Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Современный шведский детектив

ModernLib.Net / Детективы / Валё Пер / Современный шведский детектив - Чтение (стр. 1)
Автор: Валё Пер
Жанр: Детективы

 

 


СОВРЕМЕННЫЙ ШВЕДСКИЙ ДЕТЕКТИВ

МНОГОЛИКИЙ ДЕТЕКТИВ

      История мировой литературы знает любопытный парадокс.
      Никому не удавалось повторить высший взлет гениев и создать второго «Гамлета» или еще одну «Войну и мир». Более того, неоднократно высказывались вполне обоснованные сомнения в разумности, возможности и целесообразности подобного «тиражирования» непреходящих ценностей художественной литературы. Ведь и в самом деле, повторение хоть и мать учения, но смерть искусства.
      Но в то же время есть в мировой литературе один пласт, где почти точное повторение сюжетных ситуаций, моделей поведения и даже характеров не только не вызывает читательских претензий, но, пожалуй, является одним из определяющих признаков жанра. Жесткая сюжетная схема как раз и придает детективу ту структурную завершенность, которая всегда позволяет отличить его в огромном потоке художественной прозы.
      Традиционная композиция детектива проста, чтобы не сказать, примитивна: тайна преступления — расследование — установление истины. Без этой триады авторы детективов не могут обойтись уже без малого сто пятьдесят лет — с той поры, когда в сороковых годах XIX века были опубликованы рассказы Эдгара По. Собственно, начало детективной литературы датируется 1841 годом, когда увидел свет знаменитый рассказ По «Убийство на улице Морг». Есть, правда, и такие восторженные поклонники жанра, которые находят детективные истории в поэмах Гомера и даже в Библии. Иногда приходится слышать, что детективом называют «Преступление и наказание» Достоевского. Однако подобное расширительное толкование детективной литературы мешает установлению точных жанровых границ. Ведь любому читателю ясно, что «капитальная идея» (Достоевский) романа вовсе не сводится к рассказу о преступлении Раскольникова и его раскрытии следователем Порфирием Петровичем. Для настоящего же детектива эта задача — главная.
      И, завороженный магией тайны, загадки, поспешая за автором сквозь хитросплетения сюжетных поворотов, читатель взахлеб погружается в очередное, новое произведение любимого жанра, как бы и не замечая штампов, повторов, условностей, нежизненности, как персонажей, так и ситуаций, изобретенных автором.
      Но такова действительная магия этого жанра, которой трудно противостоять. Однообразие ему не помеха.
      Детективная ситуация, описанная в «Убийстве на улице Морг», — убийство в запертой комнате, куда никак нельзя было проникнуть, — давно стала классической. Чисто логическому решению этот жизненный ребус не поддается. Тут требуется озарение, догадка, приводящая в конце концов героя По Дюпена к верному выводу.
      С тех пор убийство в запертой комнате стало предметом десятков, если не сотен детективов, написанных в самых разных странах. И все равно многие из них читаются с подлинным интересом. Строго каноническое жанровое решение имеет определенные преимущества: писатель может варьировать известную схему — он знает, что читателю основные правила игры хорошо известны, именно поэтому на первый план начинают выступать нюансы, какие-то новые мотивы и ходы, придуманные автором.
      Кое-кто из специалистов несколько преувеличивает роль игрового элемента в детективе, полагая, что именно этот элемент, то есть чистая условность, и составляет в нем основу, а литература — характеры и обстоятельства — лишь с большим или меньшим успехом привязывается к игре.
      Действительно, в традиционном или классическом детективе XIX века (Э. По, А. Конан-Дойл) элемент игры, вернее, логической задачи, главенствует. Логика в таком детективе может даже превалировать над нравственностью, что, конечно, немыслимо, скажем, у Достоевского. Авторов классического детектива не слишком занимает понятие справедливости. Шерлок Холмс часто берется за то или иное дело вовсе не затем, чтобы способствовать торжеству правосудия или же помочь обездоленным жертвам богатых и власть имущих, а просто потому, что лично ему это интересно. Даже его долгий поединок с профессором Мориарти — это не столкновение Добра со Злом, правосудия с преступлением, справедливости с несправедливостью, а борьба двух незаурядных, честолюбивых личностей, сильных и интеллектуально, и физически.
      Но в первые десятилетия XX века вопросы морали начинают проникать в детективную литературу. Этот процесс связан, прежде всего, с именем известного английского писателя Г. К. Честертона, создавшего образ католического священника патера Брауна, человека внешне неказистого, однако обладающего не только выдающимися логическими способностями, но и доброй, отзывчивой душой; Браун искренне сочувствует многим нарушителям закона и желает им не столько наказания, сколько исправления. По-своему продолжил эту линию развития детективной прозы знаменитый Жорж Сименон. Его комиссар Мегрэ — самый обычный человек, наделенный множеством привлекательных черт: честностью, порядочностью, демократизмом и высокоразвитым чувством справедливости. Он видит в преступлениях не выражение исконных черт человеческой натуры, а социальное зло, и главная его цель — защита невиновных. Нередко испытывает желание помочь пострадавшим Эркюль Пуаро, рожденный на свет богатым воображением Агаты Кристи, хотя в ряде ее произведений можно найти и характерное для традиционного детектива безразличие к вопросам морали.
      Известный на Западе исследователь детектива и автор многих произведений этого жанра Джулиан Саймоне считает «золотым веком» традиционного детектива 20—30-е годы XX века, когда с легкой руки писателей-англичан сложился хоть и неписаный, но достаточно жесткий свод правил, которыми должен был руководствоваться любой литератор, решивший попробовать свои силы в рассказе о преступлении. К примеру, убийцей не мог быть слуга, на долю низших сословий оставались попытки шантажа и мелкое воровство. Авторы «настоящих» детективов старательно избегали событий политических — мотивами убийства обычно служили факты сугубо личной жизни; причины преступления должны были иметь логическое обоснование.
      «В сказочной стране, где происходило действие детективов „золотого века“, убийства совершались постоянно, не принося, однако, никому вреда», — верно, писал Дж. Саймоне.
      Авторы канонического детектива не ставили себе цель правдиво отразить жизнь общества. Они как бы подгоняли действительность под хорошо известную схему. У одних это получалось более, у других менее достоверно.
      Серьезные изменения происходят в развитии жанра после второй мировой войны. Во-первых, от традиционного детектива, повествующего о раскрытии преступления, отпочковался так называемый криминальный роман, в котором рассказ о преступлении как таковом часто замещает рассказ о расследовании (о поисках преступника). Тот же Саймоне называет принципиальные отличия криминального романа от традиционного детектива. В первом может не быть тайны, и преступник является перед читателем во всей красе с самого начала. В детективе персонажи могут быть условными масками, в криминальном романе большую роль играет психология, причем писатель чаще всего стремится раскрыть психологию преступника — ситуация в каноническом детективе совершенно немыслимая. В криминальном романе не обязательны неожиданные сюжетные ходы. Напряженность сюжета достигается не скрупулезным собиранием улик, невидимых взгляду простых смертных, а большей динамикой — быстрыми перемещениями героев из города в город, даже из страны в страну, преследованиями, погонями.
      Да и в обычном детективе логика уступает место активному действию, движению. Появляется смакование насилия. Особенно это справедливо по отношению к произведениям Д. X. Чейза, Микки Спиллейна и иже с ними — эти авторы как будто соревнуются друг с другом в сценах жестокости и кровопролития. Заметим кстати, что для традиционного детектива не характерны ни многочисленные убийства, ни детальное и подробное живописание преступлений.
      Нельзя не упомянуть и о пышно расцветшей на Западе в годы «холодной войны» еще одной разновидности детектива — шпионском боевике с четко выраженной антисоветской направленностью. И этот род печатной продукции — назвать его литературой как-то язык не поворачивается—имеет своего «классика». Это английский разведчик Флеминг, ставший «отцом» печально знаменитого «агента 007» Джеймса Бонда. Надо сказать, что успех Флеминга был бурным, но кратковременным. Образ супермена, играючи разрушающего козни «красных», на глазах поблек и полинял. Неправдоподобен был сам герой, неправдоподобны были и его подвиги, совершаемые в одиночку. Как это ни парадоксально, у Бонда было немало общего со злодеем Фантомасом. Хотя бы отношение к убийству. Правда, Бонд убивает врагов британской короны и вообще цивилизованного, сиречь капиталистического, мира, но делает это как-то уж слишком легко, можно даже сказать не без удовольствия, что является серьезным нарушением канона: детектив, сыщик должен всегда быть противником убийства. Одним словом, популярность Бонда довольно быстро сошла на нет.
      Однако идеологическое зерно антисоветизма и — шире — оголтелой защиты устоев капиталистического общества не только сохранилось у наследников Флеминга, но развилось и приобрело более изощренную форму. Политический боевик правой ориентации, рядящийся в более объективную — естественно, по сравнению с историями о Бонде — упаковку, претендует на то, чтобы освещать злободневные политические проблемы с точки зрения самых реакционных кругов западного общества. Кстати сказать, миф о мнимой агрессивности нашей страны, ставший с относительно недавнего времени краеугольным камнем внешнеполитической пропаганды некоторых стран капиталистического Запада, впервые нашел широкое пропагандистское применение в антисоветских детективных боевиках, выпущенных в конце 40-х — начале 50-х годов.
      Сегодня можно с полным основанием утверждать, что современный западный детектив, за редким исключением, перестает быть пищей для прихотливой игры ума и всего лишь увлекательным и развлекательным чтением. Понятие «детектив» трактуется в данном случае широко — в него включаются и традиционная история раскрытия преступления, и произведение, написанное от лица преступника, и шпионский роман.
      Попытка универсального определения этого широкого понятия предпринята известным болгарским писателем и теоретиком жанра Богомилом Раиновым: «В своем развитии детективный роман сумел низвергнуть и разрушить почти все каноны, пытавшиеся определить и ограничить его специфику. Но при всей, так сказать, необузданности этого развития, во всех своих перевоплощениях детективный жанр сохранил одну существенную тематическую черту: литературное повествование в нем неизменно связано с преступлением. А будет ли внимание автора обращено на действия блюстителя закона или его нарушителя, раскроет ли он нам драму следователя, или драму преступника, будет ли покушение касаться отдельной личности или всего общества, окажется ли тот, кто борется против нарушителя, представителем определенной общественной группы или будет действовать в силу личных побуждений — все это подробности, не затрагивающие специфики повествования… мы можем считать детективным романом лишь такое произведение, в котором преступление рассматривается не как эпизод или повод для развития действия, а как основная тема, которой следуют и с которой в той или иной степени связаны все конфликты, драмы и события, введенные автором в повествование. Это единственное возможное определение, позволяющее причислить к жанру тысячи детективных произведений во всех их разновидностях — от „Приключений Шерлока Холмса“ до расследований инспектора Мегрэ, от романа-задачи Агаты Кристи до романа-авантюры Реймонда Чендлера, от соперничества умов убийцы и следователя в книгах Дороти Сэйерс до грубых кулачных и пистолетных стычек в произведениях Картера Брауна».
      Внимательно следя за развитием современного детектива во всем его многообразии, нельзя не заметить процесса его нарастающей идеологизации, стремления откликнуться на самые животрепещущие проблемы наших дней. Теперь идеологические коллизии характерны не только для политического детектива или шпионского романа. Социальная тема вторгается и в самый обычный детектив, написанный в русле признанного канона. Таков естественный ход литературного развития. Игра, сталкиваясь с реальностью, терпит поражение. И события действительной жизни властно заполняют, захлестывают хитроумную, но абстрактную схему.
      Тут, конечно, немалую роль играют и читатели. Открывая новое произведение излюбленного жанра, читатель вряд ли увлечется еще одним рассказом об убийстве на почве ревности в глухой деревушке или каком-то заштатном городке. Ему интереснее прочесть в остросюжетной форме о тех событиях, которые ему каждый день преподносят газеты, радио и телевидение.
      В западном мире убийство, преступление перестало быть делом экстраординарным. Оно уже никого не потрясает, ибо превратилось в банальный факт повседневного существования. Конечно, пальму первенства в этом сомнительном соревновании «по внедрению» детективных сюжетов в жизнь держат США, где, по официальным данным, на 226,5 миллиона жителей приходится по меньшей мере 140 миллионов единиц огнестрельного оружия. В небольшой Швеции положение не столь драматично. Однако и в этой, казалось бы, благополучной стране есть множество нерешенных и нерешаемых социальных проблем. О них, собственно, и написаны три предлагаемых нашему читателю детективных романа. Их авторы не стремятся предложи гь решение больных вопросов шведской жизни, ибо и не могут его предложить. Но они остро, точно, полемично задают эти вопросы. К примеру, почему, в самом деле, Стокгольм занимает одно из первых мест в мире по числу самоубийств?
      Спокойные, уравновешенные, материально обеспеченные шведы — и вдруг самоубийства? Видимо, есть некие противоречия в шведском обществе, не позволяющие многим его членам найти иной выход из жизненных трудностей; видимо, обострился в Швеции кризис идеалов и стремлений, ибо человек кончает с собой, если у него нет ни того, ни другого. А когда у человека стремления есть, но он понимает, что они неосуществимы, он способен пойти на преступление…
      Разъясняя задачу, которую ставили перед собой создатели декалогии «романов о преступлении», в которую входит роман «Запертая комната», Пер Вале писал: «Замысел наш заключался в том, чтобы, используя форму детективного романа, изобразить шведское общество, его теневые стороны, его проблемы, его развитие в течение десяти лет, составляющих действие серии». Первый роман, «Розеанна», увидел свет в 1965 году. Последний, десятый, «Наемные убийцы», был опубликован в 1975-м. В этом же году в возрасте 48 лет умер Пер Вале. На русский язык переведено шесть книг декалогии: «Полиция, полиция, картофельно пюре», «Негодяй из Сэфле», «Запертая комната», «Смеющийся полицейский» (русский перевод «В тупике»), «Подозреваются в убийстве» и «Наемные убийцы».
      Романы декалогии пользуются большим заслуженным успехом как в самой Швеции, так и за ее пределами, многие из них экранизированы. Очевидно, что декалогия стала явлением не только шведской, но и всей детективной литературы. Произошло это во многом потому, что Пер Вале и Май Шеваль, используя в высшей степени традиционную форму детектива, создали нечто принципиально отличное от продукции «массовой литературы».
      Вале и Шеваль не страшатся обвинений в приверженности к штампам. Они вызывающе берут затасканный сюжет «запертой комнаты» и даже не считают нужным изобретать какое-то завлекательное название. В «Запертой комнате» легко выделяются три достаточно самостоятельные сюжетные линии, каждая из которых могла бы стать предметом отдельного романа, но все три преступления оказываются хоть и опосредствованно, но тесно связаны. И связь эта мотивирована действительностью, а не изощренностью писательской техники. Обе сюжетные линии имеют свои завязки, но если в случае с «запертой комнатой» завязка совершенно традиционна—обнаружен труп, ведется расследование, заходящее в тупик, — то экспозиция рассказа об ограблении банка выглядит нарочито затянутой — мы как бы присутствуем при замедленной демонстрации кинофильма и знаем несколько больше, нежели полицейские, но все же далеко не достаточно, чтобы решить, кто же преступник. Вале и Шеваль пишут именно детектив — они, как и положено по законам жанра, держат нераскрытыми до самого конца и загадку убийства в «запертой комнате», и загадку ограбления банка, открывающего роман. В данном случае авторы сознательно «придерживают» развязку, чтобы показать, в частности, какими неверными путями нередко идет следствие.
      В работе полицейских, как ее изображают Вале и Шеваль, нет ничего романтического или героического. Она повседневна, буднична, однообразна, хотя порой и опасна. Образы комиссара полиции Мартина Бека и группы его сотрудников и друзей объединяют романы декалогии. В самом комиссаре нет никаких черт супермена, обычно присущих сыщику экстракласса, каковым Бек, несомненно, является. Нет у него и экстравагантных хобби — всего лишь увлечение моделями кораблей. Сыщик из традиционного детектива практически неуязвим, а Бек долго находился на излечении после схватки на крыше с преступником, кстати, бывшим полицейским, о чем рассказывается в романе «Негодяй из Сэфле». Так, мелкими, но всегда точными деталями авторы наполняют каноническую литературную форму приметами реальной жизни.
      Мартин Бек в романе «Запертая комната» — усталый, не слишком здоровый и не слишком удачливый человек. Семейная жизнь его расстроилась, очень многое не радует его и в том, как работает шведская полиция. Но есть в характере героя черты, делающие его необыкновенно привлекательным: абсолютная личная порядочность, помноженная на в высшей степени развитое чувство долга и справедливости. Именно потому он и продолжает заниматься, казалось бы, совершенно безнадежным делом о гибели пенсионера Свярда, бедного, угрюмого и жадного человека. Халатность полицейских, начавших следствие по делу «запертой комнаты», — тревожный симптом для «демократической» Швеции. Судьба одинокого, небогатого человека, сколь бы трагичной она ни была, не вызывает ни у кого ни сочувствия, ни интереса. И дело тут не в конкретной личности Свярда. О холодном равнодушии к старости размышляет Мартин Бек, возвращаясь от матери, которую навещал в пансионате для престарелых: «Что такое одинокая нищая старость? После полноценной трудовой жизни ты обречен на жалкое прозябание и полную утрату человеческого достоинства… Да, суровый приговор ожидает тех, кто достиг чересчур преклонного возраста. Изношенному колесику место на свалке…»
      Образ «запертой комнаты» приобретает в романе символическое звучание и становится воплощением состояния одиночества, в котором пребывает большинство героев. Авторы смело сближают нищего пенсионера Свярда и самого комиссара полиции. В своем одиночестве они равны. Бек размышляет: «Ладно, первый рабочий день окончен. Завтра надо будет пойти и посмотреть на эту запертую комнату. А сегодня вечером? Поест, что дома найдется, потом посидит и полистает книги, которые следует прочесть. Будет лежать в постели и ждать, когда придет сон. Один-одинешенек в собственной запертой комнате».
      Глубоко одиноки и мать Бека, и Монита, и жильцы Реи.
      Конечно, у комиссара есть серьезные основания для неудовлетворенности своей работой. Блистательно проведенное им расследование дела о «запертой комнате» не принимается во внимание судом и вызывает отрицательную реакцию начальника Центрального полицейского управления. Бек по опыту знает, что настоящая повседневная деятельность сыщика скорее скучна, нежели героична. Он скрупулезно собирает мелкие улики, ничего, казалось бы, не значащие частности и находит решение загадки. Но у тех, у кого в чести великий показушник и краснобай Бульдозер Ульссон, такая мелкая, неприметная работа не может вызывать одобрения.
      Вале и Шеваль не только отказываются видеть суперменов в сыщиках — они последовательно лишают «мрачно-злодейского» ореола и преступников. Преступная деятельность стала сегодня на Западе одной из разновидностей бизнеса, только, пожалуй, немного более рискованной. Профессиональные грабители Мальмстрём и Мурен — вполне обычные парни, внешне благопристойные и вовсе не порочные внутренне — в том смысле, что они вряд ли получают удовольствие от своей «деятельности». Они мечтают о большом ограблении точно так же, как предприниматель — о выгодной операции, которая позволит ему обеспечить себе в дальнейшем безбедное существование и возможность отойти от дел. Не зря авторы замечают, что при иных обстоятельствах из них бы вышли неплохие полицейские.
      Обычность Мальмстрёма и Мурена становится еще более очевидна, когда последний делится своими соображениями по поводу роста преступности в Стокгольме: «Положи в карман больше десятки — непременно ограбят. А если меньше десятки — шпана со зла пырнет тебя ножом. На днях я прочел в газете, что фараоны боятся по одному ходить». Это ощущение типичного обывателя, а в устах вооруженного до зубов грабителя банков оно вызывает немалый комический эффект. Но смех смехом, а если и таким, как Мурен, следует опасаться за жизнь и кошелек, то ясно, что преступность в Швеции действительно достигла, как говорится, критической точки.
      Вале и Шеваль как будто задались целью дать социологический срез преступного мира. На самом верху Вернер Рус, наводчик и стратег, «мозговой трест», всегда остающийся в стороне и имеющий стопроцентное алиби, за ним Мальмстрём и Мурен, профессионалы-исполнители, тоже люди не без размаха, приглашающие себе на подмогу «коллег» из ФРГ. По сравнению с ними Мауритсон, специализирующийся на наркотиках и порнографии, явно мелкая сошка. Казалось бы, совершенно случайно пошли на преступление Монита и Свярд. Но во всех этих персонажах есть нечто общее — сознательный аморализм, отсутствие нравственных норм и критериев. Живя в обществе, где мораль фальшива и лицемерна, а все добродетели попраны и вызывают иронию, они не видят для себя никакого смысла руководствоваться принципами честности и порядочности.
      Любопытно и закономерно, что все три совершенных в романе преступления оказываются, по сути, нераскрытыми, несмотря на усилия полиции, хлопоты Бульдозера Ульссона, талант и добросовестность Мартина Бека. Разгадку узнаем мы, читатели, а представители закона остаются в счастливом неведении даже тогда, когда в результате случайности к ним в руки попадает Мауритсон, которого судят за преступление… им не совершенное.
      Сильная сторона дарования Вале и Шеваль — умение сопрягать живые, правдивые человеческие характеры, раскрывающиеся в конкретных исторических обстоятельствах, с прямой публицистичностью. Примеров тому в «Запертой комнате» множество.
      «С некоторых пор вооруженные налеты участились, и тогда начальство распорядилось, чтобы служащие не подвергали себя опасности, не пытались помешать налетчикам или задержать их, а сразу выдавали деньги. Однако было бы неверно думать, что такое решение вызвано заботой о персонале и прочими гуманными соображениями: просто опыт показал, что в конечном счете банкам и страховым обществам это выгоднее, чем выплачивать компенсацию пострадавшим, а то и пожизненное пособие семьям погибших».
      Именно так — соображения выгоды превыше всего.
      Не преуменьшая опасности, которую несут для любого общества такие, как Мальмстрём и Мурен, авторы откровенно говорят о тех, кто, по их мнению, гораздо опаснее: «Настоящие воротилы банков не грабят. Они сидят в конторах и управлениях и нажимают кнопки. Они ничем не рискуют. Они не посягают на священных коров общества, а занимаются легализованным присвоением, стригут шерсть с рядовых граждан. Они наживаются на всем. Отравляют природу и людей — потом „исцеляют“ недуги негодными лекарствами. Намеренно запускают целые городские районы, обрекая их на снос, — потом строят другие дома, которые заведомо хуже старых. Но главное — они не попадаются».
      Немало авторских оценок относится к деятельности шведской полиции. Да, в ней есть честные, добросовестные люди. Но от этого она не перестает быть машиной подавления на службе капиталистического государства. Стремление к власти, презрение к народу, нерадивость при исполнении служебных обязанностей — обо всем этом говорится в романе откровенно и иронично.
      С особо ядовитой издевкой пишут Вале и Шеваль о полиции безопасности, преследующей левые силы и пуще зеницы ока берегущей покой американских дипломатов и высокопоставленных визитеров из-за океана. В существовании полиции безопасности «было мало смысла, ведь она по-прежнему занималась преимущественно учетом коммунистов, упорно закрывая глаза на разного рода фашистские организации, а посему, чтобы не остаться совсем без дела, ей приходилось измышлять несуществующие политические преступления и мнимые угрозы безопасности страны. Результат был соответствующий, а именно смехотворный. Однако полиция безопасности представляла собой тактический резерв для борьбы против нежелательных идейных течений, и нетрудно было представить себе ситуации, когда ее деятельность станет отнюдь не смехотворной…».
      Авторов беспокоит опасная близость к фашистским взглядам в среде полицейских чинов, и это беспокойство злободневно сегодня не только для Швеции, но и для Испании, Италии и ряда других европейских стран, где реальна угроза правого переворота или, во всяком случае, поднимают голову неофашистские организации.
      Особое место занимает в структуре книги линия Реи Нильсен. Быть может, авторы хотели поздней любовью как бы «оживить» образ комиссара полиции. Но думается, эта линия и сложнее, и важнее. В полученном по наследству доме Рея создала своего рода коммуну. Атмосфера понимания, доверия, взаимовыручки стала там нормой.
      Жильцы тянутся к теплу, которое излучает эта женщина. Ее привлекательность суждено почувствовать и Мартину Беку. Немного безалаберный, но открытый для всех дом Реи словно островок человечности в море настороженности и безразличия.
      Вале и Шеваль полемизируют с теми писателями, которые считают, что страх, агрессивность, насилие изначально присущи человеческой природе. Образ Реи Нильсен — весомый аргумент в этой полемике.
      Существенно и то, что в последнем романе декалогии, «Наемные убийцы», комиссар Бек становится еще более близок к Рее — он в каком-то смысле оказывается под ее влиянием, а она — человек безусловно левых убеждений.
      Социальная тенденция очевидно сильна и в романе К. Арне Блома «Кто-то дает сдачи». Писатель завоевал признание как автор детективных произведений — он лауреат премии имени Шерлока Холмса. Советскому читателю знакома повесть К. Арне Блома «Баловни судьбы», в которой писатель настойчиво ищет причины, толкающие подростков и молодежь на преступления.
      Большинство книг Арне Блома написано в репортажной манере. Он стремится создать у читателя впечатление, что рассказываемые им истории произошли на самом деле, а он их просто записал.
      Завязка романа «Кто-то дает сдачи» построена так, будто автор вместе с нами наблюдает за убийцей, ждущим свою жертву. Экспозиция, как и в «Запертой комнате», затягивается. Мы как бы видим тени человеческих фигур, но не различаем лиц. На первых страницах книги Арне Блом пользуется приемом монтажа, причем местоимение «он» относится сразу к двум персонажам. С одним из них — тем, кто стрелял, — мы так практически и не встретимся, однако глубинная причина преступления заявлена автором буквально на самых первых страницах: «Два разных мира всегда замечают друг друга. Вот именно: два разных мира».
      Но социальная заостренность не лишает книгу К. Арне Блома традиционных детективных черт. Сюжет ее составляет расследование двух преступлений. Роман написан как повествование о деятельности полиции. По-репортерски броско даны портреты и психологические характеристики персонажей-полицейских. Пожалуй, в их обрисовке можно заметить и определенное воздействие книг Вале и Шеваль. Полицейские Арне Блома — люди столь же ничем не выдающиеся. Ко всему прочему Севед Улофссон, инспектор уголовной полиции из отдела по борьбе с особо опасными преступлениями, увлекается авиамоделированием. Как тут не вспомнить модели кораблей, которые строил Мартин Бек.
      Комиссар Турен у Арне Блома отчасти напоминает Мартина Бека тем, что тоже недоволен собой, неудовлетворен своей работой. Он готов «послать все к черту». Убийство директора фирмы «Реклама» Фрома выглядит совершенно бессмысленным, никаких серьезных улик не осталось. Следствие, едва успев начаться, заходит в тупик. И тут же получает тяжелое ранение сам Турен. Как связаны эти два трагических случая между собой? Фром и Турен были знакомы, но шапочно, состояли в одном клубе. Перед полицией стоит нелегкая задача. Но они с особой рьяностью ищут убийцу — ведь задета честь мундира. Глухую ненависть — желание дать сдачи — ощущает Мартин Хольмберг. Много произойдет разных событий, со многими людьми ему доведется встретиться в ходе расследования, пока он поймает себя на том, что «уже не испытывает жгучей ненависти к человеку, который стрелял в Бенгта Турена».
      В книге Арне Блома, быть может, с еще большим драматизмом, нежели у Вале и Шеваль, раскрывается положение честных людей в полиции. С одной стороны, повинуясь служебному долгу, они обязаны защищать таких, как Фром, тех, кто принадлежит к власть имущим, с другой — сами они не принадлежат к классу собственников и лучше многих представляют себе степень несправедливости общества, устои которого должны защищать.
      Субъективно честный и порядочный Турен, функционируя в своей социальной роли комиссара полиции, не может отказать Фрому в интересующей того информации, что косвенным образом оказывается причиной гибели одного и тяжелого ранения другого.
      Так в роман входит злободневная и важная тема постоянной слежки за инакомыслящими и преследования их, а также тема запрета на профессии, существующего практически во всех капиталистических странах, кичащихся своей «демократической» системой.
      Широко известно, что в ФРГ имеется список государственных должностей, которые не могут занимать лица, состоящие в коммунистической партии и вообще известные левыми убеждениями. Формально в Швеции ничего подобного нет, однако Арне Блом приоткрывает завесу над тем, что происходит в действительности. Практически любой предприниматель может получить в полиции интересующие его сведения о любом сотруднике, замеченном в симпатиях к левым.
      Несколько непривычный поворот получает в романе Арне Блома и тема безработицы. В нашей стране хорошо известны многочисленные произведения писателей стран Запада, повествующие о безработице среди промышленного пролетариата и крестьянства. Но за последние десятилетия безработица, как раковая опухоль, распространилась и на другие социальные группы.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35