— А тебя, дурака, никто и не будет заставлять говорить, — брезгливо бросаю я в ответ. — Просто накачают «сывороткой правды» по самое «мама не горюй», и ты выложишь все самостоятельно. И то, что знал, и то, что старался забыть, и то, что уже забыл. Может, ты не знаешь, как эта штука работает?

Все он прекрасно знает. И также хорошо он знает, что прятать от меня любые вещи было глупостью. Знает, но ничего с собой поделать не может: мы друг друга переносим крайне плохо и готовы сделать пакость при первой же возможности. Интересно, а он понимает, что речь идет исключительно о нашей с ним взаимной неприязни, или искренне уверен, что поступает абсолютно правильно? А ведь с него станется так думать.

— В конце концов, — Ромус решает переменить тему разговора, — это все не важно. У нас сейчас общая цель! И мы должны…

— Да заткнись ты! — не выдерживает Репус. — Цель у тебя… Как же.

— Я, между прочим, начальник штаба! И мне…

— Ромус, на самом деле, заткнись по-хорошему, — совершенно искренне говорю я. — Почему мне не были предоставлены данные о складах с оружием, его количестве и доступности — разберемся позже. Как и с тем, по какой причине ты не соизволил написать нормальный устав. Сейчас меня интересует только одно: твоя идея захватывать «универсалы» непосредственно в воинских частях?

— Моя! — тут же просиял Ромус. — Они находятся на консервации, и данная операция не представляет собой ничего сложного. Мы сможем просто взять их тепленькими — охрана минимальная. Так что…

— А теперь, клизма штабная, послушай меня внимательно. — Я невольно перехожу на свистящий шепот. — Если ты за давностью лет запамятовал, то я напомню: полный вывод машины из консервации занимает четыре часа. И это при условии, что занимается этим мероприятием обученный экипаж. Хорошо обученный, заметь. Все это время, надо полагать, ничего не будет происходить? Тревога не будет поднята, не будет прислано подкрепление, не появятся ребята из спецподразделений. Так? А мне кажется, что не так. У меня почему-то есть смутные предчувствия, основанные на некотором опыте, что в самом лучшем для нас случае ровно через час к нам явятся поинтересоваться происходящим. И явятся не с пустыми руками. Если мы окажем более или менее приличное сопротивление, а мы его окажем! Не знаю, как ты тренировал своих людей, а я этим занимался качественно. Так вот, в этом случае они просто поднимут истребители с ближайшего аэродрома и нанесут ракетный удар по захваченной части. При этом будут полностью правы. Есть вариант хуже — спецподразделение. Вот эти наших мальчишек вырежут, как молочных поросят. Я более чем уверен, что у нас в Городке таких подразделений нету, но у вас в Столице они присутствуют. Чем ты, черт побери, думал? Никакого плана, а до начала операции считанные дни. Не молчи, скотина, отвечай!

Пригорюнился, мерзавец. Это хорошо. Будет знать, как в секретность со мной играть. Игрок выискался. Молчит и явно в уме просчитывает, как бы извернуться. Вот ведь скотина! Даже сейчас думает только о том, как бы прикрыть свою задницу и по возможности свалить вину на другого. Ну уж нет! В этот раз, дорогой Ромус, я тебя сильно разочарую — не получится! Старого козла Альтуса сейчас здесь нету, так что прикрыть тебя от меня некому. И Ленуса я правильно в Городке оставил: пусть рутиной занимается, а то знаю я этого дипломата — сразу бы начал нас примирять. Сегодня мне это не нужно: мне необходим Ромус, четко понимающий свое место. Повторения прошлого путча я не допущу — за глаза хватило два раза в школе поучиться, а тут мне еще и третий наметить пытаются? Правда, Альтус, скотина старая, что-то говорил об уничтоженной технологии и все такое. Но слишком хорошо я старого лиса знал: такие вещи он точно не стал бы уничтожать. Значит, я не удивлюсь, если их передали тому же Ромусу. Может, он на это надеется? Тогда я его огорчу — покойников омолаживать бессмысленно. А если он помолчит еще пару секунд, то покойником станет гарантированно.

— Не кипятись, Магнус. — Репус явно пытается меня успокоить. — Ничего страшного пока не произошло. Ну получил ты планы за два дня, а не за месяц. Что поменялось-то?

— Я тебе сейчас объясню, что поменялось. Так бы я имел время подумать, а теперь вынужден принимать решения на ходу, не имея ни малейшей возможности их проанализировать. И мой штаб, который должен был разработать четкие рекомендации, вместо этого выдает мне какие-то дегенеративные общие соображения, которые ни на одну жопу не натянешь. Вот и вся причина, по которой я кипячусь, как ты изволил выразиться.

— Я что-нибудь придумаю. Ты же знаешь! — На лице Репуса заиграла одна из тех улыбок, которая означает, что в мозгу Репуса зреет очередная пакость.

— В том-то и дело, что знаю, — бурчу я. — Ты должен был все это время мотаться по стране и составлять планы, как брать те или иные склады. А ты вместо этого тут вино трескал и баб тискал.

— Ну, насчет баб ты и сам не дурак. — Репус заговорщицки подмигивает. — А вино… Оно мне никогда не мешало… Слушай, Магнус, ну не пори херни! Я не поверю, что ты не в состоянии сам сообразить, как взять какой-то вонючий склад в Городке!

Не поверит он. Вот же хитрый мерзавец! Знает, за какую струну меня нужно задеть: теперь помимо воли мозги включатся и начнут лихорадочно искать выход. Как же: меня же поместили в любимые условия — цейтнот. А может быть, меня специально подстегивают, чтобы я работал «на максимуме»? Для дела, так сказать. Цель-то благородная на первый взгляд. Но только на первый.

— Ты хоть к столичным складам присмотрелся? — с надеждой спрашиваю Репуса.

— А как же, — оправдывает мои надежды наш гениальный тактик. — Даже лазейки уже нашел.

— Замечательно, — холодно говорю я. — А мне что делать прикажете? Штурмом брать?

— Если не будет другой возможности — то штурмом! — встревает в разговор Ромус. Как-то я о нем совсем забыл… Надо бы это дело поправить.

— Очень хорошо! — преувеличенно весело говорю я. — Значит, поступаем так: я сейчас забираю с собой Репуса. Он мне разработает захват складов в Городке и поможет провести, а ты же у нас целый начальник штаба, значит, справишься сам. Как тебе диспозиция?

Судя по выражению лица, диспозиция Ромусу не нравится. Интересно, а как он собирается выкрутиться? Скулить начнет?

— Ты же понимаешь, что это самоубийство? — В глазах у Ромуса неподдельный ужас. Еще бы! Что-то самому придется делать.

— Почему самоубийство? — изображаю я притворное удивление. — Ты же начальник штаба! То есть мозг всей операции. Вот и покажи то, на что твои мозги способны. Не все же время заниматься написанием откровенно бездарных уставов и еще более бездарных прокламаций — иногда необходимо и поработать на благо революции. Не находишь?

Ромус явно так не думает. Если судить по его внешнему виду, то думает он сейчас совсем о другом: какого же черта на его, Ромуса, голову свалился этот Магнус? Плевать я хотел на его мысли!

— Я не слышу ответа, Ромус! — подталкиваю я начальника штаба к совершению очередной глупости. — Ну же!

— Какого ответа ты ждешь? — взрывается этот напыщенный кретин. — Что я тебе должен сказать? Что так и будет? Так хрен тебе! Столица важнее какого-то вонючего Городка, и по этой причине Репус останется здесь! А ты можешь продемонстрировать свои хваленые командирские способности, если они у тебя есть. Слабо?

— Ты, козел, меня на «слабо» не бери! — Я вскакиваю из кресла. — Я уже вышел из того возраста, когда такие фокусы проходят! И в отличие от тебя я имею хоть какие-то способности! Так что за меня не волнуйся — у нас в Городке все будет в лучшем виде. Но если ты облажаешься здесь, то я прослежу за тем, чтобы до тебя добраться раньше президентских ищеек и собственноручно свернуть тебе шею. Все ясно, козел?

Репус ржет. Нет, не так: Репус РЖЕТ!!! Громко и совершенно искренне. Вон как заходится — сейчас по полу кататься начнет. Я смотрю на него как идиот, а потом перевожу взгляд на Ромуса. Вид у начальника штаба откровенно глупый. Наверное, как и у меня. Опять перевожу взгляд на Репуса — тот продолжает веселиться. Невольно улыбаюсь и я. Надо полагать, что со стороны мы с Ромусом выглядели не лучшим образом. Но неужели настолько, что нельзя прекратить веселиться?

— Может, ты заткнешься наконец? — довольно грубо интересуюсь я у веселящегося разведчика.

— Ой, умора! — сквозь смех стонет Ромус. — Вас в цирке показывать надо: денег бы заработали столько, что на любую революцию можно было бы положить. Вы чего опять грызетесь? Нечем заняться? Так я вам обоим сейчас работу найду.

— Знаешь, орел ты наш, — проникновенно говорит Ромус. — Работу тебе я сейчас найду! Поедешь ты с Магнусом в Городок, составишь план захвата складов и вернешься. Уедешь сегодня, а вернешься послезавтра. Дня тебе, смешливому, за глаза должно хватить. Это приказ!

— А кто ты такой, чтобы мне приказывать? — тут же огрызается Репус.

— Он тебе начальник штаба, — язвительно говорю я. — Так что никуда не денешься: поедешь со мной и разработаешь.

— Вам обоим делать нечего? — вскипает разведчик. — У меня и здесь дела есть!

— Плевать я на твои местные дела хотел! Поедешь со мной и проведешь рекогносцировку на местности. На этот раз — это уже мой приказ. Еще вопросы будут?

Вопросов у Репуса не возникло. Он недобро посмотрел сперва на Ромуса, потом на меня и молча вышел из кабинета.

— Теперь мы с тобой, Ромус, можем закончить. Пока нам никто не мешает.

— Что закончить? — Начальник штаба тупо уставился на меня.

— Начатый разговор. — Как же Ромус меня все-таки раздражает. — Ты опять повторяешь те же самые ошибки, которые делал шесть лет назад. Одну за другой повторяешь. Почему?

— Не мели ерунды! Если кто сейчас и делает ошибки, то это явно не я. Ты не хуже меня знаешь, что основной удар требуется нанести здесь, в Столице, и потому мы должны объединить все усилия, чтобы…

— Чтобы опять обосраться? — перебиваю я Ромуса. — Один раз мы уже так' пробовали: ничего не вышло. И ты не хуже меня знаешь почему, знаешь, что, не имея поддержки с периферии, нас опять загонят в горы и перебьют. Если в тот раз нам удалось вывернуться, то причин тому две: у нас были профессиональные военные, а не сопляки четырнадцатилетние, и войсками командовал я. Открою тебе маленький секрет: мы бы в любом случае спаслись. Была бы возможность омоложения, не было бы ее — не важно. Только сейчас ты бы просил милостыню где-нибудь в Париже или Вене, а я бы, вероятнее всего, подался в наемники. Знаешь почему? Потому что я четко понял: как только нас заперли в горах — мы проиграли.

— Я в этот раз учел все ошибки. — Ромус начал оправдываться. — Больше мы такой глупости не повторим!

— Ага! — киваю я. — Вместо нее наделаем огромное количество новых. Ты прекрасно знаешь, что брать штурмом склады даже не рискованно — это чистой воды самоубийство, И что делаешь ты? Правильно — принимаешь это решение как единственно верное. Теперь ты за сегодня-завтра ознакомишь с ним командиров периферийных подразделений, и они начнут его претворять в жизнь. Самое смешное заключается в том, что больше половины этих самых командиров являются четырнадцатилетними мальчишками. Скажи мне, Ромус, на что ты надеешься? На чудо?

Ответить ему явно нечего. А мне по большому счету не нужен его ответ. И мы оба это знаем. В кабинете повисает тишина. Из-за окна доносятся звуки столичной жизни, слегка приглушенные стеклом: ездят троллейбусы, сигналят авто, кто-то использует мегафон, чтобы отрекламировать выставку, которую обязательно необходимо посетить «жителям и гостям Столицы». Мне становится откровенно противно — мы бросим тысячи детей на автоматы регулярной армии — и для чего? Чтобы Ромус потом мог купаться в роскоши. Самое мерзкое, что он потом даже и не вспомнит об этих самых детях. Даже не вспомнит…

Я медленно встаю и иду к двери. Ромусом я на сегодня сыт по самое горло, а нужно переговорить еще с огромным количеством народа в канцелярии. Получить развернутые планы (я себе представляю, что там написано!), утрясти некоторые детали с Репусом, и можно ехать домой. Если повезет — я попаду на восьмичасовой поезд и дома буду рано утром. Но для того чтобы я мог сейчас работать, мне необходимо отдохнуть от общения с Ромусом — мне сейчас необходим небольшой глоток тишины. Кстати, у меня же здесь имеется персональный кабинет! Вот сейчас его и осмотрим. Только нужно будет распорядиться, чтобы у дверей выставили охрану, которая никого в этот самый кабинет не будет пускать. По крайней мере минут двадцать или тридцать.

— Это самоубийство! Я туда сам не полезу и тебя не пущу!

— Успокойся, Ленус, давай сперва подумаем.

Мы сидим у реки на иве, полностью склонившейся над водой, и курим. Напротив нас та самая воинская часть, которая, по сути дела, является складом. Здесь стоят вожделенные «универсалы», и мы думаем о том, как их добыть. Ромус рассчитал верно, когда в приказном порядке попытался отправить со мной Репуса: я, естественно, отказался, после того как немного побыл в тишине своего кабинета. Именно на это он, подлец, и надеялся. Гордыню я свою, конечно, потешил, но что делать дальше, еще не знаю. Вернувшись домой, я нашел Ленуса, и мы с ним отправились к реке, чтобы на месте разобраться с ситуацией. Вот и разбираемся уже целый час. Единственное, к чему пришли, — это к пониманию того, что со стороны реки штурмовать не имеет смысла. Она воробью по колено, конечно, но зачем лишняя головная боль? И так все паскудно.

— Знаешь, здесь мы с тобой ничего не высидим. — Я поднимаюсь на ноги и машинально отряхиваю джинсы. — Пойдем-ка к воротам. Может, там что-то интересное увидим?

— Других вариантов все равно нету, — соглашается со мной Ленус, поднимаясь.

Ворота воинской части давно не красились. Во всяком случае, именно такое впечатление они и производят. У ворот находится дверь, ведущая на КПП. Все точно так же, как и почти десять лет назад, когда я отгонял сюда «универсалы». Правда, тогда ворота все-таки были выкрашены, хотя и откровенно некачественно. А чего стараться, если часть все равно является всего лишь большим складом? Вот не особо бойцы напрягались, и господа командиры просто смотрели на это сквозь пальцы. Сейчас, вероятнее всего, решили, что вообще незачем такими глупостями, как покраска ворот, заниматься. И правильно: нету причины утруждать себя подобным, когда вместо всяких глупостей можно и водочки попить. Или казенного спирта, что тоже неплохо.

Я надеюсь, что такое же разгильдяйство здесь во всем. Тогда мне не составит труда захватить необходимую мне технику. Хотя опасение у меня одно нехорошее есть — при такой организации и самих «универсалов» может не оказаться на месте… А в самом деле: что я буду делать, если амфибии тривиально пропили? Может получиться очень не смешно.

— Ты хоть помнишь, что там и как внутри? — выводит меня из ступора Ленус.

— Издеваешься? Ты знаешь, сколько лет прошло? Там за это время все могли сотню раз перестроить, сломать и снова перестроить. Это же воинская часть.

— А мне кажется, что они последний раз забор красили как раз перед твоим приездом, — ядовито замечает Ленус.

Крыть нечем. На самом деле все выглядит из рук вон плохо, и может статься, что наш идеолог прав: забор на самом деле в последний раз красили перед моим приездом. Но почему? Я не раз видел офицеров-нерях. Взять того же Репуса. Однако чтобы собралась целая воинская часть таких уникумов, в это я не поверю. Но что тогда могло произойти? Не люблю я загадки. Особенно когда на их решение совершенно нету времени.

— Хорошо, — говорю я. — Значит, если мне не изменяет память, там все выглядит следующим образом: как въезжаешь в ворота, то сразу же попадаешь на главную аллею (она железобетонная, во всяком случае, была), по сторонам растут деревья. Где-то в полукилометре от ворот интересующие нас боксы. Правее ворот и наискосок — казармы для личного состава и офицерское общежитие. Слева — открытая стоянка со всяким хламом, а за ней река. Что там еще есть — я понятия не имею.

— Неинтересно было по территории пошляться? — непонимающе смотрит на меня Ленус.

— Знаешь, мне тогда было глубоко насрать на эту территорию и на то, что на ней происходит. Очень хотелось как можно быстрее сбагрить «универсалы» и вернуться в Столицу. Ты же сам знаешь — в этом захолустье делать нечего. А тут еще уродец один попался… Каждый винтик, сволочь такая, проверил. Кстати, если он еще на службе, то «универсалы» в полной сохранности, но по состоянию ворот я бы таких предположений не делал.

— Думаешь, можем вообще без техники остаться?

— Ничего я не думаю. «Универсал» — это тебе не газонокосилка. Просто так не продашь.

— Будем надеяться, что ты прав. — Ленус еще раз мрачно смотрит на облезлые ворота и поворачивается. — Давай выдвигаться к штабу. Все равно план там надо будет составлять.

Я молча киваю. Действительно, надо идти в штаб — здесь ловить больше нечего.

День обещает быть длинным. Последний день перед выступлением. Так сказать, перед вторым дублем. Бессмысленно сейчас искать что-либо новое. Бессмысленно менять планы. Зудящее чувство того, что завтра все будет по-другому, охватывает меня и заставляет собраться внутренне.

Завтра. Все произойдет именно завтра. Точнее — начнется. Мы все надеемся, что продлится наша революция не очень долго, но кто может прогнозировать такие вещи? Да и нужны ли такие прогнозы? Что от них толку?

В бывшем опорном пункте, который сейчас исполняет роль нашего штаба, оживление: поминутно появляются и исчезают вестовые, иногда забегают взмыленные командиры подразделений, непрестанно звонит телефон, последними словами кроет кого-то Ленус. Короче, полный дурдом. А чего можно ожидать за день до восстания? Я сижу за своим столом и пытаюсь сосредоточиться. Вроде бы все уже сотни раз проверено и перепроверено, но я все еще сомневаюсь. Может, можно было что-то сделать лучше? Может, где-то можно избегнуть ненужного риска? Хотя — поздно! Поздно что-то менять. Поздно переигрывать. Началась гонка, и я уже ничего не в состоянии с этим поделать.

Еще час сидения здесь, и я одурею. Понимание накатило на меня внезапно, как летний дождь. Да. А лето-то уже закончилось… Пожалуй, последнее спокойное лето в моей жизни… Какое оно, черт возьми, спокойное-то было? Никакого спокойствия, одна нервотрепка! Я за последние недели даже о любимой девушке вспоминал всего раз или два…

О любимой девушке, говоришь? А ведь действительно скотство! Я же могу из всего этого бардака и не вернуться. Надо зайти попрощаться. Нет, я не буду говорить ей о том, что мы можем больше никогда не увидеться. Это глупо. Мне просто нужно ее увидеть еще раз и рассказать, что я… А что я? Люблю ее? Да, пожалуй, это правда. Очень боюсь, что эта каша, которую заварили с моей помощью, легко может разбросать нас так далеко, что мы больше никогда не увидимся. Но всего этого ей говорить нельзя. И не имеет смысла — Уклус сама все прекрасно поймет. Ну почему люди понимают те вещи, которые им понимать не нужно, но не понимают самого простого и такого необходимого? Наверное, кому-то было удобнее сделать нас именно такими. Интересно, а кому? Ну и второй вопрос — зачем? Глупые у меня вопросы. Вдобавок не имеющие ответов. Или имеющие, но я подозреваю, что эти ответы мне очень не понравятся.

Я встал и привычным жестом разогнал складки френча. Раз полезли в голову такие мысли, то нужно их гнать. Как? Чем-нибудь отвлечься. И я даже знаю чем — раз мне хочется увидеть Уклус, то я не вижу причин себе в исполнении этого желания отказывать.

— Ле… Арнус! Остаешься за старшего. У меня есть еще кое-какие дела в городе.

— Куда это ты намылился? — Ленус оторвался от телефонной трубки, в которую еше секунду назад выкрикивал что-то нелестное в адрес одного из командиров подразделений.

— Не твое дело, — зло бурчу я и решительно направляюсь к двери.

— У тебя не больше трех часов! — кричит мне вдогонку Ленус. Я только неопределенно машу рукой.

Вот еще! Буду я перед каждым словоблудом отчитываться. Хотя вынужден признать — Ленус за последнее время здорово подтянулся. Теперь ему уже не стыдно будет и экзамен на офицера сдать. Если и не на старшего, то на первое офицерское звание точно.

Я улыбаюсь своим мыслям, а ноги сами несут в сторону дома Уклус. Я действительно хочу увидеть эту рыжую девчонку. Вот только хочет ли она увидеть меня?

— И как это называется? — Руки в боки, подбородок воинственно задран, а глаза так и мечут молнии.

— Что именно? — осторожно интересуюсь я.

— То, что ты делаешь!

— Тебе нужно объяснять или сама знаешь? — пытаюсь парировать я.

Уклус продолжает злиться. Впрочем, она мне нравится и такой. Она мне в любом виде, черт побери, нравится! И я даже не знаю почему. Наверное, правы те, кто утверждает, что любят не за что-то, а потому что. А может, и нет, но мне на них сейчас плевать: я любуюсь пышущей праведным гневом Уклус. И это мне.абсолютно не портит настроения.

— Вот так ты со мной? — Только этого не хватало: сейчас слезу пустит.

— Да не с тобой, а прежде всего с собой, — как можно более мягким голосом говорю я. — Думаешь, мне легко?

— Тебе? — На глазах уже слезы. — Как тебе — я не знаю. А мне что думать? Ты меня не любишь!

Теперь необходимо спокойно приобнять ее за плечи и говорить. Все равно что. Главное — уверенным голосом. Правильно — спокойным и уверенным голосом. Это всегда производит должный эффект. Ну, не всегда, но в большей части ситуаций.

— Моя маленькая, глупая рыжая кукла! Ну кто тебе такую гадость сказал? Ты же сама знаешь, что у нас сейчас происходит. Ты своими глазами видела, что было на съезде. И если я в последнее время мало уделял тебе внимания, то не по своей воле и, поверь, не от хорошей жизни. Думаешь, мне легко? Вокруг сплошные лоботрясы. Дурак на дураке сидит и дураком погоняет. А кому всю эту кашу разгребать приходится? Естественно, мне. Вот и кручусь как белка в колесе. Света белого из-за всей этой карусели не вижу. В кои-то веки пришел к любимой, а она мне такое устраивает. Мне, по-твоему, мало достается от наших ослов?

— Хотя бы позвонил, — произносит Уклус с упреком. Могу себя поздравить — гроза прошла стороной, слегка намочив землю легким дождем из слез.

— Я бы с радостью, но это было сделать довольно сложно: или у аппарата кто-то есть, или уже слишком поздно. Представь, как бы выглядел звонок во втором часу ночи. Думаю, что твои родители были бы не в восторге.

— Ага, — послушно соглашается Уклус.

— Вот видишь! — Кажется, я таки растопил лед окончательно. — Но сейчас я здесь, и нам ничто не может помешать. Правда?

— Конечно! Тем более что родители будут не скоро. — В глазах Уклус уже пляшут чертики.

— Прости, я думал, мы пойдем погуляем. — Я старательно изображаю из себя невинность.

— Потом! — решительно произносит Уклус и за портупею втягивает меня в квартиру. — Потом, если будет желание… Я хочу тебя!

И наши губы встречаются в сладком поцелуе.

— Потрахался? — недружелюбно осведомляется Ленус.

— Не твое собачье дело, — так же недружелюбно отвечаю я.

— Да что ты говоришь? — Теперь в его тоне слышны издевательские нотки.

— Сейчас дам в глаз, — совершенно искренне заявляю я.

Ленус готов уже сказать очередную гадость, но вовремя понимает, что я не шучу и получить он может. Причем прямо сейчас.

— Да ладно тебе, — миролюбиво тянет разом присмиревший Ленус. — И пошутить уже нельзя…

— Нельзя, — холодно отрезаю я. — Такого приказа тебе, штафирка, не поступало. Усек?

— Усек. — Ленус смотрит на меня с неизбывной тоской. Бедненький. Позубоскалить ему не дали. Перебьется.

— Докладывай. — Я усаживаюсь за стол и закуриваю.

— Все как и было. — Ленус нагло садится на мой стол и тоже закуривает. — Бараны не в состоянии согнать своих овец в подобие стада.

— А ты у нас поэт, оказывается, — с улыбкой говорю я. — Кстати, слезь-ка с моего стола, поэт, и доложи как положено!

— Может, мне еще и по стойке «смирно» встать? — пытается огрызнуться Ленус.

— Было бы весьма недурственно, — спокойно отвечаю я.

— Ты это серьезно? — У Ленуса на лице проступает абсолютно детская обида.

— Нет, конечно. — Я наконец-то улыбаюсь. — Но меня действительно интересует, что у нас плохого случилось за время моего отсутствия.

— Как ни странно — ничего. — Ленус улыбается мне в ответ. — Звонил из Столицы Репус. Мечтал пообщаться с тобой, а вынужден был говорить со мной. Транспорт со стрелковым оружием прибудет этой ночью. Их надо встретить. Наши источники из полиции проявились: интересуются, что им теперь делать. Слухи по городу ползут, так что полиция пребывает в легком недоумении. Они подогнали водометы в центр города. Думают, что мы опять митинг с мордобоем организуем.

— Это не возбраняется. — Я сладко потягиваюсь. До чего же все-таки хорошо, что я увидел Уклус!

— И что мы с этим будем делать? — У Ленуса явно настроение хуже моего.

— С чем именно? — решаю уточнить я,

— С водометами, блин! — взревывает носорогом мой идеолог.

— Да плевать я на них хотел, — лениво отмахиваюсь от Ленуса. — Возьмем «универсалы», и я на эти водометы клал с прибором. С большим, кстати, и очень толстым прибором. Тоже мне — водометами меня пугать вздумали. Детский сад какой-то!

— А если не только водометы? — Ленус явно начинает мандражировать.

— И что? — Он меня сейчас скорее забавляет. — У нас в руках тоже не только транспаранты будут. Не то что в прошлый раз.

— Так ведь…

— Что? — Я смотрю Ленусу в глаза, и он отводит взгляд. — Что тебя смущает? Крови будет много? Да, будет! Ты сам должен был прекрасно понимать, что будет, когда ввязывался в эту авантюру. Шесть лет назад отсиделся возле микрофона радиостанции и думаешь, что и теперь будет то же самое? Нет, дорогой мой, теперь тебе придется перепачкаться так же, как перепачкались мы все. А может, и больше: ведь ты еще и прокламации пописываешь, а это значит, что подталкиваешь людей к пролитию этой самой крови. Вот так оно на самом деле.

Я замолкаю и выжидательно смотрю на Ленуса. Мне кажется, что он сейчас либо расплачется, либо полезет в драку. Но проходят секунды, и ничего не происходит. Ленус все так же сидит понурив голову и смотрит на столешницу.

— Зачем мы все это заварили, Магнус? Действительно: зачем? Чтобы спасти свою шкуру? Или чтобы отработать омоложение? А может, и для того, и для другого сразу? Я не знаю, что ответить Ленусу, и потому просто молчу. Но он не хочет молчать.

— Ты же знаешь, что мы с тобой не особо ладили тогда, шесть лет назад. Странно, но сейчас мы даже подружились. Я такого себе и представить не мог. Тогда не мог, Наверное, у нас у обоих есть мозги. Тогда почему мы не захотели ими воспользоваться? Ни тогда, когда мы пошли за Альтусом, как стадо баранов за козлом на убой. Ни сейчас, когда мы вообще не понимаем куда и за кем идем. Зачем нам это нужно? И нужно ли вообще?

— Не совсем тебя понимаю, — осторожно отвечаю я. — Ты что-то предлагаешь или просто жалуешься на жизнь?

— Ни на что я не жалуюсь. — Глаза Ленуса сверкают гневом. — Я пытаюсь понять, как два нормальных толковых мужика умудрились влезть во все это дерьмо? И главное, не «как», а «зачем»?

— Вынужден тебя разочаровать: у меня нету ответов на твои вопросы. Нету не только для тебя, но и для себя. И мне нечего тебе возразить. Абсолютно нечего. А потому давай этот беспредметный разговор заканчивать. Толку все равно не будет. Сейчас займемся более насущными проблемами, а там посмотрим, как события развиваться будут. В конце концов, ты правильно сказал — мозги у нас с тобой присутствуют у обоих. Нужно просто не пропустить момент, чтобы их задействовать.

Ленус согласно кивает и наконец-то освобождает мой стол от своего зада. Наверное, я все сказал абсолютно правильно.

Более того — сам себе поверил. Ну а с другой стороны: что мы сейчас можем сделать? Да ничего не можем. Пока мы плывем по течению. Барахтаемся в меру своих скромных сил. Куда это течение нас несет — мы не имеем представления. Хотя я вру: какое-то смутное представление мы все-таки имеем. Вопрос лишь в том, насколько оно соответствует действительности. А даже если и соответствует, то что с этим пониманием делать, когда… А когда? Вопросы, вопросы, одни только вопросы и никаких ответов. Наверное, так и должно быть, но мне это все нравится с каждым днем меньше и меньше. И я ничего не могу с этим сделать. Может быть, именно сейчас наступает самый великий момент в моей жизни, а я сижу и маюсь ненужными вопросами? Вечно у меня так: или что-то мне отравляет удовольствие от происходящего, или я сам себе отравляю это удовольствие ненужными мыслями. Вопрос о том, являются ли эти мысли сейчас ненужными, я предпочту оставить на потом. И так слишком много вопросов, на которые отсутствуют ответы.

Сегодня у меня на повестке дня, собственно, два вопроса, которые требуют принятия решения: встретить транспорты с оружием и захватить «универсалы». Все остальное может подождать до лучших времен.

На востоке небо еще черное. Полностью. Ночь уже не такая теплая, как это было в середине лета, и я вынужден поплотнее запахнуть плащ-палатку, которая защищает меня от ночного холодка. Время — половина четвертого. Так называемая «собачья вахта». Это когда холодно, хочется спать, а внимание полностью рассеяно. Место для встречи груза мы выбрали правильно: дорога здесь делает поворот, а потом резко поднимается на холм. До ближайшей деревни километра три, до Городка — два. Пост дорожной полиции находится на самом въезде в Городок, так что им этот участок дороги не виден даже днем, а сейчас глубокая ночь.

Перед самым подъемом от трассы в поля отходит проселочная дорога. Сейчас по всей ее длине, на расстоянии двадцати метров друг от друга стоят мои ребята: они будут помогать мне провести здесь грузовики. Я решил не рисковать и встретить груз за городом, а уже потом, окольными путями, перегнать его в наш зал. Конечно, городские власти уже намекают, что зал пора бы и освободить, но я пока отбивался от них под разнообразными, часто надуманными, предлогами. Последним сроком они назначили завтрашний день. Точнее — уже сегодняшний. Что ж, я освобожу зал. Правда, то, каким образом я это сделаю, им не понравится. Но это уже не мои проблемы.