Глава 2. Дно Галактики.

Самсон Аригайрт, самый богатый землевладелец Глостии, собственник Глостии-4, Нейамы, аристократ и спортсмен, обладал нежным и романтическим сердцем.

Под этой великолепной внешностью – сверкающие голубые глаза, белокурые локоны до плеч, гора мышц, рост, позволяющий наблюдать свысока остальное человечество – скрывалась душа романтика и флибустьера. Он и был таковым!

Ведь не жажда наживы гнала его на поиски приключений в черных опасных пространствах, он получал и без того баснословные прибыли со своих плантаций бэнга, со своих радиоактивных рудников и фантастических курортов на соленых озерах.

И не поиски новых ощущений его гнали – Аригайрт мог иметь их предостаточно в своих нейамских поместьях, обустроенных его необузданной фантазией и неисчерпаемым кредитом во всех банках Глостии. Там же к услугам Аригайрта всегда были мужчины, женщины, мальчики и девочки, душой и телом полностью принадлежащие ему. Лично. Никто не знал имен этих людей, никто не искал их. Аригайрт не был жесток к своим подданным. О рабах он заботился, как нежный отец. В конце концов, он ощущал некую ответственность за них. И был у Самсона благородный и возвышенный талант, и любимая работа: как ваятель отсекает все лишнее от куска мрамора, так и Аригайрт умел увидеть в любом человеке и выделить, обработать, заставить засиять звездой то главное, для чего этот человек был предназначен, рожден на свет.

Что же время от времени гнало Аригайрта в космос? Быть может, извечная тяга мужчины-мальчишки к дорогим военным игрушкам… Как любовно он оборудовал свой собственный ландер, как модифицировал его! На таком ландере можно выдержать бой и с катером или даже квиринским патрульником. А крейсер Аригайрта – «Непобедимый» – действительно был таковым, броня, оружие, полсотни самых отборных ребят в команде – все это позволяло одерживать легкие победы не только над беззащитными гражданскими судами.

Вот теперь ему удалось взять серетанский полицейский катер. Хотя корабль примитивный, все же это победа. После нее он приказал немедленно совершить серию прыжков – дабы избежать преследования. Капитан и команда принялись за работу… Аригайрту же после перенесенного стресса был необходим основательный ужин, легкие нейамские вина с разумной долей сэнтака, умеренный приятный секс (для этого он отобрал двух умелых маленьких девочек из сераля), и наконец крепкий здоровый сон в личных покоях.

После пробуждения Аригайрт воспользовался услугами девочек-массажисток, затем поплавал в бассейне, позавтракал… Самсон Аригайрт очень тщательно относился к своей внешности и здоровью. Вот и сейчас он возлежал на высоком кресле в Фарфоровом Отсеке, в утреннем бордовом шелковом костюме, поставив на подушечку босую правую ногу, и хорошая, только слишком запуганная темнокожая девочка с Гоны делала ему педикюр. При каждом резком движении хозяина девочка вздрагивала, едва не вжимаясь в пол. Аригайрта подобное поведение возбуждало, но он сдерживал себя. С девочкой следовало обращаться ласковее, приучить к тому, что рука мужчины может дарить и наслаждение. Во имя высшего творчества, воспитания Человека Аригайрт готов был пожертвовать собственным удовольствием. Шлифовать подвластных ему людей, где-то добавить страха и покорности, где-то чуть-чуть благодарности, нежности и любви…

Это тонкая и точная работа. Аригайрт мечтал даже когда-нибудь написать книгу «О воспитании Человека». Есть множество методов добиться желаемого поведения… Аригайрт подумывал и о том, чтобы создать Единую Теорию Воспитания.

Но как все успеть самому? В его власти, под его надзором находились тысячи людей – не считая те безмолвные миллионы, что трудились на его плантациях и рудниках. Поэтому грубую начальную работу Аригайрт поручал ближайшим подчиненным – своим друзьям. Отобрать годных к дальнейшему воспитанию людей из числа захваченных пленных. Отбор был строгим. Аригайрт желал видеть вокруг себя лишь совершенные человеческие формы, всякое безобразие возмущало и отталкивало его. В данный момент его интересовали только молодые девушки и девочки, всех остальных сразу же перевели в общее отделение – на Нейаме они пополнят армию сельскохозяйственных работников. Только молодые девушки, таков был приказ Аригайрта. Кроме того, девушкам следовало сразу же внушить основные правила поведения и указать их место в новой жизни, что достигалось с помощью последних достижений психотехники, а также богатого арсенала инструментов в специально оборудованном помещении корабля.

Шестнадцати часов, прошедших с момента захвата катера, было более, чем достаточно. Аригайрт подал девочке для педикюра левую ногу и с брезгливой миной слушал доклад Камергера.

Недавно Аригайрт прочел роман о жизни Свандонского Герцога. Теперь, по его приказу, окружающая челядь звалась Постельничьими, Камергерами и Егермейстерами, а сам Самсон велел именовать себя Герцогом и Светлостью.

Камергер Бенчин, человек преданный и неглупый, выглядел несколько смущенным.

– Я не понял тебя, Бенч. Почему только две?

– Ваша светлость, простите. Ведь это полицейский катер. Мы нашли всего трех молодых особ, и еще одну в тюремном отсеке. Однако одна из четырех девиц была тяжело ранена при захвате и сейчас, вероятно, уже скончалась.

– Хорошо, но осталось три, – заметил Аригайрт нетерпеливо.

– Еще одна обладает внешним видом, оскорбительным для вкуса вашей светлости.

– Две оставшихся? – осведомился Аригайрт.

– Из них одна девица обладает всеми достоинствами, угодными вашей светлости. Я буду счастлив представить ее вам. Что касается второй… – камергер озадаченно замолчал.

– Ну, ну, – подбодрил хозяин.

– Ваша светлость, я возьму на себя смелость представить вам эту девушку… Но я затрудняюсь. Видите ли, ее поведение непредсказуемо.

Аригайрт вздохнул.

– Ну покажите мне их. Хоть что-то я сегодня увижу?

Через четверть часа дверь зала раскрылась, и вошла первая претендентка.

Со свойственным ему вкусом камергер одел девушку в коротенькое сильно открытое пестрое платьице, с пышной юбочкой. Белокурые локоны красавицы были живописно разбросаны по безупречным нежным плечам, великолепные ножки высоко обнажены. Девушка сделала книксен, глядя на хозяина с некоторым напряжением. Самсон бросил одобрительный взгляд на камергера.

– Как тебя зовут? – спросил Аригайрт благосклонно.

– Лили, – ответила девушка тоненьким голоском.

– Кто я? Ты знаешь?

– Вы – герцог Нейамы, материковой части Суры и астероидов, ваша светлость, мой господин и повелитель, – четко, даже, вроде бы, с радостью, ответила Лили.

Этот ответ ночью ей должны были вдолбить на уровне рефлекса.

– Отлично, – Аригайрт кивнул, – а теперь я хочу посмотреть, как ты танцуешь, детка.

Зазвучала негромкая музыка, девушка немного постояла, вживаясь в ритм, а потом начала танец. Аригайрт любовался ее отточенной пластикой, артистизмом, фантазией – девушка импровизировала под музыку… Она – совершенство, молнией мелькнула мысль. Ее не нужно шлифовать, оттачивать, она станет жемчужиной моей коллекции уже теперь.

Какая редкая удача! С замиранием сердца Самсон любовался каждым движением красавицы, точным, плавным и… неуловимо сексуальным. Наконец по знаку Аригайрта музыка прекратилась, и девушка приблизилась, потупив глаза, к подножию хозяйского кресла. Самсон нетерпеливо пощелкал пальцами. Девушка, поняв его, взбежала по ступенькам. Под рукой Самсона рассыпался золотистый шелк волос, чуть дрогнула и затрепетала нежная и упругая грудь.

– Лили, ты умница, – произнес он ласково, – я умею быть добрым. Я умею дарить. Поверь, ты никогда не пожалеешь о случившемся.

Мужское естество Аригайрта готово было вырваться из узды, но он вновь смирил себя. Позже. Сначала дела. Он должен еще посмотреть вторую, с ней что-то не так… С Лили он встретится позже.

– Бенч, – позвал он, – Лили отдельные апартаменты, массаж, камеристку и прочее… Приведите ее в порядок. Питание с нашего стола. Давайте сюда вторую.

Лили ушла. Дверь вновь раскрылась, и камергер втолкнул в Фарфоровый зал вторую пленницу.

Аригайрт слегка поморщился. До Лили девице было далеко. Хотя… В общем-то, задатки есть. Особенно ярко-синие глаза – видимо, артиксийская кровь? При определенных условиях эта девица, пожалуй, могла бы выглядеть и эффектнее Лили, как ни крути – стандартной длинноногой блондиночки. Породистая горбинка тонкого носа, и эта полудетская ломкая угловатость длинных конечностей… Обманчивая хрупкость. К сожалению, девушка была излишне мускулистой. Сплошной комок мышц, никаких мягких женских округлостей, ничего похожего… Такими квиринки бывают. Однако сейчас вообще ни о какой красоте речи не шло. Девушка едва держалась на ногах. На нее надели короткое пышное платьице огненных тонов и открытые участки кожи целомудренно прикрыли вуалью, но и вуаль не могла скрыть очевидного, обнаженные руки и ноги девушки были покрыты запекшейся кровью и почерневшими следами электрических ударов. Лицо постарались оставить чистым, но оно было бледным, почти серым, глаза страшно запали, губы искусаны и оттого кажутся трогательно яркими и полными.

Аригайрт спросил.

– Как тебя зовут?

Девушка не ответила.

– Синагет, – подсказал камергер.

– Синагет, подойди ко мне. Не бойся. Тебя больше не тронут.

Никакой реакции.

– Ваша светлость, она уходит в себя и ни на что не реагирует, – тихо сказал камергер, – от нее ничего невозможно добиться.

Аригайрту стало любопытно. Он носком отшвырнул девочку, все еще трудившуюся над его ступней. Сунул ногу в туфлю, слез с возвышения, подошел к пленнице. Положил руку ей на плечо. Девушка покачнулась, падая, и сзади двое стражников подхватили ее под руки.

– Кто я? Ты знаешь? – Аригайрт требовательно смотрел ей в глаза. Девушка не отвечала. Аригайрт глубоко вдохнул и выдохнул.

Спокойствие. Выдержка. Гнев абсолютно бессмыслен в деле Воспитания Человека. Если уж ее не испугала вся эта ночь, вопли и угрозы сейчас точно не испугают. Аригайрт заговорил негромко, вкладывая в тон непоколебимую внушающую уверенность.

– Милая моя, я хочу помочь тебе. Поверь, больше никто не причинит тебе боли. Это недоразумение. Прости меня, что так получилось… Тебе сказали, кто я. Так вот, поверь, я очень хорошо отношусь к тебе. Ты красива. Все, что я хочу – сделать тебя настоящей женщиной…

Голова Синагет, между тем, медленно клонилась вбок. Синие глаза заволакивались мутью. Она слишком устала, понял Аригайрт. Слишком измучена. Ничего, потерпит. Нужно решить, что же с ней делать в конце концов… красивая девчонка, жаль просто так выбросить такой материал.

– Ну скажи мне, Синагет, ты не хочешь быть со мной? Посмотри на меня.

Она так и не отреагировала, даже головы не подняла.

– Я дам тебе все, о чем ты только могла мечтать… Поверь, у тебя все будет – деньги, дворцы… Я любое твое желание выполню. Ну? Все будет хорошо, моя драгоценная, только поверь мне. Ты веришь мне?

Девушка совсем сползла вниз, повиснув на руках стражников. Аригайрт осторожно взял ее двумя пальцами за подбородок, поднял вверх лицо.

Он никогда еще не видел в человеческих глазах такой чистой, страшной, обжигающей ненависти.

Аригайрт даже отшатнулся. Глаза девушки больше не были синими, синь исчезла, остался только светлый ослепительный блеск, и невыразимое презрение и ненависть на лице, и сквозь эту стену презрения и ненависти распухшие губы комком выдавили, выблевали хриплое:

– Иди в жопу!

Это было как удар. Как ожог. Аригайрт много видел в жизни ненавидящих глаз, и много слышал проклятий, но это, простенькое – произвело на него впечатление. Через несколько секунд великий шибаг оправился от шока и улыбнулся слегка растерянно.

Нет. С ней не стоит возиться. Аригайрт был знатоком человеческой природы. Он знал, что сломать можно практически любого человека. И эту воительницу при желании сломать можно. Только вот стоит ли возиться?

Зачем так мучиться? В Галактике огромное количество красивых женщин и даже маленьких девочек. Подавляющее большинство из них рады и счастливы, если их просто кормят досыта и редко бьют. И ради этого готовы на все, и мало того – любят ласкового и доброго мужчину всем сердцем, по-настоящему. Нет никакого смысла портить нервы противоборством с какой-то упрямой сучонкой. Будь Аригайрт помоложе, возможно, азарт бы взял вверх, ему захотелось бы заставить эту девчонку покориться… полюбить его… Она просто не знает жизни. Она считает себя победительницей и не представляет, в какой яме проводит жизнь большинство. Ну что ж, в эту же яму она и отправится – но уже без права выбора. Сегодня у нее в последний раз было это право.

Теперь оно будет передано более умным и послушным девушкам. Не раз в бараке и на плантации девочка вспомнит об этом разговоре. Вспомнит с горьким сожалением и раскаянием! Будет мечтать о том, чтобы Аригайрт вернул ее к себе, а уж она вылижет ему ноги, будет ползать перед ним по полу, лишь бы он оказал ей хоть малейшую милость, вытащил бы ее из страшного беспросветного существования… Но будет поздно!

Аригайрт брезгливо вытер о халат кончики пальцев. Бросил через плечо, возвращаясь в свое кресло.

– В общее отделение.

Корабль трясло. Меня несколько раз швырнуло на стену, и в конце концов мне удалось зацепиться пальцами за какую-то трубу. Трясло по-настоящему, и сквозь всю эту муть, заполнившую голову, сквозь вернувшуюся боль я понимала – идет космический бой. Что-то там происходит снаружи… Знать бы – что. Во всяком случае, разгерметизация всего корабля для меня, по-видимому, будет не самым худшим исходом.

Потом трясти перестало. Я снова впала в полузабытье. Все болит, особенно правая рука… неужели сломали, сволочи. Дали бы еще раз эту таблетку. Я так здорово заснула… и сон еще такой хороший снился. Только вот по-моему, это был сэнтак. Неважно. Сейчас все неважно. Да и что тут такого, мы и раньше сэнтак пробовали, ну приятно, и все…

Через какое-то время дверь снова открылась. Охранник в дурацкой какой-то форме – зеленом мундире с золотом – притащил мне воду, ужин (безвкусную кашицу в железной миске) и еще одну таблетку. Причем таблетку он заставил меня съесть тут же, в его присутствии. Я и не думала сопротивляться. Наоборот, я бы еще и попросила таблетку – рука болит просто жутко, я и заснуть не смогу без лекарств. И голова тоже болит. И ребра.

Хорошо еще, что у меня забрали это идиотское платьице и дали нормальную, ну пусть плохонькую, но все же удобную и человеческую одежду – серую рубашку и штаны до щиколоток, внизу висящие живописными лохмотьями. В общем, что ни говори, в этом закутке мне гораздо больше нравится, чем в компании господина Аригайрта. Когда охранник ушел, я намочила рукав водой и облепила им больное распухшее предплечье, все-таки, хоть какое-то облегчение. Я сидела у стены и по мере согревания ткани снова поливала ее холодной водой из миски. Но таблетка уже начала оказывать свое действие. Мне становилось все спокойнее… все веселее… Я засыпаю? – да нет, вроде бы… или это все-таки сон? В мою камеру вошла Мика, села напротив, поджав ноги, и весело смотрела на меня. Лицо словно сквозь туман… Это, наверное, все-таки сон? Но я все равно жутко рада. Милое, милое Микино лицо, и золотисто-рыжий, розоватый ореол волос. Как я давно тебя не видела!

– А где Лус? – спросила я, – и девчонки?

Мика ничего не ответила. Почему-то улыбнулась. Я поняла так, что с девчонками все хорошо. Мне очень хотелось увидеть Лус, объяснить ей, что я не виновата, что я не могла поступить иначе. И ведь если бы не я, Элдженет погиб бы. Но я не понимаю, почему он не пошел к командиру… Что ему помешало? А может быть, он все-таки погиб? Мне хотелось поговорить об Элдженете. А почему, собственно, я виновата? Что за глупость? Ведь я выполнила свой долг. Но мне кажется – что-то не так во всем этом. Что-то не так… Я увидела, что Мики уже нет, а на ее месте сидит почему-то грал Сабана, и требовательно, и сердито смотрит на меня. И будто он сидит за письменным столом, хотя по идее никакой стол сюда войти не может. Но при этом мои глаза на одном уровне с его лицом… Впрочем, тут все как-то не по-людски. Не будем обращать внимания на мелочи. Сабана сказал голосом Аригайрта (мерзкий такой, но при этом сексапильный, между прочим, голос):

– Все будет хорошо, моя девочка, – и подтекст такой, что наоборот, все будет хуже и хуже. Как хорошо, что я теперь умею читать мысли! Я понимаю все, что человек на самом деле думает и хочет мне сказать. И я сама могу сказать ему все, что думаю! Он мне ничего не сделает. Я ведь на самом деле очень боюсь. Аригайрт, наверное, думает, что я не боюсь… да нет, очень боюсь. Только ненавижу его еще больше. Так ненавижу, как никого и никогда. Я не просто хочу его убить. Я бы хотела его замучить. У меня еще никогда и ни к кому не было таких чувств. Сабану, по сравнению с этим гадом, я просто люблю. Сабана мне, можно сказать, отец родной. А вот и Аригайрт появился. Как хорошо! Теперь-то я смогу выцарапать ему глазки. Начнем, пожалуй, с левого… Ах, какая жалость, и он исчез. Да что же они все сегодня исчезают?

Тут навалилась темнота.

Меня разбудили чьи-то вопли. «Вставай, сука! Вставай!» – и что-то там еще, очень неприятное и нецензурное. Я встала и пришла в себя, уже стоя на ногах – рефлекс еще со школы. Сознание было удивительно ясным. С той страшной ночи оно еще не бывало настолько ясным и отчетливым. Рука болела гораздо меньше, значит, не перелом все-таки. Слава Адоне-творцу! Охранник попался знакомый, с фонарем на глазу – это я ему поставила, когда они пришли меня забирать из камеры на полицейском катере. Я мило улыбнулась ушибленному мной охраннику, на что он никак не отреагировал, лишь буркнул: «Выходи. К стене». Я выполнила его указание, теперь уже никакого смысла сопротивляться нет, я на чужом корабле.

Охранник, видимо, памятуя нашу первую драку, предусмотрительно надел мне силовые наручники.

Я уже усвоила, что на первом ярусе у Аригайрта располагались всякие там жилые апартаменты – там все выглядело по классу люкс, и даже шикарнее, даже, пожалуй, слишком аляповато и роскошно. На втором ничего такого не было, все просто и строго, военный корабль. Здесь мы сейчас и находились. Охранник повел меня к лифту, и мое сердце предательски сжалось, когда я поняла, что лифт едет вниз – к самому центру гравитации корабля. Именно там, на третьем ярусе, находилось то самое жуткое помещение… Неужели меня опять туда потащат? С Аригайрта станется. Я впала в депрессию. Однако на всякий случай задрала подбородок и сделала наглый вид – не стоит сдаваться заранее.

Однако мы отправились в другую сторону по коридору. Охранник распахнул какую-то дверь и втолкнул меня туда, предварительно разомкнув наручники.

Я постояла, осматриваясь. В помещении было полно народу. Лица полузнакомые – в основном, серетанцы с полицейского катера… Лили вот не видно что-то. Я сказала громко по-савойски.

– Здравствуйте, господа!

И повторила то же самое на линкосе. Мне ответили нестройно несколько голосов. Я успела отметить, что все полицейские одеты так же, как и я – в серые рубашки и штаны разных темных цветов, в меру изорванные, что все они босы, женщин в помещении было три, две солидные дамы и одна моего возраста, служащая полиции, я ее еще на Беллароне заметила, страшненькая такая, черная, крючконосая, даже жалко бедную девушку…

К женщинам я и направилась. Несмотря на их явно неодобрительные и косые взгляды. Села рядом на пол – никакой мебелью помещение местной тюрьмы оснащено не было.

Я обратилась к молоденькой полицейской – уж с ней-то мы сможем найти общий язык!

– Меня зовут Синь. А тебя? – я протянула ей руку. Ладонь девушки вяло скользнула по моей руке.

– Дерри, – выдавила она. Старшая из женщин, полноватая и седоватая, процедила.

– Дерри, не надо с кем попало разговаривать.

Я посмотрела на нее с обезоруживающей улыбкой.

– Вам не кажется, что мы все сейчас находимся в одинаковом положении? И нам лучше было бы вместе держаться?

Мне уже самой так не казалось. Но баб следовало поставить на место. Нашли место и время для демонстрации своего превосходства! Особенно эти две канцелярские крысы…

– В положении, в положении, – проворчала бабка, – мы в таком положении, что не приведи Адоне!

Дерри отодвинулась к стене и, уткнувшись лицом в колени, обхватив голову руками, полностью ушла в себя. Я подчеркнуто отошла от женщин, символически обмахнула ладонью пол под собой и легла.

Все равно когда-то придется ложиться спать на пол. А я чувствую себя все еще хреново.

Интересно, где же Лили? Впрочем, догадываюсь… Она, как и я, молода и красива. Вероятно, ей были сделаны те же предложения, что и мне. И очень сомневаюсь, что Лили от них отказалась.

Нет у нее для этого ни твердости духа, ни умения терпеть, ни, собственно, даже и желания – чего бы не пойти в наложницы к такому красивому и сексапильному мужчине… когда еще так настойчиво просят!

Ну что ж, Лили из тех, кто всегда и везде выкрутится. А вот я…

Кажется, я начала впадать в депрессию. Я лежала на жестком полу «общего отделения», и подвергала основательному пересмотру свои жизненные принципы и образ поведения.

Может быть, я действительно неправа? Ведь все у меня получается как-то не так… Все не по-людски. Школу я не закончила… с первым заданием… ну, пусть справилась, но так получилось, что все считают меня несправившейся и даже предательницей… вот ведь в чем суть – я не только предала на самом деле Танга, своего друга, но и мои друзья-серетанцы будут считать меня предательницей, якобы перевербованной белларонцами… ужас! И вот теперь, здесь – тоже. Ну что мне действительно стоило подыграть этому идиоту? Быть чуть гибче, чуть пластичнее… Можно было бы и от пытки этой избавиться, и будущее себе обеспечить. А там, как знать, может, и бежать бы удалось.

Нет, у меня несчастный, неправильный строптивый и злой характер. Мне очень не повезло. Я слишком гордая, слишком высокого мнения о самой себе. Ласковый теленок двух маток сосет, говорят… Ну а злой теленок и от своей-то матери молока не дождется. Это про меня. Я даже то, что мне положено судьбой, не могу получить, потому что – слишком строптива. Не могу принять то, что другие принимают легко. Не могу смириться.

Проклятье Змея на мне…

Так я лежала, и мысли мои становились все чернее и беспросветнее. Я не знала, что меня ждет впереди. Ясно, впрочем – или смерть, или вечный труд на плантациях Нейамы, планеты, принадлежащей этому типу. Меня даже не это расстраивало, в конце концов, с момента раскрытия заговора я уже и не надеялась ни на что хорошее в жизни. Нет, я огорчалась потому, что увидела всю глубину своей гордыни, низости и ненависти к людям… Таким образом я самоуничижалась довольно долго, пока не принесли жратву. И вместе с ней нам снова выдали белые закапсулированные шарики. И уже через четверть часа после того, как я приняла таблетку, мысли мои приобрели куда более веселое направление.

Меня просто перестал волновать собственный характер и собственные жизненные ошибки. В сущности, все не так уж плохо. Я даже объяснить не могла бы, почему все неплохо, и почему час назад все было так хреново… Но почему-то на душе стало гораздо легче. И постепенно я заснула.

Дни проходили довольно однообразно. Я успела перезнакомиться со всеми сокамерниками. Но они оказались довольно скучными людьми. У кого-то оказались карты, и целыми днями большие компании развлекались разными играми. Кто-то травил бородатые анекдоты, а разговоры были на редкость скучными – сплетни, рассказы про личную жизнь начальства, пересуды про известных моделей. То и дело вспыхивали ссоры и даже драки, особенно перед ужином. На ужин всем выдавали таблетки сэнтака, и сразу у всех повышалось настроение, пропадало желание ругаться, да и вообще большинство, как и я, уходили в свой фантазийный мир и отключались.

Женщины сплетничали особенно много. Один раз речь зашла о Лили, и Таргет, средняя из женщин, заметила желчно:

– Ох уж эта агентша… Наверное, и здесь не теряет времени!

– Конечно, – вставила я, – полагаю, уже развлекается с Аригайртом.

– А кто это? – спросила Дерри наивно. Несса бросила на нее предупреждающий взгляд – старая грымза все еще придерживалась мнения, что со мной, государственной преступницей, общаться не следует. Я, конечно, не преминула поделиться своими знаниями об Аригайрте. Полицейские переглянулись.

– Значит, это тот самый известный шибаг…

– Так он известен? – поинтересовалась я. Таргет ответила.

– Во всей Галактике. С ним даже полиция Федерации справиться не может. А что там с Лилиан Найс? Откуда ты знаешь?

– Я, собственно, не знаю, но догадываюсь. Аригайрт ведь и меня уговаривал… ну… говорил, что сделает меня настоящей женщиной…

– И ты, прям, отказалась, – с сомнением произнесла Дерри. Я вздохнула.

– Понимаешь, он это так предложил, что… в общем, мне не захотелось. А Лили, думаю, согласилась. Ну что, она женщина молодая, симпатичная…

Дерри вдруг как-то засопела, и я сообразила, что все сказанное мной ее задевает, ей-то никто не предлагал выбора. Ну не повезло родиться красивой. Так может оно и к лучшему, на что эта красота, если за нее такие неприятности.

– Впрочем, если честно, я не знаю, что там было… Да и не хочу знать.

Дверь открылась, и мы обе сразу же забыли о разговоре. На пороге стоял новичок. Обернулся на охранника, шагнул внутрь, дверь за ним затворилась. Мы с любопытством уставились на новую жертву Аригайрта.

Для меня несложно было сложить два и два – недавнюю космическую стычку и этого парня. Откуда еще он мог бы взяться здесь?

Кто он такой, вот вопрос? Чем-то неуловимым новичок отличался от серетанцев, лица которых уже осточертели мне донельзя. Одет он был в такие же серые тряпки, как и все мы, кое-где поцарапан и побит, это уж как водится. И все-таки – выправка, которую никак не скрыть, и в черных глазах – любопытный и даже добродушный огонек. Как у щенка-подростка. Движения легкие, ловкие, сразу видно, тренированный парень. Темно-русые волосы коротко стрижены. Новичок окинул взглядом все общество и слегка улыбнулся.

– Привет! Кто-нибудь на линкосе говорит?

– Все, все говорят, – ответил ему сумрачный сарт полиции по имени Двелл, – присаживайся, шестнадцатым будешь.

Взгляд парня еще раз обежал всех и остановился, встретившись с моим взглядом. Секунды две он смотрел на меня пристально. Наконец отвел глаза и сел у стены, рядом с мужчинами. Он заговорил с ними, вроде бы, только с ними, но всем же интересно… Все в камере помалкивали, как бы не участвуя в разговоре, но напряженно прислушиваясь.

Вскоре выяснилось, что парень – своего рода коллега моих сокамерников. Тоже полицейский. Причем с Квирина. Вот это да! В кои-то веки увидеть настоящего квиринского ско. Он вызывал у меня смешанное чувство, с одной стороны, я знала, что Квирин – враг Империи и вообще мерзкая планетка… с другой стороны, было очень уж любопытно. И даже симпатию какую-то этот парень у меня вызывал, а то, что он ско – пожалуй, еще прибавляло интереса к нему.