Кровь орла - Ночь над прерией

Колодец был быстро, как и обещали Эйви и фирма, углублен, оборудован, покрыт и снова огорожен забором, так что Квини могла брать воду, не проходя через пастбище ранчо Бутов. Она сделала отныне своим подтвержденным правом пользоваться колодцем регулярно. Семейство Бут старалось, когда приходила Квини, не показываться. Только однажды Мэри тоже демонстративно подошла за водой и сказала:

— Гарольд хорошо работает у зятя, становится опять порядочным человеком. Надеюсь, можно будет о твоем Джо скоро сказать то же самое. Это же просто ужасно.

Квини почувствовала, что Мэри знает что-то неизвестное ей, но спросить постеснялась. Однако беспокойство побудило ее другим способом выудить известие.

— В самом деле так ужасно?

— Ну, как ты это еще назовешь — ужасно или нет — не только драться, но ещее и стрелять, это было неумно даже если бы он один против многих. Тремя годами тут не отделаешься, это было бы даже еще милостиво.

— Ты думаешь…

Квини пошла.

В ней росла новая жизнь. Она не получила никакого вреда.

СТАРЫЙ ИНДЕЕЦ

Однажды Квини позвали к миссис Холленд без всякого для нее видимого повода. Директриса, как и обычно выпрямившись, сидела за своим письменным столом, и, видимо, ей было тяжело сказать то, что она хотела сказать.

— Квини, я должна вам, с сожалением, сообщить, что ваш муж замешан в большой драке в Нью-Сити. По делу проходит тридцать один обвиняемый, состоялось ускоренное судопроизводство, и ваш муж приговорен к трем месяцам заключения. Удивительно мягкое наказание. Необыкновенно мягкое, если еще принять во внимание, что он при задержании оказал полиции сопротивление. Четверо полицейских с трудом справились с ним и были вынуждены применить крайние средства. Они имели право застрелить его. Страшно неприятное дело. Ваш муж заявил, что по состоянию здоровья не может принять участия в процессе, а также не может находиться под арестом; он открыто во всем признался, и приговор сразу же вступил в силу. После трех недель заключения он условно освобожден. Это еще одно большое смягчение наказания. Арест оканчивается послезавтра. Наша полиция заедет за вашим мужем и сразу же доставит его в резервацию, с тем чтобы пресечь скитание, к которому он, конечно, снова привык. Действительно, пресечь. — Миссис Холленд остановилась.

— Почему я раньше об этом не знала? — спросила Квини. — Я могла бы навестить мужа.

— Конечно, моя милая, но он и сам не хотел с вами говорить. Также и полиция племени только теперь просила меня вас информировать, потому что так легче для вас. И еще вот что: вашему мужу запрещено во время испытательного срока в течение года иметь огнестрельное оружие. Его пистолет остается на это время под арестом. Есть у вас еще дома огнестрельное оружие?

— Мой пистолет и мое охотничье ружье. «

— Вы их должны сдать, Квини, ведь ваш муж может легко ими воспользоваться.

— Я ничего не отдам, кроме как в судебном порядке. Мы живем уединенно, я должна иметь возможность защитить себя.

Миссис Холленд взглянула удивленно:

— Что за тон, Квини? Впрочем, как хотите. Это не мое дело — с вами об этом спорить. Итак, послезавтра прибудет ваш муж, и, так как вы, кажется, задумались, вы хотите его, конечно, встретить у полицейского участка агентуры. Я освобождаю вас послезавтра от школьных занятий.

— Спасибо.

— Пегий и кобыла нашлись. Получено письмо. Животные будут доставлены. Нашедший, конечно, потребует возмещения его расходов, и еще полагается заплатить вознаграждение за находку.

— Мы посмотрим, миссис Холленд.

— Вы не рады, Квини?

Директриса посмотрела еще какое-то время на свою ученицу, которая так изменилась, и подумала:» Надо бы Квини остаться у нас в интернате или возвратиться в художественную школу. Этого слишком много для нее «.

Через день арестантский автомобиль полиции племени прибыл из Нью-Сити в поселок агентуры. Хаверман сидел с Кэт Карсон в комнате, предстоял обеденный перерыв, прием посетителей был окончен.

— Упрямого обуздать не так легко, — сказала миссис Карсон.

— Это же просто невозможно! Как волка ни корми, он все в лес смотрит. Он был и остается бандитом, и это для него плохо кончится. Спрашивается только, что он еще выкинет. — Хаверман вложил в последние слова серьезную озабоченность.

Сэр Холи тоже заметил машину и дал мисс Томсон, которая только что получила у него последнюю подпись, указание:

— В случае если явится Джо Кинг, я не желаю с ним разговаривать. Я достаточно вступался за него и за его дело. Теперь уж пусть он сам сперва себя как следует проявит после такого рода рецидива.

Секретарша кивнула головой в знак согласия.

Из совета племени Дейв де Корби, окна у которого выходили на улицу, увидел машину, замедлявшую ход, чтобы остановиться. Дейв поднялся и со степенным выражением обратился к Фрэнку Морнинг Стару:

— Ты видел? — сказал он. — Теперь опять пойдут неприятности. Его ничто не исправит.

— Ваше управление по экономике, конечно, нет, Дейв. Но придет время, я возьмусь за Джо. В случае, если вы его до того полностью не погубите.

— Фрэнк, что это значит?

— Ты можешь мне не рассказывать, Дейв, я в этом искушен, и я знаю ответ. Ваше управление — его не переносят сильные люди.

Арестантская машина остановилась перед маленькой полицейской кутузкой, рядом с домом суда. Большой и маленький полицейский открыли дверь и кивнули Джо Кингу:» Выходи!»Тот двинулся было, но вдруг задумался, не стоит ли ему и тут что-нибудь выкинуть, но он увидел на улице Квини, похудевшую, побледневшую, с намеком на те изменения, которые претерпевает женщина в ее положении, и сделал то, что требовали полицейские. Он был препровожден в дом суда и там проведен в комнату председателя суда. Он слышал, что Квини вошла вслед за ним, но полицейские закрыли дверь комнаты у нее перед носом, и ей пришлось остаться в коридоре.

А Джо Кинг стоял перед старым судьей, перед Эдом Крези Иглом и Рунцельманом.

— Джо Кинг, — начал старый судья, — вы доставлены к нам обратно после того, как недавно снова совершили наказуемый поступок и подчиняетесь в течение года не только общим правилам резервации — например, запрещению пить, — но и находитесь под особым наблюдением. Вы будете регулярно являться в агентуру. Имеются у вас какие-либо заявления?

Джо Кинг молчал. Он был очень худ. Вокруг рта залегли новые складки, или, может быть, это только усилилось выражение ненависти и презрения, презрения также и к самому себе и ненависти к себе самому.

— Хотите вы что-нибудь сказать?

Джо Кинг молчал.

— Мы думали, что вы не будете нарушать законов. У вас молодая жена… но что толку для вас в словах или в помощи! До сего времени — ничего. И снова к вам проявлено незаслуженное снисхождение, просто невероятно мягким наказанием отделались. Возьмите вы наконец себя в руки, усердно работайте.

Джо Кинг молчал.

— Можете идти.

Джо Кинг повернулся и вышел.

Его встретила Квини. Она приехала не в кабриолете, а на карем. Она сказала:

— На той стороне у Фрэнка Морнинг Стара в гараже Пегий и кобыла.

Джо тоже ничего не ответил на это, но пошел с Квини к новым индейским домам. В гараже около дома Фрэнка стояли оба животных, невредимых, в неплохом состоянии.

Пегий приветствовал Джо всеми знаками задорной радости: топал копытами, фыркал, пританцовывал — и нашел все же какой-то отклик. Джо вывел обоих лошадей наружу. Так как у Квини был карий, Джо вскочил на Пегого и повел кобылу в поводу.

Так оба и начали путь домой, не проронив больше ни слова.

К вечеру они приехали.

Стоунхорн позаботился о лошадях. Воды Квини наносила достаточно, и она купила много мяса. Теперь она жарила его на печке, а муж все осматривал.

Первое, на что он обратил внимание, были ружье и пистолет.

— Я думаю, этого больше не должно быть тут, а?

— Это мое оружие, Стоунхорн. Еще нет предписания, что я должна сдать свое оружие.

Он слегка усмехнулся, но это была невеселая усмешка.

— Твоя кобыла околела. Жаль животное. Она была жеребая.

У Квини на глазах выступили слезы.

— Вот, теперь реветь. Тут уж ничем не поможешь. Что хочет этот малый за Пегого и за вторую кобылу? За стоимость корма и доставки? И вообще, кто поймал животных?

— Я не знаю, Джо.

— Странная вещь. Ну да, червяк из яблока еще выползет. Ты знаешь, что говорят тут о Гарольде Буте?

— Да. Подлец.

— Ты того же мнения о нем? Об этом честном человеке!

— Я того же мнения, Джо.

— Ты выбрала себе не того мужа, Квини. С Бутом бы у тебя пошло лучше.

— Фу, Джо, не издевайся ты надо мной. Ты бы тоже мог жениться на Мэри и был бы теперь зажиточным ранчеро с колодцем.

Они поели. Стоунхорн был голоден и ел быстро, но без радости, а потом, казалось, у него возникла какая-то боль, в которой он не хотел признаться.

Ночью на постели Квини снова почувствовала рядом с собой человека, которого она так долго и в таком отчаянии ждала. Она положила голову на его плечо, как в ту первую ночь в прерии, и он понял, что она рядом с ним чувствует себя в безопасности, что было для него неожиданным. Дважды Квини с криком вскакивала во сне, потому что ей снилось, что ее мужа больше нет рядом с ней.

Следующий день был субботой. Квини поэтому не надо было идти в школу. Она долго спала. Проснувшись, она обнаружила, что в постели одна. Дверь была немного приоткрыта. Она надела только свое зеленое платье, хотя в эти осенние дни было уже достаточно холодно, и выскользнула босиком на улицу.

Стоунхорн стоял неподалеку от дома вполоборота к загону и смотрел на лошадей. Он не заметил ее, и она видела, что у него на глазах слезы.

Она уселась на траву тут же, где остановилась. И он тоже наверняка не заметил этого движения.

Стоунхорн долго еще оставался на месте, потом пошел к карему, который приветствовал его.

Оба этих первых дня их совместной жизни и последующие дни, когда Квини уже пошла в школу, Джо работал. Он освободил Квини от доставки воды, брал карего из загона и осторожно ехал далеко на ручей, в котором снова было немного воды. Ничто иное его не интересовало: ни визит юных друзей, о котором Квини рассказала ему, ни деньги, которые она заработала, ни картина, которую она собиралась нарисовать, ни забота Эйви о карем, ни технический доклад о перспективах бурения колодца в расположении ранчо, который он должен был оплатить. А разговоры о Гарольде Буте, его нынешнее местопребывание — об этом он был хорошо осведомлен. Однажды воскресным утром Квини пустила своих четырех разжиревших и отяжелевших кроликов на луг наверху у сосен пастись и стерегла их с прутом. Джо с карим собрался на пастбище, но задержался, чего обычно не делал, и вдруг заговорил:

— Мы подрались. Несколько голодных, несколько пьяных, а кто-то был и голоден, и пьян. Нас обругали. Я должен был помочь нашим. Приговор мне действительно был мягким. Я уже прикинул, что мне грозили годы, а они дали месяцы.

Квини провела рукой по глазам.

— И хорошо, что ты об этом ничего не знала. Теперь, через три недели, они выпустили меня, дали испытательный срок. Это прямо необъяснимо. Они без единого слова зачли мне в оправдание то, что, хотя четверым полицейским в конце концов удалось избить меня даже более жестоко, чем это у них принято, я не стал на них жаловаться. Кроме того, я взял на себя кое-что из того, в чем можно было обвинить других.

— Тот больной юноша, который был здесь, сказал:» Джо держал себя как вождь «.

— Я считал, что для меня это не имеет такого уж значения, а судья сказал, что я облегчил ему работу. Этот судья — Майкл Элджин — удивительный человек. Чистокровный белый, но вырос в Оклахоме37. Он немного знает нас, индейцах, и даже женат на чероки. Он допрашивал не так, как полицейские, он постарался выяснить, отчего я вмешался, и в приговоре указал:»… за нанесение телесных повреждений при оказании помощи… «Немного таких, как этот Элджин. Он, кажется, понимает… — Джо подыскивал нужное слово, и Квини молча ждала, — кажется, понимает, что резервация — тоже своего рода тюрьма со внешними работами, и работа здесь с опекунами на шее уже достаточное наказание. — Джо усмехнулся, и усмешка эта была горькой. — Я и сам еще не знаю, что из этого всего выйдет.

Квини тяжело вздохнула, вспомнив пережитые страхи и избавление от них.

— Я тебе еще не говорила, Джо, что Пегий пронесся галопом мимо ранчо Саттеля, ему кто-то подвязал под хвост огонь, так что он носился как сумасшедший.

— Да, это старая штука. Но парень снова напал на меня врасплох. — И Джо уехал.

Квини знала, кто подразумевается под» парнем «.

Человек, который должен был получить плату за доставку Пегого и кобылы, все еще не давал о себе знать.

Хотя Джо внешне оставался спокоен, изо дня в день справлялся со своей скромной работой и полиция, суд, совет племени и суперинтендент за прошедшую неделю никакого повода к недовольству не обнаружили, но в душе Квини нарастала тревога. Она знала, что Джо Кинг, даже если и оба украденных животных возвращены, недолго сможет жить ковбоем при трех лошадях, да еще под надзором суперинтендента. Что-то должно произойти, или он погибнет. Он ел, но это не шло впрок. Он бегал, но это не укрепляло его. Он был приветлив с Квини, но это было как прощание. К огнестрельному оружию он не прикасался. Хищные птицы и фазаны, оставленные в покое, кружили у ранчо. Он ходил вниз, к колодцу Бута, за водой, но если появлялась Мэри, он ее не приветствовал. Он сообщал в агентуру, что он на месте, но не говорил там обычно ни с кем ни слова. Когда Марго Крези Игл при ее регулярном объезде, которые входили в обязанность службы здравоохранения, навестила также и Кингов, Джо случайно был дома, но держался так, словно ее тут и не было.

Отец Квини и брат Генри пришли в гости. Джо заметил их издалека и уехал прочь.

Никто больше не имел к нему доступа, кроме Квини, да и та боялась, чтобы и эта последняя дверь, будто по ошибке оставленная открытой, не захлопнулась. Лучшим временем были часы, когда Джо провожал Квини на лошади, а затем снова встречал на обратном пути. Он всегда пунктуально являлся на место.

Однажды Гарольд Бут подъехал на элегантном автомобиле к отцовскому дому. Он привез вертлявую маленькую белую женщину, которая недолго оставалась на ранчо, через несколько дней Гарольд снова увез ее в направлении Нью-Сити и вернулся один на старом» Студебеккере «, на котором его мать ездила за покупками в поселок агентуры.

Квини зорко следила за всем происходящим и, конечно, заметила, что Гарольд не поздоровался и не попрощался со своим отцом, хотя Айзек стоял перед домом. Если старый Бут однажды что-нибудь сказал, его слова были незыблемее, чем судебный приговор. Айзек не пересматривал решений.

И снова пришел день, когда Джо нужно было доложить о себе в агентуру и этим засвидетельствовать приверженность надлежащему для резервации порядку. Это был для него день муки. Он уже трижды возвращался в резервацию. Первый раз он явился по своей воле, вызывающий, агрессивный, от многого в немом удивлении, насмехающийся над всеми, кто его боялся. Второй раз его привезли на сказочном автомобиле одной мощной и таинственной организации. Он был опухший и в чрезвычайно раздраженном состоянии. В третий раз его доставили в тюремном автомобиле полицейские племени, его, потерпевшего неудачу, мечтающего о колодцах ковбоя, который позволил украсть своих лошадей, человека, который по ночам вопит в своем доме, а его беременная жена в это время находится под открытым небом, его, клевещущего на своего соседа, чтобы покрыть собственное преступление, его, хулигана-рецидивиста, ранчеро, который загнал дорогую жеребую кобылу и был избит полицейскими по всем правилам нехитрого искусства. Он не мог больше иметь при себе огнестрельного оружия, он регулярно должен был сообщать о себе, и никто не ждал больше от него, что он снова когда-нибудь станет королем родео. Джо Кинг объективно стал маленьким человеком, но субъективно он все еще не был достаточно мал. И он еще отваживался молчать и прятаться от людей. Значит, надо ему дать почувствовать, что он очень маленький, что он конченый человек и из своего окружения ему не вырваться. Эту задачу мисс Томсон усвоила лучше всего, ведь она всегда отдавала себе отчет во всем, что она делала.

Джо Кинг в день явки приходил всегда точно в восемь утра, но было невозможно его тотчас же отпустить. Напротив, всегда находились серьезные причины этого не делать. Мисс Томсон распоряжалась так, словно была древнеегипетским богом, предоставляющим места в приемной, и противиться ему совершенно безнадежно. Индейцы и индеанки, которые со своими уже не раз подаваемыми просьбами хотели обратиться к суперинтенденту или его помощнику, со стоическими лицами стояли у ограды садика или уже были в приемной. Мисс Томсон опрашивала их и в зависимости от характера заявлений распределяла по группам. Она принимала во внимание также возраст и пол, длину пути, который проделали просители, пришли ли они пешком или приехали на лошади, автомобиле, были ли у них с собой дети, будут ли они, по ее мнению, излагать свое дело обстоятельно и долго или взволнованно и кратко. С учетом комбинации всех этих обстоятельств устанавливалась очередность, которая существенно зависела и от мгновенной эмоциональной реакции мисс Томсон, и от ее прочной симпатии или антипатии.

Так что Джо Кингу всякий раз выпадала участь попадать на прием последним, и он имел удовольствие искоса наблюдать за всеми другими просителями, за служащими, снующими туда и сюда, про себя оценивать этих людей, выносить им мысленно свои приговоры. Джо Кинг мог бы избежать этого, если бы приходил позднее, но он не собирался показывать, что ему чувствительны моральные уколы или что он во время ожидания постоянно беспокоится о своей лошади, которая так долго остается без присмотра.

Так вот и в этот раз, в очередной день отметки, он прибыл в поселок агентуры на своем автомобиле в семь тридцать и сперва занялся покупкой продуктов в супермаркете, что возлагалось на него в такой день. Пока он, толкая перед собой тележку-корзинку, набирал в нее хлеб, мясо, а также молоко и фрукты для Квини, в магазин вошел еще один покупатель. Это был Гарольд Бут, который только что прибыл на своем новом» Фольксвагене «. По-видимому, он был неравнодушен к этой марке. Бут взял только ящик кока-колы и сориентировался так, чтобы вместе с Кингом подойти к кассе. Джо не предпринял ничего, чтобы уклониться от этого маневра. Он шел платить первым. Гарольд воскликнул позади него:

— Хэлло, Джо! Как дела? Снова молодцом? — И, судя по тону этого приветствия, совсем немного недоставало, чтобы он похлопал еще Стоунхорна по плечу.

Джо Кингу по настоянию Бута-младшего было запрещено судом повторно выдвигать без доказательств какое-либо обвинение против последнего, оно должно было рассматриваться как клевета и, соответственно, грозило строгим наказанием. Предписано было и воздержаться от всякого оскорбления действием. Таким образом, Бут мог чувствовать себя уверенно. Он мог себе позволить с покровительственной приветливостью издеваться над Джо, поднимая на смех, провоцировать публичное нападение на себя. Создалось положение, когда Джо не мог применить ни свою физическую ловкость, ни сметку.

Он молчал и шел. Хотя доказательства и были у него в руках, но он не ждал, что суд при нынешнем положении дел оценит их должным образом. Бут снова одолел своего противника.

— Что за неприветливый сосед, — произнес Бут позади Джо у кассы, и кассирша стала свидетелем этого события, ей было теперь чем поделиться с избранными покупателями.

Джо отлично представлял себе, какая теперь пойдет болтовня о его новом поражении. Еще раздраженнее и нервознее, чем обычно, отправился он точно в восемь часов в приемную суперинтендента.

Приемная располагалась непосредственно у входа, и никто не мог ее миновать, даже служащие, которые работали в управлении. Это было простое помещение с двумя деревянными, выкрашенными в голубой цвет пристенными скамьями, на которых сидели женщины и старики. Остальные стояли.

Джо Кинг не стал садиться: какой-то остаток уважения к самому себе не позволил ему это сделать. Он встал в глубине, в углу, откуда мог за всем наблюдать.

Сперва, казалось, все происходило, как и было заведено. Мисс Томсон, сама пунктуальность, уже была тут. Суперинтендент и его заместитель показались сегодня двумя минутами позднее, чем Джо Кинг, значит, с опозданием; они быстро прошли через приемную, ни на кого не обратив внимания. В восемь часов двадцать минут секретарша исполнила первое указание своих начальников и вышла в приемную, чтобы записать и сгруппировать просьбы ожидающих. С некоторыми ей пришлось потратить немало терпения, прежде чем она смогла уяснить, с чем они пришли. Один индеец переводил. Наконец мисс Томсон добралась до Джо Кинга и сказала:

— Хорошо, что вы уже здесь. Ступайте, пожалуйста, сейчас наверх, в больницу, и принесите справку о состоянии здоровья.

— Для чего? — Одним лишь движением нижней губы был произнесен этот вопрос.

— Это требование суперинтендента.

— На каком основании?

— Мистер Кинг, суперинтендент требует проверки состояния вашего здоровья.

— Вполне возможно. Но я требую основания.

Мисс Томсон покраснела от негодования, однако нежного румянца щек еще хватало, чтобы скрыть это состояние.

— Я доложу суперинтенденту, что вы отказываетесь выполнить его распоряжение.

— Лучше сообщите суперинтенденту то, что на самом деле. Я требую основания.

Румянец уже не мог скрыть, краска гнева залила лицо мисс Томсон до корней волос. Не произнеся ни слова, она вернулась на свое рабочее место. Таким образом, она просмотрела, что во время словесной перепалки в приемную вошел еще один новый посетитель, просьба которого не была внесена в восемь двадцать в список номер один. Это был пожилой индеец, который, быстро оглядевшись, выбрал себе место напротив угла, занятого Джо Кингом, и встал там.

В помещении восстановилось гнетущее молчание ожидания. Но скоро снова произошло нечто необычное и неожиданное. Появился длинный полицейский, подошел к Джо Кингу и сказал:

— Вы на своем автомобиле?

— Да.

— Вы слишком быстро и неспокойно ехали. Идемте, сделаем анализ крови.

— У меня было пятьдесят миль, это меньше, чем разрешено на этой дороге. Вы не проверяли. Как это вам пришло в голову упрекнуть меня в превышении дозволенной скорости! Но если вы требуете анализа крови пожалуйста.

Джо Кинг пошел с полицейским в больницу. Там его провели в лабораторию. Ассистент врача произвел анализ. Результат был отличный.

— Пройдите, пожалуйста, еще на рентген, — пригласил ассистент.

— Зачем? — спросил Стоунхорн в своей резкой манере.

Ассистент удивленно взглянул на него.

— Конечно, для рентгеновского снимка.

— Зачем?

— Быть может, у вас имеются еще повреждения внутренних органов и требуется лечение.

— Я отказываюсь от всякого лечения. Спасибо.

— Вы отказываетесь?

— Я не отказываюсь, Я пользуюсь своим правом не лечиться.

Ассистент высоко поднял брови и бросил взгляд на полицейского, как будто спрашивая: все ли у этого человека дома? Конечно, он типичный индеец: про такого человека никогда определенно не скажешь, нормальный он или спятил.

Джо Кинг получил справку, что в его крови не обнаружено следов алкоголя. Он направился назад в бюро суперинтендента. В приемной между тем ничего не изменилось. Все, кто пришел, еще ждали. У Холи было совещание и еще не нашлось времени кого-нибудь принять.

В девять часов вошел первый посетитель. И тут мисс Томсон заметила старого индейца и спросила:

— А что у вас?

Старик показал одну или две бумаги. Какие, Джо Кинг видеть не мог, потому что перед ним стояла секретарша. На мисс Томсон они, кажется, произвели впечатление.

— Вам сегодня, к сожалению, придется долго ждать, — извинительно сказала она, — но суперинтендент или мистер Шоу непременно примет вас. Да, непременно.

Старый индеец был удовлетворен этим и принял свой прежний, внешне равнодушный вид. Но сам он был человеком, который не оставлял других равнодушными.

Так как у Джо Кинга впереди было несколько часов ничегонеделания, он, так сказать, положил глаз на незнакомого старика, начал его незаметно рассматривать и, таким образом, нашел себе занятие. Это был рослый, худой человек, плечи он держал прямо. Руки у него были жилистые, лицо узкое, худое. По старому индейскому обычаю он был без шляпы. Седые, зачесанные назад волосы свисали до шеи. Его ковбойская одежда была пошита из мягкой кожи: рубашка, жилет, брюки, широкий вышитый пояс и ботинки типа мокасин. Руки у него не были такими беспокойными, как у белых людей. Так как он ничего не делал, они у него спокойно повисли.

Когда Джо ходил в больницу, он видел скоростной автомобиль незнакомца — спорт-купе38, он казался запыленным в дальней дороге.

Джо Кинг заметил, что незнакомец тоже время от времени украдкой посматривал по сторонам. Глаза у него были типичными глазами индейца, глазами охотника. Только изредка открывал он их полностью, и тогда у них было своеобразное, труднопостижимое выражение.

Прием посетителей сегодня у суперинтендента проходил быстро, с ними скоро справлялись. Один за другим они выходили обратно, едва ли не с тем же самым выражением на лице, что и заходили туда. Они были приучены довольствоваться малым. Уже в девять тридцать была бы очередь второй группы списка номер один, но мисс Томсон нарушила очередность:

— Мистер Окуте, пожалуйста!

Поднялся незнакомец. Казалось, ничуть не обрадованный предоставленной ему привилегией, он пошел с секретаршей. Стоунхорн обратил внимание на его походку. У него были широкие легкие шаги индейца прерий, и ступал он с носка. Несколько минут спустя снова показалась мисс Томсон.

— Мистер Джо Кинг, пожалуйста, к мистеру Шоу.

Джо отделился от стены, прошел через вытянувшееся в длину помещение секретариата, постучал в дверь слева и тотчас же вошел. За новейшей конструкции письменным столом сидел Ник Шоу, напротив него на лучшем стуле для посетителей — незнакомый индеец.

Джо не мог понять, зачем его вызвали, так как выражения лиц обоих были просто деловыми, непроницаемыми. Он остался стоять в нескольких шагах позади незнакомца, немного справа от него.

— Мистер Кинг, пожалуйста, — сказал Шоу, — сперва по долгу службы! У вас есть жилье после возвращения в резервацию?

— Да.

— Пожалуйста, справку об анализе крови.

Джо подошел ближе и подал.

Ник Шоу подколол ее в толстую папку «Джо Кинг».

— Вы не желаете проходить медицинское освидетельствование?

— Нет.

— Почему же?

— Я не обязан сообщать причину.

— Хм, ну как хотите. Теперь еще кое-что другое. Мистер Окуте из Канады находится здесь по поручению мистера Коллинза, который нашел вашего пегого жеребца и кобылу и велел доставить их сюда. Он понес значительные затраты. Вы были осведомлены об этом?

— Нет.

— Нет? Но вы же получили животных?

— Да.

— Значит, я думаю, вы возместите стоимость корма и транспортировки и договоритесь о вознаграждении за находку. Правда, я слышал, что вы за Пегого еще не полностью выплатили деньги. Сколько платежей вы внесли и как много еще осталось?

— Три платежа — своевременно, два выплачены досрочно. Пять осталось. — Джо отвечал стоя: заместитель суперинтендента так и не предложил ему сесть.

— А если бы вам отдать Пегого, мистер Джо Кинг? Тогда можно бы стоимость корма и, разумеется, ненужную стоимость доставки точно так же, как и остающиеся платежи по рассрочке, принять в зачет, и вознаграждение за находку было бы этим тоже компенсировано. Мистер Коллинз готов взять и всех ваших лошадей после того, как мистер Окуте оценит по его поручению карего жеребца. Используйте этот случай!

Шоу думал, что делает благоразумное и выгодное для Кинга предложение, и не ждал от Кинга ничего другого, как «о'кей».

Но Джо был индеец, лошадник и наездник, он вырос с лошадьми, и у него было еще старое, полное таинственности отношение с животными. Лошадь была частью его самого.

— Я не отказываюсь от животных. — Молодой индеец говорил коротко и сдержанно; в присутствии незнакомца он заставил себя быть еще категоричнее, чем это, по его мнению, было бы достаточно для одного Шоу. — Стоимость корма и транспортировки может быть возложена на вора точно так, как и вознаграждение за находку краденого?

Шоу начал такую дискуссию рассматривать как потерю времени, но возразил пока спокойно и, как ему самому казалось, вполне объективно:

— Мистер Кинг, мы считаем, что ваши животные убежали, потому что плохо охранялись. Ограда загона была недостаточно высока и не была электрифицирована. Учитывая ситуацию, как мы ее себе представляем, мы советуем вам отдать хотя бы пегого жеребца. Чего вы добьетесь с одним измотанным и одним еще не оплаченным жеребцом и одной-единственной кобылой, к тому же на маленьком ранчо при недостатке травы и воды?

Джо Кинг ничего на это не ответил. Слова Шоу прозвучали в ушах молодого индейца как молоток аукциониста, деревом по дереву, без отзвука. Возникла пауза. Ник Шоу тотчас понял, что перед ним теперь то самое индейское молчание, которого он никогда не понимал и поэтому с давних пор ненавидел. Ему казалось, что в нем нет ничего иного, кроме скрытого упрямства, он не мог проникнуть в природу этого молчания. Однако тоже заставил себя сохранять спокойствие и бросил взгляд на третьего, который сидел на стуле тихо и, казалось, безучастно. Шоу был полон решимости еще раз продемонстрировать терпение администрации и безрассудность индейца.

— Мистер Кинг, вы никак не хотите считаться с реальностью и с возможностями, но мы все же должны пойти на компромисс, этого нам не избежать.

Тут Нику Шоу припомнились его собственные юношеские мечты, которые содержали нечто иное, чем кресло конторы в прерии; или хотя бы уж и это кресло, но в другой местности. Ник решился потратить еще некоторое время и еще несколько слов, чтобы привести индейца, который стоял перед ним, к тому пониманию неизбежности, которое исповедовал он сам, Ник Шоу.