ГЛАВА XV

«Волшебный кот»

Титанополь находился под укрытием могучего древа, что образовалось, когда множество меньших деревьев объединились в единый организм. Хотя титаниды никогда не затрудняли себя городским планированием, их собственные предпочтения включали в себя определенную структуру поселений. Нравилось им жить внутри 500-метрового светлого участка, так что их жилища стремились образовать кольцо под внешней периферией дерева. Другие селились на гигантских ветвях, которые росли горизонтально и поддерживались вспомогательными стволами размерами покрупнее секвой.

Снаружи жилого кольца, но преимущественно внутри него рассыпаны были мастерские, кузницы и очистительные заводы. Дальше, поближе к солнечному свету, и подчас на открытом воздухе, располагались базары, магазины и рынки. В городе имелись общественные здания и различные мощности; пожарные каланчи, склады и цистерны. Общественный водяной запас набирался из колодцев и накопленной дождевой воды, однако вода из колодцев была горькой и мутной.

Робин совсем недавно провела массу времени на внешнем кольце, пользуясь данным ей Сирокко медальоном, чтобы обеспечить себе запасы для похода.

Титанидские ремесленники показались ей вежливыми и услужливыми. Они неизменно предлагали ей товары самого высочайшего качества. Так, она обзавелась медной флягой с искуснейшей филигранной резьбой, которая вполне пришлась бы к месту и на царском пиршественном столе. Рукоятка ножа, украшенная рубином, подобным громадному стеклянному глазу точно подходила к ее руке. Мастера сшили ей спальный мешок из материи, столь сочно украшенной, что его просто жалко было стелить на землю.

Менестрель, та титанида, с которой они познакомились в палатке у Сирокко, стал ее гидом, пропевая переводы купцам, не знавшим английского.

— Ты не беспокойся, — сказал он ей. — Скоро заметишь, что здесь никто не платит денег. Мы ими не пользуемся.

— Какая же тогда у вас система?

— Габи называет ее ненасильственным коммунизмом. Она говорит, у людей так никогда бы не вышло. Люди слишком жадные и эгоцентричные. Прошу прощения, но это она так говорит.

— Ничего-ничего. Пожалуй, она права.

— Не знаю. Верно то, что у нас нет проблем с преобладанием, которые, похоже, есть у людей. У нас нет лидеров, и мы не деремся друг с другом. Наша экономика работает через аккорды и заслуженные предписания. Все работают — как на торговлю, так и на общественные проекты. Титаниды накапливают положение — это также можно назвать богатством или кредитом — путем выполнения, путем старения, путем нужды. На удовлетворение нужд хватает всем; у большинства есть, по крайней мере, какие-то предметы роскоши.

— Я бы не назвала это богатством, — заметила Робин. — Мы в Ковене, между прочим, деньгами тоже не пользуемся.

— Да? А какая у вас система?

Робин, как могла, бесстрастно обдумала все, припоминая обязательные общественные работы, основывающиеся на своде наказаний, вплоть до смертной казни.

— Назовем это насильственным коммунизмом. Со множеством меновой торговли на сторону.

«Ла Гата Энкантада» располагался рядом со стволом великого древа. Робин там как-то раз бывала, но темнота в Титанополе была непрерывной, а дорожных карт не имелось. Да и самих дорог тоже. Чтобы здесь что-нибудь найти, человеку требовались фонарь и большая удача.

Робин представляла себе ядро города как район увеселений. Такое описание могло сослужить свою службу, хотя, как и повсюду в Титанополе, дома и магазины там были рассыпаны среди танцзалов, театров и пивных. Меж внешним кольцом и стволом лежала область, где строений было совсем немного. То была самая мрачная часть Титанополя, отданная небольшим садовым участкам, которые, как ни странно, процветали в теплой, сырой темноте. Большую часть города освещали бумажные фонари; здесь же их было совсем немного.

Пожалуй, эту часть Робин могла принять как наиболее близко подходящую к ее представлениям о парке. Мать предупреждала, что мужчины прятались в них, а потом выскакивали наружу и насиловали женщин. Конечно, немногие мужчины заходили так глубоко в Титанополь, но ничто и не мешало им сюда прийти. Робин казалось, что со страхами насчет изнасилования уже покончено, но ничего не помогало. Там были места, где единственный свет отбрасывал только ее фонарь.

Какое-то шипение заставило ее подскочить. Робин остановилась выяснить причину и обнаружила ряды невысоких сочных растений, которые испускали тонкий запах. Ни одна ведьма, выросшая в Ковене с его шипящими рядами прыскалок, пересекающими кривой сельскохозяйственный пол, не могла бы ошибиться в назначении этого запаха. Робин улыбнулась и глубоко вдохнула. Запах сырой земли вернул ее назад в детство — к беззаботным дням, проведенным в играх на полях спелой клубники.

Пивная оказалась невысоким деревянным строением с обычными для Титанополя широкими дверями. Снаружи болталась вывеска — два кружка. Верхний поменьше и с двумя уголками на макушке, с косыми глазами и зубастой ухмылкой.

«Почему кот? — задумалась Робин. — И почему по-испански?» Если титаниды и изучали какой-то человеческий язык, то им неизбежно оказывался английский. Но вот оно, намалевано над дверным проходом: «Ла Гата Энкантада» — даже без обычных титанидских рун. Странная они раса, решила Робин. Так похожи на людей в столь многих привычках. Большинство их навыков были схожи с человеческими. Вещи, которые они делали, также в большинстве были теми же, какие делали и люди. Искусство также было схоже с человеческим, если не считать их божественной музыки. От людей их резко отличала лишь необычная система воспроизводства. Впрочем, не только, подумала Робин, входя в «Ла Гату» мимо желоба с водой, который составлял обычную принадлежность любого титанидского строения. Пол там был песчаный, со слоем соломы. Так или иначе, но титаниды столкнулись с проблемой урбанизации куда плотнее, чем, скажем, Нью-Йорк в эпоху коней и колясок. Город кишел мелкими, похожими на броненосцев существами, чьей единственной пищей были вездесущие груды оранжевых шариков. В частных же домах проблема решалась сразу после ее возникновения — с помощью лопат и мусорных бачков. Но в местах, где собиралось много титанид сразу, такое осуществить было невозможно. Тогда они отбрасывали привередливость подальше и просто об этом не заботились. Отсюда и водяные желоба — чтобы помыть ноги, прежде чем пойдешь домой. Во всех же прочих отношениях «Ла Гата Энкантада» выглядел очень похоже на человеческую таверну — только между столами было куда просторнее. Там даже имелась длинная деревянная стойка, заканчивающаяся латунным рельсом. Пивная была полна титанид, которые возвышались над Робин, но она давно перестала беспокоиться об отдавленных пальцах. Ее куда хуже отделали бы в людской толпе.

— Эй, девушка! — Робин подняла глаза и увидела, что ей призывно машет бармен. Он швырнул ей подушку. — Твои друзья вон там, в уголке. Не желаешь ли корневого пива?

— Да, пожалуйста. Спасибо. — Из первого визита в пивную Робин знала, что корневое пиво — это темный, шипучий алкогольный напиток, который делают из корней. На вкус оно было похоже на пиво, к которому она привыкла, но крепче. Робин тогда очень понравилось.

Вся группа собралась в дальнем углу пивной: Сирокко, Габи, Крис, Псалтерион, Валья, Менестрель и еще одна титанида, которую Робин не знала. Выпивка Робин, в громадной пятилитровой кружке, прибыла раньше, чем она сама. Она села на подушку, так что стол оказался ей по грудь.

— Разве в Гее есть коты? — поинтересовалась она. Сирокко переглянулась с Габи, и обе пожали плечами.

— Лично я ни одного не видела, — сказала Габи. — Эта пивная названа в честь одного марша. Титаниды буквально упиваются маршами. Они считают Джона Филипа Соузу величайшим композитором всех времен и народов.

— Не совсем так, — возразил Псалтерион. — Они идут ноздря в ноздрю с Иоганном Себастьяном Бахом. — Он выпил, но тут заметил, что Робин и Крис внимательно на него смотрят. Тогда он, исключительно для ясности, продолжил.

— Они оба, без всякого преувеличения, наиболее основательны и примитивны. Бах, с его геометрией повторяющихся звуковых форм, с его исчислением вдохновенного монотона; и Соуза, с его невинным пылом и бравадой. Их подход к выстраиванию музыки напоминает укладку кирпичей зиккурата — только Соуза работает с латунью, а Бах — с деревом. Всем людям до некоторой степени это свойственно. Ваши нотные записи даже напоминают кирпичные стены.

— Мы никогда об таком не думали, — добавила Валья. — Отпраздновать песнь, а затем сохранить ее, чтобы в следующий раз она прозвучала в точности, как в предыдущий, стало для нас новой идеей. Записанная на бумаге, музыка Баха и Соузы великолепна, лишена всяких ненужных усложнений. Их музыка сверхчеловечна.

Сирокко совиным взглядом окинула двух титанид, затем уставилась на Криса и Робин. Нашла она их с трудом.

— Теперь вы знаете не больше, чем знали раньше, — сказала она. — Лично я всегда терпеть не могла Соузу. Бах — еще туда-сюда. — Фея моргнула, переводя взгляд с одного на другую, словно ожидая, что они заспорят. Но они спорить не стали, и Сирокко славно отхлебнула из кружки. Пиво потекло по подбородку.

Габи положила ей руку на плечо.

— Скоро тебя отошьют отсюда, капитан, — быстро проговорила она.

— Это кто сказал, что я пьяна? А? — проревела Сирокко. Кружка опрокинулась, и бурая с золотом пенная волна плеснула по столу. Помещение ненадолго затихло, а затем там вновь стало шумно. Все титаниды старательно делали вид, что не заметили инцидента. Кто-то подошел с полотенцем вытереть стол, а перед Феей поставили новую кружку.

— Никто этого, Рокки, и не говорил, — тихо отозвалась Габи.

Сирокко, казалось, уже все забыла.

— Робин, ты еще, кажется, не знакома с Фанфарой. Фанфара (Диезное Миксолидийское Трио) Болеро, познакомься с Робин Девятипалой из Ковена. Фанфара вышла из славного аккорда, она обязательно согреет тебя, когда задуют лютые ветры.

Титанида встала и изобразила глубокий поклон, в котором участвовали и ее передние ноги.

— Пусть священная менструация объединит нас, — пробормотала Робин, кланяясь от талии и в то же время внимательно глядя на ту, которая, судя по всему, должна была стать ее спутницей в походе. Все тело Фанфары покрывал роскошный ковер шерсти семи-восьми сантиметров длиной. Голыми, причем темно-зеленого цвета, были только ее ладони, небольшие участки вокруг сосков, а также некоторые части лица. Шкура у Фанфары тоже была темно-зеленая, однако разукрашена бурыми завитками, похожими на линии отпечатков пальцев. Волосы на голове и хвосте были снежно-белыми. Фанфара напоминала какое-то крупное, пушистое животное с большими карими глазами.

— Менестреля вы уже знаете, не так ли? — продолжила Сирокко.

— На самом деле старина Менестрель… ну, назовем его внуком одной из первых титанид, с которыми мы встретились. Его задомать была первой миксо… — Тут она помедлила, явно затрудняясь с произношением. — Мик-со-ни-ан-кой. Миксонианкой. Ну вот. Она стала первой миксонианкой для Менестреля. Затем она скрестилась со своим передоотцом. По человеческим стандартам это не так уж и круто, но уверяю вас, что для титанид тут великая евгеника. Менестрель — Лидийский Дуэт. — Фея с торжественным видом рыгнула. — Как, впрочем, и все мы.

— В каком это смысле? — спросил Крис.

— Все люди — Лидийские Дуэты, — ответила Сирокко. Потом достала ручку и принялась рисовать на столе.

— Глянь-ка сюда, — сказала она. — Вот Лидийский Дуэт. Верхняя линия — женская, нижняя — мужская. Звездочка означает полуоплодотворенное яйцо. Верхние стрелочки показывают, куда идет яйцо, а нижняя стрелка — кто кого трахает, вначале и впоследствии. Вот Лидийский Дуэт: передомать и задомать — женщина; передоотец и задоотец — мужчина. Совсем как у людей. Разница только в том, что титанидам приходится делать это дважды. — Она хитро взглянула на Криса. — Двойное удовольствие. Что, нет?

— Рокки, нам бы лучше…

— Это единственный вариант, где титаниды сходятся так же, как люди, — твердо продолжила Сирокко, ударяя кулаком по столу. — Из двадцати девяти возможностей эта — единственная. Есть дуэты, где все самки, их всего три. Эолийские Дуэты. Все Лидийские Дуэты непременно содержат в себе мужчину. Но он, как правило, выступает не в роли задоматери. — Она нахмурилась и начала загибать пальцы. — А вообще-то все-таки чаще. Четыре варианта из семи. В Гиполидиане самка оплодотворяет самое себя спереди, а в Локрилидиане она то же самое делает сзади. Че-рез зад-нее вла-га-ли-ще.

— Рокки…

— Неужели она действительно совокупляется сама с собой? — спросил Крис. Габи гневно на него взглянула, но это вряд ли имело смысл, ибо Сирокко его не слышала. Она клевала носом над столом, вглядываясь в схему, которую сама же и нарисовала.

— Не так, как ты думаешь, — вызвалась ответить Фанфара. — Это физически невозможно. Она делает это вручную. Сперма собирается — и затем имплантируется. Сперма от заднего пениса может оплодотворить переднее влагалище, но только у одного и того же индивида, а не между…

— Эй, ребята, ребята, давайте-ка перерывчик. Идет? — Габи водила взглядом с одного спутника на другого, пока глаза ее не остановились на Сирокко. Тут она скорчила гримасу и встала. — Леди, джентльмены и титаниды, я надеялась начать наш поход немного более организованно. По-моему, у Рокки было что сказать по этому поводу, но черт возьми! Дело может и потерпеть.

— М-жет п-терпеть, — пробормотала Сирокко.

— Вот именно. Так или иначе, первая часть проста до чертиков. Мы поплывем по реке без всяких забот и хлопот. Почти все, что требуется сделать, это погрузить барахло в лодки и оттолкнуться от берега. Так как насчет того, чтобы оторвать задницы от подушек и отправиться в путь?

— Отправиться в путь! — эхом отозвалась Сирокко. — Тост! На посошок! Путь дорога приведет нас к приключениям и благополучно доставит назад. — Она встала и подняла кружку. Робин пришлось обеими руками поднимать свою, которую она с громким стуком затолкала в середину меж другими. Во все стороны плеснуло пиво. От души глотнув, Робин услышала громкий деревянный стук. Это пьяная Фея грохнулась мимо своей табуретки.

Она, впрочем, не отрубилась. Робин никак не могла решить, на пользу это или во вред.

— Постойте минутку, — попросила Фея, болтая руками-ногами в воздухе. — Знаете, как это бывает с пивом? Все мозги мне запудрило. Я сейчас, ага? — Она встала и, качаясь, прошла в переднюю часть зала.

Потом оттуда раздался вопль. Пока Робин все еще решала, кто бы мог так вопить, Габи уже, перемахнув через стол, успела протиснуться сквозь плотную толпу титанид.

— Он здесь, он здесь! Это он! Он!

Тут Робин поняла, что голос принадлежит Сирокко, и принялась гадать, что же могло так напугать Фею. Насчет характера Сирокко у Робин были сомнения, но трусихой она ее не считала.

В одном конце пивной, рядом с дверью, собралась толпа. Габариты Робин не позволяли ей ничего увидеть поверх конских задов — так что она вспрыгнула прямо на стойку. Так ей удалось увидеть самый эпицентр всего переполоха.

А увидела она, что Сирокко утешает какая-то незнакомая Робин титанида. Габи стояла чуть поодаль. В одной руке Габи держала нож, а другой — подавала какие-то знаки скорчившемуся перед ней прямо на полу мужчине. В неверном свете ламп поблескивали ее зубы — белые, хищные.

— Вставай, вставай, — шипела Габи. — Ты, грязная скотина, чем ты лучше вон тех шариков, а? Отвечай, животное! Если кому и суждено спустить тебя в канаву, то, черт меня побери, если я этого не сделаю!

— Я ничего такого не делал, — хныкал мужчина. — Клянусь, вот хоть Рокки спроси. И не стану ничего такого делать. Я ведь был хорошим. Уж ты-то, Габи, меня знаешь.

— Да, Джин, знаю. Даже слишком хорошо. У меня были две возможности тебя прикончить, и я, как последняя дура, их упустила. Так вставай и прими смерть лицом к лицу; пусть хоть на это у тебя хватит духу. Вставай — или я зарежу тебя прямо так, как свинью. Свинья ты, впрочем, и есть.

— Нет-нет, мне будет больно. — Он согнулся в три погибели, спрятав ладони между ног, и залился слезами. По сути, он и стоя вид имел бы жалостный. Лицо его, руки — короче, всю кожу, какая только была видна, — испещряли старые шрамы. На ноги налипло всякое дерьмо, а одежда висела лохмотьями. Левый глаз закрывала черная пиратская повязка, а правое ухо почти отсутствовало.

— Встать! — приказала Габи.

Услышав голос Сирокко, Робин крайне удивилась — причем голос этот звучал почти трезво.

— Он прав, Габи, — негромко проговорила Фея. — Он ничего такого не сделал. Черт возьми, да он даже пытался сбежать, только меня завидел.

Габи встала чуть прямее. Какая-то часть огня, что пылал в ее глазах, исчезла.

— Ты что, не хочешь, чтобы я его прикончила? — без выражения спросила она.

— Бога ради, Габи, — пробормотала Сирокко. Фея теперь казалась спокойной, но очень вялой. — Ты же не можешь просто так покромсать его, как кусок бекона.

— Ага. Знаю. Я и раньше такое слышала. — Габи опустилась на одно колено рядом с мужчиной и ножом развернула к себе его лицо.

— Что ты здесь делаешь, Джин? Что замышляешь? Некоторое время мужчина только хныкал и бормотал что-то невразумительное.

— Просто хотел выпить — вот и все. На такой жарище у человека глотка совсем пересыхает.

— Твои друзья не здесь. Должна быть причина, чего ради ты вдруг заявился в Титанополь. А первым делом тебе не хотелось бы повстречаться здесь со мной. Так? Значит, должна быть причина для такого риска.

— Правда, правда, Габи, правда, я тебя боюсь. Да, госпожа, старина Джин всегда постарается убраться с твоей дороги. — Несколько секунд он об этом раздумывал, и выводы, видно, ему по вкусу не пришлись. Тогда он решил сменить тему. — Знаешь — забыл. Просто забыл. Черт возьми, Габи, я просто не знал, что ты здесь, — вот и все.

Робин сумела уразуметь, что человек этот так привык лгать, что уже сам, наверное, не знает, где правда. Ясно также было, что он смертельно боится Габи. Ибо, вдвое крупнее ее, он и не помышлял о драке.

Габи встала и махнула ножом вверх.

— Вставай. Ну, Джин! Не заставляй меня повторять.

— А ты мне больно не сделаешь?

— Если еще раз тебя увижу, сделаю очень больно. Мы хорошо друг друга понимаем? А? Будь уверен, убивать я тебя не стану. Но, если я где-нибудь, когда-нибудь еще тебя встречу, боль будет страшная. С этого момента следи хорошенько, чтобы наши пути не пересекались.

— Да, да, Обещаю тебе, обещаю.

— Если мы еще раз встретимся, Джин, — сказала она и указала ножом, — я вырежу тебе второе.

Нож, однако, указывал не на его единственное горящее око. Нет, значительно ниже.

ГЛАВА XVI

Клуб кругосветников

Хотя твердая рука Менестреля твердо ее держала, Сирокко падала дважды, пока титаниды грузились. Фея продолжала уверять, что справится собственными силами.

Вещи, которые приобрел Крис, ждали его, как и было обещано, в сарае рядом с «Ла Гатой». Там же находились и пожитки всех остальных. У титанид имелись седельные вьюки, которые были обернуты вокруг их спин и затянуты снизу. Выгнувшись, Валья подтянула свою поклажу, заканчивавшуюся объемистыми кожаным и брезентовым мешками. Крису было куда сесть. Вскочив ей на спину, он раскрыл мешки, где лежали вещи, захваченные Вальей. Титанида стала постепенно передавать Крису весь его багаж, прося уравновешивать поклажу. Когда Крис закончил, каждый мешок заполнился менее, чем наполовину. Валья сказала, что так и нужно, ибо, когда они сойдут с лодок и отправятся по дороге, свободное пространство будет заполнено провизией, которой уже были загружены лодки.

Пакуясь, Крис бросал взгляды туда, где Габи и Менестрель пытались утихомирить Сирокко и усадить ее на титаниду. Трогательная картинка. Но и тревожная. Он также заметил, что Робин, сидящая на корточках на спине у Фанфары, также внимательно наблюдает за спектаклем. Вокруг лежала тьма, и единственный свет исходил от лампад, которые несли титаниды. Крис заметил, что Робин хмурится.

— Что, хочешь передумать насчет похода? — поинтересовался он.

Робин изумленно оглянулась. Раньше они не разговаривали — по крайней мере все то время, что Крис был в здравой памяти, — и ему интересно было узнать, что она о нем думает. Он-то сам находил девушку решительно странной. Так, Крис узнал, что рисунки на теле Робин были вовсе не рисунками, а татуировками. Змеи своими разноцветными чешуйками цеплялись за большой палец ее правой ноги и мизинец левой руки, а потом вились по руке и ноге, чтобы скрыться под одеждой. Его заинтересовало, какие у этих змей головы и нет ли там еще чего-нибудь такого.

Робин снова повернулась к своей поклаже.

— Раз я подписалась, я останусь, — сказала она. Волосы падали ей на глаза; мотнув головой, она открыла еще одну странность: слева, на голове, был выбрит сложный пятигранный узор с центром в левом ухе. Крис почему-то подумал, что это парик и он вот-вот соскользнет.

Робин снова взглянула на Сирокко, затем перевела взгляд на Криса и, кажется, дружески ему улыбнулась. Из-за татуировок сложно было понять.

— Впрочем, я понимаю, о чем ты, — признала она. — Все, кому охота, могут звать ее Феей. А я как вижу пьяную женщину, так сразу ее узнаю.

Крис с Вальей оказались последними из восьмерки, что появилась из тьмы под древом Титанополя. Крис какое-то время моргал от яркого света, затем улыбнулся. Хорошо было двигаться. И не имело значения, чему навстречу он стремится.

Три другие команды составляли прелестную картинку, пока они переваливали через холмы и пускались вдоль по выжженной солнцем пыльной дороге меж полей высокого желтого зерна. Впереди в своем робингудовском сине-зеленом камзоле на шоколадно-коричневом Псалтерионе с развевающемся на ветру пламенем его оранжевых волос ехала Габи. За ними пристроился Менестрель с прикорнувшей у него на спине Сирокко. Видны были только ее ноги, которые торчали из-под выцветшего тускло-красного серапе. В мутном свете шерсть. Менестреля казалась черной; теперь же она искрилась — будто стайка тончайших призм разлеталась позади титаниды. Даже буро-оливковые узоры Фанфары выглядели под солнечным светом просто величественно, а одуванчик ее белой головы был восхитителен. Робин ехала с прямой спиной, пристроив ноги на седельных вьюках, — энергичная и свежая в просторных штанах и трикотажной рубашке.

Сам Крис пристроился поудобнее на широкой спине Вальи. Глубоко втянув в себя теплый воздух, он подумал, что ощущает в нем ту неуловимую прелесть, которая так часто предшествует летним грозам. Обратившись к западу, он увидел, как с Океана летит непогода. Там кучковались облака: толстые, влажные мотки хлопка. Порой они растягивались с севера на юг. А порой выстраивались цепочками. Более же высокие и тонкие, казалось, раскатываются, расстилаются тонкой белой простыней.

Лучшего дня для начала похода было просто не придумать.

Крис не верил, что сможет спать на спине у титаниды, — но оказалось, что может, и запросто. Его разбудила Валья.

Псалтерион уже шел по длинной пристани, что вдавалась глубоко в Офион. Валья последовала за лидером, и вскоре ее копыта тоже застучали по деревянным доскам. У пристани стояли на приколе четыре больших каноэ. Их нехитрая конструкция включала в себя деревянные ребра, обтянутые серебристой материей. Оттого они казались похожими на те алюминиевые суда, что были вполне обычными на земных реках и озерах уже почти два столетия. Днища укреплены были досками. В середине каждого каноэ высилась гора припасов, накрытая красным брезентом и надежно обтянутая веревками.

Лодки качались высоко на воде, но стоило Псалтериону ступить на корму одной из них, как она заметно осела. Крис завороженно наблюдал, как ловко титанида движется по узкой палубе, снимая седельные вьюки и раскладывая их на носу. Титаниды никогда не казались Крису расой мореходов, но по Псалтериону было видно, что лодка для него — как свои пять пальцев.

— Тебе сейчас совсем не обязательно слезать, — сказала Валья. Голова ее была повернута на 180 градусов — движение, всякий раз вызывавшее у Криса психосоматическую боль в позвоночнике. Он попытался помочь ей с застежками, но вскоре понял, что только мешает. Судя по тому, как Валья раскидывала тяжеленные вьюки, их вполне можно было принять за пуховые подушки.

— Одна лодка выдерживает двух титанид с багажом или всех нас четверых, — говорила тем временем Габи. — Или можно оставить команды из людей и титанид, по каждой на лодку. Так как нам удобней устроиться?

Стоя на краю пристани, Робин угрюмо смотрела на лодки. Потом она повернулась к Габи и пожала плечами. Наконец сунула руки в карманы и волком выглянула на воду, чем-то не на шутку раздосадованная.

— Не знаю, — сказал Крис. — Пожалуй, я бы предпочел… — Тут он заметил, как Валья на него поглядывает. Титанида быстро отвернулась. — Пожалуй, я остался бы с Вальей.

— Мне все равно, — заметила Габи. — Нужно только, чтобы хоть один из экипажа умел обращаться с каноэ. Ты умеешь?

— Немного. Но не очень.

— Неважно. Валья покажет тебе все что нужно. А ты, Робин?

— Понятия ни о каких лодках не имею. Я бы хотела спросить о…

— Тогда отправишься с Фанфарой. Потом можно будет переиграть, когда мы лучше друг друга узнаем. Крис, поможешь мне с Рокки?

— У меня есть одно предложение, — вмешалась Робин. — Она в отрубе. Почему бы нам ее не оставить? Половина ее багажа — всевозможное спиртное, я сама видела. Она пьяница и будет нам только…

Больше сказать ей ничего не удалось, так как Габи пригвоздила ее к палубе раньше, чем Крис успел понять, что происходит. Руки Габи сжимали шею Робин, запрокидывая ее голову назад.

Потом, слегка дрожа, Габи ослабила давление и села. Робин раз кашлянула, но вставать не торопилась.

— Ты никогда не должна так о ней говорить, — процедила Габи. — Сама не знаешь, что несешь.

Никто так и не двинулся. Крис переменил ногу и услышал громкий скрип палубной доски.

Габи встала и отвернулась. Она сгорбилась и выглядела старой и усталой. Робин тоже встала, с ледяным достоинством отряхнулась. Потом откашлялась. И положила руку на кобуру своего пистолета.

— Стой, — велела она Габи. — Стой на месте. — Та остановилась. Крису показалось, что никакого интереса для нее эта ситуация не представляет.

— Я не стану тебя убивать, — тихо сказала Робин. — То, что ты сделала, требует возмездия, но ты из алчного мира и, наверное, по-другому просто не умеешь. Но послушай меня. Ты предупреждена. В следующий раз твое невежество тебя не спасет. Если ты хоть пальцем меня коснешься, одна из нас умрет.

Габи кинула взгляд на оружие в кобуре у Робин, угрюмо кивнула — и снова отвернулась.

Крис помог ей погрузить Сирокко на нос одного из каноэ. Его сильно заинтриговало происходящее, но он знал, когда нужно говорить, а когда держать рот на замке. Крис наблюдал, как Габи ступает в лодку и натягивает одеяло на обмякшее тело Феи. Под голову ей она подложила подушку. Теперь пьяная Фея выглядела совсем мирно — пока не заметалась, не захрапела и не сбросила с себя одеяло.

— Тебе лучше сесть впереди, — сказала Крису Валья, когда он присоединился к ней у каноэ, которое должно было стать их средством передвижения. Войдя в лодку, он присел, нашел весло и пробы ради погрузил его в воду. Весло вполне его устроило. Как и все, что делали титаниды, оно было превосходно украшено — на полированной древесине вырезаны были какие-то мелкие зверьки. Когда на борт ступила Валья, Крис почувствовал, как лодка дала крен.

— И как это вашему народу удается найти время, чтобы смастерить такую красоту? — спросил он, указывая на весло.

— Если не делать красиво, — ответила Валья, — тогда не стоит делать вообще. К тому же мы не делаем так много вещей, как вы, люди. Мы делаем столько, чтобы ничего не выбрасывать. Еще мы делаем вещи по одной и, пока не закончим первую, вторую не начинаем. Титаниды никогда не изобретали линии конвейера.

Крис обернулся.

— Значит, и правда все дело в этом? В другом взгляде на вещи?

Валья ухмыльнулась.

— Нет, конечно не все. Еще дело в том, что мы не спим. Вы, люди, третью часть жизни проводите в бессознательном состоянии. А мы не спим.

— Все это, по-моему, очень интересно. — Крис знал, что титаниды не спят, но не задумывался о всех последствиях.

— Только не для меня. Но я сильно подозреваю, что мы совсем по-другому ощущаем время, чем вы. Наше время неразрывно. Конечно, мы его измеряем, но, скорее, как непрерывный поток, чем как последовательность дней и ночей.

— Да… но какое отношение это имеет к вашему ремеслу?

— У нас просто больше времени. Мы не спим, но примерно четвертую часть нашего времени проводим в отдыхе. Мы сидим, поем и занимаемся ручной работой. Потому так и выходит.

Путешественники по Офиону часто отмечали чувство безвременья, какое давала им река. Офион одновременно был и источником, и концом всего в Гее — кольцом вод, что связывало все воедино. В таком качестве он представлялся очень древним, ибо и сама Гея была страшно древней.

Офион казался старым, но все было относительно. Столь же древний, как сама Гея, Офион был младенцем по сравнению с великими реками Земли. Следовало также помнить, что большинство наблюдало эту реку в Гиперионе, где она растекается и бежит привольно. В каком-то другом месте 4000-километровой окружности Офион мчался резвей Колорадо.

Крис был настроен на быстрое путешествие в каноэ. Человек обычно ставил лодку на воду, направлял ее в быстрину и гнал по бурной воде.

— Можешь с таким же успехом расслабиться, — донесся голос сзади. — Так ты очень скоро устанешь, а тогда приляжешь поспать. Люди страшно скучные, когда они спят. Я хорошо знаю этот отрезок реки. Между этим местом и Аглаей высматривать просто нечего. Офион здесь мирный.

Отложив весло на днище каноэ, Крис обернулся. Валья безмятежно возлежала сразу за накрытым брезентом холмиком припасов. Весло в ее руках было вдвое больше его собственного. Сложив под собой все четыре ноги, Валья казалась предельно расслабленной, и Крис подумал — как странно. Ему никогда и в голову не приходило, что кони любят так сидеть.