Гея (№2) - Фея

Следующее, что понял Крис, — это что Валья стоит перед ним на коленях, тряся его за плечи. В ушах дико звенело. Крис заметил, что волосы Вальи с одного боку опалены, а левая рука и левая сторона лица кровоточат. Желтая ее кожа почти не проглядывала под слоем налипшего песка.

— Ты не так уж и кровоточишь, — сказала Валья, побуждая его опустить взгляд и увидеть красноту под обрывками его одежды. Одна штанина дымилась, и он стал по ней быстро шлепать ладонью. — Ты меня понимаешь? Слышишь меня?

Крис кивнул, хотя и еле-еле. Валья снова подняла его к себе на спину, и Крис с трудом стал шарить ногами, стараясь получше ее оседлать. Когда вроде бы получилось, Валья двинулась дальше.

До первой жилы троса оставалась какая-то сотня метров. Незадолго перед прибытием Крис расслышал перемену в стуке Вальиных копыт. Вместо глухих ударов о глубокий песок теперь, когда они достигли твердого камня, слышалось приятное сердцу постукивание. Вскоре Крис уже смог коснуться массивной жилы рукой. Валья развернулась, и они стали вглядываться в безбрежное море пустыни. Нигде ни следа ни Сирокко и Менестреля, ни Габи, Фанфары или Робин. Хотя где-то вдалеке ревели воздушно-реактивные двигатели, не видно было и бомбадулей.

— Вон там, — сказала Валья. — К востоку.

Там, на песке, творилась какая-то суматоха. Множество духов изменчивым облаком сновали над чем-то, лежащим недвижно.

— Это Фанфара, — тихо сказала Валья.

— Нет. Не может быть.

— Но это так. А вон там, справа от останков, боюсь, это наша спутница Робин.

Из-за наклонной жилы троса в поле зрения появилась низенькая фигурка. Она была метрах в трехстах-четырехстах от них. Крис увидел, как она остановилась невдалеке от кровавой бойни. Присела на корточки. Приложила ладони ко рту, затем выпрямилась. Крис был уверен, что ее дальнейшие намерения ему ясны.

— Робин! Робин, не надо! — закричал он. Видно было, как она остановилась и стала оглядываться.

— Слишком поздно, — поддержала его Валья. — Она уже не жива. Иди к нам. — Она повернулась к Крису. — Я сбегаю подберу ее.

Крис крепко сжал ее запястье.

— Нет. Подожди ее здесь. — Слова эти показались ему чудовищно негеройскими, но ничего он тут поделать не мог. Перед глазами у Криса все еще стояли щупальца духа, тянущие Валью в песок. Потом он взглянул на ее ноги и похолодел.

— У тебя же…

— Не так скверно, как кажется, — успокоила его Валья. — Порезы неглубокие. В основном.

Но выглядело все это просто ужасно. Левую ногу Вальи сплошь покрывала подсыхающая кровь, а по крайней мере один из порезов оторвал целый пласт кожи. Крис беспомощно отвернулся. Робин бежала к ним. Бежала она нетвердо, руки и ноги летели сами по себе. Крис выбежал ее встретить — и сразу поспешил назад, поддерживая девушку за плечо. Задыхаясь, Робин рухнула на каменный пол. Говорить она не могла — только цеплялась пальцами за твердую поверхность, словно та была ее старой подругой. Крис перевернул девушку на спину и взял за руку. Она была без мизинца.

— Мы уже были здесь, — сумела, наконец, выговорить Робин. — Здесь, под… тросом. А потом Габи увидела бомбадуля, и… и он шел на низкий заход. Первый раз за… за все время. И она его пристрелила! Из бомбадуля что-то вылетело с парашютом… и она бросилась туда. А вода их не убивала! Они появились прямо перед нами, и… и…

— Я знаю, — утешал Крис. — Мы тоже видели.

— … А потом Фанфара побежала искать Габи и… меня не взяла. Я не могла двигаться! Но я двинулась… я встала и пошла… за ней. Она там лежала… а потом вы меня позвали… а Габи все еще где-то там. Нам надо ее найти, надо…

— И Сирокко с Менестрелем куда-то пропали, — сказал Крис. — Но они тоже могут быть под тросом. Ты, наверное, вошла под трос западнее нас. Сирокко тоже могла войти с другой стороны. Мы… Валья, сколько я был в отрубе?

Титанида помрачнела.

— Мы тоже уже были под тросом, — сказала она. — Мы были в безопасности, но затем увидели Габи. Она бежала одна. Мы побежали ей помочь — тут-то нас чуть и не пришибло. Кажется, я и сама ненадолго забылась.

— Ни черта не помню.

— Прошло, наверное, декаоборотов пять… или тридцать минут — с тех пор, как началась бомбежка.

— Значит, у Сирокко была куча времени, чтобы добраться до троса. Надо вначале обыскать наружные жилы троса. — Крис не стал добавлять, что тот, кто до сих пор остался в песках, наверняка уже мертв.

Все чувствовали, что надо спешить, — и в то же время трудно было выбраться из таким трудом обретенного убежища. Тогда решили потратить некоторое время на осмотр ран. Робин досталось меньше всех, да и у Криса не было ничего такого, что за несколько дней не вылечила бы обычная перевязка. А вот с Вальей пришлось повозиться. Когда разодранную ногу перевязали, титанида явно не стремилась особенно ее нагружать.

— Ну, как вы думаете? — спросил у них Крис. — Кто-то вполне может оказаться с другой стороны вот этой самой жилы, глядя в сторону песков и стараясь нас там высмотреть.

— Мы могли бы разделиться, — предложила Робин. — Они должны быть где-то у самого края. И мы пошли бы с обеих сторон.

Крис пожевал губу.

— Не знаю, не знаю. Во всех фильмах, которые я видел, такое разделение всегда приводило к большой беде.

— Ты что, свою тактику на фильмах основываешь?

— А на чем мне еще ее основывать? Может ты в таких делах большая специалистка?

— Честно говоря, нет, — признала Робин. — Нам давали подготовку для нескольких видов вторжения, но я не вижу, как ее здесь применить.

— Разделяться нельзя, — отрезала Валья. — Разделение порождает уязвимость.

Время для выработки решения вдруг вышло само самой. Робин, оглядывая пустыню, увидела появившуюся на вершине дюны Габи. Габи неслась длинными, свободными прыжками, которые давно уже перестали казаться странными Крису. Теперь он так хорошо изучил этот способ передвижения, что мог сказать: Габи страшно устала. Она слегка клонилась вбок, будто старалась не порвать там шов.

Расстояние постепенно сокращалось. Когда их уже разделяло полкилометра, Габи замахала рукой и что-то крикнула — но никто ее не расслышал.

И она тоже их не слышала, когда все трое начали бешено вопить, пытаясь предупредить ее о приближающейся сзади смертельной угрозе.

Первой вперед рванула Валья. Крис припустил следом, но титанида быстро от него оторвалась. Она была все еще в 300 метров от Габи, когда бомбадуль повел носом вверх — и сбросил свой смертоносный груз. Крис в ужасе смотрел, как яйцо бултыхается в воздухе, а его ноги сами колотили по песку. Бомба упала как раз перед Габи. Она стремительно промчалась сквозь столб огня, вся объятая пламенем.

Крис видел, как она пытается сбить пламя ладонями, слышал ее вопль. Габи уже не знала, куда бежит. Валья попыталась схватить ее, но промахнулась. Крис не раздумывал. В нос ему ударил запах горящих волос и мяса, когда он ударил ее плечом и сбил на землю; пока Валья держала ее, пока Габи билась и кричала, Крис горстями бросал на нее песок. Они перекатывали ее как рулон бумаги и не замечали, что сами обжигаются.

— Мы же ее задушим! — крикнул Крис, когда Валья всем телом навалилась на Габи.

— Надо потушить огонь, — ответила титанида.

Когда Габи перестала биться, Валья легко вскинула ее вверх и прихватила Криса, чуть не вырвав ему руку из сустава. Он буквально взлетел ей на спину — и Валья ринулась к тросу, держа Габи, мертвую или без сознания, у себя на руках. Невдалеке от той самой жилы троса, откуда они наблюдали за началом трагедии, они столкнулись с Робин. Крис поймал девушку за руку и усадил у себя за спиной. Валья не сбавляла ходу, пока ее копыта снова не застучали по твердому камню.

Она уже собиралась уложить Габи на землю — но затем обернулась и увидела, как к тросу подлетает еще один бомбадуль. Невероятно, но этот на полной скорости летел прямо на трос — и курс его был таков, чтобы сбросить бомбы там, где остановилась Валья. Когда он вздернул нос, чтобы их выпустить — одновременно раздался страшный рев его двигателя, резко набиравшего полные обороты, чтобы уйти вверх и спастись, — Валья рванулась еще глубже в быстро мрачнеющий лабиринт монолитных жил троса.

Позади послышались взрывы. Невозможно было разобрать, который из них оповещает о гибели бомба-дуля. Валья не сбавляла ход. Она неслась все глубже и глубже в лес жил — и помедлила только тогда, когда темнота стала сгущаться почти в кромешный мрак.

— Они еще летят, — сказал. Крис. Никогда он не чувствовал такой безнадежности. Позади них, силуэтами на фоне видимого между жил тонкого клинышка неба, скользили черные двояковыпуклые линзы, какими спереди представлялись бомбадули. Крис насчитал пять штук, зная, что на самом деле их больше. Один вильнул вправо, другой влево — все они на самоубийственной скорости старались прорваться между жил. Раздался далекий взрыв, затем уже ближе, и один бомбадуль проревел прямо над головой. В темноте было особенно заметно голубое пламя его выхлопа.

Впереди раздался чудовищный взрыв, и вся внутренность троса вдруг запылала оранжевым. Тени плясали в такт с невидимыми языками пламени; затем, на краткий миг, Крис увидел, как сверху валится разбитое тело бомбадуля. Валья неслась дальше.

Вторая тварь появилась позади, и беглецы услышали, как третья врезается в жилу троса. В сотне метров от них горящий напалм стекал по жиле, будто воск по свече, расплескиваясь внизу. Впереди рванула еще одна партия бомб.

Сотрясение начало доходить до крупных камней и других массивных обломков, лежавших наверху. Валун размером с Валью, высекая целые фейерверки искр, рухнул в двадцати метрах перед беглецами. Только Валья его обогнула, как послышался взрыв еще одного бомбадуля, за которым стремительно последовали еще два. Все это пунктиром сопровождали рвущиеся бомбы.

Валья не останавливалась, пока не заметила прозрачное строение. Это был вход на лестницу регионального мозга Тефиды. Она уперлась, не желая туда входить. Пока что лишь страх перед бомбадулями гнал ее вперед — сюда, в то место, которого ее раса традиционно избегала.

— Мы должны туда войти, — понукал ее Крис. — Здесь все рассыпается. Если нас не прикончат бомбадули, так непременно придавит какой-нибудь валун.

— Да, но…

— Валья, делай, как я велю. Пойми, ведь это я, Фартовый Мажор, с тобой разговариваю. Неужели ты думаешь, что я толкну тебя на что-то, что будет тебе во вред?

Валья еще секунду поколебалась, а затем протрусила через арочный проход. Дальше по каменному полу до начала пятикилометровой лестницы.

И титанида спустилась вниз.

ГЛАВА ХXXII

Пропавшая армия

Огни напалма давно уже стекли и потухли, когда Сирокко, пешком, принялась огибать громадный трос. Менестрель следовал позади. Титаниде приходилось пользоваться только тремя ногами. Правая задняя была подвязана к туловищу. Нижний ее сустав был раздроблен.

Следы баталии были и на теле Сирокко. На голове у нее красовалась повязка, полностью закрывающая один глаз, лицо в крови, правая рука висела на перевязи, два пальца сильно распухли.

Они брели по твердому камню, окружающему основание троса, не отваживаясь выйти на пески. Последние пескодухи, которые им попались, уже носили на себе невесть какую чертовщину, позволившую им не бояться воды и не на шутку бороться с людьми и титанидами. Сирокко рисковать не хотела. Один дух, которого она прикончила, перед самой смертью сбросил с себя прозрачную и эластичную кожу. Не иначе, полихлорвинил.

Тут Сирокко заметила что-то, лежащее на песке, и протянула руку. Менестрель передал ей бинокль, который Фея неловко приложила к здоровому глазу. Это была Фанфара. Уверенность в том, что это она, придавали только оставшиеся нетронутыми небольшие клочки зеленой с коричневым шкуры. Сирокко отвернулась.

— Боюсь, никогда ей уже не увидеть Офиона, — пропел Менестрель.

— Она была славная, — пропела Сирокко, просто не зная, что сказать. — Но я плохо ее знала. Мы потом о ней споем.

Кроме единственного тела, там еще виднелись следы жуткого побоища. На песке было несколько больших черных пятен, но уже теперь неустанные дюны надвигались на них, а поднявшийся ветер сыпал песчинку за песчинкой на труп титаниды.

Сирокко ожидала худшего. Возможно, они мертвы, но пока она не увидит трупы, она в это не поверит.

Их теснили к востоку, а бегство становилось все более беспорядочным. Менестрель снова и снова пытался держаться поближе к двум другим титанидам, но всякий раз натыкался на очередную засаду водонепроницаемых духов. Только и оставалось, что бежать. Атаки были столь настойчивы, что Сирокко показалось, будто духи охотятся именно за ней. Тогда, рассудив, что, отвлекая их на себя, она таким образом ослабит напор на своих друзей, Фея велела Менестрелю как можно быстрее бежать вокруг троса к востоку. Но за ними погнался лишь одинокий бомбадуль, который, впрочем, чуть их не прикончил. Бомба легла так близко, что обоих подбросило в воздух и швырнуло на одну из жил троса.

К тому времени стало ясно, что Сирокко ошиблась. Пескодухи охотились не только за ней; даже напротив — они за ней не последовали, и бомбадули тоже — если не считать того единственного, который их ранил. С болью в душе стали они с Менестрелем искать убежища среди жил троса и прислушиваться к далеким отзвукам сражения — беспомощные, неспособные хоть как-то помочь своим друзьям. Сперва им следовало позаботиться о своих ранах.

Сирокко собралась было двинуться дальше, но Менестрель позвал ее. Он внимательно разглядывал твердую каменную поверхность.

— Один из наших здесь побывал, — пропел он, указывая на параллельные царапины, которые могли быть оставлены только твердым, прозрачным кератином титанидских копыт.

— Значит, Валья сюда добралась, — сказала Сирокко по-английски. — И по крайней мере один из наших. — Приложив свободную руку ко рту, она крикнула во тьму. Эхо замерло, и больше ничего они не услышали. — Идем. Надо войти внутрь и разыскать их.

Чем глубже заходили они во тьму, тем чаще им попадались громадные, неправильной формы глыбы, которые порой загораживали путь. Менестрель зажег лампаду. При ее свете Сирокко увидела множество попадавших сверху обломков. Жилы поднимались по меньшей мере на десять километров, прежде чем начинали свиваться в единое целое — в трос Тефиды. Фея знала, что в этом лабиринте существует своя собственная сложная экология — растения, укореняющиеся в жилах троса, и животные, которые вверх и вниз по ним снуют.

Сирокко пробиралась через завалы, сознавая, что под любой из этих массивных груд могут покоиться четверо ее друзей. И все же время от времени Менестрель кричал ей, что нашел еще один след от копыта. Вдвоем они заходили все глубже и глубже, пока не наткнулись на особенно грандиозный каменный завал. Сирокко знала, что под тросом находится самый центр. Она бывала здесь и раньше и знала, что в этом месте должно находится прозрачное строение-вестибюль. Теперь же здесь лежали одни руины, да еще, в центре большого выжженного пятна, исковерканные трупы трех бомбадулей. От тварей только и осталось, что металл и почерневшие стальные зубы.

— Вошли они туда? — спросила Сирокко. Менестрель пригнулся, чтобы при свете лампады получше осмотреть землю.

— Трудно сказать. Есть надежда, что они успели забежать в здание, прежде чем оно рухнуло.

У Сирокко перевела дыхание. Взяв у Менестреля лампаду, она подошла к груде руин. Затем осторожно вскарабкалась на несколько шагов, пока сломанная рука и головокружение все же не пересилили. Пришлось сдаться. Она спустилась обратно. Посидела какое-то время, тяжело вздохнула, а потом встала и, подбирая небольшие камни, стала отбрасывать их в темноту.

— Что ты делаешь? — спросил Менестрель, когда прошло уже несколько минут, а Фея все не прекращала своего занятия.

— Копаю.

Менестрель наблюдал за ней. Камни попадались самые разные — от мелких размером с кулак до валунов весом в несколько сотен килограммов, которые они вдвоем, пожалуй, могли бы сдвинуть. Но основную массу груды все же составляли такие громадины, которые впору было использовать как строительные блоки для возведения египетских пирамид. Наконец, Менестрель подошел и тронул ее за плечо.

— Рокки, бесполезно. Ты тут ничего не поделаешь.

— Я должна. И сделаю.

— Это слишком…

— Черт возьми, ты что, не понимаешь? Там же Габи! Дрожа, она опустилась на колени. Менестрель стоял рядом, и Сирокко, рыдая, прижалась к нему.

Когда же она снова взяла себя в руки, то высвободилась из его объятий и встала. Глаза ее пылали такой целеустремленностью, какой Менестрель уже давно не видел у Феи Титана. Она положила руки ему на плечи.

— Менестрель, старый мой друг, — пропела она, — во имя кровных уз, что нас связывают, я должна просить тебя о великой милости. Ради любви, которую мы оба испытывали к твоему передоотцу, я не стала бы тебя об этом просить, если бы видела хоть какой-то другой выход.

— Приказывай, Фея, — в официальной тональности пропел Менестрель.

— Ты должен вернуться на родину. Там ты должен собрать всех, кто решит отправиться в великую пустыню, прибыть в Тефиду ради своей Феи, в час ее нужды. Собери великих небесных левиафанов. Призови Дредноута, Следопыта, Аристократа, Твердыню, Свистолета, Бомбасто, Его Честь и самого Старейшину тоже. Скажи им, что Фея вступает в войну с небесными ракетами, что она навеки сотрет эту погань с великого колеса мира. Скажи им, что в ответ на это клятвенное ручательство Фея просит их забрать всех, кого удастся, и привезти в Тефиду. Сделаешь ты это ради меня, Менестрель?

— Сделаю, Фея. Но боюсь, не столь многие из моего народа прибудут. Тефида далека, путь полон опасностей, и мой народ боится этих мест. Мы считаем, что Гея не заповедала нам сюда приходить.

— Тогда скажи им вот что. Скажи, что каждый, кто явится, будет вознагражден ребенком на следующем Карнавале. Скажи, что, если они мне помогут, я устрою им такой Карнавал, о каком их потомки будут петь еще тысячу мегаоборотов. — Она перешла на английский. — Как ты думаешь, это их привлечет?

Менестрель пожал плечами и ответил на том же языке.

— Привлечет. Но не больше, чем смогут поднять пузыри.

Хлопнув титаниду по плечу, Сирокко попыталась помочь Менестрелю подняться. Вставал он медленно. Она постояла, глядя на него, затем потянулась поцеловать.

— Я буду ждать здесь, — пропела она. — Знаешь ты свист великого бедствия, чтобы призвать небесных левиафанов?

— Знаю.

— Один из них скоро тебя заберет. А до тех пор будь все время начеку. Доберись без приключений и возвращайся со многими работниками. Вели им захватить веревки, блоки и прочие снасти, лучшие лебедки, кирки и молоты.

— Я все сделаю. — Менестрель опустил взгляд. — Рокки, — вдруг спросил он, — ты думаешь, они живы?

— Я думаю, что есть надежда. Если они заперты там, внизу, Габи знает, что делать. Она знает, что меня ничто не остановит, что я их оттуда вызволю. Она прикажет остальным держаться на верху лестницы. Отправляться к Тефиде без меня слишком опасно.

— Как скажешь, Рокки.

— Да, таково мое слово. А теперь иди, сынок.

ГЛАВА XXXIII

Зачинщица

— Это был Джин, — хрипло прошептала Габи. — Я сначала глазам своим не поверила. Но это был Джин. Он выпрыгнул из бомбадуля, прежде чем тот звезданулся.

— Габи, тебе нельзя волноваться, — сказал Крис.

— Ладно. Я немного посплю. Но я хотела сначала рассказать.

Робин никак не могла определить, сколько времени они уже находятся на лестнице. Хорошенько прикинув, она решила что вполне могли пройти сутки. Она уже раз заснула, но почти сразу проснулась от Габиных криков.

Робин с трудом могла на нее смотреть. Они сняли с Габи все, что осталось от одежды, и положили ее на два спальных мешка. В аптечке у Вальи были тюбики с бальзамом от ожогов, но бальзам кончился задолго до того, как они успели покрыть всю обожженную кожу. Нельзя было даже тратить воду, чтобы смыть весь налипший песок, — ведь когда меха опустеют, взять воду будет неоткуда.

Хорошо хоть, что единственная лампада, прикрученная до предела, чтобы поберечь топливо, давала так мало света. Габи сплошь покрывали ожоги второй и третьей степени, смотреть на которые было больно. Весь правый бок и большая часть спины обуглились дочерна. Когда она ворочалась, кожа трескалась, и из разрывов сочилась прозрачная жидкость. Габи утверждала, что ничего там не чувствует; Робин понимала, что это означает основательное разрушение нервов. Но багровые участки вокруг этих тяжких повреждений страшно мучили Габи. Забывшись на несколько минут, она возвращалась к мучительной реальности с хриплыми воплями, что рвали ей горло и терзали душу Робин. Тогда она обычно просила воды, и ей давали несколько глотков.

Но теперь Габи казалась спокойнее, не так мучилась, так как сознавала, что вокруг нее друзья. Лежа на боку с подтянутыми к животу ногами и пристроив голову на коленях у Вальи, Габи рассказывала о последних минутах перед своим жертвоприношением.

— Это было его рук дело. Он связался с бомбадулями — они, между прочим, чертовски разумны. Он связался и с духами. Но ведь они с чужаками компанию не заводят. Мы оба это знали, и он попытался скрыть от меня, как он добился их содействия. Я убедила его рассказать. — Габи улыбнулась — жуткая улыбка на пол-лица.

— В одном я склонна ему доверять. Этот трюк с духами совершенно меня огорошил. Оказывается, Джин одел ублюдков в пластик. Он пропускал их через распылитель с какой-то дрянью, а оттуда они направлялись прямо в бой.

Но он переоценил наше хитроумие — и сам себя одурачил. Помните, на полпути к тросу Рокки заметила, что, если бы мы сначала отправились к северу от шоссе, вернулись бы к нему, а уж потом как следует рванули бы к тросу, то вышло бы меньше пути по глубоким пескам? Так вот. Если бы мы так поступили, то нарвались бы на засаду. Джин расположил свою водонепроницаемую армию между дорогой и тросом, а эскадрилья бомбадулей притаилась в северных горах, чтобы разбомбить нас к чертям собачьим, когда нас прихватят духи. А там, куда мы двинулись, у него были лишь малые силы, к тому же не водонепроницаемые. Джин сказал, что пластик долго не держится, стирается песком, а распылитель у него имелся только один. И поместить его он вынужден был неподалеку от своих главных сил.

Она закашлялась, и Робин предложила ей еще воды, но Габи помотала головой.

— Это добро придется растягивать, — сказала она. Казалось, Габи устала от долгого рассказа, и Крис еще раз предложил ей отдохнуть.

— Сначала надо рассказать, — сказала она. — Где я остановилась. Ах да. Ты был прав, Крис. Мы остановились перед пескодухами, а потом вообще залегли, когда появился тот бомбадуль. В нем сидел Джин. Он нас искал, а когда увидел, то связался с главными силами, чтобы те подходили. Если бы мы рванули сразу, то оказались бы под тросом раньше, чем пехота или воздушные силы до нас добрались. Не думаю, что Джин стал бы рисковать собственной шеей, чтобы лично атаковать нас с воздуха. Может, я и ошибаюсь. Мотив у него был крайне серьезный.

Он охотился за мной, — сказала Габи и снова закашлялась. Но, как только кашель унялся, она продолжила: — Вся эта история и почти все наши беды в пути были связаны с тем, что Джин пытался меня убить. Пескодухи и бомбадули имели приказы атаковать в первую очередь меня, а потом, если получится, остальных. Сирокко было приказано не трогать, но, подозреваю, у Джина на этот счет были свои соображения.

— В каком смысле? — спросила Робин. — Он что, тоже действовал по приказу?

— Да, — ответила Габи. — Чертовски верно. И об этом он ни в какую не хотел мне рассказывать. Я пообещала ему, что буду отрезать от него по кусочку и следить, чтобы он прожил не меньше суток. Для вящей убедительности несколько кусочков пришлось отрезать.

Робин нервно сглотнула. Она думала, что и сама не чужда насилию, но его уровень в последних событиях ее потряс. Расквашенные носы, сломанные ребра и даже смерть были ей известны, однако настоящая война оставалась лишь преданием давно покинутой Земли. Робин сомневалась, способна ли она была сделать то, о чем рассказывала Габи. Она вполне могла бы перерезать тому Джину горло или всадить ему нож в сердце. Пытка была ей незнакома, но все же она ощущала глубокий поток лютой ненависти, текущий в Габи, источником которого был тот мужчина, Джин. И снова она почувствовала чудовищную пропасть между своими девятнадцатью годами в Ковене и Габиными семьюдесятью пятью на громадном колесе.

— Так кто же это был? — допытывался Крис. — Океан? Тефида?

— Я очень хотела, чтобы это оказался Океан, — ответила Габи. — Хотя и мало в это верила. Нет, Джин получал приказы непосредственно от той, кого я все время подозревала. Сама Гея велела ему убить меня и пощадить Сирокко. Вот почему, когда погиб Псалтерион, я не сдержалась и крикнула, что это ее рук дело. Думаю, она услышала меня и велела Джину удвоить усилия. Она предоставила в его руки источник напалма и взрывчатки.

— Так за тем нападением тоже стоял Джин?

— А вы помните, как все вышло? Крис заметил бомбадуля и столкнул меня с Псалтериона. Не сделай он этого, мы оба уже были бы мертвы. После этого Джину пришлось сделать так, чтобы это выглядело атакой на весь отряд, чтобы Рокки не знала, что охота ведется за мной. — Она снова закашлялась, затем схватила Криса за рубашку и с истерической силой приподнялась.

— Именно это вы и должны сказать Рокки, когда она сюда доберется. Она должна знать, что все это проделала Гея. Если я усну, когда она здесь окажется, первым делом скажите ей это. Обещайте мне. Если я буду в бреду или уже не смогу говорить, вы должны ей это сказать.

— Я скажу ей, обещаю, — сказал Крис. И переглянулся с Робин.

Он решил, что Габи уже в бреду, и Робин молча с ним согласилась. Сирокко скорее всего мертва, а даже если, нет, крайне сомнительно, чтобы ей удалось раскидать гору камней, завалившую вход на лестницу.

— Вы не понимаете, — пробормотала Габи, оседая назад. — Ладно, я расскажу вам, чем мы на самом деле занимались, когда делали вид, что вывели вас обоих на небольшую прогулочку в парке.

Мы замышляли свергнуть Гею.

То, чем занимались Габи и Сирокко, было скорее поиском путей и средств, чем каким-то настоящим планом. Ни одна из них вовсе не была уверена, что вообще физически возможно свергнуть Гею или что от Геи как от существа можно избавиться, не разрушая Гею как тело. То самое тело, от которого всецело зависели их собственные жизни.

Как и многое в Гее, ситуация эта имела корни в далеком прошлом. Еще лет тридцать назад у Габи уже руки чесались изменить положение вещей. Сидя рядом с ней в мерцающей темноте, Робин слушала, как Габи рассказывает о том, что она до сих пор могла доверить только Сирокко.

— Долгое время Рокки и слышать об этом не хотела, — говорила Габи. — И я ее не виню. У нее была масса причин быть довольной тем, как все здесь тогда шло. У меня, между прочим, тоже. Жизнь в Гее вовсе не казалась мне ужасной. То и дело я натыкалась на что-то, что мне не нравилось, но, черт побери, — на Земле было еще хуже. По-моему, Вселенная вообще не слишком справедлива и не особенно хороша — неважно, управляется она живым Богом или нет. Я совершенно искренне верю, что если бы христианский Бог существовал, я ненавидела бы его куда больше, чем Гею. Ей до Него далеко.

И все-таки просто потому, что с этим божеством можно поговорить, просто потому, что она действительно есть, я говорила с ней и понимала, что она несет полную ответственность за происходящее, понимала, что каждая несправедливость, каждая бессмысленная гибель есть результат сознательного решения… и мне все труднее было с этим смириться. С раком, к примеру, я смиряюсь только потому, что знаю, что он растет сам — что никто его специально не выращивает и не решает опробовать на людях. На Земле так со всем. Если случается землетрясение, ты страдаешь, залечиваешь раны, собираешь осколки и движешься дальше — к тому, что Вселенная в следующий раз на тебя обрушит. Ты не попрекаешь Бога — по крайней мере, так делало большинство из тех, кого я знала.

Но, если правительство проводит закон, который тебе не по вкусу, ты поднимаешь хай. Ты либо решаешь сбросить ублюдков на следующих выборах, либо вознамериваешься лишить их власти другими методами. А почему? Да потому, что эти несправедливости исходят от людей, а не от безразличной Вселенной, и ты чувствуешь, что можешь с ними что-то поделать.

До меня довольно долго доходило, что и здесь все обстоит примерно так же, но, в конце концов, дошло. Препятствие заключалось в том, что я, поверите или нет, долгое время действительно думала о Гее как о богине. Так много похожего. Но ведь она не применяет никакой магии. Все, что она делает, — теоретически доступно и существам, подобным нам. Так что постепенно я отошла от представления о Гее как о богине и стала рассматривать ее примерно как муниципалитет. И, черт меня побери, удержаться от борьбы с муниципалитетом, кажется, не в моих силах. — Тут Габи снова схватил приступ кашля, и ей пришлось прерваться. Робин поднесла к ее губам мех с водой. Габи попила, затем со слезами на глазах оглядела собственное тело. — Сами видите, куда меня эта борьба завела.

Валья нежно погладила ее по голове.

— Теперь тебе нужно отдохнуть, — сказала титанида. — Тебе нужно беречь силы.

— Хорошо, — отозвалась Габи. — Но вначале нужно все выложить. — Несколько секунд Габи тяжело дышала, и Робин увидела, как глаза ее расширились от боли. Потом она попыталась привстать, но Валья удержала ее, тщательно стараясь не касаться обожженных участков. Пока Габи переводила дикий взгляд с нее на Криса, с Криса на Валью и обратно, Робин видела, как в измученных глазах растет понимание. Когда Габи заговорила, голос ее был почти детским.

— Ведь я… я умру? Да?

— Нет, надо только…

— Да, — с титанидской прямотой в вопросах жизни и смерти подтвердила Валья. — Надежды почти не осталось.

Габи вдохнула мучительный всхлип.

— Не хочу умирать, — простонала она. Потом снова попыталась сесть. Истерика придавала ей сил, чтобы еще бороться. — Я еще не готова. Пожалуйста, не дайте мне умереть, я не хочу умирать, я… не хочу… не дайте же мне умереть! — Тут Габи вдруг прекратила сопротивление и обмякла. Долго-долго слышались лишь ее горестные рыдания — так долго, что, когда Габи снова попыталась заговорить, речь ее сделалась неразборчивой. Робин наклонилась к самым ее губам.