ВСТРЕЧИ

Последнюю часть своего путешествия Квини решила впервые в жизни совершить на самолете. Вначале она хотела все деньги коммерсанта привезти родителям, но потом все-таки не устояла перед искушением и взяла из них несколько долларов. Билет на самолет она заказала себе еще из школы, а родителям написала, чтобы они ее встречали в Нью-Сити днем раньше. И хотя к родительскому ранчо почта не ходила, но Квини надеялась, что ее брат Генри в дни, когда от нее можно ждать писем, съездит верхом в поселок агентуры и справится на почте.

И вот она сидит в винтомоторном самолете компании «Фронти-Эйрлайн»8, в самом названии которой содержится напоминание о том, что местность, над которой они пролетали, еще сравнительно недавно была пограничной областью между дикостью и цивилизацией и в кровавые годы причислялась к Дикому Западу.

Квини сидела у окна. Далеко внизу под уже светлеющим небом простиралась родная земля — бесконечная прерия; изредка попадали на глаза изгороди ранчо да редкие отдельные дома. Песчаные борозды на холмах, которые по весне да в непогоду наполнялись водой, были сухи, и эта всхолмленная равнина, которая существовала тысячи и тысячи лет, выглядела какой-то истерзанной, голой, дикой. Только дважды заметила Квини группы черных точек, это был черный скот, и это были бизоны, которых стали разводить, потому что они лучше переносили превратности погоды — бури, снег, жару и хотя и не с радостью, но все же и без отвращения ели скудную жесткую траву, а кроме мяса давали еще дорогую шкуру.

Квини закрыла глаза и на какой-то момент полностью превратилась в Тачину. Она думала о том, как сотни тысяч бизонов тянулись через холмы и долины и тысячи смуглых охотников убивали священных животных, чтобы обеспечить себя пищей, одеждой, жилищем. Потом пришли уайтчичуны9, эти духи в человеческом обличье, которые называли себя белыми, и они убивали больше животных, чем им было необходимо. Со своими многозарядными ружьями они не охотились на бизонов — они их истребляли. Деды Тачины боролись за свою землю, но они были побеждены. Белые люди ограбили прерии, леса, горы и реки. Они построили Нью-Сити и вырвали из тела земли золото. Большие вожди пали в битвах, были убиты, умерли, и могил многих из них никогда не знали ни их дети, ни дети их детей. Потомки их жили теперь на засушливой земле, какую обычно оставляли им в качестве резервации, которую все снова и снова урезали. Во всем они должны были подчиняться белым людям, суперинтенденту и его служащим; на каждый шаг нужно было разрешение и деньги белых людей; они оставались бедными, несмотря на все пособия и письменные договоры, стали словно несовершеннолетними.

Но по воле белых людей Квини училась в художественной школе для индейцев. Она не хотела быть неблагодарной, ведь она получала там, далеко от резервации, хорошее образование и жила в хороших условиях. Но она хотела оставаться индеанкой, о чем напомнил оратор-ученик на выпускном празднике, и она хотела когда-нибудь иметь возможность помогать бедствующим.

Светлое розовое мерцание пробилось сквозь веки Квини, и, когда она открыла глаза, увидела внизу прерию в лучах восходящего солнца, а в направлении полета — поросшие лесом горы, у подножия которых в прошедшем столетии жили основатели Нью-Сити. Ехали автомобили, казавшиеся сверху игрушечными, дымили трубы, поблескивали окна, светом и тенями обозначались контуры крыш.

Квини накинула на себя ремень: самолет пошел на посадку. Еще жужжал пропеллер, самолет приземлился и заканчивал пробег. Наконец остановился.

Квини не знала, что самолет из-за предупреждения о торнадо прибыл раньше времени, не подозревала, как легко теперь вздохнул пилот. Она только думала, что полет окончен. Она вышла последней, восьмая пассажирка с чемоданчиком в руках. Деньги у нее были запрятаны в нагрудном кармане. Их было все еще очень много. Родители будут рады.

Когда на Квини потянуло свежим воздухом уже не через фильтр, когда ветер обвеял ее пылью, испарениями мокрой земли и травы, ароматом цветов диких кактусов, хотя и с примесью запаха города и моторов, тут узнала она сразу и то, что было известно пилоту: пахло приближающимся ураганом. На голубом с небольшими облачками небе появились неподвижные полосы облаков, все вокруг приобрело желтый оттенок.

Квини поспешила пройти через пассажирский зал скромного аэровокзала. Среди немногих ожидающих ей бросились в глаза три фигуры. Они были из того сорта людей, который был ей не особенно приятен. Хотя парни спокойно стояли, прислонившись к стене, и никого не удостаивали особым вниманием, девушка почувствовала, что они за ней наблюдают. Она не подала виду, не опустила глаз и вела себя так, будто бы ничего не заметила и просто намеревается покинуть аэровокзал. Но если бы ее спросили, она бы уже смогла точно описать каждого из троих.

Один, белый, был ростом не меньше, чем метр восемьдесят, хотя и ниже других. Лет двадцати. Он был, как это вообще вокруг принято, в синих джинсах с заклепками и в красно-коричневую клетку рубашке, что не говорило о хорошем вкусе. Его сапоги из недорогой кожи были зато богато отделаны, ковбойская шляпа пятнистая, поля с боков загнуты.

Два его сотоварища, так же как и он, стояли прислонившись к стене. Оба индейцы. Одежда на них была такая же, как и у белого, только отличалась расцветкой: брюки темно-синие, рубашки в красно-синюю клетку.

Их долговязые неуклюжие фигуры казались на две ширины ладони выше и более худыми, чем на самом деле. Они околачивались тут, по-видимому, чего-то ожидая. Когда Квини проходила мимо, белый сунул в зубы сигарету. Глаза у него при этом сверкнули, и это встревожило девушку. Оба молодых индейца держались совершенно безучастно.

Квини была не трусливого десятка и все же обрадовалась, когда, выйдя из зала, увидела среди немногих припаркованных автомобилей их старенький семейный «Форд». Значит, ее сообщение, что она прибывает в Нью-Сити самолетом и поэтому днем раньше, получили дома своевременно.

Автомобиль был старой тачкой: со старой резиной, с высоким кузовом, с изношенной обивкой. Он когда-то обошелся в пятьдесят долларов, и это было недорого: если бы его не купил индеец ранчеро, его бы отправили в металлолом. Однако Квини любила эту невзрачную машину. Мотор еще ни разу не отказывал, и автомобиль по разбитым дорогам, а то и вовсе без дорог совершал головоломнейшие виражи. Квини любила его, как раньше индеец — лохматого верхового коня, который был выносливее любой начищенной драгунской лошади.

За рулем сидел шестнадцатилетний брат Квини. Она его тотчас узнала и вознамерилась сейчас же устроить ему какую-нибудь каверзу, потому что он сидел съежившись и спал, очевидно, так крепко, что не слышал моторов самолета и не заметил, что из зала выходили пассажиры.

Квини тихонько отворила дверцу машины, уселась РЯДОМ с черноволосым юношей и поставила свой чемоданчик на заднее сиденье. Устроилась поудобнее.

Генри продолжал спать.

И вдруг Квини сильно испугалась. Радость видеть брата, готового отвезти ее домой, возможность подшутить над ним — все это усыпило ее внимание, не позволило задуматься над увиденным. Но теперь, сидя рядом с ним, она уже не сомневалась — от него пахло спиртным. Он спал, видимо, в глубоком опьянении.

Еще никогда Генри не напивался. Все семейство Квини в резервации относилось к категории непьющих и было во вражде с пьяницами. Как же это случилось, Генри?! Теперь, в этот день, когда ему нужно вести машину. Где он взял денег? Кто… кто его соблазнил?

Некоторое время Квини молча и неподвижно, словно парализованная, сидела на видавшем виды сиденье.

Индейцам в резервации пить запрещено. Кто же отважился продать Генри?..

В открытом окне автомобиля появилось темное лицо с распахнутым воротником в сине-красную клетку.

— Посади меня за руль, Квини, я повезу тебя.

В уголках рта играло выражение, которого Квини испугалась. Она молниеносно оттолкнула брата в сторону, завела двигатель, нажала педаль газа, подала машину назад, затем рванула вперед на всю мощь.

Непрошеному гостю в окне автомобиля пришлось моментально отпрыгнуть в сторону, чтобы не быть раздавленным. У него была быстрая реакция.

Ранним утром улицы еще были пусты. Квини завернула за угол, за второй. Прислушалась, не следует ли за ней другой автомобиль.

Нет, никого не было.

Она сбросила скорость до тридцати миль и подумала: если какой-нибудь полицейский заметил, что Генри пьян, он попадет в тюрьму. Индейцы резерваций за пьянство жестоко наказывались.

Она остановилась на непросматриваемом месте и столкнула Генри, который не просыпался, на свое прежнее место так, чтобы как следует устроиться у руля. Всего лишь одно движение, но Генри зашевелился, и возникла опасность, что он примется скандалить. Ведь он был пьян, а Квини слышала, что пьяный всякого натворить может.

Она добралась до ведущей навылет из города улицы и направилась в предместье, в трущобы индейской колонии. Там у нее был знакомый молодой проповедник, и она решила с ним посоветоваться.

В крохотных лачугах, где жили многодетные семьи, и вокруг них и ранним утром было оживленно.

Женщины с ведрами, некоторые с бочками на тележках шли к далекому колодцу за водой: водопровода сюда не дотянули. Квини остановилась около одной лачуги. Дети смотрели на нее с любопытством и в то же время робко, но Квини была индеанка, она могла объясниться на их родном языке, и они скоро поняли, что она хочет узнать. Оказалось, проповедник и его жена отправились к колодцу и должны скоро вернуться.

Уже и ранним утром было жарко. Квини, пока дожидалась, покрылась потом, однако не это беспокоило ее. Она боялась, просто боялась. Запах спиртного, исходивший от брата, мучил ее.

Элк, так звали проповедника, возвратился скоро, но девушке время ожидания показалось целой вечностью. Он тотчас сообразил, что произошло, втащил Генри в дом и пригласил Квини тоже зайти. Она заперла машину и убрала подальше ключ — необычная мера предосторожности.

В маленьком помещении она села рядом с его женой на какое-то подобие кровати, одновременно служившей и единственной мебелью для сидения, и рассказала о всех своих переживаниях и догадках. Элк стоял перед женщинами в заношенной рабочей одежде. Пьяного он просто положил на дощатый пол.

Квини еще раз обстоятельно описала три подозрительные фигуры.

— Я думаю, — заключила она, — что они заманили Генри и напоили, а теперь поджидают меня. Наверное, Генри им рассказал обо мне. Может быть, он им даже сказал, что я везу домой много денег.

— Это нехорошие парни, — медленно произнес Элк: он был озабочен и старался не выдать голосом свои опасения. — Компания Стоунхорна.

Квини опустила голову и смотрела в пол. Она чувствовала, что Элк пристально смотрит на нее, и опустила голову еще ниже, будто бы подставляя под удар затылок. Нет, чувства свои обнаруживать она не хотела.

— Он был здесь, — сказал Элк.

Квини вскочила. Она забыла, что не хотела раскрывать себя.

— Вам бы не надо было его прогонять. Теперь все плохо… безнадежно плохо. — Квини посмотрела на Элка.

— Он спрашивал о тебе.

Квини ничего не сказала, она ждала, чтобы Элк рассказал побольше.

Элк увидел пылающее лицо.

— Ты любишь его, Квини?! Тебе придется тогда, как и он… Еще ребенок… да, еще почти ребенок… Сегодня компания у него неважная. — Элк повторил последние слова с твердостью, которой он, казалось, противоречил самому себе.

Квини снова преобразилась. Она прямо возненавидела Элка, потому что он осмелился говорить о ее чувствах. Как бесстыдны были эти слова! Кровь отхлынула от ее только что пылавших щек, она побледнела. Ее поза и выражение лица свидетельствовали теперь лишь о том, что она ни о чем не заботится, кроме как о своем брате.

Элк понял. Или считал во всяком случае, что понял.

— Ты хочешь остаться здесь, Тачина?

Видно, он решил, что Квини Халкетт будет дожидаться Джо Кинга?

— Я не останусь. Я хочу ехать домой.

— Тебе нельзя брать с собой Генри.

Девушка беспомощно пожала плечами.

— Можно мне у вас оставить деньги?

— Ты можешь и деньги и Генри оставить у нас. Но я не могу ехать с тобой, и жена не может ехать с тобой. Нам надо на работу.

— Я поеду одна.

— Это нехорошо, Тачина.

— Я не могу остаться здесь с Генри. Отец должен обо всем узнать, прежде чем он услышит от чужих. Я поеду.

Квини поднялась.

Элк и его жена не сказали больше ни слова. Быть может, Вакантанка, Великий Таинственный, и ее дух-защитник уберегут ее, подумали они. Они были христиане, но они рассуждали еще понятиями и представлениями своих предков.

Квини отдала кожаную сумку с деньгами и вынула еще кое-что из своего чемоданчика.

Затем она поспешила к машине, завела мотор и поехала с таким шумом, на который только и была способна эта старая телега. Сначала по немощеной дороге поселка, затем объездной дорогой на бетонку, которая огибала подножие поросшего лесом холма и вела к резервации.

Вокруг не было видно ни автомобилей, ни жилья. Дул резкий ветер.

Квини больше не задумывалась над тем, что могли тем временем предпринять бандиты, или что они собирались предпринять. Она была занята только машиной и дорогой, и она выжимала из мотора все, что еще можно было от него взять. Больше чем пятьдесят миль в час он не давал.

Потом машина заупрямилась. Может быть, бензопровод засорился песком, может быть, не работала свеча, может быть, что-то с проводами, только Квини пришлось ехать еще осторожнее и медленнее. Облака у горизонта предвещали бурю с градом. Надо было добраться до какого-нибудь жилья, прежде чем буря застигнет ее и пропадет всякая видимость. И на всем пути не было ничего, кроме мемориального комплекса Крези Хорса. Экспозиция в это время обычно еще бездействовала, но, так как следующий день был днем ежегодного открытия, сторож, наверное, был там.

Квини прислушивалась к своему автомобилю, ехала медленно, но не останавливалась и успокоилась лишь тогда, когда увидела большой остов типи из жердей и дощатую стену, которая определенно изображала форт. Она не доехала всего каких-нибудь триста футов: машина окончательно стала.

Квини вышла, заперла машину и быстро пошла в своих модных мокасинах на территорию выставки, к небольшому домику, в котором, возможно, находился сторож или привратник. Однако дверь была закрыта.

Квини некоторое время подождала: человек ведь мог совершать обход. Предположение ее оказалось верным. Показался мужчина средних лет, одетый как ковбой; увидев ожидающую девушку, он направился к ней.

— Хэлло!

— Хэлло! Вы разбираетесь в автомобилях?

Мужчина подмигнул девушке:

— В таких, что стоит там? Хм, можно посмотреть. Но запасных частей у меня для него нет.

Квини не понравилось такое пренебрежительное отношение к автомобилю ее отца. Однако, худо ли, хорошо, ей надо было радоваться, что кто-то берется помочь.

Мужчина открыл капот и не ждал от Квини ничего иного, как чтобы она терпеливо, не перебивая его речей, смотрела, как он проверяет детальку за деталькой.

Бензопровод действительно засорился. Он прочистил его.

Провод, которым подключался аккумулятор, тоже еле держался.

Мужчина покачал головой:

— Кто тут последний копался в моторе?.. Он тут больше беспорядка наделал, чем что-нибудь починил. — Он укоризненно посмотрел на Квини.

У Квини сразу возникло подозрение. Не пытались ли эти бандиты, когда брат напился, что-нибудь сотворить в моторе?..

— Есть и еще какие-нибудь повреждения? — нерешительно спросила она.

— Кажется, нет. Ну, счастливого пути!

Мужчина закрыл капот. Квини осторожно тронулась с места. Мотор снова повиновался ей.

— Стоп! — скомандовал, однако, мужчина, прислушавшись. — Начинается. Переждите здесь.

Квини знала, что он имел в виду, ведь градины уже отскакивали от стекол. Она осталась в автомобиле, мужчина заскочил в свой домик. Непогода разбушевалась с силой, которая была не в диковинку для индейской девушки. Потоки воды и града обрушились на машину. Через стекло было ничего больше не видно, даже стеклоочистители не справлялись с водой и градом. Как слепая сидела Квини на своем месте и слушала вой и треск разыгравшейся непогоды.

Когда произошла поломка, она еще сумела съехать с проезжей части так, чтобы движение ей не причинило вреда. Это оправдало себя. Ведь почти при полном отсутствии видимости мимо нее промчался с высокой скоростью другой автомобиль.

Она вздохнула, что опасность миновала, и спокойно ожидала, когда уймется ненастье.

Человек в ковбойской одежде выглянул из своей будки и ободряюще кивнул, когда Квини двинулась на своей колымаге под ставшим уже совсем кротким и готовым прекратиться дождем. Она решительно выехала на проезжую часть.

Теперь Квини могла встретить людей, лишь когда доедет до агентуры, от которой ей нужно сделать еще много миль, прежде чем она попадет на отцовское ранчо. Местность была глухой и пустынной.

Девушка не отваживалась больше двигаться с большой скоростью. Она медленно ехала по свободному шоссе, которое вело через прерию, вдоль ложа ручья, которое вдруг снова забурлило водой, мимо высохших деревьев, которые зимой погибли от бури и холода, через маленький мост, с которого вдалеке была видна изгородь, ограничивающая территорию ранчо. Скота было не видно. Он укрылся от непогоды в ложбине. Шквал с градом был, кажется, только предвестником настоящей бури Квини посматривала на грозящий бедой горизонт. Дорогу пересек фазан: птицы заброшенного фазанника рассеялись по свободной прерии. Девушка предупредительно затормозила.

Мотор снова затрясло. Квини поехала еще медленнее. Но так как больше это не повторялось, она успокоилась. Агентура была уже близко.

Под вечер Квини въехала на улицу с палисадниками перед домами на одну семью, с одноэтажными административными строениями, где работали суперинтендент и его управление, а также размещались совет и суд племени. Сейчас конторы были, разумеется, закрыты. Улица была почти пуста. Два пешехода промелькнули в проезде. Квини не знала кто.

Когда Квини подъехала к небольшому магазину с громким названием «Супермаркет», она почувствовала голод и вспомнила, что у нее есть с собой немного денег. Тогда она остановилась, тщательно заперла машину, спрятала у себя ключ — все это она проделала с большей настороженностью, чем прежде, — и вошла. Кроме нее в магазине было только три покупателя. Она взяла ручную тележку-корзину для покупок и поехала с ней вокруг единственного торгового стенда, полюбовалась на лакомые вещи и купила наконец замороженного мяса для родителей и братьев с сестрами, а себе — упаковку чисто ржаного хлеба. Когда она подошла платить, кассирша приветствовала ее с неподдельной радостью. Квини немного знала женщину в кассе. Она была белая, во всяком случае почти белая, ведь несколько капель индейской крови все же текло в ее жилах.

И вот Квини повернулась уходить, но вдруг остановилась, словно наткнулась на что-то. С секунду она была в полном замешательстве. Когда же немного пришла в себя, она осознала, что фигура за большим зеркальным стеклом — это Джо Кинг, или, как его еще называли, Стоунхорн. Он смотрел не в сторону магазина, а мимо — на восток, где улица, казалось, заканчивалась на холме, небо над которым уже темнело. Кинг, должно быть, попал под шквал с градом, ведь его черные джинсы были еще мокры выше колен, до ниточки промокла белая рубашка и липла к телу, мокрой была и ковбойская шляпа.

Медлить тут, задержаться — значило бы обратить на себя внимание. И Квини с пакетом покинула магазин и быстро пошла к своему автомобилю. И тут произошло именно то, чего она из-за какого-то внутреннего замешательства хотела избежать.

Джо Кинг повернулся. Он направился к ней.

— Хэлло! — произнес он незабываемым, знакомым ей с ранних школьных лет голосом и, казалось, ждал, как она поступит.

Кровь прилила у нее к щекам, ведь она всегда смущалась, зная, что нравится Джо Кингу. Во всяком случае, кассирша наблюдала за этой встречей и, наверное, думала, что Квини ее подстроила.

— Хэлло! — ответила Квини как бы мимоходом.

Но удивительные глаза Джо Кинга заставили ее ответить еще и взглядом, и были в этом взгляде и глубокая даль с детским восхищением, и тайна с каким-то задором, и даже признание в чувстве, которое дремало в Квини.

Джо Кинг слегка улыбнулся с тем превосходством, которое уже в детстве глубоко ранило Квини и вместе с тем всегда притягивало.

И вот теперь — конечно, это должно было произойти, ведь Квини тотчас стало ясно, что это не было неподготовленным, — ее ответное «Хэлло!»с проезжей части улицы, произнесенное небрежным голосом. Если бы Квини могла сделать то, что ей более всего сейчас хотелось, она бы приказала какому-нибудь великану взять да и столкнуть их обоих твердыми лбами или окатить им головы холодной водой, чтобы оба они, как она обычно говорила, образумились. За неимением такого сказочного великана она постаралась — как ее не понять, — чтобы это ее ответное «Хэлло!» возымело подобное действие. Она шмыгнула к своей машине, открыла ее несколько не так ловко и быстро, как обычно, втиснулась на место водителя, бросила рядом с собой пакет и рванула с места с такой скоростью, какую только позволила старая машина. Когда она набрала предельную скорость, она еще успела бросить взгляд назад на Джо Кинга. Ей показалось, что он презирает ее и полностью игнорирует, и все из-за того, что она держится как тинеджер. Автомобиль тряхнуло. У нее похолодели руки, и ей пришлось собраться, чтобы не дрожать.

То, что она сделала, казалось ей теперь глупым. Она готова была разорвать себя. Либо ей надо было принять сторону Джо так просто и без всякого страха, как она это, бывало, делала когда-то в детстве. Или она должна была держать себя как дочь вождя, которая ничего не разыгрывает перед людьми, которая знает, что это «Хэлло» такое же спокойное и такое же естественно-приветливое, как и другие. Но она не была круглой и неуравновешенной, как утверждала Элла, или, может быть, кольцо, которое держало все вместе, разорвано? Ее мысли и чувства сталкивались друг с другом, как волны под бушующим ветром. Она вспоминала о том, что ей сказал Элк. Это… это компания… компания Джо Кинга…

Квини выехала на вершину холма, позади нее в желтой дымке висел солнечный диск. Снова вниз, потом налево по дороге, которую уже можно было назвать не более чем проселком. Девушке надо было полностью сосредоточиться на управлении. Горстки града еще лежали в глубоких колеях. Коробочки юкки дерзко раскачивались на ветру, трава клонилась под его порывами. Высохшие кусты без листьев, вырванные с корнями, носились по прерии вместе с пылью. Все это было Квини хорошо знакомо, но сегодня казалось новым, волнующим и полным загадок, которые, как черные зерна, появляются из семенной коробочки и могут распространиться, чтобы породить новые загадки.

Мотор подчинялся удивительно хорошо. Квини ехала так, как обычно ездила верхом, быстрыми, точно рассчитанными движениями обходя появляющиеся препятствия. Ехать по этой дороге было своего рода цирковое искусство. Она с четырнадцати лет стала такой артисткой за рулем. Да и как бы иначе ей добираться на автомобиле от ранчо до школы или до агентуры? Это не выше умения современных индейцев прерии, говорила она себе, когда ей снова приходила на ум Элла и разговор в то прощальное утро начала каникул. Квини вновь обрела уверенность, которой боялась лишиться после встречи с Джо Кингом. Да, она обладала способностями, которые были тут необходимы.

И вдруг завыла буря. Потемнело. Девушка отбросила все свои размышления. Она уже достаточно далеко отъехала от агентуры, но дом отца еще был не настолько близок, чтобы можно было рассчитывать на чью-нибудь помощь. Сейчас действующими силами были только буря, безлесная прерия и немножко жизни, которая хотела себя утвердить.

НОЧЬ В ПРЕРИИ

Квини вцепилась в руль. Сил у нее теперь едва хватало, чтобы крепко держать его. Буря неслась из пустынь Аризоны и Мексики на север, в ледяные болота Канады, — это была страна как раз для бури, для нее созданное царство. Она не резвилась среди деревьев: их жалкие ветви были для нее ничто, недостойные игрушки, с которых она рвала листья и ломала. Она швыряла на землю облака, а тучи пыли уносила далеко наверх. Она подымала на воздух крыши и с грохотом швыряла их на землю. Разве они ей мешали? Ее брат гром швырял с неба молнии, но и его грохот не мог заглушить голоса бури в прерии.

Квини больше не различала дороги. Свет дня еще не угас, но пыль и тучи не давали ему пробиться. Снова хлынули на землю массы воды. Вода барабанила по крыше, струилась по стеклам. Дорога мгновенно превратилась в ручей, в бурлящий поток. Он нес с собой землю, рыл себе новые русла и глинистые каньоны, смывал землю с обочин, клокотал под машиной. Квини затормозила, автомобиль заскользил и, сильно наклонившись, остановился. Заднее колесо его оказалось в глубокой, наполненной водой борозде.