* * *

Бывает так, что спокойно текущая жизнь вдруг становится невероятно бурной. Стоячие воды начинают двигаться, поднимать со дна муть, обнажать дно, на котором открываются совсем неожиданные предметы.

Так и для Маши Никитенко жизнь вдруг обернулась совсем непонятной для нее ситуацией. Ощущение было такое, как будто она шла, как всегда, знакомой дорогой, но вдруг пришла по этой дороге в совершенно незнакомое место. В ее комнате нашли коробку с ампулами, и следователь говорил о том, что в коробке не хватает одной ампулы и что именно Маша ее взяла. Маша тщетно пыталась понять, что происходит.

— Подождите… я ничего не понимаю… Откуда взялись эти ампулы?! — спросила она у следователя.

— А вот это вы нам сейчас и объясните, гражданка Никитенко. Вам придется проехать с нами.

И бабушка, и Сан Саныч были просто ошарашены этим предложением.

— Куда это вы ее увозить собрались? Ребенка в милицию — да вы что?! Не пущу! — Зинаида решительно встала между следователем и Машей, закрыв внучку своим телом.

— Пожалуйста, успокойтесь, — казенным голосом обратился к ней следователь. — Я обязан временно задержать вашу внучку. До выяснения всех обстоятельств.

Знаю я ваши обстоятельства — потом не выпустите! А моя внучка ни в чем не виновата! — уверенно заявила Зинаида. Конечно, кто же лучше нее мог знать, что Маша действительно не может сделать ничего плохого.

— Но ведь ампулы нашли у вас в доме, — напомнил следователь. — Вы сами видели, как их достали из Машиной тумбочки. Это неопровержимые улики.

Зинаида подумала и попросила Машу:

— Скажи ему, внученька, откуда у тебя эта гадость?

— Не знаю, бабушка… — честно призналась Маша.

— Ну, вот видите, — подвел итог следователь. — Освободите, пожалуйста, дорогу.

Баба Зина немного растерялась и даже обратилась за помощью к Косте:

— Костя, а ты что молчишь? Ведь ты же Машу хорошо знаешь! Она не могла их взять!

Но Костя был заинтересован в ином развитии событий:

— Мне тоже хотелось бы так думать, но… факты говорят совсем о другом, — ответил он.

Маша вздохнула и пошла к выходу, за ней вышли Костя и следователь, а милиционер задержался, подошел к Сан Санычу с бумагами и попросил его:

— Понятой, распишитесь в протоколе.

Сан Саныч машинально расписался. Зинаида уже вышла на улицу, увидела, как Машу подводят к машине, и заголосила:

— Машенька! Как же так?! Что же теперь будет?!

— Бабушка, это какое-то недоразумение. Я ни в чем не виновата. — Глаза у Маши постепенно наполнялись слезами.

— Ничего, разберемся, — сказал следователь и обратился к Косте: — А тебе придется прокатиться с нами еще разок. Нужно задать тебе пару вопросов.

— Так я, по-моему, уже все сказал… — замялся Костя.

Это ненадолго. Для протокола, — уточнил следователь. Костя нехотя сел в машину, и она уехала. У порога дома остались только плачущая Зинаида да Сан Саныч, который тщетно пытался ее успокоить.

По-разному могут складываться взаимоотношения отца и дочери, но в них всегда будут присутствовать связывающие их нити симпатии. Отец видит в дочери по-настоящему свою женщину, именно потому, что она его дочь. А дочь часто ищет в других мужчинах черты отца, который для нее и образец, и идеал мужчины, как бы она это ни скрывала.

Но внешне отношения могут принимать очень непростые формы, связанные с непониманием или обидой. Может быть, поэтому, когда Буравин решил поговорить с дочерью, она восприняла его попытку в штыки.

— Катя, будь добра, смени тон, — попросил Буравин.

— И не подумаю! Да, папа, ты самый настоящий предатель! — Катя была категорична, как многие в ее возрасте.

— Катя, ты не смеешь так разговаривать с отцом, — сказал Буравин знаменитую фразу всех родителей.

— Еще как смею! — заявила Катя. — Да и какой ты мне отец после того, что ты сделал?

— Катя, как ты можешь говорить такие вещи? Тебе же самой будет стыдно, когда ты успокоишься.

— И ты еще меня стыдишь? Посмотри лучше на себя! — Катя даже ткнула в отца пальцем.

— Катя, подожди. Я тебе сейчас все объясню, ты просто ничего не понимаешь в моей жизни… — решил рассказать что-то поподробнее Буравин.

— В твоей — может быть. Зато в своей и маминой жизни я понимаю все. И обе наши жизни ты безжалостно разрушаешь. — Голос у Кати задрожал.

— Дочка…

— Не называй меня дочкой, ты от меня отказался!

— Катя, ну о чем ты говоришь? Я от тебя не отказывался, — грустно сказал Буравин.

— Если ты ушел из дома — значит, ты отказался от нас обеих: и от мамы, и от меня, — упорствовала Катя.

— Неправда. Я ушел от Таисии, потому что больше не могу с ней жить. А ты была и есть моя дочь. И наши отношения не должны измениться! — В голосе у Буравина звучала уверенность.

— Но они уже изменились! — заметила дочь.

— Почему? Ведь я люблю тебя, как и прежде, — признался Буравин, и это было, несомненно, правдой.

— После того, что ты сделал, я не могу тебе больше верить. — Дочь продолжала гнуть свою линию.

— Катя, разрыв произошел только между мной и твоей матерью. А ты здесь ни при чем! Как ты не понимаешь?

— Я не хочу этого понимать. Я ваша дочь! И я требую, чтобы ты вернулся домой. — Катя вспомнила, как она требовала что-то, когда была маленькой, и почти всегда получала то, что хотела.

— Ты не можешь от меня этого требовать, — устало объяснял отец. — У меня есть своя жизнь. Я тебя люблю, но это не дает тебе права указывать мне, что делать.

— Хорошо. Но знай: если ты не вернешься, то сегодня мы видимся с тобой последний раз. — Это был удар ниже пояса, и Катя сама не верила в то, что говорила.

— Ты хорошо подумала, прежде чем сказать такие слова? — строго спросил Буравин.

Конечно, Катя мало думала перед тем, как это сказать, совсем не думала, но ответила с вызовом:

— Разумеется.

— Ну что ж… Ты не оставляешь мне выбора, дочь. Ведь ты меня знаешь, если я принял решение, я его не изменяю.

— Но и меня ты тоже знаешь — я слов на ветер не бросаю.

Стало видно, как дочь и отец похожи друг на друга в своем упрямстве и настойчивости. Только отец был уверен, а Катя совсем не уверена, ей хотелось как-то по-другому завершить разговор. И отец это почувствовал.

— А может быть, прежде чем уйти, ты все-таки выслушаешь меня? — спросил он. — И тогда ты поймешь, что я не мог поступить иначе.

Катя готова была его слушать вечно, но признаться в этом не могла.

— Вряд ли я пойму тебя, — заметила она.

— Ну хотя бы попытайся, — попросил Буравин.

— Хорошо, — согласилась Катя.

— Понимаешь, Катя, я сейчас пытаюсь исправить ошибку, которую совершил много лет назад, еще до того, как ты появилась на свет, — начал свой рассказ Буравин.

— И в чем же была твоя ошибка?

— В женитьбе на твоей матери, Таисии. Я не должен был этого делать.

— Интересно… — Кате не было интересно, ей было неприятно это слышать.

— Я любил другую женщину, — продолжал Буравин.

— Полину Константиновну? — догадалась Катя.

— Да, дочка. И мне нужно было сделать все, чтобы она стала моей. Но жизнь сложилась иначе.

— То есть ты хочешь сказать, что и я была ошибкой? — У Кати задрожал голос. Превратиться из любимой дочери в нежеланного ребенка — это уж слишком!

— При чем тут ты? — удивился Буравин.

— Но ведь у вас родилась я! А если твоя жизнь с мамой была ошибкой, значит, и я — тоже?

Катя, я тебя люблю, я был счастлив, когда ты родилась, — улыбнулся Буравин. — Ты — мой ребенок, я всегда буду рядом с тобой. Но я не могу никого больше обманывать.

— Я поняла. Значит, все это время ты нас обманывал.

— Да нет же… Катя, ты уже взрослая, ты ведь должна понимать, что сердце невозможно заставить любить! — попытался объяснить отец.

— Да, папа. Я понимаю. Эта Полина тебе важней, чем мы с мамой. Чем твоя семья.

— Ты меня неправильно поняла… — в который раз сказал Буравин.

— Нет, правильно! Я не заставляю тебя меня любить! Не напрягайся! Обойдусь! — В Кате говорил обиженный ребенок. Она отвернулась, пряча слезы, и побежала к двери.

— Катя, постой!..

Но Катя уже не слышала его.

Поскольку Машу вызвали домой так неожиданно, Алеша заволновался:

— Мама, почему Машу так срочно вызвали домой? Что там у нее случилось? Не дай Бог, что-то с бабой Зиной или Сан Санычем!

— Я не знаю, — сказала Полина. — Голос у ее бабушки был взволнованный, но достаточно бодрый.

— Ты же понимаешь, сынок, ее бабушка — пожилой человек, мало ли что могло случиться… Давление подскочило, или сердце расшалилось… Я уверен, что все обойдется, — предположил Самойлов.

— Маша скоро вернется и расскажет все сама, — успокоила сына мать.

— Я так за нее переживаю. Она чувствует мою боль и помогает мне с ней бороться. Но иногда мне кажется, что я тоже чувствую, когда ей плохо. Вот как сейчас… Мне кажется, с ней происходит что-то нехорошее. А я ничем не могу ей помочь…

Алеша, я тебя уверяю, Маша достаточно сильный человек, чтобы справиться со своими проблемами самостоятельно. А тебе надо отдохнуть. Давай я помогу тебе дойти до твоей комнаты, — предложила Полина.

— Спасибо, мама. Я, правда, что-то устал сегодня…

Добравшись до кровати, Алеша сказал:

— Спасибо, мам, что помогла мне дойти. Я себя чувствую сейчас маленьким ребенком… — грустно усмехнулся он. — В детстве ты меня так же отводила в кроватку и читала сказку на ночь…

— Не все сразу, сынок. Ты и так делаешь поразительные успехи.

— Но я буду тренироваться еще больше и скоро смогу ходить совершенно самостоятельно, как обычный здоровый человек, — стал убеждать и маму, и самого себя Алеша.

— Обязательно. Ты и бегать еще у нас будешь, — поддержала его Полина.

— А помнишь, как я мечтал научиться ходить… И боялся, что надежда окажется напрасной…

— Конечно, помню. Ты поставил себе цель — прийти к Кате на своих ногах.

— Мама, я добился своей цели. — Алеша решил поделиться с мамой своей сегодняшней победой. — Сегодня я виделся с Катей. И я подошел к ней сам, на своих ногах! Так что все получилось, как я хотел.

— Что?! — удивилась и обрадовалась одновременно Полина. — Ты встречался с Катей?

— Да, мама. Мы встретились случайно. Мы с ней разговаривали, и… она была так рада, что я выздоровел.

— А больше она тебе ничего не сказала? — взволнованно спросила Полина.

— Сказала… Она меня все еще любит, представляешь?

Не может быть! — искренне удившись Полина.

— Почему?

— Алеша, я раньше не хотела тебе говорить, ведь ты болел и тебя нельзя было волновать…

— Ты о чем, мама? — спросил Алеша.

— Дело в том, что Катя теперь с Костей. У них возобновились отношения…

— В каком смысле — отношения?

— В самом прямом, сынок. Она теперь невеста твоего брата.

— Катя теперь с Костей?! — Алеша не верил своим ушам. — Но зачем же она тогда сказала мне, что по-прежнему любит именно меня?

— Видишь ли, Алеша, дело в том, что Катя, похоже, совсем не та девушка, какой она казалась нам раньше… — начала было Полина, но Алеша ее перебил:

— Почему же Костя ничего не рассказал мне?! Он знал, что Катя моя невеста, и опять начал с ней встречаться?!

— Не вини Костю, сынок. Мы все давно поняли, что Катя не станет твоей женой. Пока ты болел, она вела себя довольно странно, если не сказать хуже.

— Да, мама, я тоже это заметил, — согласился Алеша. — Катя стала совсем другой.

— Я не хочу говорить ничего плохого за ее спиной, но мне кажется, Катя — не та девушка, которая тебе нужна.

— Но зачем она опять говорит мне о любви? — спросил сын.

— На твоем месте я бы ей не верила, — ответила ему Полина.

— Что же мне делать? — Алеша был в отчаянии.

— Не знаю. Осмотреться вокруг — может, где-то рядом с тобой есть куда более достойные тебя девушки?

Но рядом со мной нет никого, кроме Маши.

— Ну, вот видишь! А ты говоришь — никого.

— Я настолько привык видеть ее рядом, что она уже кажется частью моей жизни, — улыбнулся Алеша. — Странно, правда?

— Это очень хорошо, сынок. Маша — честная, порядочная и очень искренняя девушка. Если честно, она мне нравится гораздо больше, чем Катя, — призналась Полина.

— Да, мама. И мне тоже. Ты не поверишь — ее нет рядом совсем немного времени, а я по ней уже соскучился…

— Я уверена, что она скоро вернется. А про Катю, Алешенька, ты бы лучше не вспоминал. Пусть у нее будет своя жизнь, а у тебя — своя.

— Наверное, ты права, мама, — задумчиво сказал Алеша.

Может быть, впервые он подумал о Маше как о девушке, которую можно полюбить.

Поразмышляв некоторое время, смотритель пришел к выводу, что бриллианты действительно могут быть у Алексея. Более того, ему показалась сомнительной и сама его болезнь.

— Ну держись, инвалид! Ты у меня поплатишься… — тихо сказал смотритель и позвал сыновей.

— А какой у тебя план, папа? — спросил Толик, выслушав отца. — Что ты хочешь с ним сделать?

— Его надо потихоньку — в мешок и в укромное местечко. А уж там, будь спокоен, он у меня соловьем запоет. И бриллианты достанутся лам.

— Но рядом с ним постоянно кто-то находится, — сказал Толик.

— Такого не бывает, сынок. Когда-нибудь, пусть ненадолго, но он останется один. Ваше дело — этот момент не проворонить, понятно?

— Глаз с него не спустим! — пообещал сын..

Молодец, Толик! — похвалил его отец. — Я гляжу, умнеешь прямо на глазах. Ну все, сегодня отдыхать, а завтра с утра за работу. А мне пора кое-какими другими делишками подзаняться.

Смотритель собрался уходить, но Жора перехватил его у дверей.

— Пап, а на что отдыхать-то? Нынче и отдых денег стоит! Подкинул бы деньжат за труды?

— Перебьетесь, — твердо сказал смотритель. — Спать ложитесь. Сон — лучший отдых.

— Ну папа… Время еще детское! — настаивал на своем Жора. — Все пацаны в ночных клубах да на дискотеке…

— Все, я сказал! Отстань со своими глупостями! Не до вас сейчас.

Объяснив сыновьям, что жизнь — это не только праздник, смотритель отправился к себе, взял фонарик и решил пройти по катакомбам. Он хотел остаться незамеченным, и это ему удалось.

Он углублялся в катакомбы, и шаги его становились все глуше и глуше. Ему нравилось ходить к своему сундуку, проверять на нем замки, любоваться собранными в нем сокровищами.

Зинаида не находила себе места, хваталась то за одно, то за другое, но тут же все бросала.

— Куда же они Машеньку увели? За что?! Саныч, что же делать?! — причитала она.

— Надо идти в милицию, хлопотать, — решительно сказал Сан Саныч.

— Так что же мы сидим? Пойдем скорей! — тут же подхватила его идею Зинаида. Для нее главным было что-то делать, чтобы помочь Маше.

— Я думаю, надо ей передачку собрать, а то там кормят небось не по-домашнему, — предложил Сан Саныч.

— Ты думаешь, ее там… надолго задержат? — растерялась Зинаида. — Она ведь ни в чем не виновата.

— Да нет, разберутся и выпустят, но на всякий случай… — объяснил свое предложение Сан Саныч.

Зинаида приступила к делу, быстро и аккуратно укладывая в узелок пирожки и что-то еще из съестного. Пока она суетилась, Сан Саныч рассуждал:

— Откуда же они все-таки взялись, эти чертовы ампулы? Неужели Маша и вправду принесла их из аптеки?

— Чтоб у тебя язык отсох — сказать такое! — Зинаида даже плюнула. — Маша никогда в жизни ничего не крала! Я свою внучку знаю и никому не позволю ее обвинять, понял?

— Да что ты, Зин, я же так, предположил только… — стал защищаться Сан Саныч.

— Даже и думать об этом не смей! — потребовала Зинаида. — Ну что сидишь, пошли!

И она решительно направилась к выходу. Сан Саныч поспешил вслед за ней.

Маша впервые оказалась в кабинете у следователя и была очень растеряна. Костя, который здесь уже бывал, присел в уголке и ловил каждое слово.

— Итак, вы не можете объяснить следствию, откуда в вашей комнате оказались ампулы с сильнодействующим снотворным? — спросил следователь Машу.

— Нет. Я их не брала… честное слово… — как-то по-детски ответила Маша.

— К сожалению, вы обвиняетесь не просто в хищении медикаментов, — продолжал следователь.

— А в чем? Я ничего не понимаю…

— Об этом позже, — сказал следователь и взял в руки злополучную коробку.

— Здесь недостает одной ампулы. Скажите, пожалуйста, куда вы ее дели?

— Эту ампулу забрал Константин Борисович, — вспомнила Маша.

Здесь Костя вмешался в разговор с видом очень оскорбленного человека:

— Что ты говоришь, Маша?! Никакую ампулу я не брал! Это чушь!

— Но я видела своими глазами! Я зашла в лабораторию, вы стояли возле шкафа и держали в руках эту коробку… — напомнила ему Маша.

— Сплошное вранье! Это лекарство хранилось в сейфе в моем кабинете.

Следователь его остановил:

— Стоп, Костя. Скажешь, когда тебя спросят. Значит, вы признаете, что это ампулы из аптеки?

— Но вы же сами сказали… — начала Маша.

— Допустим, — предположил следователь. — Маша, давайте рассуждать логически. Если вы"выдали ампулу Константину, то почему об этом нет записи в журнале?

— Костя сказал, что заполнит все сам, — объяснила Маша.

— Опять вранье. Я не мог такого сказать, потому что даже не знаю, как он заполняется, — снова вмешался в разговор Костя.

Следователь достал из ящика стола журнал учета медикаментов из аптеки и стал в нем что-то искать.

— Вот, никакой отметки здесь нет. Значит, в аптеке были все десять ампул. До того, как вы их похитили.

Маша подавленно молчала.

— А потом одна из этих ампул была использована при покушении на убийство человека. И вы знаете, кого именно. Алексея Самойлова!

А вот это была самая большая неожиданность для Маши! Оказывается, Алешу пытались убить, и авария — это не случайность!

— Вы что, обвиняете меня в покушении на Алешу? — тихо спросила она.

— Именно так, — подтвердил следователь.

— Это какое-то безумие. Скажите, ради Бога, зачем мне было на него покушаться? — Маше казалось, что она находится среди людей, лишенных рассудка.

— Вы хотели сорвать его свадьбу с Катей, — ответил следователь.

— Мы в тот самый день с Лешей только познакомились! — воскликнула Маша.

— Это ваша версия событий, и мне она известна. А теперь я вам расскажу, как было на самом деле. — Следователь стал уверенно излагать свою версию. — Вы познакомились с Алексеем. Влюбились в него.

— Я ни в кого не влюблялась! — перебила его Маша. Но следователь совсем иначе понял ее возмущение.

— Не перебивайте. После этого вы узнали о том, что Алексей собирается жениться, — продолжал он, — и подложили ему ампулу со снотворным — в расчете на то, что он уснет и свадьба не состоится. Но ваша задумка — в сущности, безвредная — обернулась трагедией. Алексей не уснул сразу, у него хватило сил выехать на дорогу. Что было дальше, мы все знаем.

— Я не делала этого! — закричала Маша.

— Тогда объясните мне, как вы оказались на месте происшествия практически сразу после аварии? — спросил следователь. Объяснить это действительно было непросто.

— Я не знаю… Я просто почувствовала, что с ним произошло что-то плохое. Я не знаю, как это— объяснить, — пролепетала Маша.

— Зато я знаю, — жестко сказал следователь. — Вы предполагали возможность такого развития событий. Поэтому, увидев, что машины Алеши нет на месте, побежали на дорогу и оказались на месте аварии.

— Это неправда. Я очень хорошо к нему отношусь, я никогда бы не смогла…

Но ведь вы говорите, что не испытывали к нему никаких чувств? — перебил Машу следователь. — Именно любовью и объясняются ваши дальнейшие действия — активная помощь врачам на месте аварии, ваша готовность сопровождать его в больницу, дежурство у его палаты. Вас мучило чувство вины за содеянное. И вы, как порядочный, в общем-то, человек, хотели сгладить последствия своего поступка.

— Так вот зачем ты нанялась к нему сиделкой! — возмутился Костя. — Как же я тебя раньше не раскусил!

— Ну что, Мария Николаевна, как видите, ваши мотивы и поступки нам совершенно ясны. Может, напишем чистосердечное признание? Поверьте, это для вас сейчас наилучший выход.

Маша не знала, что для нее сейчас наилучший выход. Она только понимала, что попала в беду и не знает, как из нее выбраться.

— Мне не в чем признаваться. Я ни в чем не виновата, — просто сказала она.

— Да что ее слушать! Под замок ее — и все дела! — предложил Костя.

— Хочу тебе напомнить, Костя, что в этом кабинете я хозяин, — сказал следователь. — И я решаю, кого под замок, а кого нет.

— Так ведь все же понятно, дядя Гриша! Вот перед вами сидит человек, который покушался на жизнь моего брата. Значит, ее нужно посадить в тюрьму! — настаивал Костя.

— Виновен человек или нет — определяет не следствие, а суд. И вообще, я бы тебе посоветовал сейчас пойти домой, пока я тебя не арестовал с ней вместе, — сказал следователь.

— За что?! — испуганно спросил Костя.

— За то, что у тебя в аптеке наркотические вещества хранятся как попало и без учета!

— Хорошо, я уйду. Но я рад, что она свое получит!

Костя вышел из кабинета, а следователь продолжил разговор с Машей:

— Маша, я понимаю ваши чувства. Вам очень тяжело сейчас. Но поверьте, лучше признаться в том, что случилось. Сразу станет легче.

— Мне не в чем признаваться, — упрямо сказала Маша. — Я не подкладывала эту ампулу! И ничего не брала из аптеки, понимаете? НЕ БРАЛА!

В ее голосе звучала несомненная искренность. Следователь задумался.

Поговорив с сыном, Полина вернулась к Самойлову, который возился с какими-то документами.

— Как он там? Ему не стало хуже? — Самойлов оторвался от бумаг. — Что-то ты выглядишь озабоченной.

— Да нет, с ним все хорошо.

— Тогда в чем дело?

Полина решила все-таки рассказать мужу о том, что ее удивило.

— Представляешь, когда Лешка ходил сегодня гулять, он встретил Катю.

— Ну и что тут такого?

— Она увидела, что он снова ходит, и призналась ему, что по-прежнему его любит.

— Слушай, дорогая, я знать больше не хочу ничего про эту Катю. Пусть говорит, что хочет. Надеюсь, Леша не придал ее словам большого значения.

— Вроде бы нет.

— Ну, вот и все. Главное, что он на ноги встал, а проблемы с Катей — дело десятое — уверенно сказал Самойлов. — И вообще, пусть молодежь решает свои дела, а нам нужно думать о наших.

— А какие у нас дела? — спросила Полина.

— Ну, например, тебе надо решить, какое платье ты наденешь в ресторан на нашу серебряную свадьбу.

— Да, вот это проблема! — рассмеялась Полина.

— Есть идея: платье тоже должно быть серебряным, — шутливо предложил Самойлов.

— Ты шутишь, а я ведь действительно ничего не успею сшить…

Самойлов обнял Полину:

— Давай думать о хорошем, Полинка, и радоваться тому, что наконец-то у нас нет настоящих поводов для огорчения.

— Ты прав, — ответила Полина и потерлась щекой о его щеку.

Зинаида и Сан Саныч довольно быстро добрались до милиции. Они зашли в коридор, где сидел дежурный, и немного потоптались на пороге, прежде чем спросить о Маше.

— Здравствуйте, — обратилась к дежурному Зинаида. — Как бы нам узнать, что там с моей внучкой, а? У вас она где-то…

— Фамилия? — сухо спросил дежурный.

— Никитенко.

Дежурный полистал книгу с записями и ответил:

— У следователя, на допросе.

— А как бы нам ее увидеть? — спросила Зинаида.

— Увидеть ее сейчас нельзя — сказано же, допрос идет, — объяснил дежурный. — Хотите — подождите здесь.

— Ну хоть бы одним глазком взглянуть, а? — жалобно попросила Зинаида.

— Не положено, говорят же! — оборвал ее милиционер.

— Хоть передачку ей отдать… — в тон Зинаиде попросил Сан Саныч.

— И передачи тоже пока не принимаются! Не мешайте работать! — Дежурный дал понять, что разговор окончен.

В это время в коридор вышел Костя, и Зинаида бросилась к нему.

— Костя, ну что там?! Все выяснилось?

— Да, все наконец выяснилось, — мрачно ответил Костя.

— Слава Богу! — облегченно вздохнула Зинаида. — Но почему так долго? Когда ее отпустят?

— Боюсь, теперь не скоро, Зинаида Степановна. Все очень и очень серьезно.

— Так ты же сказал, что все выяснилось? — удивился Сан Саныч.

— Она ведь не виновата! — убежденно сказала Зинаида.

— Вы, оказывается, совершенно не знаете свою внучку, — покачал головой Костя. — Да и я в ней сильно ошибался…

— Костя, объясни толком! В чем ее обвиняют? — спросил Сан Саныч.

— Задайте эти вопросы следователю, он вам все объяснит. А мне некогда.

Костя махнул рукой и быстро вышел из милиции. Ему было необыкновенно легко. Как славно все сложилось. Как хорошо он придумал и отвел от себя подозрения!

В это время следователь задавал Маше вопросы:

— Значит, несмотря на все улики, вы не намерены признаваться в содеянном?

— Да, — уверенно сказала Маша, — потому что я ничего не делала.

— Что ж, жаль, что вы продолжаете упорствовать. Я давал вам шанс изменить вашу участь.

— Каким образом?

— Если бы вы признались и раскаялись, уголовное дело, заведенное против вас, можно было бы переквалифицировать на причинение вреда здоровью по неосторожности. Но вы почему-то не желаете воспользоваться этим, — искренне удивился следователь.

— Потому что я невиновна, — отрезала Маша.

Дело ваше, — сказал следователь и продолжил официальным тоном: — Мария Николаевна Никитенко, вы обвиняетесь в попытке покушения на жизнь Алексея Самойлова. Я вынужден на время следствия заключить вас под стражу.

Следователь нажал кнопку на столе. Тут же вошел дежурный.

— Вызывали, Григорий Тимофеевич? — спросил он.

— Да. Уведите гражданку Никитенко в камеру предварительного заключения.

Маша поняла, что впереди ее ждут серьезные испытания.

Убежав от отца, Катя выплакалась и пришла домой. Мама ждала ее:

— Ну что? Ты нашла его?

— Да, он был в офисе.

— Вы поговорили? Что он тебе сказал? — Таисии не терпелось поскорее узнать о результате разговора.

— Мама, я не хочу про него больше слышать. Мы будем жить без него, — сурово заявила дочь.

Таисия даже присела.

— Он так сказал? — ахнула она.

— Это я тебе говорю! — выкрикнула Катя. — Так будет лучше для всех, и для нас с тобой.

— Постой, Катя, я тебя не за тем туда посылала! Что значит «без него»?! Нам надо вернуть его в семью! — Таисия не ожидала такого поворота событий.

— Мама, он нам не нужен. Он предал тебя. И меня тоже.

— Ты что, ему так и сказала? — У Таисии просто опустились руки.

— Да, представь себе. И еще сказала, что он мне больше не отец. Ненавижу его.

— И его не испугало, что он навсегда потеряет дочь? — спросила Таисия.

— Не знаю. И знать не хочу.

Катя зашла к себе в комнату и хлопнула дверью.

— Вот и посмотрим, дорога ты ему или нет, — сказала Таисия закрытой двери. — Любит он тебя или нет.

Если любит — то вернется.

Буравин все еще переживал разговор с Катей, когда в кабинет зашел Самойлов:

— Привет, Витя!

— Привет, — ответил Буравин, вставая и подавая руку.

— Витя, такое счастье! У нас Алешка начал ходить!

— Да ты что? Поздравляю, Боря. Вот это отличная новость. Наверное, Полина счастлива?

— Не то слово, — подтвердил Самойлов. — Да, кстати, пока не забыл: приглашаю тебя на нашу серебряную свадьбу!

— Неужели столько времени уже прошло? — удивился Буравин.

— Ага! Мы сегодня с Полиной стали вспоминать — оказывается, уже двадцать пять лет вместе!

— Поздравляю. От всей души, так сказать. И за Лешку очень рад.

— Что-то ты не выглядишь особенно радостным, Вить, — заметил Самойлов.

— Не обращай внимания. Это к вам не относится.

— У тебя неприятности?

— Да не то чтобы неприятности, так… перемены в жизни. Впрочем, они назревали давно.

Только тут Самойлов заметил в офисе чемодан.

— Ты куда-то уезжаешь?

— Не уезжаю, а переезжаю, — сказал Буравин.

— Куда?

— Да вот сюда, в офис. Теперь здесь буду жить.

— Не понял… А как же дом, Таисия? — У Самойлова даже вытянулось лицо.

— Боря, я сегодня ушел от Таисии! — объявил Буравин.

— Неожиданный поступок, — оценил Самойлов. Буравин кивнул:

— Знаю. Но так было надо.

— Не пожалеешь? — поинтересовался Самойлов.

— Думаю, нет.

Самойлов собрался было еще что-то спросить, но передумал.

— Давай, спрашивай, я же вижу, что ты что-то хочешь узнать? — помог ему Буравин.

— Да. Как отреагировала Таисия? — спросил Самойлов.

— Отрицательно. Но ты ведь не это хотел узнать?

— Да, не это, — кивнул Самойлов. — Мне пока непонятно одно…

— Что именно?

— Ты ушел от жены. Что планируешь делать дальше?

— Не знаю… — Буравин пожал плечами. — Пока планирую жить здесь. Не волнуйся, твоему семейному счастью мой уход от Таисии не угрожает. Ты ведь это хотел узнать?

— И все-таки я не понимаю тебя. Что за ребячество? Это в молодости можно собирать чемоданы и демонстративно хлопать дверью!

— Выходит, я такой старый, что не могу себе этого позволить? — усмехнулся Буравин.

— Я говорю серьезно, Витя! Сколько лет вы прожили вместе? Двадцать?

— Да… я потерял полжизни.

— Ты не понимаешь, а я тебе скажу! Со стороны всегда виднее. Ты не должен бросать Таисию, вы прекрасная пара, у вас дочь, в конце концов! — сказал Самойлов настойчиво. Слишком настойчиво.

— Ну, дочь уже взрослая, а по поводу прекрасной пары, так это только видимость. Поверь, если бы я мог остаться с женой, я бы не ушел. Но я больше не могу. У меня закончилось терпение, — пожаловался Буравин.

— Я тебя знаю, Витя, ты по натуре — не волк-одиночка. Тебе обязательно нужно, чтобы рядом с тобой был близкий человек.