Гея (№2) - Фея

— Не совсем, — возразил Крис. — Робин потеряла несколько пальцев на ногах.

— Ах да. Ну если она потрудится снять повязки, то увидит, что с пальцами все в порядке.

На протяжении всего пути по ступице Робин испытывала странные ощущения, но думала, что это эффект фантомного присутствия, уже хорошо ей знакомое. Теперь же она одну за другой подняла обе ноги и прощупала повязки. Пальцы снова были на месте — все десять.

— Нет-нет, не благодари. Я вряд ли могу ожидать твоей благодарности, ибо без моего вмешательства в твою жизнь ты бы их не лишилась. Я также взяла на себя ответственность и исправила то, что считаю промахом татуировщика, когда восстанавливала кусочек змеи, который украшал один из пропавших пальцев. Надеюсь, ты меня не осудишь.

Робин зверски озлилась, но промолчала. И поклялась себе, что он обязательно исправит и сделает все, как было.

Да, Гея вправе была сказать, что Робин подавлена, — хотя во время своего первого визита она пристрелила бы богиню за подобное заявление, — но у нее еще хватало гордости противостоять подлым трюкам.

— Присаживайтесь, — предложила Гея. — Еду и питье берите сами. Присаживайтесь и все-все мне расскажите.

— Мы лучше постоим, — отозвался Крис.

— Мы надеялись, что визит много времени не займет, — добавила Робин.

Гея перевела взгляд с одного на другую и скорчила кислую гримасу. Потом взяла с ближайшего столика бокал и грохнула его об пол. Один из лизоблюдов поспешил подойти и поставить новый бокал на влажное колечко, оставшееся от предыдущего.

— Вот как, значит. Пора бы мне уже привыкнуть, но я всякий раз слегка удивляюсь. Я не отрицаю, что вы брали на себя риск, какой вообще-то лучше не брать. И пожалуй, могу в какой-то мере понять ваше негодование оттого, что, прежде чем получить мои дары, вам пришлось себя проявить. Но войдите в мое положение. Если бы я всем сразу давала что могу, меня скоро забомбили бы всевозможные нищие, попрошайки, факиры, фокусники, паразиты и просто всякая погань со всех концов Солнечной системы.

— Не вижу, в чем проблема, — не удержалась и заспорила Робин. — Стульев тут навалом, а старт ты уже взяла хороший. Почему бы, к примеру, не организовать хор?

— А язычок у тебя по-прежнему острый. Эх, была бы я человеком, столь изысканное жало нашло бы, куда вонзиться. Но увы, мне безразлично твое презрение. Так к чему зря его тратить? Оставь его для тех, кто слаб, кто бросает своих товарищей в беде, кто хнычет и зарывается в глубины своего страха. Короче, для тех, кто не проявил себя так, как ты.

У Робин аж кровь отхлынула от лица.

— Тебе никто не говорил, — быстро вставил Крис, — что ты болтаешь в точности как злодейка из дешевого ужастика?

— Ах так? Как бы в этом году тебе не стать двенадцатым. — Гея развела руками. — Да, люблю я старые фильмы. Но меня уже все это утомило. Второе действие сегодняшнего вечера вот-вот начнется, так что…

— А зачем понадобился танцор? — выпалила Робин. Она сама удивилась, что спросила, но почему-то ей вдруг показалось это важным.

Гея вздохнула.

— Почему вы, люди, так бежите от загадочности? Почему все должно быть разложено по полочкам? Что плохого в нескольких небольших секретах? Ведь они только придают жизни немного пикантности.

— Терпеть не могу секреты, — заявил Крис.

— Будь по-вашему. Танцор — помесь Фреда Астера с Айседорой Дункан, плюс несколько щепоток Нижинского, Барышникова, Драммонда и Грея. Реальные люди тут не при чем, уверяю вас, — хотя я обожаю разворошить пару-другую могил и исследовать прах на предмет пригодных для клонирования генов. Нет, всего лишь гомологи, изготовленные на основе оставшихся от них записей, переписанных на нуклеиновые кислоты вашей покорной слугой и овеянные дыханием жизни. Танцор — весьма удобное орудие моего разума — как, впрочем, и это мясо… — Гея помедлила, чтобы стукнуть себя кулаком в грудь — … но, тем не менее, всего лишь орудие. В каком-то смысле и он, и та, что сейчас говорит, — оба танцуют в моем мозгу. Эта старуха нужна для общения с эфемерными существам, а танцор — для совершенно конкретных целей, которые я в определенный момент преследую. Но я все-таки ожидаю, что, несмотря на отвращение и презрение, вам небезынтересно узнать, отошлю я вас отсюда какими вы были — или исцеленными. — Вопросительно подняв бровь, Гея по очереди оглядела Криса и Робин.

Робин, хоть ей и больно было это признать, вся превратилась в слух. Разумная ее часть утверждала, что она не играла по правилам Геи, а если и сделала что-то такое, чем заслужила награду, то глупо было бы от нее отказаться. Но что-то в глубине души вело изменнические речи. «Не очень-то ты хорошо сражалась, когда тебя вывели на арену, — говорило оно. — А награды тебе всегда хотелось». Но Робин не хотела показывать свою заинтересованность.

— Прежде чем объявить решение, я всегда предпочитаю выслушать вашу оценку, — сказала Гея. Откинувшись на спинку стула, она переплела толстые пальцы на брюхе. — Робин, ты начнешь.

— Нет у меня никакой оценки, — с готовностью отозвалась Робин. — Не знаю, насколько ты осведомлена о том, что мне удалось, а что я завалила. Вполне могу предположить, что тебе известно все вплоть до самых черных тайн моей души. Пожалуй, во мне произошла занятная перемена. Раньше я презирала твои правила, а Криса они завораживали — или, по крайней мере, так мне казалось. Теперь я уже не знаю. Я много думала обо всем, что произошло. Мне очень за многое стыдно. В частности и за то, что я неспособна признать свою человеческую слабость. Сделаешь ты со мной что-то или не сделаешь — не так важно. Я уже кое-чего достигла. Хотела бы я знать точней, что это такое и что обладать этим не так больно. Но, так или иначе, к себе прежней я уже не вернусь.

— По-моему, тебя это слегка печалит.

— Возможно.

— Все куда проще, когда не нужно оглядываться на себя. Но такое отношение к действительности долго не держится.

— Тоже возможно.

— Впереди у тебя радости посерьезнее.

— Пока ничего о них не знаю. Гея пожала плечами.

— Я могу и ошибаться. Я никогда не набрасывала на себя личины непогрешимости, предсказывая поведение существ со свободной волей. Впрочем, опыт у меня значительный. И мне представляется, что, победила ты или проиграла, ты сильнее того, через что прошла.

— Может быть.

— Стало быть, я решаю, что ты заслужила исцеление.

Робин подняла глаза. Благодарить богиню она не собиралась, но ее слегка огорчило то, что Гея этого и не ждала.

— Собственно говоря, ты уже исцелена и можешь уйти хоть сейчас. Желаю тебе удачи, хотя мне интересно…

— Минутку. Как это я уже исцелена? Когда это могло случиться?

— Пока ты смотрела на танцора. Когда вы с Крисом вошли в лифт на ободе, я быстро погрузила вас в сон — так же, как и в первый раз. Тогда необходимо было установить природу ваших недугов и средства для их исцеления — если таковые имелись. Без обследования я бы не смогла предложить вам тот договор. А на сей раз это уже скорее требовалось мне, чем вам. Мне нужно было знать, что вы делали с тех пор, как мы в последний раз виделись. Я изучила ваш опыт, тщательно все продумала и приняла решение. Вы никакой перемены не почувствовали. И ничего не заметили, потому что я сфабриковала вашу поездку на лифте и вернула вас в чувство, смешивая того человека, что танцует в моем сознании, с реальным парнишкой в реальных гетрах. Некоторую неловкость вы, возможно, подметили, но я уже прилично насобачилась и уверяю вас — хоть мне и не под силу описать вам мои методы, они вполне здравы и научны. Если вы против, то можете..

— Минутку, — перебил Крис. — Если ты…

— Не перебивать, — сказала Гея, грозя пальцем. — Твоя очередь еще впереди. Короче говоря, вам следовало держать в уме старое предостережение, что нельзя садиться в машины к незнакомцам. Особенно здесь.

— Я припоминаю один очень длинный рейс, — внезапно озлобившись, проговорила Робин. — Далеко-далеко вниз. Теперь оказывается, поездка вверх тоже с подвохом.

— Извиняться не собираюсь. Не хочу и не буду. Тот длинный рейс достается всем. Обычно пилигримы получают наглядное и яркое представление о собственной смертности. Ты, Крис, пожалуй, единственный, кто своего Большого Пролета так до самой смерти и не припомнит.

— Я хочу сказать насчет…

— Чуть позже. По-моему ты, Робин, говорить собиралась.

Девушка одарила Гею тяжелым взглядом.

— Ага. Как мне узнать, что я исцелена? Ты же не думаешь, что после прошлого визита я стану тебе доверять.

Гея рассмеялась.

— Нет, не думаю. К сожалению, права потребителя здесь никак не защищаются. Да, я признаю за собой склонность к невинным шуткам. Но что касается исцеления, то тут моя репутация безупречна. Могу поклясться, что отныне — если только тебе как-нибудь не свалится на голову кирпич, что, как известно, может повлечь за собой эпилепсию, — все припадки у тебя в прошлом. Теперь, Крис, твоя очередь. Что ты думаешь насчет…

— Я хочу кое о чем заявить. Не знаю, исцелила ты меня или нет, но делать этого не следовало. Ты не имела права.

На сей раз обе брови Геи удивленно приподнялись.

— Ну это еще как сказать. Я, собственно, хотела спросить тебя, считаешь ли ты, что заслужил исцеление. Но раз ты так самоуверен, то ответ ясен заранее.

— Нет у меня никакого ответа. Зато у меня есть мнение. Ты отправила меня становиться героем, и я вернулся живым. Уже одно это чего-то стоит. Только не верю я больше в героев. А верю в обычных людей, которые, как могут, справляются со своими судьбами. Просто делаешь то, что должен, и выбора у тебя при этом не больше, чем у кирпича, про который ты тут болтала. Всю первую часть похода я обдумывал все, что делал, — от прохода по стремнинам до чистки зубов — и прикидывал, геройство это или нет. Потом я совершил пару-другую подвигов, которые, уверен, прошли бы тест. Но тут я понял, что тест фальшивый. Ты берешь критерии из книжки с комиксами, а потом смотришь, как люди пляшут под твою дудку. Я тебя презираю.

— Правда? Ты слишком много себе позволяешь. Раз уж ты не ответил на мой вопрос, то могу тебя огорчить — ты тоже исцелен. А теперь догадайся, на чем я основала свое решение. На твоем подвиге по спасению жизни Габи в Фебе? Или на твоем решении сносить скуку смертную под боком у Вальи?

— Ты… — Робин видела, как в Крисе вскипел гнев, и видела, как он заставил себя сдержаться. Она не сомневалась, что Крис взял себя в руки из-за той же мысли, что вдруг напугала Робин при упоминании имени Габи — насколько Гея обо всем осведомлена?

— Я не хочу никакого исцеления, — говорил тем временем Крис. — На Землю я возвращаться не собираюсь, а здесь мои проблемы мало что значат. Кроме того, от тебя я исцеление принимать не желаю.

— Потому что ты меня презираешь, — сказала Гея, с усталым видом отворачиваясь. — Так ты, кажется, сказал. Само собой, титанидам ты вреда нанести не можешь, но как насчет живущих здесь людей? Кто о них позаботится?

— Я не собираюсь среди них болтаться. Кроме того, мне уже и так лучше. С тех пор, как я вернулся в Титанополь, мои эпизоды сделались почти одинаковыми и не такими бурными. Послушай, я… да, признаюсь. Я не настолько горд, чтобы не принять от тебя одну милость. Зря я тут лишнего наговорил. Вообще-то на уме у меня было, если ты предложишь мне исцеление, предложить тебе заменить его кое-чем другим. В смысле, ты сказала, что я заслужил исцеление — независимо от того, что я сам об этом думаю. Пожалуй, ты могла бы подумать о том, что в чем-то мне задолжала.

Теперь Гея вовсю улыбалась, и лицо Робин запылало сочувствием к Крису. Она понимала, как все это для него оскорбительно.

— У нас было устное соглашение, — сказала Гея. — Весьма конкретное. Допускаю, что имела от него все выгоды, что диктовала все условия и что обсуждению они не подлежали. Но не забывай — я все-таки здесь хозяйка. Впрочем — умираю, хочу услышать, с чем же я, по-твоему, должна согласиться. — Богиня приняла театральную позу внимательного слушателя и несколько раз подмигнула Крису.

— Ты уже сделала это для Сирокко и Габи, — не глядя на нее, тихо проговорил Крис. — Если ты думаешь, что я и дальше буду клянчить, то не дождешься.

— О нет, не жду, — отозвалась Гея. — Конечно же, клянчить ты больше не станешь. Прекрасно представляю, чего тебе это стоило после такой патетической речуги о героях, подвигах и презрении. Нет, я просто бы изумилась, возьмись ты еще клянчить. Бывает, ошибаюсь я в людях — но уж не настолько. И теперь просто жду, чтобы ты это назвал. Будь поконкретней. Чего ты хочешь?

— Способности петь.

Хохот Геи зазвенел в мрачной пустоте ступицы. Казалось, конца ему не предвидится. Вскоре все завсегдатаи небесного кинофестиваля тоже хохотали — в полном согласии с известным принципом, что смешное для хозяина несмешным быть не может. Поглядывая на Криса, Робин ждала, что он вот-вот набросится на паскудную старуху с картофельной мордой, но Крис опять невесть как сдержался. Постепенно смех затих — сначала посерьезнела Гея, затем все остальные.

Склонив голову набок, богиня, казалось, задумалась.

— Нет. Отказать. В обеих просьбах. Не стану я тебя разлечивать. И петь учить не стану. Надо было сначала читать, а потом подписывать — и знать свои желания, прежде чем сюда являться. Я настаиваю на букве договора. Это может показаться грубым, но вскоре ты поймешь, что все не так плохо, как кажется. Когда я тебя исцелила, произошло смешение разных твоих индивидуальностей. Так, ты обнаружишь, что стал несколько ближе к насильственным тенденциям, которые так заводили твою титанидскую суку. Это, вкупе с более квалифицированным использованием твоего пениса, должно поддерживать в животном смирение и преданность еще по крайней мэре…

Тут Крис уже уселся на нее. Робин рванулась на помощь, но вынуждена была столкнуться с целым роем гостей Геи, которые — пусть и не самая крутая камарилья, с какой ей приходилось сталкиваться, — единодушно готовы были отличиться перед Геей. Робин отделала нескольких. Эти поднялись бы нескоро, но остальные взяли числом и в считанные секунды разложили ее на полу. Повертев головой, Робин заметила, что Крис в том же положении, что и она, а Гея снова взбирается на свое кресло.

— Отпустите их, — сказала она, усаживаясь. Изо рта у нее капала кровь, но, несмотря на это, богиня ухмылялась. А быть может — из-за этого; Робин не знала. Поднявшись, Робин встала рядом с Крисом. Она порезала руку и теперь поднесла ее ко рту, чтобы высосать кровь.

— Понял, о чем я? — продолжила Гея так, будто ничего не случилось. — Тот Крис Мажор, что когда-то сюда явился, никогда бы такого номера не выкинул. И мне это нравится. Хотя тебя, знаешь ли, занесло. Тем не менее, сделку я с тобой заключу. Не думаю, что ты здесь у меня надолго. На сей счет я осведомлена куда лучше тебя. Мне кое-что известно о титанидской любви и о том, насколько она отличается от человеческой. Твоя подружка очень скоро начнет раздвигать свои стройные ноги для других… брось, пожалуйста. К чему повторять пройденное? — Она подождала, пока Крис несколько успокоится. — Вот видишь — твоя реакция доказывает, что я права. Не стану отрицать, что Валья тебя любит, но она будет любить и других. Этого ты снести не сможешь. И свалишь отсюда с великой горечью на сердце.

— Можешь побиться об заклад?

— В этом и состоит сделка. Возвращайся через… ну, скажем, через пять мириаоборотов. Нет, буду великодушна. Скажем, через четыре. Это примерно четыре с половиной года. Если ты и тогда захочешь быть излеченным и по-прежнему будешь хотеть петь, я сделаю для тебя и то и другое. Ну как, идет?

— Идет. Я вернусь.

Впоследствии Робин не могла припомнить, сказал ли Крис еще хоть слово. До нее вдруг дошло, какую часть руки она сосет. В нарастающем ужасе поглазев на собственную руку, она дико завопила и прыгнула. Гея снова покатилась со своего кресла. Следующее, что помнила Робин, было то, как она сидит на полу, а первым ощущением оказалась боль в мизинце — том самом, которому там быть не полагалось. Она пыталась еще раз его укусить, а Крис силился оторвать ее руку ото рта. Не стоило ему так беспокоиться. Робин сама отняла руку и тупо уставилась на укусы.

— Не могу, — пробормотала она. — Не могу.

— И раньше не могла, — напомнила ей Гея. — Ведь ты его ножом отрезала, помнишь? А широкой общественности потом наплела, что откусила. Тогда тебе такие фокусы славно удавались; ради крутого имиджа ты бы самое себя выпотрошила и высушила. Да, Робин. Ты была такой засранкой, которую разве что только мать родная любить станет. — Богиня слегка запыхалась. — Впрочем, почему «была»? Нет, детишки, вы это прекращайте. Черт возьми, уже дважды на дню колотят! Мне что, и дальше сносить насилие и побои? Какая богиня такое бы потерпела? А? Я вас спрашиваю!

Робин уже не интересовала болтовня Геи. Грустный факт — который ей, как и многие другие, предстояло встретить лицом к лицу — заключался в том, что Гея оказалась отчасти права. Она уже не была Робин Девятипалой.

— Можете не прощаться, — сказала Гея. — Поцелуи и объятия не обязательны. Просто уходите.

Крис помог Робин встать, и всю обратную дорогу к лифту, который снова мог отправить ее полетать по спице Реи, Робин думала только об одном — осталась татуировка на животе или нет. Единственное, в чем она была уверена, это то, что она постарается как можно дольше туда не смотреть.

ГЛАВА ХLII

Битва ветров

Сирокко сидела на плоском скалистом выступе над Местом Ветров, самой границей похожего на столовую гору образования, что заставляло трос, известный как Лестница Сирокко, так напоминать руку, вцепившуюся в почву Восточного Гипериона. Под ногами у нее от земли расходились пальцы-жилы, чьи узловатые костяшки разгладились за миллионы лет беспрестанного ветра. Между жил — там, где между пальцев находятся перепонки, — разевали пасти эллиптические провалы. Жадно глотая воздух, они нагнетали его в промежуточные воздуховоды в тросе — гнали наверх, чтобы выдуть в далекой ступице и бросить обратно в спицы в грандиозном цикле восполнения, что составлял само существо жизни Геи. Земля здесь была голой, и все же жизнь, бурлящая под ней и вокруг нее, а порой пробивавшаяся до самой дальней молекулы, заставляла кости Сирокко вибрировать.

Гея казалась такой невообразимо громадной, что легко было впасть в отчаяние.

Наверное, за всю историю Геи нашлась одна-единственная, которая осмелилась открыто бросить ей вызов. Сирокко, великая Фея, объявила об этом во всеуслышанье, будто и впрямь могла разговаривать с Геей на равных. И только она сама знала, как легковесен ее вызов и только сама могла перечислить ненавистный список собственных преступлений. Для начала Гее потребовалось вытоптать всю землю вокруг Феи, чтобы поставить ее на колени. Пройдет время, и Сирокко будет корчиться под нею как червь и воспринимать любой нажим как истинное благо.

То, что курс богини мудр, уже было очевидно. Единственная, кто осмеливалась вести себя вызывающе, была теперь мертва, а труп ее пожрала гневная земля — тело Геи. Весьма наглядный урок. Не могло быть никакого сомнения, что эта Габи была всего-навсего идиоткой. Бунт ее, прискорбно мелкий и ничтожный, сгинул вместе с ее жизнью. Не успела она сделать и первых шагов, как гнев Геи уже на нее обрушился. Убийство Габи вызвало у Геи не больше забот, чем их бывает у спящего слона, навалившегося на муху.

Сирокко уже много часов не двигалась, но, когда сзади послышался крик, обернулась. Потом встала. Сначала ангел казался крылатым пятнышком, но быстро вырастал в размерах. Его разноцветные крылья умело изгибались под коварными ветрами — и, наконец, опустили причудливое существо в двух метрах от Сирокко. Сзади летели еще пятеро.

— Они вернулись в Титанополь, — сообщил ангел. Они явно предлагали ей отправиться в путь. Но слишком малы были плечи Сирокко для гнева Геи. Ангел, прищурившись, разглядывал ее.

— Ты уверена, что тебе этого хочется? — спросил он.

— Я никогда ни в чем не уверена. Идем.

Они вместе дошли до края обрыва. Прямо под Феей оказалась заборная дыра, именуемая Великой Плакальщицей, а также известная как Передний Пах Геи.

Ангелы пододвинулись к Сирокко сзади. Двое с обоих боков взяли ее под локти своими жилистыми руками. Остальные четверо должны были обеспечивать страховку опасного полета в кромешной тьме.

Сирокко ступила за край, и ветер подхватил ее словно сухой лист. Влетев прямо в трос, Фея устремилась к ступице.

ГЛАВА ХLIII

Тонкая алая линия

Сирокко называла это действо Безумным Чаепитием, но сама понимала, что сравнение хромает; просто когда-то она чувствовала себя там примерно как Алиса. Свита отчаяния, окружавшая Гею, скорее подошла бы для экзистенциалистской сцены Беккета, чем для кэрролловской Страны Чудес. И все же Сирокко не удивилась бы, предложи ей там кто-нибудь чашку чая.

Толпа исключительно тонко чувствовала настроение Геи. Сирокко никогда не видела лизоблюдов более нетерпеливыми, чем пока она приближалась к пирушке, — и столь резко насторожившимися, когда Гея наконец ее заметила.

— Вот радость-то! — сочно прогудела богиня. — Да неужто это капитан Джонс? Чем же мы обязаны чести столь внезапного и необъявленного визита? Эй, ты, как там тебя, принеси-ка Фее самый большой стакан чего-нибудь холодненького. Неважно чего — только чтобы воды было поменьше. Садись вон в то кресло, Сирокко. Быть может, тебе еще чего-нибудь хочется? Нет? Хорошо. — Казалось, Гея не знает, что сказать дальше. Сидя в своем широком кресле, богиня что-то бубнила, пока Фее не подали стакан.

Сирокко посмотрела на стакан так, будто в жизни ничего подобного не видела.

— Наверное, тебе лучше сразу бутылку, — предположила Гея. Сирокко посмотрела ей в глаза. Потом опять взглянула на стакан, перевернула его и стала водить по кругу, пока не образовалась на полу лужица. Пустой стакан Сирокко швырнула вверх — так, что, покинув круг света, он все еще взлетал. Сфера сплющилась и начала расплываться по ковру.

— Никак ты хочешь сказать, что завязала? — осведомилась Гея. — А как насчет ширли-темпла? Я только-только получила от одного поклонника на Земле чудненький миксер. Весь керамический, и в форме тела свеженького мистера Америка. Клянусь, кучу денег стоит. Особенно удается коктейль мартини. Джин мистеру льешь до подбородка, а вермут — до…

— Заткнись.

Слегка наклонив голову, Гея поразмыслила — и сделала, как было сказано. Потом сложила руки на брюхе и стала ждать.

— Я здесь, чтобы заявить о своей отставке.

— Но я тебя о ней не просила.

— Я сказала, ты слышала. Быть Феей я больше не желаю.

— Ты больше не желаешь. — Гея сочувственно прищелкнула языком. — Все, знаешь ли, не так просто. Но, похоже, тут счастливое совпадение. Последние несколько лет я частенько задумывалась, не пора ли положить конец твоему назначению. Сопутствующие блага, разумеется, также бы оказались изъяты. Поскольку это практически равнялось смертному приговору, я не торопилась с решением. Но факт остается фактом. Если ты вспомнишь те качества, которые мне требовались, когда я нанимала тебя на работу, то согласишься, что уже давненько не соответствуешь занимаемой должности.

— Даже не собираюсь возражать. Фактом остается то, что сразу же после очередного Карнавала в Гиперионе я слагаю с себя должность. А до той поры я навещу другие титанидские земли, чтобы…

— «Сразу же после…» — Гея ударилась в наигранное изумление. — Нет, вы только ее послушайте! Просто не верится — сколько за один день можно натерпеться дерзостей! — Смех богини немедленно подхватили несколько ее подхалимов. Сирокко перевела взгляд на одного из людишек и смотрела на него до тех пор, пока он не решил, что лучше бы куда подальше смотать. К тому времени все притихло, и Гея жестом предложила Сирокко продолжать.

— Добавить почти нечего. Я обещала титанидам запоминающийся Карнавал, и я им его устрою. Но я требую, чтобы в дальнейшем ты установила другой способ воспроизводства титанид, подлежащий моему одобрению, и с десятилетним испытательным сроком. За это время я смогу пронаблюдать за его действием и убрать оттуда все фокусы.

— Ты требуешь, — проговорила Гея. И поджала губы. — Знаешь, Сирокко, должна тебе сказать — ты меня с этим делом совсем загоняла. Клянусь, никогда не думала, что у тебя хватит пороху здесь появиться — зная, что мне обо всем известно. У тебя даже речь прорезалась. Странно, но ты сейчас демонстрируешь те качества, что были у тебя в самом начале и за которые я сделала тебя Феей. Если ты помнишь, в список входили отвага, целеустремленность, страсть к приключениям и героизм. Прискорбно, но впоследствии, ты их растеряла. Вообще-то я не собиралась заводить речь о моих недавних сомнениях. Но ты сама спровоцировала своими дурацкими требованиями. Я даже начинаю задумываться, не лишилась ли ты рассудка.

— Напротив, я его вновь обрела. Гея нахмурилась.

— Давай-ка начистоту, идет? Мы обе знаем, о чем идет речь, и я признаю, что действовала поспешно. Да, я приняла все слишком близко к сердцу. Но и она тоже была хороша. Большой глупостью было с ее стороны отправить этих двух детишек с подобным сообщением; наверняка она тогда уже ничего не соображала. Но факт остается фактом. Габи…

— Не смей произносить ее имя. — Сирокко лишь слегка повысила голос, но Гея резко прервалась, а первые ряды ее свиты непроизвольно подались назад.

Гея, судя по всему, искренне удивилась.

— Ее имя? При чем тут ее имя? Если ты только не повернулась на баснях о собственной колдовской силе, то я просто не понимаю. Имя — пустой звук; ничего магического в нем нет и быть не может.

— Не желаю слышать, как ты его произносишь. Тут Гея впервые озлилась.

— Я слишком долго терпела, — процедила она. — Я прощаю тебе и другим такие оскорбления, каких не снесла бы никакая другая богиня. А все потому, что не вижу смысла в бесконечных убийствах. Но ты испытываешь мое терпение. Так вот. Больше я не потерплю. Можешь считать это предупреждением.

— Ты терпишь, потому что тебе так нравится, — ровным тоном произнесла Сирокко. — Жизнь для тебя игра, и ты любишь манипулировать фишками. Вся эта публика, к примеру, нужна, чтобы целовать тебя в жопу, когда тебе того захочется. Так что я буду оскорблять тебя, когда пожелаю.

— А они — целовать, — сказала Гея, снова улыбаясь. — Да, конечно же, ты права. Ты снова доказываешь мне, что при желании можешь устроить мне такое представление, какого больше ни от кого не дождешься. — Она помолчала, явно ожидая, что Сирокко продолжит. Но Сирокко молчала. Запрокинув голову, она смотрела на далекую, прямую и острую как бритва линию алого света наверху. Линия эта была первым, что Сирокко заметила во время своего первого и страшно давнего визита в ступицу. Когда-то она стояла здесь бок о бок с Габи и гадала, что бы это могло быть. Впрочем, линия тянулась так высоко, что и думать особенно не стоило. Все равно им было до нее не добраться.

Но Сирокко даже тогда чувствовала, что это важно. Всего лишь ощущение — но она им доверяла. Там, в самой недостижимой точке мира, полного ошеломляющих горизонтов, располагалась какая-то жизненно важная часть Геи. И оттуда, где сейчас сидела Сирокко, было до нее по меньшей мере километров двадцать.

— Полагаю, тебе любопытно будет услышать ответ на твои запросы, — наконец сказала Гея. Сирокко опустила голову и снова взглянула на богиню. Лицо ее ничего не выражало — как, впрочем, и с самого начала разговора.

— Вовсе не любопытно. Я уже сказала, что намереваюсь делать, а потом сказала, что следует сделать тебе. Больше говорить не о чем.

— Сомневаюсь. — Гея пристально на нее посмотрела. — Дело в том, что это совершенно невозможно. Ты должна это знать. А значит, ты должна представить для меня какую-то угрозу, хотя я понятия не имею, что это может быть.

Сирокко лишь мельком на нее взглянула.

— Не могла же ты вообразить, что я смиренно удовлетворю твои… ну ладно, соглашусь с твоими требованиями, если тебя так больше устраивает. Требование или просьба — какая разница, если ответ все равно отрицательный? Теперь ты должна сказать мне, что собираешься делать.

— Так ты говоришь «нет»?

— Разумеется.

— Тогда мне придется тебя убить.

Во всей необъятной ступице повисла мертвая тишина. Несколько сотен людей вяло сгруппировались позади кресла Геи, ловя каждое ее слово. Все они были трусы — или их бы там не оказалось. Теперь большинство явно прикидывало, как Гея предпочтет избавиться от этой женщины. Но некоторые, глядя на Сирокко, начинали подумывать, в такое ли уж надежное место они вложили свою преданность.

— Нет, ты точно с ума спятила. Ни урана, ни плутония у тебя нет — и раздобыть их тебе негде. А даже если и есть где, сомневаюсь, что ты сумела бы сварганить оружие. Но даже если с помощью не знаю какой магии ты соорудила бы атомную бомбу, то все равно никогда бы ею не воспользовалась. Ведь тогда погибли бы и так обожаемые тобой титаниды. — Гея снова вздохнула и беззаботно махнула рукой. — Я никогда не претендовала на бессмертие. И знаю, сколько примерно лет мне осталось. Я вовсе не неразрушима. Атомные бомбы — в достаточном количестве и математически точно размещенные — могли бы разрушить мое тело или, по крайней мере, сделать меня необитаемой. А не считая этого, я просто не знаю, что могло бы нанести мне серьезный вред. Так как же ты собираешься меня убить?

— Голыми руками, если потребуется.

— Или умереть при такой попытке.

— Все может статься.

— Это точно. — Гея закрыла глаза, губы беззвучно зашевелились. Наконец она снова взглянула на Сирокко.

— Мне следовало этого ожидать. Теперь тебе не так больно будет расстаться с жизнью, чем жить дальше с тем, что случилось. Признаюсь, тут и моя вина. Но мне не хочется, чтобы ты пропала зазря. Ты стоишь всей этой компании, и даже больше.

— Я не стою ничего, пока не сделаю то, что должна.

— Сирокко, прости меня за то, что я совершила. Дай мне шанс. Я думала, что смогу скрыть свои дела, но ошиблась. Но ты же не станешь отрицать, что она замышляла меня свергнуть, а ты ей помогала…

— Я сожалею только об одном. Что так долго медлила.

— Конечно. Это можно понять. Я сознаю всю глубину твоей горечи и ненависти. Все получилось так нелепо и ненужно. Ведь я это сделала больше из-за гордыни, чем от страха; ты же не думаешь, что меня всерьез тревожили ее жалкие потуги…