Посланец Крома вскинул руку, и шлем на голове переднего воина превратился в расплавленный металл; аргоссец завопил от нечеловеческой боли и, корчась, повалился на землю; его товарищи тотчас же бросились наутек.
      - Надо уходить, Конан! - вцепилась ему в руку Белит. - Иначе сгорим тут живьем!
      Она была права. Огонь распространялся со сверхъестественной скоростью. Оставался только один путь отступления - назад, к воротам.
      Они благополучно выбрались из города: вне его стен не было видно ни одного воина. Похоже, все они оказались внутри, где сейчас огонь пожирал все и вся, не отличая защитников от осаждающих.
      - Проклятье, я должен быть там! - нечеловеческим голосом взревел Конан.
      К стене в разных местах было приставлено множество лестниц; ослепленный боевым безумием, Конан уже рванулся вперед, не думая даже, следуют ли за ним его спутники - и тут внезапно услыхал холодный, но в то же время и какой-то хихикающий голос горбуна:
      "А тебе туда хода нет, хода нет, хода нет..."
      И киммериец внезапно остановился, словно с разгону налетев на стену. Ноги просто отказывались нести его дальше.
      "Тебе нельзя только туда, - продолжал тем временем неслышимый для остальных Зертрикс. - Я могу остановить тебя лишь трижды - и вот я уже один раз сделал это. Осталось еще два. Таково условие Высоких Богов, которое приказано было мне довести до тебя. Отчего-то желают они, чтобы это было бы тебе ведомо. Уезжай отсюда, Конан. Здесь ты уже никому не поможешь и ничего не изменишь. Туда, где сейчас еще идет бой, я тебя не пропущу. Помни о каре за невыполнение главной воли пославших тебя Сил!"
      Охваченный черной яростью и безысходным отчаянием, не допускавший ранее, чтобы окружающие догадывались о его чувствах, киммериец упал на землю, впившись зубами в ее равнодушную неподатливую плоть.
      7
      КОНН, СЫН КОНАНА
      Тарантия полнилась самыми безумными слухами. Казалось, что весь мир сошел с ума. Вести с рубежей день ото дня становились все тревожнее: отовсюду приходили известия о все новых и новых вторгнувшихся армадах. Гонцы летели со срочными эстафетами, и читавший их документы молодой король становился чернее тучи.
      На западе пикты перешли через Громовую реку и осадили Велитреум. Другая их орда валила прямиком через Боссонские топи на Галпаран. Несмотря на отчаянное сопротивление боссонцев, враг с каждым днем продвигался все дальше и дальше.
      На юго-западе зингарские легионы шли вверх по течению Ширки. Левое их крыло нацеливалось на Танасул, центр же и правое наступали прямиком на Аквилонскую столицу. На юге аргоссцы вместе с частью примкнувших к ним зингарцев перешли Алиману и вторглись в Пуантен. Войска королей Офира и Кофа наступали на Шамар; в тыл обороняющим этот город аквилонцам нацелились армии Немедии. И лишь на севере и северо-востоке все пока оставалось спокойно.
      Последний день принес новые беды. Стигийский флот покинул Кеми и взял курс на Мессантию. Аквилонские разведчики добыли эти сведения ценой собственных жизней; однако и это было еще не все. Многочисленные шемитские отряды перешли аргосскую границу, боясь опоздать к дележу богатой аквилонской добычи, и аргоссцы спокойно пропустили через свои рубежи исконных врагов этого приморского королевства. Старые недруги объединились, чтобы нести смерть в аквилонские пределы.
      В королевском дворце, что стоял в самом сердце Тарантии, царила гнетущая тишина. И хотя по-прежнему гордо и бесстрастно несли свою стражу прославленные Черные Драконы, личная гвардия Конана, а теперь принадлежавшая его сыну; по-прежнему сплошной вереницей к дворцу неслись пропыленные усталые гонцы на загнанных лошадях, и один за другим на рубежи уходили свежие полки, горожане чувствовали, что дела государства очень и очень плохи.
      Молодой король Конн с небольшим кругом приближенных расположился во внутреннем дворе, где на втором этаже был разбит роскошный тропический парк. На громадном круглом столе была расстелена карта королевства; вколотые в нее флажки обозначали расположение аквилонских войск и армий неприятеля.
      Вокруг стола тесно стояли аквилонские полководцы - частью соратники Конана, частью новые, молодые военачальники, выросшие вместе с Конном и уже успевшие доказать свою храбрость.
      Здесь были храбрый Просперо, главнокомандующий аквилонской армией в тех случаях, когда отсутствовал Король; весь седой, покрытый честными боевыми шрамами Паллантид, командир Черных Драконов; недавно виконт, а ныне граф Пуантенский Гонзальвио, достойный сын самого старого и верного товарища Конана, пуантенского властителя Троцеро. В неброской темной одежде скромно стоял чуть поодаль белобородый и мудрый Дексиеус, Верховный Жрец Солнечного Митры.
      Однако бросалось в глаза и отсутствие многих неизменных членов Коронного Совета. На восточных рубежах сдерживал натиск немедийцев граф Коутенский, Монагро; барон Джилиэйм Имирусский сражался на западе против пиктов... И от каждого из них вести шли одна чернее другой.
      Гонзальвио, как самый молодой, воткнул в новые точки на карте черные флажки, обозначавшие расположение вражеских отрядов. Шамар был уже почти окружен; армии пиктов стояли на пороге Велитреума.
      - Конн, все, кого мы смогли собрать, сосредоточились под Тарантией, нарушил тишину Просперо. Здесь собрались только свои, и пышные титулы были отброшены за ненадобностью. - Нам нужно решить, где будет нанесен наш первый контрудар.
      - Я хотел бы, чтобы сначала высказались все, - молодой король обвел тяжелым взглядом собравшихся. Просперо и Паллантид, переглянувшись, незаметно кивнули друг другу - Конн хорошо усвоил уроки своего отца. Прежде чем решать, он советовался со знающими и опытными, а не пытался доказать всем, что в государстве законом является лишь его королевское желание, зачастую неразумное. - Начинай, Гонзальвио!
      Товарищ Конна по детским играм, смелый, горячий молодой граф, как ни странно, был прирожденным полководцем.
      - Нет смысла разбрасывать наши полки, - начал он. - По-моему, наибольшая угроза для нас - это армии Кофа и Офира под Шамаром. Этот город ключ к Тарантии; если он падет, откроется прямая дорога на столицу не только для королей Ианты и Хоршемиша, но и для идущих следом шемитов со стигийцами. Пикты, насколько я понимаю, увязли в Боссонских Топях; Велитриум и Галпаран задержат их орду на некоторое время - пикты терпеть не могут оставлять в тылу невзятые крепости. С зингарцами мы справимся, даже если они дойдут до Танасула; аргоссцы еще не скоро пробьются через Пуантен. Так что я повернул бы к Шамару, - закончил он и поклонился собравшимся.
      - Хорошо сказано, - кивнул Просперо. - Признаюсь, что и сам не сказал бы лучше. Все верно, ни пикты, ни зингарцы сейчас нам непосредственно не грозят. Но вот если Пуантен не удержится... - старый полководец успокаивающе вскинул руку, вовремя заметив краску гнева на щеках Гонзальвио. - Я не хотел задеть тебя, граф, я просто рассуждаю. Так вот, если Пуантен падет, аргоссцам откроется прямой путь к Тарантии и в тыл нашим полкам, обороняющим Шамар. Все будет зависеть от положения на юге. Если враг прорвется, наш первый удар, по моему разумению, следует будет направить туда.
      Гонзальвио, стыдясь своей вспышки, поспешно закивал головой.
      Все остальные согласились со сказанным: нечего было и думать об одновременной жесткой обороне на всех направлениях. Боссонцам и отрядам, сдерживавшим зингарцев в нижнем течении Ширки, было решено послать приказ медленно отступать, сохраняя силы, людей и уничтожая все, что можно, дабы оно не попало в руки неприятеля. Остальные полки готовились к выступлению на Шамар; следовало покончить с офирцами и кофитянами до подхода немедийцев и шемитов.
      Совет продолжался еще некоторое время; уточняли диспозиции, назначали места сбора и решали еще тысячи подобных же вопросов. Конн старался обязательно выслушать всех; но все же окончательное решение он всегда принимал сам. Только в такие мгновения он и мог забыться, заставить себя не видеть тени наползающей на страну страшной опасности; в окружении верных соратников легче было противостоять ужасному призраку, кошмарному видению, что неотступно преследовало молодого короля - во снах ему являлась удивительная картина, он видел вновь своего отца, странно помолодевшего и выглядящего ненамного старше самого Конна. Молодой король видел отца - но не как знак надежды и ободрения, напротив - во снах Конан, избоченясь, ехал во главе несметных вражеских легионов, предавал огню и мечу земли Аквилонии...
      - ...Итак, решено, - спокойно, но жестко говорил Конн собравшимся приближенным. - Сегодня ночью мы выступаем на Шамар. Достославный Просперо, я прошу у тебя остаться в столице моим наместником. Никто не справится с этим лучше тебя.
      - Но, мой король!.. - попытался возмутиться старый вояка.
      - Я понимаю, - голос Конна стал куда мягче. - Но ведь исход всей войны зависит от того, как будут обстоять дела в Тарантии. Если в столице поднимется смута... подобная той, что в дни вторжения Ксальтотуна... Повторяю, никто, кроме тебя, не сможет справиться с содержанием в порядке всех дел королевства. А своими мудрыми советами на поле брани мне поможет бесстрашный Палантид.
      Капитан Черных Драконов низко поклонился молодому королю, не скрывая своего удовлетворения.
      Были назначены командиры арьергарда, главных сил и авангарда. Несмотря на потери, Конн имел в своем распоряжении внушительную семидесятитысячную армию - народ с рубежей бежал в глубь страны и становился в ряды королевского войска. Прибыли со своими дружинами многие бароны - многие, однако далеко не все. Кто-то понадеялся на крепость стен родового замка, кто-то еще шел к столице, а кому-то пришлось вступить в изматывающие и неравные бои, что было сил сдерживая продвижение врагов к столице. Нашлись, разумеется, и такие, кто струсил и перешел на сторону вторгшихся...
      Бесконечная колонна войск потекла на юго-восток. Конн не торопился. Ему надлежало следовать с главными силами; улучив минуту, молодой король уединился в своих личных покоях - в последний раз собраться с мыслями перед первым в его жизни настоящим большим походом.
      Просторная комната, где он стоял, была обставлена очень просто, если не сказать бедно. Конн не жаловал роскошь. В углу, под грудой медвежьих и волчьих шкур - широкое жесткое ложе; по стенам развешаны мечи, копья, кинжалы, в другом углу находилась койка, где Конн читал. Подобно своему отцу, он оказался способным к языкам и легко осваивал новые наречия.
      В дверь осторожно постучали. Конн нахмурился - он совсем недавно приказал начальнику стражи не пускать к нему никого - даже Анстранию, любимую наложницу.
      Стук повторился. Теперь он уже был чуть настойчивее, словно стучавший имел право и веские основания беспокоить короля, отнимая у него последние минуты отдыха перед выступлением.
      Конн досадливо хлопнул ладонью по столу и встал, чтобы отпереть засов.
      - Дексиеус! - Конн не скрывал удивления. Поспешно отступив на шаг, он учтиво пригласил почтенного старца войти.
      - Прости меня, сын мой, что я побеспокоил тебя, - мягко произнес жрец. В больших, умных глазах старика застыла непроходящая боль. - Прости, но дело не терпит отлагательств. Я пришел сюда потому, что не хотел говорить при всех - к чему пугать людей лишний раз! Но ты должен узнать обо всем, ты король и сын великого короля... Скажи, тебе не показалось очень странным начало этой войны? - внезапно прозвучал заданный в упор вопрос.
      - Странным? - Конн приложил палец ко лбу. - Конечно. Чтобы все наши соседи в один миг стали злейшими врагами - такое случается нечасто. Но что делать, очевидно, кто-то оказался куда хитрее наших шпионов и сумел организовать этот грандиозный поход!
      - Да, - кивнул жрец. - И мне кажется, что этот "кто-то" не человек и, во всяком случае, не правитель одной из сопредельных стран.
      Конн невольно вздрогнул. Где-то глубоко-глубоко в сознании еще коренился древний, унаследованный от диких предков-варваров страх перед сверхъестественным. От богов сын Конана предпочитал держаться подальше одного видения Сета в мрачной зембабвейской столице ему хватило на всю жизнь.
      - Дексиеус, неужто против нас вновь выступил сам Сет? - мрачно вымолвил молодой король. Никого страшнее он и представить себе не мог. - И что мы можем сделать? Что говорят тебе твои солнечные боги? Если все так, то нам неплохо было бы заручиться и их покровительством в дополнение к нашим мечам!
      - Посылаемые Митрой видения смутны и неясны, - с досадой произнес жрец. - Я не могу сказать этого никому, кроме тебя, властитель Аквилонии но тебе поведать просто обязан. Я бы сказал - что тот, кому я служу, сейчас явно... - голос Дексиеуса упал до еле слышного шепота, - явно растерян.
      - Как такое может быть? - опешил Конн. - Светлый Митра - растерян?!
      - Это слово жжет мою душу хуже раскаленного металла, - тяжелые веки жреца опустились, скрывая наполнившую взоры муку. - Однако это - чистая правда. Светлый Митра счел нужным донести свою растерянность до нас, ничтожных, - и это значит, что дело тут не в кознях Сета.
      Конн досадливо поморщился.
      - Так что же ты можешь посоветовать мне, о высокоученый Дексиеус? - в голосе Конна сквозило раздражение. Он не понимал, зачем верховный жрец говорил ему все это. Митра растерян! Что с того? Броситься на меч, подобно проигравшемуся сыну изнеженного аристократа? Кулаки короля сжались. Да затрясись от ужаса хоть все боги хайборийских земель, как это скажется на его войне? Враг оставался врагом, и никакого иного пути остановить вторжение, кроме как разгромить вторгшихся, Конн по-прежнему не видел.
      - Я бы посоветовал тебе выступить навстречу не самой сильной армии врага... а навстречу самой... странной, что ли, - промолвил слуга Митры. Проницательные глаза в упор смотрели на короля.
      - Странной? - удивился Конн. - Что ты хочешь этим сказать?
      - Светлые Боги хайборийцев в растерянности. Это значит, что произошло нечто совершенно неожиданное, непредсказуемое и не подчиняющееся обычным законам. Вторгшиеся в пределы Аквилонии армии - это зло обычное, как бороться с ним, известно. Если бы дело было только в этом, вряд ли мне стали бы ниспосылаться подобные видения. Нет, мой король, Боги предупреждают нас в этом вторжении есть еще какая-то тайна - и нам нужно разгадать ее.
      Конн уже открыл рот, чтобы ответить, но тут за дверью его покоя вновь раздался шум. Басовитые голоса стражников внезапно перекрыл высокий и негодующий девичий крик: "Я должна его увидеть! Во что бы то ни стало!"
      Конн невольно покраснел. Неужто какая-то из его многочисленных возлюбленных решила устроить трогательную сцену прощания? Король украдкой бросил взгляд на Дексиеуса, однако деликатный жрец, конечно же, сделал вид, что ничего не слышит.
      Дважды звякнул звонок над дверью - это значило, что начальник караула счел необходимым потревожить своего короля. На подобное он решился бы лишь в случае появления врагов под стенами самой Тарантии. Конн досадливо дернул щекой. Капитан Черных Драконов знал свое дело и никогда бы не пропустил какую-нибудь зареванную девчонку.
      - Что там, Аристобул?
      Дверь распахнулась и в ее проеме показалась закованная в металл спина стражника. Он совершил немыслимый пируэт вокруг собственной оси, ухитрившись при этом с достоинством отсалютовать своему повелителю мечом.
      Отпихнув чинного Аристобула, в покой ворвалась растрепанная черноволосая девушка, почти девочка, с еще детскими ямочками на щеках и ребячьей округлостью щек. Ее грубый плащ был весь заляпан дорожной грязью, лицо исцарапано; глаза блестели, как у безумной. В руке она сжимала скомканный свиток.
      - Моему королю! - что есть мочи выкрикнула она, бросаясь вперед и протягивая пергамент.
      Аристобул и второй гвардеец молниеносно выхвати ли мечи, преграждая ей путь - уж слишком резким показалось им ее движение, а свиток вполне мог служить лишь прикрытием для кинжала или стилета.
      - Остановитесь! - поднял руку Конн. - Что ты хотела сказать мне, девочка? Почему ты решил пропустить ее, Аристобул?
      - Прошу прощения моего повелителя, - прохрипел капитан стражи, - но она говорила такое... я не мог пренебречь ее словами. Ну же, пуантенка, повтори королю то, что начала рассказывать мне!
      - Ты из Пуантена? - голос Конна отвердел. Дексиеус незаметно подошел к нему и остановился за правым плечом короля, пристально глядя на странную гостью.
      - Истинно так, мой повелитель, - девушка сделала неуклюжую попытку поклониться. - Я из Пуантена и прихожусь троюродной племянницей нашему молодому графу, Гонзальвио. Меня звать Орстерой, с позволения Вашего Величества; я дочь барона Трастуса, владетеля замка Траст, что в двух днях пути от аргосской границы... Мой отец повергает к твоим стопам, повелитель, это письмо.
      Девушка упала на одно колено, склонив голову, и протянула Конну пергаментный свиток.
      - Встань, - нахмурился король. - Почему твой отец не послал обычного гонца? Не слишком-то осмотрительно отправлять тебя одну через всю страну в такое время!
      - Мой отец мертв, - ровным голосом отвечала Орстера, глядя в одну точку сухими глазами, - его последней волей было, чтобы я передала тебе, о Король, это послание.
      На скулах Конна вспухли желваки. Он резким движением сломал печать и развернул свиток.
      "Мой повелитель! Я, Трастус, барон, владетель замка Траст, пишу тебе, чтобы известить об ужасном. Пуантенские ополчения разбиты. Аргоссцы взяли все пограничные крепости. Полагаю, через день-два они вырвутся к Хороту. Но даже не это главное. Мы сдерживали врага, медленно отступая, однако у него появился новый страшный предводитель. Обликом он - да простит мне король эти слова! - обликом он неотличим от твоего отца, Конана Великого, когда тому было примерно столько же лет, сколько сейчас моему повелителю. Мы небезуспешно обороняли Гарас, и тут во главе штурмующих появился этот призрак. Называю его так, хотя он, увы, не бесплотный дух. Нет, это человек из плоти и крови, и неотличимый, как я уже писал, от твоего отца, повелитель. Он возглавил атаку; его вид придал штурмующим храбрости и уверенности, и они смогли сломать ворота. И Призрак ворвался в город, однако, открыв путь своим войскам, он пошел дальше. Доканчиваю это письмо и отправляю его с дочерью моей, Орстерой; молю моего повелителя не оставить ее, потому что мы с моей дружиной готовимся дать последний бой и хоть как-то задержать аргоссцев. Прощай, мой повелитель. Трастус, барон".
      Почерк был неровным, буквы налезали одна на другую, во многих местах Конну приходилось наполовину угадывать содержание - видно было, что барон писал это в страшной спешке.
      - Так, - голос Конна был полон сдерживаемой ярости. - Что же случилось потом?
      - Аргоссцы набросились на нас, как бешеные, - безразлично уставясь в пол, ответила девушка. - Мы убивали их десятками, но они как будто бы решили, что у каждого впереди еще десять жизней. Отец... - губы девушки предательски задрожали, однако она овладела собой. - Отец только и успел, что забросить меня в седло... А спустя миг его нашла стрела. - Орстера прижала к груди судорожно сжатые кулачки. Воцарилось угнетенное молчание.
      Конн обернулся к Дексиеусу. Взор жреца, казалось, говорил: "Вот то, о чем я тебя предупреждал!"
      - Аристобул, позаботься об Орстере, - мягко касаясь рукой плеча застывшей, будто в трансе, девушки, тихо произнес Конн. - Устрой ее как можно лучше. И передай канцлеру, чтобы подготовил бы мой указ - Орстера отныне - полноправная баронесса Трастская, и... графиня Хестельская. И вызови ко мне Паллантида и Просперо. Почтенный Дексиеус, прошу тебя еще чуть-чуть задержаться.
      Верховный жрец с достоинством склонил величественную седовласую голову.
      - Мой повелитель, ты награждаешь меня, черную вестницу? - удивленно взглянула на короля Орстера.
      - Быть может, графиня, - намеренно подчеркивая ее новый титул, ответил Конн, - что эти вести, принесенные тобой, изменят весь ход войны. А теперь расскажи мне поподробнее, как обстоят дела на юге?..
      Рассказ Орстеры трудно было назвать обнадеживающим. Почти весь Пуантен уже попал в руки врага. Орстера говорила о громадных толпах плохо вооруженных крестьян, которые внезапно все разом бросили дома и хозяйства, влившись в ряды аргосских и зингарских отрядов. Конн и верховный жрец вновь переглянулись.
      Вскоре подоспели Паллантид и Просперо. Орстеру уже увел ворчливо-ласковый Аристобул; король вкратце рассказал о случившемся.
      - Я думаю, направление главного удара придется изменить, - говорил Конн. - Шамар может продержаться, но, я чувствую - и почтенный высокоученый Дексиеус согласен в этом со мной - что корень этой войны - не на юге. Тот, кто появился там в... в облике моего отца, - с усилием выговорил он, - это может быть один из главарей всего вторжения. Пока жив двойник - нам придется воевать не просто со вражескими армиями или обезумевшими землепашцами, но с магическими силами. Придется доказать, что мой отец не зря спасал меня из лап Тот-Амона и что я тоже могу сражаться с черными колдунами!..
      Паллантид и Просперо подавленно молчали. Что могли посоветовать молодому королю эти бывалые военачальники, если разразившаяся война властно опрокинула все устоявшиеся каноны? Даже в дни войны с Ксальтотуном против Аквилонии не объединялось столько врагов; и уж никогда не пытались лезть на рожон миролюбивые крестьяне приграничных областей.
      Они уже почти договорились о том, что армия выступает не к Шамару, а на юг, к гибнущему Пуантену, когда примчался еще один гонец. И опять принесенные им вести оказались настолько важны, что Аристобулу пришлось вновь потревожить своего короля.
      Измученный, обессилевший гонец ввалился в покой. Левое его плечо было окровавлено, половина лица являла собой сплошной кровоподтек - прорываясь сквозь вражеские ряды, он получил страшный удар дубиной по шлему, но, превозмогая боль сумел убить противника, взобраться в седло и доскакать до столицы.
      - Мой повелитель, - прохрипел он, обессиленно падая на одно колено не столько от избытка придворной утонченности, сколько от усталости, - Шамар окружен. Немедийцы ударили нам в спину. Монагро отступил, закрывая дорогу к Тарантии, но гарнизон Шамара долго не протянет. А с юга прут все новые и новые шемиты...
      Конн скрипнул зубами. Бросить важнейшую восточную крепость на произвол судьбы и пожертвовать армией графа Монагро он не мог.
      Гонца унесли - отпаивать горячим вином и приводить в чувство; молодой король обвел тяжелым взором лица своих соратников.
      - Армии придется идти к Шамару, - решился нарушить затянувшееся молчание Просперо. - Страшно даже подумать, что случится, если немедийцы, кофитяне, офирцы и шемиты, объединившись, прорвутся далеко за Тайбор.
      - Но Пуантен тоже уже в руках аргоссцев, - мрачно бросил Паллантид.
      - Не вижу иного выхода, кроме как разделиться, - кусая губы, вымолвил Конн. - Просперо, тебе придется вести армию к Шамару. Гонзальвио всем хорош, но... слишком уж горяч. Его могут заманить в ловушку.
      - Повинуюсь, и повинуюсь с радостью, - поклонился старый полководец, не скрывая довольной улыбки. - Я докажу, что мне еще рано на покой!
      - А ты, Паллантид, возьмешь всех Черных Драконов, - распорядился Конн. - Мы с тобой отправляемся на юг.
      - Это слишком опасно, мой повелитель, - попытался возразить командир гвардейцев. - Отправь меня одного! Тебе лучше остаться в Тарантии.
      Конн лишь сверкнул ярко-синими, как у отца, глазами.
      - Мы выступаем с тобой на юг, и выступаем немедленно, - отчеканил он.
      - Повинуюсь, мой король, - вздохнул предводитель Черных Драконов.
      - Дексиеус, тебе придется принять на себя власть в Тарантии, повернулся к Верховному Жрецу Конн. - Кроме тебя, почтенный, мне не на кого оставить город. Я понимаю, что мирские заботы далеки от тебя, о высокоученый, но... Я не могу приказывать, но я прошу, даже... даже умоляю, - последние слова дались Конну не слишком легко.
      - Не трудись, сын мой, - словно защищаясь, жрец вскинул обе ладони. - Я принимаю на себя эту службу.
      Главные силы аквилонской армии под командованием Просперо двинулись к Шамару. Король же Конн во главе тысячи своих Черных Драконов направился на юг, к охваченному пожаром войны Пуантену.
      Люди стояли вдоль обочин, махая руками вслед своему королю и его отборной дружине. Здесь, в самом сердце Аквилонии, по-прежнему верили в удачу Конна - быть может, потому, что не знали всей правды о творящемся на рубежах...
      Отряд оставил позади пригороды Тарантии и переправился на правый берег широкого Хорога. Отсюда брала начало широкая наезженая дорога на юг, к Пуантену.
      * * *
      Из покинутой безымянной крепости, откуда едва вырвались Конан и его спутницы, медленно изливался черный поток безликих, бесформенных фигур с жутко горящими красными глазами; они следовали за предводителем - тем самым, что сумел пристроить у себя на лбу третий глаз. Они шли сплошным строем, чуть быстрее обычного человеческого шага. Любой, даже самый злобный и закореневший в грехе колдун поспешил бы в ужасе отречься от службы силам Преисподних при виде этих кошмарных тварей.
      Казалось, вокруг черных безногих фигур темнел даже воздух; жухла и никла трава, в слепом ужасе бежали прочь звери. Орда двигалась по ясному и четкому следу добычи; каждый из демонов знал ее в лицо. Конан из Киммерии! Его должны были любой ценой доставить они к алтарям давно забытых безымянных богов нечеловеческого народа; а зачем, почему, отчего, - этого никто из них не знал, да и знать не хотел. Трехглазый предводитель позволит им утолить жуткий, бесконечный голод лакомой человеческой плотью лишь после того, как Конан будет доставлен к жертвенникам.
      Четкий след вел на север. Черная стая оставляла позади милю за милей. Демонов не заботило, увидит ли их кто-нибудь или нет. Какой смертный мог устоять перед воинством Ада, какой, кроме одного лишь Конана?
      В свой черед орда миновала выжженный, полный мертвых тел пуантенский городок Гарас; здесь трехглазый предводитель задержался. Ясно видимый след внезапно замутился, как будто кто-то старался сбить демонов с толку, пытаясь бороться с ними посредством магии...
      * * *
      - Конан! Конан, вставай, здесь ты уже ничему не поможешь.
      Сильный, напористый голос Белит настойчиво пробивался к сознанию Конана. Киммериец медленно приходил в себя. Тело еще сотрясли судороги от охватившего все его существо страшного приступа черной ярости, когда человек способен, не разбирая, убивать всех вокруг.
      - Конан, нам пора. Они ушли далеко вперед, - это уже был голос посланца Крома. Чьи-то сильные руки помогли киммерийцу подняться. Раина с тревогой заглянула в глаза Конану - и невольно отшатнулась: взор киммерийца казался неотличимым от кроваво-красного взгляда черного демона. Там была такая же, если не большая, ненависть и жажда убивать.
      Карела протянула полную воды флягу, Конан припал к ее горлышку и стал жадно пить, проливая серебристые струйки на грудь. Холодная, родниковая вода помогла ему окончательно прийти в себя.
      - Нам надо спешить, Конан, - посланец Крома крепко стиснул предплечье киммерийца. - Орда двигается вперед поразительно быстро. В городе уже не осталось никого живого, а вдобавок я чувствую, что те милейшие черные твари, от которых мы еле-еле отбились, преследуют нас по пятам. Я попытаюсь сбить их со следа, но удастся ли это мне? - Он пожал плечами.
      Чародейство посланца Крома не отличалось загадочностью. Несколько сложных пассов руками, несколько неразборчиво прошептанных заклинаний, - и отряд двинулся дальше.
      Впрочем, "двинулся", - это, пожалуй, чересчур мягкое слово. Конан гнал коня что было мочи; они рассчитывали настигнуть войско аргоссцев самое позднее к вечеру, однако дневной свет погас, над холмами поднялась луна, кони едва не падали от усталости - а киммериец по-прежнему не видел ни малейших признаков вторгшегося войска.
      - Сквозь землю они провалились, что ли? - недоуменно пробормотал он себе под нос. Вокруг кавалькады уже вздымались кручи последнего хребта Пуантенских гор, последнего хребта перед спуском на огромную Аквилонскую равнину. Отряд миновал еще несколько дотла сожженных деревень - однако ни единого врага они по-прежнему не видели.
      Киммериец осадил запаленного коня. Рядом остановился посланец Крома.
      - Мне кажется, нам удалось оторваться от этих черных бестий, - негромко промолвил он. - Но, Конан, ты не забыл про раскопанные могилы на кладбище? Этих мы догоняем, я чувствую.
      - Ну так что ж с того? - проворчал Конан. - Догоним, так будем рубить. Что тут думать-то?
      - Чем можно убить уже мертвого? - встречным вопросом ответил посланец Крома. - Здесь может помочь только магия. Я догадываюсь, что вся эта орда из могил, что сейчас тащится впереди нас, идет не просто к Тарантии. Они словно охотятся за кем-то...
      * * *
      Сотни Черных Драконов скакали в строгом порядке, держа строй и равнение. На концах пик трепетали маленькие флажки; иссиня-черная броня цвета воронова крыла поблескивала на солнце. Отряд приближался к Пуантенским горам: уже отсюда Конн и Паллантид видели поднимавшиеся высоко в небо султаны дыма. Впереди бушевали пожары; король невольно стиснул зубы Пуантен славился своими богатствами, своими садами и фруктами - а сейчас там вовсю гулял огонь. Конн охотно отдал бы приказ перейти в галоп; однако следовало сберегать силы коней.
      Солнце уже клонилось к вечеру, когда на дороге стали попадаться первые кучки беженцев. Их было мало, одни лишь дети да старики; все мужчины и добрая половина женщин оставались, чтобы противостоять вторжению.
      - Король! Наш король идет! - раздались приветственные крики с обочин и Конн вскинул руку в латной перчатке, приветствуя пуантенцев.
      На дорогу перед жеребцом молодого короля вышел могучего телосложения старик, его спина по-прежнему оставалась прямой, хотя волосы стали белее горного снега. Вокруг него толпилась стайка ребятишек мал мала меньше. Старик почтительно, но в то же время и с достоинством поклонился своему правителю.
      Конн спрыгнул с седла.
      - Ты хотел сказать мне что-то, старче?
      - Хотел, мой король, - голосом глубоким и мощным, точно рокот прибоя, ответил старик. - Я хотел сказать тебе - поворачивай назад. Твои храбрецы с радостью умрут на поле брани, но все это будет напрасно.