Устрашенная колыхающейся вокруг нее тенью безумия, Терес сбежала из постройки. Очутившись во дворе, она принялась бесцельно бродить и потеряла счет времени, пока рядом не очутился Кейн. Лицо у него раскраснелось, но держался он как всегда отстраненно. Привиделось ей происшедшее в лихорадочном сне или в глубине поразительно голубых глаз Кейна таилась хладнокровная жажда убийства? Девушка вдруг поняла, что он осведомляется о ее самочувствии — заурядный вопрос, совершенно неуместный в зловещей атмосфере Арелларти. Она машинально ответила.

— Будем надеяться, что ты совсем поправилась, — продолжал Кейн. — Сейчас мне нужно покинуть тебя. Непросто будет отчитаться за отсутствие перед Дрибеком, поскольку я слишком задержался, но не хотелось оставлять тебя больной. Теперь я вернусь в Селонари, хотя предпочел бы поболтаться в Жабьем Приюте и порадоваться желтому солнцу.

— Чертовски заботливо с твоей стороны рисковать своими черными планами ради того, чтобы вытереть пот с моего лба, — пробормотала Терес. — Как продвигается твой замысел?

— Неплохо, — улыбнулся Кейн. — Малхион полагает, что его дочь втайне убили, Дрибек считает, что ты прячешься где-то в пределах Селонари. К тому времени как Гелиотроп обретет силу, эту территорию охватит такой хаос, что я смогу взять ее с сотней молодцов.

— Я вне себя от ужаса.

Кейн следил за ней колючим взглядом.

— Тебе еще не надоела собственная наглость, Терес? Неужели я достоин презрения лишь потому, что я рожден завоевывать?

— Ты очернен злом, которым хочешь овладеть, и своей предательской тактикой, — быстро ответила она.

Он уставился на нее, нетерпеливо играя желваками.

— Воин владеет доступным ему оружием. Власть над армией, власть над Гелиотропом — орудия разрушения, орудия империи. Верную смерть несет воину клинок и… Гелиотроп. Ты необычная девушка, Терес, а я знавал многих женщин. Ты не только обворожительна, но и сильна… С помощью Гелиотропа мне под силу создать величайшую на Земле империю! Но на сей раз час моего торжества не омрачит одиночество. Я поделюсь моей силой с человеком сильным!

— Ты безумен, если полагаешь, что я продам тебе свою душу!

— Вот как? — Кейн пристально смотрел на нее. — Ты что-то прячешь от меня, я вижу по твоим глазам. Подумай, Терес. Ты служишь посмешищем для своих невежественных вассалов и в лучшем случае будешь править еще несколько лет своим захудалым городом-государством, чужая для своих подданных и для себя самой. Ну что здесь благородного? Я же овладею властью, недоступной ранее ни единому человеку, — перед нею меркнет пресыщенность правления покоренными народами Земли! Я предлагаю тебе встать со мной рядом, а ты считаешь безумием мои попытки соблазнить тебя. Что за жалкая романтическая глупость!

— Ты низко ценишь мою преданность Бреймену, значит, сам никого не любишь, — холодно заметила Терес.

— Преданность, любовь, совесть — пустыня противоречий и заблуждений! — взорвался он. — Я служу себе, а не каким-то сомнительным богам!

— Очевидно.

— Где были твои высокие принципы, когда ты радостно повела армию захватчиков в чужую страну? — напомнил он.

Терес не задержалась с ответом:

— Дрибек строил козни против нас. Мы дали отпор, как подобает воинам — честной сталью и мускулами, а не чуждым колдовством!

— Твои солдаты, несомненно, умирали за правое дело с улыбкой, — язвительно договорил Кейн. — Смерть — это смерть. Победа — просто победа. Разница между ними в силе воинов, оружия, стратегии, чего угодно. Моя сила — Гелиотроп, и она превосходит силу любого войска. А победа всегда определяет мораль войны — после того как становится фактом.

Терес недовольно хмыкнула. Но позже негодование покинуло ее, слова Кейна преследовали ее, и она часто размышляла о них, сидя в одиночестве в затерянном городе.

— Сила Гелиотропа растет с каждым днем, — заметил однажды Кейн. Он только что вернулся, и Терес рада была видеть его. Риллити не обращали на нее внимания, пока она не приближалась к городским стенам. Но ее непрестанно мучили опасения, что они могут не послушаться Кейна, а привычка не уменьшила ее отвращения к риллити.

— Не понимаю, как связано восстановление Арелларти с твоим хрустальным демоном, — съязвила Терес. — Ясно, что стены нужны тебе для обороны, а дорогу необходимо расчистить, чтобы ты привел по ней свою армию с болот, но к чему тратить усилия на восстановление каких-то орнаментов? Кстати, почему ты отстраиваешь эти бесполезные здания? Места для жилья здесь куда больше, чем нужно тебе и этим жабам, к тому же некоторые постройки кажутся совершенно никчемными — в них нет даже окон и дверей!

— Раса Крелран не привыкла к роскоши, — уклончиво отвечал Кейн. — Гелиотроп тоже неромантичен по натуре. Арелларти был задуман как действующее целое, Гелиотроп управляет его завершением согласно первоначальному плану. Кажущееся излишним человеку может быть значительным для Гелиотропа.

Терес поежилась.

— По ночам, глядя из башни, я вижу колышущийся над куполом зловещий нимб.

— Его сияние усиливается с увеличением энергии, — пояснил Кейн. — Жизненный пульс Арелларти бьется сильнее. Избегай этой части города, Терес, особенно безлунными ночами.

Едкое возражение замерло у нее на губах, она молча стояла рядом с ним, глядя на пламенеющий город.

— Почему ты одержим этим безумным замыслом, Кейн? — спросила наконец девушка. — Малхион или Дрибек готовы наделить тебя богатством и положением, если ты будешь служить преданно. Чего еще ты можешь добиться высвобождением из оков этой чудовищной силы? Не спорю: власть и богатства стоят борьбы. Но многие ли из тех, кто интриговал и сражался за создание империй, нашли свою награду стоящей усилий? У любого лорда Воллендана больше счастья: обладая избытком богатств и власти, он не заботится о своем неблагодарном и непокорном народе. Не отрицаю, меня влечет к тебе, Кейн. Ты прав, у нас с тобой много общего. Мы оба чужие среди народа, которым хотим править. Я тоже восхищаюсь силой и знаю, что ты не только безжалостный демон, но и самый сильный мужчина на свете! Кейн, оставь эту проклятую затею и уничтожь Гелиотроп, если можешь! Вернись со мной в Бреймен! Если ты сделаешь это, я клянусь, что никогда не заговорю о твоем предательстве и чародейских интригах. Я скажу Малхиону, что ты помог мне бежать от Дрибека, а когда тебя заподозрили, ты забрал меня из тайного убежища и бежал со мной в Бреймен. В этом никто не усомнится. Если ты будешь верно служить нам, Малхион исполнит все твои желания. Мой отец не будет править вечно, а имея рядом сильного человека, я обеспечу себе управление Брейменом. Уходи из этого дьявольского города, Кейн! Уйдем вместе и будем вместе править — Брейменом, Селонари и любыми городами-государствами, против которых мы обратим наши мечи!

Их руки встретились, и Кейн тихо произнес:

— Я почти согласен с твоими мыслями, Терес, и, будь мои цели простыми и прямыми, как тебе представляется, я вполне мог бы уничтожить высвобожденную мной силу и уйти из Арелларти, чтобы создать королевство рука об руку с тобой.

На лице девушки мелькнул гнев, но в голосе была лишь горькая боль:

— Но, конечно, ты этого не сделаешь! Жажда власти ближе твоему черному сердцу, нежели любовь, которую ты якобы питаешь ко мне.

— Теперь ты заговорила как женщина. Постарайся понять, что за моим стремлением кроется не только слепая жажда власти.

— Ты говоришь как мужчина, вам всегда мало, чего ни дай!

— Не уверен, что кто-либо из рода людей способен понять меня! Вначале ты сочла меня тщеславным искателем приключений, позже увидела во мне предателя. Лишь Тоэм знает, что думаешь ты обо мне в эту минуту. Терес, ты постигаешь лишь жалкие тени моих мыслей, моих целей!

— Сегодня вечером я любопытна. Прошу тебя, освети темные закоулки моего невежества.

Он долго молчал. Сумерки опустились на Арелларти, где в сердце города сияла темная звезда. Терес провела пальцем по раме башенного окна, не понимая, гнев или любовь питает она к Кейну.

— Сколько мне лет, Терес? — спросил вдруг Кейн.

— На вид ты старше меня лет на десять. Но твои манеры и голос… Позволь взвалить на твои плечи еще десяток лет.

— А если я скажу тебе, что я прожил более чем в десять раз дольше предположенного тобой срока?

Терес изумленно уставилась на него, гадая, что за игру он затевает. Южные Земли располагались на окраине человеческой цивилизации, колдовство здесь не было обычаем, обжившим большие континенты. Терес слышала множество мрачных легенд, но сама почти не знакома была с магией, не считая бродячих колдунов. Жрецы же Оммема хранили свои ужасные познания в тайне.

— Но ты не похож на согбенных древних чародеев, о которых я слышала, — тех, что сидят в своих башнях столетиями, бормоча гнусные заклинания, насыщая себя лишь тайнами и дьявольской мудростью; и хотя в твоих глазах горит огонь безумия, ты похож на людей: у тебя красная кровь, как у воинов, павших в тот день на реке Мейсвен.

Кейн нетерпеливо махнул рукой. Он хотел было открыть ей частицу своей души, но она отнеслась к этому равнодушно.

— Полагаю, ты согласишься с тем, что твое знание оккультных наук ничтожно. Человек может быть бессмертным, разрушительное дыхание времени не сможет высушить его физическое тело. Пока такой человек избегает насильственной смерти, он может жить, переходя из века в век… видеть, как настоящее становится историей, история переходит в легенду, а легенда тускнеет в памяти человека. Его тело заживляет раны, не оставляя шрамов, бесконечно омолаживается до состояния, в котором оно было в то мгновение, когда его настигло проклятие.

— Бессмертие не считают проклятием.

— Что знают смертные? Плоть может зажить, но на душе остаются шрамы! Быть обреченным странствовать через вечность… заклейменным изгоем без дома, родины и верного друга! Все, что проклятый стремится полюбить и узнать, в конечном итоге ускользает из его рук. Одиночество! Остаются лишь воспоминания, холодные призраки, терзающие душу сны. И ужасная, удушающая скука, усиливающаяся с каждым десятилетием, тогда как лихорадочные наслаждения и преходящие увлечения постепенно перестают трогать его сердце! Это проклятие становится невыносимее с каждым годом. Представь, если можешь, насколько ценны для такого человека любой труд, любая невероятная авантюра!

— Можно покончить с собой, — цинично заметила она.

— Но самоубийство будет означать полную покорность злой воле проклявшего меня бога! — яростно возразил он.

— Почему ты обречен на такое существование? — неуверенно спросила Терес, гадая, следует ли верить отвлеченным умозаключениям Кейна.

Но он замолчал, явно сожалея о вспышке откровенности.

— Никто не сказал, что я обречен, — уклончиво ответил он. — Я добиваюсь от Гелиотропа не только власти, хотя не отрицаю, что увлечен игрой в империю. Сила Гелиотропа безгранична и подобна энергии, двигающей космос и удерживающей равновесие вселенной. Существуют бесчисленные каналы, куда я могу эту силу направить. Ты видела, как ее энергия преобразует сырье в чудесные вещества; ее печи способны извергать из себя золото или алмазы с той же легкостью, с какой они могут превращать болотную жижу в прочную, как сталь, бронзу. Сила Гелиотропа может превратить в пыль народ либо поднять новые земли из морских глубин. Ты видишь, как он отстраивает мертвый город, а скоро увидишь разгром армий!

Но у силы Гелиотропа есть иная, более любопытная и многообещающая грань. В материи, связующей уровни измерений, имеются прорехи и складки, точки, где линии космической «решетки» накладываются одна на другую. Космос — царство, через которое движется, подобно кораблю в фантастическом море, Гелиотроп. Творцы кристалла обуздали энергию космоса, давая ему возможность управлять этими вратами по всей вселенной. Пользуясь властью этого кольца, я могу приказать Гелиотропу перенести мое тело через его энергетическое поле в точку, где эти двери открываются в наш мир, а потом вернуться в Арелларти, когда пожелаю. Ты уже видела такое путешествие в тот вечер, когда я вернулся из Селонари, чтобы спасти тебя, и с тех пор я уходил и возвращался неоднократно. В Южных Землях есть лишь восемь ворот, и трое из них слишком далеко отсюда, так что Гелиотроп не может перенести меня туда. К счастью, одни находятся в погребе опустевшего дворца в Селонари, а другие — в пещере, в нескольких часах конного пути от Бреймена. Странно, что эти ворота находятся именно в тех местах, о которых ходят зловещие легенды.

Когда Гелиотроп войдет в полную силу, я смогу путешествовать через любые из этих ворот, когда бы они ни возникли на Земле. В первые дни своего возрождения Гелиотроп не мог переносить мое тело за пределы этих стен. Но не за горами время, когда я смогу пересечь Западное море и попасть на любой из прославленных континентов нашего мира — на земли, где человек едва начал отбрасывать свою тень! И если я правильно уловил проносящиеся через Гелиотроп скрытые мысли, его сила может перенести меня на звезды и за их пределы! Гелиотроп — ключ к безграничному космосу, из которого он черпает энергию; когда готовый ключ отомкнет двери бесконечности, я буду повелителем его тайн! Разве сможет меня одолеть призрак скуки, когда моему прикосновению покорятся таинства космоса?

Нет пределов силы Гелиотропа. Даже мое воображение робеет перед видениями, летящими в черной бездне разума, подобно умирающим звездам. Я могу лишь ловить отголоски его мыслей, доступные человеческому мозгу. Пульсирующие в его хрустальных глубинах тайны бросают вызов любым фантазиям! Подумай об этом как следует, Терес. Неужели ты считаешь меня безумцем или предателем только потому, что у меня в руках ключ к этой невообразимой силе и я готов ее применить?..

Одержимость Кейна властно овладела ее мыслями, опасения девушки рассеялись. Его доводы были убедительны; она чувствовала, что их логика бездушна и зла, но рассудок не отрицает здравый смысл, на котором эти доводы построены.

— Не знаю, Кейн, — неуверенно пробормотала она. — Иногда твои мысли кажутся мне изощренным ядом, убивающим все, во что я верю.

— Что за святыня хранит твои обожаемые принципы в неприкосновенности от прилива будоражащих страстей? — насмешливо осведомился он.

— Дай мне подумать, Кейн. Дай подумать наедине с собой.

Когда ощущение пришло, оно осталось. Быть может, оно уже было в ней, но подавлялось. Наверное, оно охватывало девушку постепенно. Терес знала лишь, что оно пришло и с этого момента противиться ему невозможно.

Кейн вернулся ночью. Очевидно, он ускользал при любой возможности, хотя очевидность его отсутствия могла обернуться катастрофой. И Терес знала, что внимание Кейна к делам в Арелларти не могло оправдать риск его частых возвращений.

Он принес немного вина и провизии, чтобы разнообразить пресную пищу, подаваемую ей риллити. Они сидели рядом, раскрасневшись от крепкого вина. Кейн отпустил какую-то шутку, заставившую Терес рассмеяться.

«Как давно я смеялась последний раз?» — подумала Терес, удивляясь тому, как может прозвучать столь привычный человеку смех. Их глаза встретились и не расстались в наступившей вдруг тишине.

Кейн наклонился к ней и взял подбородок девушки в огромную ладонь. Терес готова была отпрянуть, но в груди у нее что-то колыхнулось, и она осталась на месте. Их губы нежно сомкнулись в поцелуе, а глаза закрылись. Ее мысли закружились в вихре противоречивых чувств.

Уступая им, Терес забылась в поцелуе. В этот миг она поняла, что отныне не уйдет от него и не будет сдерживать бурлящие в ней чувства. Она положила ему на плечи руки, и обоих поглотила буря долго сдерживаемой страсти.

В ту первую ночь они любили друг друга с необузданной неуклюжестью, завороженные открытием неизведанного друг в друге и в слиянии обоих. Ошеломившая их страсть была почти звериной, оба тела метались по меховым покрывалам будто в смертельной схватке. Позже обоюдная страсть оставила обоих потрясенными и очищенными. Необычная истома покоя согрела Терес, положившую голову на грудь Кейна. Ее распущенные волосы облили их тела украденным солнечным светом, струясь под пальцами ласкающего их спутанные пряди Кейна. Забытый Кейном кинжал лежал на груде сброшенных одежд. Как легко было схватить его и вонзить острие в ничего не подозревающее сердце пресытившегося скота.

Но Терес знала, что не сделает этого. Какие бы злодейства Кейн ни задумал на завтра — этой ночью он и она были просто влюбленными. «Любовь?» — задумалась она. Больное слово, синоним слабости — так ей казалось. Тогда это не любовь, не робкий трепет.

Она почувствовала взгляд Кейна и поняла, что он проследил ее устремленный на кинжал взор, а его мысли прочитали ее мысли. Он понял, что Терес отдалась ему целиком, и на его губах мелькнула улыбка.

Заметив ее, Терес резко повернулась, зажала коленями его бедра и наклонилась вперед, вдавив плечи Кейна в устилающие постель шкуры.

— Ты уже мурлычешь, ухмыляющийся котяра? — прошипела она ему в лицо. — Если я предпочла лечь с тобой, не воображай себя моим господином. Я предлагаю тебе выполнить свое обещание, Кейн: поделиться поровну тем, что дарует каждому судьба. Но если однажды тебе вздумается покорить Терес, то я убью тебя голыми руками за одно лишь самонадеянное чванство!

— Твое предупреждение достойно уважения! — рассмеялся Кейн и поцеловал ее. Чувствуя вновь разгорающееся пламя страсти, Терес окутала его своими бархатными объятиями и испила до дна его дыхание.

Осень уходила, теперь ночь наступала раньше, чем тогда, когда Терес выезжала со своей армией из ворот Бреймена. Прошло лишь несколько недель, размышляла она, лежа бессонной ночью, уткнувшись в плечо Кейна, а от былой упорядоченной жизни не осталось и следа. Не следовало так быстро рвать узор, сотканный жизнью ранее.

Сквозь башенное окно проникали щупальца зловещего зеленого света. «Он наблюдает за нами», — решила Терес. Кейн посмеялся, когда она занавесила окно, но ей казалось, что ненавистное свечение оскверняет их любовные утехи. Теперь свет Гелиотропа достигал неба, напоминая упавшую на землю безумную луну, не утратившую своего бледного сияния. Вдоль всех границ люди украдкой говорили о сверхъестественном свечении, исходящем по ночам из Кранор-Рилл, — так сказал ей Кейн. Впрочем, их опасения мало заботили его, поскольку он уверенно предсказывал торжество своих планов еще до наступления зимы. Вторая стадия губительной войны между Брейменом и Селонари приближалась, и всего несколько недель отделяли Арелларти от полного восстановления согласно главному плану исчезнувших в незапамятные времена основателей Крелрана.

Но с каждым проходящим днем Терес испытывала все большее беспокойство. Авантюра Кейна грозила принести на Землю зло, она в этом не сомневалась. И хотя его яркие видения о безграничной власти отчаянно искушали девушку, ее душа отказывала ему в помощи. Нельзя не признать того, что он собирался опрокинуть ее привычный мир, обратив людей в рабов этого ужасного существа из доисторических времен.

Она любила Кейна — а если это не было любовью, то ее устраивало и это чувство. Некоторое время она повторяла себе, что в ее силах отвратить Кейна от злых помыслов, убедить его оставить это безумие и уйти из города вместе с ней. Но, хотя девушка пошла на все известные ей тончайшие уловки, одержимость Кейна оставалась непоколебимой. Терес с горечью признала поражение в этой битве, и неудача терзала ее.

Девушка тихонько выскользнула из постели, чтобы сдвинуть плотнее разошедшийся занавес. На миг между колышущимися складками мелькнул блистающий купол. Его радужное сияние нависло над Арелларти, омывая своим приливом их башню.

Кейн пошевелился во сне, когда она поправляла меха, чтобы уютно прилечь рядом. Терес угрюмо глянула на зловещее кольцо у него на руке. Оно тоже пугающе сияло в ночи внутренним светом. Обычно она избегала смотреть на злополучное кольцо, камень которого, по словам Кейна, был братом гигантского кристалла внутри купола. Сегодня она всмотрелась в кольцо и с тревогой заметила, что пульсация света в алых жилах камня совпадает с ударами сердца под ее ладонью, лежащей на груди Кейна.

Этой ночью он спал крепко, и ей в голову пришла одна мысль. Терес осторожно прикоснулась к кольцу, задумав снять его, не разбудив Кейна. На вид оно сидело плотно, но может быть, ей удастся украдкой стянуть его и разбить, прежде чем Кейн поймет ее намерение. Камень отозвался на ее прикосновение ледяным холодом. Девушка осторожно попыталась снять кольцо.

Терес прикусила губу, сдерживая вопль, потому что серебристо-белый металл кольца оказался вплавлен в кожу пальца Кейна.