Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Аленький цветочек (Кудеяр - 1)

ModernLib.Net / Научная фантастика / Семенова Мария Васильевна / Аленький цветочек (Кудеяр - 1) - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Семенова Мария Васильевна
Жанр: Научная фантастика

 

 


Семенова Мария & Разумовский Феликс
Аленький цветочек (Кудеяр - 1)

      Мария СЕМЁНОВА и Феликс РАЗУМОВСКИЙ
      АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК
      КУДЕЯР - 1
      Волей случая спецназовец Иван Скудин оказывается в самом центре загадочных и логически не объяснимых событий. В засекреченном научном институте, где он служит начальником службы безопасности, во время эксперимента происходит очень странная, абсолютно экстраординарная катастрофа. Неумолимый рок лишает Скудина всего - любви, блестящих перспектив, надежд на будущее. Теперь вся его жизнь поиск ответа на вопрос: кто или что виной происшедшим событиям. Вперед, только вперед, до скрежета сжав зубы, теряя боевых друзей и безжалостно расправляясь с врагами... Только Ивану не привыкать. Недаром и свои и чужие за глаза называют его Кудеяром. Атаманом в подполковничьих погонах...
      Иван да Марья
      Стоит лето в огромной земле, называемой полуостровом Кольским... Плывёт над сопками нескончаемый полярный день... Время ужинать, а в горнице светлым-светло от лучей северного незаходящего солнца...
      - Ну-кось, давайте за стол! Закусим, чем Бог послал! - Скудин-старший повёл саженными плечищами, степенно огладил бороду и подмигнул Скудину-младшему - такому же широкому, как отец, только выбритому гладко, по-городскому. - Разговорами сыт не будешь!
      Вот уже неделю егерь Степан Васильевич пребывал в отличном расположении духа; Даже перепутанного браконьера, пойманного вчера на Щучьем, купать, как водится, в болотине не стал, а, сетку отобрав, отпустил с миром. И как не радоваться-то? Сын Ванька пожаловал в гости, да и не просто пожаловал молодую жену привёз отцу с матерью показать... То есть, положа руку на сердце, не такую уж молодую. Годков двадцати пяти, а может, и поболе (Степан Васильевич слышал когда-то, будто городских баб о возрасте не спрашивают, и на всякий случай не уточнял). Ну так ведь оно, если разобраться, опять к лучшему. Не соплюха какая вертихвостка. Женщина, по всему видать, солидная. С образованием...
      Солидностью этого самого образования Степан Васильевич, опять же правду сказать, не шибко проникся. Невесткина почти законченная докторская диссертация, о которой с гордостью упомянул Иван, особого впечатления на него не произвела. А вот то, что она сразу, по собственной инициативе, и притом ловко взялась со свекровою за сковородки и тряпки, - это вызвало уважение. И выросла Марьяна, оказалось, без матери. Как не побаловать, не приласкать сироту?..
      Сынок Ванька тоже давно не мальчик. Сороковник разменял, в шрамах весь, вот-вот третью звезду на погоны получит. Не хрен собачий - полковником будет! А с виду так вовсе настоящий генерал. Статный, ростом под потолок, плечами не про всякую дверь. Порода! Скудинская, основательная, из уральских казаков!
      Путано петляет жизнь человеческая... В далёком тридцать пятом сержант госбезопасности Вася Скудин влюбился без памяти в рыжеволосую колдунью, ссыльнопоселенную со Смоленщины. Плюнул на всё: на карьеру, на чины, в жёны взял, сына родил... и жил в согласии и любви, покуда не застрелили на финской. Та колдунья до сих пор по земле ходит, кто Григорьевной зовёт, кто бабой Томой. Вон она сидит, мама, - на почётном месте. И улыбается, глядя на любимого внучка. Хорош Ванечка! И жёнка ничего. Не сухотна, не ломотна, не тоща, не ледаща. Справная, одним словом, бабёнка... Сильна Григорьевна, каждого видит насквозь. Всякий, стоя перед ней, чувствует: знает о нём эта бабка такое, что и самому человеку неведомо. Даже здесь, в коренном саамском краю, где через одного "чертознаи", признаётся и уважается её сила. Много лет назад местный нойда<"Знающий человек", саамский колдун> надумал сжить со света соперницу, решил порчу на неё навести. Намазал свой сейд<В саамской религиозной традиции - священный камень, наделённый способностью летать, обиталище души обожествлённого предка> жиром и кровью, поговорил с духом-помощником, посоветовался с Саймо-олмаком, покровителем чародеев... и решил отстать, не связываться. Шибко сильный нойда, однако, оказалась эта русская баба... И то! Скоро сто лет - а все зубы свои, взгляд живой, длинные волосы всё так же густы... только побелели, стали цвета прелой соломы. Верно сказали духи - лучше не связываться!
      Между тем все расселись, и хозяин дома поднял чарку самогона, весело повел глазами из-под кустистых бровей.
      - Дай вам Боже, дорогие мои, крепкого здоровья и долгих лет. А нам - чтобы встречаться почаще!
      С чувством сказал, от самого сердца. За столом, чай, не чужие собрались, родня, да ещё любезный друг Данилов, старый саам, тоже Степан и тоже егерь, по-свойски заглянул на огонёк.
      - Ну, бывайте здоровы!
      Чокнулись, выпили, взялись за еду. На столе всего горой: и свежее, с пылу с жару, и томлёное, бочковое, из-под гнёта. Жареный хариус и малосольный ленок, тушеная бобрятина и лосиная печень, варёная икра и запашистый, домашней выпечки хлеб... .Никакой тебе "скудости", от которой их древняя фамилия вроде бы происходила. Реформы, не реформы, социализм, капитализм - а чтобы егерь да без харчей? Не было никогда и не бывать такому вовеки!
      Скудины были из тех русских людей, которые ни с мечом, ни с калачом шуток не шутят. Ели не торопясь, со вкусом и молча - какие могут быть разговоры, пока не утолён первый голод. Не скоро налили по второй. Потом выпили - в охотку, под лососиную тёшу, и - слово за слово - не спеша потекла размеренная застольная беседа. О видах на охоту, о погоде, о снежном человеке, который в прошлом месяце ломился в избу ко вдовой лопарке<Лопари - другое название саамов. Некоторые учёные полагают, что это слово можно истолковать как "живущий в северной стороне">, насилу отогнали выстрелами в воздух... Коварная штука брусничный самогон. Ни малейшего сивушного духа, лишь чуть отдаёт лесом и травами, а спичку поднеси - чистая аква вита, горит синим пламенем. А ещё развязывает языки, кружит головы и валит с ног самых крепких мужиков. Однако у Скудиных меру знали. Все чинно, пристойно. Лишь стук ложек (вилок здесь, как искони велось на Руси, не признавали) да степенный разговор по душам...
      Чёрный кот - а какому ж ещё быть в доме колдуньи! - полёживал у печки, с интересом косился на людей, однако же к столу не лез, только жмурил жёлтый хитрющий глаз. Во-первых, хорошо воспитан. Во-вторых, лень. А в-третьих, уже нутро ничего не принимает, от пуза нажрался рыбьих потрохов...
      - Давай, Машенька, еще подложу. - Хозяйка дома, привстав, с улыбкой потянулась к торчащему из чугунка половнику. - Соляночка нынче задалась! Степан Васильевич сам медведя добыл.
      Невестка ей нравилась. Не кичливая, скромная, сразу видно - из хорошей семьи, даром что городская. Правду сказать, Дарья Дмитриевна и сама родилась в городе, который на Севере только и признаётся столицей, - в Ленинграде. Так бы, верно, и сохла всю жизнь в каменном нагромождении улиц... если бы в пятьдесят пятом, юной студенткой, не встретила в тайболе<Заболоченная тайга> младшего лесничего Стёпушку Скудина. Ох!.. Всё забыла - и практику, и свой институт. Не послушала ни родителей, ни друзей. Вышла замуж и осталась у чёрта на рогах - за Полярным кругом... И ничего, скоро уже полвека вместе, в семье совет да любовь, сына вырастили - не стыд! А сколько подруг, в столице оставшихся, счастья так и не нашли...
      - Спасибо, Дарья Дмитриевна, этак мне скоро всё перешивать придется. Невестка, взглянув на свекровь, вдруг бесхитростно рассмеялась, с весёлым отчаянием покачала белокурой стриженой головой: - Знаете, как в том анекдоте: где талию будем делать - здесь, здесь, может, здесь?
      При этих ее словах старуха Григорьевна улыбнулась. Должно быть, подумала, что Марьяне, того гляди, скоро придётся перешивать платья совсем по другой, гораздо более веской причине. Однако не сказала ничего. Молча занялась добротно наперченной, сдобренной кореньями ухой. Мудра была старая, знала хорошо: слово - серебро. А молчание...
      Наконец настала очередь чая. На столе появились мёд, сахар, варенье, пироги. Скудин-старший лично внес пышущий жаром ваныкинский<Дореволюционная, вторая по качеству и престижности марка самоваров> самовар. На боках ведёрного, из "польского серебра", начищенного красавца было написано: "Где есть чай, там и под елью рай". И в самом деле, хорошо было у Скудиных в доме. Спокойно, несуетно...
      - Пробирает, однако. - После четвертого стакана саам Данилов утёрся полотенцем, начал набивать обкуренную старинную трубочку. - Степан, а не сходить ли нам на нерестилище? Ох, болит душа...
      Он был небольшого роста, с лицом морщинистым, словно печёное яблоко, однако считался лучшим егерем в округе. Знал местную тайболу, как собственную ладонь.
      - Ваня, хочешь с нами? - Забыв про чай, Скудин-старший взглянул на сына, вытащил объёмистый кисет с махрой. - Машу возьми, прогуляетесь!
      В свои семьдесят он был по-прежнему неутомим и могуч, браконьеры от него бегали, как от огня, только убежать не очень-то удавалось. Он был рад предстоящему моциону, сильное тело требовало движения.
      - Не, бать, мы на Чёрную горку... - Иван обнял жену, притянул к себе, и та вскинула на него глаза, светившиеся бесконечным доверием. Счастлив мужчина, на которого так глядит любимая женщина. Иван подмигнул ей и кивнул в сторону висящего на гвозде маленького приёмника: - Помнишь, что радио говорило? Комета Сикейроса прилетела. И будет сегодня в самом что ни есть перигелии. Якобы в наших широтах интересное зрелище ожидается.
      - Про комету Галлея тоже, помнится, в своё время трезвону было не обобраться, - хмыкнул Степан Васильевич. - А прилетела-улетела, никто и не видал.
      Однако при этом он понимающе подмигнул сыну. Сам недавно был молодым, помнил, как делаются лишними самые близкие люди, как хочется быть вместе, вдвоём, только вдвоём... Сын говорил ему, что они с Марьиной живут уже почти полгода. И хорошо, если до сих пор - как в первую ночь.
      - Лучше б дома сидели! - Молчавшая весь вечер Григорьевна поставила стакан, неодобрительно насупилась. - На Чёрной тундре<По-саамски - гора> вообще делать нечего, а сегодня тем более. Вы, городские, небось и не помните, какой нынче день!
      Мужчины переглянулись. Баба Тома никогда не начинала стращать попусту. Если уж говорила - - следовало послушать.
      - Шестое июля. - Маша задумалась, помяла нижнюю губу пальцами. Иван знал это её выражение: так она смотрела в компьютерный экран, готовя новую атаку на даже ей не поддающуюся проблему. - Ага! Завтра седьмое, - продолжала она, - то есть по церковному календарю ночь на Ивана Купалу. Как говорят, самое время для шабаша. И у вас тут, по-видимому, местные ведьмы собираются именно на...
      - Тихо, девка, тихо. - Степан Данилов сделал строгое лицо и приложил корявый палец к обветренным губам. - А то придет Мец-хозяин, чёрный, лохматый, с хвостом. Заведёт в самую чашу... Не болтай, однако, о чём не знаешь. Придержи язык.
      Маша про себя улыбнулась. Как когда-то сказал один великий физик другому: "В чём разница между нашими научными школами? Вы не стесняетесь говорить своим ученикам, что вы - дурак. А я своим - что они дураки..." Всё правильно. Настоящий учёный не будет притворяться всезнайкой. Его дело - обнаружив пробел, задавать вопросы и переваривать новую информацию...
      А старик сунул трубку в рот, глубоко затянулся и медленно выпустил сизую струйку дыма.
      - Меня послушай, - начал он торжественно. - - Давным-давно злоба людская усилилась, да так, что пуп земли дрогнул от ужаса, и Юмбел, верховный Бог, в бешенстве спустился с небес. Его страшный гнев вспыхнул, как красные, синие и зелёные огненные змеи, и мужчины прятали свои лица, и дети кричали от страха. Великий Бог говорил:
      "Я переверну этот мир. Я велю рекам течь вспять. Я заставлю море встать на дыбы. Я соберу его в огромную стену и обрушу на злобных детей земли и таким образом уничтожу их и всю жизнь". И морской вал прошёл по земле, и мёртвые тела носились по поверхности тёмных вод...
      Взяв паузу, Данилов глянул на Ванькину городскую жену. Заметил, что слушала она внимательно и с должным почтением. Кивнул, довольно затянулся... Собственно, старался он специально для неё, чтобы ума-разума набиралась. Может, впрямь поумнеет, поймёт, какой должна быть правильная женщина. Здешних-то Скудиных лопарскими сказками не удивишь, Григорьевна и не такое знает, ей духи многое открыли...
      - Так вот, девка, к чему я всё это. - Саам вдруг улыбнулся, показав редкие, почерневшие от табака зубы. - Не все люди погибли. Был один народ, укрылся глубоко в пещерах, его теперь чудью подземной зовут. Правит им хозяйка Выгахке... сильная волшебница, все богатства держит в своих руках. Золото, серебро, камни драгоценные. А вход в недра, где чудь обитает, находится на склоне Чёрной тундры, только где именно - никто не знает, мимо пройдёшь - не заметишь. А раз в год, когда Пейве-Солнце достигает вершины силы, на укромной полянке распускается огненный цветок. Только его опять не всякий увидит. Это ведь хозяйка Выгахке свой знак подает, зазывает хороших людей в гости. Те, кто в силах тот цветок увидеть и лаз отыскать, назад не возвращаются. Под землей жизнь лучше, чем здесь, однако. Вот так-то, девка. А ты - шабаш, ведьмы. Тьфу.
      - Вообще-то, - подумав и вежливо помолчав, осторожно ответила Маша, - на самом деле наши предки Купалу отмечали не седьмого июля, а двадцать второго июня. Когда астрономически солнце действительно в максимуме. Так что весь этот старый стиль, новый стиль применительно к языческим праздникам...
      Данилов положил погасшую трубку, шумно отхлебнул чаю, остывшего, но добротно заваренного и потому вкусного.
      - На озере будешь, - сказал он, - брось на берег жёлтую монету и у хозяйки прощенья попроси. Не вслух, мысленно. А то недалеко до беды, с этим не шутят.
      Он не стал рассказывать, как. лет тридцать назад его не послушали геологи из Москвы. Рассмеялись этак снисходительно - что, мол, ещё за предрассудки дремучего шаманизма. И никакого, конечно, прощения не попросили. А через день их завалило в ущелье камнями. Мокрое место осталось...
      Маша смеяться не стала, наоборот, кивнула:
      - Спасибо за науку. - И оглянулась на свекровь: - Дарья Дмитриевна, с посудой помочь?
      Ответ был известен заранее. "Иди отдыхай, дочка, успеешь ещё наломаться".
      - Спасибо, мать. - Иван дожевал рыбник и поднялся следом за женой. Скрипнув половицами, подошёл к шкафу. - Батя, я возьму твой бинокль?
      Ростом он был не менее двух метров и весил прилично за центнер, но при этом килограммы подполковника Скудина состояли отнюдь не из жира. Отнюдь, отнюдь! Только гибкие мышцы, жилы и кости. Какой к бесу Сталлоне, какие Лундгрен со Шварценеггером! Не видали они там, в своих занюханных Голливудах, серьёзного русского мужика!
      - Бери, бери, не помутнеет небось. - Степан Васильевич кивнул, глянул, как Маша сдергивает с лески полотенце, и усмехнулся беззлобно. Даст ей, пожалуй, Ванька позагорать. И на всякий случай спросил: - Иван, не позабыл, где живём?
      Спецназ, не спецназ, а родительское наставление никому ещё не мешало.
      - Угу, - подтвердил Иван. И сунул в карман штыковой накидыш "Милитари". В тайболе.
      Сколько он себя помнил, отец всё время повторял:
      "Мужик без ножа - не мужик. Так, недоразумение одно. Чепуховина. В тайболе живём..."
      - Степан Арсеньевич, до свидания! - В коротком платье, с распушившимися волосами Маша напоминала не без пяти минут доктора технических наук, а студентку-первокурсницу. - Значит, жёлтую непременно?.. Скудин-младший вернулся к столу, пожал руку сааму.
      - Счастливо, дядя Степан. Увидимся ещё, даст Бог. И вспомнил, как давным-давно Данилов вытащил его. сопляка, из стремнины. Откачал, а потом, спустив штаны, больно отодрал кручёным ремешком: "Куда лезешь, Ванька-дурак? Вначале думай, делай потом!.." Но бате не заложил. Тот до сих пор так и не знал ничего.
      - Бог-то Бог, да и сам не будь плох. - Старик тряхнул его руку и, не разжимая пальцев, тихо, так, чтобы больше никто не услышал, сказал: - Хорошая тебе жёнка попалась, только жизни её ещё учить и учить, потому как дура, однако.
      Сам Данилов был женат в пятый раз, на тридцатилетней молодухе. Стало быть, в женщинах толк понимал.
      "В тайболе живём..."
      - Смотри, прелесть какая! - Опустившись на корточки на берегу весёлого, сапфирно-синего ручья, Маша прикоснулась к крохотному, ростом в ладонь, кустику шиповника, но рвать не стала, пожалела. Она вообще никогда не рвала цветов. - И пахнет, как настоящий!
      По лбу её катился пот, лёгкое платье пошло разводами под мышками и на спине. Вот тебе и Заполярье. Куда, спросят сотрудники, ездила? На Кольский или всё-таки на Канары?..
      - Это ещё что. - Иван потянулся так. что хрустнули все суставы. Вытащил пачку "Мальборо", стал искать зажигалку. - Если постараться, дикий виноград можно найти. У нас тут, геологи говорят, геотермальная аномалия. Устала? Скоро уже придём.
      - Дай мне тоже. - Маша сразу поднялась, вытащила сигарету, зажгла её от газового огонька и с наслаждением затянулась. - Где и покурить, как не на свежем воздухе...
      Скудиным-старшим курящая новобрачная могла не понравиться, а потому на семейном совете было решено, что в их присутствии - ни-ни. Собственно, Маша была не великая любительница зелья. Так, пару-тройку сигарет в день, да и то исключительно на работе, за компанию. Однако запретный плод воистину сладок: здесь она определённо выкуривала больше, чем в Питере.
      Через полчаса они вышли к озеру, огромному, величавому, называемому лопарями в знак уважения "морем". По берегам его застыли не холмики, а самые настоящие горы - лесистые, с нетающими снежниками у вершин, со священными камнями-сеидами, одиноко маячащими на гребнях. Заполярная природа, казалось, сотворила здесь храм для поклонения собственной силе и красоте. Кругом - сотни километров топкой тайги, прорезанная скалами болотистая тундра, чахлая растительность и угрюмые, покрытые лишайниками валуны. А здесь - подпирают небо могучие ели, склоны гор заросли берёзой, ольхой и осиной, озёрная гладь так и горит под лучами ласкового летнего солнца. И воздух!.. Звенящая чистота, спокойствие и какая-то первозданная мудрость. Не говоря уж о том, что сплошной кислород...
      - Тихо-то до чего! - Маша сбросила кроссовки, осторожно зашла по щиколотку в воду и обнаружила, что гуляет всё-таки не по сочинскому дендрарию: - Ой! Холодная!.. Так и простудиться недолго... - Солнечный зайчик щекотно ударил в лицо, она заслонилась рукой, улыбнулась и сделала открытие: - А вроде ничего! Привыкаешь...
      - Здесь ручей неподалёку впадает. - Иван махнул рукой в сторону мыса, поросшего голубыми, словно с кремлёвской площади, ёлками. Его самого холодной водой, способной учинить простуду, было не запугать. Он мигом разделся и задумчиво пошёл в воду, чтобы секунду спустя презрительно заявить: Холодная?! Ну ты даёшь, Марья. Молоко! Парное!..
      С первого взгляда было понятно, что подполковничьи звёзды он заработал не молодецкой выправкой на парадах. Жуткий штопаный рубец на груди, рваный след выходного отверстия на спине... выпуклый шрам поперёк живота, оставленный секущим ударом - хотели выпустить кишки, не получилось... Замысловатая татуировка у плеча с надписью по-латыни: "Мёртвые всегда молчат".
      Оглянувшись, Маша не удержалась, подошла к мужу вплотную, коснулась ладонями твердокаменного, похожего на стиральную доску пресса. Кажется, должна была уже насмотреться, привыкнуть... нет. Всё равно мороз по коже, стоит только представить, как горячей сталью да по живому... по родному... Как именно, Иван не рассказывал никогда.
      - Мужики... - прошептала она. - Глаз да глаз за вами... Лезете куда не надо... Исполосовали всего...
      - Ну, не всего. - Широкие ладони бережно сомкнулись на её талии и приподняли, оторвав от песка, чтобы было удобнее целовать. - Самое главное всё-таки оставили... кажется. Проверить бы...
      - А что, есть сомнения?..
      Машин смех был очень счастливым. Она закрыла глаза, чувствуя, как от крестца к затылку медленно поднимается блаженная хмельная истома.
      - Ура, на мины! - Оттягивая наслаждение, Иван не без труда разжал объятия и в облаке брызг напористо попёр в озеро. - За Родину! За Сталина...
      Скажи кому у них в институте, что суровый замдиректора по режиму был способен дурачиться, как мальчишка, - не поверили бы.
      Они давно знали всю институтскую охрану в лицо, и охрани знала учёных. Никаких формальностей, сплошное "Доброе утро, Веня-Вера-Алик-Марина Львовна, доброе утро, Лев Поликарпович!" И вдруг - дело было около года назад - в один прекрасный день, явившись на службу в родной "Гипертех", Маша с папой обнаружили на вахте совершенно незнакомые физиономии. И - происходивший по всем правилам шмон. "Новые режимщики! - сообразил папа, профессор Лев Поликарпович 'Звягинцев. - Вместо "Засранцева"! - Фамилия прежнего заместителя по режиму была Саранцев. - Значит, сняли-таки! Вконец проворовался небось..."
      Трое вежливых новичков, по виду отпетые головорезы, усердно сличали сотрудников с фотопортретами на пропусках. Четвёртый такой же, только постарше, видимо, главный, молча стоял поодаль, и у него был настороженный взгляд человека, вбирающего большой объём зрительной информации. Минуя турникет, Маша встретилась с ним глазами - и слегка вздрогнула, осознав, что испугаюсь бы этого человека, даже увидев по телевизору. Ничего себе новый заместитель директора!.. Этакая ходячая жуть: полных два метра пружинно-таранной физической мощи. Не в кабинетном кресле сидеть, а с ножом в зубах из окна прыгать. С четвёртого этажа. В качестве утренней зарядки... Только потом Маша сообразила, что почувствовала не просто испуг. От испуга в животе разбегается холод, и всё. Без одуряющих, точно шампанское, волн по позвоночнику... Но это после, а тогда она поспешно потупилась, и на уровне её глаз оказалась нашивка на груди серо-пятнистого комбинезона.
      "СКУДИН", - гласили жёлтые буквы. ""Паскудин", - шёпотом съязвил папа, когда они достаточно отдалились от проходной. Острая нелюбовь к госбезопасности у него была, как он сам говорил, генетическая. Ещё со времён отца, замученного НКВД. - Ох, пометёт новая метла..."
      - Иду!.. - Сколов волосы хвостом, Маша храбро зашла в воду по пояс, с визгом присела - и торопливо, чтобы скорее согреться, поплыла неуклюжим, собственного изобретения стилем. С водной стихией она была не очень-то в ладах. Потому, может, и не жаловала свое настоящее имя - Марина, то бишь "морская". Только папе дозволялось её так называть, другим было нельзя. Ребята на службе извращались кто как умел: Маша, Машерочка, Мура, даже Матильда. Папа при этом морщился, точно от зубной боли. Но особенно травмировала его "Марьяна", придуманная Иваном.
      А голоса матери Маша не слышала никогда. Та умерла родами, от неудачного кесарева.
      Скудин между тем резвился вовсю, демонстрируя высший класс боевою плавания. Мастерски нырял, высовывался по пояс над поверхностью озера, резким рывком выскакивал высоко в воздух, словно ниндзя, запрыгивающий "способом молодого лобана" в лодку своего противника. Ключом вскипала вода, играли на солнце брызги, потом всё успокаивалось и затихало - надолго, так надолго, что Маше делалось страшно. Иван всякий раз отсутствовал раза в два дольше, чем теоретически полагается выдерживать под водой человеку, но всё же выныривал, как таинственное подводное чудище, троюродный брат Нэсси из шотландского озера, называвшегося воровским словом "лох"... Маше было не до забав. Она степенно проплыла разик вдоль берега, смешно отплёвываясь и задирая над водой подбородок. Выскочила на сушу и сразу принялась яростно вытираться. Натянула трусики, путаясь, залезла в платье... Снова закурила и блаженно устроилась на камушке. Господи, до чего ж хорошо!..
      ...Папа оказался прав. Новая метла действительно взялась мести совсем не как прежняя, надевавшаяся в одночасье неизвестно куда. Спустя время даже "генетический" ненавистник гэбистов был вынужден скрепя сердце признать: скудинские орлы были профессионалами. Не мозолили глаза, не лезли, как саранцевские, по делу и без дела во всякую бочку затычкой. Они ПРИСУТСТВОВАЛИ. Ненавязчиво и незаметно. Однако фотоаппарат, вмонтированный в оправу очков официального японского гостя (интеграция, знаете ли, сотрудничество, разрядка...), запеленговали сейчас же. Быстро мобилизовали из ближайшей лаборатории аппарат для рентгеновского просвечивания. Свинтили мешающие краны и всякие защитные крышечки... и уже в директорском кабинете, во время чаепития и прощальных поклонов, устроили японцу лёгкую внеочередную флюорографию. Сквозь деревянную стену. Секунд этак ни пять. Никакого ущерба здоровью, но для микропленки - летально. "А не совсем идиот, - в первый раз сказал про Скудина папа. И тут же поправился - Конечно, для питекантропа..."
      Все это время Маша видела грозного подполковника почти каждый день. И всякий раз почему-то испытывала большую неловкость. Как будто что-то их связываю, какой-то секрет. Чушь, конечно. Она могла бы поклясться - он не обращал на неё никакого внимания Вежливо здоровался, и все...
      А потом настала осень и её. Машин, день рождения. Справляли его, как обычно в лаборатории. С "Алазанской долиной", бутербродами и тортами прямо на столах, застеленных старыми распечатками. И все это хотя под конец дня, но, естественно, в рабочее время.
      Когда уже чокнулись за "новорожденную" и собрались налить по второй, чтобы должным образом почтить Машиного poдumеля, в запертую (по случаю нелегальщины) дверь деликатно постучали с той стороны. Молодежь бросилась прятать рюмки, а папа напустил на себя независимый вид и лично отправился открывать. Кому, как не начлабу, и случае чего отмазывать сотрудников от разгневанного начальства!
      Шелкнул замок, и стало ясно, что действовать придётся по худшему из мыслимых вариантов. Ибо на пороге стоял лично заместитель директора по режиму. А в глубине коридора просматриваема, тройка его ближайших подручных. Могучие парни переминались, ни дать ни взять "болея" за своего командира "Можно к вам?" - дипломатично спросив Скудин, хотя мог бы войти и не спрашивая, и папа потом говорил, что почувствовал себя носом к носу с вампиром, которому, как известно, вначале требуется приглашение. "Прошу.. " - буркнул он отступая с дороги. "Приятного аппетита, - пожелал Иван всем присутствующим. И... извлек из-за спины розы. Целый букет нежно-лососёвых, нравившихся (и откуда узнал...) имениннице. - Поздравляю вас, Марина Львовна, с днём рождения, - продолжал он улыбаясь, но глаза почему-то были настороженные и тревожные. - И ещё... позвольте сделать вам... предложение. ВЫХОДИТЕ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ!"
      "Что???" - ахнула Маша.
      Но внутренне, чёрт побери, нисколько не удивилась...
      Скудин наконец выбрался на берег. Полотенце ему было без надобности. Гимнастика, отжимания на кулаках, бой с тенью, которая в итоге наверняка угодила в свою теневую реанимацию... Маша долго смотрела на мужа, любуясь, потом вспомнила, что надо было сделать одну вещь.
      Дурацкая по здешней жизни городская привычка - таскать с собой кошелёк, а вот пригодилась. С самым серьёзным видом она разыскала золотистый новенький гривенник и бросила к подножию валуна: "Ваше благородие, владычица Выгахке... нижайше прошу вашего пардона, поелику аз есмь засранка и дура. Зело вельми понеже и паки. - Бессмертный "Иван Васильевич" упopно лез ей на ум. - Не корысти ради, а токмо волею..." Господи, какая дичь, хорошо хоть, что мысленно, Иван не услышит и не засмеет. А если серьезно, то, конечно, тура, уехала, с отцом даже не попрощалась. Гордая, самостоятельная. вылетевшая из родительского гнезда, заневестившаяся дочка-красавица. Засранка неблагодарная...
      ...В общем, чудесные лососёвые розы обратно в скудинскую физиономию не полетели. "Таких ребят полно! А ты!.." - возмущался папа несколько времени спустя, когда "Иван Степанович" превратиться в "Ваню" и даже "Ванечку" и повадился чуть не ежедневно похищать Марину после работы, так что домой она возвращаюсь иной раз за полночь. Возвращалась с сияющими, между прочим, глазами. "Он же натуральный головорез! Дуболом!.. Мокрушник на государственной службе! - рокотал Лев Поликарпович. - Да что ты в... гестаповце этом нашла? Когда доктора и кандидаты кругом..."
      "За кандидата наук, если помнишь, я уже выходила!" - отбивалась Марина. Её жизненный путь действительно ознаменовался недолгим и неудачным браком с сыном старого папиного товарища, талантливым математиком. Машу, собственно, и привело под венец в основном глубокое уважение к Володиной одарённости. Шесть месяцев совместной жизни, в течение которых он то и дело перебивал её на полуслове, ибо способен был рассуждать только о любимых проблемах кодирования, расставили все точки над "ё". Молодые люди развелись без разменов квартир, скандалов и слез, оставшись друзьями. Их дружбе оказалось достаточно научных консультаций раз в две недели. А большего, как теперь было ясно, и с самого начала не требовалось.
      В настоящий момент Марину анемично обожал другой потомственный гений, на сей раз биохимик. Естественно, опять сын папиного старого друга. Дима тоже был необычайно талантлив, Маше было с ним интересно... Но муж, только способный преданно смотреть ей в рот?.. Муж, чья личность в её присутствии полностью исчезает?..
      Тогда как Ваня...
      О-о, Ваня! Способный и на самурайское ледяное достоинство, и на неожиданную, а потому такую трогательную нежность...
      Лев Поликарпович, веривший в силу логических аргументов, заходил с другой стороны. "Девочка моя, - начинал он проникновенно. - Я согласен, чисто животного обаяния твоему Скудину не занимать... - Папа щёлкал пальцами. Орёл! Муж-чи-на! Могучий первобытный самец!.. Девочка, мы с тобой взрослые люди, я всё понимаю... Но ты подумай сама: это всего лишь сексуальное влечение. Надолго ли его хватит? Он же тебе не в Анталию съездить с ним предлагает, а - замуж!.. И вот схлынет ваша страсть, и окажется, что ничего больше не связывает..."
      Маша яростно возражали. Но пала, как все родители, знал лучше.
      "...И ещё развода не будет тебе давать, потому что в их ведомстве, насколько я знаю, разводы не поощряются..."
      Подобными разговорами профессор Звягинцев добился вполне закономерного результата. После очередного свидания с "гестаповцем" дочь просто не вернулась домой. Утром Лев Поликарпович, чувствуя себя брошенным сиротой, впервые почти за десять лет потащился в "Гипертех" один.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7