МЕЖДОУСОБНАЯ СХВАТКА

Топот копыт раздался в ночной прерии. Четанзапа и его друзья приступили к осуществлению ложного ночного нападения на лагерь кэптена Роуча. Было совершенно темно. Густые тучи скрыли и луну, и звезды. Это была для них хорошая ночь. На своих быстрых конях дакоты окружили высоту и озерко. Они то приближались к лагерю, то удалялись от него, изредка стреляли.

— Хи-ийя! Хи-ийя! — то и дело раздавались вокруг их воинственные выкрики.

Собаки черноногих подняли страшный вой. С высоты и от озера раздавались в ответ одиночные выстрелы. Было ясно, что Роуч и его люди переживают смертельный страх. Можно было надеяться, что Роуч со своим отрядом на следующий день удерет на юг. И уж ждало его, конечно, не присвоение майорского звания.

Продолжая разъезжать вокруг лагеря, Четанзапа обнаружил вдруг на лугу лошадь. Четанзапа решил захватить ее. Лошадь никогда не помешает. Он подъехал шагом, чтобы не спугнуть животное. Лошадь, должно быть, почувствовала приближение человека и подняла голову. Четанзапа только хотел схватить ее за повод, как вдруг сам подвергся нападению. Крепкая рука дернула его за ногу и стащила с коня. Четанзапа упал, а когда поднялся на ноги, услышал топот двух лошадей, скрывшихся в темноте. Дакота поискал свое ружье, которое уронил при падении. Но ружья не было. В одиночестве стоял он на поле в беспросветной ночи. Черного Сокола даже передернуло от ярости. Он немного подождал. Эх, если бы только поймать этого проклятого вора! Но нужно было спешить к Желтокаменной реке, прежде чем тронулся лед.

Четанзапа, вскочив на лошадь за спиной Чапы Курчавого, подал сигнал возвращаться. Дождь хлестал вовсю. Порывистый ветер гнал теплый воздух с юга. Шум дождя порою заглушал топот копыт. Едва всадники останавливали лошадей, как до них доносился скрежет и треск. Они знали, что это такое. Лед начал двигаться. И чем ближе они были к реке, тем отчетливее доносился сквозь шум дождя этот ужасный треск. Но еще не раздался тот страшный грохот, с которым трогается лед. Еще было время.

Луг постепенно понижался. Лошади стали скользить по мокрой траве. Всадники повели их в поводу. Дождь ослабевал. Ветер задул сильнее, временами в разрывы облаков проглядывали звезды. Слабое мерцание появилось впереди внизу. Это замерзшая река поблескивала между совершенно черными берегами.

Достигнув откоса они спустились на торосящийся лед. Льдины взгромоздились друг на друга и так смерзлись. Повсюду на льду растекалась дождевая вода. Четанзапа радовался каждому лунному лучу, который хоть на миг озарял этот коварный ледяной ландшафт. Он шел впереди. Бобер, Шеф Де Люп, Старый Ворон и два его сына — следом за ним с лошадьми. А под ногами путников булькало и урчало: это река ворочалась подо льдом. Скользя, спотыкаясь тащились люди с животными, и наконец перед ними возникла спасительная чернота северного берега. Скорее прочь из этого бледно мерцающего ада! Скорее!

Воины и сами не знали, как преодолели последние метры. Река взревела и со страшным глухим грохотом взломала до конца свой ледяной покров. Четанзапа, стоя по пояс в ледяной воде, пропустил всех вперед, он подхватил отца братьев Воронов, который шел последним. Точно пьяные брели они по залитому водой льду. Старый Ворон упал, стал захлебываться и еле выбрался, схватившись за руку Черного Сокола.

Но вот мужчины на берегу. Еще никогда не была им так дорога эта твердая земля. Она не качалась, не скрежетала и не трескалась под ногами. Безмолвная, лежала она и держала на себе своих сыновей. Мужчины отвели коней немного от берега и бросились на землю.

К восходу солнца ветер разогнал дождевые тучи. Небо было голубое, словно чисто вымытое. Только отдельные светло-серые, белые по краям облачка плыли, исчезая вдали как воспоминание о ночной непогоде. Четанзапа и его товарищи, выспавшись, грелись на солнышке, на сверкающем влагой обращенном к югу береговом откосе. У их ног бесновалась река. Ледяное крошево все было в движении. Ворочающиеся глыбы шуршали и трещали. Мужчины с содроганием вспоминали, как они перебирались через эту ледяную сумятицу. Теперь, днем, уже ни одна живая душа не могла перебраться через реку. Они были надежно защищены с юга.

Четанзапа, подложив руки под голову, лежал рядом с Бобром на одеяле из бизоньей шкуры. Курчавый воин и отец братьев Воронов сидели на корточках около своего вожака, оба молодых Ворона были у лошадей. Теперь, когда опасности ледового перехода были позади, мысли Черного Сокола вернулись к последнему ночному происшествию. Задание вождя он выполнил безупречно и отвлек врагов. Неужели ему, победителю, возвращаться теперь к Токей Ито без ружья и коня?.. Женщины сделают его посмешищем, даже Хапеда и Часке, пожалуй, посмеются над своим отцом.

— Что вы думаете? — спросил Чапа своих друзей. — Кто, кроме нас, мог еще прошлой ночью болтаться у лагеря?

— Только не Шонка со своими людьми, — заявил Шеф Де Люп. — Они побоялись бы. Они и так потеряли трех человек.

— Значит, кто-то из убежавших черноногих и похитил у тебя коня и ружье, — сказал Бобер Четанзапе. — Он, видно, хотел поддержать свою честь в глазах собственного племени, захватив у дакоты коня и оружие. Сиксики наши давние враги.

Четанзапа задумался и бесцельно смотрел на ледоход. Льдины сдавили расщепленный ствол дерева, разломали его. На льдинах были следы разных зверей. А вот… вот отпечатки копыт, вот свежие следы неподкованных мустангов. Лошади спотыкались, скользили. Тут же и отпечатки маленьких мокасин!..

Черный Сокол мигом поднялся и спустился к воде.

— Эй! — крикнул он товарищам. — Неужели вы не видите?

— Следы убежавших черноногих, — благодушно предположил Бобер. — Они отважились перебраться через лед, как и мы, сегодня ночью с женщинами и детьми.

Черный Сокол все еще не мог отвести глаз от медленно проплывающих вместе со льдом следов.

— Сегодня ночью? — переспросил он. — Я думаю, скорее рано утром… Они нашли выше по течению место для перехода получше, чем мы… Вот… смотрите же! У них была и подкованная лошадь! — Четанзапа поднялся наверх к товарищам. — Я пойду вверх по течению, — объявил он. — Эти воры должны быть недалеко.

— Мы пойдем с тобой!

Четанзапа поначалу рассердился.

— Ну ладно, — согласился он потом. — Только оба молодых Ворона останутся тут с лошадьми.

И мужчины пошли по берегу. В траве на откосе струились ручейки из переполненных луж. Пригревало солнце. Четанзапа вел товарищей, не соблюдая каких-либо предосторожностей. Они имели дело не с уайтчичунами, а с индейцами. А кто к ним приближается не таясь, тот будет открыто и встречен.

Воины шли недолго. Раздался выстрел. Стрелок лежал на вершине одного из холмов, с которого можно было обозревать долину реки; выстрел выдал его местонахождение.

Дакоты остановились. Четанзапа поднял руку в знак того, что он не хочет никакой борьбы. После этого дакоты спокойно стояли, ожидая, что будет дальше.

На верху откоса, вдоль которого они шли, на фоне необъятного голубого неба выросла стройная фигура индейца. Он тоже поднял правую руку. В левой он держал ружье Четанзапы.

Черный Сокол и его спутники стали медленно подниматься по откосу. Поднявшись, они остановились шагах в десяти от незнакомого воина и смотрели на него.

Дакоты не знали языка черноногих; считая, что противник не знает ни языка дакотов, ни языка белых, они решили объясняться общепринятым языком жестов. Четанзапа указал на самого себя и на невозмутимо взиравшего на него сиксика, давая понять, что речь предстоит о деле, которое касается только их двоих. Незнакомец дал знать, что понял. Дакота назвал свое имя:

— Черный Сокол, сын Солнечного Дождя.

И его противник ответил ему словами, дополняя речь жестами:

— Гром Гор, сын Горящей Воды.

Дакоты были приучены скрывать свои чувства перед чужими людьми и внешне сохранять полную невозмутимость, что и создало им репутацию никогда не смеющихся. Неподвижными были и сейчас их бронзовые лица, хотя имя, которое они только что слышали, произвело сильное впечатление. Гром Гор был молод, но уже известен своими военными подвигами. В те годы, когда Токей Ито был еще во вражде со своим племенем, Гром Гор стал кровным братом дакоты. Четанзапа не собирался об этом сейчас говорить, он не хотел сейчас даже думать об этом.

Четанзапа потребовал у Грома Гор вернуть ему коня и ружье. Гром Гор ответил отказом и поднял томагавк, вызывая на поединок. Четанзапа дал понять, что готов сразиться.

Черноногий кивнул дакоте, чтобы тот следовал за ним, и, перейдя через гребень высоты, повел немного вверх по течению. Ни разу не оглянувшись, он двинулся потом вправо, в прерию. Залаяла собака. Луговина перед ними превратилась в лощину, в которой дакоты увидели небольшую группу спасшихся бегством черноногих. Стоянку обычно делали у воды. Черноногие же остановились в безводной лощине, по-видимому лишь потому, что вождь заметил дакотов. Человек десять сидело на поросшей травой земле, некоторые были ранены. Паслись две лошади, и Черный Сокол увидел своего прекрасного белого коня. Взгляд его потемнел. Он остановился со своими спутниками посреди лощины. Женщины и дети черноногих молча расступились, образовав большой полукруг. Все они были в одежде из мягкой светлой кожи, расшитой строгим орнаментом. Дакоты увидели девушку с мертвым ребенком на руках. Она села и печально положила маленький трупик на колени. Воины дакоты долго не могли отвести от нее глаз.

Четанзапа повернулся к своему противнику. Мрачно, с ненавистью смотрел сиксик на дакоту. Черноногие подверглись нападению белых и полицейских-дакотов, и вряд ли они знали что-нибудь о вражде дакотов между собой. Для черноногих и Шонка с его компанией, и Четанзапа принадлежали к одному и тому же враждебному племени.

Вождь черноногих положил на землю все свое оружие, кроме томагавка — топорика со стальным лезвием. Это оружие Гром Гор выбрал для поединка. И Четанзапа в ответ на это отдал все оружие своим товарищам и оставил себе только каменную палицу. Она представляла собой камень яйцевидной формы, крепко привязанный к длинной ручке из двух крепких и одновременно гибких ивовых прутьев.

Один их черноногих обозначил в лощине большой круг и показал, как бы снимая с себя скальп, что тот, кто выйдет из этого круга, считается побежденным и принадлежит противнику.

Четанзапа хотел не теряя времени начать поединок и вошел в круг, в котором ему предстояло победить или умереть. Черноногий встал против него. Вне круга стояли друзья участников поединка — дакоты и черноногие. Они сгруппировались по сторонам, которым желали победы. Но Четанзапа забыл и думать о своем курчавом товарище, как и Гром Гор не думал о своих воинах, женщинах и детях, для которых в это лихое время он оставался единственной надеждой. Для тех, что стояли в круге, не существовало никого, кроме противника.

Ни единого звука в настороженной тишине, только треск и звонкий скрежет невидимого отсюда ледохода доносился к месту поединка.

Гром Гор поставил на карту все. Он нешироко размахнулся, не давая противнику уловить его намерения, и летящий топор отделился от его руки. Бросок был силен. Дакота едва успел увернуться. Лезвие просвистевшего мимо томагавка слегка оцарапало ему левую ногу. Только за пределами обозначенного круга томагавк упал на землю. Это был мастерский обманный бросок. Но он не принес успеха, и черноногий лишился оружия.

— А-а-х! — выдохнули черноногие.

Гром Гор вздрогнул, сохраняя на лице полное безразличие.

Четанзапа поднял свою палицу и… отшвырнул ее прочь. В соответствии со своим понятием о чести, он тоже отказался от оружия, ведь его противник был безоружен. Они наскочили друг на друга и схватились в борьбе. Четанзапа скоро заметил свое преимущество. Левая рука его противника пострадала от удара прикладом в схватке у озера и плохо слушалась. Дакота надеялся быстро взять верх. Но Гром Гор не поддавался, а выкрики наблюдающих за поединком воинов еще и подбадривали его.

Тут Черный Сокол с ужасом почувствовал, что и сам он начинает терять силы. Кровь потекла из его старой раны на груди. Руки его отпустили противника. Он пошатнулся и упал на колени в мокрую траву. Но вот головокружение прошло, и Четанзапа поднялся. Черноногий, конечно, мог бы воспользоваться этим моментом и наброситься на него. Но поединок между сиксиком и дакотой не был петушиным боем. Только теперь, когда Черный Сокол снова был на ногах, сиксик ринулся на него. Но дакоте удалось схватить противника за правую руку и вывихнуть ее. Кулак Четанзапы с размаха опустился на черноногого. Гром Гор рухнул. Не шевелясь, он лежал на спине. Четанзапа нагнулся и коснулся лежащего в знак своей победы.

Небо было голубое. На траве все еще блестели капельки воды. Лошади и собаки принюхивались к влажному ветру.

Четанзапа требовательно протянул руку и получил свое оружие и оружие побежденного. Он подошел к великолепному белому коню и распутал ему передние ноги. Он вывел коня на середину лощины и издал пронзительный победный клич.

Четанзапа посмотрел на черноногих, и его взгляд вновь задержался на девушке, что держала на руках мертвого ребенка. Она передала неподвижное тельце другой женщине, встала и пошла легкой походкой. Трава, примятая ее ступнями, поднималась за ней. Черный Сокол, который обычно и внимания особого на женщин не обращал, невольно дождался, пока она не подойдет к нему. Ее скорбь не давала места каким-нибудь опасениям. Она смотрела на врага, а ее узкая рука указывала на томагавк побежденного, который победитель просто заткнул себе за пояс. Воин попытался понять что-либо по взгляду чужой девушки. Чего от нее ждать? Она стояла безмолвная, словно травинка, едва колышемая ветром. Четанзапа вытащил из-за пояса свой трофей и протянул ей.

Девушка опустилась на колени, положила на траву левую руку с двумя вытянутыми пальцами и с силой ударила. Брызнула кровь. Подняв руку с отрубленными пальцами, она встала с колен и возвратила дакоте оружие. Спокойно, как и пришла, она пошла назад к своим. Теперь Четанзапа понял, кто она. Это могла быть только Ситопанаки, сестра Грома Гор. Так, по обычаям своего племени, она поступила в знак скорби по побежденному брату.

Бобер подошел к лежащему на земле вождю черноногих.

— Ты хочешь оставить его умирать здесь, среди своих? — спросил он Черного Сокола. — Мне кажется, он еще жив.

Чапа потрогал, видимо потерявшего сознание, противника, чтобы убедиться, что он жив. Тут же его крепко схватили, а когда он дернулся, чтобы вырваться, он увидел горящие ненавистью глаза одного из воинов черноногих. Началась новая схватка.

Четанзапа понял, в чем дело. Черноногие, должно быть, вообразили, что дакота подошел к вождю, чтобы нанести ему так называемый «удар», или, на языке пограничья, «коуп». По старым представлениям, происхождения которых уже не знали и сами индейцы, касание поверженного врага расценивалось как вторая победа над ним. При конных схватках племен прерий между собой, каждая сторона делала попытки убитых или раненых воинов еще раз ударить копьем, противная же сторона вступалась, чтобы защитить упавших от касания, и схватка еще более ожесточалась. Черноногие, должно быть, подумали, что Бобер хочет исполнить «коуп», поэтому-то они его и схватили. Четанзапа не мог окликнуть их, ведь они не понимали его языка, и нечего было ждать, чтобы они настолько успокоились, что смогли бы воспринять объяснение жестами.

Новая схватка была неизбежной. Дакоты имели численное превосходство и вооружены были лучше. Им скоро удалось одолеть трех еще способных к борьбе воинов, обезоружить и связать их. Но лишь когда пленные уже лежали в траве, стало ясно, во что это обошлось. Старый Ворон, отец братьев Воронов, лежал с пробитым черепом. Его поразил томагавк сиксика. А Гром Гор исчез. Он использовал этот момент для бегства. Издалека доносился топот копыт. Четанзапа вскочил на своего белого коня и помчался за беглецом. Смерть Старого Ворона еще сильнее ожесточила дакоту.

У черноногого был превосходный конь. Он словно дразнил преследователя. Но в Четанзапе разгорелся азарт охотника, у которого подстреленная дичь вдруг ускользает из рук. Он продолжал погоню, забыв и о времени, и о товарищах.

Когда он немного опомнился, то обнаружил, что не осталось патронов. А его белый конь захромал. Взглянув на солнце, он увидел, что оно уже совершило большую часть своего пути и клонится к западу. Черный Сокол остановился посреди бесконечных однообразных холмов. В горле у него пересохло, язык прилип к небу, лоб и шея взмокли от пота. С полузакрытыми глазами Четанзапа обмяк на дрожащем от усталости коне. Он готов был убить дрозда за то, что тот напевал свою песенку.

Хорошо, что никто его не видел таким. Он взял себя в руки и принялся рассматривать след проехавшего галопом врага. Продолжать преследование было безумием. Черноногий ушел.

Четанзапа поехал к месту утренней остановки на берегу, где оба брата Ворона еще стерегли коней. Четанзапа сказал им, что их отец пал в бою.

Молча выслушали братья Вороны это известие.

Вместе с Черным Соколом они поехали к лощине, где разыгралась схватка. Сыновья подняли убитого, потому что мертвый уже не должен был более касаться земли. Они собрали оружие отца, вместе с ним завернули в одеяло и привязали на его лошадь. Покорные своей судьбе, безмолвно сидели полукругом женщины и дети черноногих.

Черный Сокол и Шеф Де Люп внимательно оглядели прерию. Ничего подозрительного заметно не было.

— Гром Гор вернется сюда, — заявил Четанзапа товарищам. — У нас его женщины и дети.

— Не огорчайся из-за этого черноногого, — сказал Бобер. — Обе руки у него бездействуют. Ни родичей, ни братьев поблизости нет. Стервятники сожрут его.

Четанзапа не ответил. Он прилег на склоне лощины. Все тоже молчали: наступающая темнота навевала мрачное настроение.

Черный Сокол ждал молодого вождя сиксика. Он был убежден, что черноногий вернется и попытается хотя бы поговорить со своими и дать им какие-нибудь указания. Дакота заметил, что девушка Ситопанаки перебралась среди своих подальше от дакотов. Она тоже ждала, что Гром Гор вернется.

В полночь Бобер сменил обоих Воронов, несших охрану. Молодые Вороны пришли и сели у лошади, на которой был их мертвый отец. Собаки черноногих свернулись в клубки и больше не лаяли. Плотно прижавшись друг к другу, сидели женщины и дети черноногих, которые из плена Длинных Ножей попали в плен к дакотам. Они не решались отпевать своих убитых. Но тихо звучала траурная песня братьев Воронов.

В лунном свете Четанзапа заметил человека, который приближался к стоянке. На гребне высоты он стал отчетливо виден. Потом исчез в следующей ложбине. Наблюдатель уже знал, что это индеец. Он подтянул к себе ружье. Человек в лунном свете был на расстоянии выстрела.

Четанзапа узнал его. Это пришел Гром Гор. Он не пытался таиться, и поэтому Четанзапа не препятствовал его приходу.

Собаки проснулись. Они почуяли хозяина. Через группу тесно сидящих женщин и девушек словно прокатилась волна.

Черный Сокол не шевелился. Он спокойно лежал в траве, а Гром Гор уже вступил на край лощины и остановился.

Мужчины проснулись и смотрели на сиксика. Беспокоились лошади. Наверху, на вершине холма, Четанзапа заметил ружейный ствол, который Бобер направил на пришельца.

Долго стоял черноногий. Когда он убедился, что враг не удостаивает его сопротивлением, он двинулся дальше. Он обошел вокруг своих женщин и детей, не поднимая на них взгляда, подошел к связанным воинам. Скрученные лассо, лежали они между костром и местом Четанзапы. Дакота едва шевелил головой, но взгляд его не упускал ни единого движения Грома Гор.

Сиксик остановился. Правым плечом — рука была вывихнута — он подал своим какой-то знак.

Один из мальчиков черноногих встал и подошел к своему вождю. Вождь пошевелил губами; мальчик глянул ему в лицо и что-то ответил. Черный Сокол и сам не знал, почему он ничего не предпринимает. Все его тело было напряжено в каком-то неопределенном ожидании.

Мальчик черноногих, кажется, получил приказ. Он подполз под покрывало, где еще тлели угли, и взял уголек. Раздул его так, что он запылал жаром. Тем временем Гром Гор сел. Он сел спиной к обоим пленникам, лицом к Четанзапе. Правую руку он положил на левую и ждал. Подошел мальчик, положил пылающий уголь ему на плечо и ушел обратно к женщинам.

Сиксик сидел будто бы не у него горели кожа и мясо. Этим он хотел сказать мужчинам, не знающим его языка, что отдает себя в плен и хочет умереть смертью воина, что пытки не страшны ему.

— Хи-йе-хи-йе… хай-йе… — запел он.