Кейн (№3) - Кровавый камень

Свет. Перемещение.

С огромной высоты: облака, море, материк. Белые, синие, зеленые, красные вспышки. Опасность. Ближе. Полет через лазурный океан к темному лесу. Таящаяся в море и в лесу опасность. Ужасающая мощь неисчислимой энергии. На груди континента горящая рана, куда устремился парящий морской поток. Цель достигнута. Завершение. Заселение континента. Надежда, гордость.

Картина яснее, движется в странно сжатом потоке времени, понятные образы то и дело замещаются символами.

Высящийся над морем каменистый остров. Туманное побережье на горизонте по ту сторону катящих волны черных вод. Стены, устремленные ввысь, торчащие из острова наподобие застывших кристаллов инея. Стены, здания причудливой архитектуры, паутина улиц. Позади доки и стрелы причалов, огромная дорога, пронизывающая море лучом света. Город, вырвавшийся фантастическим буйным цветком из не породившей его земли.

Какая странная двойственность. Точка наблюдения неподвижна и вместе с тем движется. Восприятие под перемещающимися углами; мгновения, рассматриваемые и проектируемые с разных точек.

Движущиеся через поднимающийся город формы. Крелранские строители — чешуйчатые существа, очевидные предки их выродившихся потомков-риллити. Присущая земноводным уверенность, обдуманность действий. Перепончатые руки, ваяющие город, предводители, продумывающие его архитектуру до малейших деталей. Ползущие тут и там гигантские механизмы, словно блестящие неутомимые муравьи в своем муравейнике. Металлические руки, поднимающие колоссальные каменные блоки. Сверкающие копья пламени, извергаемые странными инструментами, сплавляющие бесшовные сочленения, вырезающие точные углы, наносящие сложную гравировку на плоскости. Гигантские суда, несущиеся по морю водяными жуками, бронзовые многоножки с горбами груза на спинах, важно вышагивающие по дороге, затем высыпающие горы измельченной руды и щебня. Выгруженные неведомо откуда и кем холмы загадочного материала. Все это поглощается огромными тушами машин, печей, преобразующих материал посредством немыслимых энергетических сил в блоки красноватого вулканического камня, листы и кабели из разных металлов, в загадочные субстанции. Сырая материя, метаболизированная в живые клетки Арелларти. Ремесленники перемещают, укладывают каркас — создают точную геометрию жизни организма. Над ними дышит и колеблется огромная тень — страж и кормилец.

Есть еще нечто скрытое. Многие двери заперты, и даже само их присутствие незаметно в кромешной тьме. Существует два разума в одном, но они не одинаковы. У каждого свои двери, заслоны, ключи, способные открыть и обнажить нечто за пределом тайны. Их двери не похожи, как и ключи, — но есть и двери без признаков замка, и ключи без дверей.

Необходимость. Город скоро будет построен. Скорее! В небо поднимается купол, быстро тянутся нервы-артерии. Опасность растет день ото дня, ибо с каждым днем город близится к завершению и вызову любым угрозам. Жгучая жажда энергии, уровень которой рискованно понизили, давая жизнь Арелларти. Скорее! Приготовления необходимо завершить до нападения в период низкого уровня энергии. Существо должно решиться, рискнуть добавить энергию для ускорения завершения. Враг известен, разведка боем проведена. Враг может догадаться, напасть в момент наибольшей уязвимости.

Арелларти близок к завершению. Стены, здания, каждая клетка, нерв близки к органическому единству. Купол готов. Он защитит тех, кто внутри. Последний миг приближается. Корабль уже трансформировал, вобрал в себя почти до капли всю энергию. Зарождающиеся потоки потекли через решетчатые переплеты. Трансмиссия, трансформация, трансмутация жизни — рождение осознания внутри нового организма. Схемы почти готовы. Двуединое существо оживает в границах новой структуры.

Жизнь течет. Энергия. Рождение, появление, обновление. Ощущение торжества новой жизни, энергии, бегущей через неокрепший организм.

Их две — союз или единство. Разделить сознания — познать две части целого. Одна часть лежит внутри купола — хрустальный монолит. Другая — внутри кольца. Обе — одно целое, Гелиотроп, параллельная структура, повинующаяся законам кристаллической, симметричной жизни, способной «присосаться» к потоку космической энергии. Под куполом разум Гелиотропа удерживает энергию великого Космоса, управляет силой, жизнью. В кольце заключено его параллельное «я», независимый сателлит, питающийся энергией своего обладателя. Повелитель, жрец, слуга Гелиотропа — внешняя сила, управляющая гигантским кристаллом, не совершающим самостоятельных действий. Обе части — единство.

Время почти вышло — пора! Крелран проносится через Арелларти со скоростью безумного сна. Или с его медлительностью? Повелитель Гелиотропа отдает последние приказы.

Вождь Крелрана с поблескивающим на его большом пальце кольцом — символом и инструментом его абсолютной власти. Повелитель приказывает, слуги повинуются. Разве не его мозг руководит строительством Арелларти, координирует усилия, завершившиеся торжествующей жизнью, рождением энергии?

Опасность! Давно ожидаемое нападение, оно произошло слишком рано! В небе зависают темные яйцевидные аппараты, бросая на Арелларти радужные молнии разрушительной энергии. Вторая атака с моря — каплевидные суда опрокидывают прибрежные сооружения, бомбят стены разрядами ослепительных искусственных молний. Слишком рано! Энергии еще мало! Защитные экраны отражают атаку врага. Контратака пока что преждевременна. Вся энергия сосредоточена на защитных экранах. Ее не хватает! Кварталы города рушатся в грохоте энергетических разрядов. Ворота взрываются дождем пепла и оплавленного металла. Сотни горожан погибают с каждой осечкой защитной системы. Они мчатся по улицам, охваченные безумным страхом. Арелларти корчится в муках.

Предательство!

Кругом хаос; многое полностью скрыто. Заговор? Бунт? Кругом лишь паника и разрушение.

Повелитель исчез! Теперь, когда энергия почти полностью исчерпана… он сбежал! Механизмы управления замкнуты, все источники энергии отключены. Крах: энергии хватает только для защиты купола. За его пределами умирает объятый пламенем город. Жертвы неизбежны — последняя энергия должна питать защитный экран купола.

Предатель убегает. Корабль поднимается в воздух, он пытается взмыть над атакующим противником. Но он обречен — энергии не хватает ни на управление, ни на длительную защиту.

Образы рассыпаются, превращая картину в размытый хаос фрагментов, среди которых выделяются лишь несколько отчетливых видений: полет, погоня, битва.

Вселенная содрогается, металлический корпус оплавляется, слабеет. Спасения нет. Защитные экраны отказывают. Двигатели уничтожены. Падение, падение! Враг приближается, он преследует корабль, сбивает его огнем. Корабль падает на землю, остаток энергии смягчил удар, но корабль рассыпается. Враги победили. Выползти из-под обломков… боль, силы убывают. Путь через лес — необходимо выбраться из него. Под огнем корабль превращается в тлеющие угли. Холодно. Холод, боль, усталость, темнота. Бой стихает. Враг удовлетворен уничтожением корабля, Арелларти лежит в руинах. Поражение. Устоял лишь последний оплот. Он непроницаем. Источник энергии отключен, силовая решетка уничтожена. Необходимо удерживать оборону до истечения последних запасов энергии…

Картина потускнела, появилась панорама павшего города в глубоких сумерках. Оставшиеся в живых ползают по руинам, павшие духом, без предводителя, вырождаясь и дичая. Казалось, над беспробудно спящими руинами пронеслись столетия. Временами по небу скользили странные тени, но нового нападения не последовало. Море застоялось и отступило, оставляя вместо себя заболоченное пространство с наползающими местами щупальцами прокаженного леса. Топь поглотила Арелларти, украдкой овладела его пустыми улицами. Время сожрало даже неприступный пестрый камень; не пощадило оно и центральный купол.

Истощив энергию до капли, лежал под крошащимся куполом Гелиотроп с еле теплящимся в глубине проблеском кристаллической жизни. Временами риллити, свирепые уродливые потомки строителей города, со страхом входили в зал, чтобы справить перед Гелиотропом некие безумные обряды. В их примитивном сознании все еще мерцала память о древней силе, о Гелиотропе, но их ритуалы были лишь жалкими суевериями, бесполезным кощунством. Тайны Гелиотропа были для них потеряны, остались лишь легенды.

Наконец Кейн увидел себя входящим под купол, ощутил немыслимую надежду, желание, наблюдающее, направляющее его поступки. Неожиданное высвобождение фантастической энергии. Свобода. Воскрешение жизни.

Возрождение!

Чужой союз двойственной сущности вдруг вернулся.

Кейн более не был плывущим по течению наблюдателем внутри сознания Гелиотропа. Поглотивший его на несколько секунд радужный поток вернулся в Гелиотроп, а воин рухнул на каменный полумесяц, забывшись сном, превосходящим глубиной забвение смерти.

VII. ЖРЕЦ ПРИХОДИТ В БРЕЙМЕН

Блеснув в пламени очага, кинжал перелетел через комнату и вонзился в приставленный к дальней стене перевернутый стол. Кончик лезвия впился в край одного из трех маленьких кружков, теснящихся вокруг самого крохотного в центре.

— Еще двенадцать к моим очкам, Терес! — ликующе воскликнул лорд Малхион. — Не спеши с последним броском — тебе понадобится не менее десятки, иначе подарок Лайана согреет этой ночью мою постель!

Тот, кого назвали Тересом, перестал гладить спутанные волосы испуганной девушки и, прищурясь, всмотрелся сквозь мигающие отблески пламени.

— Лживый сладострастник! Я прекрасно вижу, что твой клинок вонзился дюймом дальше двенадцати очков!

Лорд Малхион опрокинул в рот кубок, и вино струйкой стекло по его усам.

— Твои глаза никуда не годятся, Терес! — насмешливо объявил он. — Лучше сдайся прежде, чем оцарапать стену. Мой клинок попал точно в круг — подними свою жирную задницу и взгляни как следует!

Раскаты смеха прогремели в комнате, где вдоль обшитых панелями стен расположились несколько человек.

— Он действительно наполовину в круге. Тебе понадобится хороший бросок, Терес, — подтвердил Лайан, играющий роль неофициального судьи. Лайан, свободный лорд с северного побережья Воллендана, только сегодня предложил свой меч и более двух сотен воинов в услужение Малхиону. Тощий капитан подарил своему новому хозяину меднокожую девушку-рабыню, дешево купленную у кочевников, странствующих по окраинам Соляной пустыни на восточном побережье Южных Земель. Малхион ответил на этот жест пышным банкетом, и Лайан далеко за полночь изумленно наблюдал за словесной перепалкой лорда Бреймена и его наследника по поводу первой ночи с девушкой. Обмен пьяными оскорблениями привел к шумному состязанию, где утехой победителю послужит Космаллен — рабыня с каштановыми волосами.

— Ну же, Терес! — поддразнивал Малхион. — Взгляни собственными глазами, если не веришь слову любящего отца. Иди проверь, пока я не выдернул свой нож! — Он усмехнулся с добродушием победителя и взмахом руки потребовал очередную чашу сладкого местного вина. Когда он был моложе, его называли Волк — прозвище, заслуженное его хищными пристрастиями: битва и охота. Много лет миновало с того дня, когда он впервые пустил кровь в схватке, но его хищные качества сохранились, хотя на Малхионе и начали сказываться годы суровой жизни. Коренастая фигура Волка сделалась грузной, он казался теперь неуклюжим, но широкие плечи и бодрая, чуть прихрамывающая походка говорили иное. Его раскрасневшееся от вина лицо разгладилось от морщин, отметин бурной жизни; в пшеничных волосах не видно было седины, хотя спутанные жирные пряди начали редеть. Малхион казался кряжистым дубом, устоявшим под ветрами времени, но зубы его почернели, и можно было заподозрить, что невидимое разложение коснулось не только их.

Юноша поднялся, хмурясь и поджимая губы, затем последовал примеру отца. Ручеек вина заблестел вдоль рассекшего безбородую щеку прямого шрама.

— Лохань с потрохами! Оставь свой кинжал на месте, или я прибью твою жадную лапу к доске! Оставь его, и через минуту увидишь, кто из нас бросил лучше!

Детеныш Волка поднес синевато-серую закаленную сталь к красным губам Космаллен.

— Поцелуй мой клинок на счастье, красотка, и поймешь, что мои поцелуи слаще поцелуев этого горбатого козла!

Космаллен неохотно повиновалась.

С напускной небрежностью прикинув расстояние, юноша стряхнул напряжение и поднял нож. Несмотря на выпитое вино, в замахе и упругой силе броска чувствовался мастер.

Кинжал устремился в цель, но юноша чуть не рассчитал, и нож ударился в мишень рукоятью, выбив из нее оружие Малхиона. Оба клинка со звоном упали на пол.

— Тоэм! Отличный бросок, но кинжал едва не попал мне в ногу! — восторженно проревел Малхион.

Лицо наследника посинело.

— Нож скользнул у меня в пальцах! Виновата эта стерва, испачкавшая лезвие помадой! Прекрати свой идиотский смех, раздутое брюхо. Нет, продолжай смеяться, пока тебя не хватит удар! Я оплошала, но собираюсь бросить еще раз!

— Да, ты оплошала — вернее, твоя одуревшая от вина голова! — рявкнул Малхион. — Ты попросила у нее поцелуй и получила его — единственный на сегодняшнюю ночь. В качестве главного и окончательного судьи я объявляю себя победителем, а состязание оконченным… пока нож моего волчонка не поранил наших благородных зрителей! И придержи свой норов, Терес; не забывай, чьи руки научили тебя бросать нож, и не пытайся состязаться в меткости, а заодно и в выпивке со старым мастером. Извини, дорогая дочь, но в эту ночь Космаллен — приз Волка! Аарр-ру-уу!

— Ну так возьми ее, вонючий интриган! — с улыбкой процедила похожая на юношу Терес. — Рядом со стариком, поглотившим столько вина, она, пожалуй, уснет спокойно… если только ее покой не нарушат храп и зловонное дыхание!

— Тоэм, не твоими устами укорять чужие в зловонии! — воскликнул, не теряя добродушия, Малхион. — Будь ты моим сыном, я скормил бы тебе твои уши за наглость! Но ты моя дочь, и твои дурацкие оскорбления лишь подтверждают заслуженную репутацию сварливой мегеры!

— Перестань талдычить свою байку о сыне! — завопила, стискивая кулаки, Терес. — Испытай меня, если смеешь, и я откушу твои жирные уши зубами!

— Не правда ли, она хороша, когда злится? — ухмыльнулся Малхион.

Пробормотав что-то неразборчивое, Терес погрузилась в молчание, не желая давать отцу дальнейших поводов развлечься. Раздраженно прикусив ровными зубами короткие ногти, она попыталась напустить на себя высокомерный и презрительный вид.

Она была странным созданием, эта Терес, посвятившая большую часть своих двадцати пяти лет жизни отрицанию своей женственности — и с поразительным успехом! У нее были жесткие, но симпатичные черты лица, назвать которое хорошеньким мешал тонкий шрам через щеку и дважды сломанный нос. Светлые волосы Терес были заплетены в тяжелую косу, переброшенную через загорелое плечо, а в ушах красовались толстые золотые кольца — не столько дань женственности, сколько следование воинским обычаям, распространенным среди варварских лесных кланов Воллендана. Маленькие высокие груди и стройные бедра почти скрывала предпочитаемая ею грубая одежда воина. Годы, проведенные в седле рядом с отцом в походах и на охоте, сноровистое обращение с луком и мечом в самых рискованных стычках закалили ее, сравняв силой со многими мужчинами, в то время как остатки слабости вдвойне перекрывались грацией и беспощадной храбростью ее пола. Поджарая мускулистая фигура, казалось, таила в себе силу молодого, лет на пять моложе девушки воина, но без мальчишеской неуклюжести. Внешне Терес была довольно мила, хотя ее экзотический облик лучше всего, пожалуй, охарактеризовало бы прилагательное «варварский».

Робкий стук в дверь предварил появление мажордома лорда Малхиона, Эмброма. Не обращая внимания на гостей, он прошагал через комнату и прошептал несколько слов на ухо господину.

— Проклятие, — пробормотал Малхион. — Как говорят, дьявол является в самый неурочный час. Однако…

Он хмыкнул и решительно опорожнил свою чашу.

— Старый мастер выражает сочувствие ученику-молокососу, — мрачно объявил он. — Терес, я дарую тебе первую росу с бутона Космаллен. Сочти это очередным подарком от любящего отца неблагодарному отродью.

Поднявшись, он кивнул гостям:

— Господа, прошу извинить, но неурядицы двора требуют моего внимания, поэтому я вынужден прервать нашу беседу на духовные темы. Мои слуги позаботятся о тех из вас, кто пожелает продолжить метафизические изыскания. Полки моей подземной библиотеки ломятся от книг, жаждущих поделиться своей утонченной мудростью.

Хозяин откланялся и вышел гордым, но не совсем твердым шагом. Уже в коридоре лорд смачно рыгнул, а в зале, услышав это, беззлобно засмеялись гости.

Терес чертыхнулась и, покусывая костяшки пальцев, устремила на длинноногую рабыню сердитый взор.

— Этот жирный козел делает подарки с такой же охотой, с какой подыхающий от голода пес уступает отбивную бродячей кошке! — проворчала она. — Иди в мои покои, Космаллен. Я научу тебя приятным играм, узнав вначале, что за интриги плетет мой дражайший отец. — Небрежно кивнув гостям, Терес покинула комнату.

Космаллен умоляюще взглянула на бывшего господина, но Лайан лишь пожал плечами и уставился в свою чашу с вином. Мрачно размышляя об обещанной красивым девушкам незатейливой жизни при богатых дворах вроде Бреймена, она отправилась на поиски покоев новой госпожи.

— Несколько необычные… нравы, — заметил после паузы Лайан. — Что случилось с хваленой строгой моралью Воллендана?

— Она лжива, как и большинство лелеемых традиций, — цинично отозвался Оссвальт. Ближайший доверенный советник Малхиона помешал корявым пальцем свое вино и разгладил ногтем усы. — Высокие моральные принципы, — продолжал он, — отнюдь не являются благословенным наследием — они не более чем почитаемая простолюдинами любого общества иллюзия. Унылое прибежище слабоумных на те случаи, когда они не в силах взять себя в руки.

А вино плодит философов, подумалось Лайану, не достаточно пьяному для размышлений о космических блужданиях человеческой мысли.

— Купив эту девушку, — заговорил он, — я не предполагал, что спровоцирую пьяную ссору между отцом и… дочерью из-за того, кому первому пригубить чашу! Терес действительно хотела переспать с девушкой или просто желала досадить отцу?

— Это известно лишь лучезарному Оммему! — пожал плечами Оссвальт, облизывая усы. — О ней ходит множество поразительных слухов, а поскольку она наслаждается своей дурной славой, не исключено, что половину слухов распустила сама Терес. Дикая Терес, детеныш старого волка, уже опасна как волчица! Она одевается и пьет, как мужчина, жаждет сражения и сидит в седле, как мужчина, вдобавок превосходит любого воина своей жизненной силой. Ее горничные хромают, они покрыты синяками и ссадинами и клянутся, что она бреется по утрам. Это ложь, хотя девушка отрастила бы бороду, если б смогла. Впервые сломала нос в пятнадцать — упала с лошади, вусмерть пьяная, пытаясь проскакать через один из залов, — но уверяет, что это боевая рана. Шрам на лице получила в битве несколько лет назад — шлем она не носит. Никогда не ложилась с мужчиной, но убила либо покалечила с дюжину или более тех, кто ее домогался. Решай сам, насколько хочешь этому верить… Я успею протрезветь, прежде чем перескажу все слухи!

— Вот тебе и непорочная дева-воительница из легенды, — посетовал Лайан, обескураженный поведением прославленной в Южных Землях Терес. — Кажется, Малхион напрасно потакает причудам дочери. Мне вовсе не хочется повести моих людей в бой под началом девчонки. Оссвальт посерьезнел.

— Оправданные сантименты, но я бы поостерегся высказывать их. Малхион хочет, чтобы Терес уважали, как любого воина, — быть может, Волк и постарел, но не подвергай сомнению его власть над Брейменом! Здесь не крысиное гнездо соперничающих фракций в отличие от наших почтенных друзей в Селонари. Поэтому прислушайся к совету того, кто убедил Малхиона послать за тобой и твоими воинами, и считай Терес не кем иным, как сыном Малхиона. Думать о ней иначе опрометчиво, а опрометчивость обычно дорого обходится честолюбцам.

Гости расходились, оставляя собеседников наедине. Опершись о более стойкое плечо собутыльника и расплескивая вино на свою обнаженную руку, Оссвальт доверительно продолжал:

— Конечно, Малхион считает Терес своим сыном. Она ближайший его наследник, и Волк намерен передать ей свои богатства и власть. Терес — его единственная надежда на случай, если он пожелает основать династию. Поскольку ни одна женщина не была правительницей среди кланов Воллендана, Малхион не пожалел усилий, чтобы выковать из дочери воина-правителя. В некоем извращенном смысле он добился шедевра. Да, клыки детеныша не уступают клыкам родителя. Старый седой Волк и свирепая Волчица готовы повести за собой всю стаю. Великолепная пара, где один стоит другого!

— Но Малхион наверняка является отцом нескольких сыновей! — перебил Лайан, ослабляя ремень на одну дырку.

— Не знаю, насколько внимательно ты следил за событиями на южной границе, Лайан, — пробурчал Оссвальт, задумчиво похлопывая себя по внушительному животу. — Ты забываешь о том, что далеко не весь свет сошелся клином на Бреймене. Впрочем, если помнишь, у Малхиона было двое сыновей и дочь от первой жены… все они умерли в раннем детстве. Затем — Терес, после рождения которой Мелвонна так и не оправилась. Поэтому он взял себе вторую жену после смерти первой, и Аранли родила ему сына и дочь. Потом предатель Ристокон и его друзья устроили заговор, и, при неудачной попытке покушения на Малхиона, жена и оба ребенка были злодейски убиты. Третья жена оказалась бесплодна, но, скорее всего, правда в том, что Волк подхватил опасную болезнь, развратничая во время одного из походов. У него родился побочный сын по имени Беснтун, на которого он возлагал большие надежды. Но Беснтун был недоумок, и как знать, не к счастью ли его затоптал насмерть взбесившийся жеребец, прежде чем парень начал бриться?..

Итак, Терес — наследница волей обстоятельств. Жизнь обошлась с ней весьма сурово в ранние годы. Черт побери, даже ребенку ясно было, что Малхиона интересовал только сын — или трое сыновей. Предположим, это наложило на нее отпечаток — будь сыном, если хочешь внимания. Но внимания ей всегда недоставало, поскольку мать умерла, а с другими женщинами она так и не сблизилась. Остался только Волк, но он грубо гасил любые душевные порывы, кроме тех, которыми мог управлять. Поэтому Терес с детства росла сорванцом, а Малхион и его компаньоны поощряли ее мальчишеские повадки. Затем оказалось, что Терес — его единственная наследница, и он приложил все усилия, чтобы воспитать из нее сына. Малхион научил ее охотиться, скакать, драться; самолично присматривал за нею. Из нее получился хороший сын — я видел ее в битве и не хотел бы сразиться с ней в свои лучшие годы. Она бы запросто заняла место в ряду твоих наемников, не знай они, что она женщина. Терес привыкла к обществу отца и ему подобных, а потому обращается с женщинами, как мужчина. Я уверен, что она искренне считает себя мужчиной. В Бреймене наверняка воспрянут духом, если она унаследует корону.

— Жуть! — пробормотал Лайан. — Выпьем еще?

— Почему бы нет? — вяло согласился Оссвальт. — Поверь, Лайан, ныне наступили странные времена…

Тем временем Малхион в задумчивом молчании последовал за Эмбромом в свои покои. Малсордом открыл перед господином дверь, подозрительно оглядел комнату и подождал, пока Малхион не отослал его с приказом никого к себе не пускать. Закрыв за слугой дверь, Малхион очутился наедине с поздним в этот час посетителем.

Лицо ожидавшего незнакомца пряталось под капюшоном плаща, окутывающего могучую фигуру; в полутьме едва виднелись черты его лица. Даже одежду гостя нельзя было разглядеть, поскольку темно-синий плащ свисал до голенищ сапог. Повторяющиеся узоры на плече говорили о принадлежности его хозяина к небольшой окраинной секте, последователи которой совершали долгие и, похоже, бесполезные паломничества. Что, впрочем, не объясняло сгустившуюся в комнате зловещую тишину.

Нежданный, но не явившийся без приглашения ночной гость наполнил вторую серебряную чашу вином, едва Малхион вошел. Незнакомец поставил на место рубиново-красный графин, и приподнявшийся рукав плаща обнажил на среднем пальце его мускулистой левой руки ярко просиявшее в свете светильника кольцо. Своими не утратившими к старости остроты глазами Волк усмотрел, что кольцо с поразившим его ранее камнем несколько изменилось. Он рассеянно отметил суть перемены: прежде кольцо с гелиотропом болталось на пальце свободно, но теперь серебристо-белый металл, казалось, едва не впивался в плоть. Наверное, незнакомец нашел время заглянуть к ювелиру.

— Самое время для визита, — проворчал Малхион, холодно принимая чашу с вином. — Полагаю, ты пришел сюда незамеченным.

— Мои вести требуют твоего неотложного внимания, и я пришел, когда смог, — ответил Кейн, несколько удивляясь досаде лорда. — Излишне говорить, что моя осторожность безупречна.

— То же говорил и один из моих лучших шпионов, перед тем как его убили в двух шагах от того места, которое я считал потайным входом в мою крепость! — возразил Малхион. — Но не пора ли перейти к вестям?

Кейн отбросил назад капюшон. Его лицо казалось изможденным — странно, если принять во внимание то, что он покинул Бреймен для похода в Селонари лишь несколько недель назад.

— Все прошло гладко, — начал он. — Когда мы беседовали в последний раз, я уже описывал, как незамеченным выскользнул из Бреймена, срезал путь на север к побережью, сел на корабль и проплыл на запад вдоль берега до Джаденбала. Там я высадился, завязал в приличной таверне свару и оставил за собой довольно значительный след от побережья до Селонари. Встретиться с Дрибеком было не трудно — он действительно умен, но я рассеял его подозрения. Не слишком сложно было убедить его в том, что я — безработный капитан наемников с превышающими средние качествами, и мне удалось заинтересовать Дрибека фантастическим оружием древнего мира, ожидающим любого, кто заберет его в затерянном среди Кранор-Рилл городе.

Он дал мне маленький отряд, что, в свою очередь, позволило мне узнать для тебя много полезного. Поэтому, решив, что выяснил достаточно, я повел отряд в Кранор-Рилл, чтобы похитить тайны у жаб. Как я и ожидал, риллити это не понравилось. Я завел моих людей в их засаду, убедился, что никто не остался в живых, затем бежал через болото другим путем, украл лошадь и поспешил вернуться к тебе. Напомню, кстати, что очень рисковал — за что надеюсь получить обещанную тобой щедрую награду.

— Цена была оговорена, — напомнил Малхион.

Кейн поджал губы.

— Условия нашей сделки были несколько расплывчаты, — возразил он. — Принимая во внимание важность дела…

Из коридора донеслась ругань, затем кто-то взвыл от боли. Дверь распахнулась со скрежетом под ударом сапога, и Терес едва не ввалилась в комнату.

— Где ты, толстобрюхий извращенец?! — вскричала она. — Что за тайную оргию ты зате…

Она заметила Кейна.

— Клянусь сосцами Шенан! Да он со жрецом! Грехи ложатся на старого пердуна тяжкой ношей!

— Заткнись, черт побери, — прорычал Малхион, — и закрой дверь, пока твоя слюнявая пьяная болтовня не испортила нам беседу!

Из-за плеча девушки выглянуло напряженное лицо Эмброма.

— Она пнула меня прямо в пах, — задыхаясь, выдавил он. — Ну как мне было не позволить ей вломиться? Будь она…

— Ладно, забудь! — оборвал его Малхион. — Закрой проклятую дверь и никому не открывай! Терес, поскольку ты вошла, сядь и помалкивай.

— Сроду не видела жреца с такой подлой физиономией, — заметила Терес, плюхаясь в кресло и смело уставясь на Кейна. — В чем дело?

— Кейн, это моя знаменитая дочь во всей красе. Она бросает кинжал без замаха.

— Катись ты… — бесстрастно процедила Терес. — Не желаешь ли выпить, жрец? Ведь ты отнюдь не святоша, верно?

— Она оценивает людей не хуже отца. Это Кейн, мой хитроумнейший лазутчик — или был таковым, пока некий явный осел не проболтался о тайном совещании. Я нанял его чтобы раскрыть замыслы Селонари. Ему удалось войти в доверие к этому трусоватому чудаку Дрибеку, и он собирался рассказать мне об этом, а ты помешала нам.

— Знаешь, это пойло не в пример лучше того, которым ты угощал Лайана, — причмокнув, пробормотала Терес. — Подай мне графин, Кейн, и я поделюсь остатком с тобой. Не стоит тратить доброе вино на гнилой бурдюк типа моего папаши — он пьян в стельку, хотя с виду сидит прямее меня ибо брюхо не позволяет ему согнуться. Кстати, из тебя получается плохой пилигрим, Кейн. Эти глаза, эти руки — будто готовы задушить первого глупца, подошедшего за благословением. В каком темном закоулке отыскал тебя Малхион?

— Людей с моими талантами влечет к себе запах битвы — уклончиво ответил Кейн, с веселым любопытством разглядывая девушку. — Ну а плащ с капюшоном нужен мне, чтобы прятать лицо от шпионов Дрибека, а не для выклянчивания подаяний.

— Мы говорили о том, что тебе удалось разузнать, — напомнил Малхион.

— Нет, мы обсуждали стоимость моей добычи в звонкой монете, — поправил Кейн.

Малхион раздраженно хмыкнул. Иногда наглость Кейна действовала на нервы, хотя его самоуверенные манеры вызывали уважение Волка. Ценя способных людей, брейменский лорд немедля нанимал на службу тех, кого считал полезными; отчасти поэтому он успешно правил быстро развивающимся городом-государством Южных Земель. Он полагал, что услуги Кейна окупятся сторицей, если чужестранец хоть наполовину оправдает производимое им впечатление, а его преданность обеспечена золотом — гарантией, удовлетворяющей любого наемника.

— Вот что, Кейн, — с пьяным великодушием пошел на попятную Малхион. — Ты знаешь мою репутацию. Поспрашивай у людей и убедишься, что я веду дела честно… отдаю свои долги и собираю то, что должны мне. Я хорошо плачу за сведения, которые меня интересуют. Мы уже договорились, но, если ты узнал нечто более важное, я оценю и заплачу хорошую премию.

— Справедливо, — кивнул Кейн. — В Южных Землях ты известен как человек весьма щедрый к достойным служакам — признаюсь, это и побудило меня присоединиться к тебе перед неминуемой, как казалось, войной.