Мертвецы

Сэл попыталась уложить меня обратно, но я не дал. Она скрестила руки на груди и смотрела на меня, сложив губы в куриную жопу. – Ты никогда не делаешь то, что я говорю. Говорю тебе, не шевелись – ты шевелишься. Говорю, лежи спокойно – ты садишься.

– Прости, милая.

Она держалась несколько секунд, потом оттаяла. Нежные слова всегда творили чудеса с Салли. Она обняла меня и сказала:

– Блэйки. Что происходит? Ты ведь был таким храбрым.

Я обнял ее в ответ, но руки у меня напряглись.

– Че?

– Ты снова зассал, Блэйк. Они мне рассказали. Вот чего. – Она показала на мою голову и скорчила гримасу. – И вот. – В этот раз она показала на руку, сквозь рукав сочилась кровь. Не так много, в обморок не упаду, но щипало сильно.

– И-ты им поверила? – У меня онемела голова, и что-то еще было не так. Я потрогал больное место, потом посмотрел на свои пальцы. Кровь. Я снова пощупал голову, думая, как же они умудрились засунуть биту для крикета мне в череп. – Какого хуя они сделали с моей головой?

– А во что мне было верить, а? Зачем им это говорить, если это неправда? Какого хрена ты вообще с ними шляешься? Я думала, ты их ненавидишь.

– Я не говорил, что ненавижу.

– Говорил.

– Нет. Я говорил, что не хочу с ними связываться.

– Какая, хрен, разница.

– Есть разница.

– Нет.

– Есть.

– Нет, ебаный в рот. И че за хуйню они сделали с моей головой? – Я встал. Ноги были ватные, будто я весь день в качалке дергал вес больше собственного. Но добраться до зеркала я все-таки смог. – Че они сделали, блядь?

– Тише ты. Там у соседей ребенок.

– Ребенок? Да срал я на этого ребенка, что с моей головой?

– Я вызвала «скорую».

– Не нужна мне «скорая».

– Нужна.

– Хуйня. Я в порядке. Отмени, блядь, вызов.

– Почему? Посмотри на свою голову. А что, если у тебя мозг повредился или что-то?… – Она замолчала, прикусила губу и отвела взгляд. – Извини.

Сначала я не понял, о чем это она. Потом я вспомнил: я ж шизак. Ну, так считали почти все в Мэнджеле. Даже Сэл.

Ебанутое ссыкло.

– Отмени ебаный вызов.

– Прекрати, блядь, материться. – Она, тяжело дыша, отошла к окну. Когда она снова заговорила, голос у нее был намного спокойнее: – Я не могу. Смотри, они уже там.

– Скажи, что это был ложный вызов.

– Блэйк, а твоя голова?

– Скажи им, блядь.

Когда она вышла за дверь, я уставился в зеркало. Честно говоря, я себя ваще не узнал. Вы бы тоже себя не узнали, если б с вами такое случилось. На макушке выросла шишка, похожая на очень большое и очень волосатое яйцо. Если бы у меня не было столько волос, все было бы лучше. Но с этим я ничего не мог поделать, разве только начать носить шляпу. Я расстегнул рукав и закатал. Похоже было, будто меня подрала кошка. Кожа на предплечье была расцарапана и кровоточила. Но я заметил, что кровь смешана с еще какой-то темной херней, типа чернил. И царапины вдруг приобрели форму.

У меня в животе все кишки сжались.

Я пошел на кухню и поливал руку водой, пока не смыл всю кровь. И я увидел все четко. На руке было набито ЧМО. Почерк я сразу узнал. Таким же было написано СЬЮЗАН на руке у Джесса. Я попытался смыть чернила, но это было бесполезно. Они мне эту хуйню на всю жизнь написали.

Я услышал, как на улице кричит Сэл. Ей там ебли мозг по поводу растраты средств совета. Но ебать Сэл мозг по любому поводу очень большая ошибка. Вы не узнаете, что такое ебать мозг, если не попытаетесь сделать это с Сэл.

Я пошел назад и снова уставился в зеркало. Теперь я не видел ни шишек, ни татуировки. Только глаза. Я чувствовал, как они меня прожигают, они требовали, чтобы я ответил, до чего я, блядь, дошел? И как я позволил вырубить себя вот так, за нечего делать?

Но, знаете, у меня был ответ. Я тоже мог посмотреть и сказать, как я допустил, что со мной начала твориться такая фигня. Насколько я понял, я снова связался с Мантонами. Я поднимался по лестнице, точно зная, что наверху меня ждет какая-нибудь дрянь. И она ждала. Меня уделали по полной программе. Но я хотя бы все еще дышал.

Иногда пацану просто приходится получать по морде.

Зато я теперь смогу спокойно ходить по городу, не прислушиваясь к каждой хрустнувшей веточке. Если только они не узнают про База. Но что-то не похоже, что они узнают. Учитывая, что труп исчез, и все такое.

Вообще я уже начал думать, а не был ли тот разборняк с Базом просто сном или чем-то таким. Трупа нет, и он не появляется. Может, я и не убивал этого мудака. Может, это была просто иллюзия.

А что, если доктора все-таки правы? Я-то всю дорогу думал, какой я умный и как я хорошо их наебал. Но может быть, они все правильно поняли. Может, они действительно решили, что я шизак. И меня это вполне устраивает. Уж лучше быть психом, чем зеком. Или жмуриком.

Я сделал глубокий вдох, снова посмотрел в зеркало и пообещал себе кое-что.

– Ну, надеюсь, теперь ты счастлив, – сказала Сэл, появляясь в дверях. – Посмотри на себя. У тебя башка похожа на волосатую лампочку. А что они написали тебе на руке?

Я быстро опустил рукав рубашки.

– Я не хочу, чтобы легавые совали сюда свой нос.

– Я вызывала не легавых. Я вызвала…

– Какая, хуй, разница.

– Что ты хуйню порешь? Легавые тебе голову не починят.

Я посмотрел на нее в зеркало.

– Мне больше не нужны неприятности, Сэл. Хватит с меня неприятностей. Теперь я буду сидеть тише воды и ниже травы. Надо идти проторенной дорогой, и чтобы никто тебя с нее никуда не увел.

Она тоже посмотрела на меня, потом ушла на кухню и долго громыхала там чем-то. Потом вернулась.

– А как же я, а? Как насчет того, что долбаные Мантоны вели себя тут, как у себя дома? С этим-то как? – Она распахнула халат, показав мне лобок. – Я рассекала перед ними без трусов и надеялась, что они будут вести себя нормально и оставят меня в покое. Как с этим быть? А? – Она встала между мной и моим скорбным отражением. Ее дыхание пахло водкой и табаком – один из моих любимых запахов, так уж вышло. – Так как насчет меня?

– Ну, – сказал я, потирая шишку. – Наверно, ты бы мне уже сказала, если б они с тобой что-то сделали.

– Блэйк… – Ее глаза наполнились слезами. Честно говоря, я ее слегка пожалел. Я не винил ее в том, что она так расстроилась из-за какой-то разборки. И не винил ее, что ее честь для нее была важнее моей шишки и слова «чмо» у меня на руке. Я подошел к ней, чтобы обнять. Она отодвинулась от меня.

– Где прежний Блэйк?

Я посмотрел в зеркало, закатил глаза и улыбнулся. Ладно, пусть себе треплется.

– Где тот мужик, который просто брал людей и вышвыривал их на улицу? Где тот мужик, который мог вырубить любого чувака просто потому, что тот нарывается? Где тот мужик, который не боялся никого, в особенности легавых и Мантонов.

– Его нет уже какое-то время, Сэл.

– Знаю. – Она прошлась, цокая каблуками, до кухонной двери и обратно. – Я знаю. Кажется, он пропал примерно тогда же, когда мы с тобой стали встречаться.

– Но не поэтому…

– Знаешь что, Блэйк? Мне насрать, поэтому или нет. Теперь мне на это насрать. И на татуху твою насрать. И на шишку у тебя на голове. Мне насрать на твои проблемы. И на тебя, блядь, тоже.

Я снова посмотрел в зеркало и попытался раствориться в тех глазах. Если бы только у меня получилось… Если бы я смог исчезнуть в собственной башке и никогда оттуда не выбираться.

– Блэйк! – Теперь она орала, слюна брызгала мне в лицо. Я не люблю, когда на меня плюются. Я вытянул правую руку и оттолкнул ее. Она упала на спину, и я мельком глянул к ней под халат, хотя сейчас лучше б ей было ничего мне не показывать. Она быстро одернула халат и встала, не глядя мне в глаза.

– Извини, любимая, – сказал я. – Просто ты плевалась…

Но она ушла на кухню. Я чуть-чуть подождал и пошел за ней, но она вышла оттуда, как только я зашел. Открыла входную дверь и сказала:

– Вон.

– Да ладно тебе…

– Пшел. Вон. – Она теперь не кричала и не плакала, ничего такого. Это уже прошло. А когда наступает такой момент, мужик уже ничего сделать не может.

Когда я проходил мимо нее, она протянула мне пятерку.

– Вот, – сказала она, сверкая голубыми глазами. – Чтобы не пришлось просить.

Я взял деньги и вышел. Когда она уже закрывала за мной дверь, я просунул в щель ботинок.

– Сэл, – сказал я, открывая дверь, несмотря на то, что она сопротивлялась. – Прошлой ночью…

– Что прошлой ночью? Я ни хуя не знаю про прошлую ночь.

– Ты была со мной, ясно? А я был с тобой.

– Ты что?

– Я был тут всю ночь. Понятно? Всю ночь.

Ее лицо было белым и жестким, как из мрамора. Я вдруг увидел, как она будет выглядеть через тридцать лет.

– Ага, ладно.

Я наклонился, чтобы поцеловать ее, почти уверенный, что она двинет мне по роже. Но этого не случилось. Я поцеловал ее в щеку. Щека была как мраморная. Холодная и безжизненная. Я пошел, потом глянул через плечо последний раз.

– И, Сэл, – сказал я.

– Что?

– Может, одолжишь двадцатку?

12

Вы, наверное, думаете, что у меня и так было полно поводов, чтобы париться, но пока я ехал домой, я мог думать только о еде. Я с утра ничего не жрал, кроме пирога со свининой, и у меня было полное право как-то изменить состояние желудка. Классический английский завтрак, к примеру.

Мне кажется, я это вполне заработал.

Так что я завернул в магазин на углу, чтобы купить все необходимое. Конечно, если б Сэл одолжила мне двадцатку, как я просил, это бы сильно помогло, но я решил, что справлюсь и с тем, что есть. А была у меня пятерка.

– Здоров, Блэйк, – сказал Даг, чувак, что стоял на кассе.

– Здоров, Даг.

– Со стенкой подрался, что ли?

– С чегой-то?

– Голова.

– А, не. С лестницы упал.

– Вот как.

– Вот так.

– Душераздирающее зрелище.

– Этт ты о чем?

– Мэнджел. Этот наш чертов город.

Пока он говорил, я копался в бумажнике, так что, наверное, свою реакцию успешно скрыл. Совершенно понятно, что говорил он про вчерашнее ограбление. Он о нем услышал, вот и начал занудствовать, как все старики.

– А что случилось-то? – спросил я, типа, сама невинность.

– Что случилось? Ты спрашиваешь, что случилось?

Было у него в голосе что-то странное, что мне совершенно не понравилось. Еще не успев ни о чем подумать, я почувствовал, как волосы у меня встали дыбом. Но я с ними справился, глубоко вдохнул и сказал:

– Ты меня запутал, Даг.

– С тебя семь фунтов и два пенса.

– А, ну да. Держи. Два фунта отдам в следующий раз.

– Нет, не отдашь. Плати полностью, как и все остальные. Видишь надпись? В кредит не торгуем.

– Да черт побери, Даг. Кредит? Два ебаных фунта?

– И два пенса.

Несколько секунд я стоял и сверлил его испепеляющим взглядом. Но уже знал, что это не проканает. Насколько мне помнится, я уже задолжал ему кой-чего за последнее время. Он знал, что я заплачу, и знал, что мои бабки уже много лет время от времени перекочевывают в его кассу. Конечно, он не знал, что давным-давно, еще пацанами, мы его обчистили. Но думаю, что я ему все с лихвой компенсировал, пока был постоянным покупателем.

А теперь он стал наезжать на меня, козел.

Хуй знает, что он слышал, и кто еще, кроме него, слышал это. Но что-то он таки слышал. И это плохо.

– Ладно, – сказал я. – Сигареты не возьму.

Он взял мою пятерку и молча дал сдачу. Я знал, он хочет, чтобы я убрался из его магазина, но я пока не мог уйти. Для проформы.

– Ты так и не сказал, че случилось, Даг.

– Что?

– Ну ты тут ныл про Мэнджел, все такое.

– Ах вот как. Ныл, значит? – Опять это недовольство в голосе, как серпом по яйцам.

– Ну, тогда скажи, что ты делал-то, если не ныл, Даг?

– Значит, если человек видит, что все вокруг не так, и высказывает свое мнение, это называется ныть, да?

– Не знаю. Но мне именно так показалось.

– Ну, меня это не удивляет. Совсем.

– Да что такое с тобой, на хуй, творится? Ограбления в наши дни – обычное дело. Время от времени это бывает, и владельцу магазина, вроде тебя, это хорошо известно. Какой смысл ныть? Лучше купи себе хороший амбарный замок и заткнись.

– А кто тут говорил про ограбление?

– Т… а че, ты разве не про это?

– Я говорил вообще про этот город, Блэйк. Про то, что одно к другому, преступление за преступлением, так что в один прекрасный день Мэнджел просто превратится в одно большое преступление, которое нужно вздернуть, чтобы оно уже сдохло наконец.

– Знаешь, что тебе нужно, Даг? Отдохнуть.

– Неужели? А кто у нас тут ездит отдыхать? Ты не заметил, что с Хай-стрит кое-что исчезло, Блэйк? Магазины «Все для отдыха». Мы тут в Мэнджеле особо не путешествуем. Если ты родился в Мэнджеле, ты остаешься здесь, нравится тебе это или нет. И все бы ничего, если бы всякая шваль типа тебя не доебывалась до нормальных людей.

– Че-е? – Я уставился на него. Этот парень продавал мне молоко, сигареты и газету каждый ебаный день и делал это уже хрен знает сколько. До сегодняшнего дня он сказал мне от силы пару слов про погоду.

– Я знаю, что ты из себя представляешь, Ройстон Блэйк. В месте вроде Мэнджела нельзя спрятаться. Никому. Человек совершает затяжной прыжок из пизды в могилу, и все это видят. Видят, кем он становится. А чувак, который когда-то сказал про горбатого и могилу, был совсем не дурак.

Я честно говоря, прихуел. У меня даже слов никаких не придумалось, да и сами по себе они как-то не появились.

– Давай! – заорал он, выведя меня из ступора. – Бери свою жратву и вали.

Пока я садился в «Капри» и заводил ее, успокоился. Когда выводил ее на дорогу, у меня снова пошли мысли о желудке, и в голове возникла картинка: вилка, на ней сосиска, грибы и жареный хлеб, и все это залито яйцом. Та еще мысль, кишки так громко ею восхищались, что перекрыли даже выхлопную трубу. Я все думал об этом, когда подъехал к дому и вышел из машины. Но потом увидел мусорскую тачку, припаркованную через дорогу, и напрочь забыл и про вилку, и про жратву.

Но отступать было поздно. Двое легавых уже выбрались из машины и шли ко мне с двух разных сторон, я даже понять ничего не успел. У одного была большая голова и большие руки. У другого – кривые ноги. Оба были долговязые, но не особенно. Я выдал им самую обаятельную улыбку, которую только смог изобразить. Но потом я их узнал и немного расслабился.

– Здоров, парни.

– Здоров, Блэйк.

– Привет, Блэйк.

– Черт побери, бля буду, это ж Плим и Джона.

Это тоже фишка Мэнджела и всяких таких же мест. Тут очень мало людей, с которыми ты не терся в то или другое время.

– Я вас, ублюдков, уже лет сто не видел.

– Лучше тебе сейчас в таком тоне не разговаривать, Блэйк, – сказал Плим. – По крайней мере с офицерами при исполнении.

– Почему? Как в школе говорил, так и щас говорю.

– Школа уже давно в прошлом, Блэйк. Люди меняются.

– А ублюдки – всегда ублюдки. – Я знал, что наглею безмерно, но мне казалось, я в безопасности. Я слил с ограбления в «Хопперз», и у меня было алиби.

Плим покачал своей большой головой. Джона просто смотрел на меня.

– Эй, пацаны, – сказал я. – Вы ж меня знаете. Я ниче такого в виду не имел.

– Выглядит жутко, – сказал Плим, глядя на мою голову. – Ты что, бетонные плиты разбивал? – И оба заржали.

– С лестницы упал, такая фигня. И, кстати, я не думал, что полицейские должны смеяться над жертвой несчастного случая. Так, нет?

Наверное, они были согласны, потому что тут же заткнулись и нахмурились.

– А что в пакете, Блэйк? – спросил Джона.

– Че? А, жратва. Не верите? Ну так откройте, посмотрите. Ебаный в рот, даже в магазин нельзя сходить в наши дни, чтобы не…

– Блэйк, нам проблемы не нужны, – сказал Плим, поднимая вверх свои жирные руки. Он и в школе всегда таким был. Как только назревает разборка, он приходит и все разруливает. – Давай просто зайдем в дом. Мы можем зайти?

Джона скорчил такую рожу, как будто ему в рот накидали уховерток и залили уксусом.

– Чего ты спрашиваешь? Нам его разрешение не требуется. – Джона тоже не изменился. Пиздит без умолку, и никаких тормозов. Я подумал о том, чтобы вырубить их обоих тут же, на улице. Но только подумал, ничего больше. В конце концов, они ж легавые.

– Хватит, Джона. – Теперь они шептались, но я все равно их слышал. – Ты же знаешь, как мы должны проводить расследования в нынешние времена. Мягко и мирно.

– Но у нас же есть блядский ордер на обыск, разве нет?

– Да, но нам не обязательно его использовать. Ты производишь плохое впечатление, если вытаскиваешь…

Я перестал слушать и стал думать.

– Ребята, – сказал я. – Давайте, что ли, не будем тут торчать? Соседи подумают, что я бандюган.

Я впустил их в дом и поставил чайник. Когда я повернулся, увидел, что на кухне остался один краснеющий Плим.

– А Джона отлить пошел? – спросил я.

– Э… ну, он решил просто быстро глянуть, что к чему. Это ж нормально, да?

Я пожал плечами.

– Садись.

– Ага, спасибо. – Он плюхнулся задницей на деревянный стул. Я на нем никогда не сижу, потому что мне кажется, он в любой момент может сломаться. И так, если вдуматься, уже много лет. Я решил, если он под Плимом не развалится, начну пользоваться этим стулом снова. – Ну че, Блэйк, как дела?

– Визит вежливости, что ли?

– Ну, мы здесь не затем; чтобы тебя арестовать, если ты к этому клонишь.

– Ни к чему я не клоню.

Плим начал ковырять здоровенную бородавку у себя на щеке. Она со школьных времен выросла раза в два.

– Просто есть пара вопросов, – сказал он.

– Ну валяй, спрашивай. Молоко, сахар?

– Молоко. Спасибо. Джонс… то есть офицеру Джонсу… молоко и четыре куска сахара.

– А не слипнется?

– Ха. Слушай, ты в последнее время видел База Мантона?

Я обдумывал ситуацию и занимался молоком и восемью ложками сахара для Джоны. Такого я не ожидал совершенно. Наверное, труп все-таки всплыл. Надо было догадаться. Никто не будет тырить труп просто так, для смеху. Это делают, чтобы кому-нить испортить жизнь.

– Зависит от того, что такое «в последнее время».

– Ну, когда ты его видел в последний раз?

– Пару дней тому. Около «Хопперз».

– Два дня назад, так?

– Наверное. Нет. Три. Точно, три.

– И о чем вы говорили?

Джона вернулся на кухню и сел. Я поставил перед ним его чашку.

– Спасибо, – сказал он.

– Не за что.

– Ну, Блэйк? – снова встрял Плим. – О чем вы говорили?

– А кто сказал, что мы говорили?

– Так вы говорили?

– Ну, да. Так, потрепались о том о сем. Точно не помню, о чем именно.

Джона глотнул чая.

– А я слышал, вы с Базом посрались, – сказал он, скорчив рожу.

– Это кто тебе сказал?

– Пяток свидетелей минимум.

– Да неужели?

– Ага.

Я отхлебнул чая. Он все еще был горячий и обжег мне язык и губы. Я сделал еще глоток.

– Блэйк, – сказал Плим, показывая мне ладони. – Мы просто выясняем факты.

– Он нарывается, – сказал я, показав на Джону.

– Да ладно, Блэйк. Джона не это имел в виду.

Я глубоко вздохнул.

– Ладно, мы с Базом… поспорили.

– Про что?

– Про футбол. – Я выпил еще чая и прихуел от их реакции. – А че смешного-то?

– Если вы с Базом спорили про футбол, то я… – Джона на секунду смутился, он так и остался слабаком, со времен школы. Потом разозлился сам на себя. – Не важно, кто я. Вы не спорили с ним про футбольный матч.

– Кто сказал?

– Я сказал.

– А я не говорил, что это был футбольный матч.

– Сказал, мать твою. Только что сказал.

– Я сказал футбол, так? Я не имел в виду матч.

– Да ну? А что ж ты имел в виду?

– Да все что угодно. Правила. Игроков. Тактику, все такое.

– Хуйня.

Мы еще немного попрепирались, он все больше заводился, а я все больше успокаивался. Мне это даже начинало нравиться. Потом в игру вступил Плим.

– Где ты был во время ланча два дня назад, Блэйк?

– Жрал ланч.

– Где?

– В «Длинном носе».

Как-то само вырвалось. Как будто это была правда. И я знал, что они мне поверили, потому что я сказал это так, без запары, как само собой разумеется. Но в тот момент я почувствовал, что стены кухни сдвигаются вокруг меня, а из подоконника начинает расти решетка, я услышал, как зубы Ли и Джесса вгрызаются мне в задницу, как зубы двух голодных бультерьеров. Я соврал. И им понадобится не больше двух часов, чтобы это выяснить.

Конечно, если я не скрою эту ложь.

– А что ты ел? – спросил Джона.

– Пирог и чипсы, вероятно. Насколько я знаю, в «Длинном носе» больше ничего пожрать-то и нельзя.

– Хе-хе, а ведь правда, – сказал Плим, тряся головой. Но Джона не смеялся. Обидели кротика, написали в норку, чего уж там.

Я ржал. Я ржал и ржал, все время глядя на Джону. К тому моменту, когда я заметил, что Плим заткнулся и смотрит на меня, как будто я щиз, я уже забыл, что ваще меня так развеселило.

– Ладно, – сказал Плим, хлопнув себя по коленям и встав. – Думаю, это все.

Джона еще чуток на меня посмотрел, потом тоже встал.

– Спасибо, что зашли, ребята. Рад был повидать. Может, как-нибудь соберемся, а? Пропустим по паре пива, потрендим за старые добрые времена.

Никто ничего не ответил, что вполне меня устроило. Как только я услышал, что они завели мотор, я рванул к телефону.

– Здравствуйте, это «Длинный нос». Широкий ассортимент напитков и…

– Нейтан?

– Ага. А это кто?

– Блэйк. Ты там один?

– Ну да. А че?

– Ну, знаешь, ты мне услугу оказал вчера, ну, что касается База и все такое? Мне еще кое-что от тебя нужно, по тому же поводу.

– Ага.

– Ну вот. В этот раз нужно, чтобы ты меня прикрыл, типа, я обедал в «Длинном носе» в тот день.

– Но ты не обедал. Ты пришел раньше и…

– Знаю, что не обедал. Дело не в этом. Нужно, чтобы ты сделал вид, что я обедал.

– Но ты не обедал.

– Нейтан. Я тебя отблагодарю. Так же, как в прошлый раз.

– Нет, Блэйк, это не дело.

– Чего?

– Я с тебя взял пятьдесят фунтов. За пинту пива. Если я буду настолько повышать. цены, ко мне перестанут ходить.

– Ладно, Нейтан. Что тебе нужно?

– Я знаю, что сегодня ты можешь позволить себе больше, чем полтинник. – Я прям представлял, как он мерзко улыбается из-под усов. – Я знаю, сегодня с ранья ты получил небольшую премию от своего босса. Без его ведома, скажем так.

Я так сильно сжал трубку, что у меня побелели пальцы. Зачем я выбрал Нейтана в качестве алиби? Почему, блядь, я не сказал, что был у Сэл?

– Ты ошибся, Нейтан. Никакой премии я не получил.

– Ну, значит, я вспомню все как есть. Врубаешься?

Если легавые поспешат, они будут у него минут через десять. Но они могут и по радио кого-нибудь вызвать, лишь бы мне поднасрать.

– Нейтан. Я дам тебе все, что ты хочешь.

– Да ну?

– Ага. Назови цену.

– Я хочу то, что вы вчера достали из сейфа Фентона, это моя цена.

– Что? Деньги? Но у меня их нет. Совсем нет…

– Не тот сейф. Другой.

Я нахмурился, пытаясь понять, как Нейтан, ебать его, мог об этом узнать. Но спрашивать про это времени не было. В конце концов, Нейтан есть Нейтан. Он все знает.

Но все равно у меня не было того, что ему нужно. Я даже не знал, что это такое. Об этом я ему и сказал.

– Плохо, мальчик. Это единственное, что я приму в обмен на определенную услугу. Содержимое того сейфа. То есть бывшее содержимое.

– Я ж тебе сказал, у меня его нет, и забрать я его не могу. Как насчет «Форда Капри»?

– Содержимое сейфа, мальчик. Я дам тебе время, чтобы ты раздобыл. День, к примеру.

– Это классика, Нейтан. 2,8, инжекторный. Стоящая вещь. Всего один вла…

– Я прикрою тебя, Блэйк. Ты мои условия слышал. Согласен, так что ли? Или я укажу этим легавым путь истины.

– Ладно. Я принесу тебе эту… хрень.

– Считай, что все в поряде, Блэйк. Пока что. – И он повесил трубку.

Штука с вискарем в том, что если засядешь пить, встать уже сложно. Я вот не могу. То есть если постараюсь – могу. Но это заебенно сложно. К тому же остается некое недовольство, ты будто подвешен в воздухе. На самом деле единственное место, куда я могу двинуть после вискаря, – это койка. И это единственное место, куда мне хотелось после того, как я просидел за кухонным столом два часа и обнаружил, что в бутылке ничего нет.

Но в каждом человеке, я думаю, есть что-то, что подгоняет его в такие моменты. Моя задница тянулась прямиком на нары. И ей повезет, если она попадет туда до того, как Мантоны порвут ее на британский флаг. Я мог сидеть и тупо ждать, пока это все случится. Или мог напрячься и попытаться что-то сделать.

И я знал, что надо делать.

Я пошел в гостиную, разобрался с телеком и видаком и разложился на диване. Вскоре на экране появился Рокки Бальбоа, танцующий вокруг Клаббера Лэнга, который обрушивал на него свою ярость. Рокки был слегка потрепан, и это очень хорошо описывало мое нынешнее состояние. Но он напрягся. И когда пришло время, врезал тому не по-детски. Захватил преимущество и стал самым лучшим бойцом в истории.

Он показал, как это делается всем, у кого хватало ума увидеть.

И именно это было мне нужно.

Не то чтобы «Рокки 3» навел меня на какие-то гениальные мысли. Я, честно сказать, не узнаю гениальную мысль, даже если она насрет мне в карман. Но у меня был план, что-то вроде. И я прокручивал его в башке, пока несся по городу.

Я припарковал машину в паре улиц от нужного места и прошел последние несколько ярдов. Никого вроде не было, но в этой части города так запросто не скажешь. Я уже немного рассказывал про Норберт Грин, так что вы знаете, как все обстоит в этой части города. Но вы наверняка не знаете, сколько пар глаз следят за вами из-за занавесок, пока вы идете по улице. Почти в каждом доме есть кто-то, кто торчит там целый день и, типа, стоит на стреме. В Норберт Грин все так устроено. Но у меня все шло путем.

Дело в том, что на мне был парик.

Реальный такой парик. Темные кудрявые пряди свисали на уши и на брови. И еще он прикрывал шишку на голове, тоже преимущество. У меня этот парик валялся уже лет сто. Я его нашел в каком-то доме, который грабил, и че-то он мне понравился. Тогда он был мне великоват, но я знал, что придет день, когда он будет впору. Забавно, башка у человека продолжает расти, даже когда перестает расти все остальное. Фишка тогда была такая: замаскироваться на тот случай, если кто-нибудь увидит, что я вхожу или выхожу из дома. И это сработало. Аресты за грабеж отвалились, как ногти у прокаженного. Конечно, я давным-давно его не использовал. Из грабежей я уже вырос, это как нюхать клей и пинать кошек. Только, кажется, в последнее время опять к ним вернулся.

Я позвонил в дверь и стоял ждал, поправляя темные очки и глядя на свой прикид. На мне был красный спортивный костюм с белыми полосами и черные бутсы, тоже с белыми полосками по бокам. По-любому, на себя я похож не был.

Через рифленое стекло я видел, что кто-то идет. Судя по всему, деваха. Вот ведь хрень какая. Я планировал все это, рассчитывая, что это единственный пустой дом. Я думал было слинять, но это значило нарваться на неприятности. Ну, по крайней мере это не кто-то из Мантонов. Дверь открылась.

Какое-то время я стоял и охуевал. Это была Мэнди Мантон, младшая сестренка Ли, Джесса и База. И она немного подросла с тех пор, как я видел ее в последний раз.

– Здравствуй, красотка, – сказал я, чуть изменив голос. – Я тут слегка заплутал, не подскажешь, че почем?

Пару секунд она просто смотрела на меня. Я глядел на нее сквозь темные очки, думая, знает ли она, что я сделал с ее братом. Но я знал, что она не может этого знать. Она ведь даже не знала, кто я. С этой максировкой.

– Салют, Блейк, – сказала она.

Я начал было че-то говорить, типа я – это не я, но потом решил, хуй с ним. Если уж она меня узнала, ничего не поделаешь.

– Здоров, Мэнди.

– И давно ты начал носить парик?

– Ты про это? А, ну да. Слушай, Мэнди, я тут… – Но она пошла обратно в дом, оставив дверь открытой. Я вошел и прикрыл дверь.

Как я уже говорил, я не видел ее несколько лет. Большинство народу в Мэнджеле даже не знает, что у Мантонов есть сестра. Она все время сидит дома. Ну, так мне по крайней мере говорил Ли. Это началось почти сразу после того, как я ее видел в последний раз. Ей тогда лет двенадцать было, наверное. Но выглядела она намного старше. Как будто ей шестнадцать, по крайней мере при определенном освещении, шелковистые волосы, карие глаза и упругая грудь. И сейчас она выглядела так же. Только еще круче.

– Чаю? – спросила она, наливая воду в чайник. На ней была такая обтягивающая майка, которые девахи любят носить в последнее время и на которые пацаны любят пялиться. Узкие джинсы едва доходили до бедер, оставляя открытой полоску белой кожи и пупок. Я подумал, что ей как-то странно так одеваться, она ведь все время дома торчит. Зачем расфуфыриваться, если нет пацанов, которые это оценят? Но это не мое дело.

Я смотрел на что-то другое.

– Ага. Чай – это здорово. Слушай, Мэнди…

– Ты хочешь, чтобы я молчала.

– Что?

– О том, что ты сюда приходил. Ты об этом хотел попросить, да? Только никак не мог решиться, никогда.