Глава 11

Перси весь день безуспешно пыталась вздремнуть на прогретом солнцем кухонном пороге, но котята все время тормошили ее. Они ползали по ней, покусывали за уши и тыкались мордочками в живот в поисках соска. Время от времени Перси лениво вытягивала лапу и отпихивала кого-нибудь из своих назойливых отпрысков.

Из кухни вкусно запахло сметаной, послышалось равномерное гудение маслобойки. Перси встала, выгнула спину дугой, лениво потянулась и направилась в дом. Не отставая ни на шаг, котята потрусили следом. И только самый маленький отстал – ему никак не удавалось перевалить неуклюжее тельце через порог.

Это был тот самый последыш, который выжил исключительно стараниями Джессалин. Она назвала его Наполеоном, потому что он, несмотря на маленький рост, оказался весьма задиристым и не упускал случая потрепать своих более крупных братьев и сестер. К сожалению, огромная чайка не знала, что этот маленький рыжий комок пуха носит имя человека, который когда-то был хозяином Европы. Не знала она и того, что в малыше души не чает молодая хозяйка дома. Чайка заметила легкую поживу и решила не упускать случая.

Джессалин, прислонившись к изгороди, наблюдала, как Майор приучает Надежду Летти. Тот действовал умело, не торопясь: сначала дал лошади понюхать мягкую кожу, потом потер уздечкой шею и за ушами. Но чуть он попытался накинуть уздечку на морду, лошадь испуганно шарахнулась. И как раз в этот момент ленивую тишину летнего дня нарушил пронзительный вопль.

– Чайка! – причитала Бекка Пул, подбегая к Джессалин и тыча пальцем в небо. – Она утащила Наполеона! О Господи, делать-то что же!

Задрав голову, Джессалин увидела низко летящую птицу. Из ее мощного клюва свисал несчастный Наполеон.

– Я принесу ружье, – предложил Майор, подходя к Джессалин.

– Нет! – в ужасе закричала та, глядя на чайку, которая повернула к прибрежным скалам. – Вы убьете обоих. – И она, подобрав юбки, помчалась вдогонку.

Бекка и Майор смотрели ей вслед. Оба были уверены, что птицу не догнать. Шляпка слетела с головы Джессалин, и ее темно-рыжие волосы флагом развевались по ветру. Бекка отерла навернувшиеся на глаза слезы.

– Она так любила этого недокормыша.

– Угу, – согласно кивнул Майор. Он не любил тратить слова попусту.

– Эта чайка сожрет кого угодно, – сказала Бекка. – Не удивлюсь, если дойдет очередь и до нас.

Майор промычал что-то нечленораздельное и направился обратно в загон, однако его толстые губы слегка подрагивали. Представив, как мисс Джессалин будет горевать о погибшем котенке, он все же пошел за ружьем, чтобы хотя бы пристрелить эту чертову птицу.

Добежав до скал, Джессалин перешла на шаг. Она страшно запыхалась и даже прижала руку к груди, пытаясь унять неистовое биение сердца. Чайка как сквозь землю провалилась. Бухта была совершенно пуста, если не считать какой-то рыбачьей лодки с медно-красными парусами. Небо, затянутое темными тучами, низко нависло над морем. Белые барашки волн один за другим набегали на песчаный берег.

Ветер завывал среди скал, как плакальщик на похоронах, и Джессалин не могла бы точно сказать, действительно ли она расслышала слабое «мяу», или ей показалось.

Тщательно обследовав все выступы и углубления поросших жесткой травой скал, она наконец обнаружила рыжий комочек, съежившийся на узком каменном карнизе. Очевидно, шум птицу все-таки напугал, и она решила припрятать добычу в безопасном месте. Но рано или поздно она обязательно вернется.

Джессалин оглянулась по сторонам, высматривая чайку. Лодка подплыла поближе к берегу, и девушка прищурилась, чтобы рассмотреть ее получше. У руля стоял высокий, стройный молодой мужчина в белой рубахе. Закатанные рукава обнажали сильные загорелые руки, а крепчающий ветер трепал его темные волосы. Рядом с мужчиной сидела темноволосая девушка. Очевидно, она сказала что-то забавное, и он, повернувшись к ней, рассмеялся. Ветер донес до Джессалин его хрипловатый, грудной смех. Подозрение превратилось в уверенность и причинило ей такую нестерпимую, чисто физическую боль, что она чуть не вскрикнула.

Внизу отчаянно замяукал Наполеон. Это тотчас же привело Джессалин в чувство.

– Да, да, мой золотой, я иду к тебе. Сейчас, потерпи немного. – Выпрямившись, она отбросила с лица спутанные ветром волосы. «Я не стану плакать, – снова и снова повторяла она про себя. – Ни за что не стану». Последний раз взглянув на лодку в бухте, она принялась спускаться по тропинке, сглатывая слезы, упрямо набегавшие на глаза.

Тропинка напоминала узкий шрам, наискось пересекавший поверхность скалы. К сожалению, она проходила слишком далеко от каменного выступа, на котором примостился отчаянно мяукавший Наполеон. Значит, придется спуститься по почти отвесному обрыву, цепляясь за трещины и выбоины в скале.

Сняв перчатки, чтобы было удобнее хвататься за камни, Джессалин начала осторожно спускаться, нащупывая ногами малейшие выемки, на которые можно было опереться. Задача нелегкая, но отнюдь не невыполнимая для девушки, которая все свое детство карабкалась по отвесным утесам Корнуолла. Правда, утром был сильный туман, и каменная поверхность скалы была скользкой.

Джессалин спустилась уже почти на десять футов, но тут вернулась чайка.

С резким криком огромная птица атаковала девушку сверху. Краем глаза Джессалин успела заметить приближающиеся крылья, инстинктивно подняла руку, чтобы защитить голову… и потеряла равновесие.

Обдирая коленки, она заскользила вниз. К счастью, почти тотчас же ей удалось вцепиться в хилый куст дрока, и Джессалин повисла на нем, раскачиваясь, как флюгер на ветру. Она посмотрела вниз, на волны, разбивающиеся о каменистый берег, и голова закружилась так сильно, что ее едва не стошнило. Тогда Джессалин зажмурилась, и теперь ее окружал только мир звуков – ее собственное учащенное дыхание, плеск волн, отчаянное мяуканье Наполеона, который никак не мог понять, почему она идет к нему так долго… и кое-что еще. Какой-то звук, пока едва различимый, но неумолимо приближающийся. Хлопанье крыльев.

Казалось, эта чайка обладает незаурядным, хотя и злобным умом. В первую очередь она атаковала голые руки Джессалин, нанося безжалостные удары изогнутым, острым, как нож, клювом. Джессалин невольно вскрикнула от боли и страха, но рук не разжала.

Прошло несколько минут. Из раненой руки ручьем текла кровь, и Джессалин, с трудом сдерживая слезы, понимала, что этот кошмар обязательно повторится. И вот сквозь шум прибоя она снова услышала это…

Хлоп… Хлоп… Хлоп…

– О Господи… – только и смогла прошептать она, покрепче прижавшись к скале и приготовившись к новой атаке.

Но тут она услышала, как скрежещет о гальку киль вытягиваемой на берег лодки, и Маккейди Трелони выкрикивает ее имя. Оказывается, это хлопали паруса.

– Лейтенант! – закричала она, чуть не плача теперь уже от облегчения. – Умоляю, прогоните эту проклятую птицу!

– Она уже улетела, мисс Летти. Но как же вы… А впрочем, неважно. Главное, держитесь, я поднимаюсь.

Прошла, казалось, целая вечность, еще немного, и она не выдержит.

– Вы собираетесь спасать меня или нет?

– Конечно, нет. – Трелони стоял на тропинке, и его стройный силуэт четко вырисовывался на фоне грязно-серого неба. Спуская Джессалин канат, захваченный с лодки, он продолжал: – Я постою здесь и подожду, пока вы упадете и разобьетесь о камни. Во-первых, это будет гораздо забавнее. А во-вторых, лучшего вы и не заслуживаете. Интересно, чем набита ваша голова, если вы вздумали карабкаться по отвесной скале, вместо того чтобы воспользоваться вполне приличной тропинкой.

Джессалин уже обеими руками ухватилась за канат, и ей оставалось только надеяться, что он выдержит ее вес. Тем более что сначала нужно было спуститься вниз и забрать Наполеона.

Подъем оказался неожиданно легким, потому что лейтенант помогал ей, вытягивая канат на себя. И вот наконец сильные руки ухватили ее под локти и поставили на землю. Но едва Джессалин попыталась наступить на правую ногу, как вскрикнула от боли и закусила губу.

– Кажется, я вывихнула лодыжку. Не знаю, как это получилось, но я…

Подняв глаза, она увидела, что его взгляд опять прикован к ее рту, а лицо приобрело уже хорошо знакомое ей выражение. Так прошло несколько секунд, а затем он, не говоря ни слова, подхватил ее на руки и понес вверх. Это было восхитительно – снова чувствовать на себе его руки. Обхватив свободной рукой шею Трелони, Джессалин прижалась щекой к его груди. Мокрая рубаха пахла морем и… им.

Поднявшись наверх, Маккейди усадил ее на каменную изгородь.

– Ну, теперь вы в полной безопасности, мисс Летти, – сказал он, убирая ее руку со своей шеи. – И нет никакой необходимости цепляться за меня мертвой хваткой.

Джессалин вспыхнула от стыда. Ну почему, стоит ему появиться, она обязательно выкинет какую-нибудь глупость? А он, вероятно, считает, что она делает это специально, чтобы привлечь его внимание. От этой мысли стало так обидно, что захотелось расплакаться.

Но Джессалин сдержалась. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и занялась Наполеоном. Она посадила котенка рядом с собой на изгородь, и тот сразу же как ни в чем не бывало устремился за каким-то жуком. Глупыш даже не подозревал, что недавно им самим чуть не пообедали. Лейтенант Трелони не уходил. Широко расставив ноги, он стоял прямо перед Джессалин. А она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза и уперлась взглядом в его грудь. Намокшая тонкая ткань плотно облегала загорелые, мускулистые плечи. Сердце Джессалин заколотилось с такой силой, что стук, казалось, был слышен за целую милю.

– Возможно, мой вопрос вас удивит, однако мне очень хотелось бы знать, какого черта вы делали там, на скале. Пытались улететь во Францию? Или, может быть, сегодня, проснувшись, вы вообразили, что превратились в чайку?

Джессалин наконец решилась поднять глаза. Губы Трелони были сжаты в узкую линию.

– Я выручала Наполеона, – ответила она и, увидев изумленное выражение его лица, невольно рассмеялась. – Какой же вы глупый. Наполеон – это мой котенок, а вовсе не ссыльный император.

– Ну конечно! – Складки в углах его рта стали еще глубже. – Как же я сразу не догадался? – Сделав шаг назад, Трелони наклонился, и намокшая рубаха натянулась на его широких плечах. – Дайте я посмотрю, что у вас с ногой.

Даже сквозь толстую кожу ботинка Джессалин почувствовала прикосновение его пальцев и вздрогнула. Но на этот раз не от боли.

– Наверное, придется разрезать ботинок.

– Ой! – испуганно воскликнула Джессалин. – Пожалуйста, постарайтесь этого не делать. Бабушка с меня шкуру спустит. Это уже вторые ботинки за лето. Скажите, а Шеба Стаут – ваша любовница?

Пальцы Трелони с силой сжали ее лодыжку.

– Ай!

– Вас, мисс Летти, абсолютно не касается, с кем я сплю.

– Я только хотела поддержать разговор.

– Так разговор не поддерживают. Это просто вульгарное любопытство.

Лейтенант начал расшнуровывать ботинок, н Джессалин снова вскрикнула.

– Черт! Да больно же!

– Заткнитесь, – невозмутимо отпарировал Трелони, но теперь он тянул ботинок более осторожно. – И еще. На вашем месте я бы последил за своим языком. Вы, похоже, вращаетесь в не слишком изысканном обществе.

Джессалин посмотрела на его склоненную голову. Больше всего на свете ей сейчас хотелось поцеловать то место, где волосы слегка вились на затылке. Она не удержалась и провела по ним рукой. Волосы оказались на удивление мягкими, как у ребенка, и чуть влажными от морской воды.

– Я научилась у вас не только ругаться, лейтенант, но и еще кое-чему. Например, теперь я знаю, как определить, хочет мужчина поцеловать меня или нет. Вот сейчас вы, лейтенант, этого хотите.

Трелони выпустил ее ногу и отпрянул, словно она была пламенем и он боялся обжечься.

– Боже праведный, мисс Летти, – сдавленным голосом наконец произнес он. – Вы ведете себя хуже, чем шлюха из Ковент-Гардена.

Сердце Джессалин билось с такой силой, что ей едва удавалось дышать. Она прекрасно понимала, что играет в опасную игру. Ведь он мог не ограничиться поцелуем, а взять ее прямо здесь, неистово и страстно. Так, как мужчина берет женщину, которую желает. При мысли об этом у нее пересохло в горле, а тело начала сотрясать крупная дрожь.

Она соскользнула с ограды и, прихрамывая, подошла к нему вплотную.

– Пусть так. Тогда скажите мне, что вы не хотите меня поцеловать.

Трелони отвел взгляд. Но уже через мгновение снова пристально посмотрел на нее. Его холодные, пустые глаза напоминали две темные шахты.

– Я не хочу целовать тебя, глупенькая маленькая девочка.

Но Джессалин уже достаточно хорошо его изучила, чтобы знать: он никогда не говорит того, что думает, и его глаза никогда не выражают того, что он чувствует.

Она положила руки ему на грудь и почувствовала, как под тонкой тканью рубашки по сильному мужскому телу волной пробегает дрожь. Ей безумно хотелось снова ощутить силу его объятий, уступить пугающе-притягательному обаянию, которое от него исходило. Уступив ему, она привязала бы его к себе. Касаясь его тела, она завладела бы и душой.

Джессалин оторвала ладонь от груди Трелони и зарылась пальцами во влажные волосы на затылке. Он так впился ей в предплечья, что стало больно, но Джессалин было все равно. Она смаковала дрожь, от которой его сильное тело вибрировало, как чересчур туго натянутая струна.

– Нет, это нужно немедленно прекратить, – задыхаясь, как от боли, произнес наконец Трелони и попытался оттолкнуть прильнувшую к нему Джессалин. – Прекрати немедленно, слышишь!

Джессалин запрокинула голову так, чтобы чувствовать его учащенное дыхание на своем лице. Ее губы приоткрылись.

– Маккейди, – прошептала она.

Больше ничего говорить не пришлось. Он прильнул к ее губам, подавляя собственный хриплый стон. Его рот был горячим и влажным. Так целуют женщину, которую неистово и безудержно хотят. Джессалин показалось, что она глотает огонь.

Теперь он прижимал ее к ограде всей своей тяжестью. Острые камни впивались в спину, но Джессалин их не чувствовала. Так же, как не слышала ни шума прибоя, ни криков чаек. Она ощущала только его. Его губы, язык и сильное, мускулистое тело.

Трелони оторвался от ее рта, и Джессалин запрокинула голову. Теперь его губы и язык ласкали ее обнаженную шею, и ей казалось, что они оставляют за собой огненный след. Сильные руки коснулись ее груди и сквозь тонкую ткань платья сжали набухшие соски. Было почти больно, но эта боль дарила такое наслаждение, что, казалось, она сейчас взорвется, разлетится на мелкие кусочки.

Но вот Трелони поднял голову, и она заглянула в его темные глаза. В них застыла самая настоящая мука.

– Джесса, ради всего святого, я всего лишь мужчина! Да поможет мне Бог, потому что я, наверное, не смогу остановиться.

На каменистой тропинке послышались чьи-то шаги, и он тотчас отпрянул.

На вершине утеса появилась Батшеба Стаут. Откинув с лица спутанные темные волосы, она замерла в нерешительности, пытаясь понять, что означает открывшаяся перед ней картина.

Но вот наконец она пожала плечами, отчего старенькое платье соблазнительно натянулось на упругой груди, и заговорила:

– Нам бы лучше вернуться к лодке, сэр. Если папаша заметит, что я ее взяла, то выпорет меня до полусмерти.

Прислонившись к изгороди, лейтенант Трелони едва переводил дыхание. На смуглых щеках горел темный румянец, на виске пульсировала жилка. Узкие брюки натянулись так, что, казалось, вот-вот порвутся. Его глаза, полные ярости и желания, горели на лице, как две открытые раны. Но в этом взгляде было что-то еще… Что-то похожее на ненависть.

Крепко прижимая к груди котенка и прихрамывая, Джессалин вошла в задние ворота. И сразу почувствовала, что что-то не так. Посреди двора с ружьем в руках стоял Майор. У его ног, в луже крови, лежала огромная чайка. Но еще необычнее выглядела фигура, приближавшаяся к ним через бесплодную, каменистую пустошь. Незнакомый мужчина верхом на вороной кляче болтался в седле так, словно впервые влез на лошадь.

Поглаживая Наполеона, Джессалин напряженно наблюдала за приближением нелепой фигуры – в Энд-коттедже почти не бывало посетителей.

Но тут сдавленный крик Майора отвлек ее внимание. По изрезанному морщинами лицу старого конюха текли слезы.

– Умерла, – наконец выговорил он. – Лошадь умерла.

– Умерла? – повторила Джессалин, не веря собственным ушам. Нет, верно, Майор оговорился. Он, конечно, имел в виду чайку.

Но несчастный снова заговорил. Джессалин никогда не слышала от Майора такой длинной речи. Он выстрелил в чайку. Наверное, у Надежды Летти было слабое сердце – она испугалась выстрела, и оно остановилось. Еще минутку назад она резво скакала по загону, а тут вдруг упала на колени и умерла.

Джессалин смотрела на Майора широко открытыми глазами и ничего не могла понять. Нет, она, конечно, слышала его слова, но они казались какими-то нереальными. Из оцепенения ее вывел стук копыт. Незнакомец уже подъехал к воротам. Почему-то она обрадовалась. Как будто появление незнакомца разрушит чары, и вдруг окажется, что ничего не случилось.

Незваный гость спешился, подошел к Джессалин и снял шляпу. Густые волосы цвета спелой пшеницы. На длинном худом лице выделялись запавшие глаза, под которыми залегли глубокие тени, лоб изрезан морщинами.

– Мисс Летти? – неуверенно осведомился прибывший.

Джессалин кивнула. Уголком глаза она видела, как Майор направился к конюшне, а Надежда Летти неподвижно лежит в загоне. Котенок замяукал и, извиваясь и царапаясь, начал вырываться из ее рук. Но Джессалин все не решалась отпустить его – ведь большая, злобная чайка может вернуться. Хотя нет, чайку подстрелили. Ну да, вот луча окровавленных перьев.

Незнакомец тем временем изумленно рассматривал ее грязное, порванное платье и кровавую рану на руке.

– Мисс Летти? – еще раз с сомнением переспросил он. – Меня зовут Джоффрей Стенхоуп. Я… ээ… друг вашей матери.

Джессалин машинально кивнула, но тут же опомнилась.

– Моей матери? – Со смешанным чувством страха и надежды она посмотрела на незнакомца.

– Да. – За спиной у Джессалин открылась дверь, и Стенхоуп тревожно обернулся. Его кроткие карие глаза напоминали глаза оленя. – После того, как он… после смерти вашего отца ваша мать… ээ… решила остаться со мной.

– Ну да, вы оба «оставались» друг с другом в грехе многие годы. – К ним приближалась леди Летти, сердито стуча тростью по каменным плитам двора. И тут достопочтенная дама вдруг заговорила так, как говаривала девчонкой, когда работала на руднике: – Ну и как, эта потаскушка того стоила? Нравилось тебе жить со шлюхой, которая сперва наставила рога умирающему мужу, а после бросила единственную дочку?

Стенхоуп нервно облизнул припухлые, какие-то детские губы. Его кроткий олений взгляд снова остановился на Джессалин.

– Мы с вашей матерью не могли жить друг без друга. Я бы обязательно женился на ней, после того как он… после смерти вашего отца. Но дело в том, что я сам… я тоже не был свободен. И я… я и сейчас несвободен. – Наконец он решился повернуться к леди Летти и протянул к ней руку, словно моля о пощаде и понимании. – Эмма и я… Мы понимали, что наша любовь преступна перед Богом и перед обществом, но мы не могли друг без друга. Мы думали, ребенку будет лучше здесь, с вами, подальше от сплетен о нашей… ээ… связи.