— Сегодня слишком жарко для преступлений, — сказал вдруг Лу. — Так что впереди у нас спокойный денек.

— Для них никогда не бывает слишком жарко, — поучительно сообщил я.

— Спорим! — запальчиво сказал он. — Спорим, что сегодня не произойдет ни одного серьезного преступления! Во всяком случае, до... ну, скажем, до четырех дня.

Хорошее предложение! Я чуть было не поймал его на слове, но побоялся, как бы он потом не припомнил наш разговор и не задался бы вопросом, почему это я так хотел получить с него по пари.

Я только сказал:

— А как насчет преступлений на почве ссоры? Например, муж и жена поссорились, а тут еще эта чертовая жара, и — раз! Кто-то из них хватается за кухонный нож!

— Ладно, — сказал он, — тогда за исключением вот таких бытовых преступлений.

— Ага! Уже идешь на попятную! Значит, никаких серьезных преступлений, кроме таких да еще таких и так далее! — Я усмехнулся ему, чтобы дать понять, что шучу.

Он улыбнулся в ответ и сказал:

— Вижу, вы не горите желанием заключить пари?

— Игра запрещена инструкцией. — Усевшись поудобнее, я отпил еще глоток воды и произнес:

— Ладно, пора двигаться. До конца смены еще целый час.

— Во всяком случае, во время движения в машине становится прохладнее.

— Сейчас проверим, — сказал я.

Я включил зажигание, и, конечно, мотор и не подумал работать.

— Ну что еще! — с притворной досадой проворчал я. Лу с ненавистью посмотрел на ключ зажигания:

— Что, опять?

Наша патрульная машина за месяц ломалась уже третий раз, что и навело меня на идею воспользоваться этим дефектом. Я потыркал ключом: никакого результата, конечно.

— Я же говорил, что они ее не исправили! — сказал я.

— Черт побери!

— Позвони им. Мне это уже надоело. Пока он звонил в участок, я сидел со страдающей миной и пил колу. Закончив разговор, он сказал мне:

— Они пришлют буксир.

— Выходит, будем патрулировать район на буксире, — усмехнулся я.

Он взглянул на часы:

— Представляете, когда они сюда доберутся!

— Слушай, — сказал я. — А мы ведь не обязаны париться здесь вдвоем. Почему бы тебе не пойти в участок и не отметиться за нас обоих?

— Что? И оставить вас здесь поджариваться?

— Ерунда. Какого черта мы будем мучиться вдвоем? Он готов был согласиться, но стеснялся, поэтому мне пришлось уговаривать его. Наконец Лу сдался:

— Вы правда не против?

— Все равно мне некуда сегодня идти.

— Ну... тогда ладно.

— Отлично, — сказал я и крикнул ему вслед, когда он вылез из машины:

— Только не забудь за меня расписаться, чтобы мне потом не возвращаться.

— Не волнуйтесь, — сказал Лу и, наклонившись к оконцу, улыбнулся мне:

— Спасибо вам, Джо.

— Да чего там, в следующий раз ты меня отпустишь.

— Конечно, ведь он обязательно наступит, верно?

— А куда он денется? Сочтемся как-нибудь.

Он засмеялся, покачал головой и захлопнул дверцу. Я следил в зеркальце, как он дошел до угла, свернул за него и исчез из виду.

Я сидел в машине и, попивая водичку, терпеливо ждал аварийку. Обычно в это время дня у них много работы в центре Нью-Йорка, где им приходится растаскивать буксиром столкнувшиеся автомобили туристов, не знающих как следует город. Но наконец аварийка затарахтела, приближаясь и останавливаясь. Из нее вышли двое рабочих, и один из них спросил:

— Что у вас за проблема?

— Да вот, проклятая, не хочет заводиться. Он окинул машину взглядом, каким доктор осматривает пациента:

— Интересно, почему?

Парень был механиком-автолюбителем, что мне и требовалось. Эти рабочие только тем и занимались, что отвозили поврежденные машины в ремонтные мастерские.

— А кто ее знает? — раздраженно сказал я. — Может, из-за этой чертовой жары; Давайте цепляйте ее и везите на место.

— Не волнуйтесь, отвезем.

— А что мне волноваться, — сказал я и посмотрел на часы. — Моя смена заканчивается через пятнадцать минут.

Они зацепили крюк за мой бампер и отбуксировали автомобиль вместе со мной к полицейскому гаражу и ремонтным мастерским на Уэст-Сайд, недалеко от пристани. Этот квартал почти целиком принадлежит полиции, по его северной стороне тянутся полицейские склады, а в глубине квартала на южной стороне находится гараж. Это неуклюжее, вытянутое в длину строение из красного кирпича, высотой в три этажа с устроенными внутри пандусами, так что машины забираются по ним на самый верх. Здание очень старое, с потемневшими от времени оконными переплетами, я даже слышал, что когда-то оно служило конюшней для полицейских лошадей. Не знаю, правда это или нет, но за что купил, за то и продаю. На запад от гаража простирается огороженная забором территория, вся забитая патрульными аварийными автомобилями, а также фургонами для перевозки арестованных и даже специальными грузовиками для вывоза бомб, кузовы которых напоминают огромные красные корзины. Большинство этих машин совсем никуда не годятся и хранятся там только для того, чтобы механики разбирали их на части и помогали оставаться на ходу таким же развалюхам, что и моя патрульная тачка.

На восток от гаража до угла квартала тянется ряд складских строений, частично принадлежащих департаменту полиции, частично арендуемых им, а некоторые заняты какими-то гражданскими организациями. Лет пять или шесть назад в подвале одного из них обнаружили множество старых автоматов для продажи штучных мелких товаров, о чем никто не подозревал; с тех пор они там так и торчат, только ржавея еще больше.

На весь квартал была одна дорога, пересекающая его поперек, с востока на запад, и вдоль всего тротуара выстроились неработающие полицейские машины. Перед входом в гараж тоже скопилась целая куча автомобилей, привезенных сюда для ремонта, так что некоторые из них стояли даже на тротуаре. Этого квартала все таксисты боялись как чумы и старались по возможности объезжать, потому что здесь вполне можно было застрять черт-те насколько, а какой водитель осмелится разогнать сигналом пробку, образованную полицейскими машинами?

Такую же пробку на этот раз устроили и мы. Мой буксир прополз по узкой свободной полосе мостовой и остановился перед гаражом. Я посмотрел в зеркальце узнать, не перекрыли ли мы кому-нибудь дорогу, но, поскольку капот моей машины был задран кверху, я смог увидеть за собой только кусочек мостовой. Вообще-то мне было на это наплевать. Если из-за нас кто-то и застрял, значит, ему просто не повезло.

Из гаража неторопливо вышел механик с блокнотом в руке. Это был цветной парень, невысокий и плотный, в форменных брюках и в грязной майке без рукавов. Он обогнул тягач с буксиром, вразвалку приблизился ко мне и сказал:

— Какие проблемы, шеф?

— Да не заводится, — сказал я. — И главное, обязательно во время моего дежурства!

— Ну-ка, попробуйте завести.

Вот идиот! Уж не думает ли, он, что мы притащились сюда по этой чертовой жаре через весь город и даже не попытались хотя бы пару раз завести мотор! Но от них вечно слышишь одно и то же, так что нечего и спорить. Я попробовал включить зажигание, но раздался только щелчок, и больше никакого эффекта. Я развел руками:

— Видишь, что делается?

— Сегодня мы ничего не сможем предпринять, — сказал он.

— Мне все равно. Моя смена закончилась две минуты назад, а напарник уже уехал.

Он вздохнул, не торопясь открыл блокнот и достал карандаш.

— Ваше имя?

— Патрульный Джозеф Лумис, пятнадцатый участок. Он записал это, обошел машину сзади, чтобы списать номера. Я терпеливо ждал, наизусть зная всю процедуру, так как уже не раз бывал здесь, и, когда он вернулся, я сразу протянул руку взять у него блокнот.

— Джон Хэнком, — назвался он.

Я кивнул и расписался в бланке, после чего вернул ему блокнот, а механик повернулся и махнул рукой водителю тягача.

— Поставь его где-нибудь там, — крикнул он и указал в дальний конец квартала.

Тягач рванулся вперед, а за ним и мой автомобиль, да так, что у меня голова дернулась, спасибо, что не оторвалась. От неожиданности я ухватился за руль, чтобы удержаться на сиденье, и мы покатили по мостовой. Механик стоял на месте и унылым взглядом провожал нас.

Поддетый крюком нос моей тачки немного нырял, как будто это была лодка, борющаяся с волнами, и вдруг, совершенно неожиданно для себя, я вспомнил летние каникулы, когда мне было лет десять и наша семья на недельку поехала куда-то в Эдирондэкс. Мы сняли хижину на берегу озера. По вязкой тропинке между домиками отдыхающих можно было спуститься к воде, и я до сих пор помню ощущение холодных камней под босыми ногами. На другом берегу озера стоял дом, принадлежащий какому-то богачу. Дом был больше того, в котором мы жили в Бруклине, и еще у этого богача имелась моторная лодка, выкрашенная в белое с красным. Однажды он пригласил покататься меня и еще двух мальчишек. Мы надели оранжевые спасательные жилеты и уселись на заднюю перекладину, и, когда мотор взревел, от страха у меня чуть сердце не выскочило. Мы летели вперед со страшной скоростью, и нос лодки задирался вверх так высоко, что мы ничего не видели впереди. Но все равно было здорово, весь этот ветер, и шум, и брызги, летящие в лицо, и берег, который остался далеко позади. А позже, когда я вспоминал о морской прогулке, уже будучи на суше и в безопасности, приключение казалось мне еще более поразительным и великолепным, и все оставшееся время отдыха я жалел, что наша семья не слишком богата и не может позволить себе такой роскоши, как моторная лодка. Видно, здорово быть богатым, только почему у нас нет больших денег? Так рассуждают дети.

Об этом случае я не вспоминал, наверное, лет двадцать.

Не доезжая до поворота, мы нашли свободное место у кромки тротуара. Тягач остановился, и я вылез из машины и стал наблюдать, как водитель с напарником устанавливают ее на этом пятачке. Когда они заканчивали возиться, я взглянул на часы: десять минут первого. Времени полно.

Водитель тягача спросил меня:

— Хотите доехать с нами до участка? Я чуть было не согласился, чуть было не позабыл обо всем, но вовремя спохватился:

— Нет, я пойду пешком.

— Ну, как хотите.

Я помахал им на прощанье и смотрел, как они уезжают. Иногда я сам себе поражаюсь. Неужели вся эта наша затея с ограблением до сих пор мне кажется до такой степени нереальной, что я мог о ней забыть? Черт побери, еще немного, и я забрался бы в тягач и поехал бы в участок, как будто это обычный рабочий день и у меня вовсе не было никаких криминальных намерений. Поразительно! Я потряс головой и направился к Одиннадцатой авеню.

Сейчас мне предстояло где-нибудь побродить минут десять. Одним из дополнительных преимуществ провернуть это дельце в форме полицейского является то, что коп — единственный человек, который может стоять на углу улицы, ничего не делая и не привлекая к себе внимания. Такая у него работа — стоять и наблюдать, ничего не делая. Попробуй кто другой торчать без дела на одном месте, прохожие сразу бы подумали: “Что здесь делает этот парень? Уж не задумал ли он что-нибудь дурное?” Но при виде слоняющегося копа им такое и в голову не придет.

Меня даже удивляет, как это преступники не догадываются все свои делишки обтяпывать в полицейской форме.

Спустя положенное время я направился обратно к тому месту, где оставил машину. Ну кто станет пристально следить за копом, который возится под капотом патрульной машины? Я открыл его, поставил крышку от распределителя зажигания на место, сел за руль и двинулся по направлению к месту нашей встречи с Томом.