Последний гребень, который еще разделяет…

— По следу! — рявкнул сатир. — Быстрее, а то не успеешь! И так уже не успеть… До немцев один гребень, который они перевалят через какие-то секунды, а до каперов почти целая пустыня…

Но ноги сами несли дальше. Вниз по склону, на следующую дюну, к следам.

Сквозь свист ветра в ушах пробился рев джипа. Еще разделены гребнем, но машина вот-вот перевалит его…

Черные следы уже различимы, это колея от машины. Уже совсем близко, но что от них толку? Колея идет на север, прямо к Гнусмасу. А надо — к каперам! Пусть и не успеть — до них еще дюн десять, нет, не успеть. Но хоть какой-то шанс!

Леха перескочил через колею и помчался дальше, забирая на восток, навстречу каперам. И тут же ожил сатир:

— А ну назад! Поворачивай! Поворачивай и по следам!

— Но…

— По следам!

Рев джипа скачком стал сильнее — машина вылетела из-за гребня. Все, теперь ничего не разделяет…

Леха ушел вбок, и вовремя. Сзади застучал автомат, и там, куда несся миг назад, взвились фонтанчики песка.

— По следу идешь? Беги прямо по следу! Прямо по следу!

Леха лишь беззвучно оскалился.

Да теперь-то куда денешься с этих следов, раз уж свернул сюда! Джип ревел сзади, кажется, уже совсем близко. Снова застучал автомат.

Леха завилял змейкой — уже понимая, что на этот раз не уйти. Джип совсем рядом за спиной. Какие-то метров тридцать, тут даже домохозяйка не промахнется. Уже ничего не спасет… Впереди слева взбух целый веер песочных фонтанчиков, подскакивая сбоку, один взвился из-под самых ног…

Тяжелый удар врезал по спине и швырнул вперед, сбив с ног.

Понесло, покатило по песку, как тряпичную куклу. Небо, песок, небо… Вспышка боли в попавшей на излом ноге, в грудь давит песок… Опять небо, песок…

Все… Неподвижно распластался на песке, небо застыло где-то вверху за спиной. Господи, чем же это они так?…

Леха поднял морду, перевернулся с боку на живот, попытался встать, но упал.

Мир качался, как палуба корабля, в голове звенело. И муть перед глазами…

Нет, не муть. Гарь.

И уши заложило. Ни черта не слышно, ни где джип, ни что вообще вокруг происходит… Чертовы программеры со своим долбаным реализмом! Разинув пасть, Леха подвигал челюстью, чтобы отпустило в ушах.

Пошире расставил, ноги, чтобы не завалиться набок, и, пошатываясь, обернулся…

Да так и остался стоять с отпавшей челюстью.

Сразу и не сообразить, где тут был джип. Мало что от него осталось. Лишь куски кузова, разбросанные далеко вокруг, какие-то части двигателя, ошметки одежды, куски тел…

А посреди всего этого — огромная воронка в песке, метров в пять диаметром. Как раз там, где раньше проходила колея от машины каперов.

— Ну что, оклемалось, рогатое? — появился в голове голос сатира. Спокойный и довольный. Сатир мурчал, как сытый кот. — Ну давай, благодари меня, тугодумное…

Леха помотал головой, чтобы прояснилось. И все глядел на догорающие остатки джипа, на почерневшие тела вокруг.

Двадцать метров. Каких-то двадцать метров…

Если бы нагнали чуть раньше…

Или одна из тех пуль случайно попала в ногу, отстрелив копыто…

— Эй? — прервал скромное молчание сатир, — Не слышу восторженных щенячьих повизгиваний, как здорово я все придумал и просчитал. Где благодарность, рогатый? Ты…

Леха наконец пришел в себя и врезал копытом в песок.

— Они же здесь крутились, твои каперы! Какого черта им понадобилось у скальной стены?!

— Не по-онял…

— Я пахал на этом плато, как папа Карло, — процедил Леха сквозь зубы. — От камней все рябит перед глазами, даже на карту не смотрел… Я думал, они рядом!

— Ну ты не кричи, не кричи, — пробурчал сатир. — Не у себя дома.

— Я был уверен, они меня прикрывают!

— А они и прикрывали.

— Там?! — не выдержал Леха. — На другом конце пустыни?!

— Не на другом конце пустыни, а у стены. У прохода, где твои следы начинаются, где все охотники, которые идут за тобой, будут искать начало твоего следа. Пока ты валял дурака на плато, они одну команду завалили, не слезая со скал. В снайперку — пам, пам, пам! И спокойно сидят дальше. А теперь подумай, что было бы, если бы они сидели возле плато, как ты хочешь, посреди пустыни, где нельзя спрятаться, и их бы самих вдруг завалили? А? Кто бы тебя прикрывал то время, пока они в новых тушках добирались бы к тебе от Гнусмаса? Пушкин?

— Но немцев-то они пропустили!

— Немцев там не было… — пробурчал сатир.

— А как же они к плато вышли?!

— Да случайно, похоже… Наверно, еще в пустыне на твой след наткнулись… Вот прямо по следу сразу к плато и пошли… Ты бы лучше не критиканствовал, а спасибо сказал, что я их заставил свой след заминировать! И незаметно и эффективно. А?

Леха очень медленно втянул воздух, а потом еще медленнее выцедил его сквозь зубы, заставляя себя сдерживаться.

Эффективно! Да нагони немцы на пару дюн раньше…

— Ну все, хватит фыркать и прохлаждаться! Дело стоит. Давай на плато, и поживее! Солнце еще высоко, — сообщил сатир и отключился. Вот ведь сволочь… Но никуда не деться. По крайней мере, пока. Леха щелкнул по браслету, покосился на Изумрудные горы, на три черные точки — особенно на ту, что одиноко засела подальше в горах… Вздохнул и побрел к плато.

Время тянулось медленно и тяжело. Хотелось к Изумрудным горам, к Алисе, а вместо этого змейкой между камнями. Влево, вправо. Влево, вправо. Влево, вправо…

До ряби перед глазами, до тошноты, до отвращения.

Хорошо хоть солнце потихоньку сползало к горизонту. Хотя бы жар спал, и на том спасибо…

— Как успехи? — ожил сатир.

Леха остановился и огляделся. Ничего себе! А ведь уже больше половины плато оглядел. Да что там, половины — уже три четверти, если не больше!

— Эй?

— Процентов семьдесят есть, — сказал Леха.

Только сатир не проникся гордостью за проделанную работу.

— Слушай, рогатенький, ты что такой радостный?… — осведомился он.

Как-то подозрительно нежно… Леха на всякий случай промолчал.

— Ты схрон должен найти, а не плато обыскать! — взорвался сатир. — Понял?! Схрон! О господи, что за народ…

Сколько еще тут поколений должно смениться, чтобы работу стали оценивать не часами, а результатом?…

— Схрона пока нет, — сказал Леха.

— А ты не мог пропустить?

— Нет, — сказал Леха. Оглянулся на южный край, на лабиринт из валунов. Скорее всего, схрон там. — Я же сказал, что, скорее всего, он…

Леха осекся. Нет, вот как раз этого сатиру не говорил. Чертова жара! Совсем мозги плавятся, будто в реале…

— Что?

— Скорее всего, ближе к концу найду, — сказал Леха. — Здесь на южном краю есть несколько приметных мест, но…

— Но?… — напрягся сатир.

— Если искать урывками и не найти сразу, то потом можно и пропустить. Начинаешь путать, где уже смотрел, а где не смотрел…

— Нет, ты лучше давай и дальше змейкой, — сказал сатир. — Методично, по-военному. Молодец, и дальше так держать… Хотя нет. Половину обыскал, говоришь?

— Угу. Даже больше.

— Тогда хватит на сегодня. Не дай бог, в сумерках пропустишь. Давай дуй сюда, а остальное завтра доглядишь, на свежую голову.

— Хорошо. Только…

— Без всяких только! Дуй сюда, и быстрее! Некогда мне с тобой цацкаться, спать охота! И так весь день то на форуме висел, то на карту пялился. Голова уже кругом…

— Только крюк небольшой сделаю, — сказал Леха, разглядывая карту.

— Опять охотничий рог зовет? Да тебе пока не надо, я считал. Ты где-то до завтрашнего утра почти сытый будешь. Тогда и заправишься теплой кровушкой.

— А если утром никого рядом не будет? Нет, лучше сейчас. Как раз двое недалеко.

Сатир тяжело вздохнул, словно его подбивали разгрузить вагон-другой стальных чушек.

— Ладно… Ну где? — пробурчал он и зевнул: — С севера, что ли?

Леха поморщился. К северу от плато есть две точки, тут сатир прав. Но…

— Нет, не тех. На востоке, из Олд Волта идут.

— Из Олд Волта, говоришь?… Опять из Олд Волта… — Кажется, сонливости в его голосе стало поменьше. — А помоему, те с севера к тебе ближе, — почти вкрадчиво предложил сатир. — Севернее плато, видишь? И как раз сюда идут, к стене. Прямо по пути будет. Леха сглотнул.

Самое паршивое, что и тут сатир прав. До них ближе. И если начать упираться… Может, на завтра отложить? Но… Три черные точки в Изумрудных горах притягивали взгляд и сердце.

— Думаешь, лучше их? — с сомнением спросил Леха.

— Угу-у, — медленно и значительно протянул сатир. Уже ни капельки сонливости, одно лишь напряженное внимание. К малейшему нюансу того, как именно ему сейчас будут возражать… Черт бы его побрал! Леха старательно зевнул, погромче:

— А-а-а… Да, эти даже ближе, кажется. Но…

— Но? — спросил сатир. Четко и медленно. Уже совершенно не торопясь спать.

— Но… понимаешь, этот Гнусмас… Там…

— Что «там»?

Но Леха не спешил с ответом. Старательно мялся, словно признание в самом деле давалось с трудом.

— Не хочется мне туда, даже близко… Там… Ну, когда тебя сжигают, то потом…

Сатир хрюкнул от смеха и зашелся своим противным хихиканьем:

— Ах, так тебя сожгли? Да, салажка рогатенькая… Это ты умудрился. Долго старался, наверное…

Леха терпеливо ждал, пока сатиру надоест. Уж лучше издевки, чем подозрения.

Потихоньку начал семенить на восток. К тем двоим, что вышли из Олд Волта, — и заодно к Изумрудным горам…

— Ладно, стальное сердце с трясущимся хвостом. Иди к своему Олд Волту…

Сатир зевнул и отключился.

Перед гребнем последней дюны Леха притормозил, прислушиваясь. Как там путешественники?

Темнеет, но еще светло. А здесь кто может идти, посреди пустыни, вдвоем? Охотники какие-нибудь… Неохота пулю словить.

Леха лег на песок и подполз к самому гребню. По ту сторону дюны заливисто смеялись — оба голоса женские. Один прямо как колокольчик. А может быть, это не голос, а лишь звуковая «шкурка», как их сатир называет. Второй голос пониже, но тоже приятный, бархатистый такой.

Поскрипывание.

И еще какой-то звук. Равномерный. Похожий на…

Леха нахмурился, подполз к гребню еще ближе и осторожно выглянул.

Две женщины, обе в бархатных алых плащах. У обеих высокие замысловатые прически, в которых сверкают золото и драгоценные камни — словно кусочки заходящего солнца, только зеленоватые.

А за ними грустно топал не то ослик, не то маленький мул. С ритмичностью метронома переставляя ноги, он тащил повозку. Там ящики, свертки, какие-то брусья… Далеко высунулась вверх длинная доска, с вычурными зелеными буквами: «…as Jewelry».

Длинные уши осла покачивались в такт шагам, почти хлопая его по щекам, но ослик брел и брел за своими хозяйками, ни на что не обращая внимания…

Те тоже еще клуши. Идут не глядя по сторонам, хихикая и о чем-то увлеченно болтая, — но не на русском и даже не на английском. То ли прибалтийки, то ли финки.

У одной за спиной карабин, вторая вообще безоружная…

И вот их — убивать? Леха поморщился. Шевельнулось воспоминание, тяжелое и мерзкое, как вкус нефти, но Леха затолкал его обратно в катакомбы души, прежде чем оно вырвалось из-под контроля.

Хочется не хочется… Надо! Им это всего лишь игра, а вот здесь, в бычьей шкурке бегать… Или в птичьей… Надо.

Потому что ничто не должно вызывать подозрений у сатира. Грустно будет, если в самый последний момент все сорвется из-за такого пустяка. Если сатир сквозь дрему бросит взгляд на карту, а там эта парочка живая и невредимая и топают дальше в пустыню, а бычок, вместо охоты на них, замер в горах…

Леха перемахнул гребень и побежал вниз. Надо просто потерпеть. В последний раз. Ведь это в последний раз, правда?

Вниз под дюну, заходя на женщин чуть сзади, как торпеда на танкер, но особенно не скрываясь, даже не пытаясь бежать бесшумно.

Одна, с голосом как колокольчик, обернулась — и ее улыбка вылиняла. Она что-то крикнула, ее подружка дернулась за карабином… и первой получила рогом в живот. Вторая торговка драгоценностями задержалась в игре немногим дольше.

Потом, морщась от солоноватого вкуса крови, бьющей в морду, Леха с остервенением мотал головой, сбрасывая ее с рога, — маленькое и хрупкое тельце никак не желало слезать. Возил тело по песку, цепляя его ногой, — и там трещали кости, там что-то рвалось и ломалось, но никак не желало сдираться с рога…

Наконец женщина упала на песок, изломанная и залитая кровью. Похожая на…

Леха закрыл глаза и закусил губу, отгоняя воспоминания. А когда открыл — наткнулся на грустный взгляд ослика. Печальный и укоряющий.

Ослик поглядел на убитых хозяек, на пустыню… Еще раз поднял глаза на Леху. Презрительно фыркнул и развернулся к повозке — к сумке, притороченной на передней стенке. Сунул туда морду и зачавкал, больше не обращая ни на что внимания.

Лишь равномерное чавканье, да длинные уши меланхолично покачивались с каждым движением челюсти… Леха вздохнул, нагнулся к трупам и стал сосать кровь.

Сначала одно тело, потом другое. Слушая свое хлюпанье — и чавканье ослика над ухом. Рядом с этим простеньким игровым ботом и сам — как заводной бычок. С элементарными реакциями: догнать, убить, высосать кровь. А больше ничего нет и не было. Никогда. Все остальное — лишь кажется. Всего лишь шутка программера, присобачившего заводному бычку парочку страшных воспоминаний… А на самом деле — лишь догнать, убить, высосать кровь. Изо дня день, из года в год, отныне и во веки веков… Леха взревел и метнулся прочь. Прочь от трупов и от этого осла! К черту это все! К дьяволу!!! Быстрее к Алисе. Теперь можно — так быстрее же к ней! Уже вечер, и она давно связалась со своими друзьями. Что они смогут сделать? И — главное! — когда?… Темнота обогнала. До скальной стены еще дюны две, а уже выступили звезды. Впрочем… Леха ухмыльнулся. Наверно, улыбка получилась довольная и до ужаса глупая — но ничего не мог с собой поделать. Перед дюнами, перед черным небом с блестками звезд — мягко светящаяся зеленым полупрозрачная карта, а на ней… Три черных точки в Изумрудных горах уже не вместе. Одна быстро скользит сюда… Это значит, что у нее все получилось. Вышла в сеть. И, кажется, — тьфу-тьфу-тьфу! — есть чем порадовать. То-то так сюда несется. Уже должно быть видно, наверно.

Леха щелкнул по браслету, гася карту. Вот только дурацкую улыбку, раздиравшую морду от уха до уха, так легко не погасишь. А впрочем, теперь можно. Задрал морду в небо. Ну где ты, Алиска? Мигнула одна звезда, другая. Потом сразу несколько звезд пропали — и на темном небе стал различим птичий силуэт, еще темнее, чем небо.

Пошел вниз, плюхнулся на песок, пробежал, гася скорость. Прилетела, красавица! Леха двинулся навстречу… И встал.

Движения у тени — резкие, угловатые. Совсем не те, что у Лиски. Улыбка погасла сама собой.

— А, это ты… — раздался из темноты хрипловатый голос. Леха невольно попятился. Черт бы ее побрал, эту черную гарпию. В тот раз Алиса вовремя появилась, а вот теперь… — Опять ты… — сказала гарпия, приближаясь, и тяжело вздохнула.

Ох, все же придется отведать, как это — бритвенными концами крыльев по роже.

Леха чуть отставил ногу в сторону, оставляя корпус неподвижным. Зачин финта. Ну давай, только замахнись крылышком, стерва черная…

Но гарпия остановилась. Быстро глянула назад, словно боялась, что за ними подглядывают. Снова посмотрела на Леху.

— Ты это… — сказала она. — В тот раз… Ну, неправа я была. Мир?

Леха нахмурился.

Это что? Зубы заговаривает?

— Кто же знал, что ты ее так успокоишь хорошо.

— Успокоишь?… — переспросил Леха.

— Ну да. Сидит целый день в позе лотоса, и только кончики крылышек чуть шевелятся. И лицо — как гипсовая маска. Будто ее тут вообще нет… — Гарпия вздохнула: — Мне бы так…

Ч-черт…

Сердце сделало два быстрых удара — и словно провалилось куда-то.

— Целый день? — переспросил Леха.

— Ну да… — сказала гарпия и тоже нахмурилась: — Что-то не так?

Доброжелательность была нечастым гостем в ее тоне. Мигом улетучилась.

— Я пойду к ней, — сказал Леха.

— Ну пойдем покажу, где она.

— Да я са…

Леха прикусил язык. Опустил переднюю ногу, потянувшуюся щелкнуть по браслету.

Черт его знает, кто на кого здесь батрачит и у кого в голове какие тараканы. Не нужно про карту говорить. Даже намекать и просто давать повод догадаться — не нужно. Меньше знаешь, крепче спишь.

Тень шевельнулась, в лицо ударил воздух, и гарпия взмыла вверх и ушла влево. Заложила разворот над Лехой и понеслась обратно к стене.

Леха засеменил за ней.

Сердце билось резко и неровно. Алиска, Алиска… Через час, значит? Иначе — согласна жевать коврик из-под мышки, которая была у дедушки?… Эх, Лиска, Лиска…

Из-за гребня дюны показалась скальная стена, и черная гарпия опять плюхнулась на землю. Махнула крылом:

— Вон там. Ну, иди… Не буду вам мешать…

Алиса и правда замерла, как статуэтка Будды в каком-нибудь тибетском храме.

Вот только лицо… Вовсе не гипсовая маска. Надо быть толстокожим, как слон, чтобы не заметить, что это не безразличие, а едва скрываемое отчаяние!

Леха невольно сбавил шаг, пошел медленно и бесшумно.

Наконец-то решился:

— Лис… Она вздрогнула и чуть не свалилась с валуна, на котором сидела. Глаза открылись широко-широко. Тут же улыбнулась — но все-таки был момент, когда на ее лице был почти страх.

Леха сглотнул. На миг почувствовал себя палачом.

— Привет, Лис…

— Лешка…

Она замолчала, будто не знала, что говорить. Наконец, улыбнулась — но так, что выть хотелось от этой улыбки.

— Понимаешь, тут защита… Я думала, она так, для галочки, но… Такое ощущение, что ее всерьез делали, чтобы модераторы игры не шалили…

Леха вздохнул.

Да кому они нужны, слова… Она может уже ничего не говорить. И так все ясно.

— Но я еще не все перепробовала, — заговорила Алиса бодрее. — Настраивали защиту с умом, но система сложная, наверняка что-то пропустили. Или с ошибочкой сделали… Надо только найти. Должна быть какая-то забытая бэкдорина. Они всегда есть, если программка больше, чем на старую дискету…

Алиса опять попыталась улыбнуться, но в глазах у нее были почти слезы.

И не только у нее…

Ну-ка, подобрали нюни! Леха улыбнулся, изо всех сил стараясь, чтобы улыбка не вышла вымученной.

— Ну, никто и не говорил, что будет легко. Быстро только мурки котятся…

Все-таки улыбка вышла так себе — Алиса кусала губы, и в глазах у нее заблестели слезы.

— Леш, еще не все потеряно… В крайнем случае, если уж так и не найду способа пролезть через защиту, все равно еще остается форум. До него-то я добралась. Может быть, в игре из наших никого уже нет — но на форумы-то они должны заглядывать?…

Леха кивнул, с трудом удерживаясь, чтобы не отвести взгляд от почти умоляющих глаз Алисы.

— Там форумов очень много, но… Но ведь могут заметить — если ищут?…

Леха кивнул. Уже не находя сил глядеть ей в глаза. Старательно разглядывал свои копыта.

— Ладно, Лис, пойду я…

— Уже? Так быстро?

— Да весь день бегал, голова как чужая…

— Ладно, иди… — Алиса вздохнула. И все же еще раз попыталась улыбнуться, на прощание: — Легкой смерти, Леш.

— Легкой смерти, — кивнул Леха.

Развернулся и побрел вдоль стены на север. Где-то там должен быть проход…

Даже не помнил, как добежал до Кремневой долины. На полном автопилоте. Ничего не хотелось. Ни-че-го.

Добрел до укромной площадки между двумя большими валунами, плюхнулся на плоский камень. Подобрал под себя ноги, сжался в комок…

Иногда так хочется, чтобы все вокруг оказалось сном…

А лучше — заснуть внутри этого сна и вообще никогда не просыпаться…

Разом навалилась вся тяжесть этого бесконечного дня, тянущегося с прошлой ночи, никак не кончаясь. От Пупса с его шестерками — к нефтяной вышке, к Гнусмасу и охранникам. Через объявления и то, что устроила Тхели, — к немцам и каперам. И бесконечные поиски на плато, погоня, перегоревшие надежды… Все это навалилось, утаскивая в сон. Мутный и душный, но хоть какое-то облегчение и забытье…

В бок ткнули.

Леха зашипел, не открывая глаз. Только же закрыл… Отвалите от меня все, ничего не хочу!

Не тут-то было. В бок ткнули еще раз, сильнее. И наконец просто пнули.

Спать хотелось ужасно, но пинок — это уж чересчур. Особенно под броневой нарост, куда программеры пришили бычьей аватаре комок нервов…

— Какого дьявола! — прошипел Леха и вскочил.

— О! — восхитился сатир. — Еще и огрызается, рогатое! Только посмотрите на него!

Черт бы его побрал! И чего его принесло, этого паразита…

— Давай вставай, парнокопытное. Давай… Хватит дрыхнуть без задних ног… Вставай…

Потрепаться захотелось, что ли? Нашел время, чтоб его! Перетопчется.

Леха повалился обратно на камень, закрыл глаза, но сатир тут же ткнул в бок обеими ручонками.

— Ну что тебе? — сказал Леха, моргая. — Дай поспать. Отвяжись…

— Ну ты наха-ал, паря!

Сатир покачал головой, отказываясь верить своим глазам. Даже прицокнул от возмущения. Упер руки в бока и сварливо заблеял:

— Значит, как позавтракать теплой немецкой кровушкой на халявку, так это мы завсегда, побольше и можно без хлеба. А как оттанцовывать угощение, так сразу дохлым бараном прикидываться, да?

— Слушай, я только лег…

— Ну ты суро-ок, — сказал сатир и махнул рукой на небо. Ковш Большой Медведицы успел сделать почти треть оборота. — Восемь часов уже дрыхнешь! А каперы тебя все охраняют!

— Охраняют?… — тупо пробормотал Леха.

Сон был тяжелый, и все вокруг — словно разбитая и перемешанная мозаика. Звезды, сатир, камни под ногами… Тевтоны, череп и молнии на эмблеме каперов, развороченный джип… Хрипловатый голос черной гарпии — и слезы в глазах Алисы…

— Да, представь себе, охраняют! Всю ночь с той стороны скалы сидят, в пустыню пялятся. Или ты думаешь, немцы отступятся? После того как они на форуме, на глазах у всех, сами же вызвали других на турнир, кто больше раз тебя замочит, а сами пока не то что ни разу тебя не прибили, так еще и два раза теплой кровушкой напоили? Своей же…

Леха мотнул головой, чтобы в голове прояснилось.

Кажется, была какая-то мысль, когда засыпал. И вот сейчас мелькнула — и пропала. Даже не мысль, а воспоминание о мысли. Что-то важное было. Эх, вспомнить бы…

— Давай, продирай глаза и вперед!

— Так темно же еще…

— Пока добежишь, как раз рассветет. Сколько каперы могут тебя охранять? Возьмут да и свалят отсюда отсыпаться! И опять один останешься. Они уже сутки тут безвылазно сидят! Или, думаешь, они железные?

Леха вздохнул — ну а что тут скажешь?

— Вот-вот. Так что вперед — и с песней! Они и так уже на гуманизме к тебе лишились штуки полторы баксов. Да еще и с немцами поцапались. А это еще никому просто так с рук не сходило… Так что ты им теперь должен оттанцевать так, что…

Сатир покачал головой. Видно, даже на его бескостный язык сразу не приходили слова, способные описать нужную степень признательности.

И вдруг нахмурился, разглядывая Леху.

— Ну чего стоим, кого ждем?

Леха тоже разглядывал сатира.

Отупение после жесткого пробуждения отступило, и…

Все-таки сон хорошо прочищает мозги. Раскладывает все по полочкам. И сразу видно, где чего не хватает.

Каперы за дело серьезно взялись, и их понять можно — пятьдесят штук на улице не валяются. А вот сатир? Он-то что с этого собирается получить? Он ведь иначе жизни не представляет, кроме как баш на баш.

За понижение уровня боли старается?

Да нет вроде. Это Клык за понижение боли наседкой подрабатывает, и что-то сатир без всякого уважения о нем… Но тогда — что?

Если размышлять логично, то если он старается не за отключение боли, то…

Леха сглотнул. Неужели…

Но как?!

— Эй! — Сатир пощелкал пальцами перед Лехиной мордой. — Чего это у тебя рожа такая задумчивая стала? Приснилось чего?

— Каперы понятно, за что не спят. А ты за что суетишься?

У сатира взлетели брови.

Он уставился на Леху, хлопая глазами, словно первый раз увидел. И вдруг довольно осклабился:

— Ха… А ты, гляжу, не такой бычок-однолетка, каким прикидываешься… — Сатир погрозил Лехе пальцем: — Значит, нашел вчера схрон все-таки?

Та-ак… Все-таки есть за что поторговаться?

— Когда нашел-то? Сразу? И весь день мне голову морочил?

Леха неопределенно мотнул мордой: как хочешь, так и понимай.

— Нашел, значит, и ни гу-гу? Поторговаться решил… — Сатир помолчал, разглядывая Леху. Опять хмыкнул: — Уважаю… Значит, начистоту хочешь?

Леха молчал.

Похоже, это лучший способ в разговоре с сатиром. Как в игре с гроссмейстером: единственный путь не дать игре закончиться через два десятка ходов — это иногда просить форы и переворачивать шахматную доску. Так и с сатиром — лучше многозначительно молчать. Пусть-ка сам с собой поиграет. Может, и перехитрит самого себя?

— Ну, давай начистоту… — сказал сатир. — Просто отключение боли тебя, как я понимаю, не устраивает?

— Как и тебя.

— Верно сечешь, рогатенький… — Сатир вздохнул. — Эти суки на модерах-то экономят, что уж про нас говорить… У тебя сколько? А, ладно, не важно. Меньше чем на год сюда не берут, а больше года здесь… То есть здесь-то что, можно вот боль отключить и нормально переканаться. А там — где твоя реальная тушка лежит? Сутками без движения, на внутривенном питании, с электродами в мозгу. И еще хорошо, если хотя бы раз в неделю ее тряпочкой с жидким мылом отирают… Тут и здоровяк недолго протянет, а если какие-то болячки были… — Сатир невесело усмехнулся.

Леха поежился.

— Ладно, не трясись. Мы-то с тобой отсюда слиняем через три дня. Давай показывай, где схрон, — сатир кивнул на Лехин браслет, — и…

— Как именно слиняем?

— Да не трясись ты, рогатое… Повезло тебе. Так уж сложилось, что подставлять тебя никому резона нет, и так все нормально складывается…

— Как именно? — терпеливо повторил Леха. Сатир пожал плечами, вскарабкался на валун и сел.

— Как, как… Пару раз в месяц медосмотры проводят. Ну, чтобы выловить тех, кто намылился стать жмуриком в ближайшие дни. Чтобы проблем с отчетностью не возникало, таких полужмуриков вытаскивают из игры, быстро заделывают черепушку титановой заплаткой, шов заращивают, и пинком под зад в тот же день. Типа, досрочник. За примерное поведение. Пусть на свободе дохнет, через недельку-другую. Там его смерть никому отчетности не портит… Загнанных монстров пристреливают, рогатый. Вот так.

— А нам-то это как поможет? Мы же еще здоровые вроде…

— Вот и я про то же. Им, выписываемым, уже все равно. Что неделя здесь, что две недели на свободе. Конец один и близко. А нам с тобой — еще нет, верно?

Леха неопределенно мотнул мордой.

— В зал с тушками тебя без всяких бумаг привозят. Ни имени, ни статьи, ничего — голый учетный номер.

— Зачем?

— Ну, типа, защита твоих прав, все такое: чтобы родственники пострадавших мстить не пытались. Но тебе-то уже все равно, ты своего помдепа уже получил, ага?…

Леха вздохнул.

— Ладно, это уже не важно. Схрон ты нашел, а значит, нам тут два дня осталось. Потому что у твоей тушки там, в реале, только четыре циферки, и все. Сечешь? Приходят медики, делают осмотр. Выбирают самых доходяг, которые помрут до следующего осмотра, и отсылают отчет. Приезжает бригада хирургов…

— Сразу? — нахмурился Леха.

— Сечешь… — довольно покивал сатир. — В том-то весь и цимус, что не сразу. Выбывающих надо кем-то заменить. Так что хирурги приезжают через неделю после осмотра, вместе с очередной партией новичков. Новичкам спиливают макушки и заряжают сюда, а доходяг вытаскивают из игры, залатывают черепушки платиновыми скобами, пришивают скальпы… Главное, что хирурги доходяг выбирают по голым номерам. Им глубоко по фигу, кому череп залатывать. Залезают в систему, глядят файл, который им оставили медики, делавшие осмотр… Сатир замолчал, выжидающе глядя на Леху.

— А за время между осмотром и приездом хирургов в этой базе данных может произойти маленький сбой… — в тон сатиру предположил Леха.

— Поспеваешь, — кивнул сатир.

Так… Осталось — два дня. Между осмотром и приездом хирургов — неделя…

— Последний осмотр был пять дней назад? — уточнил Леха.

— Ага. А через два дня приедет бригада.

— А… — Леха запнулся, но потом все же решился: — И сколько человек будут выпускать на этот раз?

— Двоих.

Леха опустил голову. Двоих… Сатир хлопнул Леху по плечу.

— Как раз, — бодро сказал он. — Тебе и мне. Хватит. Если… — если! — сатир многозначительно поднял палец, — в базе случится маленький сбой! Но только этот сбой надо еще заслужить. Так что… — Сатир ухмыльнулся, потирая щеку. — Это хорошо, что мы с тобой схрон так шустро нашли.

Наши каперы, конечно, не самая последняя команда тут, но… Если бы мы схрон так и не нашли и дело дошло бы до гонки, да на равных со всеми… Слабо каперам, — помотал он головой.

— Слабо… Я бы тогда уж на тевтонов ставил… Всего два места. И одно из них уйдет сатиру…

— Ну так где схрон? — спросил сатир.

— Да найду я твой схрон… — дернул мордой Леха.

— Что значит «найду»?!!

— Да то и значит, найду! Куда он денется…

— Ты же… — начал сатир, но задохнулся от переполнивших его эмоций.

А может, сообразил.

Никто и не говорил, что схрон уже найден. Лишь неопределенно мотали мордой. А уж кто как понял, так это его личные проблемы.

— Ах ты, зар-раза хвостатая! — Сатир не столько разозлился, сколько ему стало досадно. Явно не ожидал такого финта от бычка. — Шутки шутить еще мне тут будет… Учишь его тут, учишь уму-разуму… На свою голову! Он же тебе еще и на шею сядет! На нервах играет, как на балалайке! Во народ сволочной… А ну пошел на плато, гаденыш рогатый! И пока схрон не найдешь, чтоб я тебя тут не видел!

Пустыня, уже привычная, словно всю жизнь в ней прожил.

Темные волны дюн на начинающем светлеть небе, ветерок, поземка из песка и пыли. И даже четыре ноги уже не проблема. Больше не нужно сосредотачиваться на них, чтобы не запутаться и не рухнуть. Сами собой переставляются, без всяких усилий, ловко и точно.