Башня Драконьей Кости

      - Ну что, Моше, ты как, невинен? Конец мира сможешь сподобиться отсрочить, паря? - прикалывался он надо мной.
      Я на Гоба уже тогда махнул рукой. Бесполезно. Он не злой, наоборот - слишком жизнерадостный. Он такой жизнерадостный, что с ним иногда тяжело, мало кто способен его жизнерадостность долго выдержать. Его уже не переделаешь. Да и мне интересно посмотреть на того психа, который рискнет горбатого криволапого гоблина переделывать. На сколько его хватит, на минуту, или целых пять продержится, пока с воплями не убежит?
      Я уже третий раз за последний год ехал по маршруту Пограничье-Хонери. И все три раза по разным дорогам. С Хомарпом и Авьен - по самым богатым местам, ночуя в лучших покоях старосты. Сам - по каким-то болотным тропам, куда только такого невезучего путешественника, как я, и могло занести. С Гобом - по глубинке, по дороге путаной, но самой короткой, играя вечерами концерты, а ночами под звездным небом дудку своего спутника выслушивая. Гоб уникальным проводником оказался. Когда он меня в Пограничье вел, свои умения не полностью показывал. Зато теперь предстал во всей красе. То ли действительно много гоблин странствовал, то ли восьмым чувством дорогу находил. Иногда забредем в какой-то овражек, через ручей вброд переберемся, и оказываемся у другого города. До которого так "с десяток верст будет".
      Я Гобу про свои опасения в дороге с Иссой разминуться рассказал, а он меня успокоил:
      - Не боись, паря! Дружок твой большой, сам знаешь, заметим как-нибудь.
      И я действительно больше этого не боялся. Потому что появился другой повод для волнения.
      Чем ближе мы были к Хонери, тем неприятнее становились слухи. И люди тоже. Они какие-то озлобленные стали. Наши новости про врагов сначала хоть и с подозрением выслушивали, а потом и вообще отмахиваться начали.
      - Да они пустомели! - бросил в одном селении местный "первый парень на селе", кстати, на Авьен похожий - тоже с вертикальными зрачками и большим количеством мелких клыков.
      - Болтуны! - поддержал один его дружок.
      - Пустозвоны! - поддакнул другой.
      - Трепло, пустобрехи, балаболы! - понеслось со всех сторон.
      - Все знают, что никаких врагов не существует! - вещал парень. - Их придумали шираи, чтоб нас страшить!
      - Точно, точно! - поддержала толпа.
      - А эти - их приспешники! Задумали нам голову надурить! Не дадим?
      - Не дадим! - охотно согласился уже к тому времени изрядно, для смелости, принявший на грудь местный народ.
      Нам попробовали "не дать". Выражалось это в том, что местные жители решили намять бога одному некроманту, то есть мне, и одному гоблину. То есть они это еще не знали. Про некроманта. Что Гоб - гоблин, у него на физиономии написано. Но про него они тоже не все знали. Например, что если он снял и аккуратно положил на стол свою гитару, то это ничего хорошего им не сулит. Мне даже вмешиваться не пришлось. Со своей магией. Гоб и сам наглядно объяснил, что "не хорошо так говорить, не хорошо". Он даже никого не убил. Так, отделал под орех. А потом вывел парня на площадь, снял ему штаны и тупой стороной своего ятагана хорошо по заднице надавал. Приговаривая "это тебе за пустомелю, это за болтуна, это за пустозвона"… Народа много собралось, мы им тогда успели глаза открыть. Извинялись мужики, "это все зеленый змий во искушение ввел", говорили. Сказали, что обязательно будут готовиться, на случай, если враги до сюда доберутся. Ополчение соберут. Вилы наточат. На том мы с ними и разошлись, дальше поехали. А на первом перевале Гоб сказал:
      - Дальше о врагах молчим. Держи рот на замке, уши нараспашку, что залетит, ничего не выпускай.
      - Ясен пень, - ответил я.
      То есть я ответил, конечно, другое. Местный фразеологизм, который означает очевидность высказывания собеседника, полное с ним согласие звучит намного дольше. И романтичнее. "Понятно, как шираю звездное небо" - выражение пошло из одной местной легенды, про первого ширая, который мог события будущего по звездам предсказать. А когда прошло его время на земле, звезды его не оставили, а к себе приняли, и с тех пор он с небес на всех смотрит. Отсюда пошло и другое выражение, "знать, как ширай со звезд" - значить полностью знать, всецело, со всеми нюансами и аспектами.
      До Хонери оставалось еще пол дюжины дней пути, а уже вокруг все только и говорили про предательство шираев. Над врагами только смеялись, мол, "как мы вообще могли столько лет этой побасенке верить".
      - Вот ты видел врагов? - спрашивали люди друг у друга.
      - Нет, - давали ответ.
      - Вот и я тоже нет. А может их и вовсе нет, и это все шираи придумали?
      - Точно! Так и есть!
      Подобные разговоры, в той или иной вариации, повсюду повторялись. Но слово "учение" в первый раз мы уже в трех днях пути от Хонери услышали. Тут уже все прямо говорили - "учение мудро, оно открыло нам глаза, мы были слепцами столько дюжин дюжин, и вот, наконец, прозрели".
      На нас с Гобом, конечно, обращали внимание. Точнее не на нас, а на наших коней, уж очень примечательная порода. Но Гоб менять их на обычных категорически отказался.
      - Менять? Этих великолепных зверей на кляч? - возмутился он. - Знаешь, паря, я на тебе скорее верхом поеду, чем на этих существах, которых тут почему-то лошадьми называют.
      Меня такая перспектива совершенно не прельщала. Потому пришлось согласиться, и дальше ехать на конях шираев. Но Гоб придумал прекрасную легенду. Он всем рассказывал:
      - Мы с юга в Хонери едем. Вы, наверно, знаете, мы там уже всех шираев повесили, еще до того, как учение познали. А сейчас в Хонери едем, говорят, там сами Учителя. Нас послали за ними, попросить их на юг приехать, и там тоже истину раскрыть.
      Такая примитивная легенда отлично сработала. Все охали, ахали, выражали нам сочувствие в связи с трагическими событиями зимы, хвалили нас за то, что мы вовремя "враждебность шираев Латакии" опознали, и поступили с ними, как они того заслуживали. Нам с Гобом приходилось улыбаться, хоть на душе, по крайней мере у меня, страшно было. Сердце тяжело билось. В груди нехорошие опасения, как ледышка, кололи. Гоб хоть и не показывал, что ему все это тоже противно, все так же шутил, а я-то видел. Ему тоже больно. Музыка у него по ночам тревожная, горькая лилась.
      А ведь еще совсем недавно, в начале весны, люди были совсем другие. Говорили о южанах, как о варварах каких-то. Сумасшедших. Которых на самое святое, что было в Латакии - на шираев посмели покуситься. И вот теперь другие слова. Тоже от всей души. Я даже искал какое-то дурманящее умы страшное заклятье, которое затуманило людям разум. Ничего не нашел. А Гоб, когда я рассказал об этих попытках, только усмехнулся:
      - Зачем им заклинание, Моше? Им расскажи, что небо зеленым должно быть, а настоящий цвет аршаины скрывают - все, кто хоть что-то в магии смыслит, перебьют. Если рассказать убедительно. А твои старые знакомые, Беар и Яул, как я понял, рассказывать убедительно разные байки всегда умели…
      Так вот, я тяжелыми предчувствиями на душе, мы и добрались до Хонери. Иссу искать. А когда добрались, оказалось, что наша легенда не такая уж и легенда. Оба бывших магистра, а ныне "учителя", шестирукий гигант и карлик с большой головой, действительно были в Хонери. И город принадлежал им.
      Тут все изменилось. Независимый город, покинутый мною пять дюжин дней назад, был во власти пришедших сюда с севера фанатиков. На каждой площади стояли последователи "учения", объясняя людям, как они были слепы и что нужно делать, чтоб прозреть. А по всем улицам ездили вооруженные до зубов "истинные стражи Латакии" - так себя назвали собранные Беаром и Яулом голодранцы, которым дали оружие и право его примерять. Они искали шираев, не брезгуя мародерствовать, аргументируя это "наказанием приверженцев вражеских элементов". К счастью, Гоб в последний момент согласился, что въезжать в город на конях шираев слишком рискованно, и мы, припрятав их в скрытной лощине (а кони шираев достаточно умные, чтоб ждать нас там столько, сколько понадобиться - привязать такое животное просто не могла подняться рука) вошли в город на своих двоих.
      - Веди дальше сам, - тут же бросил Гоб, - в этих каменных джунглях я плохо ориентируюсь.
      А я не знал, куда идти. Я ничего не знал. Что произошло, кто эти люди бандитской наружности. Я не знал даже их названия. Я даже не думал о том, как найти Иссу - если он тут, во враждебном лагере, то рано или поздно даст о себе знать. Сейчас я уже благодарил судьбу, что моей даву с Хомарпом тут не было - а то кто знает, что бы с ними сделали мятежники…
      Одно я понимал хорошо. Идти домой, то есть в дом Хомарпа, бесполезно. Особняк ширая - слишком привлекательная цель для бандитов, они наверняка уже его разграбили, а то и подожгли. По городу, каменному, виднелись следы пожаров. Не частые, но виднелись. А раз идти в дом Хомарпа смысла нет, то я отправился в единственное место, которое меня связывало с прошлым. Хотя какое прошлое… Два месяца назад, это разве прошлое? А я тогда чувствовал, что это все было очень давно, компания "Моше и Авьен", благотворительная компания "Исполнение Последнего Желания". В прошлой жизни. Что земля, что Киев, что времена моего пребывания на посту генерального директора строительной компании… Слишком много других событий с тех пор произошло. Поездка на восток, война с врагами, смерти, смерти, смерти, поездка на запад, мир, который был тот, да не тот…
      Короче, мы отправились в мой офис. Я не знал, что я там хочу найти. Просто это было самое "нейтральное" место из тех, что я знал. Не идти же в здание Совета Латакии - уж где-где, а там бывшие магистры должны были в первую очередь все под свой контроль взять.
      Когда мы добрались до офиса, он был закрыт. То есть в этом ничего не было удивительного, я и не думал, что тут сейчас кто-то работает. Это было даже хорошо. Ключ у меня был, замок никто не менял, а раз закрыто - значит внутри никто не успел пошарить. Рассказывая Гобу подробности своей работы в строительной отрасли, я провернул ключ в замке, толкнул скрипучую дверь, ее, наверно, никто уже давно не смазывал, и почувствовал, что я куда-то лечу.
      А потом было больно. О затылок что-то твердое ударилось, оказалось - "асфальт", а сверху еще и Гоб своей далеко не маленькой массой придавил. Искры из глаз полетели. Голова раскалывалась, если не сотрясение мозга, то головные боли на неделю вперед я себе точно заработал. И от Гоба я такого предательства не ждал. Я его другом считал, а он так со мной поступил.
      - Ты чего, Гоб? Что на тебя нашло? Оо… - спросил я, одной рукой придерживаясь за разбитую голову (сотрясения мозга не было, но до крови затылок расшиб), а другой репетируя один магический жест. Он меня, по идее, должен был от других посяганий гоблина защитить. То есть в другое время я мог это заклинание, как и другие, в уме сформулировать, но когда голова болит - лучше не рисковать. А то еще наколдую не то, что надо, и разбирайся потом. Если будет кому разбираться.
      Гоб ничего не ответил - а только указал куда-то своим когтем. Я посмотрел. У противоположной стороны улицы, на земле, лежали две сломанных стрелы. А на самой стене были две глубокие отметены. Свежие. Я так прикинул - вышло, что это как раз из двери моего офиса стреляли. Тут мне и вспомнился подозрительный свист, который раздался, когда мы с Гобом уже падали. Тогда я на него внимания не обратил, а сейчас сразу дошло. Так стрелы свистят. Когда рядом пролетают.
      - Спасибо, Гоб, - отозвался я.
      - Да ничего, Моше. Только ты, паря, в следующий раз осторожнее. Знаешь правила? С незнакомыми людьми на улице не разговаривать, в незнакомые двери не заходить.
      Но в том-то и дело - дверь была мне знакома. И никто ее не взламывал. "Неужели это на меня специально ловушку подготовили?" - подумал тогда я. Но тогда это очень странная ловушка - убить меня можно было сотней других, более простых, методов, а когда хотят в плен захватить, в упор не стреляют.
      - Мы должны как-то разобраться, кто там засел, - сказал я Гобу, так как из распахнутой двери нам навстречу никто не спешил выбегать.
      - Да без проблем! - жизнерадостно бросил Гоб, я заподозрил неладное, но остановить его не успел. - Эй, вы там! - заорал он так, что во всем Хонери, наверно, услышали. - Что, совсем совесть потеряли? Что вы за гости такие, что хозяина стрелой встречают? Пошли, Моше, будем гостей незваных из твоего дома выпровождать.
      - Моше? - раздался изнутри на удивление удивленный голос, - Вы сказали Моше?
      - Да, это я, Гэлл, - наконец узнал я голос советника и своего финансового директора, - можно мне в свою компанию зайти? Или ты решил, что раз ты тут был оставлен финансами ведать, то и стрелять в меня право получил?
      - Конечно заходи!
      В голосе Бэхэмма Гэлла звучала неподдельная радость. И мы с Гобом зашли. На этот раз уже стрелы в голову не летели. Но дверь за нашей спиной быстро захлопнулась.
      Внутри был Гэлл. А еще Председатель совета. И еще пять советников. Все те, чьих подписей не было на памятном мне письме, где Иссу срочно в Хонери вызывали. В итоге нас было семеро - кворум, с большинством голосов. Формально мы сейчас могли принять абсолютно любой закон. Но только мне интуиция подсказывала, что по приходу в Хонери "учения", ведомого "учителями" Беаром и Яулом, мы все сами оказались в положении вне закона. Вряд ли от хорошей жизни Совет Латакии укрылся бы в офисе моей компании.
      Объятий не было. Рукопожатием ограничились, я представил, "Гоб, это советники, советники, это Гоб", на том формальности и закончились. А потом я сказал:
      - Что у вас тут произошло? Что с Хонери? Где Исса?
      - Ширай Исса в беде, Моше, ответил Председатель, но не спеши - ты ничем ему сейчас не сможешь помочь. А случилось следующее…"
 
      - Когда ты уехал, мы ничего не поняли. Твоя загадочная записка не прояснила, а только запутала ситуацию - многие высказывались, что это фальшивка, и что на самом деле ты предал нас. Только никто не мог сказать, кому. Потому мы не спешили объявлять тебя предателем, а работали, как и прежде.
      Работы у нас с каждым днем становилось все больше и больше. Запасы продовольствия катастрофически падали, беженцы прибывали. Лишенный защиты город стоял совершенно беспомощным, городской стражи не хватало даже на то, чтоб обеспечить патрулирование улиц. Налоги не приходили, люди отказывались платить, объясняя это тем, что у них самих ничего нет. Торговля умирала. На фоне таких проблем мы допустили страшную ошибку - мы упустили "учение".
      Нашу вину не может оправдать даже то, что произошло страшное предательство. Пятеро из тех, кого мы считали своими братьями, оказались предателями. Они предали все, чему мы должны быть верны - Латакию и тридцать шесть богов. Они еще осенью вступили в сговор с мятежными магистрами, и отреклись от своей веры, польстившись на лживые слова и обещания. Они возгордились, возжелали власти, и все это время саботировали многие начинания Совета Латакии, облегчая приход на нашу землю еретического "учения". Они сумели организовать работу распространителей ложных слухов о том, что врагов не существует, и помогли ереси прорости и укрепиться в окружающих землях.
      Они боялись действовать открыто, но лишь до тех пор, пока мятежные магистры не пошли сами на Хонери, польстившись на богатство и беззащитность этого города. К счастью, мы вовремя узнали об их предательстве, но все, что мы успели - вывести из города всех шираев и аршаинов. Они укрылись в ближайших замках, штурмовать которые, как мы думали, мятежные магистры не будут спешить.
      Больше мы ничего не успели. Еретическое "учение" укоренилось слишком быстро и в слишком многих умах, потому Хонери пал без боя. Его заняли "истинные стражи Латакии" - вооруженные преступники, объявившие себя хранителями порядка. Их было много, тысячи. В первые дни они грабили и убивали всех, кто имел хоть отдаленное отношение к шираем, или просто имел слишком большие, по их мнению, богатства. "Мы лишь отбираем то, чего был по их вине лишен народ Латакии", - говорили "истинные стражи", и грабили, убивали, насиловали и жгли. Она захватили все склады с последними резервами, и устроили пир, длившийся несколько дней.
      Только это нас и спасло - поведение еретиков вызвало волну гнева среди жителей Хонери и стоящих лагерем у городских стен беженцев. Волнения были утоплены в крови, с тех пор никто уже не рискует открыто выступать против "учения". Его позиции вне Хонери все еще сильны, но в самом городе, а особенно в лагере беженцев, куда вместе с "учением" пришел голод, уже давно зреет праведный народный гнев. Ему лишь нужен лидер.
      Когда мы узнали, что в Хонери едет сам магистр Воинов Пограничья и Багряной стражи Храма, ширай Исса, мы возрадовались, ибо думали, что он станет тем, кто сможет изгнать еретическое учение и разгромить мятежников. Но это была ловушка - предатели Беар и Яул устроили на ширая Иссу коварную засаду, пленив его в неравной схватке, и заточили в казематы. Они, как оказалось, уже давно были тут, в городе - но только когда Исса был пленен, "учителя" явили себя своей еретической пастве.
      Они смогли остановить мародерство и приструнить своих цепных псов. Но вместо того, чтоб получить желаемое, сами оказались в ловушке - Совета Латакии не стало, шираи ушли, и все неподъемные тяготы взвалились на их плечи. Но подлые мятежники и тут явили свою гнилую натуру. Они не стали решать никаких проблем, объявив, что во всех бедах виноваты шираи и их приспешники, саботирующие все благие начинания. На центральной площади города, у самой Башни Драконьей Кости, была установлена виселица, и на ней стали умирать "враги Латакии", как двулично назвали мятежники истинных патриотов.
      Среди главных врагов Латакии были названы мы все, наши осведомители, чьими стараниями мы до последнего момента знали о происходящем. Тогда же мы собрались тут, в твоем офисе - единственном месте, где нас никто не стал искать. У нас больше нет ушей и глаз во внешнем мире, последние верные нам люди, готовые рисковать, помогают нам продовольствием. Но каждый день может стать для нас все последним. Нас ищут, а пытки "истинных стражей Латакии" развязывают языки, увы, даже настоящим патриотам. Мы каждый день ждем, что откроется дверь, и сюда войдут, чтоб отвести нас на виселицу.
      Мы не думали, что это будешь ты, брат Моше. Стрелы должны были поразить врагов, не знающих кодовый стук. Но тридцать шесть богов не оставили нас, они прислали тебя. Это судьба, Моше - ты пришел, чтоб спасти всех нас и всю Латакию. Избавить ее от еретического "учения" и гнусных мятежников.
 
      "Вот такие вот творились нехорошие дела. Беда никогда не приходит одна, а тут даже не беда - тут Катастрофа пришла вместе с Трагедией, прихватив за собой Конец Света. Пока люди в сердце Латакии и на востоке встречают врагов, пока там идет Шаули Емаир, война Отечественная, тут началась еще более страшная, Гражданская война. Север, одурманенный "учением", пошел на запад. Как я еще тогда уяснил из рассказа Председателя Совета, Беар и Яул не думали ни о благе Латакии, ни о ее будущем - они лелеяли лишь месть, и были настолько слепы, что даже вторжение врагов не могло заставить их отказаться от своих первоначальных планов.
      А они знали об этом. Если Исса действительно в плену, он не мог не рассказать своим пленителям о том, что происходит в Пограничье - про ширай батхара, орду орд, прорвавшую Границу. Беар с Яулом, даже зная об этом, продолжали свое восстание, действительно поставив под угрозу само существование Латакии. Я никогда не говорил сам себе пафосные слова, типа "я должен их остановить любой ценой" или "я готов умереть за спасение Латакии". И я никогда не думал такие вещи. Ближе всего мне тогда была другая, более осторожная мысль: "я должен попробовать что-то сделать, вдруг что-нибудь и получится". Но сказал я другое:
      - А где Исса? Может его можно как-то спасти? - спросил я.
      - Магистра ширая Иссу держат в темнице замка Докен, он сейчас стал резиденцией "учителей", - ответил мне один из советников.
      Я хорошо знал этот замок. Один из самых древних замков во всем Хонери, его стены выходили непосредственно на площадь у Башни Драконьей Кости. Это была резиденция одного из самых влиятельных аристократических родов Латакии, из которого вышло много прославленных шираев, и не только шираев. В этом роду были советники и аршаины, градоправители и богатейшие торговцы. Не удивительно, что именно замок Донек приглянулся бывшим магистрам. И не удивительно, что в его древних подземельях нашлись темницы, способные удержать даже такого могучего ширая, как Исса.
      - Ждите. Я должен сам все осмотреть, - сказал я, и мы с Гобом ушли.
      То есть мы не сразу ушли. Еще выслушали много замечаний и наставлений, мне говорили, что это самоубийство, что я объявлен, как член Совета, врагом Латакии. Объясняли, что я, по причине своей глупой благотворительности, слишком известная фигура, и меня обязательно узнают и выдадут. Но я не услышал все эти возражения. Во-первых, потому что верил в жителей Хонери - я не знал ни одного, кто бы в мою бытность главой благотворительной компании, говорил бы про меня гадости. Люди видели мое бескорыстие, видели, что мне деньги не приносят счастье, а приносит его помощь другим. И потому не завидовали. Это во-первых, а во-вторых - я с тех пор изменился. И без того тощий, превратился в швабру, на которое с горем пополам висела одежка. Волосы очень коротко постриг, почти налысо - просто один раз едва собственным огненным шаром курчавую шевелюру не подпалил, вот и решился на такой шаг. Только нос прежний остался. Ну и в-третьих - я видел людей на улицах. В тот день. Они шли, опустив голову, и не смотрели друг на друга. Делали вид, что кроме них никого больше в мире не существует, понуро спеша куда-то по своим делам. Только "истинные стражи Латакии" внимательно всех осматривали, но из них меня в лицо никто не знал, а по описанию, без портрета, не так-то и просто человека узнать.
      Потому хоть я и рисковал, но риск оправдан. С этим даже Гоб согласился. Я должен был что-то узнать про Иссу, а случись неприятности - у меня есть магия, у Гоба ятаганы, как-нибудь выберемся. Только непонятно, куда… Не было в Латакии уже места, где можно спокойно отсидеться - страна закипела, и кровь уже начала обильно поливать эту многострадальную землю.
      Когда мы уже были на улице, Гоб сказал:
      - Лучше давай поспешим, Моше.
      - Почему? - не понял я.
      - А ты послушай! Только внимательно.
      И я услышал. "А ты слышал, сегодня будут самого предателя-магистра казнить?" - сказал один прохожий другому. "Да", - отвечал тот, - "говорят, это он все беды последнего года на Латакию накликал!". "Я тоже это слышал, каким же он гадом оказался, а еще и магистр!" - с умным видом делал заключение первый, и они расходились дальше по своим делам.
      "Иссу сегодня казнят!" - забил набат у меня в голове, и я, обгоняя быстрого Гоба, помчался в центр города. К Башне Драконьей Кости.
      Тогда я не думал о собственной безопасности. Я не замечал, что в мою сторону бросали удивленные взгляды, а бегущий следом Гоб высказывал все, что он думает по моему поводу. Самым ласковым было "я же не это имел ввиду под "поспешим", Моше!" Но я боялся опоздать, а потому не слушал слова своего друга. Только потом я понял, что риск был совершенно неоправдан, тогда же эмоции взяли верх над разумом.
      В центре города уже стояла огромная толпа. То есть мне она тогда показалась огромной. А в самом центре, у стен Башни, стоял помост. Мятежные магистры избрали для Иссы другую казнь, не такую, как для других шираев. Петля в последнее время стала слишком обыденна в Хонери, слишком много висельников, они уже не вызывали никаких эмоций, став привычным элементом городской жизни. Потому специально для Иссы соорудили огромную плаху, и палач, в котором я с удивлением для себя опознал ширая Беара, едва удерживал в трех руках сразу великанский топор.
      А рядом стоял Яул, зачитывающий приговор, и десяток "истинных стражей Латакии", едва удерживающих закованного по рукам и ногам Иссу. Но я-то знал - не толстые цепи и не бывшие головорезы, внезапно получившие власть, сковывали этого могучего воина. Я помнил по школе Ахима Растерзала, как тогда еще безымянный Немой Гигант гнул металлические прутья и рвал цепи, не чета этим цепям. Я помнил, как Исса голыми руками разбрасывал вооруженных до зубов шираев, не чета этим наемникам. Не увидел я и магии со стороны Беара, сковывающей великого воина - и это было непонятно. Исса даже не пытался вырваться на свободу, но и сломленным он тоже не был, надменно смотря прямо в глаза своим палачам.
      Но я все равно не мог просто стоять и смотреть, как казнят надежду Латакии, великого воина и полководца, а кроме того - моего друга. Я должен был что-то делать, и, пока Яул зачитывал приговор, мы с Гобом начали пробиваться сквозь толпу к помосту.
      Я не смотрел по сторонам. Я грубо расталкивал людей, потому что они были для меня не людьми, а стервятниками, собравшимися посмотреть на казнь великого человека. И, когда меня ухватила чья-то старческая рука, я грубо произнес:
      - Отвали, старик! - и попытался скинуть ее со своего локтя, но у меня ничего не получилось.
      - Эх, молодежь-молодежь… Совсем страх и совесть потеряли, никакого уважения к пожилым, - произнес хорошо знакомый мне голос. - А ведь это и твоя вина, сталбыть, тоже! Не смог своему ученику привить даже элементарные истины, вот из-за таких, как он, и обесценилось в последнее время гордое звание аршаина.
      - Моя вина, - ответил другой голос, который я и через сто лет помнить буду. - Я думал, что Моше хоть что-то для себя уяснил, а он как был соплей зеленой, так и остался…
      - Араршаин Жан-Але, - повернувшись, я постарался изобразить вежливый поклон, что не очень легко сделать в густой толпе, - я прошу прощения за свою грубость. Я был ослеплен гневом и желанием спасти ширая Иссу, и… Жан-Але, Ахим - почему? Я не знаю, как вы здесь оказались, но если мы все собрались вместе, мы можем попробовать спасти Иссу, и…
      - Все не так просто, Моше, - грустно вздохнул старик. - Ахим, я был не прав - ты воспитал достойного ученика, который не стал спрашивать, как мы здесь оказались, а первым делом извинился, как и должен был поступить истинный шаин. Потому властью, данною мне, я провозглашаю тебя аршаином.
      - Да это может и подождать, - отмахнулся я, только тогда заметив, что не только Жан-Але и Ахим. Все мои школьные учителя - аршаины Ли, Хармид Хомтрий, Фимар, Мало Поел, даже Лима, со своими неповторимыми зелеными волосами и похожими на щупальца руками - были тут. Им не нужно было маскироваться - они не были знамениты и ничем не выделялись из пестрой толпы жителей Хонери, собравшихся просто посмотреть на казнь.
      - Жан-Але, Ахим - если мы все собрались тут, то можем напасть на магистров, вырвать у них из рук Иссу и скрыться. Я не думаю, что охрана сможет совладать с таким количеством опытных аршаинов, и…
      - Не все так просто, Моше, - грустно покачал головой Жан-Але. - Не все так просто. Ты что, до сих пор не понял?
      - Не понял что? - удивился я.
      - Не в мятежных магистрах все наши беды. И не в "истинных стражах Латакии". Неужели ты думаешь, что Исса не смог бы сам сбежать из темницы? Или мы с радостью ждем его смерти? - спросил Жан-Але.
      - Не отвечай, Моше, - остановил меня Ахим, - а лучше посмотри на Иссу внимательно. На него, на Беара, на Яула - скажи, что ты видишь? Нет, не так - не на поверхность смотри, а вглубь. Ты был одним из моих лучших учеников, у тебя это должно получиться.
      Я тогда не понял, что значит "смотреть вглубь". Ахим этому никогда не учил, он имел ввиду явно не просто магическое зрение, а что-то другое. Я глубоко вздохнул. Что имел ввиду Жан-Але? Что на самом деле происходит? Я постарался увидеть все происходящее в другом свете, абстрагироваться от того, что два безумных мятежника собираются отрубить голову моему другу, что возбужденная толпа ждет этого мига. Мои глаза встретились с глазами Иссы - и ширай улыбнулся мне. Мне показалось, что я все понял.
      - Обреченность. Это обреченность? - тихо спросил я.
      - Не обреченность, - столь же тихо ответил Жан-Але, - а неизбежность. Исса прекрасно понимал, на что он идет, когда ехал в Хонери. Я говорил с ним. Он знал о ловушке, о том, что ему тут грозит верная смерть. Но это должно было произойти. Ты помнишь Предсказание, Моше?
      - При чем тут… - начал было я, и тут же вспомнил, - "Найдет император на плахе покой…"
      - Да. Магистр Воинов Пограничья и Багряной стражи Храма, ширай Исса найдет вечный покой на плахе. Это должно было произойти, и это произойдет - не сейчас, так потом. Не мятежные магистры станут его палачами, так ты, или я, или Ахим. Предсказание дает определенную свободу трактовки, но события, в нем описанные, произойдут, как бы мы все не старались обмануть судьбу. Исса знал, на что шел. Это был его сознательный выбор, а Беар с Яулом… Да, они сильны. Но не в них наша беда, Латакия умирает, а они - лишь слепые орудия судьбы.
      - Тогда зачем вы здесь, если ничего нельзя изменить?
      - Моше, ты так ничего и не понял, - горько вздохнул араршаин. - Мы собрались здесь как раз для того, чтоб этого не произошло. Чтоб Латакия устояла в грядущем катаклизме. Предсказание дает шанс на спасение, но те беды, что оно пророчит, свершаться в любом случае, как бы мы не пытались их предотвратить.
      - Ущербная логика, - тихо, что только я его расслышал, буркнул за моей спиной Гоб, который все время разговора делал вид, что его тут не существует.
      Я сейчас пишу дневник, и даже не знаю, прочитают ли его когда-нибудь. Но если это случиться, я хочу спросить, вы когда-нибудь стояли на казне друга? Нет, не лучшего друга. Я мало общался с Иссой, в школе Растерзала мы молча сидели рядом на занятиях и кивали друг другу головой в знак приветствия, а следующая наша встреча вообще происходила в обстановке, не способствующей дружественному общению. Исса стал моим другом заочно, я был наслышан о его боевых подвигах и заслуге в том, что этой зимой Латакия устояла и враги были задержаны. Я восхищался этим человеком, который действительно заслужил звания героя. А теперь ждал, пока его казнят. И ничего не делал. И другие мои знакомые тоже стояли рядом, и ничего не делали.