Семь верст до небес

Все бы ничего, но как можно пить кофе в полумраке кафе в солнечных очках? Как и зачем?

Кирилл брезгливо поморщился и отвернулся, решив, что девица позволила поколотить себя не в меру разгоряченному бой-френду. У них у всех нынче бой-френды. Наверное, Анжелика тоже считает, что у нее бой-френд. То есть он, Кирилл.

Настроение упало ниже плинтуса.

Боевой дух вообще сгинул.

Зато официант принес ведерко со льдом, откуда торчала минералка, ароматную камбалу, красиво оформленную в корзине тушеной морковки, спаржи и стручках фасоли. Кирилл обожал тушеные овощи, и пока ел, слегка приободрился.

Краем глаза он заметил, как девушка в очках и шарфе нервно озирается, пытаясь что-то разглядеть в окне.

Кирилл вдруг развеселился, представив, что она занимается промышленным шпионажем и легко может оказаться тем самым загадочным посетителем, который попользовался его печатью.

А что? Версия хоть куда! Очки опять же и общая нервозность. И кафе рядом с его офисом.

Может, с ней познакомиться? И в лучших традициях шпионских фильмов она влюбится в него по уши, и станет терзаться угрызениями совести, не зная, как теперь быть — то ли любимого обманывать, то ли своих работодателей — невозмутимых и страшных людей в черных костюмах и с ракетной установкой в заднем кармане брюк.

Довольно хрюкнув, он отпил еще минералки и покосился на девицу с неожиданным сочувствием.

Вряд ли она услышала его мысли, но нервничать стала как будто еще больше. Отставила чашку, стащила с носа очки и принялась с остервенением грызть дужку. Кирилла она даже не заметила, поглощенная своими переживаниями, и он наблюдал за ней без всякого стеснения, оттягивая момент, когда нужно будет вернуться в офис.

Она перестала дергаться и как будто задумалась. Потом достала телефон и стала что-то шептать в трубку. Ну, точно шпионка! Кому еще придет в голову шептаться в пустом кафе?

Кирилл усмехнулся собственным мыслям, а девица между тем закончила разговор и решительно поднялась. Проходя мимо него, она испуганно шарахнулась в сторону, едва не опрокинув стул.

Наверное, в солнечных очках передвигаться было не слишком удобно.

* * *

Все-таки сразу она зайти не решилась, а теперь чем дольше думала, тем больше убеждалась, что идти вообще не надо. Бессмысленно.

Алена огляделась вокруг, заметила на углу вывеску кафе и решила подумать еще, устроившись в относительном спокойствии за чашечкой кофе.

Неизвестно, сколько она там просидела, пока поняла, что даже не помнит имени Лешкиного начальника. Ведь если все-таки идти, то именно к начальнику. Уж он-то точно должен знать, чем занимался ее муж. То есть, бывший муж.

То есть, и не муж вовсе.

Эдак ее занесет неизвестно в какие дебри!

Вспоминай, приказала себе Алена. Балашов про начальника рассказывал очень часто и на повышенных тонах. Называл его «богатым засранцем», «буржуем недобитым» и просто «скотиной». Вряд ли начальник в жизни откликается хотя бы на одно из этих имен.

Алена бы на его месте уж точно не стала бы.

Когда Лешка поминал «скотину» и «буржуя», она хмурилась и шлепала его по шее легонько, но настойчиво. Тонкая натура. Лучше бы спросила, как зовут начальника на самом деле.

А может, ее пропустят и так?

Например, она скажет, что пришла покупать квартиру. Ведь риэлторское агентство занимается именно этим. Или чем? Даже если этим, ее пошлют как раз таки к риэлтору, а не к начальнику.

Ну и ладно, зато она попадет внутрь, а там уж видно — будет.

Интересно, был за ней хвост или нет? И если был, удалось ли ей от него избавиться? Окна кафе выходили в узкий проулок, где совсем не было прохожих, зато почти друг на дружке стояли автомобили.

В каком-то из них вполне могли сидеть те самые бугаи.

Алена глотнула кофе и заставила себя не думать о машинах, бандитах и слежке.

Надо узнать, как дела у Ташки с Владом. Остальное подождет.

— Вы где? — сипло прошептала она в трубку.

— Катаемся, — весело сообщил Влад. — А ты?

— Неважно.

Алена вдруг вспомнила, что Влад занимается каким-то бизнесом, вроде бы прибыльным, если судить по ремонту в Юлькином доме. Может быть, этот его бизнес вполне соотносим с бизнесом «Русского дома»? И Влад за партией в бильярд пересекается иногда с Лешкиным начальником, а? Или хотя бы слышал что-нибудь о нем. О начальнике, то есть. Чем черт не шутит!

— Влад, у тебя есть знакомые в «Русском доме»? — еле слышно поинтересовалась Алена.

— Погоди, я припаркуюсь, а то не слышно ни хрена.

— Влад! — возмутилась она, но лекцию по русской речи читать не стала, а повторила тем же неразборчивым шепотом название агентства.

— «Русский дом»? — уточнил Влад. — Где твой Лешка работал?

— Ну да, да.

— Так вот он и знакомый. А чего ты там хочешь?

— Мне нужен директор! Или кто он там… Самый главный.

— Панин? А зачем он тебе? — подивился Влад. Точно, вспомнила Алена. Панин Кирилл Иванович.

Лешка именно так и говорил.

Не прощаясь, она отключила телефон и рванула к выходу. Если раздумывать и дальше, то решимости не останется совсем. Надо идти и хотя бы попробовать что-нибудь выяснить.

У столика возле окна сидел темноволосый мужчина и глядел на Алену в упор.

Зря она не переодела пальто! Напрасно не постриглась налысо, не приклеила усы и бороду, не воспользовалась накладным горбом или, на худой конец, костылями.

Тогда бы ее точно не узнали бы! И этот мужик не смотрел бы на нее с издевкой!

Она его точно где-то уже видела. В квартиру к ней приходил не он, но все-таки где-то она его видела! Может, во дворе? Он ее караулил, прикидываясь вшивым интеллигентом с газеткой. Или на рынке? Или в такси, где он, владеющий в отличие от нее навыками преображения, был старичком, умудренным сединами, в мятой кепке и с деревенским выговором?

Весьма сомнительно. Но где-то же она его видела, черт побери!

Она выскочила из кафе стремительно и остановилась только у ворот «Русского дома». Оглянулась затравленно, но никого не увидела. Яркие глаза, насмешливый излом губ, встрепанные очень черные волосы, и все остальное — высшего качества, первого класса — осталось в кафе. Или уже пристроилось за углом, наблюдая за ней незаметно.

Да бред!

Этот мистер Совершенство не может следить за ней! И вообще надо запихнуть поглубже страх и заняться делом. Пойти и вытрясти из Панина Кирилла Ивановича всю правду о Лешкиной работе!

Интересно, каким образом? Жаль, у нее нет с собой паяльника, а то бы допрос прошел на «ура»!

Вот дура-то!

Алена невесело рассмеялась и зашла в ворота «Русского дома», предварительно нацепив на физиономию выражение крайней деловитости.

Может, охранник побоится приставать к столь занятой даме?

Осталось неизвестным, побоялся охранник или просто был слишком занят разгадыванием кроссворда, но Алена беспрепятственно вошла в здание и сдернула, наконец, очки с носа. Тут все было красиво и благородно. Высокие потолки, сдержанно сверкающие лампы, узкие диванчики напротив ресепшена, за которым сидела строгая очкастая дама лет шестидесяти.

— Добрый день. Вы к кому? — зычным голосом сказала она, не отрываясь от монитора компьютера.

— Мне нужен Панин Кирилл Иванович, — четко проговорила Алена.

— Он всем нужен, — горько вздохнула дама, неожиданно становясь похожей на заботливую бабушку, ждущую внука к обеду.

Алена не знала, что надо отвечать на это и надо ли вообще. Дама вроде как потеряла к ней всяческий интерес, еще больше приникнув к монитору. Алена боком продвинулась вглубь и высунулась в коридор. Там мелькнула чья-то здоровенная спина в кашемировом свитере. Процокала очень деловая девушка, загруженная папками так, что было не видно лица.

Ну? Почему господин Панин не цокает и не мелькает? И не выходит хлебом-солью встречать?

Алена нерешительно свернула в коридор и пошла по нему, всматриваясь в двери кабинетов. Хоть какие-то разъяснительные таблички отсутствовали, только за углом обнаружился закуток с двумя плакатами «М» и «Ж».

Вернуться что ли к лестнице? А вдруг дама в очках опомнится и займется своими непосредственными обязанностями, то бишь, не допустит Алену к главному боссу? Разве не этим должны заниматься девушки на ресепшене? Даже если они очень похожи на бабушек?

Ох, что-то творится в голове неладное!..

* * *

Кирилл вернулся в комнату для охраны очень злой. Сначала его перехватила Лола Борисовна на ресепшене. На лице ее была такая неподдельная радость от встречи, что он не смог пробежать мимо. Пришлось забрать почту, выслушать, что все — буквально все! — сбились с ног, разыскивая начальника, узнать, что Лена Дементьева наконец-то вышла из декрета, а Леша Балашов, наоборот, на работу не явился, и его разгневанный клиент уже достал бедную Машу и Лолу Борисовну непосредственно.

Кирилл выразил надежду, что Балашов-то уж никак не мог уйти в декрет, а стало быть вскоре появится.

Раздраженный, с журналами и письмами под мышкой, Кирилл двинулся по коридору и столкнулся с Леной Дементьевой, благополучно вернувшейся в строй. Приторно улыбаясь, он хотел было проскочить мимо, но опять-таки не смог. Лена для начала завела рассказ, как чудно делает ее малышка «гули-гули», а потом плавно свернула к ценам на памперсы и приходящую няню. Кирилл томился и не понимал, причем тут он, и еще недоумевал, почему до сих пор никто из сотрудников не знает, что к шефу следует относиться с подобострастием и некоторым даже священным ужасом. Как это он не объяснил им?! Упустил из виду, должно быть. Болван и пьяница!

Каким-то чудом ему удалось отцепиться от Лены и добрести все-таки до комнаты с вожделенными кассетами. Последней каплей явился Миша Терехин, мирно посапывающий после обеда на диванчике. Целиком здоровяк Миша на диванчике не помещался, поэтому одна его половина находилась на предусмотрительно придвинутом стуле.

Это зрелище Кирилла доконало.

— Что за дела?! — завопил он так, что стопка кассет подпрыгнула на столе, а Терехин подпрыгнул на диване. — Кто отбой объявлял, а? Я вам за что деньги плачу, едрена вошь?

Миша вытянулся в струнку и хлопал глазами, пытаясь проснуться окончательно. На лице его постепенно проступал тот самый священный ужас.

Оно, начальство, было очень даже ничего себе, если в хорошем расположении духа. С ним и за жизнь потолковать было можно, и аванс легко получить, и на дачу к теще отпроситься. Но ежели встало начальство не с той ноги… Ого-го! Лучше молчать и хлопать глазами.

Миша молчал и хлопал.

Кирилл очень быстро выдохся. Орать на застывшего с виноватой мордой человека было неинтересно. Да и вообще — долго орать Кирилл не умел. Утомлялся, и надоедало.

— Включай. Все те же двухнедельной давности.

Он пялился в экран до белых точек, до боли в глазах и звона в ушах. И сердился пуще прежнего. А так как орать было уже неинтересно, оставалось только думать. Злость накрыла с головы до пят, обдала жаркой волной адреналина, и Кирилл внезапно увидел то, чего не хотел видеть до этого момента.

Не хотел или не мог.

— Миш, давай еще раз вот эту прогони, — хрипло приказал адреналиновый Кирилл.

Да. Так и есть.

— Ты видел? — спросил он у Терехина, который сосредоточенно сопел рядом.

— Что?..

— Человек пришел в офис утром, а вышел только на следующий день.

Миша покосился на начальственный профиль с пренебрежением. Перетрудился шеф, мерещится теперь всякое.

— Да где, Кирилл Иваныч? Вы посмотрите, клиентов в тот день всего ничего, я их сразу запомнил. Вон дамочка с башней вместо прически дольше всех просидела, остальные на полчаса заходили. Вон парень с плеером выходит, вон курьер пошел, вон толстяк, он к Людочке приходил… Щас тоже выйдет…

Людочку Терехин помянул с беспредельной нежностью, и Кирилл решил, что с него хватит.

Начальник службы безопасности ни черта не соображает! И не видит ни хрена, очарованный и влюбленный.

— Это клиенты, Миша, — высказался Кирилл и нервно потер шею. — А я тебе разве говорил, что тот человек клиент?

— В смысле?! — оторопел Терехин.

— Ну, может, сначала и говорил, — поправился Кирилл быстро, — я и сам так думал. Ты повнимательней погляди, а? Может, я чего придумываю? Может, мне мерещится?

В общем-то, Миша так и думал. Но вслух соглашаться не стал.

— Вы хотите сказать, что это кто-то из офиса? Из наших?..

— Балашов пришел в одиннадцать, — медленно проговорил Кирилл, — потом ушел в три часа, а потом снова вернулся в шестнадцать тридцать две. Останови-ка. Вот. Шестнадцать тридцать три, я ошибся. Больше он в этот день из офиса не выходил.

Кирилл зачем-то постучал согнутым пальцем по экрану. Терехин завороженно посмотрел на этот палец, а потом в лицо шефу.

— Нормаль-но! — протянул он.

— Ты считаешь?

— А… Ну, как же так? Что он сделал-то, Кирилл Иваныч? Что ему теперь будет?

Кирилл внезапно вспомнил Лолу Борисовну.

— Пока ничего, Миш, — скрипнул он зубами. — Балашов сегодня на работу не явился. Ты его найди и приведи. Там посмотрим.

Миша задумчиво прошелся вдоль комнатки. Вид у него был растерянный и жалостливый.

— Миш, ты хорошенько его ищи, — уточнило начальство. — Дело серьезное, я просто говорить не хочу пока, слухи пойдут, а это нам ни к чему сейчас. Только если ты Балашова не найдешь, может статься, что завтра останешься без работы.

Терехин кисло улыбнулся.

— Нет, — потряс головой Кирилл, — я тебя не пугаю и увольнять не собираюсь. Просто последствия могут быть… мм… необратимыми.

Возможно, это преувеличение. Возможно, нет. Он подумает еще на эту тему. Ясно одно — Балашов легко мог затаиться в той же кладовке, к примеру, легко заглянуть в кабинет шефа, легко взять печать, шлепнуть, куда надо, и легко же переждать ночку на корпоративном диванчике.

И теперь у Кирилла только один выход. Найти его и заставить все это признать.

Иначе «Русский дом» надолго зависнет в судах. Как это он раньше об этом не подумал? Вернее, думал, но без особого волнения. Наверное, разгорячившись от поисков и погони. Сейчас более-менее остыл и начал соображать. Последствия вот даже представил.

И дело, действительно, запахло керосином.

Понятно, что экспертиза в момент определит, что подпись не его. Но шуму будет предостаточно. И подозрения останутся. И никакой суд полной реабилитации не даст. И репутация к чертям собачьим полетит.

Все это можно свести к минимуму, если предъявить Балашова на блюдечке с голубой каемочкой.

Калемочкой, как говорила в детстве Ольга.

— Иди, Миш. Прямо сейчас иди. Конечно, дома он вряд ли, так что придется всех родственников и друзей ставить на уши. Одноклассников, случайных подружек… Ну, не мне тебя учить.

Вообще-то сейчас Миша не отказался бы, чтобы его поучили. Как-то не доводилось ему расследования проводить.

С другой стороны, лиха беда начало. Попадись ему этот Балашов, набил бы морду без зазрения совести. У своих воровать — это ж какую надо иметь, блин, харизму?! Или как ее? Карму, что ли? Людочка очень такие слова любит и верит во всякие ауры, астральные путешествия и все такое прочее.

С кем поведешься…

Терехин воровато взглянул на шефа, понимая, что думает не о том, о чем следовало бы. Панин смотрел на него серьезно и с ожиданием. Значит, доверяет все-таки. Спецслужбы погодим еще вызывать, сами разберемся.

И хрен с ней, с аурой и харизмой. Найдем гада и прищучим.

— Найдем, — вслух пообещал Миша, окончательно проникнувшись возложенной на него миссией.

И ушел в отдел кадров выяснять всю подноготную гада Балашова.

Кирилл отхлебнул остывший кофе, пожевал печенюшку и подумал, не отправиться ли за помощью к Ромке. К Роману, то бишь, Геннадьевичу.

Никогда ему этот Балашов не нравился. Все-таки работает интуиция, значит? Чуйка, как выражался бывший председатель бывшего колхоза Семен Карпыч.

И что это его на воспоминания сегодня тянет?

Погодим еще Ромке звонить. Сами справимся, подумал Кирилл, как давеча его начальник службы безопасности. Главное ведь не профессионализм. Главное — вдохновение. Не за страх, а за совесть, как говорится, будем работать.

Он поднялся на второй этаж, решив, что неплохо бы разобраться с делами, пока Терехин ищет подступы к Балашову.

— Я вам в сотый раз, девушка, повторяю, что сегодня Кирилл Иванович не придет, — услышал Кирилл терпеливый Машкин голос.

Ну-ну. Может, и правда не идти?

Если уж собственная секретарша отчаялась увидеть шефа на рабочем месте, не стоит, наверное, ее разочаровывать.

— Я все же подожду. Он мне срочно нужен, — сказала невидимая Машкина собеседница, и Кирилл ухмыльнулся.

Приятно все-таки, когда ты кому-то нужен. Даже если это незнакомая девица, штурмующая твою секретаршу.

— Здрасте, — весело сказал Кирилл, входя в приемную.

Машка скривилась. Она не любила выглядеть вруньей. А именно так получилось. Но когда до нее дошли слухи, что начальник заперся в комнате охраны и что-то серьезное обсуждает с Терехиным, — случай беспрецедентный! — она решила, что сегодня всех посетителей смело можно отправлять подальше.

— Здрасте, Кирилл Иваныч, — обиженно протянула она. — Это вот к вам. По личному делу.

«Я все, что могла, сделала. А если вам приспичило явиться в неурочный момент, когда я уже почти отшила эту настойчивую девицу, то и разбирайтесь с ней сами! А я умываю руки!» — вот что означал Машкин тон.

Проницательный Кирилл улыбнулся секретарше всепрощающей отцовской улыбкой и перевел взгляд на кресло, в котором устроилась уже посетительница.

— Добрый день, — пискнула она оттуда. И Кирилл обомлел.

Это была та самая. Из кафе. В длинном, бледно-зеленом шарфе, с нервным румянцем на щеках, но уже без очков.

Очень темные, круглые глаза смотрели на него с ужасом.

Хотел бы он знать, что она тут делает.

— Кофе подать? — осведомилась Маша, и Кирилл не сразу понял, что это она у него осведомляется.

Он здесь начальник.

Ага. Все так и есть.

Только слишком много всего-то. И бумаги поддельные, и Балашов сбежал, и девица загадочная — ну, шпионка, точно шпионка! — сначала в кафе, а теперь в кресле в его приемной!

— Вы кофе будете? — душевно поинтересовался Кирилл.

* * *

Этого просто не может быть!

Честное слово, она удивилась бы меньше, если бы увидела сейчас собственными глазами, как в приемной секретаря «Русского дома» приземляется летающая тарелка и по лесенке спускаются к ней маленькие, зеленые человечки.

Никаких человечков не было и не предвиделось.

Алена даже потерла глаза для пущей уверенности. Ничего не изменилось.

Тип из кафе — супергерой, сериальный мачо, великолепный, шикарный, будто шагнувший с обложки «Менс-хелф», высший слой, элита! — стоял перед ней и был не кем иным, как Паниным Кириллом, едрит его, Ивановичем.

Она не могла так думать. Она никогда в жизни не ругалась, даже на фиг не посылала никого. А сейчас в голове назойливо вертелась известная и неизвестная брань.

И когда он спросил у нее, — каким-то странным заторможенным голосом, — будет ли она кофе, Алена едва не ответила, куда ему следует этот кофе запихать.

Сдержалась в последний момент, слегка успокоенная мыслью, что Панин не стал бы следить за ней сам. Наверняка у него для этого целая команда специально обученных людей.

— Я буду кофе, — сказала она и вылезла из кресла.

Следующая мысль была о том, что он очень высокий. Гораздо выше всех ее знакомых мужчин. Потомок Петра Первого или брат Филиппа Киркорова, не иначе. Опять же смуглый, и волосы цвета вороного крыла. А глаза синие. Васильковые. Изумительные васильковые глаза.

Зачем он за ней следил, а?

Или это была обыкновенная случайность?

Она никак не могла сосредоточиться и подумать нормально. Все в голове перемешалось. И Лешка ушел, и песни они с Ташкой пели, и бандиты на пороге стояли, и телефонный невидимка угрожал ей страшным, ненавидящим голосом.

Да так и сбрендить не долго!..

Особенно, если смотреть в синие глаза того, кого меньше всего на свете ожидала увидеть здесь и сейчас.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — сказал он. Алена оглядела кабинет, но все было, как в тумане, и она решила, что обстановку оценит потом. Устроилась на диване.

Он сел за стол, хотя места рядом с ней было предостаточно.

О чем она думает, разрази ее гром?!

— Кофе, — доложила секретарша, вкатив маленький серебристый столик.

— Спасибо, Маш, — откликнулся он, и на этот раз его голос прозвучал совсем иначе — спокойно, уверенно, доброжелательно.

В эту секунду Алена вспомнила. Ну конечно, вот почему он показался ей знакомым! И слежка тут ни при чем, зачем бы ему следить за ней! Это она, идиотка, от страха последних мозгов лишилась!

Ташка тогда затащила ее мерить пальто. А он стоял рядом. И, кажется, даже налетел на нее, и Алена, не в силах оторваться от пальто, не разглядела сначала ни васильковых глаз, ни безупречно выбритых резких скул, ни угольно-черных вихров, задорно торчащих в разные стороны. Художественный беспорядок, вот как называла такие прически Юлька.

Она в этом понимает.

А вот Алена нет. Ни прическу, ни глаза, ни высокомерный подбородок она тогда не оценила. Нет, не так. Оценила, но тотчас же выкинула из головы. Еще бы! Ей ведь прекрасно известно, что такие красавчики всегда оказываются первостатейными подлецами или, на крайний случай, слабаками и трусами. Именно это имела в виду мама, когда говорила, что под внешним лоском чаще всего скрывается гнилое, с душком нутро.

Брр…

Не все то золото, что блестит — вот что в подобных случаях говорит народная мудрость. Суть одна. Блестящая синева в глазах и мужественный подбородок не есть показатель душевной красоты. Опять же — с лица не воду пить. И еще много всего разного. Алена верила этим истинам на слово, возможности убедиться на собственном опыте не возникало. Да и желания тоже.

Впрочем, на секунду-другую тому богатырю удалось все же поразить ее воображение. Чисто визуально.

Но потом его фифа купила белое пальто! А он стоял с безучастным высокомерием, будто принц голубых кровей среди уличной шантрапы. Ни пальто его не волновало, ни собственная любовница, ничего.

Ташка тогда расстроилась. Нахамила даже красавчику.

Если честно, Алена расстроилась тоже. Какая-то общая жизненная несправедливость поразила в самое сердце. И почему пригожие богатыри с синими печальными глазами достаются фифам? И пальто тоже им.

Впрочем, она утешилась, вспомнив мамины пророчества, и фильмы, и книжки, и даже истории приятельниц, где пригожие богатыри — сплошь негодяи и обманщики. А пальто… Пальто она обязательно купит когда-нибудь, и в Париж поедет, и будет сидеть в кафе и ждать… богатыря. Пусть вовсе даже не красивого!.. Но, конечно, хорошо бы, если бы у него оказались синие печальные глаза. И печаль бы уходила каждый раз, когда он смотрел на Алену.

А она бы смотрела на него. Не отрываясь.

— Что вы так на меня смотрите? — услышала она и отшатнулась, вжавшись в спинку дивана.

Кирилл Иванович Панин с испуганным выражением лица сидел напротив и напряженно размешивал сахар в чашке.

— Берите кофе, — велел он.

Алена взяла, хотя сильно опасалась, что не удержит сейчас даже листка бумаги.

— Итак, какое у вас ко мне дело? — откашлявшись, спросил он, глядя в чашку.

Она тоже закашлялась. Он тотчас взглянул на нее снова, и Алена кашлять перестала, схватившись рукой за горло. Шарф царапнул кожу. Странно, шарф был мягким и очень тонким, и никогда раньше…

Впрочем, сегодня постоянно происходят вещи, которые никогда раньше не происходили.

Вот, например, она смотрит на красивого мужчину с синими — по-настоящему синими, васильковыми! — глазами, и никакие прежние убеждения, что все красивые мужики оказываются мерзавцами, не имеют силы. Ну, вообще не имеют!

Так ей нравится на него смотреть!

Не иначе, как свихнулась она все-таки на почве расследований и преследований.

Как же начать разговор-то?

Может, напомнить ему, что они уже почти знакомы? Глядишь, дело пойдет веселей.

Куда уж веселей?! Обхохочешься просто!

— Понимаете, — произнесла Алена осторожно, вернув чашку с кофе на столик, — я пришла по поводу мужа. Он работает у вас.

Она помолчала, ожидая, не задаст ли синеокий красавец какой-нибудь наводящий вопрос. Но тот сидел молча, внезапно поскучнев.

— Мне сегодня звонили и угрожали! — выдохнула Алена с силой. — Сказали, что он должен явиться на работу, иначе… Иначе…

Она резко встала и шлепнула ладошкой по столу, нависнув над Паниным.

— Вы должны разобраться с этим! Вы его начальник, а мне некуда больше пойти! У меня дочь, понимаете?

Тут ее заколотило. Всю сразу — с головы до пят. И этот колотун мешал выговаривать слова четко и внятно.

Она все же продолжала бормотать, и собственный голос показался ей далеким, очень тихим, и кашель вдруг напал, и в горле скрутилось спиралью раздражение на саму себя, недотепу и трусиху.

Чужое, синеглазое лицо качалось перед ней, и за пеленой слез было не разобрать его выражения. Да и какая разница? Главное, чтобы выслушал. Выслушал и помог.

Она с силой провела ладонями по щекам, сглотнула рыдания, но внутри все еще было ознобно, а вокруг — туманно и страшно запутанно. Внезапно она поняла, что рассказывает о том, как Ташка любит валяться на кровати и горланить песни.

— Я… Извините, — перебила сама себя Алена, нетерпеливо утирая бесконечные слезы, и вскрикнула беспомощно: — Они все про Ташку знают, понимаете?! Они сказали, что ее… что ей…

Голова качнулась вдруг в сторону, потом в другую, и Алена увидела очень близко синее море, и поняла, что он стоит, облокотившись одной рукой на стол, а другой отвешивает ей пощечины.

— Хватит! Тихо! Ну, тихо!

Той самой рукой он выдвинул ее из-за стола и пихнул в кресло, с которого только что спрыгнул.

— Выпейте.

Под носом у нее оказалась бутылка воды.

— Ах, да. Погодите-ка.

Он стал отворачивать крышку, а она все не поддавалась, и тогда Кирилл Иванович Панин вцепился в нее зубами, дернул, поднажал, половину пролил на свой шикарный свитер, а оставшееся отдал Алене.

Она машинально промокнула его свитер своим шарфом.

Потом приложила бутылку к щеке.

— Извините, — сказал Панин, — вы так визжали, а я не знал, как вас успокоить. Попейте водички, а?

— Хорошо, — кивнула она и забулькала.

* * *

Очень странная была дамочка, очень. В свете последних событий, пожалуй, стоит с ней переговорить немедля. Вдруг в кафе рядом с офисом она оказалась не случайно? И эти очки. И шарф, закрывающий половину физиономии. И нервный румянец.

Очень подозрительно.

Когда она устроилась на его диване и отпила кофе, Кирилл впервые увидел ее лицо целиком. Губы у дамочки дрожали, и подбородок тоже трясся.

Пьянчужка, такая же, как он сам, решил Кирилл с мрачной ухмылкой.

Рыжие брови щеточкой, наивные светлые ресницы, веснушки на длинном носу в этот образ не укладывались. Ну, значит, ошибся. С кем не бывает. Но девица странная, это факт. И потом, кажется, он где-то ее видел. Не в кафе, а еще раньше. Следила она за ним, что ли?

При ближайшем рассмотрении оказалось, что эта шпионка никак не могла быть им соблазненной, как он воображал в кафе. Кирилл не стал бы ее соблазнять, вот и все.

С такой внешностью надо идти не в шпионки, а в учительницы. Скромненько и со вкусом. Очень, очень скучно. До зевоты. И шарфик-то скучный, и лицо унылое, и взгляд как у старушки, упустившей последнюю электричку в город. Теперь добираться пешком — и тяжело, и страшно, а надо!..

Когда она заговорила о муже, Кирилл окончательно занавесился равнодушной учтивостью и смотрел на нее только из любопытства.

Не шпионка, не лазутчица. Да и в кафе оказалась случайно.

А нервная, дрожащая поза все из-за того же мужа. Проза жизни. Ему было неловко и утомительно слушать ее жалобы, а она, кажется, собиралась именно жаловаться. Интересно, кто ее муж? У них только шестидесятилетний Сан Саныч женатый да Коля Шнуров — студент на последнем курсе журфака. Конечно, в жизни всякое бывает, но в здравом уме представить себе трудно, что кому-то из этих двоих веснушчатая мадам стирает носки и рожает детей. Хотя… Совершенно непонятно, сколько ей лет. В полумраке кафе он решил, что она — совсем молодая, девчонка просто. Теперь, когда видны морщины на лбу, горькие складки у рта и общая унылость лица, ясно, что ей за сорок.

Так что, Сан Саныч вполне сойдет за мужа.

Но фигурка у нее — очень даже. Ноги так вообще блеск.

Когда это ты успел заметить, ехидно осведомился Кирилл у Кирилла.

И все-таки, ноги — высший класс.

И Шнуров Коля, наверное, тоже мог пасть жертвой. Особенно, если учесть, что в этом сочном возрасте дамы обожают юношей в два раза моложе себя.

Так кто у нас муж?..

Остальные офисные мужики вроде как свободные. По крайней мере, про супружескую жизнь от них Кирилл ничего не слыхал. И колец обручальных не видел.

Впрочем, это еще ни о чем не говорит. Нынче кольца не в моде, как и сам официальный брак. Вот венчаться стало престижным делом. А расписываться да свадьбу гулять широко, как у них в деревне — с выкупом невесты да драками, да расшитыми трусами для жениха, да тройкой гнедых с бубенцами, да дружным «горько!» — нет, не модно.

Жалко. Он бы на такую сходил. А то сплошь постные физиономии и безуспешные попытки нанятого тамады развеселить народ.

Если бы Кирилл женился, он бы не стал нанимать тамаду, он бы позвал Ромку — Романа Геннадьевича.

А шафером — Игоря Лыкова, с которым они на первом курсе в походы ходили, на втором сессию заваливали, на третьем усы отращивали, на четвертом ко взрослой жизни готовились, а на пятом этой жизни нахлебались и изображали из себя циников.