Душегубы

Мало ли Сорокиных на Руси? Наверняка не меньше, чем Фроловых. И Фрол на своем жизненном пути минимум с десятком разных Сорокиных встречался. Кроме того, догадывался, что ежели приведется пожить подольше, то и еще не с одним Сорокиным встретится. А потому, узнав от Рындина о том, что такова фамилия того самого ухаря, который расстрелял Степу и его спутников почти что перед воротами «оптовой базы», никак не подумал, что это его очень старый знакомый…

Тем более теперь думать времени не было. Фрол уже понимал: этот противник обладает чем-то невероятным, каким-то жутким средством воздействия на психику. Таким, которое заставляет собак бросаться на хорошо знакомых людей и даже собственных любимых хозяев. Таким, которое заставляет видеть то, чего нет, и принимать товарищей, которых знаешь в лицо, за неприятелей… Нет, драться с таким сатаной Фрол не был готов. Мало того — в «стечкине» и пол-обоймы не осталось. А запасной не взял. Драпать надо было, только вот как? Пешком? Джип, на котором Фрол приехал, оставался у офиса, то есть, чтоб добежать до него, надо было перескочить довольно просторную и неплохо освещенную площадку. К тому же ключи от лжипа были у шофера. Где этот шофер? Может, тоже пристрелили уже?

Зачем только он сунулся сюда! Надо было сразу от ворот бежать в Лутохино, а там поднять какого-нибудь автовладельца или тракториста, припугнуть пушкой — вези, падла!

От этих запоздалых мыслей Фролу стало тошно, но потом он резко изменил мнение. Может, он и жив только потому, что никуда не побежал. Наверняка такая команда оставила кого-то на стреме — дорогу прикрывать. Точно, набежал бы на пулю!

Прислушался. В конторе, то есть в офисе, кроме спящего — если еще не прирезали! — Крокодила, должен был находиться один охранник из внутреннего караула — подчиненный ныне покойного Брелка. Там же должен был быть и шофер. Свет в конторе горел, дверь была закрыта, но вряд ли визитеры туда не заглянули. А исход, по-видимому, один — три трупа. Остался ли там кто-то из «гостей»? Неизвестно. Да, на свет лучше не соваться.

Впрочем, с такой публикой и от пребывания в темноте толку немного. Инфракрасные приборы и, того хуже, прицелы запросто углядят, если понадобится. Так что надо получше укрытие поискать, закуточек какой-нибудь. В памяти Фрола один за другим промелькнули разные местечки на территории «завода». Ближайшее было всего в полсотне метров по диагонали — узкий промежуток между забором и торцом соседнего коровника, превращенного в холодильник для масла. Туда в свое время полезла дотошная врачиха из санэпид станции, нашла кучу мусора и содрала с Портновского полторы тысячи отмазного. Пожалуй, там, если б удалось добежать и остаться незамеченным, можно было отсидется. Ведь когда-нибудь эти оборотни уйдут отсюда… Только вот вряд ли они удалятся просто так. Ведь они ж наверняка к установке подбирались. И к этим самым ампулам. Вывезти всю установку они смогут только на пяти-шести «КамАЗах», не меньше. Еще один надо под сырье и готовые ампулы. Конечно, если у них задача похитить эту установку. А если просто Уничтожить? Заложат десятка два шашек и рванут… И от коровника-склада ни шиша не останется, и от Фрола тоже.

И все-таки Фрол рискнул. Правда, он не побежал напрямки, Оо Диагонали. Он сначала осторожно, по стеночке, стараясь лишний раз не топнуть и не скрипнуть, пробрался вдоль маслоцеха поближе к забору, а потом быстро перебрался в закуток. Сошлось. Никто не стрелял и не пытался его схватить. Унимая волнение, Фрол прижался спиной к торцевой стене коровника холодильника и чуть перевел дух.

Тишина была просто дьявольской. Фролу даже казалось будто у него сердце слишком громко бухает. Неужели же эти самые типы и не дышат? Никаких звуков до ушей не долетало Может, сорокинцы уже сделали все, что надо, и ушли? Фрол готов был в это поверить.

Но тут внезапно тишина нарушилась.

Не взрывом и не выстрелом, даже не криком. Просто Фрол стал слышать и шаги, и голоса, и даже кашель каких-то людей. Будто у него уши были залиты воском, а потом эти заглушки вынули. Или кто-то среди этой тишины одним щелчком включил радиоприемник. Но еще удивительней, что голоса показались ему до ужаса знакомыми.

— Ребята, — скорее попросил, чем приказал кто-то строгий, — откройте!

— Не имеем права, — отозвался чей-то глухой голос, судя по всему отвечавший из-за двери. — Только с разрешения Зинаиды Ивановны. Или непосредственно начальника ЦТМО.

— Я же вам говорил: Зинаида Ивановна сейчас подойдет.

— Вот когда подойдет, тогда посмотрим.

Этот глухой голос Фрол узнал. Это был один из тех пяти, которые приехали с установкой и смонтировали ее в подвале. Охранники-наладчики. Тот, который просился войти, тоже кого-то напоминал…

— Ну что там у вас? — спросил недовольный женский голос, явно принадлежавший Зинаиде Бариновой. — Почему не открывают?

— Да говорят, без вас не имеют права. Тем более что они какую-то стрельбу слышали…

— Стрельбу? Какую стрельбу?

— Не знаю, Зинаида Ивановна. Может, им это приснилось.

Смешно, но только после этой фразы Фрол вспомнил, какому мужику принадлежит голос. Как-то раз Фролу довелось позвонить в свой собственный кабинет (надеялся, что кто-нибудь там находится). Но никто не отозвался, кроме автоответчика. Помнится, Фрол очень удивился, не узнав собственный голос. Оказывается, в записи он звучал совсем не так, как слышался самому при разговоре. Но теперь Фрол об этом уже знал… Да, тот, кто объяснял ситуацию Зинаиде, говорил его голосом. Значит, они и это умеют. Ясно, что раз они показывают охранникам некую копию Фрола в то время, когда сам Фрол прятался в закуточке между забором и стеной холодильника, то и наида тоже липовая. И сейчас, купившись на эту липу, строгие охранники ЦТМО все-таки откроют дверь, подчиняясь приказу своей непосредственной начальницы. Тут-то их и положат в упор.

Действительно, замок вроде бы залязгал, похоже, отпирали… Фрол ожидал услышать тихие хлопки бесшумного оружия, но ошибся.

Та-та-та-та! — грозно и раскатисто протарахтела автоматная очередь.

— А! — короткий вскрик, и что-то с шорохом повалилось наземь.

Ту-ту-ту! — вот это была настоящая бесшумка, может быть, автомат «вал».

Уйя-у! Уйя-у! — это пули рикошетили от двери. Выходит, здесь номер не прошел? Рассекли подставу ЦТМОшники? И судя по воплю, кого-то завалили…

— Дай «муху», мать твою!… — рявкнул ранее не звучавший здесь голос. — Живо!

Пш-ш! Бу-бух! Работу «РПГ-18» Фрол знал и тем, кто не успел отскочить от двери, не завидовал. Грохнуло еще, должно быть, кто-то добавил гранату, типа «РГД-5». Быстро протопотало несколько тяжелых шагов по железной лестнице. Глухо донеслось еще несколько очередей: пара погромче из обычного автомата и с десяток потише — из бесшумных. Потом долетели звуки какой-то возни, одиночный выстрел. Фрол высовываться не собирался.

Вновь забухали шаги по металлической лестнице: кто-то поднимался наверх.

— Готово, Умберто, — доложил мрачный голос, — все пятеро — наповал. Ни один не сдался. А у нас — Павка…

— …И Тарас тоже, — вздохнул тот, кто приказывал стрелять мухой».

—  — Ты-то как уцелел? С такого расстояния ни один броник не удержит.

— Генератор прикрыл. Только теперь он ни хрена не стоит. Консервная банка полезней.

— Смотри, кровянка! Зацепили тебя все-таки. Плечо! Перетянуть надо!

— Сам обойдусь! Работайте по плану. И поинтенсивнее, раз сокращенным расчетом… Павку сперва вынесите, потом — блоки номер 239 и 245. Сколько готовых коробок?

— В ящике примерно восемьдесят, а ящиков-десять.

— Грузите в «газель». Все — ребят, блоки, ящики с препаратами. Вдвоем с Боцманом. А Наим пусть заливает сырье горючкой. И по зарядам — тоже он…

— Серый, ты смотри перевязывайся, не мудри! Нам твой труп ни к чему, понял?

— Работай, япона мать!

Фрол, стараясь не зашуршать, придвинулся к углу коровника-холодильника. Вполглаза выглянул.

Первое, что увидел, — «газель». Грузовичок стоял с открытым задним бортом, задом к двери, ведущей в подвал, где находились установки для получения «Z-8» и 331-го. Фонарь, обычно горевший над дверью, разбило при взрыве гранаты. Но горел другой, над дверью холодильника, и в отсветах его Фрол заметил тело в белой маскировочной куртке, распростертое неподалеку от двери. Левая дверца «газели» была открыта. На водительском месте просматривался человек, закручивавший резиновый жгут на своем правом плече.

Остальные, видимо, были в подвале. Послышался шум — вылезли трое с оружием, тащившие второй труп в белой одежде. Живые были одеты так же.

— Наим, — потребовал раненый, продолжая накручивать жгут, — быстро готовь заряд! Они без тебя справятся!

— Как скажешь, — пробормотал тот, что держал убитого за ноги, но все-таки помог товарищам запихнуть мертвеца в кузов. И второго — тоже.

— Время, время! — скрипя зубами, произнес Сорокин. И Фрол тут же вспомнил его…

ВРЕМЯ, ВРЕМЯ, ВРЕМЯ!

Фрол, как и все законопослушные граждане бывшего Советского Союза, призывался в армию. Случилось с ним сие вполне обычное событие в 1974 году, поскольку именно тогда ему сравнялось 18. Отучившись полгода в учебке, он неожиданно для себя очутился за границей, правда, все еще в пределах огороженного «железным занавесом» социалистического лагеря, то есть в тогдашней группе советских войск в Германии. Вре было относительно спокойное. Американцы уже поняли, что вьетнамцы их, мягко говоря, «умыли». В Европе, напугавшись того, как СССР со своей компанией в 24 часа «нормализовал» чexoв, размышляли, дойдут ли русские талки до Рейна за 48 часов или только за 49. Никсон съездил к Брежневу, Брежнев — к Никсону, выпили, погуляли, поговорили, подписали — пошла разрядка, или по-ихнему, по-американски, «детант». В Португалии и в Греции накрылись медным тазом фашистские режимы. Жизнь била ключом — и, как ни странно, не по нашей голове. Именно такой тогда представлялась обстановка младшему сержанту разведбата одной из советских дивизий Вальке Фролову.

Тем не менее уровень боевой и политической подготовки не снижался, разведчиков гоняли и в хвост, и в гриву, чтоб служба медом не казалась. Мечты некоторых романтиков, подогретые россказнями отцов, служивших в советских оккупационных войсках сразу после войны, когда-нибудь познакомиться с демократической немкой так и остались мечтами. В лучшем случае этих немок удавалось увидеть из кузова грузовика.

Фрол к романтикам не относился. Он твердо знал, зачем пришел в армию. Накачать мышцы, наломать руки, пристрелять глаза. И еще он хотел научиться командовать, не просто передавать приказ старшего командира, а действительно повелевать: так, чтобы любой солдат в отделении, «молодой» или «старый», в строю или вне строя видел в нем начальника и повиновался. Всего этого Фрол добился, хотя и не без труда, а потом, когда служба подошла к концу, подал заявление в военное училище.

Тогда же, то есть зимой 1975 года, в разведбате появился парень, который был постарше других. По документам Сергею Сорокину — у него там именно такое имя числилось — было 22 года, то есть в военном билете было написано, что он 1953 года рождения. Смотрелся он чуточку постарше — лет на 25. Но на самом деле майору госбезопасности Сорокину было уже 28. Конечно, ни о том, что он был на шесть лет старше, чем говорилось в документах, ни о том, что он давно не рядовой, а майор, кроме начальника особого отдела дивизии, никто не знал. И даже особист не ведал о всех подробностях хитрой игры, которая тогда велась.

Что же касается Фрола, то он совсем не знал правды о том солдате-полуторагодичнике, которого прислали к нему в отде-ние. Он и сейчас, прячась в закутке между забором и стеной холодильника, даже не догадывался о том, что нынешний Сар-риус уже тогда был чекистом. Ведь по официальной версии Ровой Сергей Сорокин был выпускником вуза, не имевшего генной кафедры, и, согласно Закону СССР «О всеобщей воинской обязанности» 1967 года, подлежал призыву на действительную военную службу по окончании учебы.

Рядовой Сорокин особо не кичился своим высшим образованием, не изображал из себя слишком умного и не пытался козырять тем, что он по возрасту старше всех «дедов». Но, само собой, и на шею себе садиться не позволял. Четко держал дистанцию от всех. Говорил мало и только по делу. Настоящих друзей у него не было, как и врагов тоже. Но уважали его все: и солдаты, и офицеры.

Пожалуй, именно опираясь на тихую и незаметную, но всегда очень полезную поддержку рядового Сорокина, младший сержант Фролов научился командовать именно так, как мечтал и, еще не дослужив до конца первый год, вполне мог управлять теми, кто прослужил дольше его. Но главное, чем запомнился младшему сержанту Фролову рядовой Сорокин, было намного серьезнее.

В принципе при особо «удачном» стечении обстоятельств, даже в мирное время и при вполне приличной дисциплине, у солдата срочной службы нет-нет да и появляется шанс не вернуться к маме с папой. Потому что армейские грузовики иногда переворачиваются, ракеты невесть отчего взрываются на старте, транспортные самолеты падают, парашюты не раскрываются, подводные лодки тонут… Для Вальки Фролова такой шанс подвернулся тоже, но, слава Богу, не реализовался. Но в существовании Бога Фрол, как бывший член КПСС, немного сомневался. Тем более что участие Бога в судьбе тогдашнего Вальки Фролова было не очень ясно. Зато участие Сергея Сорокина сомнению не подлежало.

Взвод отрабатывал метание боевых гранат на хорошо знакомом и даже поднадоевшем за многие месяцы войсковом стрельбище. Отделения развели на три учебных места, проинструктировали по технике безопасности, хотя упражнение это отрабатывали не в первый раз. Побросали учебные гранаты, еще чего-то поделали, короче, пошли метать. Из-за бетонного укрытия, с вала высотой метра три. Каску на голову надели. Ничего особо хитрого. разогнуть усики на чеке, продеть через кольцо указательный палец левой руки, прижать рычаг, выдернуть чеку, выскочить из-за укрытия (это была панель бетонная с окошком без рамы) и швырнуть «РГД-42» в круг, посреди которого стояла фанерная мишень. Метров за тридцать от вала, в поле.

Фролове отделение уже выполнило упражнение. Даже весь взвод, кажется, потому что они тогда присели перекурить на пригорке, метрах в десяти от вала. Как выражались командиры — «в тылу». Но кто-то еще метал. То ли другой взвод, то ли вообще другая рота — по прошествии двадцати двух лет без малого Фрол уже позабыл. И тут произошло то, что называется ЧП.

Очередной пацан, проделав все по инструкции, то есть выдернув чеку и отпустив рычаг, замахнулся гранатой слишком резко. А пальцы его гранату отпустили чересчур рано. И вместо того, чтоб отправиться вперед, в круг, где безучастно стояла фанерная мишень, граната полетела назад, туда, где покуривали Фрол и его подчиненные.

Граната летела меньше секунды. Даже те, кто смотрел на вал и видел, как она сорвалась с руки у разгильдяя, не успели ничего сообразить. Тем более Фрол, который лежал на боку спиной к валу. Он даже испугаться не успел. Только услышал шелест воздуха и стук тяжелого предмета по грунту. Граната пролетела у него над плечом и упала в полуметре от него. Прямо перед грудью.

Фрол успел только ее увидеть. В следующее мгновение сидевший относительно далеко Сорокин сделал какой-то невероятный прыжок, схватил гранату и с непомерной силой зашвырнул ее через вал.

Только после того, как за валом тяжко бухнул взрыв, Фрол понял, что произошло. Другие, наверно, тоже. Если б «эргэдэш-ка» взорвалась посреди тех, кто сидел и полулежал на травке, то минимум троих искромсало бы в лохмотья, а десяток — переранило. Тонкие осколочки закаленной стали — куски стальной ленты, спрятанной под оболочкой гранаты, — многим могли устроить инвалидность. Всем в разной степени.. Но у Фрола шансов остаться хотя бы инвалидом не было. Ему светил только цинк и место на кладбище под казенной пирамидкой. И в том, что его ящик остался пустым, а пирамидка неустановленной, была прямая заслуга рядового Сорокина.

После того, как все утряслось и белые как мел офицеры перестали хлопать глазами, разразившись такими заковыристыми матюками, что сразу обратно покраснели, начался быстрый разбор происшествия. Виновнику ЧП даже морду бить не стали — отделался мокрыми штанами. Конечно, пропесочили всех: отчего, мол, сидели так близко к валу. Словно бы забыли, о сами приказали сидеть именно тут и далеко не уходить. Замполит, однако, решил, что из этого случая можно сделать показательный пример мужества и героизма в мирное время и представить Сорокина к медали «За отвагу». Написали это представление или нет, Фрол так и не узнал. Потому что буквально через три-четыре дня прсле совершения подвига рялп вой Сорокин исчез из части.

Позже, недели через полторы, на батальонном разводе зачитали приказ о том, что рядовой Сорокин, изменив Родине и нарушив присягу, нелегально перешел границу ГДР и сбежал на Запад, где выступил с клеветническими заявлениями по адресу партии и правительства. Само собой, приказ повелевал усилить противодействие буржуазной пропаганде, интенсифицировать воспитательную работу и повысить бдительность.

Понять, отчего сбежал Сорокин, никто не мог. Особо маялся замполит, у которого не только потенциальный герой исчез но и изменник Родины появился. Но, как ни странно, хотя все товарищи офицеры получили по небольшому кусочку от «дыни», вставленной более высокому начальству за утрату бдительности, никаких шибко серьезных событий, типа отдачи под суд или досрочного увольнения без пенсии, не последовало. Шуму, ругани, угроз — хватало, но от всех этих сотрясений воздуха никто особо не пострадал. Не очень мучили и особист, и военная прокуратура. Конечно, пару-тройку раз Фролова вызывали в разные места для дачи показаний. В основном спрашивали, не казалось ли что-то в поведении Сорокина подозрительным, не проявлял ли он излишнего интереса к западному образу жизни, не делился ли с кем планами ухода на Запад и так далее. Фрол на все эти вопросы отвечал «нет» и был совершенно искренен. Сведущие люди говорили, что ему до конца службы придется отдуваться, но ничего такого не случилось. И характеристику от командования для поступления в училище он получил вполне приличную.

Никто Фролу, естественно, не объяснял, что цэрэушники, жаждавшие узнать, чем занимается спеццентр психологической подготовки, которым тогда еще руководил генерал-майор Белогорский, очень хотели завербовать кого-либо из его сотрудников. Такого сотрудника им аккуратно подставили. И тот предоставил им кое-какую информацию. Неполную, не очень ясную, но крайне интересную. К тому же намекнул, что очень хочет уехать на Запад, и обещал, что если ему дадут возможность работать в каком-нибудь иностранном центре аналогичного профиля, то поделится и своими личными разработками в этой области. Американцы, конечно, понимали, что могут нарваться на двойника, и без оглядки запускать козла в огород не хотели. Они взялись проверять Сорокина на вшивость. Чудо-юдо, который не был куратором этой разработки, но активно участвовал в ее прокрутке с санкции руководства подбросил империалистам еще пару заманчивых информации, а затем аккуратно проимитировал недоверие к своему ученику и тезке. В результате к штатникам попала копия секретного донесения, из которого следовало, что Сорокину не доверяют. Затем последовал приказ о переводе Сорокина на менее ответственный участок работы. Сорокин при встрече со связником прокомментировал свой перевод тем, что у него есть завистники, которые мешают ему заниматься любимой наукой и вообще могут его убрать из спеццентра. В общем, янки не то чтоб совсем поверили, но все-таки решили, что надо организовать вывоз непризнанного гения на Запад. Через одного из своих агентов в центральном аппарате они форсировали перевод Сорокина из спеццентра в военную контрразведку. А оттуда его отправили в ГСВГ, якобы для негласного испытания каких-то тонизирующих добавок к рациону войсковых разведчиков. Так он попал в часть, где служил Фрол.

Дальше все было проще. Некоторое время янки все еще приглядывались к Сорокину, потом все-таки решили вывозить. Назначили ему место встречи и спрятали в леске на условном месте «гражданку». Сорокин ночью выскользнул из части, нашел штатские шмотки и вышел на шоссе, где к нему точно в назначенное время подъехала машина. Водитель-немец, ничего не спрашивая, довез его до Берлина. Там в одной из автомастерских находился подземный ход, выводивший за Стену… Для страховки американцы, конечно, сделали ему небольшое шоу, которое состояло во внезапном появлении перед выходом из туннеля двух немцев в форме погранвойск ГДР и личностей в штатском, изображавших сотрудников КГБ и «штатсзихерхайт».

Тут была одна тонкость. Надо было не переиграть и одновременно не показать, что сразу догадался о липе. В общем, Сорокин сумел найти золотую середину. Поверили. Потом потребовали выступить по телевидению, заявить о том, что он «выбирает свободу», и наговорить кучу арестантов в адрес Леонида Ильича. Но о своей работе на КГБ почему-то попросили умолчать. И вообще, казалось бы, очень выгодная тема — разговор о методах воздействия на психику — была полностью исключена из употребления. Да и вообще пропагандистский аспект побега свели к минимуму. Телевизионное интервью было прежде всего рассчитано на проверку реакции комитетского начальства. С удовлетворением отметив, что головы полетели и многие прямые и непосредственные начальники Сорокина оказались отстраненными от работы, штатники засекли также оживленную деятельность советской и гэдээровской спецслужб. Машины с дипномерами все время попадались на глаза поблизости от тех мест, где прятали перебежчика. Потом из Москвы приплыла информашка о том, что в Комитете рассматривается вопрос о проведении спецоперации в отношении Сорокина. То есть надо было понимать, что его собираются либо выкрасть, либо шлепнуть. Из этого янки сделали вывод, что приобрели что-то действительно интересное. Постаравшись в максимальной степени засекретиться, они перекинули Сорокина в Италию, где он и превратился в Умберто Сарториуса…

Ничего этого Фрол не знал. Но парня, который спас его от смерти, помнил. Отчего Серега сбежал, его особо не интересовало. Восхищаться этим он конечно, не восхищался — даже не потому, что особистов боялся. Просто бегать к штатникам и потом говорить про своих всякую дрянь — это западло. Хуже стукачеетва. Но и осуждать в голос, для того, чтоб считали хорошим комсомольцем, не очень старался. Так, если спросят, говорил: да, он плохо поступил. Но сам лезть с гневными речами не хотел. Все-таки перевешивала та граната, которая могла бы прервать Фролову жизнь на отметке девятнадцати с половиной лет.

Потом, конечно, Фрол хоть и нечасто, но задумывался, а что было бы, если б тогда Серега Сорокин не успел? Наверно, много хорошего бы от жизни не успел узнать, но и плохого — тоже. Не увидел бы такой страны — Афганистан, не познакомился бы с Курбаши, не закрутился бы во все эти тухлые и страшные дела. Но жить даже в испохабленной и оплеванной стране лучше, чем не жить вовсе. И благодарность к Сорокину Фролов все время держал в себе. Правда, не чаял, что когда-нибудь увидит его снова…

…Подручные Сарториуса, затолкав трупы своих товарищей в кузов «газели», вновь скрылись в двери подвала. Сорокин сумел-таки наложить жгут на плечо и сидел в кабине «газели», придерживая скрутку левой рукой. Фрол понимал, что его бывший сослуживец почти беззащитен. Можно спокойно выскочить из укрытия, пробежать метров двадцать, прежде чем Сорокин сумеет, отпустив жгут, выхватить оружие. В принципе можно и, не высовываясь особо, отсюда, с сорока метров, попробовать достать его из «стечкина». Хоть и без приклада, но с двух рук Фрол, пожалуй, сумел бы точно приложиться. Доводилось уже. Но все-таки вернее было бы с двадцати. Тогда уж точно никаких шансов у командира террористов не осталось бы. Что делать дальше? В подвале услышат стрельбу, но наверх сразу не сунутся. Понимают, что на выходе из дверей могут подловить. Значит, будет кое-какая фора по времени. За это время можно попытаться запустить мотор «газели» — вряд ли она стоит без ключей, и двигатель у нее еще не остыл. А потом — ищи ветра в поле. Пока добегут до джипа, Фрол уже с горки успеет съехать. Пока откроют и заведут, он до Лутохино доедет…

Но все-таки забыть начисто ту гранату из 1975 года Фрол не мог. Нет, он понимал, что другого шанса у него может и не быть. Если эти ребята собрались рвать установку, то заряд приготовили немаленький. Тот, которого Сорокин назвал Наймом, понес на плече ящичек килограммов на десять-пятнадцать. Если рвануть столько тола в подвале, то весь бывший коровник взлетит на воздух. И воздушная волна просто выдует Фрола из его закутка, так шмякнув о стену молочного цеха, что потом придется ложками соскребать. А кроме того, нет никакой гарантии, что эти ребята вообще по всему «заводу» не оставили фугасов, которые взорвут радиовзрывателями, отъехав на «газели» подальше. Удрать пораньше, то есть бегом побежать к воротам, а потом куда-нибудь вниз, к дороге на Лутохино, тоже не светит. От того места, где стоит «газель», ворота видны. То, что сорокинцы не увидели, как Фрол проскочил в ворота, а затем потихоньку пробрался в свое нынешнее убежище, — их промашка, потому что они все сосредоточились на охмурении «наладчиков-охранников». Но сейчас-то Сорокин сидит в кабине. И смотрит именно в сторону ворот. Наверняка заметит. На машине они его мигом догонят. А пулей — еще быстрее. Пожалуй, даже до угла забора не добежать, а до лесу — тем более. Наст хрупкий, а под ним рыхлый снег, скорости не будет. По дороге вниз, с горки, бежать, конечно, быстрее, но осветить его фарами и расстрелять как зайца будет еще сподручнее.

И Фрол решился. Все его сомнения и размышления на самом деле вовсе не были такими долгими. Пяти секунд, наверное, не прошло.

Он выскочил, броском преодолел двадцать метров, вскинул пистолет и лишь за секунду до нажатия спускового крючка услышал слова, сказанные негромко, вполголоса:

— А, Валентин… Привет, привет.

Сарториус не изменил позы, не убрал руку от раненого плеча и не стал лихорадочно искать оружие. И орать: «Ребята! Сюда!» — тоже не стал. Словно бы не замечал, что Фрол, уцепившись Двумя руками за «стечкина», навел на него ствол.

Тут опять перед глазами Фрола возникла «РГД-42» с выдернутой чекой. Аж в груди закололо, будто те осколки, которыр ему тогда не достались, все-таки вонзились в тело. И руки стали вдруг тяжелыми и слабыми, будто в кисти вместо крови ртуть из жил набежала. А пистолет потяжелел так, будто его не из стали изготовили, а из какого-нибудь иридия или осмия. И опустилось дуло, уже нацеленное на Сарториуса.

— Подойди ближе, не бойся, — сказал Сорокин, будто малому ребенку.

И Фрол послушно сделал шаг, другой, третий. Ноги повиновались не ему, а Сорокину! Чем ближе Фрол подходил к Сарториусу, тем больше и сильнее парализовывалась его воля. В первый момент он еще не понял, что на него действует какая-то мощная, необычная сила, сродни той, что заставила его увидеть врагов в Роминых охранниках. Потом, когда сделал еще два шага, кажется, начал понимать, даже попробовал дернуться назад и вновь поднять пистолет, но уже не сумел освободиться от этого обезволивающего воздействия. Он оказался всецело подчинен Сарториусу.

— Отдай пушку. — Сорокин сказал это так, будто речь шла об огрызке карандаша или недокуренном бычке.

И Фрол, взяв «стечкина» за ствол, подал его Сарториусу. Тот взял в зубы скрутку жгута, а левой рукой забрал пистолет. Сунул его за пояс, вновь взялся левой рукой за скрутку жгута, а потом с некоторым напряжением встал с сиденья и вышел из кабины.

— Пойдем, поможешь, — это было не приказание, а просьба. Но у Фрола и в мыслях не было, что можно не подчиниться. Он последовал за Сарториусом, который, придерживая раненую руку, пошатываясь, пошел к заднему борту «газели». Наверно, если бы Фрол был в нормальном состоянии, он мог легко свалить ослабевшего Сорокина с ног и прыгнуть в кабину грузовичка. Но он просто поплелся следом, словно преданная собака.

Как раз в это время из подвала вышли двое, тащившие каждый по две тяжелые коробки с номерами 239 и 245. На одной паре номера были написаны зеленой краской, на другой — желтой.

— Грузите! — велел Сарториус. — Лезь в кузов, принимай! Последняя фраза относилась к Фролу, и он послушно полез в кузов, чтобы взять из рук парней Сорокина эти четыре коробки — видимо, те самые блоки с установки — и поставить их в кузов неподалеку от уже лежавших там трупов.

— Теперь — за ампулами.

Опять-таки, если б Фрол был в обычном состоянии, он бы удивился тому, что бойцы Сорокина так спокойно реагируют на его присутствие. Но, во-первых, Фрол практически не отдавал себе отчета в том, что делал, и удивляться чему-либо не мог, а во-вторых, бойцы Сорокина, видимо, уже не раз видели такие феномены.

Из подвала появился третий, Наим.

— Готово, — доложил он. — Хоть сейчас рви.

— Давай с ребятами за ящиками.

Фрол, как робот, пошагал вместе с сорокинцами в подвал.

На него нагрузили сразу два картонных ящика с маркировкой «Z-8», в которых тонко побрякивали коробки с ампулами. Каждый из других тоже взял по паре. Последние два ящика тоже взял Фрол, спустившись в подвал самостоятельно. Он даже не замечал, что рядом с убитыми охранниками ЦТМО лежит оружие. Фрол прошел мимо него равнодушно.

Когда Фрол дотащил ящики до места и подал их по одному уже сидевшим в кузове бойцам, Сорокин сказал:

— Садись в машину.

Фрол послушно влез в кузов и уселся на скамеечку, между двумя бойцами. Задний борт закрыли.

— Спи! — приказал Сарториус напоследок, и Фрол разом провалился в глубокий сон. Он не проснулся ни от урчания заведенного мотора «газели», ни от тряски по ухабистой, заледенелой от ночного холода колее. Даже от взрыва, гулко раскатившегося .о окрестностям и поднявшего на ноги все Лутохино, располо-;нное почти в трех километрах от бывшей фермы…

— Время? — спросил Сарториус, сидевший в кабине «газели», у Найма, который исполнял обязанности шофера.

— Четыре тридцать, — ответил тот. — Куда едем, а?

— В «Куропатку». Правда, не сразу. Просеками поведешь. Нам надо подъехать туда к 7.00.

— А я думал, что все — отбой…