Логико-философские исследования (Избранные труды)

Я не буду обсуждать их специально. Однако полная картина соотношения внутренних и внешних аспектов действия должна включать и эти другие побудительные силы деятельности. В этом отношении наш анализ неполон. Я хотел бы предостеречь читателя от слишком поспешной интерпретации моей позиции. Я не согласен с "каузальной теорией действия", но я вовсе не отрицаю, что желания или потребности, например, могут оказывать каузальное влияние на поведение. Я не оспариваю также очевидной роли в объяснении и понимании действия склонностей, привычек, предрасположенностей и других регулярных и единообразных составляющих поведения(20).
      4. Рассмотрим следующую схему:
      (ПВ) А намеревается осуществить (вызвать) р.
      А считает, что он не сможет осуществить р, если он не совершит а.
      [127]
      Следовательно, А принимается за совершение а.
      Рассуждение такого типа иногда называют практическим выводом (или силлогизмом). Я буду использовать этот термин, не претендуя на историческую адекватность и сознательно игнорируя то, что под этим названием можно объединить много других схем рассуждений(21).
      Есть альтернативные варианты приведенной выше схемы (ПВ), я буду рассматривать их как, по существу, одно и то же. Например, в первой посылке вместо "намеревается" можно сказать "стремится", "преследует цель" или даже "хочет". Во второй посылке вместо "считает" можно говорить "думает", "верит" или иногда "знает". Наконец, в заключение вместо "принимается за совершение" можно было бы сказать "начинает совершать", или "приступает к совершению", или просто "совершает". Таким образом, выражение "приниматься за совершение" означает, что действие уже началось. Я вовсе не утверждаю, что все названные альтернативы являются синонимами. Я просто считаю, что использование одного, а не другого выражения никак не отражается на сущности проблемы, которую мы рассматриваем и решение которой собираемся предложить(22).
      Схема практического вывода - это "перевернутая" схема телеологического объяснения. Исходный пункт телеологического объяснения (действия) следующий: некто принимается за совершение какого-либо действия или, проще, некто что-то делает. Мы спрашиваем: "Почему?" Часто ответ прост: "Для того чтобы осуществить р". Считается, таким образом, несомненным, во-первых, что агент рассматривает поведение, которое мы пытаемся объяснить, причинно связанным с осуществлением p и, во-вторых, что осуществление p - это именно то, к чему агент стремится или предназначает свое поведение. Не исключено, что, считая свое действие каузально связанным с желаемой целью, агент ошибается. Однако его заблуждение отнюдь не делает недействительным предлагаемое объяснение, поскольку к существу дела относится только то, что агент думает.
      Является ли вывод, схема которого приведена вы
      [128]
      ше, логически убедительным?
      Анализ проблемы справедливости практического вывода связан с двумя различными пониманиями отношения между "внутренним" и "внешним" аспектами действия - каузалистским и интенционалистским. Занимать интенционалистскую позицию - значит рассматривать связь между посылками и заключением практического вывода, при условии, что он правильно сформулирован, как логическую. С другой стороны, с точки зрения каузалистского понимания из истинности посылок практических выводов следует истинность заключения, однако связь посылок и заключения носит не "логический", а "каузальный" характер.
      Итак, каузалисты вовсе не утверждают, что интенция сама по себе способна нечто осуществить, побудить агента к определенному виду поведения. Чтобы сделать каузальный механизм действенным, необходим дополнительный фактор мнение, убеждение или понимание, что для достижения объекта интенции необходимо определенного вида поведение. Таким образом, характер предполагаемой причины оказывается весьма сложным и специфическим и, естественно, возникает сомнение в том, может ли такой когнитивно-волевой комплекс вообще быть юмовской причиной чего бы то ни было. Однако не будем предрешать вопрос.
      Если отношение между интенцией и когнитивной установкой, с одной стороны, и поведением - с другой, является каузальным, значит, имеет место общий закон (нелогической номической связи). В таком случае посылки рассуждения оказываются антецедентом, а заключение - консеквентом этого закона. Закон и сингулярные предложения логически вызывают заключение. Таким образом, согласно рассматриваемой здесь каузалистской концепции, практический вывод (а следовательно, и телеологическое объяснение) есть не что иное, как дедуктивно-номологическое объяснение.
      5. Прежде чем приниматься за вопрос о правильности - логической или каузальной - практического вывода, необходимо обсудить ряд предварительных вопросов, касающихся формы и содержания того типа обоснования, примером которого является схема (ПВ). Первый вопрос - это его отношение к телеологическим объяснениям. Пусть А намеревается осу
      [129]
      ществить p и считает достаточным для этого совершение а. Следует ли отсюда, что он примется за совершение а? Разумеется, чтобы вывод обладал силой, о "следовании" нужно говорить во вполне определенном смысле.
      Допустим, что А принимается за совершение а или совершает а. Будет ли формально удовлетворительным телеологическое объяснение поведения А, если мы скажем, что А намеревался осуществить p и считал достаточным для этого совершение а? Вопрос сложен. В безоговорочно утвердительном ответе скрыто допущение о том, что телеологическое объяснение действия - это не просто "перевернутый" практический вывод типа (ПВ), но более широкое понятие. Все-таки на этот вопрос можно ответить утвердительно, но с определенными оговорками.
      Если совершение а - это единственное, что А считает достаточным для своей цели, то тогда проблем нет, поскольку в таком случае совершение a является и необходимым. Но допустим, что можно совершить не одно действие, а больше, например а и b, и любое из них, по мнению А, является достаточным средством для достижения цели. В этом случае А делает выбор. Если он не сделает такой выбор, т.е. не выберет действие, являющееся достаточным средством для осуществления р, он не сможет достичь цели. Другими словами, ему необходимо выполнить либо одно, либо другое действие из тех, которые он рассматривает как достаточные для осуществления р.
      В правильно сформулированном практическом выводе заключение должно быть таким: А принимается за совершение а или b. Совершение а или b в конкретном поведении выражается, как правило, в совершении а, но не b, или в совершении b, но не а. Попытка дать телеологическое объяснение с необходимостью приводит к следующему вопросу: почему А выбирает совершение а, а не b? Его выбор может иметь несколько дополнительных телеологических объяснений, например: он считал, что а - это более дешевый, или более быстрый, или более легкий способ достичь р, а он намеревался (хотел) осуществить p с наименьшими затратами, или как можно быстрее, или как можно проще. И соответствовать этому объяснению будет
      [130]
      практический вывод с заключением: А принимается за совершение а. Однако можно ли действительно дать такое дополнительное телеологическое объяснение и построить соответствующий вывод - это вопрос случайности. Выбор не всегда бывает аргументирован. Хотя характер его всегда интенционален, он может совершаться случайно.
      Итак, рассматривая вопрос о том, что телеологическое объяснение действительно объясняет, а что оно не объясняет, мы видим, что отношение между телеологическим объяснением и практическим выводом в самом деле является "перевернутым".
      Однако на основе вышеприведенных наблюдений можно было бы попытаться ослабить схему практического вывода и расширить понятие телеологического объяснения действия. Утверждение: А совершил а, потому что надеялся таким путем достичь своей цели - р, можно рассматривать как вполне удовлетворительный ответ на вопрос, почему А совершил а. Однако это утверждение нельзя считать убедительным доказательством, если не дополнить его необходимой информацией об интенциях и когнитивной установке А. В этом отношении объяснение "неполно". Можно еще более ослабить схему. Например, А не считал совершение а ни необходимым, ни достаточным для своих целей, но тем не менее полагал, что оно может каким-то образом им способствовать или увеличить шансы (вероятность) их достижения. В этом случае тоже, не имея убедительного доказательства, мы объясняем, почему А совершил а. И опять-таки можно попытаться придать объяснению законченный характер, находя дополнительные посылки, например указывая на риск, которому агент может подвергнуть свои цели, если пренебрежет определенными мерами. Избежание риска можно было бы рассматривать тогда как (вторичную) цель агента: Таким путем, расширяя первую посылку, иногда можно "восстановить" доказательный характер рассуждения.
      Второй вопрос предварительного характера состоит в следующем. Допустим, А считает совершение а необходимым для достижения р, но думает так же или знает, что он не может совершить а. Можно ли все-таки будет заключить, что он принимается за совершение а?
      [131]
      Можно было бы ответить, что, если человек считает, что он не может что-то сделать, он не будет - без подготовки - и приниматься за это. Если он не вполне уверен в своей неспособности, он может сделать попытку(23). Если он совершенно уверен в том, что он не может нечто совершить, возможно, он попытается выяснить, как это сделать.
      Однако можно усомниться и в том, что человек, знающий, что он не способен совершить а, будет стремиться осуществить некоторую цель, скажем р, для достижения которой совершение а является необходимым. Агент может желать или сильно надеяться, что p произойдет, например, потому, что p осуществят другие люди. Он может захотеть узнать, как осуществить р, что повлечет за собой желание узнать, как совершить а. Он может так твердо решить добиться р, что окажется справедливой следующая схема практического вывода:
      А намеревается осуществить р.
      А считает, что он не сможет осуществить р, если он (вначале) не узнает, как совершить а.
      Следовательно, А принимается за выяснение того, как совершить а.
      Итак, для того чтобы вывод (ПВ) можно было считать справедливым, необходимо допустить, что агент считает себя способным совершать действия, необходимые для осуществления его намерений.
      Допустим, А намеревается осуществить p и считает совершение а необходимым, но недостаточным для этого. Можно ли сделать заключение, что он принимается за совершение а?
      Здесь необходимо различать два случая. В одном случае у А есть некоторое мнение о том, что было бы - в добавление к а - достаточным для осуществления р, и он также полагает, что может позаботиться о том, чтобы эти дополнительные требования были выполнены, например выполняя их сам. Во втором случае А либо не знает достаточных условий, либо знает их, но считает, что не сможет их выполнить.
      В первом случае можно было бы утвердительно ответить на поставленный вопрос. Во втором случае ответ должен быть отрицательным: А не будет приниматься за совершение а, если только у него нет какой
      [132]
      то другой причины, не входящей в наше рассуждение, поскольку в настоящий момент он думает или знает, что совершение а не является для него способом достижения цели. Но в этом случае также возникает проблема: если А не думает, что он знает, как осуществить р, то совместимо ли это с допущением о том, что А намеревается осуществить р? Другими словами, является ли этот случай логически непротиворечивым? Я полагаю, на этот вопрос следует дать отрицательный ответ, независимо от того, какая занимается позиция по вопросу о справедливости практического вывода - каузалистская или интенционалистская.
      Суть данного примера станет яснее, если мы (вначале) рассмотрим понятие желания нечто сделать. Рассмотрим следующий пример: я хочу подстрелить пролетающего мимо дикого гуся. В руках у меня винтовка. Если я хочу попасть в птицу, я должен прицелиться в нее из ружья. Но предположим, у меня кончились патроны и я не могу зарядить ружье, которое необходимо мне, если я хочу подстрелить птицу. Допустим, что, несмотря на это, я прицеливаюсь. Это мое действие будет всего лишь "символическим жестом", его нельзя рассматривать как серьезный элемент сложного действия "подстрелить птицу в полете".
      Но можно ли при этих обстоятельствах даже говорить, что я "хочу" подстрелить гуся? Я могу, например, определенно утверждать, что: "Я хотел подстрелить его, но у меня не осталось патронов" или "Я хотел бы подстрелить его, но, увы, у меня нет больше пуль". Я могу также сказать: "Я хочу подстрелить эту птицу; сначала я добуду еще боеприпасов, а затем буду ее преследовать: я знаю, где она прячется". "Хотел" в первом предложении можно без изменения значения заменить словом "намеревался", а "хочу" в последнем на "намереваюсь". Корректность утверждения о том, что я хочу подстрелить гуся сейчас, зная, что сделать это (сейчас) я не могу, зависит, по-видимому, от нашего понимания значения слова "хотеть". Если "я хочу" понимается как "мне хотелось бы", тогда это утверждение верно. Но если это выражение означает "я намереваюсь", то тогда употреблять слово "хочу" в сочетании с "сейчас" будет логически некорректным. Я могу намереваться совершать - и, следовательно, "хотеть"
      [133]
      в смысле "намереваться" - только такие действия, о которых я знаю, что я могу их выполнить, считаю себя способным их совершить. Конечно, это "установление законов" в отношении интенции. Я не претендую на то, что употребление этого слова всегда связано с таким предположением. Однако случаи такого его употребления являются важными, и именно они нас здесь интересуют. Поэтому правильно отделять их от других случаев.
      Согласно развиваемой в данной работе точке зрения, в первой посылке практического вывода подразумевается, что агент полагает, что он знает(24), каким образом можно реализовать объект своей интенции. Из этого следует, что агент также полагает, что он знает, как выполнить действия, которые, по его мнению, необходимы, и по крайней мере одно действие, которое он считает достаточным для своей цели. Таким образом, интенция включает и когнитивный элемент. Волевой и когнитивный аспекты невозможно разделить таким образом, чтобы первый полностью включался в первую посылку, а последний - во вторую. В первой посылке необходимо выявляются оба аспекта, однако вторая не становится от этого излишней. Из того, что А намеревается осуществить р, конечно же, не следует, что он определенно считает совершение а необходимым для этого. В действительности его мнение о том, что "ситуация требует" от него, может быть весьма странным, полностью ошибочным и даже суеверным. Из того, что он намеревается осуществить р, следует лишь то, что у него есть некоторое мнение о том, что от него требуется, но вовсе не то, что у него есть какое-то определенное мнение. Если необходимость совершить а для достижения цели, но недостаточность для этого совершения только лишь а является неотъемлемой частью его мнения, то тогда неотъемлемой частью его мнения будет и то, что у него есть некоторая идея о том, что еще следует сделать, причем он полагает, что, кроме а, он с таким же успехом может сделать и это.
      6. В первоначальной формулировке схемы вывода (ПВ) мы не обращали внимания на время. Мы неявно опирались на предположение, что А (в настоящий момент) намеревается осуществить p теперь и считает совершение а теперь необходимым для этой цели и,
      [134]
      следовательно, сейчас принимается за совершение а.
      Однако объект интенции часто относится к будущему времени. Фактически именно этот случай обычно и имеет место, когда мы утверждаем, не указывая точно время, что намереваемся что-то сделать. Можно доказать, что это справедливо даже тогда, когда мы говорим, что сейчас намереваемся что-то сделать. В самом деле, "сейчас" в таком случае - это непосредственно следующий момент времени.
      Когда объект интенции относится к будущему, обстоятельства тем не менее могут требовать, чтобы я для достижения цели сделал что-то сейчас. Однако часто действие можно отложить, по крайней мере на некоторое время. Следовательно, если я в настоящий момент намереваюсь осуществить в будущем некоторую цель и считаю необходимым для этого определенное действие, с моей стороны не обязательно последует в настоящий момент какое-то действие.
      Я собираюсь из Хельсинки в Копенгаген на уикэнд. Я знаю, что, если я заранее не закажу билет, я не смогу поехать. Но я вполне могу отложить заказ билета на два-три дня, не обязательно делая это в данный момент.
      Правильно ли учтено время в следующей формулировке практического вывода?
      А (в настоящий момент) намеревается осуществить p во время t.
      А (в настоящий момент) считает, что, если он не совершит а не позднее чем во время t', он не сможет осуществить p во время t.
      Следовательно, не позднее чем во время t' A принимается за совершение a.
      Но очевидно, что такой вывод не может носить обязательного характера - ни логического, ни каузального. Между настоящим моментом, временем t' и t может произойти все что угодно. А может изменить свои планы (намерения) или просто забыть о них. А может изменить свое мнение о том, что ему необходимо сделать для достижения своей цели.
      Чтобы учесть все эти случайности в формулировке схемы вывода, нужно в первых двух случаях заменить выражение "в настоящий момент" на выражение "с настоящего момента", понимая под ним время между
      [135]
      настоящим моментом и временем t'. Схема становится такой:
      С настоящего момента А намеревается осуществить р во время t.
      С настоящего момента А считает, что, если он не совершит а не позднее чем во время t', он не сможет осуществить p во время t.
      Следовательно, не позднее чем во время t' А принимается за совершение а(25).
      Однако и эти изменения недостаточны. В высказывании, что А принимается за совершение какого-либо действия во время t', указывается определенное время. Но А может не знать, что наступило время t', или он может думать, что настало время t', когда в действительности это не так. Самое большее, что можно утверждать в заключение практического вывода, - это следующее: А принимается за совершение а не позднее, чем когда, по его мнению, -правильно ли он думает или ошибочно - наступает время t'. Формулировка практического вывода становится такой:
      С настоящего момента А намеревается осуществить р во время t.
      С настоящего момента А считает, что, если он не совершит а не позднее чем во время t', он не сможет осуществить p во время t.
      Следовательно, не позднее, чем когда, по его мнению, наступило время t', А принимается за совершение a.
      Но возможно, никогда не наступит момент, когда А оценивает время как подходящее: он забывает о времени. В таком случае он забудет также (приняться за) совершение а. Однако отсюда не следует, что он отказался от своего намерения или даже забыл о своем намерении(26). Рассматриваемая ситуация совместима с истинностью следующего контрфактического высказывания: если бы А спросили в любое время между настоящим моментом и временем, которое, по его мнению, является временем t', собирается ли он совершить а не позднее чем в это время, его ответ был бы "да". Это было бы свидетельством того, что он не забыл о своем намерении. (Иметь намерение с некоторого момента не значит все время "о нем думать".)
      Для того, чтобы учесть этот последний случай,
      [136]
      в заключение следует добавить пункт: "если он не забывает о времени".
      Но даже когда в формулировке правильно учтен временной фактор, в одном отношении схема остается неполной, а вывод, следовательно, явно неубедительным. Агент может при осуществлении своей интенции столкнуться с препятствием. Например: он ломает ногу, попадает в тюрьму, его парализует или даже он умирает. Превентивные факторы понимаются здесь как некоторые события ("внешнего") мира, появление которых делает ("физически") невозможным для агента выполнить необходимое действие в необходимое время. Имело ли место такого рода препятствие или нет - устанавливается межсубъективно.
      Превентивный фактор может вмешаться либо между "образованием" интенции и когнитивной установки и выполнением необходимого действия, либо в тот самый момент, когда агент начал действовать. Несомненно, более распространен первый случай. В этом варианте превентивный фактор обычно оказывает воздействие на планы агента, вынуждая их изменить. Возможно, агент откажется от своего первоначального намерения, когда поймет, что не сможет его осуществить. Или изменит свою интенцию так, чтобы согласовать ее с ослабевшими возможностями. Он может также пересмотреть требования ситуации и прийти к выводу, что в конечном итоге не (так) уж необходимо (как он думал) совершать а, он вполне может совершить b, благо ничто не мешает это сделать. Если имеет место какой-либо из этих вариантов, то тогда первоначальный практический вывод, так сказать, "распадается" и вопрос о проверке его обязательного характера лишается смысла.
      Остается рассмотреть случай, когда превентивный фактор появляется в тот самый момент, когда агент принимается за совершение а. (Сюда же можно отнести случай, когда вмешательство произошло раньше, но осталось агентом незамеченным.) В этом варианте у агента не остается времени, чтобы изменить свою интенцию или пересмотреть требования ситуации. Практический вывод не "распадается", но должен быть переформулирован с учетом этого случая. Это можно сделать, добавив еще один пункт в заключение: "если он
      [137]
      не сталкивается с препятствием .
      Следующую схему можно рассматривать как окончательный вариант формулировки вывода, обязательный характер которого является предметом рассмотрения:
      С настоящего момента А намеревается осуществить p во время t.
      С настоящего момента А считает, что, если он не совершит а не позднее чем во время t', он не сможет осуществить p во время t.
      Следовательно, не позднее, чем когда, по его мнению, наступило время t', А принимается за совершение а, если он не забывает о времени или не сталкивается с препятствием.
      7. Предметом обсуждения является вопрос о характере связи между посылками и заключением практического вывода - является ли она эмпирической (каузальной) или концептуальной (логической). Но сами по себе посылки и заключение случайны, т.е. представляют собой эмпирически, а не логически истинные или ложные суждения. Следовательно, они допускают возможность(27) верификации и фальсификации или по крайней мере подтверждения и неподтверждения их на основе эмпирических наблюдений и проверок.
      Теперь мы перейдем к проблеме верификации. Я попытаюсь доказать, что решение этой проблемы приведет также и к ответу на вопрос о характере "связи", а тем самым и справедливости вывода.
      Вначале рассмотрим заключение. Как можно верифицировать (установить), что агент принимается за совершение какого-либо действия, если ему ничто не мешает или он не забывает о времени?
      Если фактически совершено какое-то действие, то сравнительно легко установить, что осуществился результат действия, представляющий собой некоторое событие в мире. Например, мы видим, что тело человека совершает определенные движения, и это дает нам хорошее основание полагать, что наблюдаемые движения вызывают, скажем, открывание окна.
      Но для верификации того, что А совершил а, недостаточно верифицировать появление результата действия и верифицировать, или принять как вероятное, что этот результат был вызван движением мускулов А. Мы
      [138]
      должны установить, кроме этого, что действие было совершено А интенционально, а не случайно, по ошибке или даже против его воли. Мы должны показать, что поведение А, наблюдаемые нами движения его тела являются интенциональными при описании "совершение а".
      Если мы можем верифицировать, что А (интенционально) совершил а, то нет необходимости в верификации того, что он также и принимался за совершение а. Можно сказать, что это логически вытекает из первого. Однако в большом числе случаев установить, что А принимался за совершение а, т.е. верифицировать заключение практического силлогизма, невозможно путем верификации того, что А совершил а: А мог приниматься за совершение a и пытаться это сделать, но потерпеть неудачу или по какой-то другой причине не завершить действие. Как же в таких случаях верифицировать заключение практического вывода? Нам необходимо показать, что А, т.е. поведение А, было "устремлено" на такое действие, но не достигло цели. Но в чем состоит такое устремление? Оно не может заключаться только в совершаемых А движениях, даже если они в точности похожи на те движения, которые характерны для успешно выполненного действия. Нам ведь необходимо еще показать, что они были интенциональны. И в конечном итоге нет необходимости в том, чтобы они были похожи. Все равно может быть истинно, что, выполняя их, А стремится к совершению а.
      В действительности легче установить, что А принимался за совершение а, если он действительно совершил а, чем если ему это не удалось. Но ни в одном из этих случаев верификация внешнего аспекта действия и/или его каузальных следствий не будет достаточной. В обоих случаях нам придется устанавливать интенциональный характер поведения или выполнения действия, его "устремленность" на определенный результат, независимо от того, достигается он или нет.
      Но установить нацеленность поведения на определенный результат, независимо от того, как оно каузально с ним связано, - значит установить, что агент обладает определенной интенцией и (может быть) когнитивной установкой, связанной со средствами достижения цели. А это значит, что для того, чтобы верифици
      [139]
      ровать заключение, необходимо верифицировать посылки практического вывода.
      Столкновение агента с препятствием, мешающим ему совершить некоторое действие, означает, что ему нечто "физически" помешало проявить способность, которой вообще он обладает(28) (ср. выше, с. 137). "Психологическое" препятствие, даже если оно принимает форму открытой угрозы физического насилия, не будет рассматриваться, так как несовершение действия в этом случае будет интенциональным воздержанием. Однако не всегда здесь можно провести четкую грань. Иногда наша реакция на опасность или угрозу носит рефлекторный или панический характер, что заставляет сомневаться в интенциональности поведения. Но все же в обычных случаях относительно легко и без сомнений устанавливается, имело ли место физическое препятствие для проявления способности агента или нет.
      Допустим, мы установили, что в данном случае А не смог в силу препятствия проявить свою способность совершить а. Как тогда можно показать, что он принялся бы за совершение а, если бы не препятствие? По-видимому, единственный способ это сделать состоит в том, чтобы показать присутствие интенции совершить а или нечто такое, для чего необходимо совершение а. То есть и в этом случае для того, чтобы верифицировать заключение, необходимо верифицировать посылки практического вывода.
      Случай, когда агент забывает о времени, относится к делу, только если можно предполагать, что он также не забыл или не изменил свои намерения. (Если же имеет место последнее, то анализируемое высказывание нельзя больше рассматривать как заключение практического рассуждения.) Следовательно, установить случай такого рода забывчивости - значит ipso facto* установить истинность посылок практического вывода. Установить же, что А, которому ничто не препятствовало, принялся бы за совершение а, если бы он не забыл о времени, можно, только показав, что либо а было тем, что он намеревался сделать, либо было необходимо для достижения более отдаленной цели.
      --------------
      * В силу самого факта (лат.) .
      [140]
      8. Как установить, что агент с определенного времени намеревается нечто осуществить и считает необходимым для реализации своей интенции совершить некоторое действие?
      Кратко остановимся на том аспекте проблемы верификации, который связан с временным фактором и возможными изменениями в интенциях и когнитивных установках. Если мы установили, что А в настоящий момент обладает определенной интенцией и когнитивной установкой, как мы узнаем, что они остаются у агента с настоящего момента до некоторого момента в будущем? Должны ли мы верифицировать их в продолжение всего этого времени? И каким образом устанавливается изменение в интенции и/или когнитивной установке?
      Обладание интенцией и когнитивной установкой не обязательно ведет к немедленному действию. Однако с момента их (совместного) формирования и до момента реализации они "негативно" будут оказывать воздействие на наше поведение. Воздействие будет заключаться в том, что в продолжение всего этого интервала времени агент будет не интенционально совершать или предпринимать действия, которые, по его мнению, сделают невозможным осуществление интенции. Если я собираюсь навестить завтра днем свою тетушку, я не возьму на завтрашнее утро билет на самолет, летящий в Пекин. Если же я это сделал, значит, я изменил свои мысли (интенцию), или не понимаю требования ситуации, или должен лететь в Пекин против своей воли. Мы устанавливаем изменение намерения именно из такого рода наблюдений. Однако само это наблюдение является верификацией того типа, который нас сейчас интересует, а именно установлением данной интенции и/или когнитивной установки. Верификация изменения или сохранения интенции предполагает верификацию интенций - и интенционального поведения - в настоящий момент. Именно по этой причине нет необходимости более подробно анализировать роль временного фактора.
      Существует несколько косвенных способов, с помощью которых можно установить, что агент обладает определенной интенцией и считает необходимым для ее реализации некоторое действие. Например: агент при
      [141]
      надлежит к определенному культурному сообществу, у него обычное образование и обычный жизненный опыт. На основе этих данных мы можем считать несомненным, что у него могут быть намерения осуществить р, а также мнение (или убеждение), что для этого необходимо совершить а. Или, например, он обладает некоторыми чертами характера и темперамента, которые склоняют его к определенному типу поведения в сходных ситуациях. Такое знание позволяет с большой вероятностью предполагать, что сейчас, например, агент путем совершения а намеревается осуществить р. Иногда мы даже говорим, что знаем интенции и когнитивную установку агента. Например: человек упал в реку, не может оттуда выбраться и кричит изо всех сил, зовя на помощь. В такой ситуации мы вполне уверены в том, что этот человек хочет избавиться от своего неприятного положения и считает, что, если он не будет кричать и его не услышат, ему не окажут помощи, а если ему не помогут, то он не будет спасен.