Количественная теория решает проблему количества денег. Причем монетаристы не делают никаких разделений денег по видам и формам. Для них все деньги едины.
      В этом вторая принципиальная ошибка современной западной теории денег. Ведь существует несколько типов денег, принципиально отличающихся друг от друга, которые исторически сменяли и продолжают сменять друг друга. Есть деньги физические. Это деньги в виде материальных предметов, производственная стоимость которых, то есть объем используемых для их производства природных и человеческих ресурсов, и есть мера общественной стоимости всех остальных товаров. Например, если корова становится денежной единицей, то все другие товары получают свою стоимость в сопоставлении необходимых для их производства ресурсов с «производством коровы». Если в качестве денег используется золотой образец, то именно затраты на добычу и обработку этого кружка золота и являются денежной мерой, в которой исчисляются все другие стоимости и цены.
      Второй тип денег – это номиналистические деньги в виде некоторых предметов, собственная производственная стоимость которых не имеет никакого отношения к их заявленной ценности. Это бумажные деньги. Ценность этих денег определяется ценами товаров. Чтобы узнать, какова ценность, к примеру, золотого луидора, нужно только спросить, каков его вес (золотое содержание). И вы сразу же могли даже определить примерные цены на товары в стране-резиденте луидора. Но чтобы узнать, какова ценность иены или шекеля, бессмысленно спрашивать, каковы размеры, вес или цвет этих денежных знаков. А нужно спросить, каковы цены на основные товары в соответствующих странах. И по уровню цен вы уже могли определить ценность иены или шекеля и даже каков примерный обменный курс между ними. Поэтому определение бумажных денег как «декретированные» неверно. Государство не декретирует их ценность, а лишь защищает деньги от фальсификации – несанкционированного производства. И есть большая и принципиальная разница между экономиками, основанными на золотых и бумажных деньгах. Экономика золотых денег имеет фиксированный эталон своей главной величины – стоимости или цены, заданный вне самой экономики. В экономике бумажных денег такой эталон стоимости отсутствует, вернее, он создается и эволюционирует непосредственно в процессе самой экономической деятельности.
      Наконец, третий вид денег – счетные, виртуальные деньги, не имеющие вообще «твердых копий», а представленные лишь записями в специальных учреждениях – банках. Движение их осуществляется изменением этих записей (счетов). Поддержание их стоимости осуществляется уже не государственным принуждением, а средствами банковского администрирования, которое эффективно препятствует фальсификации денег.
      Соответственно можно говорить и о различных денежных системах – золото-денежной, бумажно-денежной и счетно-денежной – в зависимости от того, какие виды денег используются в данном обществе.
      Важно ли понимание различных видов денег и денежных систем для той задачи, которую ставит количественная теория денег? Более чем. Ведь в каждой денежной системе проблема количества денег решается по разному. Задача о количестве денег в золото-денежной системе в качестве задачи управления бессодержательна. Деньги добываются в рудниках или ввозятся в страну из-за границы. Государство не может управлять этим процессом или может управлять лишь весьма опосредованно. Говорить об оптимальном количестве денег в ней бессмысленно. Не знала золото-денежная система и инфляции. Разве что один раз за несколько веков – в конце X VI века произошла так называемая революция цен, когда в связи с большим притоком золота из Америки цены подскочили в два с половиной раза. Тогда это было шоком. (Что бы они сказали об инфляциях XX века в тысячи и миллионы раз?) А так в течение нескольких столетий инфляции не было, и цены были стабильны. И это понятно. Рост промышленности и потребность в деньгах опережали денежное предложение, ибо деньги нужно было добывать , а не печатать .
      Совсем иначе проблема количества денег стоит в бумажно-денежной системе. В этой системе единственным источником денег является государство. Способ увеличения денег есть печатание (эмиссия) денег государством, и запускаются они в общество через государственные расходы (бюджетный дефицит). А ремиссии (уменьшение количества денег) эта система вообще не знает (только с помощью денежных реформ разового, форсмажорного характера).
      Наконец, в счетно-денежной системе главным эмитентом денег являются банки через свою кредитную деятельность. Прямая эмиссия денег государством становится уже скорее вторичной. В счетной системе возможно как увеличение денежной массы, так и ее уменьшение. Причем само понятие денежной массы в этой системе становится гораздо более сложным, западная финансовая наука так и не смогла справиться с этой задачей. Например, в активную денежную массу обычно включают деньги на срочных счетах. Но это нелепо. Какой прок продавцу на рынке от человека, пришедшего без копейки денег, даже если он и утверждает, что у него на срочном счете лежит миллион долларов, и через год он их получит с процентами. «Вот и приходите через год, – скажет ему продавец. – А сейчас и вас, и ваших денег для меня не существует». Таким образом, деньги на срочных счетах – это замороженные, неактивные деньги. И учитывать их в качестве активной денежной массы недопустимо. Более того, эти деньги банки сразу же пускают в оборот, выдавая их в кредит. Так что фактически происходит двойной учет одних и тех же денег, что совершенно искажает истинную картину количества денег. А ведь вопрос о количестве денег – это центральный вопрос количественной теории денег. И если эта теория не умеет даже подсчитать количество денег, то о каком правильном управлении денежной массой вообще может идти речь?
      Но ситуация с денежной массой на самом деле еще более хитра. Активная денежная масса существенно зависит от типа преимущественно используемых денежных транзакций. Существуют два главных их типа. Чековая денежная транзакция состоит из выписывания чека и получения вслед за этим товара. На счет продавца деньги поступают позднее. Это есть фактически предоплатная денежная транзакция:
      К ней относится и транзакция с использованием пластиковых карточек. Другой тип денежной транзакции есть транзакция с использованием платежного поручения. Покупатель дает поручение банку перевести деньги на счет продавца, и при поступлении денег продавец отдает товар. Это будет предоплатная денежная транзакция:
 
      Отсылая к доказательству в монографии, мы приведем лишь результат: в счетных денежных системах с первым типом транзакций активная денежная масса есть агрегат Ml, во вторых – так называемая активная часть денежной базы, то есть денежная база (наличные деньги плюс деньги на банковских корсчетах) за вычетом обязательных резервов. Разница между этими величинами может составлять разы. И когда переносят на российскую почву неправильные даже для западной денежной системы выводы монетаризма, то совершают уже двойную ошибку, ибо счетная денежная система в России является почти всецело предоплатной в отличие от западной постоплатной.
      И влияния изменений денежной массы в бумажной и счетной системах совершенно различны. Государство может раздать эмиссионные деньги на потребление, например, путем выплаты пенсий. Но кредитная эмиссия имеет совершенно другой характер. Никакой банк не даст деньги в кредит для того, чтобы эти деньги кто-то проел или пропил. Кредитные деньги даются на время и, как правило, не для потребления, а для производственных нужд. И потому последствия простой и кредитной эмиссии могут быть совершенно различны. Так что, говоря об эмиссии, нужно точно знать, о какой денежной системе идет речь, и анализировать отдельно воздействие ее в каждом случае.
      Увы, реальная ситуация еще сложнее. Большинство реально существовавших и существующих денежных систем являются не чистыми, а смешанными, например золото-бумажными, бумажно-счетными. А это ситуацию еще более усложняет и запутывает. А простенький подход нашего автора, который не различает виды денег, не понимает различий в способах определения их количества в различных денежных системах, не осознает разницы в откликах экономики на изменение денег, в них вряд ли способен убедить специалистов в области денег. К сожалению, это общая ситуация. Для экономиста деньги всего лишь инструмент экономики. Как он работает, экономисты, как правило, плохо представляют. В их оправдание можно лишь сказать, что для большинства проблем, которые они решают, это и не требуется. Но как только экономист переходит на политэкономический уровень, глубокие знания в области денег, а не поверхностные представления на уровне бытового их использования, ему совершенно необходимы.
      Вторая ошибка Милтона Фридмена состоит в использовании нерасчлененного понятия деньги там, где сам предмет исследования требует четкого их расчленения по видам, так как разные виды денег имеют совершенно различные закономерности в сфере его исследования.

      Рассмотрим теперь квинтэссенцию того нового, что дал Милтон Фридмен, став этим патриархом монетаризма.
      Обычным способом научного исследования в политэкономии является создание и исследование некоторой модели общества. Такая модель, естественно, сильно упрощает реальный мир. Важно лишь, чтобы модель в основных своих чертах была адекватна исследуемому миру.
      Главной моделью Фридмена, из которой фактически вытек весь монетаризм, есть модель общества, над которым с вертолета разбрасываются деньги. Предполагается, что люди расхватали эти деньги, и из дальнейшей эволюции экономической системы и делаются главные выводы.
      Вообще-то разбрасывание денег осуществлял лишь Воланд в цирке в романе Михаила Булгакова. Может с таким же успехом предположить, что деньги выросли на яблонях или каждый завел себе печатно-денежный станок. Модель должна быть правдоподобной. А если предложить неадекватную модель, то сомнительно получение адекватных результатов. Если Фридмен хотел предложить модель крупномасштабной эмиссии наличных денег, то сделать это в системе бумажных денег может только государство, и оно не разбрасывает деньги с вертолета, а осуществляет государственные расходы, как правило, в бесприбыльные секторы экономики, например, финансируя расходы на оборону.
      Что при этом происходит, давно уже выяснил Джордж Кейнс. Его анализ показал, что результатом будет, с одной стороны, увеличение экономической активности, ведь оружейные заводы дадут заказ химикам и металлургам, те, в свою очередь, своим смежникам, и пойдет волна по всему экономическому пространству, вызывая в нем оживление и увеличивая занятость, а с другой стороны, произойдет увеличение цен, так как на новые запросы экономика не сможет сразу же ответить увеличением объемов производства, и, следовательно, результатом будет некоторая инфляция. Соотношение между уровнем экономического оживления и инфляцией будет определяться конкретными условиями и способом запуска новых денег в общество.
      Казалось бы все ясно. Тем более что это было не просто теорией, а живой практикой, которая наблюдалась во время Первой мировой войны, когда такого рода ситуации происходили во всех воюющих странах.
      А вот наш лауреат заявил, что все это не так. Что на самом деле результатом будет исключительно повышение цен и ничего больше.
      Как же он умудрился это доказать? Очень просто. Он создал «гипотетическое об-щество», в котором отсутствуют какие-либо резервы природных, производственных и человеческих ресурсов. Все эти ресурсы строго фиксированы. И естественно, что в таком гипотетическом обществе никакого роста производства и занятости не может быть просто по определению. А вот затем наш автор пишет очень-очень много уравнений, в которых показывает, что никакого экономического роста нет.
      Еще раз внимательно вдумайтесь в великолепную логику нашего автора. Сначала предположить априори, что в этом обществе не может быть никакого роста экономики, а затем, написав много-много уравнений, доказать, что такого роста действительно нет. Логика фантастическая. Чтобы было более ясно, представим себе, что кто-то принял постулат, что все люди – рыжие. На этом основании он отобрал бы в качестве представителей рода людского только рыжих. А затем на основе этого отбора воскликнул бы: «Видите, я говорил же, что все люди рыжие!» Здесь имеется классический пример логического круга.
      И вот из этого логического круга возникла вся, повторим, вся до последнего знака, теория монетаризма. Но разве может быть истинной теория, построенная на недоброкачественных логических основаниях?
      Заметим заодно следующее. Милтон Фридмен не рассматривает случая, когда сброшенные с вертолета деньги расторопные граждане превращают в доллары, которые покупают в Центробанке, и либо прячут их в заначки, либо тратят в Анталии или на Багамах. Результатом будет то, что количество национальных денег в системе остается неизменным, экономика не получает никаких импульсов, а следствием является лишь уменьшение валютных резервов Центробанка. Российским сторонникам монетаризма стоило бы проанализировать этот случай и подумать, что же можно сделать в этих условиях, а не повторять благоглупости своего учителя.
      Третья ошибка Милтона Фридмена, совершенно недопустимая для ученого, тем более математика по образованию, состоит в пренебрежении принципами научной логики. Сначала некоторый факт постулируется, на основе постулата создается теория, из которой доказывается сам постулат.

      Количественная теория своей главной заслугой считает объяснение явление инфляции. И как же она ее объясняет?
      Наш лауреат абсолютно категоричен. «Центральным фактом является то, что инфляция всегда и везде представляет денежный феномен». Именно увеличение денежной массы, по безапелляционному утверждению лауреата, всегда и везде является причиной инфляции.
      Это утверждение абсолютно неверно. В США за последние семьдесят лет цены возросли в сто раз. И во всем виновата, оказывается, зловредная Федеральная резервная система, которая печатает и печатает деньги. Не печатала бы лишние деньги, и цены бы оставались и сейчас на уровне времен О’Генри.
      Что это, шутка?
      Во-первых, в системе золотых денег инфляции вообще не было. Инфляция есть феномен эпохи бумажных денег. Причем это явление повсеместное. Всюду и везде, не зная исключений, в бумажно-денежной системе имеет место инфляция. Значит, дело не в зловредности или глупости денежных властей, а в чем-то более глубоком, в некотором законе бумажно-денежного обращения.
      И это действительно закон, корни которого лежат вовсе не в денежной, а в социально-экономической сфере.
      Есть естественный закон социоэкономики, что наемные работники желают зарабатывать больше и борются за это. В золото-денежной системе цены были фиксированными. И потому увеличение зарплаты работникам шло из прибыли хозяев и могло даже привести к убыточности самого производства. Вот почему борьба между трудом и капиталом в прошлом веке и в начале нынешнего была столь острой и нередко кончалась насилием и расстрелами (Чикаго, Ленские расстрелы и многие другие). Именно на этой базе вырос марксизм, в котором противоречия между трудом и капиталом вообще объявлялись непримиримыми. А следовательно, и сам капитализм должен быть ликвидирован.
      Бумажные деньги позволили снять остроту этого противоречия. Теперь хозяева предприятия вполне могли пойти на увеличение зарплаты в ответ на требования профсоюзов. Но компенсировали свои убытки повышением цен. Именно ценовая свобода и уменьшила остроту противостояния между трудом и капиталом, позволила дать капиталистическим странам большую социальную устойчивость. Но расплатой за этот социальный мир была перманентная инфляция, характерная для всех экономик на базе бумажных денег. А увеличение денежной массы является вторичным, денежные власти вынуждены увеличивать ее в условиях инфляции.
      Несколько иначе обстоит дело в случае гиперинфляции. Тут возможны два случая. Первый случай связан с тем, что государство для покрытия своих нужд печатает деньги в очень больших количествах. Как правило, это происходит во время войн или революций. Тут Фридмен прав, что гиперинфляция связана с действиями денежных властей. Хотя, впрочем, не из любви к самим бумажкам они на это идут, а по вполне понятным соображениям финансирования каких-то жизненно важных государственных нужд. Но бывает и другой тип гиперинфляции, когда государство вовсе не имеет намерений специально печатать деньги, а лишь вынужденно идти вслед за гиперинфляцией. Это происходит, как правило, при быстром переходе от плановой или контролируемой экономики к рыночной.
      В чем же причина, что в этих случаях развивается гиперинфляция?
      Дело в том, что в плановой экономике ценовые соотношения искажены в угоду тех или иных социально-политических целей, которые ставит перед собой государство. И когда цены освобождают, то экономика оказывается в неравновесном состоянии. И потому отрасли, которые оказались в первый момент с экономически убыточными ценами, резко их увеличивают до уровня своей рентабельности, а то и выше. В результате бывшие рентабельными отрасли оказываются нерентабельными, и через некоторое время и они вынуждены поднимать свои цены. После этого оказываются нерентабельными и новые отрасли. Возникает непрерывная гонка цен между отраслями, которая и дает гиперинфляцию. Это хорошо можно наблюдать на примере гиперинфляции 1992–1996 годов. Если построить графики относительных отраслевых цен в эти годы, то видно, как в ценовой гонке вырывается одна отрасль, затем другая и так до бесконечности. И никакими внутренними рыночными механизмами эта гонка не может быть остановлена. В 1996 году в России она была остановлена, как выражался г-н Дубинин, с помощью гири низкого валютного курса доллара. Центробанк так понизил курс доллара (повысил стоимость рубля), что цены уперлись в потолок мировых цен. И поэтому остановились. Результатом этой остановки стали, правда, разрушенная экономика, которая оказалась не готовой конкурировать на мировом рынке, истощенные валютные резервы, и закончилось все августовским крахом и дефолтом. И сейчас, когда гиря дешевого доллара оказалась сброшена, мы вновь стоим перед развертывающимся процессом гиперинфляции. Ведь подавив инфляцию с помощью валютной гири, не удалось выполнить главного – уравновесить ценовые паритеты товаров различных товарных групп в соответствии с их экономически обоснованными значениями.
      Таковы механизмы инфляции и гиперинфляции, а вовсе не злой умысел денежных властей, печатающих слишком много денег, как это утверждает монетаризм и его патриарх Милтон Фридмен.
      Четвертая ошибка Милтона Фридмена состоит в том, что за своими формулами и цифрами он не понял явления инфляции как реального явления действительности, вовлекающего в свою орбиту интересы и судьбы миллионов и миллионов людей.

      Что же конкретно рекомендует Милтон Фридмен для увеличения всеобщего богатства? Оказывается, что лучшим способом увеличения этого богатства была бы политика постоянного снижения цен. В результате каждый владелец денег становился бы все богаче и богаче. Однако это снижение не должно быть слишком быстрым. Знаете почему? Обхохочетесь.
      Потому что если каждый человек станет вдруг богатым, то ему придется нанять телохранителя для защиты своего богатства и еще думать, как использовать это неожиданно свалившееся богатство. А эти мысли могут слишком изнурить и измучить людей. Не правда ли, настоящая шизофрения. Причем это вовсе не наше выражение. Это выражение самого Милтона Фридмена, один из разделов книги которого так и назван «Заключительные шизофренические заметки».
      Но не кажется ли читателю, что эти рассуждения о снижении цен что-то до боли знакомое напоминает? Да, конечно: «Было время, и цены снижались». Вождь народов в свое время хотел непрерывным снижением цен осчастливить советский народ. Только результат этого нам памятен. Снижались цены в основном на продовольствие, вслед за этим снижались и закупочные цены на сельскохозяйственные товары, в результате чего деревня оказалась на грани вымирания. И только после смерти вождя пришлось отказаться от этих бредовых идей, поднимать и закупочные, и розничные цены на продовольствие. Так что мы видим, Милтон Фридмен, оказывается, был прилежным учеником Иосифа Сталина. И эта связь гораздо глубже. Ведь снижать цены можно только в централизованной, тоталитарной экономике. Какое предприятие по своей воле будет снижать цены на свою продукцию? Ведь оно же просто вылетит в трубу, если начнет продавать товар ниже себестоимости. Значит, для проведения такой политики необходима не невидимая рука рынка, а ежовая рука диктатора.
      Картина просто удивительная. Во всем мире, всюду и везде цены в свободной экономике имеют только одну тенденцию – тенденцию роста. Обратного хода цены не имеют. А наш лауреат говорит, что весь мир шагает не в ногу, а правильно надо идти совсем с другой ноги и в другую сторону. Не нужно быть ни академиком, ни лауреатом, чтобы понять, что в системе падающих цен рыночная экономика существовать не может. Как, к примеру, отдавать кредиты, если выручка станет меньше затрат? Тогда по логике автора надо и кредиты выдавать с отрицательными процентами. Чем дольше не отдаешь кредит, тем меньше должен возвращать. Кажется, до такого еще не додумался никто.
      Научный догматизм – это пятая ошибка Милтона Фридмена. Если вся человеческая практика противоречит его выкладкам, то тем хуже этой практике, виновата практика, а не его теория.

      Основная посылка монетаризма состоит в том, что нужно как можно меньше вмешиваться в финансовую систему. Рынок, мол, сам все сможет урегулировать, настроить, сделать все наилучшим образом.
      Увы, если бы это было действительно так. Простой пример. Никакой рынок сам не способен погасить гиперинфляцию. Рынок хорошо «отрабатывает» небольшие отклонения от положения равновесия. Но если ситуация сорвалась в штопор, то никакой рынок не может выйти из него собственными силами.
      Надо ясно понимать: рынок решает всегда текущие проблемы. Его взгляд направлен разве что на шаг вперед. Но смотреть вдаль, на горизонт он не способен принципиально.
      Скажите, мог бы свободный рынок создать космонавтику или ядерную энергетику? Ведь здесь потребовалось вложить в течение длительного срока громадные средства с сомнительными перспективами на получение когда-либо прибыли. Это сейчас, когда государства – СССР и США – вложили фантастические денежные средства, материальные и человеческие ресурсы, прошли самую сложную часть пути, частные компании бросились в космический бизнес. Но чтобы стало с ними, если бы СССР и США потребовали бы от этих компаний возместить хотя бы часть вложенных ими средств?
      Поэтому рынок и государство не антагонисты. Они должны действовать совместно. Нужно ведь не только смотреть под ноги, нужно не сбиться и смотреть вперед. Только на этом пути могут быть достигнуты успехи. Это понимание, к сожалению, у монетаристов и Милтона Фридмена полностью отсутствует.

      Монетаризм возник в США в шестидесятые годы. Америка переживала в это время тяжелые времена. Война во Вьетнаме, начавшееся крушение Брет-тон-Вудской системы, унизительное для самолюбия американцев отставание в космической гонке от СССР, мощное расширение мирового лагеря социализма, Куба в пределах видимости от берегов США. Экономическое положение также было неважным. Дошло до того, что в США ввели ограничения на заграничные поездки американцев, запрет на зарубежные инвестиции. Все это показывало, что старые экономические идеи, основанные на доктрине кейнсианства, уже не работали. И это понятно. Кейнси-анство было прежде всего экономической теорией бумажных денег. Но в шестидесятые годы с развитием вычислительной техники стало бурно развиваться счетно-денежное обращение. В новых условиях кейнсианство, привязанное к бумажно-денежному обращению, стало давать сбои. Происходило обюрокрачивание страны, опирающееся на кейнсианские идеи. Требовалось что-то новое. И тут появились Милтон Фридмен и Чикагская школа. Неважно, что их теория была совершенно некорректна. Это многие видели даже в самих США. Но они по крайней мере хоть что-то новое предлагали. А всегда лучше хоть плохая теория, чем отсутствие ее. И если стали в США использовать идеи Фридмена, то использовали их здравомыслящие люди и не слепо. Получалось по Фридмену – хорошо, не получалось – отбрасывали. Гениальность человека такова, что даже с помощью самой плохой теории он ухитряется делать много полезного. Как пример приведем алхимию или теорию теплорода. Теории неверны, а сколько с их использованием было создано и открыто!
      Но там, где пытались действовать строго по Фридмену и по монетаристским рецептам, всюду ожидало разочарование и подлинный крах. Так как сама теория некорректна. И в России это было показано и до сих пор показывается с полной наглядностью. Реформаторы и их западные консультанты (тот же самый Джефри Сакс) были все воспитаны на идеях монетаризма. МВФ также взял на вооружение эту концепцию. И результат мы видим налицо. Полное крушение экономики России, циви-лизационный коллапс ее. И никаких перспектив с точки зрения монетаризма выхода из кризиса.

      «Если бы деньги заговорили…» – так называется книжка Фридмена. Так что бы все-таки они сказали?
      А сказали бы они, что вся теория монетаризма научно несостоятельна, что, кроме вреда, ничего она дать не может. Они бы сказали, что монетаризм – это свидетельство деградации западной политэкономии и науки о деньгах. После Давида Рикардо, Адама Смита, Джорджа Кейнса принять на веру и поднять на щит абсолютно ложные и неверные построения Милтона Фридмена, наградить его Нобелевской премией, создать на этих нелепостях целую научную школу – все это выглядит жалко и убого. И если за такие работы награждают Нобелевскими премиями, то вряд ли стоит жалеть, что российские открытия постоянно обходятся этой премией.
      Это можно было бы отнести к области научных курьезов, если бы разрушительная поступь монетаризма не оставляла свой след по всему миру. В кризисах в Юго-Восточной Азии, Латинской Америки, в России и странах бывшего СССР везде проглядывает зловещая ухмылка монетаризма. А теперь она распростерлась даже над Европой. Именно монетаристы, люди не понимающие сущность современных денег, стали инициаторами опасного эксперимента над европейскими народами путем введения единой европейской валюты. «Евро угрожает Европе» – об этом автор предупреждает уже несколько лет. Если этот эксперимент не будет остановлен, Европу ожидают в сравнительно скором времени возможно самые сильные потрясения после Второй мировой войны.
      А в заключение приведем текст Милтона Фридмена: «Верно, деньги только механизм, но механизм в высшей степени эффективный. Без него нам не удалось бы достичь тех поразительных успехов в росте производства и уровня жизни, которые произошли за последние два столетия, никакая другая чудесная машина не смогла бы столь безболезненно и с малыми затратами труда окончательно поставить крест на нашей деревенской жизни. Но от других машин деньги отличает то, что эта машина слишком капризна и при поломке повергает в конвульсии все другие механизмы».
      И вот тут единственный раз мы полностью солидаризируемся с Милтоном Фрид-меном в оценке роли денежного механизма. И потому так важно правильно понимать работу этого механизма. К сожалению, Милтону Фридмену этого не удалось.

      Главный вывод всего рассмотрения состоит в том, что в России и в США совершенно различные денежные системы.
      Конечно, кто-то скажет: «А что тут такого?» В США ходят зелененькие бумажки, в России какие-то серо-буро-малиновые.
      К сожалению, разница гораздо глубже и фундаментальней.
      Денежная система в России, как мы показали, является налично-счетной.
      А в США? А в США совсем иная денежная система, а именно налично-чековая.
      Первые компоненты у обеих стран одинаковы. А вот вторые компоненты принципиально различны.
      При счетной системе все денежные транзакции идут через банк в виде платежного поручения. Банк предваряет эти транзакции. Причем его способность удовлетворить эти транзакции определяется не счетом клиента, а банковским корсчетом. Если на корсчете банка в ЦБР (или другом банке) денег в виде свободных резервов нет, такая транзакция банком не будет удовлетворена. Она будет заморожена. Вот почему именно свободные средства на корсчетах банков и являются активной денежной массой, которая и может быть использована в товарообороте, а отнюдь не денежные счета клиентов банка.
      В чековой системе клиент имеет возможность осуществить платеж путем выписывания чека, не подключая к этому процессу сам банк. Таким образом, денежная транзакция идет вне банка, а банк лишь оформляет ее апостериори. Поэтому именно сумма денег клиентов на депозитных чековых счетах и определяет активную денежную массу.
      Таким образом, между счетной и чековой денежными компонентами разница состоит в том, каково место банка в денежной транзакции. В счетной системе банк осуществляет эту транзакцию априори, в чековой – апостериори. И это все резко меняет. Создаются фактически различные денежные системы, в которых само понятие активной денежной массы имеет совершенно различный смысл. В счетной системе это свободные резервы банков в ЦБ, то есть свободная часть эмиссионных денег, в чековой – это сумма чековых депозитов банковских клиентов, фактически пассивы банков.