Глава седьмая

В Управлении внутренних дел края было необычно шумно. То и дело хлопали дверьми, громко давались указания, постоянно звонил телефон.

Даже непосвященный посетитель мог догадаться — в крае или городе произошло нечто экстраординарное, из рамок вон выходящее. В общем, ЧП! И не какое-нибудь происшествие, а ошеломляющее ЧП!!!

Начальник уголовного розыска УВД, солидный мужчина в годах, с густой черной шевелюрой, пронизанной "серебристо-белыми нитями, Понтияков Герман Викторович, в связи с ЧП собрал у себя всех начальников угрозыска райотделов и своих замов.

— Так сколько еще времени мы будем топтаться на месте?! За месяц семь убийств! И ни одно не раскрыто! Если Арутюнов не выживет, то будет уже восемь!

Полковник не говорил, а почти кричал от возмущения, но подчиненные не обижались на своего шефа, хорошо зная как его буйный характер, так и быструю отходчивость.

— С Арутюнова я взял сегодня показания, — попытался вставить фразу заместитель начальника уголовного розыска Попов, высокий стройный офицер.

— Та-ак, — произнес Герман Викторович, несколько успокаиваясь и разглаживая свои пышные кавказские усы, — а почему же мне об этом раньше не сказал?

— Вы были очень заняты, — почтительно произнес Попов и положил перед шефом на стол папку с показаниями директора мясокомбината Арутюнова.

— Неужели он выкарабкается?

— Надеемся. Здоровый мужчина, другой давно бы уже на том свете был.

— Яс-но, — протянул Понтияков, — выходит, что действовала та же банда и около банка.

— Выходит так, — подтвердил Попов. — По показаниям Арутюнова и дежуривших около банка старшины Степанова и сержанта Мамонова можно сделать вывод, что орудовали одни и те же бандиты — узкоглазый и битюг. Я внимательно изучил материалы дела и пришел к этому выводу.

— Да, только нам от этого не легче, — усмехнулся шеф. — Кстати, как были одеты эти фраера в том и другом случае?

Сняв очки и прищурив правый глаз, он пристально посмотрел на Попова.

— У меня пока нет этих данных.

— Как нет? Это же очень важно! Вы меня просто поражаете, капитан!

— Арутюнов еще не совсем оправился, и врач ограничил время свидания с ним, хотя директор вскользь упомянул про смазливых девчонок в ситцевых платьицах в горошек.

— Сразу видно, бабник заядлый этот Арутюнов: как одеты девчата заметил, а на парней совсем не обратил внимания, — уже почти добродушно улыбнулся Понтияков.

— Товарищ полковник, — обратился к нему худощавый, невысокого роста, с волевым выражением лица начальник уголовного розыска одного из ОВД края, Ефремов, пользовавшийся репутацией очень добросовестного работника. На его счету было много раскрытых сложных дел, которые считались «висячками». — У меня есть сведения от моих агентов, как были одеты эти бандиты около банка. Скуластый, с раскосыми глазами был в спортивном голубом с белыми вставками костюме то ли фирмы «Адидас», то ли «Монтана», а битюг — в новом джинсовом костюме, на руке золотые часы типа «Полет».

— Благодарю за информацию. Вы, Ефремов, свободны. Большое спасибо. А вы, Попов, завтра поподробнее спросите Арутюнова и доложите мне лично.

— Так точно! — отчеканил Попов, — будет сделано. Кстати, у меня есть сведения, что этот Арутюнов — великий махинатор по мясу.

— Ну, это, допустим, прерогатива ОБХСС. Не отнимайте у них хлеб, — усмехнулся Герман Викторович.

— И еще, товарищ полковник, Арутюнов упоминал о какой-то особой удавке с зубьями.

— Ясно! Все пятеро были удушены аналогичной веревкой. Ну, ладно! Все! — энергично хлопнул по столу Понтияков, — на сегодня достаточно. Всем задание — еще раз прочесать все злачные места, блатхаты, притоны, рестораны. — Получше порасспросите всех современных гетер и гейш и вообще всех банальных проституток. Все! Свободны.

Когда все ушли, полковник встал, закрыл дверь на ключ и подошел к окну. Он задумчиво посмотрел вдаль. В дымке серебристых, величаво проплывающих облаков была видна знаменитая гора, вершина и склоны которой были выстланы изумрудно-зеленым ковром.

Герман Викторович с наслаждением вдохнул бодрящий воздух, ворвавшийся в раскрытое окно, прикрыл глаза и немного расслабился. Он снова начал перебирать в памяти все нюансы, детали, мельчайшие подробности преступлений, но слишком уж мало было данных, чтобы их как следует проанализировать. "Странно, — подумал он, — в мире столько красоты, столько величия, живи и наслаждайся. Почему же люди бывают подчас страшнее и гнуснее любого зверя?! Каковы же глубинные причины поведения гомо-криминалиус, этого коварного двуногого зверя? Может быть, он произошел вовсе не от человекообразной обезьяны, а от какого-нибудь чудовища?!

"Чем же объяснить поведение этой банды? Не исключена вероятность, — осенило вдруг полковника, — что у них свои люди в органах. Во-первых, откуда столько оружия? Во-вторых, как они переоформляют и сбывают машины? В соседние южные республики? Вполне вероятно. Надо направить ориентировки во все города, хотя это дохлый номер. Там все куплено, сплошная мафия. Тем не менее все это надо тщательно проверить и скрупулезно отработать несколько версий.

Безусловно, — размышлял Герман Викторович, — глава банды — опытный профессионал, может быть, даже рецидивист, но он, гад, сидит в тени, притаившись в расщелине, словно спрут, и выискивает свои жертвы за счет преданных и послушных ему парней «оторви и брось». Но если это умный бандюга, то почему ведет себя слишком уж дерзко, сверхнагло, без всяких предосторожностей и без какой-либо конспирации? Маньяк? Не похоже. Озлоблен на жизнь? Так в чем же повинны столько людей? А, может быть, просто мизантроп, выродок человеческий?!"

Глава восьмая

Как-то в поисках работы Осинин забрел на строительный комбинат. Здесь изготавливались керамзитобетонные блоки, железобетонные плиты и керамические плитки. Работа была очень потная, и с тонкой кишкой сюда соваться не было смысла.

Судя по экзотическим и вульгарным татуировкам, порой отличавшимся самобытностью и юмором (изображение всяческих храмов, церквей, орлов, чертей, красивых дев и т. п. ), выколотых или отштампованных на телах работавших на площадке, здесь было много бывших зэков и химиков[20], но у Осинина была вынужденная посадка. Заместитель директора по общим вопросам Геннадий Иванович Кторов принял его, как ни странно, радушно и с пониманием.

— Ну, рассказывай, — простецки, почти панибратски обратился он к Виктору, когда изучил его документы. — Кем бы ты хотел у нас трудиться? — и прищурил свои темно-карие, живые, молодые глаза. Несмотря на пожилой возраст, был он поджарым, спортивного вида мужчиной, да и костюм был молодежного покроя. По всему было видно, что Геннадий Иванович хотел выглядеть моложе эдак лет на десять. Об этом говорило тщательно выбритое, ухоженное лицо, модная прическа и белоснежные фарфоровые зубы, поставленные у хорошего дантиста. В этом человеке подкупали общительность и понимание жизни.

— Пожалуй, слесарем, — ответил он с надеждой.

— А что, если тебе снабженцем попробовать? Нам позарез экспедиторы нужны, а слесарем ты у нас будешь числиться и зарплату по ставке получать. У нас есть свободная единица, усек? Ну так как?

— Годится, — сразу смекнул Виктор — работа советского коммивояжера казалась ему интересной и романтичной — часто надо ездить, уметь договориться с людьми, масса впечатлений и т. д.

— Так, Виктор, пройдешь медкомиссию и сразу приступай к работе.

— Но ведь мне еще никогда не приходилось работать в снабжении, — нерешительно топтался с ноги на ногу Осинин.

— Не боги горшки обжигают, — дружески улыбнулся Геннадий Иванович и обнажил свои великолепные голливудские зубы. — Не можешь — научим, не хочешь — заставим, — лукаво, словно свой своему, улыбнулся замдиректора.

Виктор подумал: «Этот человек, наверное, работал там или как-то контачил с зэками». Осинин тоже понимающе усмехнулся и многозначительно посмотрел на Геннадия Ивановича, который тоже понял, что его «раскусили».

— Да-да, пришлось поработать с вашим братом на Колыме и немало — почти пятнадцать пасок. Интересные пассажиры тогда были. Не подарок, но и не чета нашей теперешней шушере. Очень колоритные фигуры… Свято блюли воровские законы, потому что у людей тогда были настоящие понятия о жизни. И если, не дай Боже, кто-либо порол большой косяк, его жестоко наказывали, а сейчас, — и он разочарованно махнул рукой, — в уголовном мире зачастую действуют и живут по принципу: у кого больше прав, тот и прав. Вот и все правило. Отбывал наказание у нас в зоне один блатяк, то ли армянин, то ли грек был, не помню, в общем нерусский, умница был, начитанный, душевный такой, очень близок был к ворам в законе, без пяти минут сам вор в законе; но повздорил он как-то с одним вором, тот его обозвал, а Артур вмазал ему. И хотя Артур фактически был прав, повели его на разборку, аки агица на заклание. Артур знал, что в любом случае его зарежут, ведь конфликт произошел без свидетелей, один на один, а предпочтение в подобных случаях отдается вору в законе.

Была сырая осень, дул резкий промозглый ветер, и обнаженные деревья жалобно стонали, пожухлая листва чавкала под ногами. Артур был без шапки, и когда он подошел к месту, где должен был состояться разбор, воры и пацаны не узнали его — Артур весь поседел, стал белым как лунь и постарел лет на двадцать, но держался все же достойно и почти гордо. Воры, перевидевшие на своем веку всякие ужасы, были поражены его видом. Они простили его, тем более, что вор, которого ударил Артур, был с ним раньше «в хороших» и решил сказать все, как оно было на самом деле.

Рассказ Геннадия Ивановича произвел очень большое впечатление на Виктора. Некоторое время он стоял молча, словно в оцепенении.

Интересно, кем же работал этот человек, так хорошо знавший ритуалы и обычаи зоновской жизни на тогдашней воровской Колыме? И, словно угадав немой вопрос Виктора, молча устремившего на Геннадия Ивановича задумчивый взгляд, тот ответил:

— Работал я в то время директором биржи. Лесоповал был совсем рядом. А лес!!! Какой красоты был лес! Березы, сосны корабельные… Их пилить даже было жалко… Ну, ладно, — решил прекратить свои лирические воспоминания замдиректора. — Мы с тобой поговорим как-нибудь в следующий раз, вижу, ты спешишь — надзор, наверное?

Виктор поразился прозорливости этого колымского волка.

— Да, вы угадали, в восемь часов вечера должен быть дома, как штык.

— Лады, вижу тебе тюрьма все же на пользу пошла, а в общем-то она всех уродует и калечит в той или иной степени, все равно, как проказа какая-то оставляет на душе и на теле человека непроходящие язвы и раны. — Ну все, до завтра, — и Геннадий Иванович доброжелательно протянул Виктору сухую твердую ладонь.

«Да, есть все же в мире люди с понятием и среди власть имущих», — с надеждой подумал Осинин.

Глава девятая

— Приветик, Тоня! Колдуешь? — весело улыбаясь, заглянул на кухню Виктор. — Давай, давай, а то я проголодался, как целая стая волков.

— А ты чего так припозднился? Уже восьмой час, или милиции перестал бояться? — полушутливо спросила Тоня.

— Понимаешь, Тоня, — ликующе объяснил Виктор, — у нас сегодня праздник! Я устроился на работу!

— Да ты что? Ура! — закричала Антонина, подняв половник кверху, как флаг. — Это надо отметить!

— Обязательно! — с кавказским акцентом произнес Осинин.

Тоня прыснула.

— Да ты настоящий грузин!

— Канэшно. Хочешь, анекдот грузинский расскажу? Недавно услышал.

— Валяй, с большим удовольствием.

— Завалился как-то один грузин в зоопарк, в котором требовался экскурсовод, и решил испробовать себя на этом поприще, хотя его русский оставлял желать много лучшего. В одной из клеток сидела очковая змея.

Грузин, забыв слово «очки», не растерялся, употребив слово «пенсне».

— Товарищи, — обратился он к группе экскурсантов. — Это пензднэвая змея. От головы до ног — шесть мэтр, с ног до головы — адын мэтр. Почему? Хэ, пачему от панедельника до воскресенья шесть днэй, а от воскресенья до панедельника адын день, а? А это, товарищи, птица какаду. Все делает на ходу.

В группе была женщина с ребенком, которая не разделяла восторга толпы по поводу оригинальной интерпретации животного мира. Она нее время одергивала псевдоученого грузина, поправляла его и стыдила, как школьника, отчего тот, доведенный до тихого бешенства, увидев какого-то орла, воскликнул:

— Мадам, а это орел-стэрвятник. Питается исключительно стэрвами. Уйдите, мадам, а то поздно будет!

Тоня рассмеялась.

— Я уже слышала этот анекдот, и у него небольшая бородка выросла, но у тебя неплохо получается.

На кухню в это время зашла Мариночка.

— Мама, я писать хочу.

— О, молодец, доченька, уже сама просишься, а штанишки у тебя сухие? У! Опять мокрые! Вот хитруша, а что ж ты раньше не просилась?

— Я больше не буду, — потупив глазки, пробормотала девочка. — Я в детсадике всегда прошусь. А ты мне жвачку дашь?

— Нету жвачек, хватит, я тебе уже давала. Сколько можно, а то зубки будут болеть.

— Не будут, — захныкала Марина, — я жвачку хочу.

— На, Мариночка, — протянул ей Виктор целую пачку жвачек. — Только не писайся больше, ведь ты же хорошая девочка. — И Виктор погладил ее по головке.

Девочка ему нравилась и притягивала к себе своей детскостью и беззащитностью.

— Спасибо, дядя Витя.

— Не дядя Витя, а папа.

— Спасибо, папа Витя.

— Ну, что ты с ней поделаешь? — усмехнулась Тоня.

— Забавная, — с нежностью сказал он, — она просто у нас умница. — Временами у него даже возникала мысль удочерить Мариночку, но он не любил спешить. «Время покажет», — рассудительно думал он. — Хочешь еще анекдот? — спросил добродушно Виктор, пребывавший в приподнятом настроении.

— Давай, только покороче, а то ужин уже готов, все остынет.

— Ну, приходит как-то один грузин в ресторан с большим мешком денег за спиной. Подходит к нему официантка…

В это время в дверь настойчиво позвонили.

— Кто там? — подошла Тоня к дверям.

— Петр Васильевич, участковый инспектор.

— Знаю, знаю, что вы — участковый инспектор, — приветливо улыбнулась Тоня, а сама подумала: «Когда же черт перестанет носить тебя? Соседям стыдно в глаза смотреть стало».

— Может, поужинаете с нами?

— Нет, спасибо, — серьезно ответил он, а увидев Виктора, обрадовался: — Так ты дома, значит?

— Дома, как видите, не на улице же, — шутливо ответил Виктор.

— А мне уже доложили, что в семь часов тебя видели около ресторана.

— Вот суки ваши агенты, брехуны несчастные, выслужиться решили. Во-первых, около ресторана я был не в семь, а в восемнадцать тридцать, «тачку» ловил, а ровно в семь я находился уже дома.

— Согласен, Витек, все логично, но лучше, видимо, пораньше, не рискуй, а вдруг бы «тачка» не попалась? Ты что, где-нибудь задержался?

— Да, на КС И, комбинате строительных изделий! — торжественно произнес Виктор.

— Никак на работу устроился? — с надеждой спросил Петр Васильевич.

— Представьте себе, воткнулся!

— Кем же?

— Слесарем.

— Да ты молодчина! Поздравляю, поздравляю!!! — искренне порадовался участковый, и его широкое лицо расплылось в улыбке.

— Давайте, Петр Васильевич, отметим это дело, а? По маленькой, ну, пожалуйста.

— Нет-нет, — испуганно замахал он руками. — Нельзя, не положено. Да, — вспомнил он, уже закрывая дверь. — Не забудь справку в отдел надзора занести. Сразу же, понял?

— Будет сделано, Васильич, — пожал он руку инспектору. «Да, неплохой человек инспектор, — подумал Виктор, — душа-человек. Все бы такими были».

— Так ты что, серьезно слесарем устроился?

— Да, слесарем-снабженцем, а по совместительству инженером-гинекологом, — подначил ее Виктор.

— А так разве можно? — Тоня недоуменно уставилась на него и, увидев шалый блеск в его глазах, рассмеялась. — Нет, серьезно?

— Все серьезно. Числиться буду слесарем, а фактически агентом по снабжению буду работать.

— Ну что же, для начала неплохо. Но тебе, конечно, не мешало бы поступить в техникум какой-нибудь вечерний.

— Посмотрим, Тонечка, не все сразу.

— Ну, давай ужинать. — Тоня вытащила из холодильника бутылку запотевшего шампанского и торжественно водрузила ее на стол.

— А где мама? — спросил ее Виктор. — Зови ее к столу.

— Ей нельзя, у нее сердце…

— Да зови-зови, пусть хоть маленький стопарик вмажет.

— Послушай, Витенька, ты когда научишься нормально разговаривать? Все по фене да по фене.

— Прости, зайчик, просто привычка. После ужина они посмотрели по телевизору фильм про комиссара Катани и пошли спать.

— Сегодня я не могу, — сказала она, раздевшись.

— Ты что, дразнить меня вздумала? — несколько раздраженно, невольно сглатывая слюну, спросил Виктор, когда мельком взглянул на ее груди. Они были полнее, чем раньше, ну просто два крупных, желающих выпрыгнуть на волю, мячика. После многолетнего воздержания Виктор все никак не мог насытиться ее телом. Он жаждал ее все время, даже когда шел по улице.

Виктор медленно подошел к Тоне и бережно сжал эти дразнящие, сладострастные груди. Они были очень крепкими. Виктор задохнулся. Его словно пронзило током.

— Милая, это же пытка, — тихо произнес он, страстно целуя ее. — Они меня просто с ума сводят, эти твои груди.

— А бедра? Разве плохие у меня бедра? — подзадорила она его.

Виктор уже больше не смог себя сдерживать.

— Но я не могу, мне нельзя, — сказала Тоня.

— У тебя что, месячные?

— Неужели ты не видишь? Потрогай груди, — застенчиво произнесла она.

«Да, они слишком твердые. Так бывает, когда они наливаются молоком во время беременности», — пронзила Виктора догадка.

— Ты беременна? — заинтригованно спросил он.

— Да, — ответила Тоня и вопрошающе посмотрела Виктору в глаза.

— Так это же очень здорово! — почти закричал Виктор. — У нас будет ребенок, наш ребенок! Может быть, сын?! Сколько месяцев ты уже беременна? Почему молчала? — засыпал он ее вопросами.

— Я не знала точно, только догадывалась. Меня немного тошнит. И вообще, я думала, как ты отнесешься к этому, что мне делать: рожать или нет?

— И ты еще спрашиваешь? — возмутился Виктор.

— Да, но ты меня прости, у нас ведь не все просто с тобой, не как у многих. Ситуация нелегкая. Так что нам надо хорошенько обдумать все.

— Тонечка, миленькая, все будет хорошо, родненькая, — быстрым шепотом произносил он, страстно целуя ее и сгорая от непреодолимого желания раствориться в любимой.

И Тоня, сама сгорая от желания, наконец, сдалась.

А у Виктора вдруг всплыли в памяти строчки:

Глава десятая

Виктор встал в приподнятом настроении, он был как никогда бодр, энергичен и ощущал в себе необыкновенный прилив жизненных сил. Еще бы! Виктор чувствовал себя вдвойне счастливым: во-первых, наконец устроился на работу и, во-вторых, узнал, что вскоре станет отцом. Это неожиданное известие все перевернуло в Викторе, никогда он не испытывал такой радости. От переполнившего его счастья он не шел, а буквально мчался на комбинат.

На работе его встретил сам Геннадий Иванович, радушно поприветствовал его и пригласил к себе в кабинет на короткую беседу-инструктаж.

— Ты, вообще, знаешь, что такое снабженец на самом деле? — И, не ожидая ответа, сам же ответил на свой вопрос. — Это волшебник, маг, фокусник, который способен всеми правдами и неправдами достать все и вся, даже каменный цветок или живую воду.

Снабженец — это дипломат, психолог, экономист в одном лице! Улавливаешь? Артист, если надо! И даже аферист, если надо, с пользой, конечно, для дела. — И предупредил, — Ну это: предположим, я пошутил, в чисто символическом смысле я имею в виду. В системе Госснаба — это незаменимые люди, это ее передовые бойцы, авангард, без которого эта система не смогла бы просуществовать и дня. А человек, прошедший такую жизненную школу, как ты, — продолжал наставлять Осинина Геннадий Иванович, — окончивший почти две академии жизни, да еще имеющий незаконченное высшее образование, не может не быть хорошим снабженцем! Только работай, дерзай! Что неясно — спрашивай, не стесняйся. Я тебе всегда помогу. Пока что будешь работать на пару с шофером Федей, будете с ним доставлять и развозить ГСМ.

— А что это такое?

— Горюче-смазочные материалы. Ну, бензин, скажем, дизтопливо, солярка, машинное масло и т. д. На бензовозе будешь ездить. Смотри, не подорвись. Ну, это я немного утрирую, — заметил Кторов, взглянув на вытянутое лицо Осинина. — Вообще-то на бензовозе надо быть поосторожнее. Но ты же ведь не куришь, как я понял?

— Нет, конечно, — ответил Виктор, а про себя подумал: «Все устриг. Что значит старый лагерный волк. Жизненный багаж, видимо, богатый».

— В этом ты молодец, а я никак не могу бросить, — сокрушенно покачал головой Геннадий Иванович. — Словно наркоман какой-то, не могу и все, хотя и бронхит замучил.

— Да вы просто не хотите. Главное — захотеть.

— Попробуем, — оптимистично улыбнулся Кторов. — Ну, с Богом, ни пуха ни пера, приступай к работе, находи общий язык с людьми, подход постарайся найти к каждому, особенно на нефтебазе. Это наше больное место. К девчатам постарайся подлизаться, понравиться, ты парень симпатичный, видный. Иногда можешь им шоколадку и что-нибудь в этом роде подарить, они это любят. Я тебе все компенсирую, только чтобы результат был, понял? Ну, с Богом!

«Словно меня в космос отправляет», — подумал Виктор иронично о Геннадии Ивановиче, но в то же время с уважением.

Подойдя к бензовозу с номером КТ 73-85Д, Осинин обыденным голосом спросил:

— Кто здесь водитель?

— Ну я, а что? — высунулась взлохмаченная белобрысая голова молодого шофера. Он с неудовольствием и недоумением взглянул на того, кто столь не вовремя потревожил его сон.

— Давай знакомиться. Меня прислал Геннадий Иванович, работать с тобой.

— Все ясно.

— Сработаемся? — простецки спросил Виктор водителя с подкупающей добродушной улыбкой.

— Все будет зависеть от вас, молодой человек, — постарался напустить на себя важность парнишка.

— А чего ты меня на «вы» вдруг называешь? Будь попроще, — дружелюбно засмеялся Осинин. — Давай лучше знакомиться. Меня зовут Виктором.

— А меня Федор Петрович, — серьезно ответил парнишка, хотя эта серьезность выглядела довольно комично.

«Что это он? — подумал про себя Виктор. — С причудами или дуру гонит?»

— Ну ладно, Федор Петрович, сейчас мы с вами поедем на нефтебазу, надо получить пять тонн дизтоплива.

На нефтебазе в конторе, куда с превеликим трудом протиснулся Виктор, народу была тьматьмущая. У окошек к учетчицам, которые выдавали талоны на получение ГСМ, была огромная очередь снабженцев. Не надо быть большим психологом, чтобы сразу понять, что собой представляли эти люди. Посмотрев на их лица и поговорив с несколькими, Осинин сразу смекнул, что здесь в основном собрался народ бывалый, тертый, прошедший сквозь огонь и медные трубы, и даже у черта в гостях, наверное, побывавший. «Здесь, — подумал он, — буром напрямик не попрешь, здесь это не прокатит». И он постарался сориентироваться, памятуя о наставлениях Кторова. К тому же он вспомнил, что в крайнем случае можно обратиться к его знакомой, замдиректору Раисе Федоровне.

— Здравствуйте, Раиса Федоровна, — приветствовал он дебелую, цветущую женщину. — Я от Геннадия Ивановича. — Виктор изо всех сил старался быть галантным. — Раиса Федоровна, вы сегодня выглядите на миллион долларов и больше!

Женщина улыбнулась, услышав неожиданный комплимент.

— Не знала, что у Геннадия Ивановича работают такие симпатичные льстецы, — парировала Раиса Федоровна. Чувствовалось, что она была в хорошем настроении, иначе несдобровать бы Осинину за его несколько фамильярное поведение при знакомстве. Раиса Федоровна с интересом разглядывала Виктора.

— Я вас слушаю, — ободряюще улыбнулась она.

— У нас кончилось дизтопливо, все машины, вся техника стоит; выручайте, безмерно будем вам благодарны. Только вы одна можете это понять и помочь нам, — на ходу сочинял Виктор.

Осинин говорил мягким, воркующим голосом, словно он не клянчил, а просил оказать незначительную услугу.

— А у вас фонды есть?

— Фонды? — был сбит с толку Осинин, который представления не имел, что это такое. — Фонды? Ну, конечно же, есть, Раиса Федоровна, — отчеканил Виктор, обворожительно улыбаясь. Он догадался, что речь идет о чем-то очень важном.

— Ладно, — проговорила розовощекая Раиса Федоровна, — проверять я не буду, поверю вам на слово, так уж и быть. — Она набрала номер телефона главного диспетчера и распорядилась выдать КС И 10 тонн дизтоплива и тонну бензина. — Больше не могу, к сожалению, — улыбаясь, проговорила замдиректора. — Если что надо будет, звоните, приходите. Вот вам моя визитка.

Виктор мельком взглянул на нее. На ней был указан также и тисненный золотом домашний телефон Раисы Федоровны.

— Безмерно вам благодарен. Я вам обязательно позвоню! — Виктор многообещающе смотрел на нее влюбленными, восхищенными глазами.

В этот день Виктор неожиданно стал, к своему удивлению, героем дня. Геннадий Иванович был в восторге. Фондов, то есть документов на право получения ГСМ, у них, конечно, никаких не было. КСИ давно уже «выбрали» все фонды на нефтебазе. Предприятие было в долгах. Лишь только в четвертом квартале обещали спустить фонды на ГСМ, а пока приходилось изворачиваться, одалживать, клянчить.

— Ну ты, Виктор, просто молодец, — изумился Федор Петрович, когда его машину полностью залили дизтопливом. Его щеки, еще покрытые пушком, порозовели, и был он похож на рязанскую девочку.

— Не Виктор, а Виктор Александрович, — внушительно строго, напуская на себя важность и солидность, проговорил Осинин, про себя умирая со смеху. — Я ведь вас, Федор Петрович, называю на «вы», а вы мне тыкаете. Несолидно, молодой человек, несолидно.

Федя прыснул со смеху. У него все же, видимо, проснулось чувство юмора, когда он понял, что его разыгрывают и что он совершил промашку.

— Так я вначале не знал тебя; а ты вижу, парень свой. Ты уж извини меня, пожалуйста. Зови меня просто Федей или Федюнчиком.

— Федюнчиком?! — приподнял брови Виктор.

— Так меня мать иногда называет.

— Ну, ладно, Федюнчик так Федюнчик. Добазарились.

Федя завел машину и осторожно выехал на трассу. Машину он вел внимательно и аккуратно, как-никак загрузились взрывоопасной жидкостью.

— Ты чего загрустил вдруг? — спросил Осинин чуть позже, видя скисшее лицо напарника.

— Да все нормально.

— А все же, — допытывался Виктор, чувствуя, что парня гложут какие-то проблемы. — Говори, не стесняйся. Я же вижу.

— Да, понимаешь, у меня завтра день ангела, а бабок[21] нет. Хотя бы на пузырь достать. Недавно кухонный гарнитур купили в кредит и в долги влезли.

— Ничего, дело поправимое, что-нибудь придумаем, — обнадежил Виктор парня, решив ссудить Федюнчика своими последними карманными деньгами.

— А чего думать-то? Знакомый мой на нефтебазе налил мне пару тонн лишнего дизтоплива.

— Ну и что? Это же неплохо. Как-никак, прибыль комбинату. Он же не из своего кармана тебе дал, а «краернул» у кого-то или обделил кого-то.

Пацан вылупил глаза.

— Солярку продать можно!

— Каким образом?

— Ну, это уж мои заботы.

— Смотри сам, брат, но я тут в случае чего не при делах, понял? — сказал Виктор строго. — Я ведь только начал работать и в дуру влетать не желаю.

— Конечно, конечно, все будет путем. За все остальное отвечаю я, — успокаивал его обрадованный Федя.

Они заехали в какой-то греческий поселок, где большинство собственных добротных двухэтажных домов отапливалось дизтопливом, которое заливалось через форсунку в специально изготовленной печи, откуда тепло расходилось по трубам и радиаторам.

Они объехали почти весь поселок, но дизтопливо было почти у всех. Запаслись. Видимо, кто-то хорошо снабжал поселок левым дизтопливом или же жители поселка выписывали солярку где-нибудь у себя на производстве. И лишь когда они собрались было уезжать, им подфартило. На окраине поселка хозяин дома, молодой разбитной парень, объяснил Феде, что, мол, его бак почти полный.

— Ну, ладно, впрочем, раз вам бабки очень нужны, давайте выручу вас, возьму около тонны, — проговорил он с легким и приятным греческим акцентом, и Федюнчик проникся к нему доверием.

Бак находился высоко над землей. Он был установлен на высоких металлических подпорках, и забраться туда было непросто, но при большом желании все же можно было. Но, во-первых, Федя был слишком низкорослым и неопытным, чтобы залезть на такую высоту, которую, кстати, побаивался или ленился, а лестницы вблизи не было, а, во-вторых, он поверил греку, который, возмутившись, заявил:

— Ты что, не веришь мне, земляк?! Не хочешь — не надо. Где я тебе найду лестницу? Мы недавно туда почти полностью залили солярку.

Искушение подзаработать немного денег на день рождения было слишком велико, и он не хотел упускать шанса.

— Все нормально, брат, — засуетился Федя. — Бери шланг, опускай в свой бак.

Грека звали Ираклием. Он деловито начал расспрашивать Федю, сможет ли тот привезти ему через пару дней для его родственника несколько тонн дизтоплива, а потом начал рассказывать Феде анекдоты, от которых тот хватался за живот, но Виктору все это казалось подозрительным и не совсем нравилось.

Он так и не вышел из кабины, молча наблюдая весь этот спектакль и не желая вмешиваться в их «бизнес».

— Может, хватит уже, — заволновался вдруг Федя. — Что-то долго заливается.