Душегубы

— У тебя, Вань, от этих видаков, наверно, крыша-то и поехала. Позавчера вообще думал, что она этот, как его… биоробот.

— А что? Думаешь, это невозможно? Смотрел «Терминатор»?

— Я говорю: в кино все можно придумать. А мне, вообще, однохренственно, кто она. Даже если она действительно мужик ампутированный или робот с мясом. Тебя это очень колышет?

— Понимаешь, — сказал Ваня, — я себя перед ней все время недоноском каким-то чувствую. Детенышем. Одно дело — Фроловы мужики, там как-то не обидно. А тут… Знаешь, как ее бойцы называют? «Пионервожатая». Мол, с пацанами занимается…

— Подумаешь, обидно! Мы и есть тут что-то типа пионеров.

Салаги самые натуральные.

— Интересно, сколько ей лет?

— Восьмой раз интересуешься. Поди да спроси, если ответит.

— Понимаешь, у нее мордашка, если присмотреться, совсем молодая. А говорит так, будто мы ей в сыновья годимся. Такое впечатление, будто два разных человека.

— Ну, умная, значит. И вообще, чего это она тебя так волновать стала? Ты чего, влюбился, что ли?

— Да брось ты… — засмущался Ваня. — Ничего я не влюбился… Просто интересно.

— Вот мне, — Валерка, не желая лишний раз поддевать приятеля, решил сменить тему, — совсем другое интересно. На хрена мы этим бандитам нужны? Зачем им таких «пионеров», как мы, за свой счет кормить ресторанной пищей, учить и воспитывать? Мы одних патронов за эти дни расстреляли тысяч на сто, если не больше. Я понимаю, если б Фрол послал твоему папе твою видеозапись и попросил выкуп. А он отправляет такую, где ты говоришь: «У меня все нормально, не волнуйтесь, я тут живу, как кум королю и сват министру». Про себя я вообще молчу. Меня застрелить с самого начала надо было.

— Мне тоже многое непонятно, — согласился Ваня. — У них ведь уже есть солидная команда. Готовые бойцы — мы им, как выяснилось, в подметки не годимся. Их человек сорок минимум. Может быть, они решили молодое пополнение набрать? Но тогда почему только двоих?

— Мне почему-то кажется, — Валерка поднял вверх указательный палец, — Фрол нас для какой-то особой задачи готовит.

— Мне тоже так кажется… — согласился Ваня, ощутив не-понятную жуть в душе.

РЕСТОРАН НА ПРОСПЕКТЕ ПОБЕДЫ

Малый банкетный зал, где проводил свой вечерний досуг господин, числившийся по паспорту Ревенко Владимиром Терентьевичем, владельцем риэлтерской конторы «Зонд», но известный в криминальных кругах как Вова Рублик, охранялся надежно. Узкий задний двор был перегорожен тяжелыми бронированными джипами, расставленными так, что ни одна машина не смогла бы проскочить туда, не растолкав эти увесистые «тачки». Четыре вооруженных шофера и столько же охранников присматривали за ними, а заодно и за всем двором, ярко освещенным не только окнами ресторана, но и несколькими мощными светильниками. Постоянно присматривали за входным крылечком, с крылечка начинался узкий и короткий коридор, завершавшийся у небольшой лестницы, ведущей на второй этаж. Туда же подводил и еще один коридор — от кухни. На перекрестке коридоров, у лестницы располагались два охранника. Они знали в лицо всех официантов и официанток, допущенных к обслуживанию. Кроме двух особо проверенных мужиков и такого же числа баб, в зал мог войти только сам директор ресторана.

В кухне тоже дежурил охранник, присматривавший за теми, кто готовил для Рублика закуску. Кроме того, он следил, чтоб сюда не заходили посторонние лица. От общего зала кухню ограждали охранники ресторана, личный охранник Рублика должен был их подстраховывать. На верхней площадке лестницы, непосредственно у входа в зал, тоже дежурил охранник. В зал ему заходить запрещалось. Он был обязан только впускать и выпускать тех, кого положено.

Другого входа в зал не имелось, и окон в нем тоже не было.

Малый банкетный представлял собой помещение площадью 8х3 метров, со стенами, отделанными дубовыми панелями, лепниной на потолке и небольшой, но красиво сработанной вызолоченной люстрой с хрустальными подвесками. При желании заказчика можно было включить розовато-оранжевые настенные бра, а верхний свет отключить, дабы создать интимную атмосферу. Узорчатый, с оригинальным рисунком-инкрустацией дубовый паркет был идеально пригнан и щедро покрыт лаком. На небольшой сцене в противоположном от двери конце зала стояли белый рояль и стулья для музыкантов. Их опять-таки приглашали не абы откуда, а с разбором и еще до приезда хозяина тщательно обыскивали. Впрочем, тут же, на сцене, был музыкальный центр, на котором можно было прослушать все, от граммофонной пластинки времен Шаляпина до компакт-диска.

На случай, ежели кому-то из присутствовавших требовалось облегчиться или просто привести себя в порядок, было предусмотрено соответствующее удобство. То есть непосредственно из зала можно было пройти в туалеты «М» и «Ж», отделанные почти в европейском стиле. «М» справа от сцены, «Ж» — слева.

Посередине зала располагался банкетный стол, который можно было поставить и буквой «Т», и буквой «П» или вообще разделить на несколько малых столиков. Сегодня в зале; рассчитанном на двадцать человек, было только шестеро. В связи с пожеланием Рублика музыки не было. Горели только бра и лишь непосредственно у стола. Можно было поставить и канделябры со свечами, но так делали только ; в тех случаях, когда за столами находились дамы и требовались элементы романтики. На сей раз за столом сидели исключительно мужчины, крупные, солидные, знающие себе цену.

Рублик, плотный, бородатый, но коротко стриженный, был мрачен. Неожиданный отказ Фрола от сотрудничества подрезал его под корень. Трое из сидевших за столом представляли интересы оптового покупателя, который уже пятый день ждал оплаченный товар. Проблемы Рублика их мало волновали. 48 коробок они уже оплатили. День просрочки стоил Рублику 20 лимонов, стало быть, пять дней безуспешных попыток связаться с Фролом и выяснить, отчего он так паскудно себя ведет, обошлись Вове в круглую сотню. Навар с товара исчез, и убыток рос с каждой секундой,

Основной представитель заказчика, некий Жека, похваливал стол, пил и жрал от души, но насчет каких-либо отсрочек с поставкой был неумолим.

— Ты пойми меня, Вова, — говорил он, — я человек маленький. Мне сказали: «Поезжай и напомни, что счетчик капает». Я жду пятый день. Знаешь, сколько мата каждый день слышу? Мне это надо?

— Это Фрол, Фрол, сука, все подрезал, — уже в десятый, а то и в двадцатый раз повторил Рублик. — Опять со Степой корешится, наверное.

— Меня это не колеблет, понял? — вежливо сказал Жека, постучав по столу перстнем в виде черепа. — Ты можешь своему , Фролу ноги выдернуть и спички вставить, можешь Степе мозги вправить, если сумеешь, но все это — мимо денег. Короче, или завтра всю предоплату плюс сто лимонов в нале, или товар в полуторном объеме не позже, чем до двух часов дня. Потом уезжаю и докладываю, как и что. Если хозяин не вникнет и не пожалеет — будут сложности. Это я почти по-дружески предупреждаю.

— Давай взглянем с другой стороны, — предложил Рублик, наливая коньяк в опустевшую рюмку Жеки. — От тебя зависит, хотя бы чуть-чуть, чтоб твой шеф вникнул и пожалел?

— Самую малость. Вот ребята соврать не дадут, — Жека мотнул головой в сторону своих молчаливых спутников. Рублик понял это как намек на то, что оплачивать придется всю троицу.

— Какие проблемы в этом плане? — спросил Рублик. — Может, расходы потребуются?

— Сложный вопрос, — перемигнувшись с братанами, хмыкнул Жека. — Неоднозначный.

— Давайте будем думать… — начал Рублик, но тут неожиданно стол с яствами и бутылками подскочил, пол в зале дрогнул, люстра качнулась, а затем из-за стен долетел раскатистый грохот.

Мгновенно погас свет.

— Что за е-мое? — рявкнул Рублик.

— Ни хрена не вижу! — пробухтел Жека. — И зажигалка куда-то слетела…

А затем тьму дважды рванули оранжевые всплески и послышались глуховатые хлопки: дут! дут!

— А! — короткий вскрик, жалобное бряканье посыпавшейся со стола посуды, звон разбивающегося стекла, грохот упавшего набок стола, тяжелый шмяк повалившегося тела.

— Э, сюда! — заорал кто-то из спутников Рублика.

— Проспали, козлы! — взвизгнул другой. Снизу уже топотали ботинки охранников, кто-то зычно гаркнул:

— Фонарь давай, япона мать! Ни хрена не разглядишь…

— Кухню! Кухню перекрой!

Минут через пять луч фонаря прорезал темноту.

— Владимир Терентьевич! — позвал кто-то из охранников.

— Тут он, — отозвался Жека, лежа на полу.

Ворвавшиеся в зал охранники Рублика подскочили к опрокинутому столу, двумя или тремя фонарями осветили всех лежащих на полу.

— Все живы?

С пола поднялись пятеро из шести. Рублик был недвижим.

Точно в центре его лба кровянилась круглая дырочка. Один из охранников поднял безвольную руку, сдвинул рукав, пощупал пульс…

— Наповал, — сообщил он, — вторая в спину… При свете фонаря на желтой рубахе Рублика было хорошо заметно кровяное черно-багровое пятно.

— Кто стрелял-то? — Вопрос был резонный, но отвечать на него никто не торопился.

— Мужики, это не мы, честно, — произнес Жека, — мы без пушек.

— А кто же, биомать?

— Поймешь тут, когда такая темень…

— Что там грохнуло-то?

— Неясно. Вроде трансформаторная будка взорвалась…

— Взорвалась или взорвали?

— Думаю, взорвали.

— Шуруйте, шуруйте, мужики! Может, он еще здесь прячется?

— Нашел!

Свет фонарей скрестился на одном из охранников, стоявшем в двери туалета с буквой «Ж». Он держал в руке ведро и халат, какими обычно пользуются уборщицы.

— Директора сюда! За шкирман волоките!

— Нету его, он еще в десять домой уехал.

— Тогда старшего мэтра, бля, живо!

— Селиван, менты на подходе… Поспокойней надо. Они сейчас сами директора поднимут и всю шушеру допросят.

— Какая падла их вызывала, а?

— Да никакая. Грохнуло чуть не на весь район. Хочешь не хочешь — проснешься. Тем более что ближайшая ментура — в двух-трех кварталах отсюда.

— Ни у кого ничего лишнего при себе? Живее соображайте, козлы!

— Жека, у тебя сто грамм дури в карманах не завалялось?

— Ты пошучивай, ботало, с мамой своей!

— Это кто ботало, пидор гнойный?!

— Уймись, фуфло! Без грызни. Смотрите, чтоб мусора ничего не подкинули. Кого подденут — штрафану на сумму залога. Не матюкаться, не вякать, не отмахиваться. Все поняли, блин?

Во дворе, выезд из которого перегородил омоновский автобус, рослые молодцы в сером камуфляже уже наводили шмон.

— Руки на капот, ноги шире! Шире, я сказал!

— К стене, проглот! Пальцы веером, на стенку!

— Начальник, я сам иду, без нервов…

— Лежать! Не дрыгаться!

— Да вы чего, в натуре? Я ж не упираюсь, на фига палкой?

— Для страховки…

Другая группа, вломившаяся через главнуй вход, расшвыривая мебель, пронеслась на второй этаж, в малый банкетный. Фонарей прибавилось. В смысле — света.

— Всем оставаться на местах! Приготовить документы для проверки… О, господин Селиванов! Давно не виделись, правда?

— Рад вас видеть, товарищ майор. Оперативно отреагировали. Видите, какие дела творятся?

— Стало быть, не уберегли? Ай-яй-яй! Бедный Владимир Терентьевич. Говорили же ему, предупреждали…

— Надеюсь, вы нас-то не подозреваете, товарищ майор?

— Строго говоря — нет. Но досмотреть вас надо. Давайте к стеночке, спокойненько, без нервов. Никто разрешение на пушку дома не забыл? Ножички там с фиксаторами, баллончики CS ни у кого по карманам не залежались? Вообще-то, вы ребята умные, но служба есть служба…

ВЕСЕЛЫЕ ВЕСТИ

— Ну, Семеныч, ну, ас! — восхищался Рындин, наводя на торжествующего Иванцова объектив фотоаппарата. — С первого выстрела, а? Ну кто скажет, что прокуроры хуже чекистов стреляют?

Иванцов, горделиво подбоченясь, поставил ногу на тушу убитого лося, упер в шерстистый бок зверя приклад своего «тигра» с мощной оптикой и изобразил нечто вроде старинного ружейного приема «на караул по-ефрейторски».

— Килограммов пятьсот мясца, — оценил Теплов. — А то и больше.

— А ведь он, сукин сын, — вздохнул Рындин, — сначала на мой номер вышел. Далеко только было. Мне бы тоже надо было «сайгу» взять, а не «зауэра». Тогда б я его и за двести метров достал.

— Ну что, Андрей Ильич, заснял? — спросил Иванцов. — Слезать можно?

— Погоди-погоди! Давай я тебя еще с супругой запечатлею! Ольга Михайловна, прошу!

Иванцова, румяненькая и помолодевшая на морозце, в белом дубленом полушубке, изящных валяных сапожках, лыжной шапочке и стеганых брючках, при патронташе и с охотничьим ножом у пояса, при небольшом, штучной работы, ижевском ружьишке, засмущалась:

— А я-то при чем? Я ж не стреляла…

— Если б ты не наколдовала со своими загонщиками, он бы на меня не вышел! — сказал Иванцов. — Иди, Ольгуня, запечатляйся!

Ольга Михайловна засеменила к туше по изрытому копытами и испятнанному кровавыми брызгами снегу.

— Давай, фотограф, быстрей ворочайся, свежевать пора! — поторопил Рындина Иванцов.

— Рога забрать не терпится? — спросил Рындин, не отрывались от видоискателя. — У тебя их тут, в «Вепре», уже с десяток будет…

— Это не считая тех, что Ольга понаставила, — хихикнул прокурор, обнимая супругу за талию.

— Ах ты, хулиган! — пискнула Иванцова, хлопая мужа ладошкой по спине.

Рындин сделал еще один снимок, вытянул из аппарата готовое цветное фото и подал счастливой чете.

— Хоть сейчас увеличивай — и на рекламный щит, — польстил чекисту Иванцов. — Верно, Оленька?

— Очень красиво! — поддакнула супруга.

— Прибери их пока, — велел Виктор Семенович, — и сходи, поруководи разделкой…

— Понятно, — вздохнула Ольга Михайловна, сообразив, что ее выпроваживают, и удалилась.

Иванцов, Рындин и Теплов отошли в сторонку. Подстелили телогрейки, услужливо принесенные кем-то из Ольгиных егерей, и уселись на поваленное дерево, полузанесенное снегом.

— Делу — время, потехе — час, — сказал Иванцов, вытаскивая сигарету. — Ну что, товарищ Теплов, не терпится веселые вести рассказать?

— Конечно, Виктор Семенович. Иначе разве я б поперся сюда? Не обижайтесь, но не люблю я эту охоту. Зверюшек жалко.

— Надо привыкать, Василий Михайлович. У нас в области это любят… Кстати, Ильич, а чего Глава не прибыл?

— Приболел, по данным разведки, — усмехнулся Рындин. — Вчера принимал одного хорошего друга из ближнего зарубежья…

— …И принял, стало быть! — скаламбурил прокурор. — Ну, и Бог с ним, пусть отоспится. Давайте, Василий Михайлович, радуйте народ. Итак, что ж там такое стряслось с господином Ревенко Владимиром Терентьевичем? Отчего такой трагический летальный исход?

— Мирошин проинформировал, что там сработал профессионал, причем с очень хорошей оснасткой. Дерзкий, но очень расчетливый. Даже, между прочим, считает нужным ваших коллег подключить, Андрей Ильич.

— Пусть подключает. Поможем, если надо. Подробности известны? Или все то же, что вчера: свет горел — Рублик был жив свет погас — и Рублик вместе с ним?

— Немножко побольше. Взрыв произошел на крыше трансформаторной будки, расположенной во дворе ресторана по уточненным данным, в час тридцать пять. Мощность — две тротиловые шашки по 400 граммов . Найдены элементы, позволяющие считать, что мина была радиоуправляемая, кумулятивного действия. В крыше относительно небольшой пролом, а трансформатор изуродовали, как Бог черепаху. Обесточка произошла почти мгновенно. Предполагаемый преступник приблизительно через пять-десять секунд после взрыва произвел в Ревенко два прицельных выстрела — один в область сердца, другой в лоб, видимо, контрольный.

— В темноте? — недоверчиво спросил Рындин.

— Во всяком случае, все находившиеся в зале на этот момент, — а там были представители двух группировок, между которыми сейчас возникла напряженность, — утверждают, будто Рублик был цел и невредим до того, как погас свет.

— А сговориться и дружно замочить его они не могли?

Иванцов прекрасно знал, что такого быть не могло, но не следовало показывать Теплову свою осведомленность. С Найденовым покойным уж на что друзья были, и то подкузьмил, а с этим, новым, еще работать и работать…

— Исключать нельзя, но маловероятно. У всех пятерых, находившихся в зале на момент взрыва, имелось зарегистрированное огнестрельное оружие — пистолеты «Макаров» калибром девять миллиметров. У погибшего — тоже. А Ревенко был убит из оружия калибра 5, 45, которое на месте преступления не обнаружено.

— Вынести, выбросить, спрятать?

— Мирошин утверждал, что навряд ли.

— Ну, а какой-нибудь хвост они взяли или нет? — У самих бандюг, то есть друзей и знакомых потерпевшего. существует мнение, что преступник проник в зал где-то за час два до приезда Рублика с собутыльниками. То есть примерно — 21.00. Скорее всего — под видом уборщицы. Интересно! — усмехнулся Иванцов. — Тетя Маня в киллеры записалась!

— В тот вечер в малом банкетном зале должна была перед приходом гостей прибраться Малахова Алевтина Сергеевна, Это участок. Но она позвонила директору и сказала, что на работу выйдет, потому что плохо себя чувствует, а чтоб зарплата не пропала, пришлет племянницу. Племянница эта, по описанию директора и еще двух-трех человек из персонала ресторана, выглядела так: на вид около сорока, полная, волосы каштановые, коротко стриженные, с проседью, лицо одутловатое. Есть особая примета — на правой щеке овальной формы родимое пятно размером с пятикопеечную монету советской чеканки или нынешнюю достоинством в 50 рублей. Одета была в темно-синее пальто с песцовым воротником, белый пуховой платок, черные резиновые сапоги с подбоем из искусственного меха желтого цвета, без каблуков, на микропористой резине черного цвета…

— Подробно же они ее там разглядели! — заметил Рындин.

— А это все, Андрей Ильич, осталось в служебной раздевалке уборщиц ресторана. Кроме платка. Его эта подменная уборщица на плечи набросила поверх халата, который взяла там же, в служебной раздевалке, вместе с веником, ведром, тряпкой и моющим средством. Ей там положено было помыть полы в туалетах, писсуары-унитазы всякие, а в зале — только подмести.

— А что у нее под халатом было? — спросил Иванцов, хихикая, — не рассмотрели?

— Вязаная кофта розового цвета, — невозмутимо ответил Теплов, — черные рейтузы, опять-таки вязаные. На ногах шлепанцы. Появилась она в ресторане где-то в самый запарочный период, поэтому и точного времени никто не мог назвать, только приблизительно: 20.30 — 21.00. При этом уже позвонил Рублик и велел накрыть стол на шесть персон без дам. Срочно надо было готовить зал. Директор лично отпер малый банкетный, наскоро провел инструктаж и объявил, что у нее на все дела Меньше часа. Конечно, стоять у этой тетки над душой ему было некогда, он ее там оставил, а сам побежал по делам. Вернулся в зал где-то без десяти десять, уже приборы расставляли. Старший официант сказал ему, что уборщица ушла.

— А на самом деле?

—  — На самом деле она или он ( Мирошин и такое не исключает) укрылась или укрылся в дамском туалете. Его в тех случаях, когда Рублик в сугубо мужской компании приезжал, как правило, запирали на ключ.

— Почему? — с улыбкой спросил Рындин.

— А потому, что в отсутствие дам мужики крепче нажираются. Во-первых, заблюют сразу оба — это минимум. Во-вторых, в дамском биде стоят импортные. В них обязательно кучу наложат и не сольют. Ну и, в-третьих, в дамском писсуаров нет. А хорошо поддатый по инерции этого может не заметить, прямо по стенке брызгать начнет… Кроме шуток.

— Теперь понятно, — сказал Рындин. — А что ж они не заметили, что пальто осталось и все прочее?

— Раздевалка уборщиц запирается. У каждой из них есть ключи. Но самое смешное — эти же ключи подходят к замку дамского туалета в малом банкетном зале. Ну, а в запарке кому до уборщицы дело, да еще подменной?

— В общем, ясно, — сказал Иванцов, — спряталась эта племянница в туалете, дождалась, пока Рублик со своими гостями дойдет до кондиции, нажала кнопку, взорвала подстанцию, выскочила из укрытия и в полной тьме расстреляла Рублика.

— Насчет того, что она подстанцию взорвала, Мирошин сомневается. Конечно, если б у нее был пульт такого размера, как для дистанционного управления телевизором, то она его под кофтой вполне могла пронести, как и пистолет. Но из туалета через зал без окон, отделенный от двора двумя стенами, сигнал с такого маломощного передатчика до взрывателя не дошел бы. Скорее всего рвали откуда-то снаружи, а взрыв сам по себе должен был быть сигналом для киллера. Если бы убийца был сам по себе, то мог бы, наверно, и не ждать три с половиной часа. Потому что, судя по данным официантов, да и по показаниям собутыльников Ревенко, они уже к полдвенадцатого были тепленькие, а потом даже трезветь начали.

— И чего же эти, что снаружи, так задержались? — хмыкнул Иванцов.

— Ну это надо у них спрашивать. Мало ли из-за чего. Интереснее другое: как они мину на крышу трансформаторной будки пристроили. Мирошин говорил, что его ребята сперва думали, будто эти минеры под видом электромонтеров от горэнерго приходили. Нет, никаких монтеров не появлялось.

— И вертолетов поблизости не пролетало? — съехидничал Рындин.

— Нет, — ответил Теплов, — не наблюдалось. Даже НЛО.

— Общий вес этой фигулины, — посерьезнев, заметил Рындин, — не превышал полутора килограммов. 800 граммов тола, 300 граммов оболочки и максимум 400 — на радиовзрыватель. От забора до будки — метра полтора. Будка загораживает обзор со стороны двора. Подогнал грузовик к забору и перекинул мину на крышу. Может, палку или шест использовал. Всего и делов-то.

— Теперь, ежели кто-то опять будку взорвет, — весело усмехнулся Иванцов, — буду знать, на кого постановление выписывать.

— Ладно тебе, — отмахнулся Рындин, — продолжай, Василий Михайлович. Еще несколько моментов прогнать надо. То, что эта самая, условно говоря, «племянница» так удачно сработала по Рублику в кромешной темноте, не удивляет. У них в той области, насколько я помню, неплохие приборы ночного видения делали. И для армии, и для нас. В том числе и малогабаритные, размером чуть побольше очков-консервов. Но вот как эта «племянница» ушла?

— Самый темный лес, — кивнул Теплов. — У мирошинских ребят, как я уловил, никакой единой версии не сложилось. Первый вариант: убийца ушел через двор, воспользовавшись те, что охранники, находившиеся у машин, были слегка оглушены взрывом. Второй — проскочил через кухню, общий зал и главный вход. Наконец, третий — самый идиотский: спрятался в той же раздевалке уборщиц, а потом по-тихому улизнул. Но у каждого варианта много скользких мест. И во всех главное скользкое место — то, как он смог пройти лестницу. Наверху, у двери, один охранник, внизу у пересечения коридора, ведущего во двор, и коридора, ведущего на кухню, — второй и третий. В кухне — четвертый. Но ни один ни черта не видел и не слышал

— Ниндзя, — полушутя произнес Рындин, — больше некому такое провернуть…

— Я бы этого ниндзю у бабки-уборщицы поискал, — сказал Иванцов.

— Они первым делом, как узнали про это дело с подменой Уборщицы, поехали к Малаховой. А бабуля — в ином мире. И не поймешь, то ли ее чем-то напоили, то ли просто так перекинулась.

— Очень уж вовремя для того, чтоб просто так, — заметил Виктор Семенович.

— Вот именно.

— Да уж, — скорее саркастически, чем сочувственно, произнес Рындин, — заполучили наши соседи висячок.

РАСЧЕТ

Люба позвонила в дверь ТОО «Командир». Насей раз девица сразу же предложила ей пройти в «Директорат» и сказала:

— Вас ждут.

Ждал, естественно, бородатый Саша. С пачкой купюр.

— Вот остаток суммы, — сказал он, — пересчитывайте. Люба вытащила детектор, неторопливо стала проверять все поштучно.

— Не беспокойтесь, мы не кукольники, — усмехнулся Саша.

— Денежки счет любят, — заметила Люба.

— А вы интересная, — сообщил он, постаравшись поглядеть ей в глаза.

— Ужасно интересная, — согласилась она, продолжая пересчитывать и проверять доллары.

— Сумма солидная, — сказал Саша. — Не боишься нарваться?

Люба только усмехнулась.

— На кого? Разве что на вас…

— Ну и другие бывают…

— А вот за других Олег спросит. Так что постарайтесь, чтоб ничего не было.

— Вот билет. Как договаривались, на фамилию Лысак. Денег не берем. Едешь сегодня на 23.50 отсюда, из города.

— Поздненько. Не хотелось бы по городу маячить. Раньше ничего не было? В смысле поездов? Может, какой-нибудь проходящий?

— Нет. Время с Олегом согласовано. Тебя дома ждут именно с этим поездом. А насчет не маячить… Можем подержать тебя на одной хорошей квартирке.

— Хорошая квартирка? С постелькой?

— Можем даже партнера подобрать.

— Мне бы выспаться. Так, чтоб не мешали.

— Желание гостьи — закон. Не волнуйся, отдохнешь как надо. У тебя вещи где? Забирать ничего не надо?

— Все там, где положено, — улыбнулась Люба, — не волнуйся за чужое добро.

— Тогда больше вопросов не имею.

Саша взял со стола радиотелефон, набрал номер и сказал:

— Сыч, кати к подъезду. Отвезешь одну даму на хату к Лидке. В одиннадцать вечера заберешь и доставишь на вокзал к московскому поезду. Уловил?

Судя по всему, никаких возражений у абонента по фамилии или кличке Сыч не было.

Бородач проводил Любу до желтой «шестерки», за рулем которой сидел какой-то молоденький и довольно тощий парнишка, совершенно не похожий на то, что подразумевается под Сычом.

— Ну, спасибо, — сказала Люба, подавая руку Саше, — будьте здоровы, не кашляйте.

«Шестерка» покатила с улицы Генералова в центр города. Сыч молчаливо рулил. Люба тоже в собеседницы не набивалась. Довольно быстро доехали до Свято-Никольской и свернули во двор, под арку.

Остановились у подъезда с когда-то белой, но донельзя замызганной табличкой: «Подъезд 4. Кв. 56-84».

— Приехали, — сказал Сыч. Это было первое слово, услышанное от него Любой.

Поднялись на четвертый этаж вместе. Сыч три раза нажал кнопку звонка. В глазок кто-то посмотрел, потом дверь открылась. Крупная, полная блондинка улыбнулась:

— Здрассте!

— Лидуха, я тебе гостью привел, — сообщил Сыч. — Ей отдохнуть надо. Ненадолго, вечером увезу.

— Милости просим, — сказала хозяйка, впрочем, без особого энтузиазма. — Заходите.

Сыч быстро затопал по лестнице, сбегая вниз.

— Покушать не хотите? — спросила Лида.

— Спасибо, сыта, — отказалась Люба. — Подремать где-нибудь можно?

— В дальней комнате, на диване. Можете дверь изнутри закрыть, если волнуетесь насчет чего-нибудь…

— Хорошо, учту. Сапоги я сниму, но с собой заберу, если можно…

Лида проводила гостью в эту самую дальнюю комнату — всего их было три — и указала на диван.

— Подушечка тут есть, а если ноги мерзнут, то вот одеяло…

— Спасибо. — Едва Лида вышла за дверь, как Люба заперла ее на задвижку, сняла свою куртку-пуховик, вынула из нее пистолет и положила под подушку. Затем подошла к окошку, поглядела вниз и в стороны.

И только после этого позволила себе прилечь. Закрыла глаза, Но не расслабилась. Ощущения безопасности у нее не было никогда. Даже в Марфутках, когда коробку вытаскивала.

Как будто операция прошла удачно. Почти так, как пересказывал Теплов со слов коллеги Мирошина господам Рындину и Иванцову. Люба об этом разговоре, конечно, ничего не знала, а потому и не могла сообщить им кое-какие дополнительные подробности.

Например, о том, как она, приехав в чужой город, за пару часов разобралась, как и что делать.

Не было у нее никаких помощников непосредственно на месте работы. Саша из «Командира» одолжил ей «москвич» для поездки из одного облцентра в другой и кое-какое снаряжение. Остальное Люба привезла из Лутохино, распрощавшись заодно с тетей Катей Корешковой. На этом «москвиче» она доехала до автосервиса, где у нее был знакомый Сережа, и там заменила! «москвич» на «девятку». Одежда тоже сменилась. Появилась спортивная дама-автовладелец в кожаной куртке на меху поверх дорогого джинсового костюма. На «девятке» она докатила до проспекта Победы, проехала мимо ресторана «Постоялый двор», зарулила во двор дома, отделенного забором от заднего двора ресторана. Поднялась в подъезд пятиэтажки и с лестничной площадки пятого этажа как следует рассмотрела двор.

Спустилась вниз, села в машину и вновь выкатила на проспект Победы, но уже довольно далеко от «Постоялого двора». Там она припарковалась почти рядом с гаишником — машина числилась в угоне, но была перекрашена в белый цвет и имела новые номера. Люба пешочком дотопала обратно к ресторану, зашла через главный вход и вежливым, но строгим тоном спросила у вышедшего ей навстречу администратора, не находил ли кто из уборщиц золотое колечко в малом банкетном зале. Ей сказали, что это участок Малаховой Алевтины Сергеевны, но ее сейчас нет, она только в девять вечера придет. Люба заявила, что так долго ждать не может, тем более за это время бабуля ее кольцо может в комиссионке или просто с рук реализовать. Конечно, ее стали убеждать, что эта уборщица на редкость честная и, если б действительно нашла кольцо, непременно передала бы директору. Тогда Люба настояла на том, чтобы сходить в зал и посмотреть на месте. Такую леди не уважить было трудно. Тем более что она представилась знакомой господина Ревенко, то есть Рублика. Директор, конечно, не мог помнить в лицо всех шлюх, привозимых с собой Рубликом, ибо это была епархия «спецсутенера», о котором Любе рассказал Саша. Ничего не заподозрив, он лично провел Любу в пустой малый зал и дал ей возможность полчаса проводить рекогносцировку. Конечно, поиски кольца результата не дали. Люба сделала кислое лицо, почти расплакалась и сказала, что у нее остается последняя надежда: съездить к бабульке-уборщице и спросить у нее лично. Директор, которому назойливая «леди» уже надоела, с радостью дал ей адрес Алевтины Сергеевны и, когда убедился, что дама удалилась, вздохнул с облегчением.

За то время, пока директор убеждал Любу в безукоризненной честности своей уборщицы, госпоже Елене Лысак (у Любы был паспорт на это имя) удалось узнать об Алевтине Сергеевне кое-какие полезные детали.