Повстанец

Стрелка часов как будто прилипла к циферблату — настолько медленно она ползет вперед. Курить нельзя — это может выдать наше месторасположение. Своих бойцов я проинструктировал очень строго: каждый пойманный с сигаретой будет застрелен на месте. Пришлось демонстративно извлечь из кобуры пистолет и навинтить на него глушитель. На меня посмотрели как на сумасшедшего, но в спор решили не вступать. И это правильно: здоровее будут. А раз командир так строг, то и сам должен показывать пример. В результате я вынужден буду мучиться без курева еще не менее получаса. И это в самом лучшем случае.

Дорога пустынна. Мы здесь уже полчаса, а за это время не проехало ни единой машины. Меня начинает одолевать зевота. Громко щелкаю челюстями, подавляя непрошеный зевок, и тянусь рукой под плащ. Там на поясе фляга с холодным кофе. Конечно, не лучшее из того, что можно придумать, но хоть так. Стараясь не шуметь, осторожно откручиваю крышку и делаю глоток. Напиток не доставляет ни малейшего удовольствия: кофе все-таки надлежит пить горячим. Рядом еле слышно зашевелился Ленус. Через секунду я слышу произнесенное шипящим шепотом «Дай!». Не глядя, протягиваю флягу вправо. Несколько мгновений слышится только шуршание его плаща, но затем Ленус находит флягу на ощупь и осторожно тянет на себя. Отпускаю руку и уже через секунду слышу осторожный глоток. «Гадость», — шепчет Ленус и протягивает флягу мне назад. Я завинчиваю крышку и прячу сосуд под плащ. Сколько же прошло времени? Не может быть! Всего две минуты? Паскудно. Я мог, конечно, отправить встречать груз Ленуса, а сам оставаться в штабе, но не рискнул — наш идеолог, конечно, многому научился, но кадровым офицером не является. А мало ли что может произойти… Надеюсь, что обойдется без инцидентов, а там — посмотрим.

Трасса просматривается на приличное расстояние. Здесь она проложена не по прямой — при строительстве необходимо было постоянно обходить ручьи и болотца. Потом, понятное дело, болотца осушили, лес вокруг вырубили, и исчезли ручьи, но трассу по прямой никто перекладывать не стал. Наверное, просто привыкли, а может, на самом деле дорого…

Показалось или нет? Не показалось. Черт побери, что это может быть? Для наших слишком рано (только без двадцати четыре), да и по свету фар понятно, что идет легковая машина. Кому это неймется ездить в такое время? Спать надо по ночам, а не разъезжать на машине! Если это полиция, то могут быть проблемы. И довольно серьезные. А проблем сегодня хотелось бы избежать.

Из-за поворота выскакивает легковушка и на приличной скорости несется к подъему. Когда она проскакивает мимо, я оборачиваю голову: так и есть! Полиция. Что им здесь надо в такое время? Не нравится мне это — наши осведомители клялись, что ближайший объезд территории патрульной машиной будет в половине пятого. А это тогда кто?

— Магнус, — слышу я свистящий шепот Ленуса.

— Чего? — отвечаю так же еле слышно.

— А они наш груз не перехватили?

— Типун тебе на язык! Скажешь тоже. В любом случае у нас еще есть время. Ждем.

Ленус кивает в темноте и замолкает. А я задумываюсь: груз-то действительно могли перехватить. Что же нам тогда делать? У нас же меньше десяти стволов. О какой революции с таким вооружением может идти речь? Еще и водометы в центре города… О захвате «универсалов» при этом раскладе даже заикаться не имеет смысла.

Если оружия не будет, то мы влипли. Я подношу к уху микрофон радиостанции и прислушиваюсь. Наши грузовики сейчас должны находиться где-то на пределе расстояния для устойчивого приема. В наушнике только треск помех. Пытаюсь себя успокоить тем, что если бы их задержали, то нам бы обязательно сообщили, но четко понимаю, что это явная чушь: если задержание проводит СБ, то могут и не успеть взяться за микрофон. Рискнуть и вызвать? А ведь не ответят. Правильно, кстати, сделают — Репус очень четко их проинструктировал относительно радиомолчания. Вызвать меня могут только они. И только в случае экстренной необходимости. Дерьмовая ситуация. Сколько там до времени встречи? Пятнадцать минут? По идее, я уже должен увидеть их фары на одном из поворотов дороги. Это если они движутся километров восемьдесят в час. А если медленнее? Скажем, километров шестьдесят? Тогда еще рановато. Подождем.

Опять вой двигателя легковушки. На этот раз со стороны города. Мелькают фары — автомобиль стремительно скатился с холма и ушел в ночь. Ехал он, конечно, быстро, но я опять успел его разглядеть: снова полицейская машина. Та же самая? А может, другая? В любом случае мне не нравится, что они здесь разъездились. Очень не нравится. В любую другую ночь — пожалуйста, но не сегодня. Сегодня ночью мне абсолютно не нужны здесь полицейские. Да и для них это ничем хорошим не закончится… Но очень хочется этого самого «ничего хорошего» избежать. Очень.

Десять минут до подхода грузовиков. Меня начинает колотить знакомая дрожь. Плащ-палатка уже не спасает. Понятно, что это нервное. Осторожно достаю из кобуры пистолет и передергиваю затвор. Кажется, оружие сегодня все-таки придется использовать: опять на поворотах дороги замелькали фары…

Нет, это не похоже на полицию: едут значительно медленнее и явно не одинокая машина. Сколько их там? Раз, два, три… Пять штук. Похоже, что наконец-то уже наши. Даю сигнал приготовиться и сам начинаю выдвигаться к дороге. Щелкают затворы пистолетов: сегодня я выдал оружие наиболее надежным ребятам. Все имеющееся в наличии оружие. Глушители тоже имеются у всех. Если придется использовать, то есть шанс, что с поста у въезда в Городок подмогу не пришлют: просто ничего не услышат.

Колонна грузовиков — а теперь у меня уже нет никакого сомнения, что это именно грузовики, — неторопливо ползет по трассе со скоростью километров шестьдесят — семьдесят в час. Вообще-то правильно: при таком грузе слишком быстро ехать не рекомендуется. Интересно, а водители знают, ЧТО они везут? И если знают, то как реагируют? Да наплевать мне на это! Знают или не знают… Реагируют или не реагируют… Я должен получить свой груз прямо сейчас. Они получат свои деньги за перевозку и вернутся по домам. Кто-то из них потом сможет похвастаться, что помогал революции. Ну, если у него возникнет такое желание. А если они не догадываются сейчас, то… То догадаются очень быстро — не позднее сегодняшнего утра. Но что мне до того?

Вот сейчас колонна выйдет из-за поворота, и можно будет их останавливать… А это что такое? Знакомая полицейская машина выскакивает мне навстречу. Что за бред? Где эта дрянь взялась? А может, у меня галлюцинации? Нет, Ленус тоже привстал и смотрит на полицию с открытым ртом.

Нас не заметили: автомобиль круто развернулся и встал посреди дороги. Открываются дверцы… Их всего двое? Очень интересно… Ну, у одного автомат, но второй-то с пистолетом. Даже из кобуры не вынул.

— Ты г-г-грузовики видел? — это тот, что с автоматом.

— Н-ну видел! — а это уже второй.

— Ща стопнем и к-к-капусты срубим!

Да они же пьяные! Мать моя женщина! Из-за пары пьяных полисов, которым не хватает на очередную бутылку, все может сорваться? Ну уж нет! Я решительно поднимаюсь и иду в сторону полицейской машины: мне необходимо подойти как можно ближе, чтобы не промахнуться. Сперва пристрелить идиота с автоматом, а потом заняться вторым уродом — он основательно пьян и вытащить пистолет явно не успеет.

Из-за поворота показывается морда первого грузовика с притушенными фарами. Полис решительно машет им автоматом. В эту же секунду у меня в ухе оживает наушник рации: «Конвой» вызывает «Друга». Мы влипли, прием». — «Вижу, „Конвой“. Не дергайся, сейчас все уладим, прием», — цежу я, прижимая пальцами правой руки ларингофон к горлу. «Постарайся», — слышится в ответ.

Расстояние между грузовиком и полицией стремительно сокращается. Полиса и не думают убираться с дороги, и первая машина начинает тормозить. Я уже на достаточном расстоянии, чтобы не промахнуться. Да и стражи порядка как на ладони — их освещают фары грузовика. «Конвой», это «Друг», вруби дальний на несколько секунд, прием». Тут же фары переднего грузовика включаются на полную мощность. Автоматчик пытается заслониться руками от яркого света, а его напарник, похоже, не понял, что вообще произошло. Нажимаю на спусковой крючок. Пистолет дергается в руке и с легким щелчком выплевывает из себя первую порцию свинца. Куда-то вправо летит отработанная гильза. Пуля попала в голову — я как в замедленной съемке вижу брызнувшую во все стороны жижу из крови и мозгов. Полицейский начинает медленно валиться на землю. Поворачиваюсь и навожу пистолет на второго. В это время рядом со мной раздаются два сухих щелчка. Ленус. Стрелял он. Первая пуля явно ушла в белый свет, зато вторая попала полицейскому в грудь. Он ничком падает на дорогу.

— Молодец Арнус! — хвалю я товарища. — А теперь возьми четырех человек, прибери с дороги трупы и откати в овраг машину. Да оружие и патроны не забудь собрать! Все ясно?

Начало положено — теперь резня пойдет по всей стране. Я, конечно, понимаю, что такая откровенная глупость могла случиться где угодно и с кем угодно, понимаю, что часть наших подразделений должна была нарваться на подобные неприятности, если не на худшие, но почему-то мне кажется, что первую кровь пролил именно я.

— Так точно, — угрюмо отвечает Ленус, поворачиваясь к нашим мальчишкам: — Ты, ты, ты и ты — за мной.

Здесь полный порядок — можно идти к конвою. Я отворачиваюсь от полицейской машины и медленно подхожу к кабине первого грузовика. Дверца приоткрыта, на подножке стоит паренек лет восемнадцати и во все глаза смотрит на меня. Я, наверное, кажусь ему монстром. Таким маленьким монстром, завернутым в армейскую плащ-палатку.

— Закрывай дверь, — бросаю я ему и, когда он следует моему совету, вспрыгиваю на подножку. — Сейчас дорогу буду показывать. С полисами вам теперь общаться незачем.

Он молча кивает и переключает передачу. Грузовик трогается. Я смотрю на дорогу: полицейскую машину уже откатили с проезжей части и толкают к оврагу. Почти сразу мы поворачиваем направо, и место моего преступления скрывается с глаз.

До восхода остались считанные минуты. Небо уже посветлело и готово принять нарождающееся солнце. Все еще прохладно, но я привык мерзнуть этой ночью. Благо не долго осталось: сейчас здесь будет очень жарко.

Подъем в части должен производиться в шесть тридцать, а сейчас пять пятнадцать. Таким образом, у меня есть в запасе около часа, чтобы захватить этот чертов склад.

Мои бойцы нервно зевают и до боли в руках сжимают новенькие автоматы. Ничего, пусть привыкают. Им с этим оружием еще не один день придется бегать. И стрелять из него тоже придется… Сейчас, в свете нарождающегося дня, наша авантюра кажется мне форменным безумством. Дети с оружием. Дети. На что мы надеемся? Ведь как только станет понятно, что происходит, на нас выпустят профессиональную армию. Я знаю, что там служат мальчишки, которые всего на несколько лет старше моих подчиненных, но там же служат и опытные офицеры, а вот эти смогут организовать мальчишек и повести в бой. Не могу сказать, что у меня не хватит знаний для такого же действа, но ведь среди нас опытных военных полтора десятка. И перебить эти самые полтора десятка ничего не стоит. Точечными ударами, так сказать. Что тогда случится со всеми этими детьми? Ведь у них может не хватить ума тут же сдаться. Напротив — могут попытаться продолжить начатое дело. За павших товарищей отомстить, так сказать. И на ком тогда будет вся ответственность за то, что их передавят, как тараканов? На мне. И на мне подобных. Впрочем, тогда мне уже будет все равно. Или не будет, но с того света еще никто не возвращался, чтобы рассказать, как там смотрят на наши поступки.

— Господин командор!

— Чего тебе?

— А когда…

— Отставить, — шикаю я на не в меру разговорчивого мальчишку. — Приказ будет отдан своевременно. Предыдущий приказ наблюдать за противником еще никто не отменял!

Действительно — чего я тяну резину? Детям уже не терпится помахать оружием. А меня поджимает время. Пора начинать. Боги, что я делаю?

— Приготовиться! Сначала вхожу в КПП я. За мной следует первое отделение. Дальше — согласно полученным инструкциям. Вопросы есть?

Отрицательно качают головами. Ну и черт с ними. Пора выдвигаться. Сбрасываю на землю плащ-палатку и под прикрытием кустов подбегаю к забору. Вот он: бетонный, шершавый, холодный, с множеством мелких выбоин. Сколько же подкованных солдатских сапог бились об него в этом месте, когда их хозяева возвращались из самоволки?

Стараюсь прижаться к забору как можно ближе и начинаю осторожно продвигаться в сторону КПП. Вот уже видна обшарпанная дверь. Теперь нужно успокоиться. Черт! Как же сердце колотится-то… О чем это я? Ага! Полностью успокоиться. Я сейчас подползу к двери, благо нижняя ее часть металлическая и меня никто не сможет увидеть, а потом тихонько попробую ее открыть. Если дверь открывается — тогда полный порядок. Если нет — тогда придется стрелять в засов. И очень хорошо, если я угадаю, где он, этот самый засов, находится.

Дверь подалась сразу. Хорошо. Разгильдяи даже не заперли ее на ночь. Вот за это они сейчас и поплатятся: любая халатность должна быть наказана. И если в качестве карающей десницы выступлю я, то от этого она, десница, не станет менее строгой.

Отползаю назад и замираю. Мне очень не хочется сейчас врываться на КПП и убивать этих мальчишек. Знаю, что с ними должен находиться еще и офицер, но мальчишки… Ко всем чертям! Хватит ныть! Ты сегодня уже убил человека. И ничего. Даже не поморщился, а тут решил философию развести? Твои бойцы, между прочим, сейчас на тебя смотрят. Смотрят и уже подумывают о том, что командир уже тривиально сдрейфил. Пора что-то делать, иначе…

Резко поднимаюсь на ноги. Секунда — и я у двери. Распахиваю ее правой рукой. В левой уже взведенный «люгер» с глушителем. Сегодня я почему-то решил взять именно его. Да он тяжел, и отдача у него сильнее, чем у «вальтера», но точность боя намного выше. Кроме того, я всегда тяготел именно к этому пистолету. Пожалуй, даже не смогу объяснить почему.

Взгляд влево — окно, выходящее к воротам, но изнутри. Никого. Теперь вправо. Вот они: четверо солдат и офицер. О чем-то разговаривают, сгрудившись у стола. Похоже, что один из них что-то рассказывает остальным. Нас разделяет только стекло. Поднимаю руку с пистолетом на уровень глаз и нажимаю на спусковой крючок. Выстрела нет. Есть сухой щелчок. Осечка! Дерьмо собачье! Судорожно передергиваю затвор, бракованный патрон летит вправо и ударяется о стекло. Головы пяти человек повернуты ко мне. В глазах удивление. Они еще ничего не поняли. Опять вскидываю руку и стреляю. На этот раз к звуку щелкнувшего затвора добавляется легкий свист глушителя. Стекло со звоном разбивается. Один из солдат бросается к автомату. Выстрел. Мальчишка падает на пол с простреленной головой. Я редко промахиваюсь в закрытом помещении.

У меня осталось всего пять патронов. А их четверо. И через какие-то секунды здесь будут мои бойцы. С автоматами. Только автоматной очереди мне и не хватало сейчас!

Снова вскидываю пистолет и стреляю. Молча и практически без пауз. Как когда-то учили. Офицер падает первым — тоже в голову. Да, навыков я не растерял. Следом за ним валится парнишка в очках — этому в грудь. Один из ротозеев все-таки вспомнил, чему его учили, — упал на пол и закатился под стол. Последний продолжает стоять и таращиться на меня. Пулю между глаз сопляку! В армии надо выполнять устав, а не таращиться на противника.

Хорошо. Но остался еще один. Что делать: позвать своих или сам справлюсь? К чертовой матери этих малолеток! Еще у кого-то не выдержат нервы, и нажмет на спуск. Сейчас еще рано стрелять из автоматов. Значит, сам. Открываю ногой стеклянную дверь и вхожу в караулку. Все как положено: мертвые лежат неподвижно, оказавшийся самым проворным трясется под столом. Вон и сапог торчит. Сапог? Что-то не так… Где этот засранец на самом деле? А шустрый паренек попался… Понятно — скинул сапог и заполз за стол. Я не возражаю. В кошки-мышки со мной поиграть вздумал? Глупая это идея. Никому не советую. И ему тоже.

Что же мне с ним делать? Попробовать объяснить, что есть шанс остаться в живых? У меня просто нету времени на переговоры. Да и желания с ним разговаривать тоже нету. Не люблю я, когда от меня слишком быстро бегают. Раздражают меня такие очень уж проворные бегуны.

Запрыгиваю на стол с места. Так и есть: сидит подлец с противоположной стороны и графин в руках сжимает. С графином против пистолета? А он еще и шутник… Вот и дошутился! Молча стреляю солдату в голову. Графин падает у него из рук и катится по полу. С этим уже все. Теперь бегло осмотреть остальных — а вдруг кто еще жив?

Спрыгиваю со стола и озираюсь. Единственный, кто у меня вызывает опасения, — это паренек в очках. Ему я попал в грудь. Подхожу и прикладываю правую руку к его шее. Порядок — пульса нет.

Теперь надо звать своих… И кстати, недурно бы поменять обойму. «Люгер», конечно, пистолет хороший, но вот помещается в него только семь патронов. Восьмой приходится досылать в ствол. Сейчас не придется: он у меня как раз в стволе и находится.

На ходу выбрасываю пустую обойму и вставляю новую. Подхожу к внешней двери, открываю ее и несколько раз машу рукой. Отделение номер один тут же показывается из укрытия и вихрем несется через улицу.

Так, первая фаза операции прошла успешно. Но это только начало. Теперь необходимо взять казарму и офицерское общежитие. Самое главное — офицерское общежитие. Если боги ко мне по-прежнему милостивы, то его не перенесли. Я на это очень надеюсь.

Аллея. На ней никого. Уже хорошо. Нет, ребята, прятаться все еще надо. А ну-ка, прижались все дружно к стене здания! Рано пока здесь чувствовать себя хозяевами. Теперь — короткими перебежками вон к тому двухэтажному домику. Да, теперь уже можно стрелять из автоматов.

Я понятия не имею, каково расположение комнат внутри офицерского барака. Да и не хочу знать. Сегодня я уже достаточно бегал первым. Теперь настала очередь моих бойцов — пусть покажут, чему я их научил.

Половина отделения отправляется в гости к офицерам, вторая — к солдатам. Где-то там же должна быть и дежурка… Черт! Как я об этом не подумал? Бодрствующий караул! На него пятерых моих орлов может и не хватить. А им ведь нужно еще и казарму заблокировать…

Нагоняю ребят у самой двери. Показываю, что пойду первым, и сразу же открываю дверь. Ну, приступим. Дежурка слева. Бью ногой по ее двери и врываюсь в помещение. Человек шесть спят на койках прямо в форме. Двое рубятся в карты. Стреляю по играющим. Похоже, что они даже не успели понять, что же произошло. Где же офицер? Ага! Вот он: нагло дрыхнет!

— Встать, скотина, когда разговариваешь с командором повстанческой армии!

А теперь — лицом к стене! Будешь себя хорошо вести — останешься жив. И уродам своим то же самое прикажи. Меня нервирует, когда на меня волком смотрят. Я и пристрелить могу!

Подействовало: стоит ни жив ни мертв и трясется. Да, неприятное у него сегодня пробуждение. Кстати, а почему остальные идиоты на меня не попытались кинуться? Неужели так страшен четырнадцатилетний мальчишка с пистолетом?

Оборачиваюсь. Все понятно: страшен четырнадцатилетний мальчишка с автоматом, который стоит в дверях. Ну, здесь, кажется, закончили, посмотрим, как у остальных.

Казарма уже разбужена, но никто резких телодвижений не делает. Это правильно — против автомата переть глупо. Сколько их здесь? Похоже, что около роты. Ну и как мне теперь с ними обойтись? Не отправлять же к праотцам такое количество сопляков? Может, и стоит, но чрезмерные зверства сейчас ни к чему…

Автоматная очередь. И не очень далеко. Интересно, что происходит? Вообще-то я послал два отделения обойти периметр и снять часовых. Но отдал четкий приказ — действовать без шума. Это теперь «без шума» называется? Или на посту кто-то слишком умный попался? Нужно выйти и посмотреть. Все равно рации у всех сейчас выключены, и я смогу узнать о случившемся только лично.

Пулей выскакиваю на улицу и тут же начинаю озираться: не повторится ли? Надеюсь, что в серьезную драку мои бойцы не ввязались. Но кто его знает… Еще одна очередь. Теперь понятно откуда — из барака офицеров. Как-то язык не поворачивается назвать эту полуразвалину даже общежитием. Будем надеяться, что два отделения уже завершили обход периметра и сопротивления часовые не оказали. Но это потом. Сейчас необходимо разобраться с происходящим у господ офицеров. Бегом туда. В дверях маячит один из моих бойцов.

— Что у вас здесь? Докладывай!

— Не могу знать, господин командор, меня оставили охранять вход!

Разумно. Отталкиваю мальчишку и вхожу в холл. Примерно то, чего я и ожидал: коридор перегорожен турникетом, за ним лежит тело. С погонами. Значит, не один из моих. Уже хорошо. На первом этаже две двери друг напротив друга. Обе открыты. Заглядываю в левую — что-то типа актового зала. Вправо — архив и еще одно тело. Здесь надо осмотреться: может быть, кто-то спрятался за стеллажами. Кстати, а что мог офицер делать в архиве перед подъемом?

Осторожно обхожу помещение, но никого больше не нахожу. Ни живых, ни мертвых. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Подхожу к трупу и внимательно его осматриваю. Вот это открытие! Я просто гарантирую, что умер он от удара ножа в горло. Интересно, кто же это из моих бойцов постарался?

Выхожу из архива и решаю осмотреть труп у турникета… Тоже нож! Не слишком ли? А почему тогда стреляли из автомата? И самое главное — в кого? Как это ни противно, но придется подниматься на второй этаж.

Лестница довольно узкая. Если меня сверху кто-то поджидает, то я могу и не успеть что-либо предпринять. Это никуда не годится, но подниматься все равно надо. Да, зря я не захватил автомат в караулке. Чувствовал бы себя значительно лучше. Но я отлично знаю, что тут дело не в автомате: меня пугает отсутствие звуков. Действительно странно. Там должно быть четверо моих бойцов и двое офицеров этой части как минимум. Но почему я ничего не слышу? Шесть человек производят достаточное количество шума. А тут — тишина.

Пожалуй, я сделал глупость, что громко топал ногами на первом этаже. Теперь остается только прижаться к стене и очень медленно подниматься вверх. Хорошо еще, что ступени бетонные. Если бы это было дерево, то меня бы сразу же выдал предательский скрип.

Тишина все-таки не абсолютная. Чье-то сосредоточенное сопение раздается из-за дверного проема. Кто-то живой там есть. Интересно, кто? А к чему гадать, если прямо сейчас все разрешится? У меня полная обойма, и я знаю, что меня ждут. Они же не знают, чем я вооружен и кто я вообще такой. Значит, шансы примерно равны.

Резко выдыхаю и одним прыжком преодолеваю последние несколько ступеней. Поворачиваюсь влево и правой рукой перехватываю ствол автомата. В левой у меня «люгер», и я уже готов нажать на спусковой крючок, но в последний момент срабатывает рефлекс: передо мной свой. Совершенно черно, это один из моих бойцов. Перепуган он не меньше меня, но я сейчас должен свой испуг спрятать.

— В чем дело, боец? — взревываю я. — Почему не доложились о выполнении? Кто стрелял? Да отвечай же ты, в конце концов!

Парню явно нехорошо. Буквально побелел весь. И взгляд затравленный. Что же здесь произошло? Неужели он остался один? Чертова работа! Только этого мне и не хватало. В первый же день потерять троих. Еще до начала боевых действий. Это уже чересчур. Даже если учесть, что у меня не солдаты, а четырнадцатилетние мальчишки. Я же все точно рассчитал! Не должно было быть никакого сопротивления. Мы же брали их тепленькими и сонными. Как такое могло получиться? Чего я не принял в расчет?

— Господин командор, мы обосрались, — подает голос боец.

— Так вытряхни штаны и продолжай выполнение задания! В чем дело-то?

— Тут внизу были двое. Одного я ножом, второго Седус. Но второй заорать успел. Мы наверх, а там один с пистолетом. Он выстрелил… в Седуса… А Седус его из автомата! Мы думали, что все, но тут второй! А я…

— Стоп! — Если этот поток лепета не остановить, то закончится он только к завтрашнему вечеру. — Пойдем внутрь и все покажешь.

Парень кивает, и я подталкиваю его вперед. Пусть действительно поработает здесь гидом.

С первых же шагов мне становится ясно, что командир части застрелен из автомата в упор. Вот он распластался у самого входа, прошитый очередью. Туда ему и дорога. В углу сидит один из моих бойцов и прижимает руку к боку. Форма залита кровью. С этим надо будет разобраться, но чуть позже. Дверей четыре. Две закрыты на замок, а две другие распахнуты настежь. Из первой торчат босые ноги. Мародерством мои бойцы занялись, что ли? Очень сомневаюсь: в обуви, которая надевается на эту ногу, они просто утонут. Неужели босиком выскочил? Офицер называется! Интересно, кто это?

Во второй комнате находятся двое моих ребят. Эти хоть не ранены. И то хорошо. А чем это они тут занимаются? Похоже, что пытаются вскрыть сейф командира части. Ничего не скажешь — хорошеньких я деточек воспитал!

— Отставить!

Оглянулись, а затем вытянулись по стойке «смирно». Прекрасно. Теперь надо дать разгон. И очень качественно. Иначе это грозит перерасти в черт знает что.

— Почему не доложили о раненом товарище? Кто его перевязывать должен? Я? Совсем озверели? Обоим — по десять плетей перед строем. Доложите своему непосредственному начальнику. А я проверю исполнение.

Физиономии вытянулись. Взгляд озлобленный. Ничего, переживут. Слишком рано деточки начали расслабляться. Еще ничего не сделано, а они уже на сейф позарились. Перед тем как их пороть, я позабочусь о том, чтобы все знали, за что. Тогда у остальных не возникнет соблазна проявлять подобную «инициативу» в дальнейшем. Но раз начал отчитывать, то нужно продолжать в том же духе.

— Я вижу еще две запертые двери. Почему они до сих пор заперты?

Продолжают стоять насупившись и пряча глаза. Так дело не пойдет.

— Не слышу ответа, господа!

— Мы как-то не подумали, — лепечет один из несостоявшихся взломщиков.

— Сейф попытаться вскрыть подумали, а двери нет? — Я удивленно приподнимаю бровь. — Мне, господа, не совсем понятен ход ваших мыслей. И кстати, когда обращаешься к старшему по званию, то положено прибавлять это самое звание. Вскрыть двери немедленно!

— Так точно, господин командор, — не стройно, зато громко.

Мальчишки кинулись к ближайшей закрытой двери, столкнувшись в проходе. Пусть трудятся… А если там на самом деле кто-то есть? Офицер, который уже ждет с оружием в руках.

— Отставить! — почти кричу я. — Сначала перевязать раненого. Двери подождут.

Мальчишка, получивший пулю в бок, стонет. Понятно, что это явно не то, на что он рассчитывал. Но ничего страшного — в его возрасте все заживает, как на собаке. Сейчас необходимо его осмотреть, а там будет видно.

Склоняюсь над раненым и осторожно расстегиваю китель. Он опять стонет. Ничего страшного. Терпи. Дальше рубашка. Она вся пропитана кровью. Вот это мне уже не нравится. Почему так много крови? Распарываю рубашку ножом и вздыхаю с облегчением: пуля прошла навылет и, по идее, ничего из жизненно важных органов не задето. Отбрасываю нож и снимаю с пояса паренька индивидуальный пакет. Молодец все-таки Репус! Один из грузовиков был заполнен этим добром под завязку. Я сперва хотел позвонить ему в Столицу и нагнуть матов, но быстро вспомнил, что сейчас Репусу явно не до того. Вот и пригодился подарочек нашего разведчика. Вскрываю пакет и перевязываю рану. Туго, как учили очень много лет назад. Хорошо. Жить будет, но его все равно необходимо доставить в больницу… Позже. Когда закончим с «универсалами».

Поднимаюсь и маню к себе пальцем одного из несостоявшихся взломщиков. Показываю на запертую дверь, потом на его автомат и на дверной замок. Он кивает. Я занимаю позицию чуть наискось от двери и показываю жестом: можно начинать.

Сухая автоматная очередь разносит часть двери в щепки. Тут же бью по ней ногой и с перекатом влетаю в комнату. Никого. Что же, отрицательный результат — это тоже результат.

Теперь вторая дверь. Если мне повезет, то и там неприятностей не будет. Снова занимаю позицию и киваю головой. Автомат выплевывает из себя раскаленный свинец, летят щепки и искры: пули попали в замок. Вместо того чтобы ударить ногой и ворваться в помещение, я подбираю автомат раненого бойца и даю еще одну очередь. На этот раз — наискосок. Из-за двери раздается сдавленный стон.

— Выходи с поднятыми руками! Тогда гарантирую жизнь! — рявкаю я.

— Не стреляйте! — слышится из-за двери. — Я ранен.

— Знаю, — отрывисто бросаю я в пространство и уже громче: — Считаю до трех! Если не выйдешь — прикажу забросать комнату гранатами!

Подействовало. Дверь медленно открывается, и оттуда показывается совсем еще молоденький лейтенантик, баюкающий простреленную руку. Рука-то прострелена, но в ней зажат пистолет.

— Оружие на пол! — ору я.

Лейтенант послушно бросает пистолет себе под ноги и поднимает вверх руки. Лицо у него бледное. Он явно не понимает, что происходит. А пока ему и не требуется. Я должен получить от него информацию. Если то, что он мне скажет, меня удовлетворит, то очень может быть, что я сдержу слово и он останется жить.

— У вас здесь должно быть бомбоубежище. Где оно? Некоторое время он смотрит на меня непонимающе, но вид направленного на него автомата явно способствует пробуждению скрытых обучением мыслительных способностей.

— Есть бомбоубежище, — лепечет лейтенант. — Прямо под казармой.

— Туда весь личный состав поместится? — в свою очередь спрашиваю я.

— Да.

— Великолепно! — И уже обращаясь к своим бойцам: — Двое человек отконвоировать пленного, один остается с раненым до прибытия помощи. Исполнять!

Лейтенанта тыкают стволом автомата под ребра, подталкивая к лестнице. Я успеваю поймать за ремень одного из конвоиров.

— Подведешь к казарме и уложишь на землю лицом вниз. Старшему объяснишь, где меня искать. Если уже появились ребята из второго и третьего отделений — пришлешь их командиров ко мне. Все понял?

— Так точно, господин командор! — браво выкрикивает мальчишка. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте. — Я устало машу рукой.

Будем считать, что вторая фаза завершена. И завершена более или менее успешно. Осталась сущая мелочь — часовые у складов. Хоть стреляй, не помню, были они там или нет. Но даже если и были, то ничего страшного. Мы уже изрядно пошумели, так что с особо несговорчивыми можно будет и с помощью ручных гранат поговорить. Благо они у нас теперь должны появиться: оружейную комнату я вскрою в ближайшее время… Мои размышления прервал крик снизу: