— Что вам надо? — спросил он ребят.
      — Мы ищем человека, — неуверенно сказал Марат.
      — У меня не адресный стол! — сердито отрезал негостеприимный хозяин. Было непонятно, сердится он или скрывает усмешку.
      У Василя покраснели уши. И он почти крикнул:
      — Его же расстреляли фашисты! Но мы верим, что он жив!
      Доктор Стройло продолжал смотреть на ребят выпученными глазами.
      — Меня не интересует, во что вы верите. С вашей фантазией во что угодно можно поверить… Боль можете терпеть?
      Ребята удивленно переглянулись.
      — Уколов боитесь?
      — Не боимся мы уколов, — сказала Зоя Загородько. — Пошли, ребята!
      Доктор Стройло выкатил глаза на нее и закричал:
      — Вытирайте ноги почище! Я полы сам мою!
      Это было приглашение войти в дом. Ребята зашаркали ногами на маленьком половичке. И доктор Стройло повел их в дом. Они очутились в небольшой комнате с низким потолком. На окнах, на столе, на тумбочках всюду стояли большие и маленькие аквариумы, в которых плавали удивительные рыбы и рыбешки. Комната была похожа скорее на зоомагазин, чем на комнату, в которой живут люди. Ребята разбрелись и начали было рассматривать рыб, но хозяин сухо скомандовал:
      — Садитесь на диван!
      Они послушно сели на диван.
      — Что за новое поветрие — искать человека? — спросил доктор Стройло. — Сколько лет не искали, и вдруг… понадобился человек. Мода такая? Или неловко жить стало без человека?
      — Он наш друг, — сказал Марат.
      — Ба! — Доктор заходил по своей маленькой комнате, и от его шагов пол задрожал, а вода в аквариумах слегка заколыхалась. — Да вас тогда и на свете не было, когда фашисты… расстреляли вашего человека.
      — Он наш друг, — упрямо повторил Марат. — Он нам нужен.
      Доктор Стройло подсел к ребятам и, согнувшись почти вдвое, оперся локтями о колени.
      — Что вам о нем известно, о человеке-то?
      — Он взорвал Новый мост на станции Река. За это его в тот же день расстреляли.
      Доктор Стройло поднялся и ушел в другую комнату. И вскоре вернулся с большой конторской книгой.
      Он стал листать пожелтевшие страницы, и ребята видели какие-то записи, сделанные размашистым почерком. Потом узловатым пальцем, похожим на ветку с обрубленными сучками, доктор стал водить по странице.
      — 24 августа в госпиталь поступил партизан с тремя пулевыми ранениями. Видимо, он… Состояние раненого крайне тяжелое… Как его звали?
      — Зимородок, — ответили все трое.
      Это имя прозвучало как пароль, потому что в докторе Стройло что-то ожило, посветлело, и в его выпуклых глазах появились какие-то точки, разгорающиеся, как искры. Пароль «Зимородок» открыл забытую дверь в прошлое, и из нее хлынули воспоминания.
      Зимородок лежал за станционными путями в овражке. В помятом пиджачке, застегнутом на оставшиеся две пуговицы. И был он какой-то маленький и легкий. Голова упала на плечо. Глаза были закрыты, а нос торчал бугорком. Маленький, острый, похожий на клюв. На щеке запеклась штыковая рана. Одна рука сжала полу пиджака. Другая откинулась ладошкой вверх, и между пальцами протиснулись стебельки травы. И казалось, трава скоро поднимется еще выше и скроет его от глаз друзей и врагов.
      На дне оврага стояли двое парней, а третий — на краю оврага наблюдал, не придут ли фашисты.
      Парень в кепке, надвинутой на глаза, копал могилу, а его напарник неотрывно смотрел на расстрелянного. И вдруг он сказал:
      — Подожди… Он, кажется… дышит.
      Стриженый опустился на колени и прильнул ухом к груди Зимородка. Потом поднялся и сказал:
      — Бьется! Где-то далеко-далеко бьется!
      Парень в кепке отбросил лопату, подошел к нему и опустился на колени.
      — Бьется! — согласился он. — Здесь земля сырая… от крови.
      — Что же будем делать?
      Парни молча стояли на коленях и смотрели на незнакомца. Сверху, с края оврага, спросили:
      — Закопали?
      Ему не ответили.
      — Надо отнести его подальше. Он ведь мою мать спас, — сказал парень в кепке.
      — И двух моих сестренок расстреляли бы, но он…
      Он был жив. Изо рта текла тонкая, высыхающая на ветру струйка крови. Это была живая кровь.
      — Его надо переправить к доктору Стройло, — сказал стриженый. — Надо раздобыть подводу.
      Два парня осторожно подняли на руки полуживого Зимородка.
      — Закопали? — спросил сверху стоящий на посту.
      — Да он жив! — наконец ответили ему снизу.
      Потом по дороге ехала подвода, груженная прошлогодней соломой. На возу сидел парень в кепке. Лошадь шла ровно, и телега, подпрыгивая по камням, громыхала коваными ободьями.
      На переезде через ручей, когда лошадь пила воду, парень в кепке спросил:
      — Как ты там? Пить хочешь? Ну, подавай же голос, дружище.
      Со стороны казалось, что он говорит сам с собой, потому что вокруг никого не было.
      — Может быть, он… кончился? — сам себя спросил парень и погнал лошадь.
      Потом повстречался немецкий патруль. Немец крикнул:
      — Хальт! Аусвайс!
      Парень полез в карман и протянул немцу аусвайс — пропуск. Немец надел очки. Посмотрел. Вернул пропуск. И вдруг прошил воз дробной автоматной очередью. Возница вскрикнул. Лошадь рванула вправо, воз скатился на обочину и чуть не перевернулся.
      Немец стоял на дороге и вытирал очки носовым платком. Очень аккуратный немец: и службу знает, и чистоту любит.
      Воз выбрался на дорогу. И снова колеса запрыгали по камням. Уже в лесу, в чащобе, парень в кепке соскользнул с воза и долго прислушивался, что происходит под соломой: попали немецкие пули в раненого или прошли мимо?
      — Эй, парень! Ты жив? А? Ну отзовись! Отзовись!
      Возница забыл о всякой предосторожности. Он кричал на весь лес. Он требовал, чтобы тот, кого он вез под ворохом соломы, был жив. Он кричал и прислушивался. Он обходил воз со всех сторон и прислушивался. Пока до его слуха не донесся слабый стон.
      — Жив! — обрадовался парень в кепке. — Жив! Держись!.. Но, но, пошла! — прикрикнул он на лошадь и побежал рядом с возом.
      Дорога в лесу была мягкой, без камней, и телега не громыхала, как бы плыла по ней бесшумно. И все вокруг было заполнено разноголосым щебетом птиц.
      Наконец воз остановился на небольшом пятачке, среди лапастых елок. Из-за деревьев вышли люди и молча принялись сбрасывать на землю солому. Воз таял. Становился все ниже. А возница и распряженная лошадь стояли рядом и ждали. Наконец последние охапки соломы были сброшены — на дне телеги лежал Зимородок. Лицо его было бледно. И только полоска засохшей крови от штыковой раны тянулась до подбородка.
      Парень в кепке склонился над Зимородком. И лошадь тоже потянулась к нему и коснулась его щеки мягкой губой.
      И тут появился доктор Стройло. Он осмотрел раненого и спросил:
      — Когда?
      — Вчера, на исходе дня.
      — В бою?
      — Нет, его немцы расстреляли, — ответил парень в кепке, и вдруг в его голосе появилась твердость. — Доктор, он должен жить!
      — Это что ж, приказ начальства? — насмешливо спросил доктор.
      — Это по справедливости.
      — Ба! Если бы смерть действовала по справедливости, сколько бы хороших людей ходило по земле.
      — Может быть, нужна кровь? — спросил возница.
      — Кровь понадобится, — сказал доктор и пошел прочь.
      Люди осторожно подняли Зимородка и бережно понесли его по тропинке, ведущей в чащу, а парень и лошадь пошли за ними.
      — Значит, он жив! — сказал Марат.
      — Кто тебе сказал, что он жив? — отозвался доктор Стройло. — Разве я тебе говорил, что он жив? Три тяжелых ранения. И еще нога вывихнута. Я его оперировал, а потом отправил на Большую землю в очень тяжелом состоянии… Я не говорил, что он жив, я говорил только то, что знаю.
      Доктор поднялся и подошел к большому аквариуму, стоящему на окне, и стал медленно подсыпать корм. И рыбки со всех углов приплыли к плавающему кругу, в который падали крупицы корма.
      Ребята все сидели на диване. И молчали. Зимородок приблизился к ним и снова исчез. Он был неуловим. Он уходил из-под пуль. Он поднимался с земли. Он не давался смерти. Но он не был бессмертным.
      А доктор Стройло кормил рыбок. И вдруг он сказал:
      — Все, что люди сделали на войне, может быльем порасти. Все зависит от вас. Забвение — это ржавчина памяти. Она разъедает самое дорогое. Нужны новые силы, чтобы бороться с забвением. И еще я хотел вам сказать, товарищи следопыты: ищите в себе человека; если найдете в себе хорошего, справедливого человека — жить будете интересно, с пользой.
      — Доктор Стройло, — вдруг спросила Зоя Загородько, опустив глаза. Доктор Стройло, кто вас обидел?
      — Меня? Обидел? Ба! — Доктор выкатил глаза на смуглую девочку. — Меня никто не обидел. Жизнью я не обижен. Друзья от меня не отвернулись. Людям я еще нужен. А если встречаются на дороге камни или колдобины, так на то она и дорога. Знаете что, давайте-ка я вас угощу яичницей. Я здорово умею ее жарить.
      — Спасибо, — отозвались все трое. — Мы не хотим.
      — Не рассуждать! — весело прикрикнул доктор, и сразу у него в руках появилась огромная сковородка, и в глазах зажглись теплые точки.
      Не каждого молодого можно представить себе стариком, но еще труднее увидеть в старике молодого. Но когда доктор Стройло взялся за дело, нежданные гости увидели его таким, каким он был двадцать лет назад и тридцать лет назад. Каким остался навсегда…

14

      Каникулы подходили к концу. В зеленом разливе листвы уже появились первые вестники осени — желтые листья. Дни стали короче. Звезды — крупнее. Вода в реке потемнела.
      А трое следопытов все искали Зимородка. Они появлялись в домах у людей, давно сменивших оружие на молотки, кисти, бухгалтерские книги или на постукивающую палочку пенсионера. Они заставляли бывших воинов вернуться в прошлое и в этом прошлом, на заросших бурьяном тропах, искать следы Зимородка.
      Но эти следы не привели красных следопытов ни к живому, ни к мертвому: живой неожиданно оказывался мертвым, мертвый становился живым. И нельзя было поставить точку. Марат и его друзья спешили к Зимородку, как спешат в бою на помощь другу. Он был нужен им, а они были нужны ему. Они отвоевали его у забвения, собирали по крупицам развеянную по свету жизнь, и гордый образ бойца в штатском пиджаке с оторванной пуговицей все отчетливей и ярче возникал перед ними. Но он был недоступен.
      В резерве у ребят оставался единственный день, когда на братской могиле в деревне Жуковке соберутся бывшие партизаны.
      Ребята ждали этого дня и боялись его.
      Услышат ли они свист иволги?
      Тетка Алевтина встретила их как старых знакомых.
      — Здравствуйте, странники! Может быть, молочка попьете с дороги?
      Не хотелось им молока.
      — Спасибо. Мы сыты, — за всех ответил Марат. — Не приезжали партизаны?
      — Приехали. С вечера человек пять. И с первым поездом трое.
      — А Зимородок?
      — Какой он из себя, ваш Зимородок?
      Марат посмотрел на товарищей, но откуда им было знать, как выглядел молоденький партизан спустя двадцать пять лет… Они знали, как он выглядел тогда: в помятом пиджачке, застегнутом на две пуговицы. Нос торчит бугорком. Маленький, острый, похожий на клюв… На лице шрам. Умеет свистеть иволгой.
      — Где им свистеть, — вздохнула тетка Алевтина. — Они все старые, седые.
      — Может быть, и он стал старым? — сказала Зоя Загородько.
      — Все стареют. Никто не остается молодым. Сколько лет-то прошло! Тетка Алевтина снова вздохнула и покачала головой. — Вы идите к могиле. Может быть, повезет вам с вашим Зимородком… Мне с моим Ваняткой никогда уж не повезет…
      Они шли по раннему лесу, и ноги их до коленей были в росе. Пронзительный радостный холодок утра покалывал плечи и разливался по телу зарядом бодрости. Трое следопытов пересекали вырубки, перескакивали через ручей, ступали по мягкому мху. Они шли по земле, в глубине которой лежали осколки снарядов, пули, каски, стволы пулеметов — ржавые, увядшие плоды войны. Родная земля все видела, все знала, она хранила тяжелую правду о каждом, кто был на войне. И как у матери нет безымянных сыновей, так и земля знала имя каждого бойца, упавшего к ней на грудь.
      Ребята незаметно прибавили шагу — им не терпелось встретить человека, заполнившего до краев их жизнь. Разве не ради него они опускались в глубины прошлого, как водолазы опускаются в пучину моря?
      В лесу было тихо и безлюдно. От земли шел пар, и лес был не зеленым, а синим. Листья, трава, мох — все было синим. И фигуры бегущих ребят тоже казались синими в дымке рождающегося утра.
      У партизанской могилы стояли бывшие бойцы отряда. Ребятам, выходящим из леса, они были видны со спины. Непокрытые головы — седые, стриженые, и бритые, и с чудом сохранившимися вихрами. Брезентовые куртки с капюшонами, откинутыми на плечи, городские пиджаки. Брюки, промокшие от росы до самых икр. Их было немного — восемь человек. Словно большой сильный отряд понес в бою новые потери, и уцелело только восемь.
      Ребята медленно приблизились к могиле. И когда наконец поравнялись с застывшими в молчании людьми, то стали жадно разглядывать их лица — есть ли у кого-нибудь на щеке шрам?
      — Вам что тут надо, молодцы? — спросил плечистый в брезентовой куртке.
      Глаза у него были красные от недавно просохших слез.
      — Мы ищем Зимородка, — за всех ответил Марат.
      Он произнес это далекое военное имя, как произносят пароль, требуя условного ответа.
      — Улетел Зимородок, — вздохнул старый боец.
      — Но пришел? — спросил Марат.
      — С того света не приходят, — сказал стоявший рядом худой старик с палкой.
      Остальные молча прислушивались к разговору.
      — Он жив! — твердо сказал Марат.
      — Грамотный? Читать умеешь? Тогда читай! — Плечистый в брезентовой куртке кивнул на обелиск.
      — Его нет в этой могиле, — стоял на своем мальчик.
      — Знаю. В этой могиле нет. Но не одна же могила на свете.
      — И в другой могиле его нет, — убежденно сказала Зоя Загородько.
      — Ишь как вы легко возвращаете из мертвых, — отозвался кто-то из стоявших поодаль.
      — Мы трудно воскрешаем, — вставил слово Василь.
      — Может быть, вы помните его имя и фамилию? — Марат пристально посмотрел в глаза старого бойца в брезентовой куртке.
      Тот потер лоб и сказал:
      — То ли его звали Серегой, то ли фамилия его была Серегин.
      И тут стоявший в стороне, с усами, которые топорщились сердитой светлой щетиной, сказал:
      — Его звали Сергей Иванович Серегин.
      Старые бойцы закивали головами, а ребята удивленно переглянулись.
      — Так это наш учитель зоологии! — вырвалось у Зои Загородько. Сергей Иванович Серегин!
      — Может быть, однофамилец? — сказал плечистый в брезентовой куртке.
      Даже боевые друзья не верили в живого Зимородка, хотя никто из них не видел его мертвым. Но Марат не сдавался. И образ бесстрашного Зимородка стал в его сознании упрямо сливаться с чудаковатым, заросшим бородой учителем зоологии. Его искали по свету, а он был рядом. Он шел на верную смерть ради жизни людей, а ребята играли с ним в «кукушку». Может быть, Зимородок прикинулся учителем, чтобы быть неуловимым, а борода нужна ему, чтобы скрыть шрам?
      — Это правда, что его звали Сергей Иванович Серегин? — переспросил Марат.
      — Наш начальник штаба никогда не ошибается, — сказал старик с палкой.
      Сам же начальник штаба молчал, словно уточнял в памяти события далеких лет. И все вдруг притихли, чтобы не мешать работать его памяти. И он вспомнил:
      — За взрыв моста Зимородок был представлен к ордену. — Начальник штаба говорил сухо и отрывисто, словно по бумаге читал реляцию. — И был награжден… посмертно.
      — А он, выходит, жив, — сказал кто-то из старых бойцов.
      И все маленькое оставшееся в живых войско повеселело.

15

      Где же учитель зоологии? Бродит по лесам? Спит в шалаше? Плывет в плоскодонке по мелким извилистым протокам? Варит на костре ушицу? И зарос бородой, как медведь? Разве его найдешь в эту пору? Но дайте срок. Он сам придет через несколько дней. Надо только дотянуть до первого сентября. Дверь в класс распахнется.
      "Здравствуйте, люди-человеки! Начнем, пожалуй!"
      И тогда Марат встанет и скажет: "Здравствуйте, Зимородок! Можете просвистеть иволгой?"
      Он очень удивится. Уставится на Марата сквозь задымленные стекла очков. И просвистит. Не побоится ни директора, ни инспектора. Ответит на старый военный пароль. Бесстрашный Зимородок, награжденный посмертно. Но оставшийся в живых.
      Но ждать до первого сентября ребятам было не под силу. Слишком долго и упорно искали они Зимородка, чтобы ждать, зная, что он рядом. Сергей Иванович жил при школе. Ребята отправились к нему.
      Постучались. Дверь открыл комендант.
      — Здравствуйте. Мы к Сергею Ивановичу.
      — К бородатому? Его нет.
      Ребята тревожно переглянулись.
      — Он уехал с месяц назад.
      — Как уехал? — вырвалось у Зои Загородько.
      — Собрал вещи и уехал. — Комендант пожал плечами. — Меня тогда не было. Приезжаю — комната пустая.
      Комендант толкнул крайнюю дверь. В комнате стояли кровать, стол, две табуретки, шкаф. Никаких вещей в нем не было. Только на полке стояли книги.
      — Он вернется? — спросил Марат.
      — Не знаю… Он с директором что-то не ладил. Поговаривал, что на Крайнем Севере не хватает учителей. В случае чего, книги ему вышлем. Не расстраивайтесь. Не вернется — пришлют другого. Без учителя не останетесь.
      — Нам не нужно другого! — крикнул Василь, и его верхняя губа недовольно поднялась домиком.
      — Не кричи, — строго сказал комендант. — Я отвечаю только за порядок.
      — Так нет порядка, — сказал Марат. — Какой же порядок — человек уезжает, и никто не знает, вернется он или нет.
      — Грамотный? А не знаешь, что такое порядок. — Комендант нахмурился, и на его лбу образовались три волнистые складки. — Порядок — когда чисто, не течет крыша, работает канализация, весь инвентарь в наличии.
      — А если человека нет в наличии? — не выдержала Зоя Загородько.
      — Идите к директору, — сказал комендант, выпроваживая непрошеных гостей.
      — Улетел Зимородок! — сказала Зоя Загородько.
      Марат молчал. Он смотрел куда-то вдаль. Он был занят своими мыслями.
      Утром первого сентября Марат и Зоя Загородько стояли на мосту и, упершись локтями в перила, смотрели, как от ветра морщится гладь реки. По небу плыли барашки облаков, похожие на белые купола парашютов. Их несло куда-то вдаль, и было неизвестно, в каком месте они окончат полет и бесшумно лягут на траву.
      Друзья ждали Василя.
      — Ты мог бы прыгнуть с парашютом? — спросила девочка Марата.
      — Не знаю, — ответил он.
      — Смог бы, я знаю. И с тобой вместе я тоже бы смогла.
      — Выдумываешь, — усмехнулся Марат.
      — Нет. Ищу человека. В тебе и в себе тоже.
      — Зачем же во мне?
      Зоя Загородько помедлила с ответом, потом сказала:
      — И в Василе.
      — Если вернется Зимородок, — сказал Марат, — мы теперь будем здорово жить. Но он может не вернуться.
      Марат смотрел в воду, а Зоя Загородько со стороны посматривала на него и видела в друге какого-то нового человека, похожего на учителя зоологии.
      В это время на мосту появился Василь.
      …Прозвенел звонок, а ребята галдели, спорили, стучали крышками парт.
      Только трое друзей сидели на своих местах и не отрывали глаз от двери. Никто из ребят не был посвящен в их тайну. Никто не мог догадаться, что сейчас происходит у них в душе. Ребята рассаживались по местам. А дверь все не открывалась. Не появлялся человек с массивной головой, в задымленных очках, с буйной растительностью на лице, прикрывавшей след вражеского штыка.
      Не прилетел Зимородок.
      — Он не придет, — тихо сказал Марат своим друзьям. Встал. Хлопнул крышкой парты и подошел к доске.
      Ребята с веселым любопытством уставились на Марата.
      — Расскажи про глухую кукушку! — крикнул кто-то с задней парты.
      Марат поморщился, но ничего не ответил. Потом он сказал:
      — Ребята, Сергей Иванович уехал. Теперь я хочу рассказать вам о нем.
      Класс весело загудел. Кто-то тоненьким голоском крикнул:
      — Ку-ку!
      — Я хочу рассказать вам о бесстрашном герое, которого в партизанском отряде звали Зимородком. Зимородок и Сергей Иванович — одно лицо.
      Умолкли голоса. Перестали скрипеть парты. В классе установилась тишина. Все смотрели на Марата.
      — Когда нужно было взорвать мост, он полетел в тыл врага. А сам до этого никогда не прыгал с парашютом. Даже не знал, за что надо дергать…
      Марат рассказывал и не заметил, как зазвенел второй звонок, как дверь бесшумно отворилась и на пороге появился Сергей Иванович, обожженный солнцем, всклокоченный, в брезентовом плаще с капюшоном, с рюкзаком за спиной. Он стоял в дверях и сжимал в руке серенькую кепку. И никто не заметил, что он пришел. Все слушали Марата.
      — Сергей Иванович добровольно пошел на расстрел, чтобы спасти людей. И его расстреляли.
      В классе послышался приглушенный гул.
      — Но он остался жив.
      Класс облегченно вздохнул.
      — И он умел свистеть иволгой.
      И в это мгновение послышался тонкий переливчатый свист. Ребята повернулись и увидели Зимородка. И класс тихо встал.
      — Здравствуйте, люди-человеки, — сказал учитель глуховатым голосом и закрыл за собой дверь. — Я немного опоздал и не успел умыться с дороги… Что же вы молчите?
      Учитель огляделся и почувствовал ту знакомую неловкость, которая охватила его много лет назад в партизанской школе. И он снова засвистел иволгой.
      Неподалеку от Нового Моста по реке плыло странное суденышко, сбитое из неровных бревен. На нем были мачта и парус. Парус был не клиновидным, а круглым. Видно, его потрепала буря, потому что на полотнище выделялись цветные заплаты. Ветер наполнил его упругой силой, и он, выгнувшись куполом, увлекал за собой суденышко и его команду.
      Так маленькие мальчишки со станции Река нашли применение старому военному парашюту, и он зажил новой жизнью.
      Мальчишки не знали, чей это парашют и как он очутился в лесу. Они были еще малы и не задумывались над случайными находками.
      Но придет час — и они услышат о Зимородке.

БАЛЕРИНА ПОЛИТОТДЕЛА