- Изначально - возможно, но уж коли это случилось, путь познания тернист, и у обеих сторон есть право выбора, каким следовать, с кем и когда.
      За стеклянной перегородкой студии зашевелился народ, одобрительно кивая головами.
      - Полагаете, в этом вопросе не должно быть конкретного лидерства какой-либо стороны?
      - Лидерство, инициативность - или покорность и готовность к подчинению есть фактор вторичный, обусловленный воспитанием в той или иной среде, что зачастую воспринимается как индивидуальные особенности той или иной личности.
      - Как и общественных устоев?
      - Устои - это и есть устои, то есть нечто устоявшееся, но никак не вечное и не предвечное.
      - Но разве общественная мораль не вызвана историческими условиями?
      - Конечно, - лукаво улыбнулась Таня, - как защитная реакция любого организма.
      - Реакция? На что в данном случае?
      - На страх.
      Танины глаза сверкнули, в голосе прозвучал вызов. Где-то затрещало, посыпались искры, зафонил тонким писком магнитофон.
      Пустили рекламу, после чего Фрэнк извинился перед зрителями за неполадки и с той же чарующей непринужденностью вернулся к разговору.
      - Вы упомянули страх. Может быть, в нем и кроется общественное зло?
      - Где кроется зло - это каждый сам исследует, а страх - это лишь признак, способ существования зла.
      - Иными словами, - поспешил Фрэнк направить разговор в нужное русло, почему-то ощутив сам непонятную жуть, - два полюса, то есть мужчина и женщина, познавая друг друга, могут ощущать страх, возможно, бояться партнера?
      - Так было на протяжении всей человеческой истории. - Таня щелкнула языком и, как бы извиняясь, пояснила: - Видите ли, я выросла в России, где зло материализуется с примерной периодичностью. В этой связи чрезвычайно полезно учение Маркса. Бытие определяет сознание. Исторический материализм учит, что мысль, овладевающая массами, - материализуется! Так что же привело конкретное общество к тому, что оно имеет на данный момент?
      - Давайте выберем, уточним территорию, например, развитые, цивилизованные страны.
      Таня поправила очки, вздохнула, как учитель, вынужденный объяснять глупому ученику что-то очевидное.
      - Пусть будут развитые, где женщина наконец обрела свободу и только учится, как с ней жить и что дальше делать.
      - Разве торговля собственным телом - лучший выбор для женщины?
      - Если мы согласились с тем, что она свободна, значит, выбирать путь - ее право.
      - Но ведь на протяжении веков, всего развития цивилизации этот род деятельности никогда не вызывал особого почета и уважения.
      - Вы толкуете о мужской цивилизации, о патриархальном сознании, которое и принизило женщину, поставив ее в условия зависимости, абсолютной или относительной.
      - Но когда-то это было исторически обусловленной необходимостью...
      - Продиктованной тем фактом, что в не меньшей зависимости и униженности находился мужчина при матриархате. Сейчас мужская цивилизация старается не вспоминать о тех временах - из страха, закрепленного на генетическом уровне. Когда-то мужчина попросту использовался в целях оплодотворения, о чем имел смутное понятие. Амазонки вообще обходились без конкретного партнера. Жрица определяла по лунному календарю, кому и когда зачать. А дальше - дело техники. Есть раб, пленный, слуга - этого достаточно при знании дела, чтобы использовать его сперму на золотой монетке... типа современного тампакса.
      - Что вы говорите? - ошалел Фрэнк. - Это гипотеза?
      - Ее легко проверить, - рассмеялась Таня.
      - Но это еще не повод для страха.
      - Это - еще нет, а вот то, что повсеместно мужчина приносился в жертву земле, для урожайности, причем каждый кусок тела на определенное поле или в лес, а чресла, в основном, в воду, для высоких рыбных промыслов - это повод, и, думаю, серьезный. Потрошками его закусывали в праздники солнцеворотов, регулярно, летом и зимой. Это позже жрицы-правительницы придумали новые способы обязательных жертвоприношений, чтобы оставить возле себя понравившегося соправителя.
      Фрэнк аж передернул плечами, тут же собрался и, улыбаясь зрителям, подвел под страшной картиной черту:
      - Вполне объяснимо, что страх в половом влечении партнеров имеет древние корни, прорастающие в архетипы личного и общественного сознания. Но, Таня чем же руководствуются современные служительницы культа Афродиты?
      - В жертвоприношениях, наверное, уже нет нужды... - На секунду Таня задумалась. - Свободой и правом избрать собственный путь... Если не можешь изменить себя, попробуй хотя бы изменить мужу. Общество уже готово принять не только жриц, но и жрецов любви...
      "С такой жрицей можно и в жрецы пойти рука об руку, и очень далеко", прогудел вдруг в Таниной голове чей-то знакомый голос, но кнопка щелкнула, и будто зазвенел зуммер селектора. Таня как-то застыла, пока Фрэнк сворачивал передачу, улыбалась, кивала, а про себя пыталась Понять, различить, чей это был голос.
      А через неделю после выхода программы в свет, как снег на голову, свалилась тема с Хэмпстедом.
      В Саррей примчался взбудораженный до предела Джулиан и сообщил, что есть шанс, упекать который нельзя. Таня внимательно его выслушала и резонно возразила, что свободных средств хватит разве что на подготовительную работу регистрацию новой фирмы в Хэмпстеде, открытие счета, на не вызывающий подозрений уставный фонд, подготовку проекта центра досуга и обустройства прилегающей территории, технико-экономическое обоснование. А сам конкурс, а строительство, наконец? Уж не предлагает ли дорогой Джулиан ликвидироватьнынешнее предприятие и бросить все капиталы на хэмпстедский проект? Тогда, возможно, и получится осилить, только что прикажете делать следующие года два, пока центр не начнет давать отдачу, что, кстати, тоже не гарантировано? Джулиан небрежно махнул рукой и заявил, что об этом можно не беспокоиться, поскольку есть-де один старый чудак, тот самый, который выделил кредиты под покупку "Речной Царицы" и, наварив на них приличные деньги, проникся к "Зарине" большим доверием и теперь готов поддержать любое их начинание. Таню этот ответ не удовлетворил, и она потребовала личной встречи .с неведомым доброхотом.
      Встреча состоялась через две недели и была отрежиссирована так, чтобы произвести на Таню самое сильное впечатление. Переданное с нарочным приглашение на благоухающей лавандой бумаге с цветным гербом. Четырехчасовая поездка первым классом на север Англии. Длиннющий "роллс-ройс" и шофер в ливрее. Английский парк, размером не меньше Сент-Джеймсского. Тюдоровский особняк - скорее уж замок! - ярдов сто в длину, оборудованный башенками и прочими архитектурными излишествами. Двухметровый величественный дворецкий в парике и кюлотах с серебряным галуном. И не уступающий в величественности хозяин - краснолицый и седоусый англосакс, отставной полковник Паунд, не преминувший с помпой сообщить миссис Дарлинг, что имел честь служить в прославленных "матросах", официально именуемых Девятым гусарским Ее Величества полком.
      - О, морские гусары! - Таня невинно улыбнулась. - У меня в России тоже был знакомый авиаконструктор с железнодорожным уклоном. - Едва ли господин полковник смотрел фильм "Печки-лавочки", так что всей остроты намека понять не должен.
      Полковник Паунд громогласно расхохотался и, галантно взяв Таню под ручку, подвел ее к двум громадным портретам, висящим по обе стороны монументального камина. На левом изображался полковник в комбинезоне цвета хаки и громадной каске на фоне танка, украшенного синим кругом с белыми буквами "Sailors", на правом он же, только в темно-синем доломане, при сабле и синем же кивере с черным этишкетом. Из его разъяснений Таня поняла, что в современной армии гусарскими называют легкие танковые части, а прозвище "матросы" и флотские цвета униформы Ее Величества Девятый получил еще во времена герцога Мальборо за героическую переправу через речку Мердаллюр с последующим выходом в тылы противника.
      После холодного ростбифа, горячей дичи и старого портвейна перешли в курительный салон и заговорили о делах.
      - Деньги должны работать, - заявил, рубя ладонью воздух, полковник, совсем багровый от возлияний. - А в этой чертовой глуши они могут только лежать в чертовом "Баркли" на чертовом призовом вкладе в три процента годовых и таять от чертовых налогов и чертовой инфляции!
      - Жиробанк дает семь, - осторожно заметила Таня.
      - Эти чертовы иностранцы... - Полковник закашлялся, выпучил глаза на Таню и догадливо сменил формулировку: - Эти чертовы жулики сулят золотые горы, а потом исчезают со всеми денежками. Слыхали, небось, про скандал с "Икарусом"? Таня ответила коротким кивком. - Лучше я те же семь процентов буду получать с вас, дарлинг.
      - Мне больше доверия? Почему?
      - Кто такой фокус со старой посудиной провернуть придумал, далеко пойдет. Это вам бывалый матрос говорит. - Полковник взял паузу на хохотушки и продолжил: - С банками всякое бывает, а недвижимость - она никуда не денется, и трахаться народ не перестанет.
      Огромная гулкая спальня в гостевом крыле была холодна, как склеп, но под толстой периной Таня быстро согрелась. Засыпая, она подумала, что решительно не понимает, в чем тут подвох, но какая-то комбинация здесь безусловно крутится, и надо держать ухо востро.
      Детали соглашения отрабатывал с полковником Бенни, и когда этот невзрачный финансовый гений принес в ее кабинет на Грейс-стрит проект окончательного договора, загадка, казалось бы, нашла разрешение. Инвестиция оформлялась как паевой взнос в новый partnership (партнерскую компанию) "Иглвуд-Хэмпстед", куда помимо полковника Лайонела Паунда (президент, старший партнер, сорок пять процентов всех активов компании), фамилия которого сопровождалась целой строчкой не поддающихся расшифровке аббревиатур, входили миссис Таня Дарлинг (младший партнер, тридцать процентов) и мисс Полианна Конноли (младший партнер, двадцать пять процентов) - Лайза, понятное дело, служила просто ширмой для Джулиана и Бенни, которые предпочли в документе не фигурировать. Уставный взнос полковника Паунда составляет триста тысяч фунтов стерлингов, миссис Дарлинг и мисс Конноли - по двадцать пять тысяч плюс ноу-хау, рассчитанное пропорционально доле каждого партнера. Кидок просматривался невооруженным глазом. Бравый полковник, не имеющий контрольного пакета, попросту отдавал себя на съедение компаньонам, которые могли теперь спокойно запускать руки в его закрома, голосуя за расширение финансовой базы, а если заартачится - принять решение о самороспуске или забанкротить компанию, оставив строптивому полковнику на память, допустим, котлован в чистом поле или голый каркас несостоявшегося очага культурного досуга. Дело техники, тем более что все реальное управление будет сосредоточено в руках директоров... В принципе, пощипать богатенького лоха - дело святое, да и особых симпатий краснорожий вояка-эсквайр у Тани не вызывал, но уж больно незамысловатая схема получается. Как-то оно западло в такие игры играть. Да и недальновидно -, если хочешь и дальше в этом неплохом, в общем-то, мире жить и большие дела в нем делать. Нет, господа подельники, руки прочь от товарища Паунда... Кстати, Паунд... президент Паунд. Зиц-председатель Фунт... Аналогия, конечно, интересная, но только как межкультурный каламбур, не более... А если не только? Полковник Паунд - далеко не Эйнштейн, но ведь и не законченный кретин, иначе его давно бы уже пустили по миру, здесь с этим быстро... Нет, тут другая схема, похитрее. Тогда, пожалуй, с разоблачениями торопиться не стоит, поживем - увидим...
      - Здоровье царицы Хемпстэда! - Соня Миллер лукаво улыбнулась, осушила бокал шампанского и одарила Таню матерински нежным взором. - А что невесела, царица?
      - Думаю... Знаешь, Соня, я все-таки никак в толк не возьму: мы же по всем прикидкам должны были проиграть тендер на этот участок. Наша заявка была самая хилая. Кусочек-то больно лакомый - исторический парк, зеленая зона, знаменитый гольф-курс под боком. Какие монстры бились! А в решающий момент раз! - и никого. Одни мы. Даже Бингэм отступился.
      - Смелых удача любит, - философически заметила Соня.
      Банально, но, черт возьми, справедливо. Правда, чтобы использовать данный шанс так, как использовала его Таня, помимо смелости требовалась еще и голова...
      - То есть я, конечно, очень рада и все такое, но есть вопросы. Охотно допускаю, что нам просто повезло, причем повезло дико, нелогично. И дважды - с полковником и с самим конкурсом. Но уже при составлении черновой сметы было абсолютно понятно, что на одни полковничьи денежки весь проект не поднять. Акционироваться мои партнеры не желают категорически, об ипотечном кредите лучше и не заикаться, спекульнуть куском участка мы не можем в течение пяти лет - иначе сразу за решетку. Я требую прямого ответа, где они намерены брать деньги. Бенни начинает долго и заумно парить мне мозги разными сальдо-бульдо, рассчитывая, видимо, что я ничего не пойму. Но мне и без диплома бухгалтера ясно, что он попросту гонит порожняк, а суть в том, чтобы я своим делом занималась, а деньги, мол, не моя забота, когда надо, тогда и будут. А Джулиан знай подкидывает всякие сюжеты. Новые точки высмотрел, всерьез предлагает разрабатывать. В Риджент-парке, в Блумсбери и - ты только не падай в обморок в Южном Кенсингтоне.
      - Да-а... - задумчиво протянула Соня. - И что, все одновременно?
      - В том-то и дело. Причем страусу понятно, что в таких краях бесхитростная пролетарская изба-сношальня типа тети Поппиной не пройдет. Богатеньким подавай изыск, фантазию, каприз, а это немалых денег стоит, как и земелька тамошняя. Я не поленилась, съездила на все объекты. Как минимум полная капитальная реконструкция, а вообще - все сносить и строить заново. На круг миллионов десять, не меньше. Бред какой-то. Крутит нами кто-то сильный, очень сильный. Но, черт, должен же этот сильный понимать, что даже при самом благоприятном раскладе вложения начнут окупаться не раньше, чем через два года, а полностью покрыть затраты удастся лет через пять, если вообще удастся.
      - Сомневаешься?
      - Бизнес наш эффектный, но очень уязвимый. Со многих сторон. Ты даже не представляешь себе, на какой мелочевке можно прикрыть любое заведение. А тот уровень, на который мы выходим, вообще из категории "hard р1ау". Когда ставки возрастают автоматически, а исход все менее предсказуем. Одно дело, когда с домами терпимости мудохается всякая гольтепа вроде той же Поппи. Или меня...
      - Уж и гольтепа! Да у тебя Гермесова ручка, до чего дотронешься, то в золото превращается! - Соня нагнулась и прижалась губами к Таниной руке.
      Крутая игра-качественный скачок как прибыльности, так риска при возрастании-капиталовложении.
      - Кстати, о золоте. Мой брокер получил такую информацию, конфиденциальную, разумеется, что след икарусовых капиталов в Бразилии отыскался. Пока не подтвердилось, но уже есть клиент, какой-то Пойзонби, готовый мои векселя перекупить за двадцать тысяч, только надо тратту на него сделать.
      - Соглашайся немедленно. Знаешь, сколько таких слухов ходит, и пока ни один не подтвердился.
      - Я уже согласилась, - вертя бокал за ножку, проговорила Таня. - На Ривьеру хочу смотаться на недельку-другую. А то позор какой-то, третий год в свободном мире, а дальше Парижа не выбиралась. Со мной поедешь?
      Соня взвизгнула, совсем как девчонка, и кинулась осыпать подругу поцелуями.
      - Ну-ну, довольно. - Таня легонько оттолкнула не в меру раздухарившуюся корреспондентку. - Только у меня к тебе одна просьбочка есть.
      - Для тебя - все что угодно!
      - Ты по своим каналам насчет моих компаньонов провентилируй. Всех троих, ладно? Очень мне интересно, что за игры за моей спиной ведутся и кто за ниточки дергает.
      - Безумный техасский миллионер, - задумчиво сказала Соня.
      - Или умный британский жулик. Про порнографические кинотеатры читала?
      - Смотря какие...
      - Которые "Коза Ностра" в Штатах пооткрывала, чтобы денежки свои отмывать. Не превращается ли наша "Зарина" в аналогичный банно-прачечный трест?
      - А что, не исключено... Я сейчас, кажется, стучат. Соня поднялась с пластмассового кресла и скрылась за стеклянной дверью.
      Разговор происходил на террасе, выходящей на небольшой ухоженный садик с пышно цветущими декоративными кустами неизвестных Тане пород и весело раскрашенными скульптурками гномов и мухоморов. Садик этот располагался позади трехэтажного белого домика с островерхой крышей, увенчанной бронзовым флюгером с крылатым Эросом вместо традиционного петушка. Домик находился на юго-западе Большого Лондона, в тихом и зажиточном городке Патни и принадлежал журналистке Соне Миллер.
      С прошлой осени сюда нередко наезжала, иногда оставаясь на несколько дней, ее младшая подруга, очаровательная миссис Дарлинг.
      Таня повернула голову. В дверях стояла Соня и. подзывала ее.
      - Что там?
      - Явился твой благоверный. Видок жуткий. Я его отослать пыталась, но он не уходит. Говорит, очень важно. Пообщаешься или полицию вызвать?
      Таня вздохнула.
      - Веди уж...
      Вид у Аполло Дарлинга был действительно жуткий.
      Постарел, сгорбился, черные синяки под глазами, щеки впалые, на немытой голове - огромный горбатый картуз, вроде тех, в которых изображают парижских коммунаров. Правая рука на перевязи. И, несмотря на жару, коричневое кожаное пальто.
      - Излагай, - бросила Таня, не Предложив сесть.
      - Таня, я...
      - Денег не дам, предупреждаю.
      - Но у меня есть права... Юридически я все-таки твой муж, и имущество...
      - Валяй, отсуживай. Еще поглядим, - не дала договорить Таня.
      - Слушай, положение у меня отчаянное, я на все пойду.
      - На что же, интересно?
      - Допустим, заявлю в иммиграционное управление, что брак наш чисто фиктивный, покупной. Доказательства у меня имеются. Ну, отпарюсь полгода в каталажке, зато тебя в наручниках запихнут в самолет до Москвы. Сейчас это быстро.
      - Садись, - резко сказала Таня. - И все в подробностях.
      Аполло покосился на Соню, застывшую в позе сварливой домохозяйки.
      - Соня, минут на пять... . Мисс Миллер открыла рот, намереваясь что-то возразить, но промолчала и вышла, хлопнув дверью.
      - Как ты подниматься стала и меня из дела вышибла, - начал Дарлинг тихо и торопливо, - совсем плохо пошло все. Бабки, которые с тебя получил за то, что бумаги выправил, быстро стаяли. Бизнесу никакого. Ну, я помыкался кое-как, а тут месяца два назад такое предложение получил - закачаешься.
      Таня наклонила голову, показывая, что внимательно его слушает.
      - Бар в Бристоле, классный, со всеми наворотами, и очень дешево, только деньги быстро нужны были. Джимми, ну тот парень, на которого продавец вышел, собрал, сколько мог, но трех кусков все равно не хватало. Он и предложил войти в долю. Я подсуетился, у дружка одного занял, бабки внес, все путем. Думал, как стану владельцем, сразу заложу все хозяйство и должок отдам. Только Джимми, падла, кинул меня в последний момент, отвалил со всей наличностью.
      - Ну и?..
      - Ну и! Дружок тачку мою конфисковал, деньги вернуть требует, счетчик поставил.
      - Сколько?
      - Было три. Сказал, если в срок не отдам, будет четыре. Еще неделю просрочу - шесть, две - кончат меня!
      - Круто. И что теперь?
      - Третья неделя пошла.
      - Хороший у тебя дружок, добрый. Рука - его работа?
      - Его... - отведя глаза, буркнул Аполло. - Главное ведь, этот Бакстер сучий сам разбираться не пришел, каких-то гопников прислал...
      - Бакстер? - переспросила Таня. - Вот уж не думала, что Джерри Бакстер такими делами промышляет. С виду такой приличный...
      - Да не Джерри Бакстер, другой. Бутч. Ты должна его помнить. Ну, когда ты только приехала, мы на выставку ходили, и он еще хотел тебе по морде дать...
      - А, Иван Ужасный. Да, типчик удивительно приятный. И как тебя угораздило снова с ним связаться?
      - Больше не к кому было. Ты ведь не дала бы?
      - Нет.
      - Вот видишь. А теперь мне совсем край. В Лондоне показаться не могу, ни в конуру свою сунуться, ни к тетке - никуда. Везде выследит. Выручай, а? Не дай погибнуть. Все для тебя сделаю...
      Он сполз с кресла, бухнулся на колени, прижал к губам Танину руку.
      - Встань, - сказала она, брезгливо отдернув руку. - Семь тысяч мне, конечно, не поднять, но чем могу помогу. Пока вот держи.
      Он обалдело уставился на мятую двадцатку.
      - Да ты!..
      - Погуляй, зайди в паб, пивком расслабься. Приходи часика через четыре. К тому времени что-нибудь придумаю.
      Она провела его за калитку и уселась на крылечко, покурить.
      - Я все слышала, - открыв дверь, сказала Соня. - Не вздумай пойти на поводу у этого типа. Он тебя в покое не оставит. С разводом я помогу.
      Таня подняла удивленные глаза.
      - Зачем развод? Долго, муторно, дорого... Вечером она принимала мужа в гостиной, а рядом с ней сидел Джулиан. Дарлинг явился пьяненький, чувствовалось, что все силы прилагает, чтобы держаться прямо и хоть что-то соображать.
      - Вот авиабилет на Салоники, - втолковывала Таня. - Вылет завтра, в восемнадцать тридцать. Имей в виду, рейс туристский, билет возврату не подлежит. Вот это чек в "Лионский кредит" в Салониках. Я тебе открыла счет на полторы тысячи фунтов. Больше, извини, не могла. Зато деньги будут твои, а не Бампера...
      - Бакстера...
      - Неважно. Вот здесь я написала адрес и телефон. Запомни, Ставрос Иоаннидис. Он тебе поможет. В Лондоне тебе делать нечего. Джулиан отвезет тебя прямо в Гэтвик, в гостинице переночуешь. Джулиан, выдашь ему там фунтов пятнадцать на еду.
      - Слушаюсь, мэм, - с ухмылочкой ответил Джулиан.
      - Ну все, катитесь. Джулиан, жду тебя завтра с утра. А тебя, дарлинг, не жду вообще. Никогда. Понял?
      - Понял... - пробубнил Аполло Дарлинг и направился к выходу, подталкиваемый в спину Джулианом.
      Проводив его взглядом, Таня направилась на кухню и извлекла из большого холодильника ведерко с недопитой бутылкой шампанского. Соня, сидевшая у окна с журнальчиком, из которого по просьбе Тани выписала координаты Ставроса Иоаннидиса, тур-агента, обещающего всяческое содействие британским туристам, прибывающим в Салоники, молча встала и сняла с полки два бокала.
      - Когда прошлые летом я узнала, что Дарлинг продал меня за сто двадцать фунтов, я и представить не могла, что через пару лет отдам его не просто даром, а еще я приплатив двести. Времена меняются. Таня разлила вино по бокалам.
      - Двести? А те полторы тысячи, которые перевела в Грецию, забыла? напомнила Соня.
      - Не забыла. Через месяц получу обратно, как невостребованные. - Поймав недоуменный взгляд Сони, она спокойно пояснила: - Ребятишки Бакстера уже, поди, в Гэтвлке дежурят. За билетом-то я Стива Дорки посылала, подстилку Бутчеву.
      Соня побледнела.
      IV
      В телевизоре артист Калягин весьма убедительно изображал отходняк, а артист Щербаков доставал его - а, заодно и Павла - исполнением "Полета шмеля" на баяне. В честь Старого Нового года давали "Старый новый год". В кресле полудремал Дмитрий Дормидонтовнч. Павел сидел за столом, невнимательно поглядывал на экран и прихлебывал кофе. Под неосыпавшейся еще елкой возилась Нюточка, перебирая яркие цветные фотографии.
      - Пап, - сказала она, подняв голову, - а почему на Новый год подарки дарят, а на старый нет?
      - Стыдись, тадзимырк. Кого сегодня дед в кукольный театр водил?
      - Ну, меня, - призналась Нюточка.
      - А кого мороженым кормили? Кто полторта умял? Кому разрешили до двенадцати не ложиться и завтра в садик не идти?
      - Ну меня, ну я, ну мне, - потупившись пробормотала Нюточка.
      - Так о каких еще подарках может идти речь?
      - Пап, а давай тогда в "Где мама?" поиграем, - предложила Нюточка, с чисто девчоночьим лукавством меняя тему.
      - А может, не надо? Каждый вечер играем... Кстати, ты почто в свитере сидишь? Холодно?
      Этот свитерок - мохнатый, полосатенький, с блестками - Таня месяц назад переслала с Шеровым из Братиславы вместе с громадной коробкой шоколадного ассорти к новогоднему столу, толстым пакетом фотографий и короткой запиской, в которой сообщала, что у нее все прекрасно; что свитер высылает, услышав, что зима в Ленинграде выдалась холодная, и она беспокоится, не мерзнет ли Нюточка; что постеснялась обременять Вадима Ахметовича еще чем-либо, а вообще-то накуплено огромное множество всякого барахлишка, полезные и красивых вещиц, и все это пока хранится в кладовке, любезно предоставленной Даной Фиаловой, а вообще придется, видимо, отправлять контейнер, но с этим Иржи обещал помочь. Из бодро-делового тона послания выбивалась только приписка: "Ночами плохо. Особенно после легкого дня, когда не измотаешь себя до бесчувствия". Это был первый за четыре месяца разлуки намек на то, что у нее не все безоблачно.
      И еще Шеров уже от себя передал Павлу несколько словацких и чешских газет и журнальных вырезок с упоминаниями о Тане и экземпляр "Пари-Суар" с большой статьей "Славянский десант", где прямо под заголовком была напечатана цветная фотография, с которой улыбались три очаровательные брюнетки: миниатюрная Дана Фиалова с огромными темными глазами на точеном треугольном личике, Эльжбета Птах, победоносно поднявшая голову с тугой копной африканских кудряшек, - и Таня, смотрящая прямо в объектив с задумчиво-загадочной улыбкой. Удачный фотопортрет Тани украшал обложку глянцевого таблоида "Синебокс", а всю третью полосу занимало интервью с ней, озаглавленное: "Зеленоглазая Лиз Тейлор из далекой России". Все фотографии Нюточка аккуратно вырезала и приклеила над своей кроваткой...
      - А давай я сниму свитер, а ты за это со мной поиграешь, - высказалась предприимчивая Нюточка.
      Павел вздохнул, а Нюточка пулей вылетела из гостиной, моментально вернулась уже в футболке, не прерывая движения, подобрала с ковра фотографии и плюхнула их на стол перед отцом.
      - Ну, загадывай! - сказала она.
      Павел привычным жестом поднял самую верхнюю фотографию и повернул к Нюточке.
      - Это мама где? - спросил он. Нюточка рассмеялась.
      - Папа, ну какой ты глупый! Это же не мама, а тетя Дана и дядя Иржи на студии.
      - Бывает, - сказал Павел и взял вторую. - А это?
      - Это мама на Пратере... Это мама и тетя Элька у центра Помпиду... Это мама в магазине каком-то... Это мама в Праге, на Старом Мясте... Это мама, тетя Дана и дядя Серж в Версале... Это мама на лошадке скачет... А это "Но Пассаран".
      Так Павел прозвал групповую фотографию на фоне замка Бродяны. Несколько человек, разбившихся попарно, застыли, задорно подняв вверх кулак, а свободной рукой обнимая соседа. На обратной стороне Таня написала: "Наша интербригада" и присовокупила списочек, доказывающий, что это действительно интербригада: Дана Фиалова (Наталья Гончарова-Пушкина-Ланская - Словакия) и Иржи Биляк (режиссер - Словакия); Эльжбета Птах (Екатерина Гончарова-Дантес - Польша) и Серж Дювернуа (Жорж Дантес-Геккерн - Франция); Татьяна Ларина (Александра Гончарова-Фризенгоф - СССР, Россия) и Ян Шварценберг (композитор и аранжировщик - Чехия). Без пары стоял Уго Зоннтаг (Густав Фризенгоф - ГДР), тощий и высокий, с унылой длинноносой физиономией.
      - Это мама с дядей Пьером Ришаром, - безошибочно продолжала Нюточка. - А это мама...
      Раздался звонок в дверь и тут же - истошный лай Беломора с кухни.
      - Кто бы это, в такой час? - озадаченно произнес Павел.
      - Иди открывай, - отозвался из своего угла Дмитрий Дормидонтович. - Не иначе Марьянушка Осьмиглазова - за солью или с пирогами. Давно не видели.
      Осьмиглазов из горисполкома въехал в соседнюю квартиру в октябре, уже после Таниного отъезда. Естественно, не один, а с семьей - толстой и раздражительной женой Надеждой Назаровной и еще более толстой, нескладной дочерью Марьяной, вечной студенткой лет двадцати пяти. Должно быть приметив холостое положение соседа, эта самая Марьяна зачастила к Черновым - то стакан муки попросит, то спички, то разобраться с барахлящим бра, то принесет какого-нибудь печнва. Павел не знал, куда деваться от общительной соседки с томным взглядом заплывших глазок.
      Он неохотно вышел в прихожую, споткнулся о выскочившего Беломора, сказал нарочито громко: "Кого это черти носят!", крутанул замок и открыл дверь.
      Мимо остолбеневшего Павла, отчаянно вертя хвостом, пролетел Беломор, острым звериным чутьем гораздо быстрее человека постигший, что эта дама в пышной пестрой шубе и с большой красной сумкой через плечо - хозяйка, главное и любимое существо.
      - Ну, хватит, зайчик, хватит, - сказала Таня, отстраняя Беломора, силящегося припасть передними лапами к ее груди, и обратилась к Павлу: - Это меня черти принесли.
      - Ты... это... - пробормотал Павел и сжал Таню в объятиях, утоная пальцами в мягком меху.
      А через прихожую уже неслась Нюточка, звонко вереща: "Мама! Мамочка!" - и, тесня Павла с Беломором, ловко, как мартышка, вскарабкалась Тане на шею.
      Следом из гостиной вышел Дмитрий Дормидонтович, поглядел на образовавшуюся в дверях кучу-малу, кашлянул и сказал:
      - Вы бы, может, дали матери в дом-то зайти? Павел подхватил черный чемодан, стоящий у Таниных ног, и понес в прихожую. Нюточка вцепилась Тане в руку и стала тащить ее в дверь, словно боясь, что мама прямо сейчас снова исчезнет.
      - Ишь какая модная стала, - заметил Дмитрий Дормидонтович, помогая Тане снять сначала сумку с плеча, потом шубу.- Тулупчиком богатым обзавелась.
      - Норка, - сказала Таня. - Только не изцельных шкурок, а из лобиков - сама не знаю, что это такое. Греки шьют и в Париже по дешевке продают. На наши деньги рублей сто двадцать выходит.
      - Поди ж ты. А такая шикарная вещь.
      - Да что вы о шубах каких-то? - вмешался Павел. - Ты откуда?
      - Я из Москвы, - ответила Таня, расстегивая молнию на высоких сапогах с меховой опушкой. - У меня был билет на "Стрелу", но не утерпела и рванула на самолете.
      - Что ж не предупредила, что приезжаешь? Мы бы встретили.
      - Да как-то неожиданно все получилось. Мы после Нового года почти не снимали, ждали, пока Бродяны отремонтируют - там был сельсовет. Ну, и выяснилось, что ремонт затягивается до весны. А нам остались только сцены в замке и летняя натура. Ну, Иржи всех в отпуск и отправил... Я хотела из Москвы позвонить, но потом решила, пусть лучше сюрприз вам будет. Рады?