Наладчик Джек (№4) - Пожиратели сознания

Ее охватил зуд ожидания, когда она свернула на дорожку, ведущую к одному из домов. На первом этаже было темно, а на втором горело единственное окно. Подняться по трем ступенькам крыльца, подойти к двери, протянуть руку к звонку…

Нет! Это не ее рука! Слишком большая, слишком толстые пальцы. И кольцо не ее, которое выглядит как…

Она знает его. Она видела его на руке Холдстока. Но как оно очутилось у нее? И что случилось с ее руками? Она смотрела, как одна из них нажимает кнопку звонка — не кончиком пальца, а костяшками кулака. Странный способ звонить. И что в подтексте того страха, который она испытывает?

Первая дверь открылась. За второй, сетчатой, стоял доктор Филдинг.

— Теренс, — сказал он. — Вот неожиданность.

Теренс? Не так ли зовут Холдстока?

— Надеюсь, что не помешал вам, доктор, — Кейт услышала, что говорит голосом Холдстока, — но мне нужна ваша помощь.

— Заходите, заходите, — пригласил их Филдинг, открывая вторую дверь. — Строго говоря, и мне нужна помощь с вашей стороны. Может, мы в состоянии помочь друг другу.

Когда она, захлопнув за собой дверь, последовала за ним, то начала осознавать, что происходит: еще один сюрреалистический сон из тех, которые посещали ее. Что они скрывают в себе? Какие конфликты в ее подсознании пытаются разрешить?

Теперь она понимает: поскольку первым инфицированным оказался Холдсток, он взял на себя лидерство в Единстве. Она была испугана, что Единство вторгается в ее тело и мозг, и посему ее подсознание взбунтовалось и изобразило, что она захватила тело Холдстока.

Но понимание этого не освободило ее от железных тисков сна. Ей оставалось только принимать его и не сопротивляться.

Филдинг показал, куда он ведет их.

— Заходите в мой кабинет, где мы сможем поговорить.

Ее страх возрос, когда она приблизилась к Филдингу со спины, залезла в карман своей — Холдстока — куртки и вытащила тонкий провод с деревянными ручками с обоих концов. Хотя она никогда не видела такой конструкции, Кейт сразу же поняла, что это удавка. Она знала, что сегодня днем Холдсток сам сделал ее, просверлив дырочки в середине деревянных обрубков, протянув сквозь них провод, закрутив его и надежно закрепив тройными узлами.

Кейт этот сон не понравился с самого начала, а теперь она откровенно возненавидела его, но не могла помешать Холдстоку скрестить кисти, набросить петлю на голову ничего не подозревавшему Филдингу, разведя рукоятки, стянуть проволочную петлю на горле Филдинга и закрутить ее на затылке, чтобы удержать на месте.

Филдинг захрипел, схватившись за горло, но она… Холдсток… она… Холдсток… Боже милостивый, она уже ничего не понимает, — уверенно держась за ручки, стояла за спиной отчаянно сопротивлявшегося доктора. Она видела, как его испуганное лицо с широко открытым ртом постепенно темнело, наливаясь синевой, она видела его перепуганный, выкатившийся из орбиты и залитый кровью глаз, который молил о милости, о воздухе, о жизни.

Кейт хотелось закричать, но она онемела. Она хотела расслабить хватку, но это было ей не под силу.

Филдинг отчаянно отбивался. Он дрыгал ногами, царапался и корчился. Он дотащил их до обеденного стола и из последних остатков слабеющих сил старался высвободиться, но Холдсток был тяжелее его, самое малое фунтов на пятьдесят, и Кейт продолжала чувствовать себя участником смертельного родео, наездником на обреченной лошади.

Прекратить это! О Господи, спаси беднягу!

Но ее крики были беззвучны и мольба осталась без ответа.

У Филдинга подломились ноги, и он рухнул на колени. Кейт, держась у него за спиной, опустилась вместе с ним, не ослабляя натяжения проволоки. Его судорожные движения слабели, тело обмякло и повалилось на бок. Кейт, не давая ему высвободиться, оказалась вместе с ним на полу, перевернула Филдинга лицом вниз и уперлась коленом ему в спину, продолжая затягивать петлю. Лишенные кислорода мозг и сердечная мышца Филдинга агонизировали и наконец полностью перестали функционировать.

Когда расслабился сфинктер, комнату наполнило зловоние. Этого признака она и ждала. Кейт расслабила удавку и сняла ее. Она дернулась, услышав, как Филдинг вздохнул. Но этот слабый прерывистый звук говорил, что из легких через голосовые связки вышел последний воздух. Ухватившись за край стола, она подтянулась и встала на ноги.

Опустив взгляд, она посмотрела на труп того, кто еще недавно был блистательным ученым. Ее страх сменился сожалением, глубоким раскаянием… какая потеря.

По пути к дверям она сунула удавку в карман, а из другого вынула перчатки. Натянув их, она открыла дверь и аккуратно притворила ее за собой.

В глубине души Кейт, идя по улице, плакала. Ее снедали сожаление, раскаяние и, может, даже чувство вины, за которую она не несла ответственности.

Воскресенье

1

— Неужели прошлая ночь была на самом деле? — сказала Бет, прижимаясь к нему под одеялом всем своим гибким телом.

Сэнди погладил ее голое плечо.

— Прошлая ночь? Да уже утро, малышка. Не могу поверить, что всего восемь часов, а мы уже проснулись.

Они добрались домой около пяти часов. И Бет, и Сэнди были в таком возбуждении, что не могли уснуть, и, раздевшись, стали самозабвенно заниматься любовью. Сэнди не знал, как у Бет, но прошлая ночь была лучшей в его жизни — хотя ему не с чем было ее сравнивать.

— Я думаю, что вообще не спала — то есть я знаю, что закрыла глаза, но сомневаюсь, что спала хоть секунду. Так все это в самом деле случилось? Это был сон или в самом деле рука Ди Каприо лежала на моем плече? Мы действительно были в том клубе?

— Мы там были, — ответил он. — Именно мы. Можешь не сомневаться.

По пути тот таинственный парень, который подцепил их в «Кении», представился Рольфом. Произношение у него было каким-то странным, словно он проглатывал букву «о», но он рассказал, что знает массу интересных людей и что его хобби или, точнее, жизненное призвание — сводить друг с другом интересных людей.

Потом уж выяснилось, что он крепко преувеличивал, но что касается клуба, слова Рольфа соответствовали истине. Его неброская красная дверь, на которой не было никаких надписей, выходила на Франклин-стрит. Оставив Сэнди и Бет дожидаться в машине, Рольф вступил в переговоры с кем-то за дверью. Сэнди больше всего поразил не разговор, а долгие переговоры у дверей, но наконец их троицу пустили внутрь.

В течение нескольких следующих часов Сэнди выяснил, что днем Рольф работает заведующим отделом модного белья в универсаме «Блум», где имеет возможность сталкиваться с богатыми и знаменитыми людьми. Его подлинный талант крылся в умении превращать эти случайные встречи в знакомства, что и обеспечивало ему доступ в эксклюзивные места; он пустил в ход известность Сэнди, с помощью которой и проник за эту дверь, куда его самого ни за что не пустили бы.

Очутившись внутри, Рольф провел их по узкой лестнице в помещение с неярким освещением и маленьким баром, где вокруг низких столиков стояли удобные кресла. Сэнди с трудом удерживался от искушения таращиться по сторонам, когда на подгибающихся ногах следовал за Рольфом к бару.

Там он их и оставил, и ногти Бет впились Сэнди в руку, когда она, еле шевеля губами, прошептала:

— Видишь, кто сидит в красном кресле? Там, в углу, — только не оборачивайся… тот, о ком я думала.

Это был он.

Тем временем Рольф обошел несколько столиков и, нагибаясь, перешептывался с гостями. Через несколько минут он вернулся и сказал:

— Бобби был бы рад пригласить вас к себе за столик и выпить с вами.

— Бобби? — переспросил Сэнди. — Какой Бобби?

— Конечно, Де Ниро.

Ох, черт, подумал он. Я не могу. Это же… это же сам Де Ниро, и он хочет пообщаться со мной! Но тут Сэнди подумал: подожди. Разве Де Ниро доводилось оказаться в летящем поезде в компании психопата-убийцы, который убивал всех, кто попадался ему на глаза? Черт возьми, конечно нет.

А вот Сэнди довелось. Так чего ему бояться Бобби Де Ниро?

— О'кей, — с ледяным спокойствием сказал Сэнди. — Идем.

Так что они выпили с Де Ниро, пока Сэнди рассказывал свою историю, и в ходе повествования вокруг них собрались и другие знаменитости, слушая, кивая и восхищенно бормоча какие-то одобрительные слова.

А потом Харви Вайнштейн отвел Сэнди в сторону и завел разговор о работе — не мог бы он сделать кусок для его журнала, имея в виду, чтобы потом его превратить в сценарий. Сэнди с трудом мог выдавить из себя лишь несколько слов, он только кивал, соглашаясь с чем угодно и на что угодно, то и дело поглядывая на Бет, увлеченную разговором на темы кино с Де Ниро и Ди Каприо.

— Я все не могу поверить, что провела ночь, беседуя о моем студенческом фильме с Робертом Де Ниро… он все время уговаривал меня называть его Бобби! Но как я могла так к нему обращаться? Да я бы и не выговорила «Бобби».

— Я слышал, что Ди Каприо ты называла Лео.

— Это совсем другое дело. Он же почти мой ровесник. Но Роберт Де Ниро… он же бог. Он Мистер Де Ниро. И он берется помочь мне с фильмом! Одолжит оборудование! Позволит выступать от его имени! Ущипни меня, Сэнди.

Что он и сделал. Нежно.

— Так. И мы все еще вместе. Ты на правильном пути, Бет.

— И всем этим я обязана одному человеку. Спасителю.

Сэнди слегка надулся. Он-то думал, что Бет назовет его.

— Привел тебя в этот клуб не Спаситель.

— Конечно, не прямо он, но без него единственным местом, где бы я была прошлой ночью, оказалась бы могила шести футов глубиной.

С этим Сэнди не мог спорить. Какая-то малая часть его продолжала настаивать, что именно он нашел путь к спасению, но когда честно припомнил ту сцену в девятке… нет, никоим образом.

— Ты действительно думаешь, что сможешь добиться для него амнистии? — спросила Бет, поглаживая его руку.

— Думаю, что да. — Он надеялся. — Я-то буду лезть из кожи, но конечное решение зависит не от меня.

И вообще ни от кого, если мне не удастся встретиться с ним, подумал Сэнди.

А что, если он его не увидит — никогда? Сэнди чуть не затошнило от этой мысли. Что, если он напугал Спасителя этими разговорами об амнистии, что, если он снялся с места и уехал из города? Если Спаситель выходит из игры, то и Сэнди тоже. Что интересного может быть в Сэнди Палмере для Харви Вайнштейна через несколько недель, когда он в буквальном смысле слова станет вчерашней новостью? Ни статьи в журнале, ни будущего фильма…

— Ты должен добиться для него амнистии, Сэнди. И еще раз его поразило, как по-разному они с Бет видят будущее.

Для него? Нет, я буду заниматься этим для себя.

2

— Какой сегодня день?

Кейт чуть не подпрыгнула при звуке хриплого голоса Джека. Отвернувшись от экрана телевизора, она увидела, что брат стоит, привалившись к косяку двери, с наброшенным на плечи одеялом. Небритый, с припухшими глазами, с волосами, торчащими во все стороны, он все же выглядел куда лучше, чем вчера.

— Воскресенье.

Джек сделал несколько неверных шагов и опустился в кресло с подлокотниками. Он закрыл глаза и перевел дыхание, словно это короткое расстояние вымотало его.

— То есть я неделю болел?

— Нет. Всего один день.

— А кажется, словно месяц.

— Вчера ты был хуже некуда. Временами бредил.

— Тебе стоило бы заглянуть в мой бред. Не поверишь, что за кошмары.

Стоит ли ему рассказывать о собственном сне? Если это были всего лишь сонные видения, не имеет смысла упоминать о них. Но если нет…

Кейт поежилась. Она полночи пыталась дозвониться до доктора Филдинга. Она не предполагала, что в четыре утра в его офисе кто-то снимет трубку, но поскольку его домашнего номера не было в справочнике, она раз за разом повторяла свои попытки. Наконец она вытащила свой сотовый — давно уже заблокированный, чтобы пациенты звонили не ей лично, а дежурному по отделению, — набрала 911 и спокойным ровным голосом попросила полицию проверить местожительство доктора Джеймса Филдинга в Миддл-Виллидж, потому что его телефон не отвечает, и она опасается… ну, не случилось ли с ним чего-нибудь.

И с тех пор переключалась с одного местного телеканала на другой в поисках хоть какого-то упоминания об убийстве уважаемого медика. Пока ничего не было. Она молилась, чтобы так было и дальше.

— Не сделаешь ли кофе? — пробормотал Джек.

— Есть только растворимый, но ты должен попить фруктового пунша, чтобы пополнить запасы жидкости…

— Кофе-е-е-е, — заныл Джек, изображая муэдзина, который призывает верующих к молитве. — Кофе-е-е-е.

— Джек…

— Без кофеина у меня раскалывается голова. Дело не в потворстве привычке, а в медицинской необходимости. Кофе-е-е-е!

— Только ради твоих воплей, — засмеялась Кейт, направляясь на кухню. — Хорошо. Сделаю. Только перестань стонать.

— Знаешь что? — сказал Джек из другой комнаты, пока она заливала водой чашку в восемь унций и ставила ее в микроволновую печку. — Жар вызывает у человека сверхчувствительность к внушению. Мне снилась твоя таинственная русская дама.

Русская дама? Что за…

— Ах да. Та, что дала мне твой номер.

— Верно. Мне снилось, что она нанесла мне визит в компании своего большого белого маламута.

Кейт улыбнулась. Собака была именно этой породы — лайка-маламут. При встрече она не могла определить ее. И вдруг она осознала…

— Джек, я никогда не говорила тебе о маламуте.

— Конечно же говорила. А иначе откуда мне знать о нем?

— Джек, я лично о нем не упоминала. Я не могла вспомнить породу. Так откуда ты узнал?..

— Должно быть, от тебя, потому что визит этой русской мне приснился. Видишь эти четыре засова на входной двери? Без моего разрешения сюда никто не войдет. Значит, узнать я мог только от тебя.

Кейт была уверена, что она этого не говорила, но не стала спорить.

— И что же она тебе сказала? Я имею в виду, во сне.

— Кучу апокалиптических ужасов о вирусе. Типа, что, если я — только я, и никто иной, — не остановлю его, тот мир, что мы знаем, превратится в столпотворение потоков крови, смерти, ненависти, ужаса и тому подобных милых вещей.

Кейт засыпала в большую кружку две ложки растворимого кофе. Ничего общего с тем аграрным коммунальным раем, который показывало ей Единство, хотя та часть, где шла речь о конце этого мира, очень похожа.

— Почему она считает, что ты способен остановить вирус?

— Провалиться мне, если я знаю. Пусть себе ломают голову такие, как Филдинг… и правительственные агентства.

Кейт закрыла глаза и перевела дыхание. Да, именно Филдинг… если он жив.

— Но она сообщила мне еще кое-что. Тут уж полный бред. Что мы с тобой уже заражены.

У Кейт все поплыло перед глазами, и она ухватилась за край раковины.

— Она тебе это сказала?

— Ну да. И знаешь что? Галлюцинации этой русской, должно быть, что-то включили у меня в мозгу, потому что у меня пошли потоком совершенно сумасшедшие сны. Большего бреда я и представить себе не мог.

Кейт, полная страха, с трудом заставила себя спросить:

— Какие, например?

Микроволновка звякнула. У Кейт дрожали пальцы, когда она вынимала кувшинчик с кипятком и наливала его в чашку.

— Ну, в целом бред исходил из того, что загадочный зараженный вирус Филдинга не просто вызывает изменения личности, а связывает мозги всех инфицированных в нечто единое, в группу, обладающую общим сознанием — мышлением пчелиного роя. Ну не бред ли?

Кейт, помешивавшая кофе Джека, уронила ложечку.

— Ч-ч-что? Ч-ч-что ты сказал?

Джек описал Единство, описал совершенно точно. Но откуда он знает? И откуда узнал, что тоже заражен?

«Мышление роя».

Могло ли его подсознание понять, что происходит, и предупредить его во время битвы между его иммунной системой и вирусом Единства? Нет, этого она принять не может. Но Джек… он как-то узнал.

У Кейт было ощущение, что она хватанула основательную порцию спиртного. Она принесла кофе, торопливо поставила перед ним, чтобы скрыть дрожь в руках, и опустилась на ближайший стул.

— Расскажи подробнее.

— Все это произойдет через несколько месяцев, когда разгорится война всех против всех, между уже инфицированными и еще здоровыми.

Война. Да, подумала Кейт, именно это и может случиться, если вирус будет легко распространяться, — скажем, воздушно-капельным путем. Слава богу, что такого не существует.

Похолодев, с комом в горле, она слушала трагический сценарий. Кейт не знала Эйба, о котором рассказывал Джек, но она встречалась с Джиа и Вики и была глубоко взволнована, услышав, что Джиа усыпила дочку.

— Я не так уж хорошо знаю ее, но не могу представить, что Джиа способна на такое.

— Я тоже, — сказал Джек. — Как и в большинстве снов, логика тут бредовая… типа, что луна сделана из швейцарского сыра. Например, откуда у Джиа взялось снотворное; во сне я ее не спрашивал, но сомневаюсь, что она хоть раз в жизни принимала снотворное. Многое касалось лично меня, но самая странная вещь имела отношение к тебе.

Кейт почувствовала, как все в ней напряглось.

— Я была в твоем сне?

— Не лично. Появились ужасные мысли о тебе — ты вернулась к своей практике в Трентоне и заражала всех своих маленьких пациентов.

Закрыв глаза, Кейт с трудом подавила приступ тошноты.

— Прости, — сказал Джек, и казалось, его голос доносился с дальнего конца коридора, — но это всего лишь сон, а не я. Я-то доподлинно знаю, что ты никогда не сделаешь ничего подобного.

Но это и было самым тошнотворным: именно такими делами ей и придется заниматься. Ибо именно этого Единство и требовало от нее. И что хуже всего, она хотела приступить к делу. Полностью слившись с Единством, она с энтузиазмом будет принимать участие в любом начинании, которое увеличит число мозгов в Единстве.

— Кейт? — откуда-то издалека эхом донесся голос Джека. — Кейт, ты хорошо себя чувствуешь?

Она обязана рассказать ему. Он должен знать.

— Джек…

Но он уставился в экран телевизора.

— Святый Боже! — показал он на него. — Кейт! Посмотри!

Повернувшись, Кейт увидела лицо Филдинга. Фотокарточка, явно взятая из его личного дела, занимала весь экран.

Кейт схватила пульт и до предела усилила звук.

«…сегодня утром полиция обнаружила тело доктора Филдинга, врача и исследователя, в его доме в Миддл-Виллидж в Куинсе. Причиной смерти явилось удушение. В распоряжении полиции пока нет ни мотивов преступления, ни подозреваемых. Переходим к другим новостям…»

Джек убрал звук и посмотрел на нее.

— Что за черт?

У Кейт перехватило горло. Она не могла выдавить ни слова. Сон, который пришел к ней прошлой ночью, не был сном. Единство убило Джима Филдинга, и она при сем присутствовала, до сих пор чувствуя, как ее пальцы сжимают ручки гарроты.

— Джек, я инфицирована! — вырвалось у нее. Он, вытаращив глаза, уставился на нее.

— Что? Как?

— Жаннет.

Как бы ни был он болен, глаза его грозно блеснули и черты лица исказились.

— Я убью ее!

— Нет, Джек. Она не виновата. Она…

— Откуда ты знаешь, что инфицирована? Ты уверена?

— Потому что…

Внезапно Кейт ощутила что-то странное — словно невидимая рука проникла к ней в мозг и придавила онемевший язык. Это вернулось Единство… а может, оно вообще никуда не уходило, может, оно безмолвно сидело в ней, подслушивая, контролируя ее разговоры, готовое тут же отреагировать, если она решится сказать или сделать то, что несет в себе угрозу для Единства. И теперь нанесло удар.

Кейт пыталась справиться с ним, протолкнуть слова сквозь парализованные губы.

— Потому что часть твоего сна… о мышлении пчелиного роя — правда.

— Не может быть. Это все жар. Я же бредил.

— Нет, Джек. То самое мышление роя вчера говорило со мной. Жаннет, Холдсток и еще полдюжины других пациентов Филдинга — все они часть единого мозга. Они втягивают и меня. Они и сейчас у меня в голове, они пытаются заткнуть мне рот, чтобы я тебе ничего не рассказывала, но, думаю, у меня еще осталось достаточно неинфицированных клеток мозга, чтобы сопротивляться им.

Джек, утонув в своем кресле, смотрел на нее, и гнев на его лице сменился недоверием.

— Это они убили Филдинга, Джек. Они боялись, что он сможет создать вакцину или найти способ уничтожить вирус.

— Откуда… как ты это можешь знать?

— Я была там! Я все видела глазами Холдстока. По странному выражению его лица Кейт поняла, что Джек обеспокоен ее состоянием — он не допускал и мысли, что человек сегодня совершенно здоровый завтра может неожиданно потерять рассудок. Она должна убедить его, чтобы он поверил ей. Ибо если они убили Филдинга, то могут покончить и с Джеком.

— И еще, Джек… та русская женщина… во сне или наяву, но она была права. Ты тоже инфицирован.

3

Кейт несет ахинею. Или у него держится температура под сто четыре градуса и в бреду он видит очередной сон. Или…

Или это правда.

Год назад Джек высмеял бы идею, что пчелиный рой может мыслить. Но с прошлого лета ему пришлось столкнуться с вещами, которые еще недавно казались ему невозможными, так что он не мог отмахнуться от этой идеи. Особенно если ее источник был так тесно связан с Кейт.

И пусть даже это мышление роя было чистой фантазией, он категорически не хотел быть зараженным вирусом Филдинга.

Чувствовал он себя ужасно и был слишком слаб для долгой и непростой дискуссии. Но что-то надо делать.

— О'кей, — осторожно сказал он. — Начнем сначала: если мы и заразились, то каким образом?

— При помощи зараженных игл. Жаннет уколола меня в ладонь, а Холдсток поцарапал тебе руку, когда появился на другой день.

Кофе, который пил Джек, показался ему холодным и горьким. Он же никогда не говорил Кейт о той царапине.

— Откуда ты о ней узнала?

— Мне рассказало Единство.

Она описала вчерашнее действо сплетенных рук с Холдстоком, Жаннет и прочими.

— А тебе это все не привиделось? — наконец сказал он. Все же Джек был потрясен — настолько все это совпадало с его сном. — Они в самом деле говорили с тобой… их голоса звучали у тебя в голове?

Кейт кивнула:

— Не просто говорили. Они показывали мне картины будущего, каким они его видят для человечества.

— И ты не могла выставить их?

— Нет. Фактически они и сейчас у меня в голове.

Ее слова вонзились в Джека ледяным лезвием между лопаток.

— Ты хочешь сказать, что они присутствуют и слушают нас?

Кейт с убитым видом кивнула:

— Через меня. И пытаются добиться… чтобы я тебе ничего не рассказывала.

Джека свело от отвращения, когда он попытался представить себе этот ужас. Не смог. Его мозг… в него кто-то вторгается, насилует его, подавляет… невозможно представить.

— Но, Кейт… ты же не заболела.

— Предполагаю, потому что моя иммунная система такая же, как и у других. Вирус проскальзывает мимо оборонительных линий, и не успевает организм отреагировать, как он уже контролирует его. Но не в твоем случае.

— Что же во мне такого особенного?

— Вот это я и хотела бы понять. Потому что… — Сведя брови, Кейт остановилась и склонила голову, словно прислушиваясь.

— Что случилось?

— Давление ослабло.

— Какое давление?

— Чтобы заставить меня замолчать… оно исчезло. — У нее расширились глаза. — Единство тоже хочет услышать ответ. Ты же победил вирус, Джек.

— С чего ты взяла, что я не подцепил какой-то другой вирус, скажем, сенной лихорадки или что-то в этом роде.

— О, Единство это знает, Джек. Можешь мне поверить — знает. Поэтому и боится тебя. Ты смешал ему все карты, сбил с толку, неожиданно нарушил его гениальный план. Может, тебе не стоит ничего говорить.

— Послушай, мы же родственники. И если во мне есть что-то способное победить вирус, то не исключено, что это есть и в тебе. Если захочешь сделать анализ моей крови, у тебя он будет точно таким же.

— У меня нет ни аппаратуры, ни знаний, но и то и другое есть в НИЗе и в Центре по контролю за заболеваниями — ты для них просто бесценен. Но все вопросы, все «почему» остаются. Иммунная система реагирует на вторгающиеся в организм тела и субстанции, такие как вирус, и атакует их. Следует реакция «свой — чужой». И все, что оценивается как «чужой», должно исчезнуть.

— Мне это нравится.

— Иногда иммунная система с чрезмерным старанием нападает на такие невинные вещи, как цветочная пыльца, что приводит к аллергии, но основной порядок борьбы с чужаками не меняется. Такие вирусы, как ВИЧ, проскакивают, потому что внедряются в сами иммунные клетки и в конечном итоге разрушают их. Но это очень плохо и для самого вируса, поскольку хозяин, давший ему приют, остается беззащитным перед любой инфекцией со стороны. У вируса Единства более практичный подход. Он сотрудничает с иммунной системой и не затрагивает ее основных функций: она продолжает бороться против любого внешнего воздействия — кроме вируса Единства. Что и произошло со мной.

Джек прищурился. Эй, Кейт, я тут кое-чего не понимаю.

— А почему не со мной?..

— Не могу сказать. Могу только предположить, что когда-то в прошлом твоя иммунная система одержала верх над какой-то сходной заразой, пусть даже она и не походила полностью на вирус Единства.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что, справься ты с вирусом, полностью идентичным нынешнему, у тебя был бы стопроцентный иммунитет и твоя система уничтожила бы вирус, стоило ему только попасть в организм. Помнишь, в детстве у тебя была ветрянка? Справившись с ней, ты обрел стойкий иммунитет: обзавелся этакими клеточными пушками, заряженными снарядами, которые били по вирусам ветряной оспы. Если бы, пообщавшись с ребенком, больным ветрянкой, ты подхватил от него вирусы этого заболевания, то, стоило им попасть в твой кроветок, их бы тут же сожрали — а ты бы даже понятия не имел, что с тобой было.

— Но я валялся, как подыхающая собака. А это значит, что у моих пушек не было боезапаса против вируса Единства.

— Правильно. Но не в пример моей иммунной системе, твоя уже имела дело с чем-то, напоминающим вирус Единства. То есть в тебе были какие-то сходные антигены. Может, из-за предыдущей инфекции; они опознавали одну или две основные последовательности в протеиновой оболочке, но в любом случае этого оказалось достаточно, чтобы иммунная система вступила в бой и Т-клетки объявили войну чужакам.

До чего хорошо, что есть такие Т-клетки, подумал Джек. Но почему именно мои оказались такими особыми?

— Дело в том, Кейт, что я практически никогда не болел. Ко мне вообще не прилипала никакая зараза, не говоря уж о такой экзотической.

— Джиа рассказывала мне, что прошлым летом ты был тяжело болен — почти так, как вчера.

— Ах, это. Но я не подхватил никаких микробов. Просто раны воспалились.

— Раны? — нахмурилась Кейт. — Кто тебя ранил?

Джек уже был готов сказать «не кто, а что», когда вдруг все сошлось воедино, и голова у него пошла кругом, словно он получил крепкий подзатыльник.

— Силы небесные!

— Что?

Ну как он может рассказать ей о тех созданиях, которые чуть не прикончили его прошлым августом, что когти, которыми один из них располосовал его грудь, были ядовитыми и потом несколько дней он метался в жару. И если его иммунная система, справившись с этой неизвестной заразой, опознала и вирус Единства, то, значит, они как-то связаны.

Не стоит ли за вирусом та самая сила, которая отвечала и за те существа? Что тут вообще происходит? Ему нужна информация, но он не знает, где найти ее.

— Джек, что с тобой делается?

Стоит ли рассказать ей? Ни в коем случае. Его история еще фантастичнее, чем ее. И как он может объяснить то, чего сам не понимает? Он осознавал лишь одно — они имеют дело с воплощением Зла.

Как правило, Джек не верил, что зло вечно и неизменно. Но ему довелось узнать, что оно рядом — можно было не верить, но он столкнулся с ним, — и не только совершенно реальное, но и очень голодное.

Он с силой прижал ладони к глазам, но это не помогло — мысли шли кругом. Не стоит и пытаться увидеть все целиком. Он должен заняться лишь Кейт и выяснить, что заразило ее.

— Голова раскалывается, — соврал он.

— Ты собирался рассказать мне о тех ранах.

— Да в них не было ничего особенного.

— Ты мог этого и не знать. Что-то…

— Прошу тебя, Кейт, займемся этим попозже…

— Но меня это волнует именно сейчас, Джек! — сказала она, и он увидел, что глаза ее наполняются слезами. — Я не хочу умирать.

— Тебе и не придется.

— Нет, так и будет! Умирает мое «я»… — Она постучала пальцем по виску, и по щекам потекли слезы. — Я умираю вот здесь. Меня поедают живьем. Нейрон за нейроном. Скоро меня не станет, Джек, а я не хочу уходить. Мне еще так много надо сделать!

Сейчас Кейт напоминала скорее испуганную маленькую девочку, чем профессионального врача, мать двоих детей, и у Джека разрывалось сердце от жалости к ней.

Он сделал усилие, чтобы подняться. Комната закружилась перед глазами, но он стиснул зубы и устоял на ногах. Джек опустился на колени перед сестрой и обхватил ее руками. Кейт сотрясала болезненная дрожь.

— Клянусь тебе, Кейт, — прошептал он ей на ухо, — этого не будет. Я не позволю.

— Ты ничего не знаешь. И не можешь утверждать.

— Нет, могу.

В нем крепла холодная решимость. Теперь Джек знал, что он должен сделать.

Он подождал, пока Кейт успокоилась, и сел на корточки, глядя на нее снизу вверх.

— Во-первых, мы должны собрать воедино все известные нам факты. Сколько сейчас людей в этом Единстве — не считая тебя?

— Восемь.

— Ты знаешь, как их зовут и где они живут?

— Нет, я… — Она остановилась и, вскинув голову, снова как бы прислушалась. — Черт бы меня побрал! Еще бы мне не знать.

— Великолепно. Напиши их адреса и…

— Зачем? — резко спросила она. — Чтобы ты мог их выследить и перестрелять?

Ее слова ошеломили Джека.

— С чего ты взяла, что я на это способен?

— Я нашла твое оружие, Джек. Проклятье.

— Это не значит, что я собираюсь найти их и расстрелять.