-чего имеем... Вообще мне тут материал после приезда подготовили, так я смотрю, не так уж плохи наши дела. Вот Главный Министр говорит, что и автомобили у нас не хуже, а может, даже и лучше ихних. И компьютер, мне доложили, у нас побыстрее ихнего будет. Раз в сто. Или, может, в тысячу... Но, простите, это я отвлекся.
      Микки развалился в кресле. За тысячу километров от него академик Бермудянский тяжело дышал в трубку, внимая откровениям Первого Демократа.
      - В общем, я хотел спросить, - продолжал Микки, - не согласились бы вы поработать с зарубежными, так сказать, коллегами? У нас теперь, понимаете, большой обмен опытом намечается. Пора, знаете ли, отказываться от стереотипов. Пора нам в мировую цивилизацию входить. А ей, значит, в нас. Есть ведь чему друг у друга поучиться. Как вы считаете?
      - Весьма, - тихо сказал академик.
      - Ну вот, и я о том же... Так что готовьтесь принимать гостей, товарищ Иванов.
      - А как же... А мы... А они... - пролепетал Иванов-Бермудянский.
      - Если насчет снабжения, то вы не волнуйтесь. Это организуют. И за размещением проследят. Я уже дал указание... Да, кстати, у вас там секретного ничего нет? А то можно ваш институт проволокой разделить. Дело несложное. Но, насколько я знаю...
      - Нет, нет! У нас... Мы совсем не... - услышал Микки.
      - Я знаю, - сказал он. - Насчет секретности - это просто наши мудрецы вас с ракетным заводом перепутали.
      - Мы - нет! Мы никогда... - зачастил академик в трубке.
      - Да вы не волнуйтесь. Все уже проверено. Бывает, знаете ли, намудрят, напутают... Я тут начал выяснять, так, оказывается, никакой возможности у нас открыться мировой цивилизации нет. Оказывается, все закрыто. А главное, никто не помнит - почему. Закрыто - и все! Ну, а раз не помнят, то и открыть нельзя. Вот только один ваш институт и откопали, разоткровенничался с большим ученым Первый Демократ. - И то, знаете, поначалу не хотели. Насилу уговорил... В общем, готовьтесь. Будем, так сказать, международные контакты налаживать. Если что - звоните. У меня Шестой Заместитель Второго Помощника будет вас курировать. Он с вами ещё свяжется... До свидания, товарищ Иванов.
      - Д-с-с-с-с, - ответил умирающий голос из Лукичевска.
      Микки повесил трубку.
      * * *
      Первый Демократ встал с кресла и довольно потер руки. Вхождение в мировую цивилизацию началось. Микки прошелся взад-вперед по ковровой дорожке, остановился и нажал кнопку переговорного устройства.
      - Слушаю вас, - донеслось из динамика.
      - Для совещания все собрались? - спросил Микки.
      - Все здесь, - подтвердил динамик.
      - Пусть войдут.
      Двери кабинета раскрылись, и к нему один за другим вошли полтора десятка генералов. От звезд, нашивок, золотых погон и красных лампасов у Микки зарябило в глазах.
      - Прошу, - сказал он, указывая на длинный стол в центре кабинета.
      Генералы расселись. Микки занял место во главе стола.
      - Ну, что ж, - сказал он. - С проблемой, которую нам предстоит обсудить, вы, полагаю, знакомы. Материалы все получили?
      - Так точно, - густым басом ответил за всех Главный Генерал.
      - И что же у нас с ракетами? - спросил Микки.
      - Стоят, - сообщил Старший Ракетный Генерал, сидевший рядом с Главным.
      - Насколько я помню, - сказал Микки, - ещё Первый Предводитель вел в свое время переговоры о том, чтобы сократить ракеты.
      - Так точно, - подтвердил Ракетный Генерал. - Тогда мы их и поставили.
      - Кого?
      - Ракеты. - Генерал встал со стула и большим животом уперся в край стола. - Тогда и поставили. Согласно приказу.
      - Чьему приказу?
      - Гмм... Первого Предводителя.
      - Так, - сказал Микки, - понятно... Но вот теперь, как вы читали в материалах, будет новое сокращение. Вы готовы?
      - Мы всегда готовы, - пробасил Главный Генерал. - Сколько надо, столько и поставим.
      Первый Демократ понял, что разговор будет долгим.
      - Садитесь, - сказал он Генералу, который продолжал подпирать животом стол. - Я хочу, чтобы все поняли - нам столько ракет не нужно. По нашим расчетам, вполне хватит и половины. Остальные можно убрать. С той стороны тоже ракеты уберут. Мы уже обо всем с их Президентом договорились. Кстати, говорят, и танков у нас слишком много. Надо бы и о них подумать. Мы бы свои убрали, а они б - свои. Сколько у нас всего танков?
      - Да кто ж их считал? - ответил Главный. - Но точно известно, что мало. И ракет мало. А ежели у них лишние есть, пущай сокращают. Мы не против.
      Микки забарабанил пальцами по столу. Ему не хотелось обострять обстановку, но другого пути, похоже, не было.
      - Кто здесь главный? - негромко спросил он, стараясь сохранять спокойствие.
      - Я, - ответил Главный Генерал. - То есть... вы.
      - Я - главный! - Микки поднялся и оглядел присутствующих. - И я ещё раз объясняю вам - ракеты будем сокращать. А на ракетных, то есть на кастрюльных, заводах будем делать кастрюли. Ну, или что там получится. Все поняли?
      - Ничего там не получится, - проворчал кто-то из генералов.
      Микки начал терять выдержку.
      - Что же это, черт возьми, получается? На кой, я вас спрашиваю, нам столько ракет? На кой столько танков, что сосчитать не можем? На кой столько заводов кастрюльных, когда жрать нечего? На кой нам столько генералов?!
      Последнее он ляпнул зря. Над столом повисло тягостное молчание. Генералы сидели, насупившись, не глядя на Первого Демократа.
      - Обижаешь, начальник, - вырвалось у кого-то.
      Микки стал отыгрывать назад.
      - Ну, хорошо, хорошо, - сказал он. - Давайте по-свойски. Забудем про должности. Я готов всех выслушать. Кто мне толком разъяснит - на фиг без конца клепать эти пушки-ракеты, коли мы и так всех на свете двадцать раз подряд раздолбать можем? Нам что, одного раза недостаточно? После этого-то все равно долбать уже нечего!
      - Было бы чем долбать, - хмуро произнес Главный Генерал. - А что долбать - найдется.
      - Ладно, - пошел на попятную Микки. - Насчет генералов я погорячился. Генералов всех надо оставить. Пусть командуют. Но заводы-то кастрюльные могут же полезные вещи делать!
      - А чем командовать? - возразил ему осмелевший Главный Генерал. Кастрюлями, что ли?
      Микки не нашел, что ответить.
      - Я так понимаю, - сказал Старший Ракетный Генерал, - главное, чтоб ракет было побольше. Будут ракеты - все при деле останутся. На кастрюльных заводах один хрен никаких кастрюль не склепать. А народ без работы оставлять нельзя. Мы ж не только о себе, мы ж и о народе думаем.
      - Так кормить-то чем? Чем кормить-то? - опять сорвался Микки.
      - Ну, - сказал Главный Генерал, - армию, конечно, кормить надо. Без этого - никак.
      - Да не об армии я, - почти крикнул Микки. - Чем жителей-то кормить? Народ тоже жрать хочет.
      Генерал встал, выпятил грудь и громко рявкнул:
      - Народ и армия едины!
      Все остальные дружно повскакали с мест и вытянулись, сверкнув под люстрой звездами на погонах. Главный Генерал, исподлобья посмотрев на Микки, добавил:
      - Может, у кого есть другое мнение?
      Первый Демократ стоял, разглядывая собственные ботинки.
      - Благодарю всех, - произнес он тихо и не очень внятно. - Совещание окончено...
      * * *
      Закончив очередной тягучий рабочий день, Кухтик пришел домой поздно. Он доел на кухне остатки вчерашнего ужина, посидел немного за столом в своей комнате, пытаясь осилить книжку про индейцев, подаренную ему Беней, потом разделся и лег в постель.
      Через раскрытое окно светила желтая золотистая луна. Кухтик лежал, повернувшись на бок, и смотрел на луну. Вокруг неё чуть поодаль виднелись едва различимые звезды. (Созвездия Лиры среди них не было. Оно располагалось значительно ниже и по другую сторону Кухтикова дома.)
      Луна мешала Кухтику уснуть. Он долго ворочался, кряхтел, сопел, пока наконец не утомился от собственного кряхтения и не задремал, натянув на голову одеяло...
      Проснулся он словно от какого-то толчка. В комнате было светло. Было как-то неправильно светло. Как-то ненормально.
      Кухтик осторожно повернулся на кровати.
      Свет исходил не от луны. Светились стены.
      Он вспомнил этот зеленоватый оттенок и с ужасом понял, что сейчас произойдет. Все тело его стало легким и липким.
      Мягкая, накатившая сбоку волна подняла невесомого Кухтика в воздух и, слегка покачивая, поволокла к подоконнику. Страх, охвативший его, внезапно исчез. Полное безмятежное спокойствие заполнило серые клеточки. "Все хорошо! - сообщили они ему. - Все просто прекрасно!"
      Висящий над зеленоватым светящимся подоконником Кухтик чуть пошевелил руками, плавно двинулся дальше и выплыл наружу сквозь проем распахнутого окна.
      Кухтик парил в теплом, не остывшем ещё от дневной жары воздухе. Внизу под ним лежал сквер с чахлыми деревцами, покрытыми пыльной листвой. Рядом, в каком-то метре от него, была стена дома. Кухтик оттолкнулся от стены, полетел дальше и миновал несколько раскрытых окон. Из каждого исходил все тот же зеленоватый свет.
      Где-то рядом он услышал негромкое повизгивание. Кухтик оглянулся и разглядел прижавшегося к стене человека. Тот был в одних трусах. Впрочем, и на Кухтике другой одежды не было.
      Человек у стены висел, болтая в воздухе пятками и обхватив руками водосточную трубу. Широко раскрытые глаза его смотрели в разные стороны. Лязгая в ночной тишине зубами, человек в трусах скулил нараспев: "Ма-ма, ма-ма, ма-ма, ма-ма..."
      Кухтик тихонько кашлянул. Обхвативший трубу мужчина повернул голову, заметил его, выкатил глаза из орбит и сменил песню. Теперь он залепетал, раскачиваясь из стороны в сторону: "Мама, мама, это - сон... Мама, мама, это - сон... Это сон..."
      Стараясь не потревожить певца, Кухтик поднялся чуть выше и, долетев до угла, обогнул дом. Внизу показался широкий двор, за которым начиналась помойка. Над помойкой тоже кто-то парил. Полностью освоившись в новой стихии, Кухтик ещё несколько раз взмахнул руками и пролетел ещё с десяток метров. Он развернулся, сделал медленный кульбит над двором и приблизился к неопознанным летающим объектам.
      Это были два милиционера. Толстый, усатый, качался в воздухе, раскинув ноги и весело оскалившись. Тощий, смуглолицый, располагался метрах в двух от него. Мундиры на обоих были расстегнуты, глаза полузакрыты и лица светились радостью.
      - Во залипуха, Макарыч, - донеслось до Кухтика. - Во даем! Я ж тебе говорил, не пей лосьон. Нельзя его с фиалкой мешать... Во нажрались... Ой, не могу... Ой, потеха!..
      Толстый задрыгал ножищами в кирзовых сапогах и начал медленно снижаться.
      - За мной, кирюха, - раздалось в ночной тиши. - Правь сюда. Полетели взад. Там вахтер все высосет. Греби, тебе говорят! Не отставай!
      - Ой, мать!.. Ой, потеха! - не унимался тощий, вися над помойкой.
      Кухтик вытянул руки в стороны, накренился и сделал разворот. Издали он напоминал общипанного горного орла.
      Снова облетев темное здание с зеленоватыми квадратами окон, Кухтик почти столкнулся с плывущей в воздухе глыбой. Что-то большое, храпящее, укрытое свисающим к земле одеялом, закачалось рядом с ним. Вглядевшись, он узнал в парящей глыбе Надькиного отца.
      - Х-х-хар-р-рашо!.. - пробурчал тот сквозь сон и, покачиваясь, заскользил назад.
      Кухтик поплыл за ним.
      Дрожащего певца у водосточной трубы уже не было. Кухтик успел лишь заметить в окне его высвеченную голую пятку. Пятка дернулась, отбросила яркий блик и исчезла. Укрытый одеялом Надькин отец неторопливо подлетел к стене дома, на минуту замер, потом и его стало затягивать в окно.
      Кухтик огляделся. Внизу, в сквере, на белой скамейке он заметил две темные фигурки. Два маленьких человечка сидели, плотно прижавшись друг к другу. Силуэты их слились и казались одним размытым пятном. Неожиданно пятно это закачалось и поднялось в воздух. Воспарив над тонкими ветками, слившиеся человечки проплыли мимо висевшего у стены Кухтика. Он узнал длинного парня, жившего в квартире этажом ниже, и девчонку, работавшую лаборанткой в институте. Они целовались. Они летели, закрыв глаза, обхватив друг друга руками. Они не шевелились и, казалось, не замечали ничего вокруг - ни Кухтика, смотревшего на них, ни плывущих под ними деревьев, ни собственного полета над зачуханным сквером.
      Обнявшаяся пара медленно совершила круг, зависла на несколько секунд в неподвижном воздухе и снова плавно опустилась на скамейку.
      Кухтик решил, что пора домой. Он хотел взмахнуть рукой, но не успел и почувствовал, как его снова подхватила мягкая невидимая
      волна, развернула и осторожно понесла вдоль стены. Внизу мелькнули ветки, желтая луна описала в темном небе дугу, и Кухтик, пролетев над подоконником, опустился на собственную кровать.
      Голова его коснулась подушки. Невесомость исчезла. Потяжелевшие веки сомкнулись. Серые клеточки получили чей-то твердый, спокойный приказ: "Спать!.. Забыть все и спать!"
      И в ту же секунду они все забыли.
      IV
      Прошел ещё год.
      Население города Лукичевска увеличилось на 333 человека.
      Триста жителей родились за это время в самом Лукичевске. Тридцать человек переселились в Лукичевск из окрестных деревень. А три новых жителя не имели никакого отношения ни к Лукичевску, ни к окружающим его деревням, ни к Кухтиковой стране вообще. Они приехали из города Принстона.
      Гости из Принстонского Общества Пространственных Аномалий были первыми иностранцами, посетившими Лукичевск со дня его основания. Никто никогда не предполагал, что сюда может занести кого-нибудь из другой страны. Город был рассчитан исключительно на внутреннее использование и для подобных экспериментов не предназначался.
      Визит заморских гостей стал сюрпризом не только для академика Иванова-Бермудянского. Местный Партийный Начальник, получив сообщение о том, что в Лукичевск прибудут трое ученых из неведомой "попы", решил поначалу, что произошла ошибка. Он даже имел неосторожность послать в столицу телеграмму с просьбой разъяснить, не напутали ли там что-нибудь. Ему разъяснили, что после ещё одной такой телеграммы он будет до конца своих дней заниматься уборкой Solanium Tuberosum. Но уже не в качестве Местного Начальника. Разъяснили также, что в столице никогда ничего не путают, потому что это в принципе невозможно. Путают только на местах. И то, как правило, недолго.
      Начальник осознал свою ошибку. За три дня в Лукичевске были покрашены все стены домов, выходящие на главную улицу. Была заасфальтирована и сама улица. Правда, только до половины. На большее асфальта не хватило. Чахлые деревца в сквере перед Кухтикиным домом срочно выкорчевали. На их место посадили деревья, привезенные из ближайшего леса. Деревья, естественно, не прижились и тоже зачахли. Тогда выкорчевали и их. Вместо деревьев в землю врыли большие щиты, сделанные на фанерном комбинате, где работал Надькин отец. Все щиты покрасили красной краской и написали на них лозунги про перековку, голосиловку и дружбу со всеми странами, какие только есть на большом шаре.
      Разместить заморских ученых сначала решили в доме, где жил Местный Начальник. Но оказалось, что жить им там никак нельзя, потому что они могли запросто продолбить стену в квартиру самого Начальника и узнать что-нибудь такое, что им знать не положено. Однако других подходящих зданий в городе тоже не было. Обсуждалось предложение построить специальный дом для трех заграничных визитеров. Но за оставшееся время сделать это было невозможно. Тогда решили поселить гостей на первом этаже Лукичевского Института Пространственных Аномалий, убрав оттуда все лаборатории и устроив на их месте одну большую квартиру с отдельным входом. Конечно, гости могли и там продолбить стену, но поскольку им все равно предстояло работать в институте, то ничего нового они узнать не смогли бы.
      За пару недель квартира для гостей из Принстона была готова. Она получилась неплохой. Бывший вестибюль, который теперь служил прихожей, позволял спокойно раздеться, отдохнуть и при желании поиграть в баскетбол. В каждой из трех бывших лабораторий поставили кровать, шкаф и обеденный стол. На оставшемся месте тоже можно было во что-нибудь поиграть. Мастерскую Кухтика переоборудовали в туалет.
      На этом приготовления к приему гостей закончились.
      Коллеги Иванова-Бермудянского прибыли в Лукичевск на большом автобусе. Подкатив к зданию института, где у входа кроме академика стояли Местный Начальник, пять его помощников, четверо секретарей и трое милиционеров, автобус остановился. Первым из дверей показался высокий рыжий мужчина в клетчатой рубашке. Он окинул взглядом шеренгу встречающих, невнятно забормотал и полез обратно. После чего из автобуса вышел стройный юноша с пронзительными серыми глазами, в сером же, под цвет глаз, костюме. Быстро осмотревшись, он подошел к Местному Начальнику и что-то прошептал ему на ухо. Стоявший рядом Бермудянский разобрал только два слова: "демократия" и "мудак".
      Начальник засуетился, с неожиданной для его комплекции прытью скакнул куда-то вбок и растворился в воздухе. Вместе с ним испарились помощники, секретари и милиционеры.
      Юноша в сером костюме повернулся к академику, поклонился ему и представился:
      - Референт. Константинов. Сопровождаю делегацию.
      - Я, собственно... - начал академик.
      - Никаких проблем, - сказал юноша. - Все необходимое - с нами. Приборы, переводчики, икра. Приказано оказывать полное содействие. Я - к вашим услугам.
      Бермудянский смутился.
      - Я очень рад... но, собственно, научная часть... Мне бы хотелось уточнить...
      - Если можно, чуть позже, - улыбаясь, произнес юноша в сером костюме. - У наших гостей была большая культурная программа в столице. Боюсь, они несколько утомились. Я прослежу за размещением, если не возражаете. Потом легкий ужин...
      Из дверей автобуса снова высунулась рыжая голова. Длинный человек в клетчатой рубашке осторожно спустился по ступенькам и, увидев Иванова-Бермудянского, шагнул к нему.
      - Мистер Иваноф! - воскликнул он. - Я очень, очень рат!.. Ай эм профессор Дональд Рейли... Аномалии!.. Будем работа!..
      Рыжий профессор взглянул на юного референта, стоящего рядом с академиком, и погрозил ему пальцем.
      - Балет не будет? - строго спросил он. - Вотка не будет?
      - Но проблем. Вери велл! - ответствовал референт...
      * * *
      Профессор Рейли был серьезным ученым и не верил в существование параллельных пространств, аномалий и прочих чудес. Он верил только в науку. Проблемой пространственных аномалий Дональд Рейли занимался с одной целью найти неопровержимые доказательства того, что подобных аномалий в природе нет и быть не может.
      Много лет профессор собирал и анализировал все сообщения о таинственном Бермудском треугольнике и разработал целую теорию о невозможности его существования. Он яростно доказывал, что ничего сверхъестественного в этом районе обнаружить нельзя, и даже построил множество научных приборов для необнаружения аномалий. Периодически он устраивал экспедиции в загадочный район, где с кораблей в воду сбрасывали его хитроумные приборы, которые фиксировали там полное отсутствие чего бы то ни было аномального. За десять лет исследований он утопил в океане массу ценного оборудования. Но суда и самолеты в проклятом треугольнике по-прежнему время от времени исчезали. И что самое противное - иногда снова появлялись. Каждый такой случай профессор воспринимал как личное оскорбление.
      Борьба продолжалась долго. Рейли привлек к работе двух своих молодых ассистентов, которые так же истово не верили в существование аномалии и под руководством профессора написали диссертации, не оставлявшие от неё камня на камне. Но, чтобы окончательно похоронить бермудский миф, требовалось установить постоян-ное наблюдение в районе треугольника. Однако денег на то, чтобы и дальше с такой же интенсивностью топить приборы, у профессора уже не было. Исследования застопорились.
      Дональд Рейли собирался уже отказаться от дальнейших сражений. Он впал в глубокую депрессию и на время уехал из родного Принстона к двоюродной тете, жившей в пригороде столицы. Именно там застала его весть о визите Первого Демократа. Принстонские коллеги, искренне жалевшие бедного Дональда, устроили ему приглашение на встречу с заморским гостем, чтобы хоть как-то скрасить его унылые дни.
      Встреча эта вернула профессора к жизни. Он узнал потрясающую новость. На другой стороне планеты, в далеком городе с немыслимым названием Lukichevsk, обнаружилась ещё одна псевдоаномалия! Причем находилась она не посреди океана, без конца пожирающего ценные приборы, а на самой что ни на есть твердой земле. Упустить такую возможность было бы преступлением.
      Профессор использовал все свое красноречие, чтобы убедить Первого Демократа в необходимости срочно начать совместные исследования.
      Год ушел на переписку, согласование, выяснение и уточнение каких-то неведомых профессору вопросов. Наконец в один прекрасный день Дональд Рейли погрузил в самолет полтонны приборов, две меховые шубы, десять ящиков консервов и вылетел с ассистентами за океан, в неведомую северную страну.
      В заокеанской столице (где, кстати, вопреки рассказам не лежал вечный снег, а стояло вполне приличное лето) его целую неделю водили по театрам, банкетам и приемам, кормили икрой и рассказывали про перековку. Профессор терпел, улыбался и кушал икру, которую полагалось запивать жгучей жидкостью в соотношении одна ложка икры на стакан пойла. Все попытки выяснить, когда же наступит пора ехать в Lukichevsk, были безрезультатны. Ему отвечали, что необходимо выполнить ещё кое-какие формальности и подготовить ещё кое-какие бумажки.
      Ассистенты профессора между тем изрядно расслабились. Они уже не проявляли былого рвения, охотно посещали банкеты и часами гуляли по улицам в сопровождении очень милых сероглазых юношей, прикрепленных к ним в качестве переводчиков.
      Дни тянулись медленно, и терпение профессора постепенно истощалось. Когда однажды оба ассистента пришли в номер гостиницы под утро в футболках с надписью "PEREKOVKA" и со следами губной помады на лице, Дональд Рейли решил, что пора проявить твердость. Он заявил гостеприимным хозяевам, что больше не может ждать и вынужден обратиться за разъяснениями к Первому Демократу, который лично пригласил его заниматься аномалиями. Через день все формальности были улажены.
      В Лукичевске профессора поселили в огромные апартаменты, рассчитанные, надо полагать, на прием футбольной команды. С горячей водой, правда, были перебои, да и холодная тоже не всегда шла. Но зато в комнатах можно было совершать утренние пробежки и даже кататься на велосипеде, если бы он не поленился его прихватить.
      В трех других комнатах такого же размера жили ассистенты профессора, двое сероглазых переводчиков и референт-консультант, проявлявший чудеса заботливости и не оставлявший Дональда Рейли ни на минуту.
      Однако самым приятным было, конечно, знакомство с директором местного института доктором Ивановым. Доктор оказался крайне приятным и крайне интеллигентным человеком. Первую же встречу он начал с извинений перед Дональдом. Хотя за что извинялся доктор Иванов, профессор Рейли не понял.
      - Простите, но я боюсь, что не до конца уловил, о чем идет речь, сказал он, выслушав через переводчика сбивчивые оправдания Бермудянского.
      - Это я боюсь, дорогой профессор, что преждевременно потревожил вас, ответил смущенный академик. - Дело в том, что аномалия, которую вы приехали изучать, в настоящее время... ну, как бы это сказать... отсутствует.
      - Отсутствует? - переспросил Рейли.
      - Увы! - Иванов-Бермудянский издал тяжелый вздох.
      - Доктор Иваноф, ит из очен прекрасно! - воскликнул Дональд Рейли, перейдя на родной язык академика. - Это очен харашо!
      - Вы полагаете? - спросил академик.
      - Ну! - ответил Дональд через переводчика.
      - Что же мы будем в таком случае изучать?
      - Как что? - удивился Рейли. - Мы будем изучать отсутствие аномалий. Именно это является предметом моих исследований. Именно отсутствие аномалий, которых, как известно, нет и быть не может!
      - М-мда... Интересная мысль, - сказал доктор Иванов. - Но, думаю, тут есть определенное поле для дискуссии. Я полагаю...
      - Очен прекрасно! - перебил академика Дональд Рейли снова на его родном языке. - Мы будем иметь дисскашн и будем работа. Харашо?
      - Разумеется. Сочту за удовольствие, - ответил Иванов-Бермудянский.
      На следующий день совместные исследования по необнаружению отсутствующих аномалий начались.
      * * *
      Профессор Дональд Рейли развил бурную деятельность. Его ассистенты, с тоской вспоминая вольготную столичную жизнь, таскали на себе и устанавливали вокруг свалки-помойки сложные приборы. Их футболки с гордой надписью "PEREKOVKA" за несколько дней потемнели от пота. Переводчики бегали за ними по пятам и фотографировали каждый установленный прибор. На память, как объяснили они ассистентам.
      Все сотрудники института теперь пользовались исключительно служебным входом. Хотя милиционеров у подъезда уже не было, но по обеим сторонам как-то сами собой появились фанерные щиты с лозунгами, прославляющими демократию и голосиловку. Подход со стороны помойки оказался полностью перекрыт...
      За интенсивной работой незаметно прошла осень и наступила зима. Профессор Рейли ходил теперь в своей привезенной шубе и каракулевой папахе, купленной ему референтом в лукичевском военторге. Ассистенты профессора, легкомысленно не захватившие с собой теплой одежды, получили по длинному тулупу, по шапке-ушанке, обзавелись валенками и стали вскоре совсем неотличимы от местных жителей. Они бЄльшую часть времени просиживали на ступеньках института, лузгали семечки, сплевывая на снег шелуху, и высматривали в окнах молоденьких лаборанток.