11

— Сделай еще вдох, Джек, — сказала Кейт. — На этот раз поглубже.

Джек лежал ничком, распростертый на смятой двуспальной постели. На нем были только влажные боксерские шорты. Он не ответил, и Кейт пришлось ограничиться прослушиванием его затрудненного дыхания.

Она плотнее прижала стетоскоп к середине спины, покрытой испариной. Она не представляла, какими упругими были мышцы ее брата. У него почти не было жировой прослойки, и мышцы лежали сразу же под кожей. Его манера одеваться не давала никакого представления, какое тело скрывается под одеждой. Мужчины в окружении Жаннет, у которых были фигуры как у Джека, предпочитали открытые рубашки и обтягивающие майки, стараясь привлекать к себе внимание; Джека это совершенно не интересовало.

Она напряглась, стараясь услышать сухой, словно у мятого целлофана, хрип. Это могло быть сигналом о наличии жидкости в альвеолах. Но она ничего не услышала.

— Никаких признаков пневмонии, — сказала она. Джиа перевела дыхание.

— Слава богу.

Но это не обязательно хорошая новость, подумала Кейт. Скорее всего, мы имеем дело с чем-то иным. И если Жаннет говорила правду, это «иное», скорее всего, было зараженным вирусом.

— Что, по-твоему, это такое?

Кейт посмотрела на симпатичную светловолосую женщину и в мыслях вернулась к позапрошлому вечеру — господи, неужели это было всего два дня назад? — когда она встретилась с Джеком. И не случись всех событий, Кейт не стала бы скрывать, что Джиа ей нравится. Она вспомнила, как ее поразили непринужденные товарищеские отношения между Джеком и Джиа, как они подшучивали друг над другом и как в том внимании, с которым Джиа слушала Джека, чувствовалось, насколько глубоко она привязана к нему.

И теперь она видела, что в глазах Джиа стояла едва ли не паника.

Тебе так повезло, Джек, подумала она, иметь рядом человека, который так любит тебя. Только не потеряй ее.

Она решила сказать Джиа правду:

— Скорее всего, это вирус.

— Он заразен? Вики, помогая мне, прибегает и убегает. Плохо, что Джек серьезно заболел. Но Вики такая маленькая. Что, если…

— С ней все обойдется.

Кейт видела темноволосую синеглазую девочку, когда та появлялась в комнате, и ее конский хвостик напомнил Кейт те времена, когда Лиззи была в том же возрасте. Какой простой казалась тогда жизнь.

— Хочу надеяться, — сказала Джиа. — Мне пришлось три раза менять ему рубашки. Наконец я перестала. При ознобе он натягивает на себя одеяло, а когда потеет, сбрасывает его.

— Это часть той борьбы, которую его организм ведет с инфекцией.

Но почему его организм борется, а мой нет?

Кейт почувствовала, как в мозгу у нее что-то щелкнуло, как мелькнула мгновенная мысль, и, прежде чем она спохватилась, с губ слетел вопрос:

— У него раньше были заболевания?

— Такого рода? Да, один раз.

— Когда?

Кейт не могла справиться со своим голосом.

— Прошлым летом. После…

Она попыталась заткнуть себе рот, в чем и преуспела, но лишь после того, как спросила:

— После чего?

— Не знаю, стоит ли мне влезать в это. Может, Джек сам тебе расскажет.

Кейт хотела узнать, о чем говорит Джиа, но решила, что Единство не должно услышать ответ. Она испытывала страх и неуверенность перед Единством, и это беспокоило ее. Что они могут сделать, дабы вытащить ответ из Джиа?

Она с трудом обрела контроль над своим голосом, даже смежив глаза от напряжения.

— Кейт, с тобой все в порядке?

Лоб ее покрылся бисеринками пота… и вдруг она снова оказалась на водительском месте… и почувствовала, как к рулю потянулась другая рука.

— Все о'кей. Просто болит голова.

— Я тебе сочувствую. Могу ли я?..

— Знаешь что? — сказала Кейт. — Я подумала, Вики будет лучше, если вы уйдете.

— О нет, — замотала головой Джиа. — Я не могу оставить Джека. Просто я отведу Вики в другую комнату и…

— Я опасаюсь, если ты подхватишь что-нибудь, то передашь Вики, и тогда… — Кейт оставила предложение висеть в воздухе и увидела, что Джиа закусила верхнюю губу. — Я присмотрю за ним, Джиа, — добавила она. — Я ведь все-таки чему-то училась.

— Я понимаю, — грустно пожала Джиа плечами. — Но у меня все равно будет чувство, что я бросила его.

— Обещаю заботиться о нем как о члене своей собственной семьи.

Ее слова вызвали у Джиа улыбку.

— Да, на это, пожалуй, можно положиться. — Она вздохнула. — Ладно. Отведу Вики домой. Но когда он придет в себя, сразу же позвони мне, хорошо?

Кейт испытала острое желание остановить Джиа, но подавила его.

— Конечно. Направившись к дверям, Джиа остановилась и повернулась к Кейт. «Иди же!» — захотелось заорать Кейт. Она не знала, сколько еще сможет выдержать.

— Только одно…

— Ты в самом деле не можешь больше оставаться тут.

— Я знаю, но хочу предупредить, что Джек может огорчиться, увидев тебя здесь.

— Не понимаю.

— Позвать тебя было моей идеей. Я сказала ему, но он не отреагировал, так что я не уверена, дошло ли до него.

— В чем тут проблема?

— Он слегка сдвинут по поводу своей квартиры. Ну… он не хочет, чтобы кто-нибудь знал, где он живет. Да и почти никто не знает. Мы с Вики — единственные, кто здесь бывает. Это его святая святых.

— Но я его сестра.

— Но ты же не знала этого адреса, так? Мне пришлось дать его тебе. Понимаешь, что я имею в виду?

— Думаю, что да.

— Так что, если он разволнуется по поводу твоего присутствия, не принимай это на свой счет.

Кейт посмотрела на раскинувшегося спящего человека. Странный парень мой брат.

Скорее уникальный, сказали губы Джиа, но ее глаза, казалось, хотели сказать: если бы только ты знала его.

Через несколько минут, когда за ними закрылась дверь, Кейт почувствовала, что владевшее ею напряжение начало спадать. Единство по-прежнему отчаянно хотело узнать, как Джек реагирует на вирус, но, должно быть, понимало, что ему остается лишь наблюдать и ждать.

Не повторяется ли ситуация с Жаннет — идет ежеминутная борьба, когда дюйм за дюймом теряешь почву под ногами… Может, и нет. По крайней мере, Кейт знала, что она ведет войну. Жаннет, наверно, об этом не догадывалась. Скорее всего, она списала первые странные проявления и мысли на процесс выздоровления, на побочные эффекты уменьшения опухоли. А когда наконец осознала, что ее мозг захвачен, было слишком поздно.

Когда же будет слишком поздно и для меня? — подумала Кейт.

Она попыталась представить, что же делается у нее в голове, где вирус Единства свободно путешествует по мозговым извилинам, внедряя все больше и больше своих генов в нейроны мозга, пока не расклюет все, что было ею, и не заменит чем-то своим, некоей этикой вируса, пустопорожнего создания, какой стала Жаннет.

От этой возможности у нее началась изжога. Она должна найти способ положить этому конец. И вернуть Жаннет. Но первым делом она должна спастись сама.

Она посмотрела на Джека. Если его иммунная система действительно справится с вирусом, то, значит, она произведет антитела. Если бы она смогла выделить глобулин и ввести себе в кровь…

Ее возбуждение сошло на нет. Если-если-если… даже если это так, процесс может быть достаточно длительным. К тому времени она уже станет до мозга костей членом Единства.

Она должна найти другой путь. Может, что-то придумает Филдинг. В любом случае она чувствовала, что Джек может сыграть ключевую роль. Но первым делом он должен во всем разобраться… если у него получится.

Она снова подошла к нему — все еще спит, но не так уж потеет, — а затем направилась в переднюю комнату его квартиры, где царил полный беспорядок, и остановилась, когда увидела на краю стола предмет, напоминавший пистолет. Боже милостивый, да это в самом деле пистолет. Она подошла поближе. Неужто у Джека есть оружие? Это ясно. Кейт ненавидела оружие. Мало того что оно есть у брата, но она не могла поверить в такую беспечность — он оставляет его где попало, хотя в доме ребенок. Девочка Джиа могла…

Стоп. У него была красная пластмассовая рукоятка, а все остальное вроде было из жести. На боковой поверхности торчала кнопка включения, рядом с двумя словами, выдавленными на металле: «атомный дезинтегратор». Кейт улыбнулась и покачала головой. Игрушечный лучевой пистолет — нет, настоящий мушкет. К тому же древний.

Она медленно повернулась. Сколько тут старья. Он что, бродит по блошиному рынку и таскает все, что там валяется? Похоже, каждому из предметов не меньше пятидесяти лет. Лампа в виде Папаши Уорбакса[18], будильник Дика Трейси — куча часов, все старые, ни одни не работают. На стенах дипломы в рамках и еще часы, маятники которых застыли на последнем взмахе. Она подошла поближе рассмотреть дипломы — все из клубов и тайных обществ, посвященных Тени, Капитану Полуночи, Доку Сэвиджу… ради всего святого, зачем ему все это барахло?

Единственной найденной ею вещью, которая принадлежала двадцать первому веку — или в крайнем случае второй половине двадцатого, — был компьютерный монитор, стоявший на дубовом бюро. На мониторе лежал какой-то смутно знакомый черный предмет. Кейт наклонилась рассмотреть поближе и оцепенела, когда узнала в нем таймер от бомбы, которую Джек нашел вчера. Она догадалась, что часы те же самые, по четырем обкусанным проводкам, торчащим из кожуха. Единственная разница была в том, что светящийся циферблат показывал время.

А рядом валялись маленькие серебристые штучки, напоминающие батарейки, от которых тянулись провода к часам. Как Джек называл их? Детонаторы. Но куда делась взрывчатка, похожая на кусок глины?

Она осмотрела поверхность стола и обыскала комнату, но ничего не нашла. Должно быть, где-то спрятана. Кейт не хотела рыться в ящиках стола Джека, но она будет чувствовать себя куда лучше, если убедится, что взрывчатка тоже здесь. Она подозревала, что утром Джек пустил ее в ход, чтобы взорвать ту машину, и с ужасом думала об этом.

Но ящики старого бюро не содержали ничего, кроме бумаг и каталогов видео. Она не стала читать ничего из бумаг и занялась таким же старым дубовым секретером. И в верхнем ящике, рядом с предметом, напоминавшим еще один игрушечный пистолет, она и нашла ее — обернутую в целлофан, с дырками от детонаторов.

Какое облегчение. Когда Джек придет в себя, может, он объяснит ей, почему взорвалась машина, но, по крайней мере, она убедилась, что эта взрывчатка ни при чем. К тому же ей не хотелось, чтобы детонаторы и таймер попались ей на глаза, и поэтому засунула их в ящик вместе со взрывчаткой.

Когда она покачала ящик, чтобы засунуть его обратно, он выскочил. Она заглянула в проем и убедилась, что его прикрывает фальшивая задняя стенка.

Заинтересовавшись, Кейт поставила ящик на пол и отодвинула секретер от стены. Пошарила по истертой задней панели, пока не нашла утопленную защелку. Слегка потянув ее, она открыла стенку, которая упала ей на руки, открыв тайник с тремя полками.

На них лежало не менее полудюжины пистолетов разных форм и размеров, обоймы, коробки с патронами, ножи, дубинки…

Мини-арсенал.

У нее пересохло во рту. Оторвавшись от этой картины, она поставила панель на место и придвинула секретер к стене. Снова открыв ящик, она вынула маленький пистолет, который только что попался ей на глаза. Какой он тяжелый… слишком тяжелый для игрушки. Она кинула его обратно и решительно закрыла дверцу. Потрясенная, она вернулась к центру комнаты и осмотрелась.

Она должна признать: Джек помешан на оружии. Или того хуже. Что-то вроде преступника. Иначе по какой причине он держит у себя этот оружейный склад?

Так кем же был ее брат? Ради бога, кем он стал?

И тем не менее… все же он ее брат. И, несмотря на эти ужасные доказательства, в глубине души она, как и встарь, испытывала к нему теплые чувства. Он — человек, которому можно довериться, человек, который не бросает слов на ветер.

Не тут ли кроется ключ к обилию всей этой дребедени? Память о том времени, когда его еще не было на свете, устаревшие, вышедшие из употребления реликвии тех дней, когда еще существовал кодекс чести, которому он до сих пор предан?

Или она слишком пристрастно оценивает их? Далеко не каждая особенность характера имеет столь глубокий психологический подтекст. Как там говорится? Порой сигара — всего лишь сигара. Может, Джеку просто нравились все эти вещички — «симпатичные», по его выражению, — и он их собирал, когда они попадались ему на глаза.

Кейт услышала какие-то звуки из спальни и вернулась туда. Джек беспокойно метался под одеялом, стонал и что-то бормотал. Похоже, он был чем-то испуган.

Она внимательно присмотрелась к нему, пытаясь понять, что за кошмары могут испугать такого человека, как Джек…

12

…Джек посмотрел на девушку в середине очереди к кассе. Она закашлялась. Стоя в самом конце, он видел, как люди перед девушкой и за ней отшатнулись.

— Простудилась, — сказала девушка. Из-за хирургической маски на лице голос ее звучал приглушенно.

На всех покупателях в магазине, включая Джека, были такие же маски. Джеку это нравилось — не только спасают от микробов, но и скрывают лицо. Магазин был забит людьми. Прошел слух, что подвезли товар, и люди скупали все, что было под силу унести. Джек оставил Джиа и Вики в квартире, где им не угрожала инфекция, и пошел в одиночку. Его тележка — действительно личная, потому что он толкал ее из дома до магазина, — была нагружена кукурузой, персиками и помидорами, похожими на куски мяса. Он еще успел прихватить со стремительно пустеющих полок несколько банок консервированной фасоли.

Неплохая добыча, подумал он, довольный результатом вылазки. В эти дни продукты подвозили лишь от случая к случаю, потому что выжившие перехватывали грузовики и забирали себе содержимое, так что приходилось брать то, что удавалось найти. Похоже, сегодня их ждет итальянский стол. Джиа сделает свою знаменитую красную подливку и…

— Она одна из них! — завопила грузная женщина в голубом сари, стоящая за простуженной девушкой, и отпрянула от нее. — Я видела, она приподняла край маски перед тем, как закашляться!

— Я всего лишь простужена, — прохрипела девушка. У нее были широко расставленные голубые глаза и короткие черные волосы. — Заверяю вас, это просто простуда.

— Я тоже заметил, — сказал черный мужчина за женщиной в сари. — Подняла маску чуть ли не на пол-лица!

У Джека было смутное ощущение, что он тоже видел нечто подобное, но лишь краем глаза, поэтому он промолчал. Два человека засекли девушку. И третий не изменит ее судьбы.

Чувствуя, чем все это может кончиться, он выкатил тележку из очереди и пристроился в самом хвосте ее, стараясь держаться ближе к выходу.

Женщина на контроле подозвала дежурного, но тот, услышав возбужденные голоса, уже сам спешил к ней. Он был невысок и худ и в любой другой ситуации помедлил бы, но сейчас на нем была желтовато-коричневая форма милиции Нью-Йорка, он имел при себе набор для анализов и был вооружен. Всем своим видом он говорил: я официальное лицо, так что не вздумайте мне мешать.

— В чем дело? — Должно быть, он строго сжал губы, но хирургическая маска на лице скрывала их.

Кассирша показала на девушку:

— Говорят, она кашляла, сдвинув маску.

— Это так? — прищурился дежурный, берясь за серологический тестер, висящий у него на поясе. — О'кей. Придется взять у вас каплю крови.

— Всего лишь простуда, — отодвигаясь от него, сказала девушка.

— Если это подтвердится, вы можете идти и заниматься своими делами — после анализа.

Джек, который к этому времени уже пристроился у самой дальней кассы в углу, обратил внимание, что дежурный не сказал, что случится, если у девушки не просто простуда.

— Нет! — Девушка сорвала маску. — Никаких анализов крови! Мы плюем на ваши анализы!

Затем она рванулась к толпе вокруг кассы и начала плеваться — не на анализатор, а на окружающих. Перепуганные покупатели, издавая вопли, попытались скрыться, но для этого не было места. Дежурный вытащил свой пистолет, но было ясно, что если он выстрелит, то пострадают ни в чем не повинные люди.

Вдруг Джек увидел, как в руке девушки что-то блеснуло — старомодная опасная бритва, — и понял, что сейчас последует. Как и все остальные.

Толпу охватила паника.

— Она камикадзе! — завопил кто-то.

Джек видел, как девушка всадила лезвие глубоко себе в горло и рванула его вбок. Затем она широко раскинула руки, закинула голову и закружилась на месте. В ее движениях была даже определенная грация, и на нее было бы приятно смотреть, если бы не багровая струя, которая дугой ударила из горла и, пульсируя, как гейзер, залила всех, кто стоял в радиусе десяти футов.

Танец длился недолго. Ноги у нее подкосились, колени подломились, и она рухнула на пол сломанной восковой куклой, дергаясь в багровой луже.

Но хотя танец завершился, аудитория продолжала реагировать: те, кто вопил, прижатые к кассе, стремились выбраться в глубь торгового зала; те, кто входил в магазин, разворачивались и торопились обратно, в относительную безопасность улицы. Джек, оказавшись на ничейной земле между теми и другими, предпочел улицу и выкатил нагруженную тележку сквозь вращающиеся двери. Магазином он займется завтра. Его приведут в порядок не раньше, чем через час, а то и два. А теперь он хочет вернуться домой.

Шесть месяцев назад такая сцена потрясла бы его. Теперь же… он ничего не чувствовал. До сегодняшнего дня ему выпало сомнительное удовольствие быть свидетелем смерти двух других камикадзе, но никогда еще он не был так близко к ней. Коллективный разум, мыслящая общность, подобная пчелиному рою, повсюду отдавала одни и те же военные приказы: найти людное место и тайно распространять инфекцию, — кашляя, чихая, оставляя на овощах и фруктах мазки слюны, — ну а если поймают, покончить с собой, испустив мощную струю крови. Чистый прагматизм: пожертвовать одной из своих пешек ради возможности заразить десятки других.

Рою свойственен безжалостный прагматизм. В этом и кроется ключ ко всем его успехам.

Отойдя на полквартала от магазина, Джек остановился, снял маску, стянул свою ветровку и кинул ее на тележку. Порыв ноябрьского ветра резанул его, но на нем была плотная фланелевая рубашка. Он вынул из кобуры за спиной «глок» и открыто положил его на куртку. И снова двинулся в путь.

Серый, мрачный ветреный день соответствовал настроению Джека. Ему хотелось, чтобы выглянуло солнце — согрело кожу и, может, как-то прогнало озноб из души. Солнечный свет выгонит на улицы людей — может, считая, что он способствует здоровью, что дополнительный ультрафиолет убьет микробы, — но Джек предпочитал пустынные улицы, особенно когда везет домой запас еды. Но даже сейчас он был настороже.

Впереди он увидел знакомое лицо — сосед, кивнув, оказался у него на пути.

— Эй, — с улыбкой сказал он, окидывая взглядом тележку Джека. Он не мог не обратить внимания на «глок». — Для меня что-нибудь осталось?

— Хватит, — сообщил Джек. — Но вам стоит немного подождать. Внутри сработал камикадзе.

— Вот дьявольщина! — сказал знакомый. — Они уже сами не знают, когда кончать с собой. Им же известно, что мы вакцинированы. Почему они продолжают свои попытки?

— Просто потому, что груда мозгов не означает, что они поумнели.

Собеседнику это не показалось смешным, как и Джеку, но это было лучше, чем обсуждать слухи, что, мол, вакцина не отвечает своему назначению, что она дает сбои по всей стране. Остатки правительства США утверждали, что такие лживые сведения распространяют инфицированные для деморализации еще здоровых, но никто не знал, чему верить.

— Наверно, схожу к магазину и подожду снаружи, пока все не уберут.

Джек помахал ему на прощание и посмотрел вслед. Когда он убедился, что парень не собирается разворачиваться и нападать на него сзади, то снова двинулся к дому. Он знал, что всегда был немного параноиком, но шесть месяцев назад стал носить с собой «глок» в кобуре и с тех пор не беспокоился, что кто-то решит покуситься на его продукты. Как говорится, ты не параноик, если на тебя пытаются напасть. А ведь пытались. О да, еще как пытались.

По прошествии времени Джек все отчетливей видел, как расползается ткань социальной жизни общества, как она распадается на куски.

Доверие исчезло, потому что любой самый лучший и старый друг, ближайший обожаемый родственник мог оказаться носителем вируса. И мало того что они были инфицированы — это была не их вина, — но менее чем через неделю они становились совершенно иными личностями, одержимыми одним желанием — заразить тебя.

Сострадание стало далеким воспоминанием. Конечно, ты жалеешь жертв вируса — после того как они мертвы.

Джек не знал, что делается в остальной части страны, но тонкое чувство общности, которое существовало в Верхнем Вестсайде, окончательно атрофировалось. Вы могли думать, что где-то есть и другие способы существования, есть коммуны, где неинфицированные берутся за руки и смыкают ряды против зараженных. Но не в тех случаях, когда вчерашний неинфицированный союзник сегодня становится инфицированным врагом.

Джек прикинул, что окружающая обстановка может распространиться на всю страну. А если она обрела международный характер, то это означает, что весь мир провалился в выгребную яму — старый общественный порядок рассыпается на глазах, уступая место новому миропорядку, который распространяется с геометрической скоростью, — беспощадный, непобедимый, и человечество, не задавая вопросов, как снежный ком летит к единой цели.

Странное смешение чувств владело им в эти дни. Большую часть своей взрослой жизни он провел скрываясь от требований общества, отвергая и проклиная их. Но теперь, когда он очутился среди руин, поймал себя на том, что, несмотря на всю их неприемлемость, он укоренен в них и надеется найти способ как-то удержаться на краю. Потому что Рой еще более неприемлем, чем тот миропорядок, место которого он старается занять.

О себе не стоит так уж беспокоиться — быть привидением в механизме Роя не сложнее, чем существование в социальном механизме Америки. Он справится. Его главной острой заботой были Джиа и Вики и необходимость спасти, уберечь их. Они не должны жить среди развалин, но Рой был так обширен и напорист, что Джек не знал, как уберечься самому. Он ненавидел себя за это признание, но понимал, что ему нужна помощь, дабы защитить два самых дорогих для него создания. Он понимал, что не стоит ничего ожидать ни от демократов, ни от республиканцев, но, может, какой-то гений от медицины найдет убийственное для врага средство.

И самое страшное, что разрушение государства потребовало всего пяти месяцев.

Сначала вирус мутировал в форму, которая распространялась по воздуху. Затем начальные маленькие отряды Роя заполонили все транспортные узлы Нью-Йорка — аэропорты Ла-Гуардиа и Джона Фицджералда Кеннеди, вокзалы Пенсильвания и Гранд-Сентрал, откуда и пошло распространение вируса. Отсюда зараза захлестнула страну и двинулась по миру. Десятки миллионов стали членами Роя прежде, чем кто-либо осознал его существование. На первых порах и в сенате, и в конгрессе увидели в Рое потенциальный избирательный округ и стали излагать друг другу, кто может дать ему больше особых прав и наделить обязанностями. Но после того, как большинство политиков инфицировались, дебаты прекратились.

К тому времени как большинство осознало масштаб угрозы, было уже поздно.

Политика сдерживания, к которой прибегнул Центр по контролю над заболеваниями, исходила из модели гриппа и оказалась неэффективной. Во-первых, люди, подхватившие грипп, как и окружающие, знали, что больны; во-вторых, жертвы гриппа плохо чувствовали себя и старались, чтобы им стало лучше. Для населения Роя чем больше их становилось, тем лучше.

И они были повсюду. Они отравляли запасы воды, проникали на продовольственные предприятия и молочные фермы. Люди боялись есть то, чего они не прокипятили, не прожарили или не приготовили сами.

Идя по тротуару, Джек думал, как он часто делал, о своей сестре. Кейт сменила свой образ жизни так же быстро, как и вошла в него. Он искал ее, но она непрерывно перемещалась, распространяя вирус вместе с остальным авангардом Роя, и он никак не мог найти ее. Но на прошлой неделе он позвонил в ее офис в Трентоне и узнал, что она вернулась к практике. Она отказалась брать трубку, и он с тяжелым сердцем нажал на рычаг. Он думал о Кейт как о детском враче, которой доверяли родители, и, опасаясь за своих детей, приводили малышей к ней на вакцинацию против вируса. И если они, входя к ней в кабинет, не были инфицированы, то, покидая его, несли в себе вирус. Для этого надо было слегка смочить слюной кончик иглы или поместить мазок с вирусом на лопаточку, которой прижимали язык…

Мысль, что Кейт предает этих детей, нарушает клятву не причинять вреда пациенту, уничтожив порядочного и заботливого человека, которым она когда-то была, наполняла Джека бессильной яростью. Он хотел кого-то искалечить, изуродовать, убить, заставить расплатиться, но как справиться с вирусом?

Он подумал, может, ему стоит съездить в Трентон и… что-нибудь сделать. Но что? Прикончить гнусное создание в облике своей сестры? Прежняя Кейт, настоящая Кейт, захотела бы, чтобы он это сделал. Попросила бы.

Но может ли он пойти на это? Взять на прицел свою сестру — пусть даже она больше не его сестра — и нажать на спуск? Этого он не мог себе представить.

Приближаясь к своему кварталу, Джек ускорил шаги. На входе в него нос к носу стояли две старые машины, блокируя ближний проход в квартал; он знал, что на дальнем конце таким же образом расположены две другие развалины, — знал, потому что вся эта диспозиция была его идеей. Как-то в прошлом месяце он подошел к дверям каменного дома поговорить с соседями — обычно держась на безопасном расстоянии от окна или на тротуаре, — с которыми он никогда не встречался за все годы жизни здесь, и изложил им идею закрытия квартала. Кто-то, лучше знавший население квартала, принял мяч и повел его дальше — организовал жителей и разбил их на вахты. И теперь никто из чужих не мог проникнуть в квартал без сопровождения местного жителя.

Джек кивнул парню, которого знал только как Джорджа. Тот стоял за одной из машин. Обрез 12-го калибра он держал у бедра. Когда Джордж махнул ему проходить, мимо проехала сине-белая машина нью-йоркской полиции с двумя копами на переднем сиденье. Полицейский-пассажир скользнул взглядом по Джеку с Джорджем и отвернулся. Он не мог не увидеть ни «глока», ни обреза, но никак не отреагировал. Потрепанные остатки официальных учреждений больше не обращали внимания на вооруженных граждан — невидимая опасность вируса представляла для города куда большую угрозу. И кроме того, полиции катастрофически не хватало. Они стали первой целью Роя: копов вызывали на семейные разборки, заражали их, и таким образом в их рядах формировали пятую колонну, которая заражала остальных. Неинфицированные копы сидели по домам, пока им делали анализы крови.

Вакцина и наборы для анализа — маленькие дешевые домашние наборы, как тест на беременность, — но могут ли эти тонкие прутики в плотине противостоять напору Роя? Если же и они не выдержат…

Джек втащил тележку на третий этаж — его крепость сама по себе была атоллом в пределах закупоренного квартала — и постучал в дверь; у него был ключ, но Джиа была так взвинчена в эти дни, что он решил поберечь ее нервы и не вваливаться.

— Ох, Джек! — услышал он ее голос из-за двери и понял, что Джиа приникла к глазку, но уловил какую-то странную нотку в ее голосе. Что-то случилось.

Когда она открыла дверь и он увидел ее покрасневшие глаза и заплаканное лицо, то все понял.

— В чем дело?

Она втянула его внутрь, оставив тележку в холле, и закрыла дверь.

— Тест! — всхлипнула она. — У меня и у Вики — оба положительные!

У Джека оборвалось сердце. Джиа была одержима опасностью вируса и каждый день всем троим делала анализ. Джек покупал наборы десятками, считая, что если они успокаивают ее, то ради бога, пусть, если хочет, проверяется по два раза в день.

Но подсознательно он всегда опасался возможности такого момента: ошибочный положительный анализ.