10

— Вот и ты, — приветствовал отец вошедшего сына, видимо только встав после дневного сна, приняв душ и побрившись. — Где был?

— В разных местах. Никто в мое отсутствие не заходил, не звонил?

— Никто. Все тихо. Кого-нибудь ждешь?

Джек постарался скрыть огорчение.

— Отчасти.

— Слушай, надо продуктов купить. Отвезешь меня в «Пабликс»?

— Может быть, дам ключи от машины, а сам здесь посижу? На случай, вдруг кто-нибудь позвонит или явится.

— У тебя неприятности, Джек? Если так, то давай помогу.

Он посмеялся в надежде, что вышло не слишком натужно.

— Неприятности? Только не у меня. У одного знакомого возникли небольшие проблемы.

— Какие?

Разумеется, он ведет себя странно — в отцовских глазах, — но не привык, чтоб ему задавали вопросы, отмечали и комментировали уходы-приходы.

Вот почему я живу один.

— Можно сказать, семейные.

— Твои игрушки имеют к этому отношение?

— Возможно.

Том со вздохом опустился в шезлонг.

— Мне ни с кем не было так тяжело разговаривать, как с тобой. Ты был замечательным мальчиком, а потом стал чужим. Кажется, обо мне ничего знать не хочешь, не желаешь, чтоб я о тебе что-то знал... Отгородился стеной. Это моя вина? Что я такого сделал?..

Больно слышать и видеть страдание в озабоченном папином взгляде.

— Ты тут абсолютно не виноват. Просто такой уж я есть.

— Но ведь ты таким не был.

— Знаешь, люди меняются, — пожал Джек плечами.

— Нет, не знаю. Большинство не меняется. Кейт не изменилась, Томми тоже, хотя ему, может быть, не помешало бы. А ты... стал совершенно другим человеком.

Он только снова пожал плечами, стараясь сменить опасную тему:

— Довольно обо мне. Поговорим о тебе, пап. Как ты тут живешь?

Отец долго смотрел на него озадаченным и расстроенным взглядом, потом встряхнул головой.

— Я? По-моему, отлично. Климат нравится... впрочем...

— Что?

— Не знаю. Иногда кажется, что я сделал ошибку, перебравшись сюда. Порой не понимаю, зачем вообще уехал из Джерси.

— Я тоже удивился. И Кейт.

— Никогда не совершал импульсивных поступков, а тут вдруг внезапное побуждение. Получил однажды по почте рекламный проспект Южных Врат и с первого взгляда попался. Подумал о квалифицированном уходе, о том, что никому не стану обузой... и мысль превратилась в навязчивую идею. Я все время твердил себе, что мое место здесь. Продал старый дом, купил этот...

— Я так понял из рассказов Ани, пока ты лежал в коме, что ты вел тут довольно активную деятельность.

— Правда. Думал, Кейт с Томми воспользуются случаем, будут ездить с детьми во Флориду. А приехала только Кейт. И всего один раз. Нынче все жутко заняты. Поэтому пришлось выбирать: либо сидеть у телевизора, понемножечку костенея, либо пойти и заняться делами, пока силы есть. Решил лучше быть ходячей мишенью, чем неподвижной.

Мишенью, мысленно повторил Джек. Чертовски удачное слово, папа. Если бы ты только знал...

— Но как бы хорошо тут ни было, — покачал отец головой, — до сих пор не верю, что продал родной дом, бросил на севере детей и внуков ради того, чтоб сюда переехать. Конечно, не быть никому в тягость — великое дело, но, собственно... о чем я думал?

Джека от этих слов мороз прохватил. Папа сделал нечто ему самому непонятное... по внезапному побуждению переехал сюда, именно в этот конкретный поселок, рядом с Эверглейдс, рядом с лагуной, где живет Семели со своим кланом...

...рядом с узловой точкой.

И Карл говорил, что у него возникло стремление — «зуд», по его выражению, — вернуться туда, где родился, в лагуну...

К той же самой узловой точке.

Совпадение?

Было сказано, что совпадений в его жизни больше не будет.

Может, кто-то или что-то передвигает шашки на доске — на его собственной?

Ну-ка, стой... Аня упоминала, что подрабатывает, рассылая проспекты. Не она ли отправила рекламную брошюру папе? Не она ли внушила ему желание сюда приехать? Зачем? Чтобы его охранять?

У Джека голова шла кругом. Одно точно ясно: папа должен уехать отсюда, из Врат, вообще из проклятого штата.

— Ничто тебе не мешает вернуться. Фактически, я считаю, что так и надо сделать. В Джерси наверняка куча пансионатов с квалифицированным уходом, если тебе это требуется.

Том секунду помолчал.

— Не знаю. Должно быть, я старый дурак.

— Что глупее: признать и исправить ошибку или по-прежнему жить в нелюбимом месте?

— Ну, если так ставить вопрос... — Он покачал головой. — Я подумаю. — Том взмахнул руками. — В любом случае надо ужинать. Поеду за яйцами, куплю сыр, ветчину, сооружу грандиозный омлет. Пойдет?

— Замечательно.

Джек неохотно протянул ключи от взятой напрокат машины. Следовало бы ехать вместе, не оставлять его без присмотра, но Семели заверила, что отцу ничего не грозит, и он ей поверил. В тот миг был у нее в руках — один против двадцати, — лгать ей не было никакого резона.

11

Оставшись один, Джек первым делом вытащил игрушки, отыскал на каждой свежие швы, распорол, вытащил разнообразное оружие от Эйба, рассовал по дому с помощью отвертки и гаечного ключа, позвонил Джиа. У нее, Вики и будущего младенца все было прекрасно.

— Когда домой приедешь? — захныкала Вики. — Я соскучилась.

— Я тоже по тебе соскучился, Вик, и приеду, как только смогу. Как только мой папа придет в полный порядок.

Кажется, он уже почти в полном порядке, только надо чуть-чуть постараться, чтобы так оставалось и дальше.

От клана все еще ни слова. Джек вышел из дома, огляделся вокруг. Солнце низко стояло над Эверглейдс, касаясь кромки далекого лесистого пригорка. Интересно, тот ли это пригорок в лагуне, где находится узловая точка? Если так, ночью, может быть, будут видны загадочные огни.

— Я нашел твою чертову раковину! — крикнул он в слабеющем свете. — Давай меняться!

Постоял, ничего, собственно, не ожидая, питая надежду. Минуту послушав сверчков и лягушек, повернул назад. Заметил свет у Ани. Не пригласить ли ее пообедать?

На стук никто не ответил, даже Ирвинг, поэтому он подошел к боковому окну. Аня с Ирвингом спали перед телевизором точно в тех же позах, как вечером в среду. Как мертвые. Джек присматривался, пока не заметил, что Аня дышит.

На полпути к дому увидел подъехавшую к стоянке прокатную машину.

— Прихватил еще зеленого лука, — сообщил отец, пока они разгружали пакеты. — Придаст больше вкуса.

— Теперь ты стал настоящим шеф-поваром.

— Пришлось как-нибудь научиться готовить. Когда живешь один, до чертиков надоедает замороженная и готовая еда. Вдобавок есть чем заняться по вечерам. — Он взглянул на сына. — По вечерам хуже всего.

Джек не знал, что сказать. Хотел выразить сочувствие, но папе наверняка жалость не требуется. Он просто констатировал факт.

Лучше увильнуть.

— Эй, хочешь, я лук нарежу?

— Конечно, — усмехнулся Том. — Сумеешь красиво и тонко нарезать?

Он сполоснул лук, вручил сыну тонкий нож, доску, тот расположился с другой стороны стола и принялся резать.

— А ты ловко с ножом обращаешься, — заметил отец.

— Отменный подручный шеф-повара.

— Ну, открою пока бутылку шардоне. Берегу в холодильнике для особого случая.

— Омлет — особый случай?

— Компания — особый случай, тем более когда ее составляет один из моих сыновей.

Джек с болью понял, как одинок отец.

— Папа, можно задать тебе один вопрос?

— Разумеется. — Он вытащил из холодильника светлую бутылку, принялся вкручивать в пробку штопор. — Спрашивай.

— Почему ты снова не женился?

— Хороший вопрос. Кейт тоже всегда спрашивала и советовала вступить в новую связь. Но... — Он взял два бокала, налил до половины. — Бутылка, кстати, не единственная.

Отец как бы пытался оттянуть ответ, вообще от него уклониться. Не выйдет.

— Мы говорим о повторной женитьбе...

Том вздохнул:

— Твоя мать сидела рядом со мной в машине, вдруг залилась кровью, никто не мог спасти ее от гибели... Ты при этом присутствовал, знаешь.

Джек кивнул. Нож крошил лук тоньше, быстрее, сильнее.

— Я так и не смирился. Она была особенная, Джек. Мы с ней составляли команду. Все делали вместе. Нас связывала не только любовь... — Том покачал головой. — Не знаю, как сказать. «Родная душа» — избитые слова, но иначе не скажешь. — Он вытащил из ящика буфета мясной нож, принялся отрезать толстые ломти от купленного куска ветчины. — И позволь сказать тебе, боль от потери близкого человека не проходит. По крайней мере, для меня. В таких случаях люди по-всякому стараются тебя утешить... дошло до того, что я с радостью дал бы пинка в зад любому, кто скажет, мол, она в лучшем мире. Однажды за это кого-то едва не убил. Или: «вы все-таки столько лет с нею прожили»... Мне ее не надо на несколько лет. Она мне нужна навсегда.

Джека тронуло его глубокое чувство. Папа в этом смысле был скрытным.

— Если позволишь употребить столь же избитую фразу, ей не хотелось бы, чтобы ты прожил жизнь в одиночестве.

— Я живу не в полном одиночестве. Позволял себе краткие связи, что меня вполне устраивало. Но прочные отношения... все равно что сказать твоей матери, будто кто-то способен ее заменить. А это невозможно.

Тяжесть сгущается. Джек допил остатки из своего бокала, долил оба, пытаясь придумать тем временем адекватный ответ.

Отец выручил, наставив в грудь сыну мясницкий нож.

— Ты ведь из-за нее сбежал? — сказал он. — Я всегда подозревал, что ты после ее гибели слегка обезумел, теперь хочу получить подтверждение. Помню тебя в церкви, на кладбище — истинный зомби, словом ни с кем не обмолвился. Ты никогда не был маменькиным сынком. Ничего подобного. Самой близкой тебе была Кейт. Но после насильственной смерти матери у тебя на глазах, когда она истекла кровью, умерла в твоих объятиях, не стыдно потерять рассудок. Никто не пережил бы подобного. Никогда.

Джек еще хлебнул вина, чувствуя его действие. Ничего не ел с самого завтрака, алкоголь поступал прямо в кровь. Ну и что? Почему бы и нет?

— Согласен, никто. Но я ушел не из-за маминой смерти. А ради другой.

— Чьей?

— Я тогда обозлился на всех и каждого за то, что так и не нашли гада, уронившего ту самую шлакоблочную плиту. Полиция штата зорко следит за нарушителями скоростного режима, но с большим трудом выслеживает человека, случайно совершившего преступление. У них есть дело поинтереснее — штрафовать водителей за превышение скорости на автомагистрали. Бог простит, мы превысили скорость... Ты... ничего не делал, только рассуждал, что будет с поганым убийцей, когда его поймают. А вопрос стоял по-другому: не «когда», а «если», и это самое «если» навсегда зависло в воздухе.

Он допил бокал, еще налил, прикончив бутылку. Отец поднял на него глаза от стола:

— Что я должен был делать, черт побери?

— Что-нибудь. Что угодно.

— Например? Самому отправиться на поиски?

— Почему бы и нет. Я отправился.

Ох, проклятье, мысленно спохватился Джек. Что это я сболтнул?

— Что?

Он поспешно перебирал варианты. Сказать «ничего» и на том стоять мертво? Или дальше пойти и все выложить. Об этом на всем белом свете знает только один человек — Эйб.

Вино и отчаянное — гори все синим пламенем — настроение подстегнули его. Он глубоко вдохнул сквозь зубы.

Ну, поехали.

— Я его выследил и разобрался.

Том положил нож. Джеку показалось, что руки его задрожали, лицо напряглось, глаза вспыхнули и расширились за стеклами очков.

— Как же... Не уверен, хочу ли услышать, но... как же ты с ним разобрался?

— Позаботился, чтобы он никогда больше не сделал ничего подобного.

Отец закрыл глаза.

— Скажи, что переломал ему руки, раздробил локти...

Сын молчал.

Том пристально посмотрел на него, понизив голос до шепота:

— Джек... Неужели ты...

Он кивнул.

Отец рухнул на стул, стоявший у стола слева, обмяк, обхватил руками голову, глядя на горку резаного зеленого лука.

— О боже, — простонал он. — Ох, боже мой...

Сейчас начнется, думал Джек. Шок, бешеный гнев, отвращение, осуждение. Хорошо бы взять свои слова обратно, однако не получится, значит...

Он обошел стол за спиной у отца, открыл холодильник, вытащил другую бутылку вина.

— Как ты его узнал? Я имею в виду, как сумел точно выяснить, что это он?

Не трудясь снимать с пробки черную фольгу, Джек вкрутил в пробку штопор.

— Он мне сам рассказал. Его звали Эд. Сам похвастался.

— Эд... У этого дерьма было имя.

Джек заморгал. Кроме «чертей» и проклятий, папа весьма скрупулезно относился к бранным выражениям. По крайней мере, так помнилось с детства.

Том поднял голову, не глядя на сына. Облизнул губы.

— Как... ты это сделал?

— Связал и подвесил за ноги на том же переезде вроде пиньяты[44] для проезжающих внизу грузовиков.

Пробка выскочила из бутылки с таким же звучным хлопком, как удар первого, а потом и второго грузовика по висевшему телу Эда.

Музыка. Тяжелый металл.

Отец наконец посмотрел на него:

— Значит, вот для чего ты ушел. Для того, чтоб совершить убийство. Надо было остаться, Джек. Надо было прийти ко мне. Я бы тебе помог. Не пришлось бы жить с чувством такой вины столько лет.

— Вины? — переспросил Джек, наливая бокалы. — Я за собой никакой вины не чувствую. В чем моя вина? Никакой вины, никакого раскаяния. Если б вернулся тот вечер, сделал бы то же самое.

— Почему тогда, скажи на милость, ты исчез без следа?

Он пожал плечами:

— Ждешь пространного, обдуманного, выстраданного душой ответа? У меня его нет. В тот момент показалось, так надо. С маминой смертью весь мир стал другим, незнакомым, чужим, все мне стало противно, хотелось уйти. Я ушел. Конец истории.

— А тот самый подонок Эд... Почему ты не обратился в полицию?

— Я так не работаю.

Том прищурился:

— Не работаешь? Что это значит?

В эту тему углубляться не хочется.

— Потому что его взяли бы, потом выпустили под залог, предъявив обвинение в халатном обращении с грузом.

— Ты преувеличиваешь. Ему пришлось бы нелегко.

— "Нелегко" недостаточно. Он заслуживал смерти.

— И поэтому ты убил его.

Джек кивнул, хлебнул вина.

Отец всплеснул руками:

— Ты вообще подумал, что с тобой могло случиться? Вдруг тебя кто-то увидел бы? Вдруг поймали бы?

Он открыл было рот, чтоб ответить, но что-то в отцовских словах и тоне остановило его. Кажется... его больше тревожат возможные последствия для убийцы, чем само убийство. Где же бешеный гнев, где типичное для представителя среднего класса отвращение к сознательному убийству?

— Папа, скажи, что тебе не хотелось бы его смерти.

Том закрыл глаза рукой, губы его дрожали, Джек ждал, что он сейчас заплачет.

Положил руку ему на плечо.

— Я не должен был тебе рассказывать.

Отец взглянул на него полными слез глазами:

— Не должен? Лучше бы сразу сказал! Я пятнадцать лет думаю, что он еще где-то ходит, безымянный неизвестный призрак, который никогда не попадется мне в руки. Ты даже не представляешь, сколько ночей я пролежал без сна, воображая, будто задушил его насмерть!..

Джек не сумел скрыть изумление.

— Я думал, ты ужаснешься, узнав, что я сделал.

— Было ужасно не видеть тебя столько лет. Даже если бы тебя поймали, можно было б сослаться на временное умопомешательство или что-нибудь в том же роде, отделаться коротким сроком. Я, по крайней мере, знал бы, где ты находишься, мог бы тебя навещать.

— Для тебя, может быть, было бы лучше.

Отсидка в тюрьме, даже краткая... Немыслимо.

— Извини. Я что-то плохо соображаю.

Джек до сих пор ушам своим не верил.