Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Под голубой луной

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Уильямсон Пенелопа / Под голубой луной - Чтение (стр. 5)
Автор: Уильямсон Пенелопа
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


В этот момент, прочистив горло, вмешался Кларенс:

– Отец, почему бы вам не позволить ему провести эксперимент? Ведь это никому не причинит вреда.

Мистер Титвелл повернулся к сыну.

– На твоем месте я бы вообще рта не открывал! Ведь именно по твоей милости он оказался здесь. И не думай, что я этого не понимаю. А что касается вот этой штуки, – добавил он, показывая на локомотив, – этого громыхающего чудища, то оно не может ничего доказать, кроме как уничтожить добрую половину моих угодий и распугать весь скот. Да ни одна корова в округе не станет доиться после такого.

С этими словами он бросил на сына злобный взгляд, предвещавший дальнейшие неприятности. Кларенс вспыхнул и отвел глаза.

Казалось, бушующие страсти не коснулись только одного человека – лейтенанта Трелони. Он спокойно вспрыгнул на паровоз и добавил угля в топку. Генри Титвелл шагнул было к нему, но, видно, вспомнив о случае в Уэльсе, поспешно отступил.

– Это моя земля, мои рельсы. Я запрещаю это непристойное представление! Слышишь? Я запрещаю!

Как громко ни кричал Генри Титвелл, нескольким гостям удалось его перекричать. Они слышали об уэльском взрыве и, судя по всему, надеялись увидеть такой же своими глазами. Однако из всех присутствующих только Джессалин осмелилась подойти поближе.

Получив добавочную порцию угля, паровой котел ожил – зашипел, засвистел, задышал и словно бы вспотел, потому что на каждой его детали конденсировался пар. Он раскачивался и дрожал, как огромный зверь, готовящийся к прыжку. Джессалин зачарованно смотрела, как напрягаются спина и плечи создателя этого чудовища, все подбрасывавшего и подбрасывавшего уголь в топку. Ей и в голову не приходило, что сын графа может унизиться до такого тяжелого, грязного труда. Бабушка, должно быть, пришла бы в ужас. Однако это зрелище приводило Джессалин в восторг.

– Лейтенант Трелони, – окликнула она его, – мне бы очень хотелось прокатиться вместе с вами.

Он обернулся, их взгляды встретились. В его глазах горел огонь, казавшийся еще ярче, чем огонь в топке. Джессалин понимала, что к ней этот огонь не имеет ровно никакого отношения, но все равно вдруг почувствовала себя так, словно, шагнув с утеса в пропасть, обнаружила, что летит.

Трелони захлопнул дверцу топки и спрыгнул с платформы.

– Это вам не карусель.

Рукава его рубахи были закатаны выше локтя, на смуглых руках блестели капельки пота. Ветер облепил мокрую рубаху вокруг тела и взъерошил кружево жабо. Ей так хотелось дотронуться до него. Просто дотронуться.

– Вы же сказали, что никакой опасности нет, – продолжала настаивать она. – Вот и докажите это.

– Мисс Летти, юные леди не ездят на паровозах.

– Но почему? Кто это сказал? Мы же ездим верхом и в экипажах. Сегодня я даже ехала на двухколесной повозке, хотя бабушка и утверждает, что это совершенно неприлично. Ну пожалуйста, лейтенант Трелони. Покататься с вами на такой чудесной машине – большая честь для меня.

Трелони несколько мгновений не сводил с нее тяжелого взгляда, наконец, решился.

– Меня убить мало за то, что я сейчас делаю. Да вы и сами пожалеете. – Смуглые, сильные руки еще раз сомкнулись вокруг ее талии, и легко, как пушинку, он поднял ее на подножку и сам вскочил следом. – Только не касайся топки, – напоследок предупредил он, – она горячая.

– Джессалин! – К ним бежал Кларенс. – Что ты делаешь? Мак, ты же не позволишь ей.

На плечо Кларенса легла тяжелая рука его отца.

– Пусть едет с ним, куда ей заблагорассудится. В конце концов, это безобразие – твоя затея. И вообще, она рискует своей шеей, а не твоей.

Джессалин делала вид, что не расслышала. Под их ногами вибрировал двигатель. В этом чудовище таилась самая настоящая жизнь, которая заставляла его дышать и дрожать. И эту жизнь, породил стоящий рядом с ней человек.

А сам он тем временем внимательно изучал какие-то приборы. Джессалин склонилась к нему.

– Ведь эта штука не взорвется, правда? – весело поинтересовалась она.

Трелони слегка повернул голову, и теперь их лица оказались совсем рядом.

– Ноги не замерзли? – поинтересовался Трелони вместо ответа.

Ногам очень тепло. Даже слишком. Металлическая платформа быстро нагревалась, и у Джессалин возникло ощущение, что она стоит на раскаленной сковородке.

– В тот день я пытался приспособить паровой двигатель к обычному дорожному экипажу, – сказал он. – Но сейчас я не экспериментирую. Я точно знаю, что делаю.

– Вы меня очень успокоили. Мне бы не хотелось, чтобы меня в клочья разнесло по угодьям мистера Титвелла.

Трелони рассмеялся, и его горячее дыхание обожгло щеку девушке. На крохотной площадке было очень тесно, и при малейшем движении их тела соприкасались. Джессалин то и дело чувствовала его бедра, руки, плечи, его запах – копоти, машинного масла и мужского разгоряченного тела, силу, таящуюся в этом теле. И огонь, горящий в темных глазах. Огонь не только силы, но и ума.

Она взглянула ему в лицо. И как всегда в таких случаях, ее грудь почему-то сжалась.

– А как это работает?

– Ну, как бы объяснить попроще…

– Как можно проще, – рассмеялась Джессалин.

– Хорошо, постараюсь. Вода в котле нагревается, пока не начнет превращаться в пар. Пар из котла поступает в цилиндры. – Он показал на пару одинаковых толстых труб, прикрепленных к котлу: – В цилиндрах пар расширяется и начинает двигать поршень – такой толстый стержень, наподобие молотка, – который, в свою очередь, двигает рычаг… вот эту металлическую штуку, она идет от цилиндра к одному из больших передних колес. Ну а тот уже вращает колесо.

Джессалин широко улыбнулась и подняла на него сияющие глаза.

– Это просто замечательно!

К огромному изумлению Джессалин, на смуглых щеках Трелони появился тёмный румянец. Она и подумать не могла, что его можно чем-то смутить. Хотя, наверное, до сих пор его не часто баловали похвалами.

– А отработанный пар выходит через трубу, – закончил он, избегая ее взгляда.

Трелони потянулся к рычагу, и его рука на секунду прикоснулась к груди Джессалин. Сердце девушки замерло. Он отдернул руку, словно прикоснулся к раскаленной топке, а ее грудь все ощущала прикосновение.

Когда Трелони наконец заговорил, его голос звучал резко.

– Будет лучше, если ты поедешь в тендере.

И прежде чем Джессалин успела возразить, он легко приподнял ее и буквально втиснул в узкое пространство между бочкой с водой и угольными корзинами. В ту же секунду чудовище ожило и, изрыгая пар и дым, двинулось вперед, подпрыгивая и дергаясь, словно гигантская саранча. Оно ворчало, пыхтело, хрипело, грохоча по металлическим рельсам навстречу восходящему солнцу, которое отбрасывало розовые тени на поля пшеницы и ячменя. Джессалин казалось, что ее сердце бьется в такт с равномерным движением поршня. Придерживая шляпку, чтобы не сдуло ветром, она громко смеялась. Конечно, на лошади гораздо быстрее, но это совершенно несравнимые вещи – ведь они ехали на небывалой, никем никогда не виданной самоходной машине.

В клубах пара проплыли каменные стены Ларкхейвена. Джессалин даже показалось, что она видит на террасе бабушку, но, прежде чем она успела помахать рукой, они пронеслись мимо. Паровоз перевалил холм и начал набирать скорость на спуске. У самого основания холма поперек рельсов стояла груженная сеном телега. Обалдевший от ужаса крестьянин тупо смотрел на паровоз.

Трелони заорал, и это привело в чувство крестьянина. Но не осла. Сколько хозяин ни колотил его палкой, проклятое животное и не думало двигаться с места.

Джессалин перегнулась через корзину с углем и, стараясь перекрыть грохот паровоза, закричала:

– Нам надо остановиться!

– Не получится! – последовал ответ.

– Но почему?!

– Здесь нет тормозов!

О Боже… Джессалин закрыла лицо руками. Но так было еще страшнее, и она стала подглядывать сквозь пальцы. Осел наконец насторожился и сделал шаг вперед. Телега очень медленно двинулась следом. Паровоз, изрыгая дым, приближался, как обезумевший дракон.

Телега не успела переехать через рельсы. Тупой нос паровоза врезался в нее, подбросил в воздух, и весь мир вокруг превратился в пыльный желтый круговорот.

Столкновение никак не отразилось на паровозе. Он несся вперед. Смеясь и выбирая из волос соломинки, Джессалин оглянулась назад.

Внезапно паровоз страшно дернулся и встал на дыбы, как необъезженный жеребец. Раздался страшный скрежет, но Джессалин все же услышала крик Трелони:

– Держись!!!

Предупреждение несколько запоздало, потому что она уже летела навстречу голубому небу, зеленым полям и коричневой, очень твердой земле.

Перед тем как потерять сознание, Джессалин успела подумать, что этот цветовой круговорот все-таки сильно напоминает карусель.

Глава 5

– Я же говорил, чтоб ты держалась, черт побери. – Голос лейтенанта Трелони звучал очень сердито.

В спину Джессалин упиралось что-то острое. Она поерзала, пытаясь устроиться поудобнее и соображая, где она находится и каким образом она оказалась здесь, на острых колючках. Открыв глаза, Джессалин увидела черные, блестящие сапоги.

Очень медленно она перевела взгляд вверх. Спина Трелони закрывала заходящее солнце. Джессалин отметила, что его спина ей нравится. Ей вообще нравилось смотреть на него. Хотя ее вид отнюдь не доставлял ему удовольствия, особенно в данный момент.

Джессалин улыбнулась и заговорила, подражая женщинам из простонародья:

– В моем седалище застряла целая куча колючек. На мгновение ей показалось, что он вот-вот рассмеется вместе с ней. Но Трелони еще сильней поджал губы и присел на корточки.

– Полежи спокойно. У тебя на голове шишка с куриное яйцо. – Его рука нежно коснулась ее лба, и в этом жесте была какая-то странная близость.

Джессалин приподнялась на локтях.

– Нет, со мной все в порядке. Честно. – Однако она ошиблась, потому что уже в следующую секунду мир вокруг снова закружился, и она покачнулась.

– Ты хоть иногда делаешь то, что говорят? – Он схватил ее за руку уже отнюдь не нежно. – В следующий раз, если мне нужно будет, чтобы ты держалась покрепче, я попрошу тебя отпустить поручни.

Джессалин с трудом встала и на нетвердых ногах направилась туда, где, зарывшись носом в землю, стоял паровоз. Рычащий, изрыгающий дым дракон теперь выглядел мертвым. Вокруг валялись обломки рельсов. Все это выглядело так, будто игрушечную железную дорогу растоптала нога великана.

Она почувствовала, что он подошел и стал рядом, и, не оборачиваясь, спросила:

– Что произошло?

– Рельсы не выдержали. Мы ехали слишком быстро, да и паровоз для них тяжеловат.

– Как жаль! Теперь все подумают, что паровоз никуда не годится.

– И будут совершенно правы. – Его щека дернулась.

Джессалин стало больно за него. Ей так хотелось прижать его голову к груди, погладить по волосам, сказать, что мнение других не имеет никакого значения. Она прикоснулась к его руке.

– О нет, лейтенант Трелони. Ведь с такой мощью… С такой мощью можно изменить мир.

На минуту ей показалось, что в его темных глазах мелькнула надежда. Но он моргнул и отвел взгляд.

Со стороны дома послышался топот копыт. На своем здоровом гнедом мерине к ним мчался Кларенс. За ним, движимые любопытством, скакали несколько гостей во главе с мистером Титвеллом.

– Джессалин! – Кларенс соскочил с лошади, при виде сошедшего с рельсов паровоза его глаза расширились. – О Господи, Джессалин, ты цела? Мак, о чем ты думал? Ты не имел никакого права подвергать ее такой опасности…

– О Боже, Кларенс, – резко перебила его Джессалин. Она и забыла, каким занудой он бывал иногда. – Не стоит делать из этого трагедию. Я совершенно цела, если не считать маленькой шишки на голове.

– И нескольких колючек в хорошенькой попке, – добавил лейтенант Трелони.

Услышав это замечание, Джессалин прыснула от смеха. Пытаясь сдержать смех, она закрыла рот рукой и чуть не задохнулась.

– У нее истерика. – Покрасневший от злости Кларенс продолжал атаковать кузена. – Видишь, что ты наделал!

Подоспел Генри Титвелл с компанией. Его громогласный хохот огласил окрестные поля.

– Ну что, твой железный конь, похоже, скопытился? Так ведь? – К хохоту Титвелла присоединились остальные.

Лейтенант Трелони, казалось, не реагировал на происходящее. Его лицо не выражало никаких эмоций. Но Джессалин успела заметить, какая боль и обида мелькнули в его глазах, прежде чем он сделал их непроницаемыми. Она не выдержала.

– Дураки вы все! – закричала она. – Дураки и тупицы!

Неожиданное нападение ненадолго отвлекло смеющихся. Но вскоре хохот возобновился. Громче всех хохотал Генри Титвелл, хлопая себя по толстым ляжкам.

Джессалин сжала кулаки. Как она ненавидела их всех! За жестокость, глупость, невежество. За то, что они издевались над человеком, построившим замечательный паровоз, только потому, что он не вписывался в их прилизанный мирок. Она кожей чувствовала, как одинок лейтенант Трелони среди этих смеющихся тупиц. Она смотрела на него, и глаза ее сияли. Она и не подумала, что Кларенс Титвелл это заметил.

В свои двадцать два Кларенс Френсис Титвелл считал себя зрелым мужчиной. Однако каждый раз, когда он входил в библиотеку Ларкхейвена, внутри у него что-то болезненно сжималось. Мальчиком его вызывали в эту комнату только для порки. Вот и теперь, открывая тяжелые деревянные двери, он испытал хорошо знакомый страх.

Пол библиотеки покрывали восточные ковры приглушенных тонов, на окнах висели тяжелые портьеры зеленого бархата. На стенах красовались разнообразные охотничьи принадлежности – шпоры, хлысты, рога, а также старинные фитильные ружья и арбалеты. За стеклами шкафов виднелись книги в зеленых и золоченых переплетах. С первого взгляда было ясно, что комната принадлежала мужчине, но посетитель сильно ошибся бы, решив, что она отражает характер своего хозяина. Генри Титвелл ненавидел охоту и, насколько было известно Кларенсу, без крайней необходимости никогда не читал.

Человек, которого Кларенс называл отцом, восседал за огромным письменным столом из красного дерева в темно-бордовом кожаном кресле. Он не предложил сыну сесть, но тот все равно опустился на стул, испытывая тайное удовольствие от этого маленького вызова.

– Не потрудишься ли ты объяснить мне, – начал Генри Титвелл низким, гортанным голосом, – зачем ты привел на мой прием Маккейди Трелони? Этим своим рычащим чудовищем он все испортил.

– Честно говоря, он привел себя сам. – Кларенс попытался изобразить язвительную улыбку. – Да и какая разница? Ведь Трелони не нуждается в приглашении, он твой племянник.

– Он наглый ублюдок!

В обширной библиотеке слово «ублюдок» прозвучало, как удар колокола, улыбка Кларенса погасла.

На столе горела лампа под зеленым абажуром, и в ее свете одутловатое лицо Титвелла выглядело еще более нездоровым. Избегая взгляда сидящего перед ним молодого человека, он перебирал брелки на цепочке от часов. Руки его были огромные, неуклюжие. Руки рудокопа, хотя он ни разу в жизни не прикасался к кирке.

В такие минуты Кларенс надеялся, что этот человек ему не отец.

Такая возможность не исключалась, ибо покойная мать Кларенса спала и со своим мужем, и с мужем своей сестры, пресловутым графом Сирхэем. Она так и не смогла – или не захотела – сказать, от кого из них у нее ребенок. Кларенс никогда не понимал, почему Генри Титвелл простил ее. Он сам убил бы такую жену.

– Я хочу, чтобы ты держался подальше от этой Летти. – Слова отца отвлекли Кларенса от невеселых размышлений о собственном происхождении. – Ваша дружба была ни к чему, даже когда вы были детьми. А теперь она может иметь неприятные последствия. Я не желаю иметь дела ни с вынужденным браком, ни с иском об отцовстве. У меня на тебя совсем другие планы. Провинциальная простушка с крестьянской кровью и без всякого приданого никогда не станет моей невесткой.

– Тем более, что леди Летти вряд ли даст согласие на брак своей внучки с внуком рудокопа, – пробормотал Кларенс. Громко говорить он остерегся – молодой человек до сих пор побаивался отца. И, наверное, всегда будет побаиваться.

– Что ты там шепчешь, черт тебя побери?

Кларенс поднял голову.

– Я не имею ни малейшего намерения жениться в ближайшие несколько лет, сэр, – заявил он. И это было правдой, хотя и неполной. Кларенс намеревался сделать Джессалин Летти своей женой, но для этого ему было необходимо собственное состояние. А его еще предстояло сколотить.

Мать Кларенса умерла в прошлом году. Отцу ничто не мешало жениться вторично, и, судя по дошедшим до Кларенса слухам, он не собирался долго ждать. И если на фамильном древе Титвеллов вдруг появится еще один сын, причем бесспорный, то – Кларенс ни на секунду не сомневался – отец тотчас же лишит его наследства.

Пока же молодой Титвелл не имел ни малейшего желания идти против воли отца. Ему совсем не хотелось голодать или ночевать на чердаках во имя принципов или из гордости. Напротив. И связи, и деньги Генри Титвелла должны помочь ему сколотить свое собственное состояние. И совсем не важно, отец ему этот человек или нет. Здесь у них было очень много общего – Кларенс Титвелл прекрасно делал деньги.

Маккейди Трелони с бокалом бренди в руке сидел перед камином, положив ноги на красную кожаную оттоманку. В его небрежной позе была врожденная элегантность, унаследованная от многих поколений предков-аристократов. Такому не выучишься, хоть до ста лет проживи – Кларенс Титвелл хорошо это понимал.

Взглянув из-под полуприкрытых век на остановившегося в дверях Кларенса, Маккейди произнес, насмешливо растягивая слова:

– Ты выглядишь так, будто у тебя живот схватило. По-моему, глоток бренди тебе не повредит.

Кларенсу совсем не хотелось бренди, но он все же подошел к позолоченному столику, плеснул в бокал немного янтарной жидкости, но пить не стал, а лишь смочил губы.

Маккейди задумчиво смотрел в огонь, и Кларенс мог без помех разглядывать это нервное, породистое лицо. Он никак не мог разобраться в своих чувствах к сидящему напротив человеку. Иногда ему казалось, что он любит Маккейди как брата. Брата… В самом слове уже заключалась ирония. Да, он любил его, но, пожалуй, этот человек ему не нравился. Так, может быть, ему просто хотелось самому быть Маком Трелони? Нет, и это была неправда, ибо пороки Трелони вызывали у Кларенса отвращение. Он не был знатоком спиртного и пил более чем умеренно. Он никогда не играл в азартные игры – рисковать деньгами, надеясь, что удачно выпадут кости или карты, казалось ему верхом глупости. Ему, конечно, нравились девушки, но он никогда не бегал за каждой юбкой. Словом, он был свободен от фамильных пороков, которыми Маккейди обладал в избытке.

Не исключено, что Кларенс хотел быть таким, каким Маккейди мог бы стать, но никогда не станет. Не может, потому что все Трелони умирают молодыми. И, как правило, позорной смертью.

Они никогда не говорили о происхождении Кларенса. Никогда не касались того, что, возможно, они сыновья одного отца.

Маккейди встал, чтобы подлить себе бренди. Остановившись перед камином, он снова взглянул на огонь и одним глотком осушил бокал. Затем Трелони обернулся, облокотился на каминную полку и устремил на Кларенса пронзительный взгляд. В темных глазах отражались отблески пламени. Только отблески и больше ничего. Кларенс никогда не мог уловить, что скрывается за этими непроницаемыми глазами. Иногда ему казалось, что Маккейди втайне посмеивается над ним, и эта мысль причиняла сильную боль.

– Никак не могу привыкнуть к тебе в военной форме, – наконец заговорил он. – Мне всегда казалось, что ты и армия – несовместимые вещи.

Губы Маккейди искривились в недоброй улыбке.

– Мое полковое начальство с тобой наверняка согласилось бы.

– Ты, видимо, скоро возвращаешься в полк? Хотя после победы над Бонапартом и воевать-то особенно не с кем. А где вы расквартированы? Наверное, недалеко от Лондона.

– Ты слишком высокого мнения о 54-м полке. Он не настолько престижен. Недавно нас перевели в Вест-Индию.

– О Боже!

Маккейди рассмеялся, но смех получился невеселым.

– Господь вряд ли часто заглядывает в те места, а значит, я буду чувствовать себя как дома. Говорят, что воинская служба там сводится в основном к обесчещиванию туземных девиц и игре в карты.

«И к очень скорой смерти», – подумал Кларенс. От какой-нибудь тропической болезни. Ведь не зря говорят, что средний срок службы в Вест-Индии – около полугода. Большинство просто дольше не живет. Но эта мысль не помешала Кларенсу приподнять свой бокал за выпавшую Маккейди удачу.

– Значит, будешь резвиться на тропическом солнышке со смуглыми красотками, а про старую дождливую Англию и паровые двигатели забудешь.

Удар был настолько неожиданным, что Маккейди не успел скрыть боль – она промелькнула в его глазах. Посмотрев на свой пустой бокал, он спокойно, обращаясь, скорее, к самому себе, сказал:

– А про паровые двигатели забуду.

Кларенса вдруг охватила такая буря эмоций, что у него даже закружилась голова. Он и сам не смог бы точно определить, что он чувствовал. Возможно – страх. А возможно – и облегчение. Ведь несмотря на то, что Кларенс вложил в эксперименты кузена немало денег, он всегда втайне надеялся, что ничего не выйдет. Нет, Кларенс, конечно, любил Маккейди. Но гораздо легче было любить его вот таким – отчаявшимся неудачником.

Вопрос только в том, в состоянии ли кто-нибудь или что-нибудь привести Маккейди в отчаяние и заставить почувствовать себя неудачником. По лондонским клубам гуляла легенда о том, как лейтенант Трелони повел себя после Ватерлоо. Его нашли на поле боя с ранением в ногу, полумертвого от потери крови. Его принесли в госпитальную палатку, и хирург, намереваясь ампутировать ногу, склонился над раненым. Маккейди схватил врача за горло мертвой хваткой.

– Если ты хотя бы дотронешься до моей ноги, – прорычал он, – я тебя из-под земли достану. Даже если мне придется ползти, я доберусь до тебя и отрежу тебе яйца.

Кларенс, вздрогнув, подумал, что, судя по всему, эта история правдива – ведь Маккейди сохранил ногу.

Говорили также, что его правый рукав был в крови до самого плеча. Хирурги поначалу даже подумали, что это еще одна рана. Но оказалось, что это была кровь убитых Маккейди врагов. Кларенс вновь содрогнулся. Кузен, конечно, слегка не в себе – все Трелони такие, – но все равно в голове никак не укладывалось, что мальчик, которого он помнил по Итону, оказался способным на такое неистовство и жестокость. До тех пор, пока не заглянешь в его темные, непроницаемые глаза.

– Скажи, а тебе нравится… – Кларенс вовремя опомнился и не произнес «убивать людей». – Тебе нравится служить в армии?

Маккейди лениво пожал плечами.

– А какое это имеет значение? Что бы изменилось, если бы мне не нравилось? Перед младшим сыном обедневшего графа только три дороги – политика, армия и церковь. Но я предпочитаю нарушать законы, а не составлять их. И Боже сохрани меня от церкви.

– Боже сохрани церковь от тебя, – сказал Кларенс и польщенно улыбнулся, так как кузен рассмеялся его шутке.

Маккейди оттолкнулся от каминной полки и направился к столику с напитками. Кларенс хотел посоветовать, чтобы тот не очень налегал на спиртное, но вовремя одумался и спросил:

– Но летом все-таки ты съездишь во Францию? Маккейди улыбнулся дерзкой, мальчишеской улыбкой.

Видя эту улыбку, Кларенс понимал, почему солдаты шли за кузеном в атаку даже тогда, когда это означало почти верную смерть. В такие минуты он и сам готов был идти за ним хоть к черту на рога.

– Ты что-нибудь слышал о «Ла Бель ами»? Эта замечательная трехмачтовая шхуна везет сюда из Сент-Мало уголь и древесину. И к тому же это очень аппетитная мадемуазель – под ее фальшивым дном спрятана сотня двухсотпятидесятигаллоновых бочек беспошлинного бренди. – Маккейди озорно улыбнулся. – Не хочешь заняться со мной контрабандой, Клари?

Кларенс натянуто засмеялся.

– Может, и займусь.

В камине треснуло полено, взметнулся сноп искр. Кларенс следил взглядом за кузеном. Маккейди стоял, опершись согнутой в колене ногой на оттоманку, тонкий профиль обращен к огню. Еще одна мужественная поза. Черные длинные волосы и расстегнутая на груди рубашка придавали ему сходство с каким-то героем Байрона. Во всем его облике сквозило что-то порочное и опасное. Женщины бы нашли его неотразимым.

И милая, невинная девушка тоже.

Кларенс вспомнил выражение глаз Джессалин, когда она смотрела на Маккейди там, в поле, возле сошедшего с рельсов паровоза. В ее глазах были восхищение и обожание. А сама еще так юна, так невинна… Его долг – защищать ее от таких распутников, как Маккейди Трелони, который соблазнит ее, натешится и бросит без малейших угрызений совести. В точности, как старый граф натешился и бросил его мать. Кларенс отчетливо понимал, что против обаяния Трелони не устоит даже воплощенная добродетель. Но даже сейчас в глубине души он жалел кузена, единственным достоянием которого было знатное происхождение. Распутство и пьянство у Трелони в крови, они передаются от отца к сыну вместе с темными глазами и перспективой ранней смерти. Но странно, подумал Кларенс, если он и впрямь сын графа, то почему же его не постигла та же участь? Но он быстро отогнал эту мысль, Сейчас это не главное. Сейчас самым важным была Джессалин. Его долг – защитить ее, уберечь от нависшей опасности.

Кларенс еще раз посмотрел на непроницаемое лицо кузена и подумал, что, спасая Джессалин, он спасает всех троих: и ее, и себя, и Маккейди.

Кларенс откашлялся.

– Тебе не следовало брать мисс Летти с собой на паровоз, – сказал он. – Она уже в том возрасте, когда ей следует заботиться о своей репутации.

В глазах Маккейди вспыхнул странный огонек. Но он погас прежде, чем Кларенс сумел разобрать, что бы это значило.

– Ах уж эта неугомонная мисс Летти – сплошные ноги, рот и смех, напоминающий звуки расстроенного рояля. – Маккейди отхлебнул бренди и тяжелым взглядом уставился на Кларенса поверх бокала. – Она тебе нравится, Клари?

Кровь бросилась в лицо Кларенсу.

– Ее некому защитить, кроме этой полусумасшедшей старухи!

На губах Маккейди заиграла улыбка, которая совсем не понравилась Кларенсу.

– Клари, Клари… Значит, ты пытаешься предупредить меня? Боишься, что я ее соблазню? Неужели она способна поддаться соблазну? – Он поднял глаза к потолку, как бы размышляя над последним вопросом. – Да, видимо, способна. А если нет, то ведь я всегда могу взять ее силой. Мой отец однажды изнасиловал служанку. Я сам видел.

– Ну зачем ты такое говоришь? – Щеки Кларенса пылали. – Ты, конечно, совершаешь подчас безумные поступки, но я не верю, что ты способен на настоящую подлость.

– Какая трогательная вера! Правда, оснований у нее маловато, но все равно трогательно. – Маккейди откровенно забавлялся. – Не будь дураком, Клари. Твоей драгоценной мисс Летти не грозят мои гнусные посягательства. В Пензансе хватает курочек, готовых удовлетворить мои низменные желания. – Маккейди сделал театральную паузу, как бы взвешивая последнюю фразу. – Если, конечно, таковые появятся… Но она – сочный спелый персик, Клари. И если ты не сорвешь ее в самое ближайшее время, это сделает кто-нибудь другой.

С трудом сдерживая бушевавшую в груди злость, Кларенс уставился в свой бокал. Джессалин принадлежит ему и только ему. Он уничтожит любого, кто попытается отобрать ее у него. Даже если этот человек – его друг, кузен – или брат.

Глава 6

По возвращении домой Джессалин с бабушкой ждал своеобразный сюрприз. Оказывается, весной и летом Перси толстела не только от обжорства.

– У нее котята! – воскликнула Джессалин, увидев крохотные комочки, прильнувшие к пушистому белому животу матери.

Кошка родила ночью и избрала для этого наихудшее из всех возможных мест – в углу стойла гнедой кобылы по кличке Пруденс. Там-то Джессалин и обнаружила семейство.

– Бабушка! Оказывается, она была беременна, а мы об этом даже не знали!

– Следи за своим языком, девочка, – строго сказала леди Летти. – Такие слова не произносят в приличном обществе. Еще раз услышу что-нибудь, заставлю тебя мыть язык с мылом.

Джессалин хотела было возразить, что они находятся в конюшне, а не в приличном обществе, но передумала. Она по собственному опыту знала, что слова бабушки – не пустая угроза.

– Интересно, кто их отец? – вместо этого поинтересовалась она.

– Отец! Ха! – Леди Летти метнула убийственный взгляд на несчастную Перси. – Пусть это послужит тебе уроком, девочка. Плод греха женщина всегда вкушает в одиночестве.

Вскоре не отличавшаяся особым умом Перси сообразила, что ее котята в любую минуту могут быть растоптаны огромными копытами Пруденс, и решила переселить свое семейство на кухню. Однако во дворе кошку подстерегала страшная опасность – там разгуливала вечная противница Перси – огромная чайка. Кошка не зря тревожилась за свое потомство – ведь известны случаи, когда особенно крупные чайки утаскивали даже новорожденных ягнят.

Ни на секунду не прекращая шипеть сквозь стиснутые зубы, Перси одного за другим перетаскивала котят из конюшни в кухню. Джессалин шагала рядом с ней, вооружившись толстой палкой.

Солнечный свет лизал увитые плющом стены и отражался в оконных стеклах, сверкавших, как алмазы. Энд-коттедж, сложенный из красного и желтого кирпича, с высокими, украшенными орнаментом трубами, выглядел празднично даже в самые пасмурные и туманные дни. Джессалин любила свой дом. И не важно, что комнаты тесные и темные, а дубовые рамы и панели изъедены жучком. Она прожила в этом доме всю жизнь, по крайней мере, ту ее часть, которую стоило помнить. Здесь всегда царили теплота, безопасность и любовь.

На несколько мгновений радужное настроение Джессалин омрачилось темными воспоминаниями. Ей вспомнился другой дом, в Лондоне, дом с узкими, вечно занавешенными окнами. Дом, в котором всегда стояла тяжелая, напряженная тишина. Мать и отец никогда не повышали друг на друга голос, но в том темном доме девочка многое узнала о человеческой злобе. Так же, как и о том, какой бывает любовь и какой она не должна быть.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27