Утром Павел уходил в институт, Таня отводила Нюточку в детский сад (там и ее, и Беломора начали узнавать со второго дня), днем отправлялась по магазинам, занималась хозяйством, а потом уезжала на свою работу. Слава Богу, в мае не было репетиций - старую программу решено было катать до осени. Дмитрий Дормидонтович каждый солнечный день проводил на участке, а в непогоду сидел у себя в кабинете, "читая литературу", или возился в гараже с машиной.
      В первую пятницу июня Дмитрий Дормидонтович собрался везти Нюточку и Беломора на дачу - Павел, естественно, предпочел остаться с Таней, которая ехать не могла. Но с утра закапал противный слепой дождичек, и поездку пришлось отменить. Нюточку отвели в садик, Таня пошла по делам. Старик слонялся по квартире какой-то особенно угрюмый, а когда вернулся с работы Павел, встретил его в прихожей и попросил в гостиную.
      Сидя напротив сына, Дмитрий Дормидонтович весомо сказал:
      - Вы с Татьяной, я смотрю, будто век женаты.
      - А что? - Павел насторожился.
      - А то. Во все пазы вы друг другу входите, гладко, плотно, без вихляния. Никакой рихтовки, подгонки не требуется. Такое не каждому в жизни дается, ох не каждому... Это, знаешь, судьба. Да и Нюта вон с одного взгляда мать в ней признала. Ты хоть заметил, как они меж собой похожи?
      - Кто?
      - Близорукий ты человек, Пашка, честное слово... Все уже заметили, соседи и по даче и по дому, воспитательницы в садике. Меня вон даже старушки на лавочке спрашивали, где это мамаша так долго пропадала... Что отвечать-то?
      - Это... В смысле, Таня с Нютой похожи?
      - Как две капельки. Только разного колера. Такая вот, брат, игра природы.
      - Надо же, а я и не заметил!
      - Теперь замечай... В дела ваши я мешаться не собираюсь, люди вы взрослые, да и доктор не велит. Только я так скажу тебе, Павел, - если вы так себе, развлечься решили, то ищи себе другой предмет, да и она пусть тоже... подальше где-нибудь. Если друг другу добра не хотите, о ребенке подумайте. Когда еще она мать-то готовую найдет?
      - Что ты говоришь? Какое развлечься?
      - А коли серьезно у вас, так давайте расписывайтесь как люди. А то по закону ты, Павел Дмитриевич, получается, сожительствуешь с чужой женой...
      - Отец, ты сам сказал - мы люди взрослые. Не беспокойся ты о нашем моральном облике. На парткоме меня разбирать не будут - не те времена...
      - Дурак ты, Пашка! При чем здесь партком... Хотя и партком, конечно... Главное-то не в этом.
      - А в чем? В штампике? Другие без штампика прекрасно живут.
      - Вы не другие... Случись со мной чего - вас вдвоем с Нюточкой вмиг из этой квартиры попросят. А втроем, тем более вчетвером...
      - Отец, и думать не смей об этом!
      - Ладно, ладно... А ты все же поговори с ней. Скажем так, для моего спокойствия. Мне ведь спокойствие медицински показано... Кстати, возьми вон бумажку, почитай. Ценная бумажка.
      Он перевернул лежащую перед ним текстом вниз карточку и протянул Павлу. Павел поднес к глазам и прочел:
      "Ларин Иван Павлович. Телефон домашний 221-43-12;
      телефон рабочий 274-31-36".
      - Вы с Татьяной между собой определитесь. Потом с Ванькой согласуйте, что, как и когда... Я тоже тут свяжусь кое с кем.
      - Только ты, батя, не очень усердствуй. Береги себя, ладно?
      V
      Таня не спешила - наполнила ванну, добавив в нее ароматной пенки, плескалась часа полтора и на телефонные звонки не отвечала. А звонки начались, как только она плюхнулась в ванну, и повторялись через минут пять. Должно быть, соглядатаи уже сообщили Шерову о ее благополучном прибытии, и он ждал отчета о командировке. Ну и пусть. Надо полагать, он уже дал отмашку Архимеду, и тот в компании Захаржевской-Кварт если еще не летит в Москву, то уже загружается на ближайший рейс. А остальное подождет... Она намыла голову красящим шампунем, чтобы вернуть волосам былую рыжесть, теперь надо дать им просохнуть, чтобы краска легла естественно. Стрижка, конечно, коротенькая, высохнет быстро... Вытерлась, заварила кофейку, закурила сигарету и только потом набрала номер. Трубку сняли мгновенно.
      - Здравствуй, Шеров. Это ты мне звонил?
      - Я. Ну как?
      - Нормально.
      - Гостья у тебя?
      - Да.
      - К восемнадцати ноль-ноль жду обеих у себя на даче. Он повесил трубку.
      Что ж, до шести времени предостаточно. Таня позвонила в "Прагу", заказала столик на одного к половине второго. Кстати, не на метро же тащиться в оба конца, надо бы в гараж заскочить, за верной вороной "шестерочкой" (заслуженная желтая "тройка" давно уже была реализована дядей Кокой по доверенности. По какому-то номенклатурному списку Таня без проблем получила нового железного коня. Денег, вырученных за прежнего, хватило с лихвой, даже осталось немножко).
      На выезде у ворот встретил Карлыч, бригадир новенького гаражного кооператива - должно быть, дежурный настучал о прибытии важного клиента, улыбнулся искательно, шлагбаум поднял. Разве что под козырек не взял.
      - С приездом, Татьяна Всеволодовна! Отдохнули хорошо? - почтительно осведомился он.
      - Спасибо, неплохо.
      - Пальчики-то не стучат большей .
      - Да и не стучали вроде, - озадаченно отозвалась Таня. Не водились прежде за Карлычем такие ляпсусы. По части автомобильных неполадок память у него феноменальная - по должности положена, чтобы, значит, и клиенту оказать уважение, и от мастеров, которых мгновенно присоветует на любой случай, соответствующие комиссионные получить. - Напутал что-то, Карлыч.
      Морщинистое лицо бригадира изобразило обиду.
      - Да как же, как же так, Татьяна Всеволодовна? - дрожащим голосом спросил он. - Сами ж с раннего утречка умельца вашего присылали, ну этого, Ларика. Битый час провозился, в ремонтный бокс на яму ставил...
      - Я присылала?
      - Ну да, он так сказал. Что вы, стало быть, позвонили ему и просили к вечерку отрегулировать.
      - Запамятовала, должно быть, - помолчав, проговорила Таня. - Вообще, последнее время память что-то со-. всем никуда. На дачу вот собралась, да совсем забыла, что сама подругу в гости на сегодня позвала. Спасибо, что напомнил, а то так бы и уехала.
      Таня развернулась и откатила машину обратно к гаражу. Ларик. Тот самый шофер при постпредстве, который прикомандирован к Шерову. Мрачный бритый гигант. Да, несколько раз помогал по ее просьбе разобраться со всякими мелочами, резину новую сюда привозил, ставил. Но по собственной инициативе за два года знакомства и парой фраз с ней не перекинулся, а тут вдруг такие знаки внимания. Странно это, а учитывая момент... Стоп, а ведь это ж он Серегу привел! Дядя он ему, или что-то вроде того. На яму, значит, ставил?
      Лишний предмет на днище сыскался быстро - плоская металлическая коробочка, закрепленная на мощных магнитах прямо под водительским сиденьем. Таня провела по плоскости пальцем, подумала, но отдирать не решилась. Мало ли что? Здесь нужна опытная рука. Опытная. Архимед? Но его сейчас нет в городе, кроме того, кто может поручиться, что он здесь не замешан. Скорее всего, конечно, не замешан - слишком уж дешево, малограмотно была отыграна подставка, явная семейная самодеятельность дяди с племянничком. Узнал Серега, на какое дело его подписывают, с дядей поделился, тот и научил, как присвоить дорогой трофей. Или сообща решили, теперь уж неважно. Должно быть, договорились об условном сигнале при благополучном исходе, а не дождавшись такого сигнала, почувствовал Ларик, что керосином запахло, и решил на всякий случай подстраховаться. А может, не взорвалась граната, и уцелевший Серега сообщил, что ничего у них не вышло, не купилась прапорщик Лада на их фармазон. Как бы то ни было, рассуждал Ларик, наверное, так: раз сорвалось, значит, Таня в курсе и все теперь Шерову расскажет. Стало быть, надо свидания их не допустить. Когда и как конкретно она вернется, он, как и Серега, не знал, но рассчитал, что по возвращении всяко воспользуется автомобилем. На худой конец, можно будет попросту кнопочку не нажимать, а при случае, до Таниной "шестерки" добравшись, мину снять, будто и не было никакой мины.
      Таня приложила ухо к гладкому металлу, такому блестящему на фоне заляпанного грязью днища. Вроде не тикает. Может, и не мина вовсе, а что-нибудь совсем безобидное? Ага, и Ларик, добрая Душа, сделал подарок и из скромности не пожелал афишировать... Очень правдоподобно! Жучок-маячок, чтобы лучше знать о ее передвижениях и, возможно, разговорах, которые она ведет в машине? А почему тогда не в салоне? Ключи-то у него есть. Нет, как ни крути, а вариант остается один - устранить ее вознамерился Лариоша. Кстати, точно ли сам принял решение? Не с подачи ли Шерова? Мотив? Мавр сделал свое дело...
      Здравствуй, паранойя! Верить, конечно, нельзя никому, но и у недоверия есть свои границы, а то и рехнуться недолго.
      Таня погасила фонарь, вылезла из ямы, откатила машину в личный бокс, сняла спецовку и, наскоро ополоснув руки и лицо, направилась к телефону-автомату. Есть один человек, который определенно разбирается во всей этой террористической пиротехнике и столь же определенно не откажется ей помочь.
      Фахри мгновенно втек в ситуацию и был на месте, как обещал, через сорок минут. Машину, со всей навороченной механикой, палестинец знал как облупленную. Не раз, пользуясь возможностями, которые предоставляет загранпаспорт, он подрабатывал, перегоняя из Европы иномарки. Для ооповца и аспиранта по бумагам это был приличный заработок, но прибегал он к этому в крайности, как поняла Таня, дабы лишний раз не светиться.
      Работал он споро и молча, дав указание Тане стоять на стреме. Наконец, потный и раскрасневшийся, вышел к ней, вытирая лицо и руки носовым платком. Кинул ей: "Можешь уходить" - и шмыгнул сам вон, быстро нырнув под заграждением, скрылся из вида, унося в кожаной сумке смертоносную машинку. Что ж, эта машинка будет использована по назначению. Так она решила, и Фахри согласился...
      Таня зажмурилась и улыбнулась - нравственная симметрия и эстетическая завершенность предстоящей акции были безукоризненны.
      - Перебор у тебя получился, явный перебор, - задумчиво проговорил Шеров.
      - У нас, - тихо поправила Таня.
      - Только не надо меряться ответственностью, ладно? На обоих с избытком хватит. Дело ведь не в том, кто что сотворил, а в том, кто какие следы оставил. Взорванная машина на Московском шоссе, два трупа...
      - Жуть! - Таня поежилась. - Кто ж знал, что Серега имел привычку с собой боеприпасы возить?
      - Ты так ставишь вопрос? - Взгляд Шерова был колюч. - Что ж, версия имеет право на существование. Однако в сочетании с трупом на Моховой...
      - Но этот-то не криминальный! Помер дедок от обширного инфаркта.
      - Да, но какое совпадение! Умирает известный коллекционер, в тот же день погибает единственная наследница, за день до этого зверски избит Секретаренко доверенное лицо коллекционера, бесследно исчезает некая Лада, вхожая в его дом и, между прочим, введенная туда покойной Муриной. От верных людей доподлинно известно, что сильно разыскивают эту Ладу...
      - Пусть разыскивают. Я-то здесь при чем? Я в Одессе отдыхала.
      - Под Одессой, в местечке с поэтическим названием Куяльник... Но если кто вздумает поглубже копнуть, треснет эта легенда по всем швам. Я, видишь ли, остерегаюсь выказывать особый интерес и не знаю, что конкретно им известно. Хватились ли нашей Мадонны, - слава Богу, сделка уже состоялась, - вышли ли на ту хатку, в которой ты жила, сняли ли отпечатки в квартире Мурина? А если сняли да и установили их идентичность с твоими?
      - Мои-то у них откуда? - спросила Таня, уже зная ответ.
      - От верблюда. Про юношеские свои похождения с Генералом забыла?
      - Что ж ты в свое время не озаботился, чтобы их не стало? Я ведь тебе нужна была чистенькая.
      - Из дела их изъяли, я проследил. Но в картотеку могли попасть, кто знает?
      - А ты не знаешь? - Таня в упор посмотрела на Шерова.
      Он отвел взгляд. Таня усмехнулась, стараясь не выдать внутренней дрожи.
      - Сработала я чисто, и ты это знаешь. Ладу не найдут никогда, и пальчиков моих ни в какой картотеке нет. Скажи уж прямо - бздишь?
      Шеров отвернулся, метнул в речку плоский голыш. Тот пару раз отскочил от поверхности и ушел в воду.
      - Неуютно, - сказал он, глядя на кругу, оставленные камнем. - Ты, Таня, становишься в моем хозяйстве ценностью, увы, отрицательной. Держать тебя при себе становится опасно. Перспективного исполнителя лишился, теперь вот шофера. Кто следующий?
      - Надо понимать, ты на меня не только Серегу, но и Ларика вешаешь? Я, что ли, виновата, что они оба, как сговорившись, сами себя грохнули?
      - Один гранату себе в салон положил, а второй прилепил к собственному днищу мину и нажал кнопочку? Удивительные способы самоубийства, ты не находишь?
      Таня пожала плечами.
      - Есть многое на свете, друг Горацио... Что ж, считай, что наше собеседование завершилось при полном взаимопонимании. Объяснять тебе, пожалуй, ничего не буду - прозвучит как попытка оправдаться. Только не в чем мне оправдываться, так было надо. Хочешь верь, хочешь - не верь. Впрочем, ты уже и так все решил.
      - Решил... Решение далось мне нелегко. Но оставить все как есть - слишком большой риск.
      - Понимаю и принимаю. Только уж выполни напоследок три моих просьбы, как-никак я тебе верой-правдой служила.
      - Говори.
      - Поклянись, что мужа моего, Павла, отпустишь с миром, когда он тебе уже не нужен будет.
      - Да отпущу, конечно. Он и не поймет, что к чему.
      - Но ты поклянись!
      - Ну, клянусь, - усмехнувшись, сказал Шеров. - Чтоб мне с балкона упасть.
      - Квартиру мою и долю, что от картины мне причитается, Аде отдашь. Скажешь, пусть сохранит дочке моей на совершеннолетие, только чтобы та не знала, что это ей от матери родной наследство...
      - Та-ак... - с неподдельным удивлением протянул Шеров. - Вообще-то у меня несколько другие виды имелись, но если желаешь... Третья просьба?
      - Третья? Позволь мне сегодня напиться до бесчувствия.
      - Это еще зачем? - озабоченно спросил Шеров.
      - Чтобы не почувствовала. Я же не враг тебе...
      - Погоди, погоди, чтобы чего не почувствовала?
      - Ну, как твои орлы меня резать будут. Или душить, Там я уже погостила, и ничего плохого в том не нашла. Но боли не хочу, мук не хочу, "обширный инфаркт" не устраивает...
      Шеров обалдело посмотрел на нее и расхохотался.
      - Сидела, значит, тут на солнышке и на заклание готовилась? Ну, Таня-Танюша, глупышка ты моя!
      Он подвинулся к ней, обнял за плечи. Она не шелохнулась.
      - Второй раз меня в злодеи записываешь, - продолжал Шеров. - Смотри, обижусь.
      - А ты у нас агнец невинный! - Таня всхлипнула и, уронив голову на грудь Шерову, разрыдалась.
      - Ну-ну... - Он провел ладонью по рыжим кудрям. - Все хорошо, все хорошо будет.
      - Но я... Как же я теперь? Ты же решил... А что ты решил?
      Она выпрямилась, посмотрела ему в глаза.
      - Я решил выдать тебя замуж и отправить за бугор, - буднично сказал Шеров. - Пора тебе выходить на международный уровень.
      Таня моргнула.
      - Ты что, Шеров, совсем офонарел? Что я там делать буду?
      - Найдешь. При твоих-то способностях...
      - Лучше уж отпустил бы ты меня на все четыре.
      - А вот этого не могу, не обессудь. Спокойно вздохну лишь когда ты будешь далеко. Причем делать это надо по-быстрому, пока на твой след не встали плотно. Есть у меня один вариант...
      - А скажи-ка мне, Шеров, ты ведь этот вариант еще до... до Сереги и Ларика продумал? Еще когда меня на дело подписывал? Жопу свою прикрывал, признайся?
      Шеров молча поднялся.
      - Пойдем, Танечка. Нас ждут.
      В первый момент у нее аж дух перехватило, до того красив был молодой человек, при их появлении поспешно вскочивший с кресла. Большие светло-карие глаза в обрамлении густых черных ресниц, прямой точеный нос, копна жестких, чуть вьющихся черных волос. Строгий темно-серый костюм в широкую полоску подчеркивает широкие плечи и неправдоподобно тонкую талию. Пухлые губы распрямились в улыбке, блеснули ровные зубы. Ну прямо греческий бог Аполлон. Таня мгновенно поняла, что это и есть заграничный жених и что он ей крайне несимпатичен. Со второго кресла не спеша поднялся Архимед.
      - Вадим, Танечка, мы уж заждались, хотели за вами на реку идти, - сказал он. - Вот, знакомьтесь, это и есть тот самый Аполлон, о котором я тебе, Вадим, говорил. Мой дальний родственник из Лондона. По-русски, кстати, ни черта не понимает, так что в выражениях можно не стесняться.
      Дальний родственник прищурясь разглядывал Таню. Та в долгу не осталась, даже подмигнула.
      - Что Аполлон, я и сама вижу. А зовут-то как?
      - Аполлон и зовут. Аполло по-ихнему, - пояснил Архимед.
      Услышав свое имя, красавчик слегка наклонил голову, произнеся при этом:
      - Аполло Дарлинг.
      Таня рассмеялась. Шеров с недоумением покосился на нее. Аполло скромно потупился. Архимед сделал непроницаемое лицо.
      - Что смешного? - спросил, наконец, Шеров.
      - Ах, он еще и "дарлинг"! У-ти, лапушка... Знаешь, лучше уж пристрели меня.
      - Арик, дорогой, сходи-ка с гостем в буфетную, угости коньячком, что ли, с шоколадкой. Скажи, мы сейчас придем.
      Архимед что-то сказал по-гречески, несколько раз вставив "параколо". Окатив Таню непонятным взглядом, Аполло бросил родственнику два слова, развернулся на каблуках лакированных штиблет и вышел вслед за Архимедом.
      - Странная реакция, - сказал Шеров. - Что тебя не устраивает?
      - Где вы такое чудо откопали? - задала Таня встречный вопрос.
      - Сам приехал. Полный чемодан джинсов привез. На продажу.
      - Джинсы-то хоть приличные?
      - Барахло. Говорит, специально взял дешевые и оптом, чтобы поездку окупить.
      - Коммерсант! - Таня усмехнулась. - А отсюда, небось, самовары повезет или шкатулки под Палех.
      - Тебя он повезет.
      - Транспортное средство поприличней подобрать не мог? При твоих-то связях.
      - А вот как раз мои связи здесь ни к чему. Лишние вопросы, лишние обязательства. А с ним все просто, быстро...
      - Дешево, - закончила за него Таня.
      - Кстати, не так уж и дешево. Как понял, что нужен нам, стал торговаться, будто на одесском базаре. Надбавка за срочность, все в таком роде...
      - Как романтично! - Таня вздохнула.
      - Тебя пусть это не волнует. Все расчеты с Дарлингом беру на себя, и твои подъемные тоже. Тысячу долларов.
      - М-да... Ну спасибо тебе, папаша, за доброту твою, за щедрость!
      - Что-то не слышу искренней благодарности в голосе.
      - Моя доля, полагаю, пошла в уплату за мою жизнь? Шеров раскрыл портфель, лежащий на столе.
      - Вот, - сказал он, достав тоненькую прозрачную папку и протягивая ей. Золотые векселя "Икарус" на твое имя. С пятнадцатого сентября гасятся по номиналу плюс десять процентов. Лондонский адрес конторы - на корешке.
      Векселя были внушительные - голубоватые, с лист писчей бумаги величиной, на хрустящей бумаге с водяными знаками в виде стоящего льва, с золотым обрезом. Под витым логотипом "The Icarus Building Society, pie. London, SW" было каллиграфическим почерком вписано: Mrs. Tanya Darling (Zakharzhevska). В самом центре был крупно напечатан номинал, буквами и цифрой. Пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Векселей было три.
      - Вот, - повторил Шеров. - Итого сто шестьдесят пять тысяч. Это чуть меньше трехсот тысяч долларов. Через три месяца будешь богатой женщиной.
      - А не многовато? И почему только через три месяца?
      - Сумма включает не только твой гонорар, но и премию за два года работы и еще... Пока ты была в командировке, я в твою квартиру одного нужного человечка прописал. А тебя выписал. Для упрощения дела.
      - Ну, все предусмотрел! - кисло усмехнувшись, проговорила Таня.
      - Да, - не без самодовольства подтвердил Шеров. - Первое время поживешь у своего благоверного. У него квартира в этом, ну, район такой зажиточный в самом центре Лондона. На "М" начинается.
      - Мэрилебон, что ли? Или Мэйфэр?
      - Вроде второе... Ну да, ты ж у нас образованная...
      - Это престижный, дорогой район. Что ж он джинсами-то дрянными приторговывает? Не вяжется как-то.
      - Вяжется. Это у нас тут бизнес широко понимают, с размахом. А там коленкор другой. В последних мелочах выгоду блюдут, скряжничают. И твой такой же.
      - Не уживемся, - убежденно сказала Таня.
      - А никто и не просит уживаться. Даже временно. Женишок обещал на первых порах к тетке перебраться... В общем, тысячи тебе до сентября с лихвой хватит. Освоишься, осмотришься, паспорт британский выправишь. Если уж совсем прижмет, продашь векселек. Бонус, правда, потеряешь.
      Таня провела пальцем по золотому обрезу векселя.
      - Так-то оно так, но наличность все же надежнее...
      - Опомнись, это же двадцать пять - тридцать пачек, даже если сотенными! Как повезешь такую груду, где спрячешь? Я, конечно, на предмет таможни подстрахую, но мало ли... Такая сумма - это ж расстрельная статья однозначно! А три бумажки - их еще поискать надо, а если даже найдут, то еще доказать, что они настоящих денег стоят.
      - А стоят?
      - Ну что ты, что за сомнения? Фирма надежнейшая. - Шеров понизил голос: Многие из этих, - он показал на потолок, - там средства размещают. Партийными денежками британский капитализм помогают строить. Про приватизацию слыхала?
      - Приватизация... - Таня задумалась. - Это когда что-то в частную собственность передают?
      - Вот-вот. Там сейчас Тэтчер с этим делом вовсю развернулась. Ну, а наши, не будь дураки, под себя подгребают. В том числе через "Икарус".
      - А ты? - настойчиво спросила Таня. - Ты тоже вкладываешься?
      Шеров пожал плечами.
      - Я человек маленький.
      - Ладно, беру, - решила Таня. - Но смотри, если надинамишь... Не только из-за бугра, с того света достану.
      - Помилуй, Танечка, да когда это я тебя... А в придачу к векселям я тебе дорожный чемоданчик подарю. С секретом.
      - С полой ручкой, что ли, или с дном двойным? А то псы государевы таких секретов не знают!
      - Забудут, коли псарь прикажет.
      - Интересный у тебя псарь, - заметила Таня. - Про чемоданчик приказать может, а про денежки - нет.
      - Элементарная служебная этика, дорогая. Одно дело - намекнуть, чтобы не особенно копались в багаже, и совсем другое - чтобы кучу инвалюты не заметили.
      Говорил он вроде бы складно, но Таню не убедил. Впрочем, сейчас диктовать условия она не могла. Молча взяла у Шерова красивые бумажки, небрежно бросила в сумочку, не упустив из виду скользнувшую по его лицу гримасу.
      - Ну ладно, пошли с суженым знакомиться, - с легким вздохом сказала она. Надеюсь, вы ему про меня лишнего не напели.
      Она не стала выяснять, сколько конкретно причиталось мистеру Дарлингу за эту услугу, но, судя по его поведению, гешефт он посчитал для себя выгодным и отрабатывал вовсю. Встал при ее приходе, горячо пожал руку, ;даже к сердцу поднес, разве что не поцеловал, выразил радостное удивление по поводу ее английского, пытался говорить какие-то комплименты насчет внешности, но довольно быстро исчерпал их запас. В наступившей паузе Шеров сказал:
      - Вы, голубки, поворкуйте пока, а нам с Ариком надо кой-какие организационные вопросы решить.
      Оставшись с Таней наедине, Дарлинг плеснул себе в бокал "Курвуазье", не подумав предложить ей, отвернулся, прихлебнул немного. Потом будто опомнился, поглядел на нее, оскалив зубы, и произнес:
      - О, поверьте, Таня, я счастлив, что...
      - Да бросьте вы! Бизнес есть бизнес. Давайте сразу договоримся, что отношения наши останутся сугубо деловыми.
      Он как-то сразу поскучнел - а может, наоборот, расслабился, поняв, что здесь нет нужды ломать комедию и тратить силы на натужный шарм. Таня с улыбкой смотрела на него и думала: "М-да, такого я еще не ела".
      Они посидели еще немного, помолчали, не утруждая себя разговорами, а потом в дверь деликатно постучали, просунулась голова Шерова.
      - Познакомились? И славно. Теперь давайте пошевеливаться. Опаздываем.
      Дарлинг, видимо, поняв по жестам или зная, о чем идет речь, тут же встал и одернул полосатый пиджачок. Таня же не шелохнулась, только одарила Шерова удивленным взглядом.
      - Куда это мы опаздываем?
      - На регистрацию, куда ж еще.
      - Однако! Я что, вот так, в пляжном обдергайчике и поеду?
      - Да кто на вас смотреть будет? Заскочим в контору, распишетесь там, свидетельства получите - и свободны. Самолет ваш через неделю, так что собраться успеешь.
      Открываем сезон большой охоты?
      VI
      С Иваном Таня встретилась сама. Место встречи получилось какое-то детское - знаменитый "лягушатник" на Невском. Но Таня не случайно выбрала именно его. Конечно, Иван с его навыками мог преспокойно налакаться где угодно, но тут вряд ли. В кафе стояли высокие кресла, образуя по краям зала полукабинки, и царил полумрак. Таня не хотела, чтобы при разговоре на них кто-нибудь пялился.
      Иван пришел чистый, выбритый, совершенно трезвый, хоть и опухший, и какой-то пришибленный. За те несколько лет, что они не виделись, он сильно постарел, усох, ссутулился, в глазах появился затравленный блеск, в речах сбивчивость и постоянное стремление в чем-то оправдаться.
      - Хорошо выглядишь, - усевшись, сказал он. - Да, кому жизнь сладкая карамелька, а кому... - Он страдальчески вздохнул.
      - Как ты?
      - Я-то? - Он с усмешкой оглядел ее. - Теперь-то уже ничего. Устраиваюсь помаленьку. А вот тогда... Хотя откуда тебе знать? Что такое ломка, представляешь себе? А аверсионная терапия?
      - Нет.
      - И не дай Бог узнать... Да и после больницы не лучше было. Родные отец с матерью бросили, как пса, подыхать в конype... Кстати, не боишься, что тебя со мной увидят?
      - Нет, а с какой стати? - удивленно спросила Таня.
      - Как, так ты ничего не знаешь? Впрочем, понимаю, тебе же это неинтересно... В общем, я в диссиденты попал.
      - Ты?
      - Представь себе.
      - Это из-за... из-за стихов твоих?
      - Какие на фиг стихи?! Благодетель мой, Федор блин Михайлович, пожировал с годик в своей Швейцарии, прижился, гад, и возвращаться не пожелал. Устроил пресс-конференцию, поведал, понимаешь, миру о бесправном положении мастеров слова в СССР. А что я в КГБ полгода бегал, как на работу, объяснения давал, заявления подписывал...
      - Господи! И как же ты теперь?
      - Ничего, добрые люди пригрели. Причем те самые чистоплюи, которые раньше от меня нос воротили, даже не будучи знакомы - прислужник, дескать, партийного лизоблюда, продажная шкура. А теперь тот же самый Золотарев у них в героях ходит, а я - ну, не в героях, конечно, но в жертвах системы... В общем, устроили меня в журнал "Звезда" внутренним рецензентом - читаю рукописи, которые им шлют со всей страны, и обстоятельно разъясняю гражданам, по какой именно причине их гениальное творение в ближайшее время опубликовано быть не может. Подписывает это, конечно, другой товарищ, но денежки мои... И Одиссей Авенирович, спасибо ему, не забывает.
      - Большие сдвиги? - усмехнувшись, спросила она.
      - Какие сдвиги? - не понял он. - Все то же самое. Песню по радио слышала? "Завод родной, инструментальный"?
      - Нет, конечно.
      - Послушай. Слова мои. Объявляют, что Пандалевского.
      - Так все один и живешь?
      - Разве это жизнь?.. Ну да, в общем, один... У меня, знаешь, после всего... ну там, больницы и до нее... в общем, по этой части не того...
      - Бедный! Ты, главное, не особенно пей, глядишь, все и образуется.
      - С бухаловым я наладился. Стабилизировался, можно сказать. Раз в два-три месяца спускаю лишнее напряжение. Заранее готовлюсь, денежки рассчитываю. Чтобы, значит, недельку погулять, недельку поболеть, и со свежими силами... Научился.
      Он проглотил несколько ложек мороженого, потом покосился на нее:
      - Ты меня сюда зачем вызвала? О здоровье спросить?
      - Да нет, собственно. Вот, посмотри.
      Она протянула ему папку с бумагами. Он раскрыл, почитал, безропотно подписал заранее заготовленное от его имени заявление, не задав ни одного вопроса, и откланялся. Таким Таня его еще не видела и не могла определить, как он воспринял ее решение о разводе. Впрочем, он и сам этого понять не мог.
      Рассмотрение заявления о разводе гражданина Ларина Ивана Павловича и гражданки Лариной Татьяны Валентиновны в Красногвардейском районном суде было назначено на 24 июня.
      После этого они несколько раз созванивались, уточняли дату, и Иван всякий раз говорил, что все помнит и непременно будет.
      Девятого июня он получил сразу за четыре внутренних рецензии, пришел домой, заставил себя сесть за еле-еле начатый заказ от Пандалевского - сценарий праздника ПТУ при Металлическом Заводе, - но не смог унять внутренней вибрации, крякнул и спустился в угловой гастроном...
      ...Поначалу пришли почти абстрактные формы, иллюзорные в минимальной степени, лишенные материальности. Черной трещинкой с потолка спрыгнул злой астрал, ломкий и металловидный. На изломах он шипел и плевался электрическими искрами. Боязнь оказывалась сильнее желания, и астрал отскакивал от дрожащих рук, убегал в угол или на шкаф и шипел оттуда:
      - С-с-сволочь!
      Добрый астрал выплывал снизу - из пола, из кровати или из ладони. Он давался в руки, не ломаясь ни в прямом, ни в переносном смысле. Он не стрелял искрами, а лишь жалобно тянул одну ноту - какую-то несусветную, ;такую не найдешь ни в каких клавирах. Нота пугала, но больше притягивала. Это был либо очень добрый, райский астрал - либо мертвый, ибо он был похож на белейшую дымную спираль и уходил неизвестно куда.
      После прихода второго астрала Иван и сам временно умирал, а потом формы жалились, мягчали, порождая иллюзию, будто с ними можно активно взаимодействовать, а то и вообще сливались с физической данностью. Так, Ивану запомнилось окно, под которым беспрестанно маршировали, готовясь к параду, курсанты и распевали бравые строевые песни совершенно непристойного содержания. Потом пришел зелененький. Разведчик.