- Мальчик? - спросил он. Молли кивнула.
      - Как похож на отца, - пробормотал Биннесман. - Очень славный! Веррин гордился бы им. Но что ты делаешь здесь?
      - Я пришла посмотреть на Короля Земли, - сказала Молли.
      - Что ж, посмотри,- сказал Биннесман. Он повернулся к Габорну и представил девушку: - Ваше величество, это Молли Дринкхэм, которая жила когда-то в замке Сильварреста.
      Молли вдруг застыла, побледнев от страха, словно только сейчас поняла, с кем заговорила. "Может быть, она так робеет, потому что теперь я Король Земли", - подумал Габорн.
      - Прошу прощения, сэр,- сказала Молли срывающимся голосом.- Надеюсь, я не отвлекаю вас... я знаю, еще рано. Вы, наверное, и не помните меня...
      Габорн спешился, чтобы встать с ней вровень и чтобы она почувствовала себя свободно.
      - Не отвлекаешь, - сказал он мягко.- Ты проделала долгий путь из Лонгмота. Я помню, как ты помогла мне. У тебя должна быть серьезная причина, чтобы прийти сюда, и я хочу скорее услышать твою просьбу.
      Молли застенчиво кивнула.
      - Видите ли, я думала...
      - Говори,- сказал Габорн, бросив взгляд на своего Хроно.
      - Видите ли, я не всегда была кухаркой у герцога Гровермана, - сказала она.- Мой отец был конюшим короля Сильварреста, а я жила в замке. Но я опозорила себя, и отец отослал меня на юг.
      Она взглянула на ребенка. Незаконнорожденный.
      - Неделю назад я была вместе с вами, - продолжала она,- и я знаю, что если вы - Король Земли, к вам должна была перейти сила Эрдена Геборена. Иначе вы не стали бы Королем.
      - Откуда ты это знаешь? - спросил Габорн тоном, выдавшим его беспокойство. Он не хотел, чтобы она попросила о невозможном. О делах Эрдена Геборена ходили легенды.
      - От Биннесмана, - сказала Молли.- Я, бывало, помогала ему сушить травы, и он рассказывал мне всякие истории. И я знаю, что если вы стали Королем Земли, значит, наступают скверные времена, потому Земля и дает вам силу найти Избранных - Избранных рыцарей, которые будут сражаться бок о бок с вами; силу решать, кого вы возьмете под свою защиту, а кого - нет. Эрден Геборен заранее знал, когда его людям угрожала опасность, и заранее их предостерегал. Вы наверняка тоже обладаете таким даром.
      Теперь Габорн понял, чего она хочет. Она хочет жить и значит, хочет быть Избранной. Габорн посмотрел на нее долгим взглядом и на этот раз увидел не только круглое личико и приятную фигурку, скрытую темной одеждой. Не только длинные темные волосы и ранние морщинки вокруг голубых глаз. Зрение Земли открыло ему глубину ее сердца.
      Он прочел в нем любовь к замку Сильварреста и любовь к человеку по имени Веррин, главному конюху королевских конюшен, погибшему от удара копыта. Он увидел, как страшно ей было оказаться в замке Гровермана и заниматься там черной работой. От жизни теперь она хотела немногого. Хотела вернуться домой, показать матери свое дитя - вернуться туда, где она узнала тепло и любовь. Он не увидел ни хитрости, ни жестокости. Она гордилась своим незаконнорожденным сыном и горячо его любила.
      Габорн знал, что и прибегнув к Зрению Земли, он не в состоянии разглядеть сразу душу до дна. Если бы он смотрел на женщину хотя бы час, тогда он узнал бы ее лучше, чем она сама. Но времени было мало, а он и сейчас увидел достаточно.
      Габорн расслабился. Поднял левую руку.
      - Молли Дринкхэм, - произнес он заклинание мягким голосом, - я избираю тебя. Ты избрана и находишься под моей защитой на все грядущие темные времена. Если когда-нибудь ты услышишь мой голос, прислушайся. Я приду сам или направлю тебя в безопасное место.
      Дело было сделано. Габорн сразу же ощутил силу заклинания, ощутил мгновенно возникшую связь и ставшее уже привычным напряжение, благодаря которому он узнает об угрожающей ей опасности и сможет ее предупредить.
      Молли почувствовала то же самое, и глаза ее широко распахнулись, а лицо покраснело от смущения. Она опустилась на одно колено.
      - Нет, ваше величество, вы меня не так поняли, - сказала она. На руках она держала младенца. Кулачок мальчика выпал изо рта, но тот спал и этого не заметил. - Я хочу, чтобы вы избрали его и однажды сделали своим рыцарем!
      Габорн даже вздрогнул, настолько смутила его эта просьба, и посмотрел на ребенка. Похоже, эта женщина с детства воспитана на рассказах о великих подвигах Эрдена Геборена и потому многого ждет от Короля Земли. И она не знает пределов его возможностей.
      - Ты многого не понимаешь, - мягко попытался он объяснить. - Избрать ребенка нелегко. Теперь, когда я избрал тебя, тебя видят мои враги. Я воюю не с людьми и даже не с опустошителями, я воюю с невидимыми Силами, которые движут ими. Избрание подвергает тебя великой опасности, я не знаю, смогу ли я вовремя прислать тебе помощь, и тогда тебе придется позаботиться о себе самой.
      Мои силы слишком малы, а враги слишком многочисленны. Ты должна помогать себе, помогать мне вытащить тебя из опасности. Я... я не могу сделать это для ребенка. Я не могу подвергать его такой опасности. Он не сможет себя защитить!
      - Но ему нужен кто-то, кто бы его защитил, - сказала Молли. - У него нет отца, - мгновение она ждала ответа, потом взмолилась: - Пожалуйста! Пожалуйста, изберите его ради меня!
      Габорн внимательно всматривался в ее лицо, и щеки его горели от стыда. В поисках поддержки он переводил взгляд с Биннесмана на Хроно, словно феррин, застигнутый в темном углу на кухне.
      - Молли, ты просишь о том, чтобы я позволил ребенку, когда он станет взрослым, стать моим воином, - Габорн запнулся. - Но до этого еще нужно дожить! Грядут темные времена - мир еще такого не видел. Когда это случится через месяц, или, может быть, через год, неважно. Твой ребенок еще не сможет сражаться.
      - Тогда изберите его для чего-нибудь другого, - сказала Молли. - По крайней мере, если над ним нависнет опасность, вы об этом будете знать.
      Габорн посмотрел на нее со страхом. Неделю назад в битве за Лонгмот он потерял сразу несколько человек, которых избрал, - своего отца и отца Шемуаз, короля Сильварреста. Смерть каждого из них ударила его в самое сердце. Он никому не рассказывал про это чувство, даже себе, но это было, словно... они вросли корнями в его тело, а их вырвали, оставив зияющие темные пустоты, которые никогда не заполнятся. Потерять их было все равно что потерять ногу, которая никогда не вырастет снова, и принц никак не мог избавиться от чувства вины. Он чувствовал вину так же, как чувствовал бы ее отец, чьи дети утонули в колодце.
      Габорн облизнул пересохшие губы.
      - Я не могу этого сделать. Ты не знаешь, о чем просишь.
      - У него нет никого, кто его защитил бы, - сказала Молли. - Ни отца, ни друзей. Только я. Посмотрите, какой он крошечный!
      Она развернула спящего мальчика и шагнула ближе. Ребенок был слабенький, хотя спал крепко и вид у него был сытый. Дыхание у него было сладкое, как у новорожденного.
      - Ступай пока,- вмешался Биннесман.- Если Его Величество говорит, что не может избрать твоего сына, значит, не может.
      Биннесман бережно взял Молли под локоть и развернул лицом к городу.
      Молли взглянула на Биннесмана и вскричала с неожиданной злостью:
      - Тогда что же мне делать? Ударить головой о камень и покончить с ним? Вы этого хотите?
      Габорн испытал такой страх, словно его швырнули в пучину на милость волн. Бросил взгляд на Хроно - что напишет тот о его решении? Обратился за помощью к Биннесману.
      - Что мне делать?
      Страж Земли, нахмурясь, разглядывал ребенка. Он покачал головой.
      - Боюсь, ты прав. Избрание ребенка - дело и не разумное, и не доброе.
      Потрясенная, Молли сжала губы и отшатнулась, словно вдруг поняла, что ее старый друг Биннесман стал врагом.
      Биннесман попытался объяснить:
      - Молли, Земля поручила Габорну собрать всех, кого он в силах защитить. Однако даже его сил может оказаться недостаточно. С лица земли исчезла не одна раса - вспомни тотов и даскинов. Люди могут оказаться следующими.
      Биннесман не преувеличивал. Земля, явившись Габорну в его саду, рассказала многое. Пожалуй, Биннесман даже чересчур осторожно разговаривал с Молли, не решаясь открыть всю правду.
      - Земля обещала защищать Габорна, а он обещал защищать вас. Но твоего сына, думаю, лучше всех защитишь ты.
      Чародей сказал Молли то, что решил сделать для всех сам Габорн - доверить Избранным защиту и спасение других людей. В Гередоне, перед охотой, он избрал столько, сколько смог - больше сотни тысяч человек, старых и молодых, лордов и крестьян. В любой момент, подумав о ком-то из них, он мог установить мысленную связь и узнать, где и в какой стороне тот находится. Он мог отыскать их, когда понадобится, и почувствовать, когда им грозит опасность. Но их было слишком много! И тогда он решил избирать рыцарей и лордов для защиты подданных. Он старался избирать их со всем благоразумием и не решился отвергнуть хилых, глухих, слепых, чересчур молодых или недостаточно умных. Не решился поставить их ниже других, ибо не мог принести их в жертву своим предрассудкам. Поручив лорду, или отцу, или матери самим позаботиться о нуждах своих подопечных, он немного облегчил тяжесть, легшую на свои плечи. Сделал он это в высшей степени тщательно. Он воспользовался Силами, чтобы обучить лордов, подготовить укрепления и оружие и готовиться к войне.
      Молли побледнела при мысли, что защита младенца теперь лежит на ней, и взгляд у нее был такой, что Габорн испугался, как бы она не упала в обморок. Молли знала, насколько слаба, знала, что не в силах защитить его должным образом.
      - Я помогу тебе,- в утешение предложил Биннесман. Еле слышно он пробормотал какие-то слова, смочил палец слюной и, встав на колени, окунул палец в пыль на краю дороги. Потом поднялся и старательно вывел пальцем на лбу ребенка руну защиты.
      Но и это не утешило Молли. По щекам ее потекли слезы, и плечи сотряслись от рыданий.
      - Если бы это был ваш ребенок, - взмолилась она, - неужели вы его не избрали бы? Не избрали бы и тогда?
      Габорн понял, что она права. И Молли прочла ответ на его лице.
      - Я вам его отдам...- предложила она.- Если хотите, пусть это будет ваш свадебный подарок. Я отдам, пусть растет как ваш сын.
      Габорн прикрыл глаза. Отчаяние в ее голосе поразило его, как удар топора.
      Едва ли он имел право избрать ребенка. Это было жестоко. "Это безумие, подумал он,- и если я изберу его, то тысячи других матерей вправе будут просить о том же. Десять тысяч, сто тысяч! Но что, если я откажусь его избрать и Молли окажется права? Что, если своим бездействием я обрекаю его на смерть?"
      - Есть ли у ребенка имя? - спросил Габорн, ибо не везде незаконнорожденный получал имя.
      - Я назвала его Веррин, - сказал Молли, - так звали его отца.
      Габорн посмотрел на ребенка, заглянул глубоко сквозь спокойное личико и нежную кожу в маленький разум. Там не было ничего, кроме нескольких и еще не осознанных желаний. Ребенок был благодарен матери за молоко, за тепло ее тела и за то, как сладко она поет, укачивая его. Но он еще не любил мать, не любил ее так, как она любила его.
      Габорн проглотил комок в горле.
      - Веррин Дринкхэм, - сказал он тихо, подняв левую руку, - я избираю тебя. Избираю тебя ради Земли. Да исцелит тебя Земля. Да укроет тебя Земля. Да сделает тебя Земля своим.
      Габорн ощутил, как связь родилась и стала набирать силу.
      - Благодарю вас, ваше величество, - сказала Молли. Глаза девушки еще блестели от слез. Она повернулась в сторону замка Гровермана, готовая идти домой пешком две сотни миль.
      Но едва она сделала первый шаг, Габорну стало страшно; Земля предупредила его о том, что девушке грозит опасность. Если она пойдет на юг, она погибнет. Что именно случится в пути - нападут ли разбойники, или она заболеет, или же ей выпадет какой-то другой еще более ужасный жребий, он не знал. Но предчувствие было таким же сильным, как в день гибели его отца.
      "Молли, - подумал Габорн, - на этом пути вас ждет смерть. Повернись и иди в замок Сильварреста".
      Она остановилась, повернула к нему вопрошающие голубые глаза. Мгновение поколебалась, потом развернулась и побежала на север к замку Сильварреста так, как будто за ней гнался опустошитель.
      Глаза Габорна наполнились слезами признательности.
      - Умница, - прошептал он. Он боялся, что она не услышит предупреждения или последует ему не сразу.
      Хроно, сидевший на своем белом муле, перевел взгляд с Габорна на девушку.
      - Это вы развернули ее?
      - Да. - Вы почувствовали, что южное направление опасно?
      - Да, - снова ответил Габорн, не желая признаваться в своих страхах. - Во всяком случае, для нее. И, повернувшись к Биннесману, сказал:
      - Не знаю, сумею ли я защитить его. Я не хотел, чтобы так вышло.
      - У Короля Земли тяжелая ноша, - сказал Биннесман. - После битвы в Кэр Фаэле на теле Эрдена Геборена, говорят, не было ни одной раны. Может быть, он умер от того, что у него разорвалось сердце.
      - Ты меня утешил, - язвительно сказал Габорн. - Я хочу спасти этого ребенка, но не знаю, лучше ли для него то, что я его избрал.
      - Может быть, не стоит придавать этому такое значение, - сказал Биннесман, словно допуская мысль, что даже самые тяжкие усилия его не помогут спасти человечество.
      - Нет, я обязан верить, что это важно, - воспротивился Габорн. - Обязан верить в то, что этот ребенок стоит борьбы. Но как спасти всех?
      - Спасти все человечество? - сказал Биннесман. - Это невозможно.
      - Тогда мне нужно понять, как спасти большинство, - Габорн оглянулся на Хроно, летописца, который следовал за ним с детства.
      Одетый в скромное коричневое платье ученого, тощий, как скелет, тот смотрел на него немигающими глазами. Но когда Габорн взглянул в его сторону, Хроно виновато отвел глаза.
      Предчувствие, которое испытывал Габорн, вселяло в него беспокойство, и он знал, что Хроно, если бы захотел, мог бы помочь.
      Но Хроно, отказавшийся от имени и от себя ради служения Властителям Времени, не хотел говорить.
      Те, кто посвятил себя Властителям Времени, не имели права вмешиваться в события, однако Габорну приходилось слышать рассказы о Хроно, которые отказывались от обета.
      Габорн знал, что далеко на севере, в монастыре за Орвинном, на островах живет второй Хроно - тот, с чьим разумом слит разум Хроно Габорна. Они жили единым разумом - что было великим искусством, которое редко практиковалось вне монастыря, ибо это приводило к безумию.
      Хроно Габорна был "Свидетелем", Властители Времени поручили ему наблюдать за Габорном и записывать его слова и поступки. Спутник, "писец", он был летописец, который заносил все события жизни Габорна в книгу, которую можно будет прочесть только после его смерти.
      Монастырские писцы жили бок о бок и, конечно, делились друг с другом сведениями. Они знали все, что происходит у Властителей Рун.
      Потому Габорн был уверен в том, что и его Хроно известно многое, но делиться этим он не желает.
      Биннесман перехватил взгляд, которым Габорн одарил Хроно, и сказал вслух:
      - Если бы мне пришлось отбирать семена для нового сада, уж не знаю, старался бы я сохранить их побольше или оставил только самые лучшие.
      2
      Случайные знакомые
      Дом" в деревушке Стожки, которая стояла посреди скучных, унылых равнин Мистаррии, казались похожи на гнилые полуразвалившиеся пни, но зато там был постоялый двор, а Роланда ничего больше не интересовало.
      Он въехал в Хэйс после полуночи, когда спали даже собаки. Край неба на юго-западе полыхал огнем. Часом раньше Роланд повстречал одного из королевских дальновидцев, у которого было с полдюжины даров зрения, и тот сказал, что это извержение вулкана, но вулкан был слишком далеко, и в степи стояла тишина. Свет огня, отразившись от нависшего дыма и пепла, залил небо красноватым заревом. От ярких сполохов все вокруг приобрело неестественно четкие очертания.
      Каменных домов в деревне было всего пять, да и те крытые соломой. Крылечко у постоялого двора было изрядно подрыто свиньями, которых держал хозяин. Роланд спешился, и два борова, тут же проснувшись, хрюкнули и затрусили к нему неспешной рысцой, крутя пятачками и понимающе подмигивая. Роланд заколотил в дубовую дверь, где на косяке висел прибитый к косяку символ Праздника Урожая облезлая деревянная фигурка Короля Земли, в заново подкрашенном зеленом платье, с венком из дубовых листьев на голове. Вместо обломившегося посоха кто-то вложил в руку короля пурпурную веточку цветущего тимьяна.
      Открывший дверь толстый хозяин в заляпанном переднике был грязный под стать своим свиньям. При одном взгляде на него Роланд тотчас решил уехать отсюда без завтрака. Но выспаться было нужно, и на ночлег он остался.
      Комнаты были переполнены беженцами с севера, и Роланду досталось место в постели, где уже дрых здоровенный детина, от которого несло чесноком и пивом.
      Но постель была все же лучше сырой земли, так что Роланд не стал спорить, оттеснил соседа к стене, отчего тот перестал храпеть, и попытался уснуть сам.
      Попытка не удалась. Минуты через две здоровяк перевалился на бок и снова громко захрапел. Во сне он закинул на Роланда ногу и обнял. Рука у него была крепкая, словно у человека, который владел даром силы.
      Роланд свирепо шепнул:
      - Отвали, если не хочешь остаться без руки.
      Здоровяк, борода у которого была до того густая, что в ней запросто могла бы спрятаться белка, приоткрыл глаза и при тусклых отсветах далекого огня, мелькавших в затянутом бычьим пузырем окне, увидел Роланда.
      - О, прошу прощения, - извинился он. - Я подумал, жена.
      Он отвернулся и немедленно захрапел.
      У Роланда несколько отлегло от сердца. Не хватало еще в этой тесноте стать содомитом.
      Роланд повернулся на бок, предоставив соседу согревать спиной спину, и вновь попытался заснуть. Но через час тот снова подкатился поближе и обнял Роланда. Роланд ткнул его в грудь острым локтем.
      - Черт побери, женщина! - отодвигаясь, раздраженно проворчал здоровяк сквозь сон. - У тебя одни кости.
      "Лучше спать на голых камнях в чистом поле",- пробормотал про себя Роланд.
      И тут же его сморил глубокий сон.
      Но спал он недолго и вскоре проснулся оттого, что опять оказался в кольце рук, огромных, как бревна, и сосед целовал его в лоб.
      В окне стоял тусклый рассвет. Глаза у соседа были закрыты, дышал он глубоко и, похоже, крепко спал.
      - Ну уж теперь ты меня извини, - сказал Роланд, взялся за его бороду и как следует дернул. Потом отпихнул от себя темноволосую голову. - Я ценю нежные чувства, но остерегись выказывать их мне. Прошу тебя.
      Человек открыл налитые кровью глаза и тупо уставился на Роланда. Роланд подумал, что он сейчас, устыдившись, принесет свои извинения.
      Но сосед неожиданно побледнел, и в глазах его мелькнул страх.
      - Боринсон? - вскричал он, мгновенно придя в себя. Вжавшись в стену всеми тремястами фунтами своего веса, здоровяк съежился и задрожал, будто ожидая, что Роланд вот-вот его ударит. - Как ты здесь оказался?
      Это был огромный черноволосый человек с густой проседью в бороде. Роланд никогда его не видел. "Я проспал двадцать один год", - подумал он.
      - Мы знакомы? - спросил он в надежде, что тот наконец представится.
      - Знакомы? Да ты едва не убил меня, хотя, должен признаться, я это заслужил. Я был последним ослом. Но потом я раскаялся, и теперь я осел только наполовину. Ты что, не узнаешь меня? Я барон Полл!
      Роланд не встречался с ним никогда в жизни. "Он спутал меня с моим сыном, Иварианом Боринсоном,- понял Роланд, - с сыном, о котором я узнал только после пробуждения".
      - Ах вот оно что, барон Полл! - весело сказал Роланд, ожидая, что сейчас тот поймет ошибку. Не может же быть, чтобы сын оказался так похож на него, с такой-то огненно-рыжей шевелюрой и белой кожей. Жена у Роланда была довольно смуглая. - Рад тебя видеть.
      - И я рад, что ты рад. Как тебя понимать, прошлое забыто? Ты простил... кражу кошелька? Ты можешь это забыть?
      - Что до меня, то уже забыл, да так, будто мы никогда и не встречались, сказал Роланд. Слова его только озадачили барона.
      - Слишком уж ты стал великодушен... После той трепки, которую я тебе задал... Ты ведь наверняка потому и пошел в солдаты. Значит, можно сказать, ты у меня в долгу. Верно?
      - Трепки... - отозвался Роланд, удивляясь, что собеседник все еще не заметил ошибки. О сыне он не знал ничего, кроме того, что тот стал Капитаном Королевской Стражи. - Пустяки. Ведь я же выдал тебе не меньше, чем получил, верно?
      Барон Полл посмотрел на Роланда, как на сумасшедшего. И гадать было нечего - сын явно получил больше.
      - Ладно...- с подозрением сказал Полл.- Я рад, что мы помирились. Но... как тебя занесло на юг? Я думал, ты на севере в Гередоне.
      - Король Ордин погиб, - мрачно сказал Роланд. - Радж Ахтен напал на них в Лонгмоте. Наших погибло тысячи.
      - А принц? - побледнев, спросил Полл.
      - Насколько мне известно, с принцем все хорошо, - ответил Роланд.
      - Насколько тебе известно? Но ведь ты же его телохранитель!
      - Именно поэтому я и спешу к нему возвратиться,- сказал Роланд, поднимаясь с кровати. Он накинул на плечи свой новый дорожный плащ из медвежьей шкуры, натянул тяжелые ботинки.
      Барон Полл молча переместился на край кровати и оглядел пол.
      - А где твой топор? Где лук? Не хочешь же ты сказать, будто отправился в путь безоружный!
      - Вот именно, хочу.
      Роланд спешил уехать. Оружия он не купил и вообще узнал, что оно могло понадобиться, лишь прошлой ночью, когда стали встречаться беженцы с севера.
      Барон Полл посмотрел на него, как на слабоумного.
      - Ты хоть знаешь, что шесть дней назад пали Грейден, Феллс и Тал Дур? Два дня назад Радж Ахтен взял Тал Риммой, Горлан и Аравелл. Сейчас двести тысяч воинов Радж Ахтена двинулись на Каррис и, говорят, будут там завтра утром. А ты отправляешься в путь без оружия?
      О том, что происходит, Роланд почти ничего не успел узнать. Читать он не умел, в картах не разбирался и никогда не отъезжал от Морского Подворья дальше, чем на десять миль, но даже ему было известно про Грейден и Феллс, неприступные крепости, охранявшие западные границы Мистаррии. А также про Тал Риммой и Аравелл на севере, и только о Тал Дуре он слышал впервые.
      - Успею ли я добраться до Карриса раньше них? - спросил Роланд.
      - У тебя быстрая лошадь? Роланд кивнул.
      - У нее есть дары выносливости, силы и метаболизма.
      Это была отличная лошадь, на каких ездили королевские гонцы. Ему здорово повезло после недели мытарств, когда он встретил торговца лошадьми и купил ее, истратив чуть не все деньги, скопленные за годы сна.
      - Тогда ты мог бы легко проделать сегодня сто миль,- сказал барон Полл.Но дороги, похоже, уже ненадежны. Убийцы Радж Ахтена рыщут везде и всюду.
      - Да и Бог с ними,- сказал Роланд. Он верил в свою лошадку и думал уйти от любой погони. Он повернулся к выходу.
      - Тебе нельзя так ехать,- сказал барон Полл.- Возьми у меня оружие и доспехи - у меня все есть, бери, что хочешь.
      Он кивнул головой в угол комнаты. Там возле стены стояли нагрудник барона, огромный топор, меч высотой чуть не в человеческий рост и еще один, короткий.
      Нагрудник был раза в два шире Роланда, а меч он вряд ли поднял бы и двумя руками. В прежние годы Роланд был мясником. Топор барона весил фунтов сорок, то есть не больше того секача, которым Роланд когда-то рубил говядину, но для драки такая тяжесть не годилась. Другое дело короткий меч. Он был не намного тяжелее, чем обычный большой нож. Однако Роланд не мог принять такой подарок обманом.
      - Барон Полл,- виноватым голосом сказал он,- прости, но ты ошибся. Мое имя Роланд Боринсон. Капитан Королевской Стражи не я. Ты принял меня за моего сына.
      - Что? - фыркнул барон Полл.- Боринсон, которого я знаю незаконнорожденный, у него нет отца. Это всем известно. Его всю жизнь за это дразнили!
      - Двадцать один год я проспал в Голубой Башне, я был Посвященный, потому что отдал королю дар метаболизма.
      - Но все говорили, будто ты умер! Нет, погоди... Вспомнил! Говорили еще и кое-что поинтересней: будто ты был преступник, убийца, казненный до рождения сына.
      - Никто меня не казнил, - возразил Роланд, - хотя, кажется, мать моего сына хотела именно этого.
      - О, эту гарпию я хорошо помню,- сказал барон Полл. - Похоже, порой она желала смерти вообще всем. Мне-то уж точно,- барон внезапно покраснел, словно чего-то устыдившись. - Я должен был и сам догадаться, - сказал он. - Ты выглядишь слишком молодо. У Боринсона, которого я знаю, тоже есть дар метаболизма, а значит, и стареет он соответственно. За последние восемь лет состарился лет этак на двадцать. Наверняка если бы вы встали рядом, то вы точно были бы, как отец и сын, - только на отца был бы похож он, а не ты. Роланд кивнул:
      - Скоро сравнишь.
      Барон Полл задумался, от напряжения сдвинув брови.
      - Ты едешь взглянуть на сына?
      - И поступить на службу к королю, - ответил Роланд.
      - У тебя нет даров,- задумчиво произнес Полл.- И ты не солдат. Тебя в Гередоне не примут.
      - Может быть, и не примут, - согласился Роланд. И направился к двери.
      - Постой! - прорычал барон Полл. - Если хочешь, убей себя сам, но не облегчай эту задачу врагу. Возьми же наконец оружие.
      - Благодарю, - только и сказал Роланд, выбрав короткий меч. У него не было пояса, чтобы прицепить ножны, поэтому он спрятал его за пазуху.
      Барон Полл фыркнул, не одобряя выбора.
      - Ну, удачи тебе.
      Он поднялся с кровати и крепко пожал Роланду руку. Ладонь у него была как тиски. Но и Роланд ответил не хуже, будто и сам имел дар силы. За годы работы с секачом руки у него стали крепкими, а хватка мертвой. Даже после многих лет, проведенных во сне, мозоли не сошли и мышцы не ослабели.
      Роланд быстро спустился по лестнице вниз. Общий зал был полон. За столами в углу, стараясь держаться вместе, сидели крестьяне-беженцы, бежавшие от войны на юг, за другими - рыцари, направлявшиеся к своим лордам на север. Рыцари, почти все молодые люди, точили клинки и натирали маслом стальные или кожаные доспехи. На табуретах вдоль стойки расположились несколько лордов, одетых странно - в туники, рейтузы и стеганые подкольчужники.
      В комнате соблазнительно пахло мясом и свежим хлебом, и Роланд, забыв о своем желании сразу уехать, решил позавтракать. Он занял свободный табурет. Два рыцаря рядом горячо спорили о том, нужно ли кормить коня перед боем, и один из них кивнул Роланду, словно приглашая принять участие. "Любопытно, подумал Роланд,- спутал ли и он меня с кем-то или же просто признал за равного", - в прекрасном новом плаще, в новой рубахе, штанах и ботинках Роланд вполне мог сойти за знатного господина. Не успел он додумать свою мысль, как услышал, что рыцарь назвал его Боринсоном.
      Хозяин принес кружку подслащенного медом чая и жареную свинину. Кружка была с носиком, какие в хороших домах подают усатым, чтобы они не замочили усы. Роланд принялся за еду, макая ржаной хлеб в густую подливку.
      Он ел и вспоминал события прошлой недели. Вот уже второй раз Роланд проснулся от поцелуя...
      Ровно семь дней назад сквозь сон он почувствовал робкое, осторожное прикосновение к щеке, словно полз паук, и вскочил, проснувшись, с заколотившимся сердцем.
      Он удивился, увидев, что за окнами день, а он лежит в постели в темной комнате. Стены в ней были из грубо отесанного камня, тюфяк был соломенный, подушка мягкая. Он узнал острый запах моря, стоявший в воздухе. Где-то кричали, как будто жалуясь, чайки, а огромные океанские валы бились о зубчатые стены. И он вспомнил, что стал Посвященным, отдав королю дар метаболизма, и спал здесь наверняка немало лет. Но и сквозь сон в непогоду Роланд слышал удары тяжелых волн, удары, от которых дрожали древние стены.
      Сейчас он находился в Голубой Башне, в нескольких милях к востоку от Морского подворья, на берегу моря Кэррол.
      Убранство его каморки было на редкость бедным, отчего она смахивала на могилу: на полу ни стола, ни стула, на стенах ни гобелена, ни коврика. Ни шкафа, ни даже крючка на стене для одежды. Каморка предназначалась не для жилья, а для сна, беспробудного сна. Рядом с Роландом стояла молодая женщина. В руках она держала черпак для умывания и, когда Роланд открыл глаза, испуганно отпрянула прочь. Он разглядел ее в тусклом свете, падавшем из окна, покрытого белым соляным налетом.
      Женщина была очень мила, с овальным личиком, бледно-голубыми глазами и волосами цвета соломы. На голове у нее был венок из маленьких сухих фиалок. Разбудило его прикосновение к лицу этих светлых длинных волос. Девушка покраснела от смущения и слегка присела.
      - Простите, - сказала она с запинкой. - Миссис Хетта велела мне умыть вас.
      И словно в доказательство добрых намерений она показала мокрую тряпку.
      Однако влажный вкус, оставшийся на губах, походил больше на вкус девичьего поцелуя, а не старой тряпки. Что ж, может быть, она и собиралась его умыть, но для начала сделала кое-что поприятнее.
      - Я помогу вам,- сказала она, бросив тряпку в черпак. При этом она выпрямилась и на мгновение отвернулась.
      Роланд схватил ее за руку быстро, как мангуст кобру. Эта скорость и сохранила ему жизнь, потому что королю понадобился его дар метаболизма.
      - Сколько я спал? - спросил Роланд. Во рту пересохло, в горле першило. Какой теперь год?
      - Год? - переспросила девушка, и не пытаясь вырваться. Он не прикладывал силы. Она могла бы освободить руку, но не стала. Роланд уловил ее запах: от девушки пахло чистотой и сиреневой или, быть может, фиалковой водой, которой были надушены волосы.- Сейчас двадцать второй год правления короля Менделласа Дракена Ордина.
      Слова прозвучали как гром: "Двадцать один год. Прошел двадцать один год с тех пор, как я отдал королю свой дар. Двадцать один год я спал, а тем временем девушки умывали меня и вливали мне в глотку суп, проверяя, жив ли".
      Роланд отдал свой дар метаболизма молодому воину, сержанту по имени Дрейден. Теперь Дрейден состарился больше, чем на сорок лет, а Роланд во сне не постарел ни на день.