Аленький цветочек (Кудеяр - 1)

      ОДИН ДЕНЬ ИВАНА СТЕПАНОВИЧА
      Сундук мертвеца
      - Ну, Господи, благослови! - Перекрестясь, Натаха сбросила полусапожки от Армани, тяжело вздохнула и, ловко наворачивая портянки, переобулась в кирзовые "прохаря" - великоватые, грязные донельзя. Теперь сменить кожаную куртку на замызганный ватник, прикрыть модную стрижку шапчонкой-петушком, натянуть замшевые, на меху, перчатки - и всё по железке, готовность ноль. Большой стройностью Натаха не отличалась, а потому, поёрзав на автомобильном сиденье и согнувшись-разогнувшись несколько раз, изрядно запыхалась.
      Почему "боевое" снаряжение нельзя было стирать и почему переодевались всегда в машине, а не, например, дома, - Натаха и её спутники, наверное, не взялись бы ответить. Должно быть, первый раз всё состоялось стихийно, а потом стало традицией, нарушать которую они уже не решались. Люди, занимающиеся делом принципиально непредсказуемым и зачастую опасным, почти все весьма суеверны. Бытие определяет...
      Серый, сидевший на водительском месте, деловито обездвиживал "Мерседес" малтилок, грабли на педали, кочергу на руль, карточку антиразбоя на грудь, поближе к сердцу. Потом тоже принялся переодеваться. Делать это, не вылезая из-за баранки, было ещё неудобнее, чем на заднем сиденье.
      - Надо было всё же тебе священный долг-то исполнить. - Юркан, сидевший сзади, рядом с Натахой, уже завершил облачение и теперь, ухмыляясь, наблюдал, как Серый неловко натягивает общевойсковые, болотного колера защитные бахилы. - Не вертелся бы сейчас, как уж на сковородке. В непобедимой ведь как? Не умеешь - научим, не хочешь - заставим...
      Это тоже была семейная шутка, традиционно произносимая при каждых сборах "на дело". Лет двадцать назад Юркан избавил кореша Сергуню от армии. Путём инсценировки нападения. С печальным результатом в виде сотрясения мозгов, якобы перешедшего в "УО" - умственную отсталость; в те благословенные времена медики наивно считали, будто недоумки армии не нужны. Самого "нападавшего" стукнуть по кумполу было некому, и он вскоре загремел прямым ходом в Афган. Где заработал, вначале гепатит, а потом душманскую пулю. От всего этого теперь плохо гнулась рука и нутро не принимало ни вина, ни пива - только водочки, да и то по чуть-чуть. Вот такие воспоминания.
      - Всё! Зер гут, камараден! - выдал Серый ещё одну ритуальную фразу. Справился наконец с бахилами и натянул старую, неимоверно грязную курточку-болонью. - Выходим, господа!
      Вылезли, взяли из багажника сумки и под вяканье принявшего стражу "Клиффорда" двинулись проходным двором на соседнюю улицу. Был пятый час вечера, самое подходящее время. Люди возвращались с работы, малышню вели по домам, бомжи ещё промышляли вдали от берлог... Никто не помешает.
      Вскоре они подошли к большому четырехэтажному дому, сразу видно, расселённому, - с улицы он был заколочен.
      - Лево руля. - Серый, ходивший сюда на разведку, уверенно свернул за угол во двор, и они увидели свисающую на одной петле дверь некогда чёрного, а в советские времена самого что ни есть парадного входа. - Медам, месье, прошу!
      Всё было как всегда. Изнутри густо тянуло зловонием.
      Постарались кошки, бомжи и случайные, скорбные животами прохожие.
      - Никакой сознательности в народе... - раздражённо бормотал Юркан, первым поднимавшийся по загаженной лестнице. Он внимательно смотрел под ноги, стараясь ни во что не ступить. Юмор ситуации состоял в том, что им самим, если всё пойдёт хорошо, предстояло покинуть это здание лишь через несколько часов. А это значило, что в миазмы разорённого дома вольётся и их скромная лепта.
      Между тем когда-то, при жизни, дом был вправду очень славным. Даже в старой части города не всюду встретить подъезды, сплошь выложенные рельефными изразцами, и эти изразцы за сто лет не утратили ни блеска, ни красок, подобранных с изяществом и художественным вкусом. Вился с плитки на плитку совершенно живой плющ, сквозь густые листья синел заброшенный пруд, в таинственном полумраке расцветали золотые и белые лилии...
      Хоть отколупывай и к себе в квартиру тащи. Натаха по-хозяйски осматривалась по сторонам:
      - Однако хороший дом, почти не разбомбленный<Здесь: не "освоенный" конкурентами>, так, падальщики<Здесь: любители, дилетанты> поковырялись...
      - Дай-то Боженька, чтобы без "синего фона", - проворчал Юркан.
      - Типун тебе на язык! - Натаха сразу остановилась и проворно поплевала через левое плечо: - Тьфу, тьфу, тьфу!
      - Ты, Юрка, накаркаешь. - Серый зачем-то выключил фонарь и сказал с нарочитой бодростью, словно объясняя кому-то: - Мы честные чердачники, не могилы роем...
      И не двинулся с места, пока жадно, в две затяжки, не выкурил затрещавшую сигарету.
      Воистину профессиональный фольклор ещё ждёт своих Колумбов от филологии. Может, когда-нибудь и дождётся. Начали же у нас с грехом пополам изучать воровской эпос, подвели теоретическую базу под детские страшилки о Чёрной Руке... Так вот, на любом заводе, где есть хоть одна мало-мальски серьёзная печь. вам непременно расскажут, как однажды сломался манипулятор, шурующий в этой самой печи, и, ухватив за шкирку, поволок в пламя рабочего. Люди, лазающие под землю, поведают про Горбатого каменотёса и "дедушку Шубина" (именно так, с маленькой буквы), устраивающего завалы. Ну а "синий фон" - это бич Божий профессиональных кладоискателей. Кто видел его - утверждает, будто это такое свечение ярко-синего или голубого тона. Вот только видевших и способных позже что-либо утверждать очень немного, ибо встреча с "фоном" обычно заканчивается гибелью или умопомешательством. Потому как вызывает он панический страх, предвещает всевозможные беды и даже может выдернуть все кости, оставляя от человека бесформенную кровавую груду. "Ведьмин студень" братьев Стругацких, но не где-то "у них там", а здесь у нас в России, в Питере, и, если подумать, все соглашаются, что дыма без огня не бывает...
      ...На чердак вела лестница с обломанными ступенями. Первым по ним вскарабкался Серый. Он поднялся легко, без напряжения: не зря (даром что головкой ударенный) занимался когда-то самбо и "работал по камээсу"<Т. е. имея уровень кандидата в мастера спорта>. Следом влезла Натаха - именно влезла, задыхаясь, пыхтя, любовь к компьютеру и эклерам давала о себе знать. Юркан одолел ступени последним, проклиная раненую руку и вполголоса матерясь.
      На чердаке царили грязь и полумрак. Пол был покрыт вековой слежавшейся пылью, неким подобием не то ваты, не то войлока, при малейшем сотрясении испускавшим густое, медленно оседавшее облако.
      - Ну, приступим, благословясь... - Осмотревшись, Серый вытащил из сумки маленькую мотыгу, отошёл в угол и, отворачивая лицо, принялся рыхлить "археологический слой". Потом достал лопатку и опустился на корточки, деловито начиная раскопки.
      - Аминь. - Натаха и Юркан тоже взялись за мотыжки, пыльная туча поползла к стропилам из трёх углов сразу. Процесс пошёл.
      Скоро все надсадно кашляли, но респиратора не надел ни один. Не признавали. Хотя и могли купить в ближайшем хозяйственном магазине. Расея...
      - Есть контакт! - скоро крикнул из своего угла Серый. В его руках тускло мерцала здоровенная пивная бутылка, украшенная горделивой надписью полукругом: "Калинкин. Петроград. Заявлено отделу промышленности".
      - Десять баксов, - ободряюще прокомментировала Натаха. Да уж - это вам не современный "Калинкин", посуду от которого ещё не всюду берут, а если берут, то за гроши!
      Сама "атаманша" тоже не теряла даром времени и была по обыкновению удачливей мужиков. На свет Божий явилась петля из красной муаровой ленты с тонкими желтыми полосками по краям. Потом золотой галун от офицерского погона с двумя малиновыми просветами и тремя звёздочками, вышитыми мишурой.
      - Подполковник Стрелков! - Сразу заинтересовавшись, Юркан подошёл поближе, осторожно осмотрел находку. - А ведь это скорее всего темляк. Цветов ордена святой Анны. - И деловито прокомментировал: - Обычно жаловали за геройство.
      Мог ли знать храбрый боевой офицер, принимавший награду, где она в конце концов окажется и какие руки её будут держать...
      Между тем процесс споро шёл вглубь и вширь, постепенно охватывая всю чердачную площадь. Одна за другой из пыли извлекались находки: аптечные пузырьки с двуглавыми орлами, позеленевшие монеты, пара непонятных медяшек с эмалевыми глазками, старинные пуговицы. Всеобщее ликование вызвала находка Юркана - четырёхгранная бутылочка, сплошь покрытая рельефными ликами святых и испещрённая славянской вязью. "Вера твоя спасет тя, - значилось на одной из граней. - Иди с миром. Святая вода Угрешского монастыря".
      - Вот он, опиум для народа! - Натаха восхищённо повертела бутылочку, любовно погладив, вернула хозяину. - Полета баксов, Юркан. С тебя причитается!
      - Да уж, - тот убрал добычу в сумку и, вытерев трудовой пот (на лице образовались грязные разводы), внимательно оглядел чердак. - Да, как говорил Горбач, вот где собака порылась. Здесь, пожалуй, всё.
      Отдых получился коротким - особо рассиживать было недосуг. Выкурили по сигаретке и спустились вниз, в квартиры. Вскрывать полы, простукивать стены, методично взламывать подоконники...
      - Хор-роший дом! - Юркан потрогал медную, отлично сохранившуюся ручку на первой же двери, но брать не стал. Шагнул внутрь квартиры и вытащил титановую фомку: - Ну-с, приступим...
      Это раньше, пару лет назад, поиск ручек, шпингалетов и прочей фурнитуры был прибыльным делом. Отчищенная от краски и окислов, отполированная специальной пастой, "медяшка" расходилась влёт и приносила за месяц до полуштуки баксов дохода. Теперь рынок заполонили новоделы, и покупатель, сбитый с панталыку блестящими импортными финтифлюшками, перестал ценить настоящую вещь. Сбили, сволочи, цену!
      - Сама пойдёт!.. - Юркан с Серёгой стали с треском отрывать половицы. Под ними в серой лохматой пыли кое-где виднелись монеты, в основном советские копейки выпуска шестьдесят девятого года. Видимо, играли свадьбу, и молодых по традиции осыпали деньгами. А может, дети баловались, устраивали между перекрытиями "клад"... В общем, мелочевка, ничего особенно интересного. Натаха критически посмотрела на парней и занялась подоконником. Распотрошив его, она сунула руку в открывшееся углубление и извлекла завёрнутый в промасленную тряпочку револьвер. Рядом лежало разрешение на право его ношения, выданное в 1918 году Василеостровской ЧК на имя некоего Хаима Абрамовича. Носившего смешную фамилию Сруль.
      - Наградной! - Юркан поскрёб ногтем золочёное рифление, игравшее в луче фонаря. - Самовзводный, вот это я понимаю! К нему шашка вообще-то полагалась... Золотое оружие за доблесть. Зуб даю, что Сруль его спёр...
      Натаха торопливо полезла в тайник проверять, нет ли там ещё и золотой' шашки, а Юркан высыпал в ладонь тупоголовые патроны, поставил на место барабан, нажал спуск: - Ишь ты! Полный порядок! Хоть сейчас буржуев стрелять... - Щёлкнул пару раз курком, зарядил наган, вернул Натахе: - Дома только не храни, стрёмно.
      Та фыркнула:
      - Не учи задницу вытирать.
      Оружие она действительно находила не впервой, правда, так и не выучилась в нём разбираться.
      Кладоискатели двинулись дальше. В соседней комнате на полу валялись грязный матрас, тряпьё, пустые флаконы отравы, именуемой в народе "красная шапочка"... И повсюду - кучи дерьма.
      - Бомжи! - Серый сплюнул с отвращением, выругался. - Гадят, где живут, сволочи. Всё, больше не буду от "Бочкарёва" бутылки им оставлять.
      Запашок в комнате вправду стоял - хоть оглобли заворачивай. Впору пришёлся бы даже не респиратор, а полный противогаз. Однако порядок есть порядок! Назвался чердачником - о белых перчатках можешь забыть. Чертыхаясь, крутя носами, троица начала потрошить бомжовник и вскоре лишний раз убедилась, что, не извалявшись в дерьме, ничего в этой жизни не добьёшься. В толстой капитальной стене опять же под подоконником Натаха вскоре настукала ещё один тайник. Когда оторвали фанерный лист, обклеенный грязными обоями, стал виден старинный, сугубо довоенного образца чемодан. Фанерный, лакированный, с деревянными рёбрами, чтобы не царапался и легче скользил по полу, если придётся тащить. Должно быть, примерно в такой и укладывал свой немудрёный скарб герой "Поднятой целины". Сколько лет пролежал чемоданчик в своём тайном гнезде, сколько поколений успело вырасти и состариться, не подозревая, что за тонкой фанеркой ждёт своего срока натуральный - натуральнее некуда - клад?..
      - Ну, Натаха, в ЧК тебя носили бы на руках!.. Ты у нас часом не экстрасенс-лозоходец? - Серый попробовал вытащить чемодан, но тот сидел плотно, и подгоняемый нетерпением кладоискатель стал выкорчёвывать его фомкой: - Не могли побольше дырку сделать, гады... спешили, наверное... Или просто намертво врос?
      - Э, аккуратней! - заволновалась Натаха. - Раритет мне не попорть!
      - Сама не учи, - буркнул Серый, налегая покрепче. Наконец чемодан отделился от стены и тяжело вывалился наружу. При этом внутри отчётливо брякнуло. Натаха жадно схватила его за ручку и попробовала оттащить для осмотра и вскрытия, но едва смогла сдвинуть с места. Что бы там, внутри, ни хранилось, явно это были не штопаные рубашки коммуниста Давыдова!
      - Ни хрена себе подарочек! - Серый с подошедшим Юрканом кое-как выволокли добычу на середину комнаты, начерно обмахнули от пыли и кирпичного крошева. Натаха потянулась к замкам, каким-то чудом не заржавевшим...
      ...И в это время на лестнице послышались голоса и шаги, заставившие чердачников насторожиться, а ещё через минуту в комнату ввалились её нынешние обитатели - двое пьяненьких граждан, выглядевших классическими иллюстрациями к слову "говнюк". Да и то сказать, разило от обоих так, будто всю сознательную жизнь они провели в выгребной яме.
      Обнаружив в "своей" комнате неожиданных посетителей, бродяги сперва заторможенно уставились на "оккупантов". Потом оказалось, что они пребывали как раз на том градусе, когда русский человек начинает выяснять отношения.
      - На н-н-нашу плацкарту! - возмутился более рослый. Страшно округлил щёлки глаз... и вдруг бешено заорал, затопал, брызгая слюной: - Ушатаю! Разд-д-дербаню! На ноль помножу!..
      Мирного обывателя подобное в самом деле могло перепугать не на шутку, и, похоже, бомжи не раз уже имели случай в том убедиться. Второй говнюк стоял молча, пускал пьяные слюни и, глядя на товарища, радостно кивал - да, да, мол. Он такой. Замочит враз!
      Юркан, сидевший на корточках, медленно поднялся. Какая там плохо работающая рука, какая больная печёнка! Разворот плеч, нехороший блеск глаз, отчётливо различимый даже в потёмках... Это, был не спектакль. Это... в общем, сразу видать, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО замочит и не чихнёт.
      - А по рогам? - спросил он вроде негромко, но голосистый бродяга почему-то мигом умолк. - Есть желающие?..
      Желающих не Нашлось.
      Юркан сплюнул в сторону бомжей и кивнул Серому с Натахой на чемодан:
      - Пошли отсюда, а то вконец говном провоняем... В длинном коридоре бывшей коммуналки они завернули в первую же попавшуюся комнату, вновь опустили тяжеленный чемодан на пол и, изнемогая от любопытства, открыли-таки устоявшие перед десятилетиями замки.
      ...И картина открылась такая, что от увиденного Натаха ахнула, Юркан обалдело перекрестился, а Серый тихо и восторженно загнул в семь этажей. Всем троим, читавшим в детстве Майн Рида и Стивенсона, полезли в голову мысли о свирепых и коварных пиратах... о побелевших скелетах, указывающих на юго-запад... о зарезанных и удушенных компаньонах. Десяток человек на сундук мертвеца... Йо-хо-хо и бутылка рома...
      Это поистине была удача, которая выпадает один раз в жизни. Не чаще.
      - Ну вот, братцы, теперь мы можем и завязать... - тряским шёпотом выговорила Натаха; - Здесь на всех хватит...
      Она не договорила.
      Громоподобно хлопнула дверь с лестницы, и в коридоре послышались шаги. Тяжёлые, полные уверенности и ощущения силы, они заставили троицу кладоискателей затаиться и замереть не дыша. Потом что-то щёлкнуло, и прозвучал голос:
      - Первый, слышишь меня? Попали в цвет. Заходим... Голос вроде как голос, но было в нём что-то очень нехорошее. Что-то, вызывавшее желание немедленно оказаться где-нибудь в другом месте. Как можно дальше отсюда...
      - Конкурирующая фирма, мать их... - одними губами выдохнул Серый и, видимо не надеясь на самбо, вытащил нож-прыгунок. Щелчок лезвия показался оглушающе громким. - Похоже, сваливать надо...
      - Нет уж, на хрен! - Сверкнув глазами, Натаха схватила револьвер, стволом указала на добычу: - Сука буду, не отдам!
      Парни даже не подумали снисходительно улыбнуться. Они знали, что безобидная с виду любительница пирожных была способна на ярость загнанной кошки. Пару лет назад она у них на глазах так отделала фомкой конкурента-беспределыцика - небось мало не показалось. Опять же и содержимое чемодана было таково, что бросить его при первом признаке опасности - потом себе не простишь...
      Юркан подкрался к двери и осторожно прижался к ней ухом. То, что он там услышал, весьма ему не понравилось.
      - Ребята, это не конкуренты... - В голосе афганского ветерана послышался натуральный испуг. - Что-то не видел я раньше чердачников с рацухами... Спецы или бандиты, как пить дать... Короче, линяем по-тихому...
      И в это время из бомжовника раздался ужасающий рёв. Утробный, животный, бессмысленный. Так кричат в нестерпимой муке, когда человеческое существо преображается в ком страдающей плоти, лишённой воли и разума. На миг смолкнув, вопль тут же возобновился на более высокой ноте и сорвался на визг.
      - Дай-ка мне... - Смутная угроза сменилась реальной, и Юркан пришёл в чувство первым. Он вынул из ватной Натахиной руки револьвер, взвёл курок, нахмурился, бесшумно приоткрыл дверь и осторожно глянул в щёлку: - Выходим...
      Серый с Натахой как перышко подхватили на руки чемодан, который только что с трудом двигали по полу, и на цыпочках, не дыша, следом за Юрканом двинулись по коридору. Стихающие звуки человеческих страданий послужили беглецам жутковатым, но надёжным прикрытием: ТЕ были слишком заняты. Кто из них различит тихие шаги, нечаянный скрип рассохшейся половицы... Обливаясь потом, трое чердачников наконец выбрались на лестницу... и тут нервы сдали у всех троих одновременно. Стало некогда думать ни о "Первом", возможно ждущем внизу, ни о дерьме под ногами. Серый, Натаха и
      Юркан сломя голову припустили вниз по скользким, густо загаженным ступеням и, не иначе, помогла святая водичка, давно высохшая в старинной бутылке! достигли парадного, некоторым чудом не напоровшись на засаду, не свернув шеи и даже не уронив чемодан. Выскочили на улицу, бросились бегом через двор... и, с выпрыгивающими из горла сердцами, еле заставили себя подойти к "Мерседесу" нормальным человеческим шагом, не привлекая нежелательного внимания. Вякнул "Клиффорд", взревел двигатель, и "Мерс" резко, с проворотом колёс, улетел в транспортный поток, довольно бурный, несмотря на вечернее время. На часах была половина одиннадцатого...
      Настоящий полковник
      Рита-Поганка переминалась с ноги на ногу и чувствовала, что неотвратимо превращается в сосульку.
      Её бабушка Ангелина Матвеевна, выросшая под Краснодаром, а ныне коротавшая старость у внучки, непререкаемо полагала: порядочному рынку следовало открываться часов этак в шесть утра, а к полудню - полностью прекращать свою деятельность. Увы! Что справедливо жарким летом в благословенных южнорусских губерниях, то совсем не обязательно работает в Санкт-Петербурге, на Варшавской улице, в месяце марте. Рано утром, когда ростовчане и краснодарцы стремятся переделать "по холодку" как можно больше дел, платёжеспособному Питеру не до покупок. Народ либо едет на службу, либо ведёт в школу внуков, либо же ещё не проснулся. Так что как следует, в полную силу, Варшавский продовольственно-вещевой рынок принимается функционировать часам этак к одиннадцати. В данный момент до этого было весьма ещё далеко...
      Молодая женщина, к которой за острый язык и непредвзятость суждений начало уже прочно прилипать прозвище "Поганка", поправила пальцем свечку, горевшую в большом аквариуме с цветами, и посмотрела в небо - пасмурное, разрисованное багровыми рассветными клочьями. Да уж, "по холодку"!.. Ночью опять прошёл снег. Может, самый последний снег перед тем, как всё возьмётся таять уже окончательно...
      Рита переступила с ноги на ногу в огромных - валенках с замызганными галошами... И вспомнила, как в прошлом году они что-то отмечали у подруги на даче, и тоже всю ночь шёл снег, так что утром подругин муж еле пробился по заваленной улице на своём "Москвиче". Тогда было весело: истошно взвывал двигатель, буксовали колёса, три хохочущие женщины дружно толкали в корму... Через неделю ожидался уже апрель, и они, помнится, сообща постановили: вряд ли ещё следует ожидать больших снегопадов. Ну так вот - на небесах явно услышали их легкомысленный трёп. На другую же ночь уходящая зима расстаралась и выдала всё, на что не могла раскачаться в свои "штатные" месяцы. Питерский спецтранс двое суток потом не мог отскрести проспекты, а тот дачный посёлок (куда спецтранс наведывался исключительно по великому блату, подкреплённому длинным рублём) завалило по окна. На радость местным калымщикам с их всепогодными "Нивами", тут же выехавшим спасать из российских сугробов погибшие там "Гранд Чероки" и "Мицубиси Паджеро"...
      - Тьфу-тьфу-тьфу!.. - Рите-Поганке очень не хотелось, чтобы на небесах её подслушали снова. За неполный месяц, что она здесь работала, ей до смерти надоел холод. Но хуже всего было то, что Варшавская улица действовала как аэродинамическая труба. Причём непонятно в какую сторону. Не только южный и северный, но также все прочие ветры достигали здесь неистовой силы. К изучению этого явления следовало бы приставить учёных. Рита была далека от науки, она знала только, что скоро обзаведётся хроническим насморком, и ей это не нравилось.
      Ладно!.. Уже совсем скоро пойдут покупатели, и о холоде на некоторое время удастся забыть...
      Женщина похлопала себя по бокам руками в толстых засаленных рукавицах. От резкого движения с ближнего мусорного бачка взлетел голубь. Впрочем, рыночный сизарь, привыкший хватать съестное прямо из-под человеческих ног и собачьих носов, был не пуглив и скоро опустился обратно. Рита пригляделась... Сначала ей показалось, что у голубя прилипли на головке снежные хлопья. Но нет пушистый белый гребешок, каких вообще-то у голубей не бывает, явно не имел "внешнего" объяснения. Он просто там рос.
      "Мутант! - Рита невольно покосилась на обгорелые руины многоэтажного здания, отчётливые и жуткие на фоне светящегося серого неба. (Обычно она изо всех сил старалась в ту сторону не смотреть.) - На том спасибо, не двухголовый... Чего только не дождёшься... в наше-то время да в здешних местах..."
      Однако допускать мысль о мутантах, возникающих непосредственно рядом, совсем не хотелось, и Поганка решила: а может, голубь был просто такой породистый. Пушисто-хохлатый. С чьей-то голубятни улетел, удрал, наверное, чтобы не съели. Держат ведь, говорят, некоторые до сих пор...
      Решив проверить это предположение, Рита отошла от своего аквариума и осторожно потянула к сизарю раскрытую ладонь, выпростанную из рукавицы. Пальцы у Риты были именно такие, какие бывают у тридцатипятилетней женщины "со следами высшего образования", не от хорошей жизни подавшейся в рыночные торговки. Ещё не опухшие-оплывшие-бесформенные, но уже огрубевшие, с красными пятнами на костяшках. И ногти - наманикюренные, но обломанные и обгрызенные...
      По Ритиной логике, домашний породистый голубь из голубятни должен был быть совершенно ручным. Увы!.. Чистота её намерений вызвала у обладателя хохолка вполне обоснованные подозрения. Когда рука приблизилась на критическое, с его точки зрения, расстояние, мутант - или не мутант, кто его разберёт - захлопал крыльями и нервно взлетел. Женщина вздохнула, проводила его взглядом и тут увидела, что к ней приближался первый за весь день покупатель.
      О-о-о. Это был не совсем обычный покупатель. Вернее - совсем даже не обычный.
      Он появлялся каждый будний день, весь неполный месяц Ритиной рыночной биографии, и остальные ларьки ему были без надобности. Его интересовали только "Цветы Кавказа", да и то, надо думать, не из-за особой Поганкиной привлекательности, а потому, что других цветочников поблизости не наблюдалось. Они с Ритой уже вторую неделю здоровались, даже иногда обсуждали погоду, и надо ли говорить, что она загодя откладывала для него цветочки получше, а выбранный продавала со скидкой, возмещая затем разницу за счёт других покупателей. Обыкновенных.
      Она только никак не могла решить для себя, кто же он такой.
      Одет всегда очень добротно. Явно не бедствует. Розочки по полтинничку берёт не поморщась. Но не из новых русских. Рылом не вышел. У тех ряшки... как бы поприличней сказать... такие авторитетные. А этот - сала ни грамма, скулы углами. И новый русский приезжал бы на "Мерседесе", а этого привозит тёмно-зелёная "Волга", и сидит он спереди-справа, рядом с водилой. Был бы лет па двадцать постарше - Рита сочла бы его руководителем предприятия старого советского образца. Замдиректором или вовсе директором. Может быть (судя по тому, как он всегда поступал с купленным у Риты цветком), даже того научного института с обманчиво-нейтральным названием, который раньше занимал сгоревшее здание... Хотя нет. Таких советских директоров отродясь в природе не бывало. Где лысина, где нездорово-отёчная физиономия и деревянная фигура завтрашнего инфарктника?.. Фиг вам. Олимпийский чемпион на покое. А может, и не на покое. От того места, где всегда останавливалась машина, и до Ритиной "точки" вела асфальтовая дорожка, сплошь покрытая чудовищным гололёдом. С раннего утра дорожку до зеркального сияния раскатывали весёлые студенты из расположенных поблизости общежитии. Потом, ругаясь и шаркая, добавляли глянца рыночные покупатели. Так вот, мужчина ходил по этом катку, совершенно не осторожничая. Но Поганка ни разу не видела, чтобы он поскользнулся:
      Он подошёл, поздоровался, и Рита радостно захлопотала:
      - Вот свеженькие, очень советую... Долго не вянут и холода не боятся... Хозяин завёз, небось думал - к праздничку раскупят. А наши и не думали...
      Праздничек действительно ожидался не из тех, на которые россияне привычно дарят цветы: годовщина выборов Президента. Мужчина кивнул и вдруг спросил:
      - А куда пивной ларёк делся? Конкуренты украли? Упомянутый ларёк он не посещал никогда, но тот факт, что на его месте остался лишь рельефный след на снегу, оказывается, заметил. "Ишь, какие мы наблюдательные... А со стороны кажется - ни налево, ни направо не смотришь..." Вслух она ответила:
      - Так разорились. Вы слышали, может? В который раз пиво закупили, а оно взяло и скисло. Начали торговать, мужики чуть стёкла им не побили... Да что пиво - молоко долговременное, в пакетах, и то портится... даже в газете писали...
      Мужчина интереса не проявил. Молча кивнул, взял протянутую Ритой бледно-лососёвую розу и вытащил кошелёк. "Да кто ж ты такой?" - в тысячу первый раз подумала рыночная цветочница. Не в пример некоторым, "её" покупатель не благоухал дорогими парфюмами и был коротко стрижен - хотя и не по-бандитски (а надо сказать, что мысль о бандитах у Поганки мелькала). Русые волосы были пушистыми ровно настолько, чтобы, несмотря на аккуратный ёжик. производить впечатление неисправимой кудлатости. В них блестела густая яркая седина. "А вдруг ты военный? - осенило вдруг Риту. - "Настоящий полковник""...
      Строчка из популярной песни, посвящённой на самом-то деле женскому одиночеству и несбыточному ожиданию принца, внезапно сработала как катализатор. На глаза навернулись слезы, выжатые вовсе не холодом и не поднявшимся ветром.
      - Мужчина!.. - жалобно проговорила Поганка. - Вот вы всё ходите, ходите... цветочки берёте... А взяли бы да хоть разочек к бедной девушке в гости зашли! По-простому-то...
      Он успев кивнуть ей на прощание, уже поворачивался идти. Занятый своими мыслями, он, конечно, не ожидал подобных речей (которые саму-то Риту застигли врасплох). Он вскинул голову и пристально посмотрел на неё. Ой, глаза были!.. Рентгеновские!..
      - Так ведь побрезгуете... знаю я вас... - всхлипнула цветочница.
      В настоящий момент её женская биография действительно сворачивала прямым ходом в тартарары. Отвернувшись, Поганка сердито высморкалась, буркнула "извините" и вытерла руку о некогда белый передник. И по ходу дела вспомнила, где последний раз видела точно такие глаза. Видела! Только на более молодом и специфически напряжённом лице. В приёмной Большого дома. вот где. Что характерно, цвет тех глаз Рига не запомнила. Не запомнила и теперь.
      - Если бы брезговал, не покупал бы у вас. - неожиданно ответил мужчина.
      - А... - Рита безнадёжно махнула рукой. - Я вообще-то во-о-он в том доме живу... Видите, где антенна сломанная висит? - Он не посмотрел, но терять было нечего, и она продолжала: - Пятый подъезд, пятьдесят восьмая квартира... Предпоследний этаж... Мало ли... соскучитесь как-нибудь вечерком...
      - Спасибо, - кивнул "настоящий полковник". Повернулся - уже окончательно и зашагал вдоль решётчатой выгородки, гордо именовавшейся автосалоном. Он шел туда, где подпирал клочковатое утреннее небо пятнадцатиэтажный угловатый огарок бывшего "Гипертеха". Ритина подружка Натаха своими глазами видела, КАК ЭТО БЫЛО. Как рвались из окон раскалённые рыжие протуберанцы и по асфальту хлестали шрапнелью осколки стёкол, лопнувших от непомерной температуры, как теснились тревожно-красные машины пожарных и завывала "Скорая помощь", а поодаль стояли растерянные и продрогшие сотрудники института, выбежавшие из своих лабораторий в одних пиджачках и рабочих халатах. И лез в такое же утреннее - только осеннее и дождливое - небо клубящийся дымный столб, сплошной и монументальный, словно в передаче про камчатский вулкан, но вулкан - это далёко и по телевизору, а здесь всё происходило прямо посреди Питера - и ОЧЕНЬ взаправду...
      ...Тёмно-зелёная "Волга" тронулась с места и не спеша передвинулась к перекрёстку, чтобы подобрать Поганкиного покупателя и не заставлять его далеко возвращаться. Всё как всегда, всё по заведённому ритуалу. Почти на самом углу беспомощно замер большой импортный джип. Возле него раздраженно метался владелец - насколько могла разглядеть Рита, с физиономией не то что "семь на восемь", а что ни есть "семнадцать на восемнадцать". Ещё одна закономерность. Именно в этом месте Рита почти каждый день наблюдала заглохшие иномарки. Явно не нравилось что-то тонкой импортной электронике. Отечественные автомобили, примитивные и надёжные, как утюги, брали иномарки "на галстук", и метров через сто те заводились как ни в чём не бывало.