В субботу друзья не работали и на двух машинах отправились со своими семьями на Джонс-Бич. Здесь было жарко и, как всегда, многолюдно, но дети радовались случаю искупаться в настоящем океане, вместо домашнего бассейна, и вдоволь повозиться в песке, а жены тем более с удовольствием воспользовались предлогом вылезти из дома. Том и Джо тоже ничего не прогадали от семейного выезда, так как вовсю наслаждались лицезрением множества полуобнаженных стройных женщин в купальниках.

Через какое-то время приятели оказались в одиночестве, лежа на одеялах, расстеленных подальше от берега. Мэри и Грейс возились с малышами у самой воды, а остальная ребятня возбужденно носилась по пляжу, самозабвенным визгом внося свою долю в шумную многоголосицу. Том лежал на животе, опершись подбородком на сложенные руки, и глазел на девушек в соблазнительных бикини, а Джо сидел рядом, скрестив ноги и читая газету.

Обсуждение предстоящего ограбления превратилось для них в своего рода развлечение, вроде того, как иногда два взрослых человека с увлечением играют в детскую железную дорогу. Том продолжал заниматься финансовой конторой и вообще Уолл-стрит, изыскивая подходящий способ проникновения в вожделенное хранилище и путь к безопасному отступлению, собирал карты делового района, записывал подробные описания системы охраны в различных конторах. Джо наведывался в досье департамента полиции в поисках информации о взломщиках сигнальных систем и других специфических сведений, собранных полицией в связи с преступлениями в этом районе. У обоих набрались целые кипы бумаг — карт, схем, записей и списков, — под которыми можно было похоронить целого кита и которые они прятали в подвале Тома, заперев их в чулане для вина. После долгих размышлений они нашли, что это самое надежное место, потому что туда никто не ходил, а единственный ключ от винного погребка всегда находился у Тома. У Мэри тоже был когда-то ключ, но несколько лет назад она его потеряла и не стала заказывать другой просто потому, что не нуждалась в нем.

Постепенно планирование ограбления подходило к концу. Когда они впервые заговорили о нем, у них не было никаких конкретных идей, оно являлось всего лишь интересной и даже забавной темой для разговоров по дороге на работу и обратно. Но теперь дело приобретало осязаемые очертания, и друзья конкретно занимались его подготовкой. Они уже провели разговор с мафией, изучали подходы к различным финансовым конторам, составляли их списки и хранили различные сведения о них, обсуждали возможные способы операции.

Все эти дни мысль об ограблении не оставляла приятелей, она придавала интерес жизни. Они продолжали размышлять об операции и сейчас, на пляже.

— Ого, смотри, что я вычитал, — сказал Джо, щелкнув по газете пальцем. — Мы не должны совершать это семнадцатого.

Разомлевший на солнышке Том не отрывал взгляда от молодых кобылок в разноцветных купальниках, но он сразу понял, о чем идет речь, и спросил:

— Почему ты так решил?

— А потому что в этот день будет парад в честь астронавтов. Том сразу представил себе узкие улочки, запруженные толпами народа:

— М-да, денек неподходящий!

Джо сложил газету и раздраженно отбросил ее в сторону:

— Черт возьми, когда же мы все-таки займемся самим делом?

Том безразлично дернул плечом, продолжая баловать себя лицезрением прелестных фигурок загорелых купальщиц:

— Ну, когда придумаем, как это сделать. Ты только посмотри на эту козочку с волейбольным мячом.

Но Джо просто не мог болтать на посторонние темы.

— Пошла она к черту со своим мячом! — резко рявкнул он.

— Я бы с удовольствием пошел вместе с ней хоть к черту, — мечтательно протянул Том.

— Слушай, Том, — понизив голос, напряженно сказал Джо и с силой скомкал газету.

Том перевернулся на бок и взглянул на друга. Его состояние удивило Тома, который еще не сбросил с себя блаженную лень, ощущая полную гармонию с окружающим миром.

— Что это вдруг с тобой? — спросил он.

А с Джо происходило то, что он не мог избавиться от назойливого видения того старика, который умер в больнице, скатившись с кровати. Когда он об этом думал, ему казалось, что бедный старик сделал отчаянный рывок к жизни и — упал замертво. Он опоздал — для него жизнь кончилась. Вообще Джо тоже любил поглазеть на девочек, но последние несколько дней его одолевали думы о быстротечности времени.

Но он не смог бы вразумительно рассказать о своем состоянии, в результате его объяснений Том, скорее всего, решил бы, что приятель сходит с ума или ни с того ни с сего превратился в наивного идиота. Поэтому Джо, раздраженный и сердитый сам на себя, просто пожал плечами:

— Ничего со мной не случилось. Только мне не нравится, что мы все ходим вокруг да около, а дело не двигается с места.

Сердитый тон друга озадачил Тома — казалось, Джо готов воспользоваться любым предлогом и поссориться.

— А что ты хочешь делать? — спросил Том, желая прояснить ситуацию.

— Я говорю про ограбление, — упрямо сказал Джо. — Хоть бы на шаг приблизиться к нему.

Он яростно стукнул кулаком по одеялу.

— Понятно. — Том старался не выдать закипавшего в нем ответного раздражения. — И каким же образом?

— Ты занимался конторами, так что расскажи, что ты там выяснил.

Том принял сидячее положение, неохотно расставаясь с воскресной расслабленностью:

— Выяснил, что там очень серьезная обстановка.

— Поподробнее, давай о деталях.

Джо изнемогал от бездействия, ему необходимо было сознавать, что дело движется вперед.

— Ну, — сказал Том, — во-первых, половина контор нам не подходит.

— Почему?

— Среди них есть две конторы, которые имеют охрану, то есть кроме той, что дежурит у входа. А в двух других есть клетки и хранилища.

— Какая еще клетка?

— Так называется место, где работают с бумагами, где принимают и отправляют все эти акции и облигации. А хранилище — подвал, где их хранят.

— Тогда он-то нам и нужен, — сказал Джо. Он жаждал ясности: простых вопросов и ясных и четких ответов на них.

— Правильно, нам нужен подвал, но в половине этих контор подвал связан с клеткой, которая находится на одном из верхних этажей, телекамерами.

— Ого! — разочарованно воскликнул Джо.

— Видишь ли, в чем тут проблема, — сказал Том. — Когда мы займемся с тобой охраной в подвале, какой-нибудь тип на седьмом этаже нас увидит. И еще получит картинку.

— Картинку?

— У них все записывается на видеоленту, которую продемонстрируют жюри, когда нас будут судить, — кисло улыбнулся Том и вздохнул.

— Ладно. Тогда те конторы, где есть эти клетки и подвалы на разных этажах, просто вычеркиваем, и дело с концом.

— Не так-то это просто, потому что в других, где и клетка и хранилище на одном этаже, все равно везде маячат охранники и все равно все просматривается на мониторах.

Джо озабоченно нахмурился: ему не понравился ни один из двух вариантов.

— А что, у них у всех теперь завелись эти телекамеры? Том уныло кивнул:

— Каждая лавочка, достаточно крупная, чтобы представлять для нас интерес, оборудована ими. Так что какая нам радость оттого, что их нет в маленьких конторах, если там нет и десяти миллионов?

— Значит, тогда мы вообще ничего не сделаем, и можно поставить на всем деле крест.

Джо сказал это мрачно, но глубоко внутри испытывал смутное чувство радости освобождения от ставшей навязчивой идеи — причем по не зависящим от них причинам: просто нет никакой надежды осуществить эту идею.

Вдруг сзади раздался детский голосок:

— Дяденьки, вы воры?

Вздрогнув, они резко обернулись. Рядом стоял мальчуган лет пяти, весь перепачканный влажным песком и с лопаткой в руках, и глядел на них яркими, любопытными, как у попугая, глазенками. Том не находил слов от испуга и замешательства, а Джо быстро сказал:

— Нет, мы — полицейские. А вором будешь ты, хорошо?

— Ладно, — согласился сговорчивый мальчишка.

— А теперь лучше смывайся отсюда, пока тебя не арестовали копы, — продолжал Джо.

— Хорошо, — сказал малыш и потрусил прочь. Приятели ошеломленно смотрели ему вслед, чувствуя, как отчаянно колотятся сердца.

— Ну и ну! — простонал обескураженный Джо.

— Теперь будем обсуждать это дело только в машине.

— Что обсуждать-то? — не скрывая горечи, сказал Джо. — Ты уже достаточно ясно обрисовал ситуацию, так что дело не выгорит.

— Кто знает, — задумчиво произнес Том. — Если клетка и хранилище находятся на одном этаже, есть шанс, что все у нас получится.

— Ты так думаешь? — напряженно спросил Джо, изучая сосредоточенное лицо друга.

— Ну... если вдуматься, каждый день совершаются разные кражи и ограбления, и совершают их люди. Думаю, мы тоже в состоянии это совершить.

— Ой, не знаю.

— Но меня больше волнует другая проблема, — сказал Том, — как мы будем хранить бумаги, когда их достанем. Помнишь, мы же договорились, что не будем брать ничего, что потом придется прятать?

— Ничего не поделаешь, — сказал Джо, — мы можем продать Вигано только то, что он хочет купить. А кроме того, можем позвонить ему сразу же после этого, так что нам вообще не придется долго их прятать.

— Пожалуй, да.

— Лично меня больше всего волнует время. — Джо мрачно уставился вдаль, на океан. — Эти самые два года. Том предостерегающе посмотрел на него:

— Джо, мы же договорились.

— Да я все понимаю. Но видишь, что вдруг случилось с Полом. Получил пулю в ногу. Чуть повыше, и ему отстрелили бы мошонку. А еще выше — и пуля попала бы в сердце, и конец.

— Пол уже идет на поправку, ты сам говорил.

— Да не в этом дело, — тяжело вздохнул Джо. — Мне не нужен миллион долларов, зарытый в землю, даже если меня зароют прямо рядом с ним.

— Но мы не можем убежать сразу после дела, мы же это обсуждали.

— Да, да, я помню. И я согласен, что это правильно. Но только не два года. Это слишком долго.

— Тогда сколько?

— Год, один год!

— Что?! Так мало?

— Ох, Том, год — это тоже очень долгий срок. Неужели ты готов продолжать такую жизнь, когда уже будет другой выход?

Том перевел хмурый, невидящий взгляд на длинноногую красотку в бикини.

— Ты хоть помнишь, с чего мы все начали? Наша идея заключалась в том, чтобы выбраться отсюда, помнишь? — настаивал Джо.

Чувствуя, что не устоит перед искушением, Том только покачал головой и вздохнул:

— Ах, Боже мой!

— Один год, — сказал Джо.

Том помедлил еще немного, затем встряхнулся и решительно произнес:

— Ладно, пусть будет год.

— Отлично.

Джо повеселел и усмехнулся, и Том невольно улыбнулся ему в ответ.

ТОМ

Это был один из тех дней, когда наши смены не совпадали. Джо уехал на работу в город, а у меня был выходной. Конечно, пошел дождь, и я уныло слонялся по дому, читал газеты и смотрел бесконечные шоу по телевизору. В середине дня Мэри уехала в Гранд-Юнион, поэтому, когда закончилось очередное шоу, я побрел в спальню посмотреть на свою старую форму. Если мы когда-нибудь решимся пойти на ограбление, я надену ее для маскировки.

Я не носил эту форму года четыре, и она так и висела в спальне в стенном шкафу, съехав на одно плечико вешалки, прикрытая подстежкой от плаща, который я оставил в каком-то ресторане пару лет назад. Разложив форму на кровати, я внимательно осмотрел ее: дырок нет, все пуговицы на месте, так что все в порядке. Я надел ее и посмотрелся в зеркало на дверце стенного шкафа. Да, таким я был — я вспомнил парня, отражающегося в зеркале. Вспомнил те годы, когда и в дождь, и в снег, и в жару, и в холод я, не снимая, таскал эту синюю форму. Почему-то мне стало грустно и мрачно, как будто я о чем-то скорбел. Как будто я по дороге что-то потерял, и хотя не знал, что именно, но чувствовал отсутствие этого. Не знаю, как лучше объяснить, — словом, у меня возникло ощущение утраты.

Ну ладно, я пришел сюда не для того, чтобы разводить нюни. Мне нужно проверить маскировочный костюм для крупного дела. И он оказался в отличном состоянии, хоть сейчас надевай его.

Я все стоял, пытаясь стряхнуть с себя чувство утраты того, о чем не мог вспомнить, как вдруг в спальню вошла Мэри и удивленно уставилась на меня. Я думал, она пробудет в магазине еще с час, а тут... Я обернулся и глупо улыбнулся ей, пытаясь сообразить, что сказать. Но абсолютно ничего не мог придумать, буквально ни одного слова, чтобы объяснить жене, что я делаю в спальне в своей старой форме.

Придя в себя, Мэри помогла мне очнуться от столбняка, пошутив:

— Что это? Тебя понизили в должности? Я промямлил что-то неразборчивое, а потом вдруг у меня сразу включились и мозг, и язык.

— Да вот хотел посмотреть, как я в нем выгляжу, — сказал я и снова повернулся к зеркалу:

— Похоже, он все еще по мне.

— Ну, не очень-то.

— Да нет, все нормально. — Я повернулся боком и осмотрел себя в профиль. — Ну, может, немного тесноват, но не очень.

Она стояла за мной и улыбалась, я видел ее в зеркале. У жены почти совсем не изменилась фигура, несмотря на то что Мэри рожала детей и много лет занималась домашним хозяйством, просто она всегда умела следить за собой. И хотя это было смешно, но я почувствовал себя обиженным.

— Послушай, — сказал я и обернулся к Мэри. — Я все еще могу его носить, правда! Если это понадобится, смогу, и он вовсе не плохо на мне выглядит.

— Конечно. Не так уж плохо.

Я и не понял, серьезно она сказала или смеялась надо мной. Если Мэри со мной согласилась, это было так же плохо, как если бы она начала со мной спорить. Я похлопал себя по животу и сказал, глядя в зеркало:

— Уж слишком много пива я пью, вот в чем дело. Она сделала мину, означавшую “Не стану с тобой спорить”, и прошла к туалетному столику. Я наблюдал за ней в зеркало. Она взяла с него свои часики и направилась к двери, по дороге заводя их. В дверях она оглянулась и сказала:

— Ленч через пятнадцать минут.

— Дай мне сегодня чаю со льдом.

— Хорошо. — Она отчего-то засмеялась.

Когда Мэри ушла, я снова окинул себя критическим взглядом. Все-таки я был прав, костюм сидел неплохо, немного тесноват, но и только. А так вполне прилично.

Странное чувство испытываешь, когда уходишь из дома в десять или одиннадцать часов вечера и едешь на работу. Такое впечатление, что вдруг покидаешь семью и начинаешь ощущать резкую разницу между домашней и рабочей жизнью. Том и Джо никогда не пускались в сентиментальные рассуждения по этому поводу друг с другом, впрочем, были и другие темы, которые они не обсуждали вдвоем.

Возможно, если бы приятели постоянно работали в ночную смену, то не чувствовали бы ничего необычного в позднем уходе из дома, как человек, отправляющийся на работу, положим, в восемь утра. Но поскольку они работали в разные смены, то никак не могли внутренне приспособиться к странности одной из них.

С того дня, когда на пляже их разговор подслушал мальчуган, друзья в основном обсуждали проблему ограбления в машине по дороге на работу и обратно, а для этого больше всего подходила ночная смена, когда они ехали в город в десять вечера. Возможно, оживленным разговором оба старались приглушить ощущение неуюта после ухода из дома на ночь глядя. А может, от глухой темноты, когда салон освещался только приборами на щитке да фарами встречных автомобилей, возникало ощущение полной изолированности, которое помогало полностью сконцентрироваться на их идее.

В этот раз первые пятнадцать минут, пока машина мчалась на запад по Лонг-Айленд-Экспрессвею, они молчали. Из города по шоссе двигалось еще достаточно много машин, но противоположная полоса, по которой они ехали, была почти пустой, так что можно спокойно поразмышлять.

Джо механически управлял автомобилем, мысленно пребывая на Уолл-стрит, во всех этих финансовых конторах. Он первым нарушил молчание:

— И все-таки я возвращаюсь к мысли с трюком с подложенной бомбой.

С головой ушедший в поиск наилучшего варианта хранения ценных бумаг после их похищения, а также способа встречи с Вигано и обмена добычи на два миллиона долларов без риска быть пойманными и вычисленными, Том вздрогнул при звуке голоса друга и уставился на его профиль, едва видный в темноте.

— Что ты сказал?

— Я говорю, придется нам обратиться к этому способу, — пояснил Джо. — Позвоним в контору, скажем, что в хранилище подложена бомба, а потом сами же и будем искать того негодяя, который позвонил.

Том покачал головой:

— Не пойдет.

— Но мы проникнем в контору, это же здорово!

— Ну да, а пара других копов явится туда заниматься доносчиком раньше, чем мы смоемся.

— Должен же быть какой-то путь, чтобы смыться заранее.

— Да нет его!

— Подкупить диспетчера в участке, чтобы он передал нам дело о доносчике, а не кому-нибудь из их команды.

— Какого еще диспетчера? И сколько ты ему дашь? Сами возьмем миллионы, а ему дадим сотню? Да он выдаст нас уже через неделю! Или начнет шантажировать.

— А по-моему, это должно сработать, — сказал Джо. Идея о бомбе казалась ему самой привлекательной и драматичной.

— Проблема не в том, чтобы проникнуть в хранилище. Главное — благополучно убраться оттуда с бумагами, а потом где-то их хранить и еще сбыть их Вигано.

Но Джо считал, что об этом еще рано думать. Он настаивал на решении задачи первоочередной важности — проникновения в контору. А там уже они подумают об остальном.

— Туда-то мы попадем... — задумчиво сказал Том, и вдруг его осенило. Он резко выпрямился и устремил пристальный взгляд на шоссе. — Ах черт!

Джо скосил на него глаза:

— Ну что еще?

— Когда назначен этот парад? Помнишь, в газетах писали о параде в честь каких-то астронавтов?

Наморщив лоб, Джо пытался вспомнить:

— Где-то на следующей неделе, кажется... да, в среду, то есть семнадцатого. А что?

— Вот тогда-то мы это и сделаем, — широко улыбаясь, заявил Том.

— Во время парада?!

Том пришел в такое возбуждение, что едва мог усидеть и, как мальчишка, заерзал на сиденье.

— Оказывается, дружище, я чертовски умный!

— В самом деле? — иронически отозвался Джо.

— Вот послушай. Что мы с тобой собираемся украсть? Джо неприязненно покосился на него:

— Что?

— Ну, давай, просто ответь, что мы собираемся стащить?

Джо пожал плечами:

— Ну, бумаги на предъявителя, как сказал Вигано.

— То есть деньги?

— Ну ладно, деньги. — Джо страдальчески сморщился.

— Вот в том-то и дело, что это не деньги. — Том продолжал радостно сиять, вдохновленный своим открытием. — Понимаешь? Нам еще нужно продать их Вигано, только тогда они превратятся в деньги.

— Еще минута, — сказал Джо, — и я остановлю машину и тресну тебя по башке.

— Нет, ты послушай. Дело в том, что деньги — это не только долларовые банкноты. Это еще много других вещей: чековый счет, кредитные карточки, акции.

— Ради Бога, ты когда-нибудь скажешь, в чем дело?

— Дело вот в чем, — торжественно объявил Том. — Деньги — это все, что ты ими считаешь. Например, для Вигано деньги — это бумаги на предъявителя.

— Точно.

— Конечно, точно. Именно это и решает все наши проблемы.

— Ты так считаешь?

— Еще бы! Это дает нам возможность проникнуть в контору, потом спокойно выбраться из нее, решает проблему сохранности добычи, ну, абсолютно все решает!

— Черт, вот здорово!

— А то! — Том отбил пальцами торжествующий ритм по приборному щитку. — Именно потому нам и нужно провернуть это дельце во время парада.

ТОМ

Я вел машину по Коламбас-авеню к пуэрто-риканскому гастроному на углу Восемьдесят шестой. Там я подкатил к тротуару и сказал своему напарнику:

— Лу, может, тебе сходить за бутылочкой колы?

— Хорошая мысль, — сказал Лу.

Этот двадцатилетний парень второй год служил в полиции. На мой взгляд, он носил слишком длинные волосы, и я ни разу не видел его чисто выбритым. Но он был вполне нормальным парнем, спокойным, всегда занятым своими мыслями и в машине тоже хорошо себя вел. Я повидал разных новичков, многие из которых не стесняясь портили воздух, ковыряли в носу или в ушах или делали еще что-нибудь противное в таком же роде. Конечно, Лу — не Пол, но у меня бывали напарники и похуже.

Я подъехал к этой лавочке, зная, что здесь он проторчит дольше, чем в каком-нибудь другом магазине, покупая всего лишь пару бутылок колы. В таких небольших гастрономчиках работают низкорослые выходцы из Пуэрто-Рико, которые запросто садятся на холодильные прилавки и целыми днями трещат на своем невероятно быстром наречии, которое они выдают за испанский. Пока достанут ключ от кассы, возьмут у тебя доллар и насчитают сдачу, эти парни должны вдоволь наораться, чтобы быть уверенными, что их поняли. Потом, все еще зажав в кулаке вашу сдачу, они вдруг изобретают еще одну тему для разговора и снова начинают оглушительно щебетать. Так что у меня должно оказаться достаточно времени.

Мотор я выключил еще до того, как Лу вышел из машины. Я проследил, как он переходит по солнцепеку тротуар, лениво поправляя кобуру, и, как только напарник скрылся в магазине, я выскочил на мостовую, обошел машину спереди, поднял капот и снял крышку с распределителя зажигания. Затем захлопнул капот и вернулся на свое место за рулем.

Жарища стояла страшная. Было только одиннадцать утра, а столбик термометра уже зашкаливал. Судя по обильному поту, выступающему на шее, влажность тоже была еще та. Чертовски тяжелый денек для работы.

Да и для парада тоже. Хотя вряд ли его отменят из-за жары, или все-таки отменят?

Нет, конечно нет! Уолл-стритовские парады “телеграфной ленты” — это старая традиция, которой нет дела до погоды. Парад проведут обязательно.

А что касается нас с Томом, то мы получим свои два миллиона!

Появился Лу с двумя банками содовой воды. Он забрался в машину, протянул мне одну жестянку и сказал:

— Ох и любители же они поболтать!

— Вот у них хватает на это энергии в такую жару, не то что у меня! — не выдержал я.

Мы открыли банки и стали потягивать прохладный напиток. Я не торопился перейти к следующему шагу. Немного нагнувшись, я выставил лицо в открытое оконце в надежде поймать хоть легкое дуновение освежающего ветерка, но тщетно: от асфальта поднимались волны обжигающего воздуха.