Шибуми

Хел помолчал минутку.

— Вы очень проницательны, Морис.

— C’est mon metier<Это моя профессия (франц.)>.

— Знаю. Да, во всем этом деле и правда чего-то не хватает, а чего-то даже чересчур много. В этом деле нет логики, все оно какое-то сумбурное, нечистое. Я прекрасно сознаю, что, возвращаясь к своей профессии, уже после того как я отошел от нее, я бросаю вызов закону кармы, закону воздаяния и возмездия. Думаю, это дело в конце концов уничтожит меня. Не та конкретная задача, которая мне сейчас предстоит. Полагаю, мне не потребуется чрезмерных усилий, чтобы освободить этих сентябристов от тяжкого бремени их собственного существования. Все это будет ничуть не сложнее и не опаснее, чем бывало прежде. Но вот после того, как я это сделаю, ситуация, по всей вероятности, станет довольно-таки липкой и грязной. Вне всякого сомнения, будет предпринята попытка наказать меня. Я могу принять это наказание как должное, но могу и воспротивиться. В том случае, если я не приму его, мне придется вновь заняться моей прежней деятельностью. Я чувствую некоторую... — он пожал плечами, — ...некоторую душевную усталость. Не то чтобы это было смирение и полная покорность судьбе, нет, я бы, скорее, назвал это опасным безразличием. Возможно, если поступки, оскорбляющие мое достоинство, станут накапливаться, у меня не будет особенных причин цепляться за жизнь.

Де Ландэ кивнул. Это было именно то, что он почувствовал в Хеле.

— Понимаю. Позволь мне предложить тебе кое-что, мой старый и добрый друг. Ты говоришь, что правительства все еще оказывают мне честь, горя желанием увидеть меня мертвым. Они бы многое дали за то, чтобы узнать, кто я и где меня искать. Если тебе придется туго, ты можешь, с моего разрешения, пожертвовать этой информацией.

— Морис!

— Нет, нет! Это вовсе не внезапный приступ донкихотства, не отчаянный прилив мужества. Я слишком стар для того, чтобы заразиться этой детской болезнью. Это будет наша последняя шутка, последняя, которую мы сыграем с ними. Понимаешь, ты заключишь с ними сделку, но ларчик-то окажется пуст! К тому времени, когда они прибудут сюда, меня уже здесь не будет.

— Благодарю тебя, но я не могу этого сделать. Не из-за тебя, а из-за себя самого. — Хел поднялся. — Ну что ж, мне надо немного поспать. Следующие двадцать четыре часа будут для меня напряженными. Потребуется, в основном, работа ума, изворотливость и сильная физическая нагрузка — так что ни отдохнуть, ни освежиться. Я уйду незадолго до рассвета.

— Прекрасно. Что касается меня, думаю, я просижу еще несколько часов, вспоминая о наслаждениях этой грешной жизни.

— Ну что ж. До свидания, мой старый друг.

— Нет, не до свидания, Николай.

— Это так скоро?

Де Ландэ кивнул.

Хел наклонился и поцеловал его в обе щеки.

— Прощай, Морис.

— Прощай, Николай.

Хел был уже у двери, когда голос друга заставил его остановиться.

— Николай, не мог бы ты сделать мне маленькое одолжение?

— Все, что угодно.

— Эстель была очень добра ко мне все эти годы. Ты знаешь, что ее зовут Эстель?

— Нет, я не знал этого.

— Так вот, мне хотелось бы сделать для нее что-нибудь особенное — вроде прощального подарка. Не мог бы ты заглянуть к ней? Ее комната вторая от лестницы. А после скажи ей, что это был подарок от меня.

Хел кивнул:

— Это будет удовольствием для меня, Морис.

Де Ландэ смотрел на угасающий огонь.

— Будем надеяться, для нее тоже, — пробормотал он.

* * *

Хел так рассчитал свое время, чтобы прибыть в аэропорт Биаррица в последнюю минуту и как можно меньше быть на виду. Он всегда не любил Биарриц — баскский только по своему географическому местоположению; немцы, англичане и весь этот интернациональный сброд испакостили его, превратив в нечто вроде Брайтона на побережье Бискайского залива.

Он не пробыл еще и пяти минут в зале ожидания, как уловил своим внутренним чувством направленное на него напряженное наблюдение; он ожидал этого, зная, что его будут искать во всех аэропортах. Облокотившись о стойку бара и потягивая ананасовый сок, Хел быстро взглянул на толпу. Он тут же выхватил из нее взглядом молодого офицера Французской службы специального назначения, переодетого в штатское. Оторвавшись от стойки, Хел не спеша направился прямо к нему, чувствуя, как растет напряжение и замешательство молодого человека в темных солнечных очках по мере его приближения.

— Простите, месье, — произнес Хел по-французски с сильным немецким акцентом. — Я только что приехал и не знаю, как мне отсюда попасть в Лурд. Вы не подскажете мне, какой будет ближайший рейс?

Молодой агент неуверенно всматривался в лицо Хела. В общих чертах внешность этого человека отвечала имевшемуся у него описанию, за исключением глаз, которые были темно-карими, (Хел поставил коричневые некорректирующие контактные линзы.) Однако в описании ничего не было сказано о том, что Хел немец. Кроме того, он, по всей видимости, выезжал из страны, а не въезжал в нее. Агент отослал Хела в справочное бюро.

Отходя, Хел чувствовал на себе взгляд агента, но сосредоточенность того была теперь приглушена смущением и растерянностью. Он, конечно, сообщит о своих подозрениях, однако без особой уверенности. А центральные службы в эти же минуты получат донесения о появлении Хела в полудюжине различных городов. Ле Каго позаботится об этом.

Хел шел через зал ожидания, как вдруг светловолосый мальчик с разбегу налетел на него. Он наклонился и подхватил ребенка, чтобы тот не упал.

— Родни! О, простите, месье!

Симпатичная женщина лет тридцати выросла как из-под земли, извиняясь перед Хелом и тут же обращаясь к мальчику и выговаривая ему за непослушание. Это была англичанка, одетая в легкое летнее платье, призванное открыватьвзору не только ее загар, но и те участки ее тела, куда солнечным лучам не удалось проникнуть. На ужасающем французском языке, который является следствием из предпосылки каждого истинного британца, что единственно достойный и предназначенный для сообщения чего-либо важного язык — это английский, молодая женщина, умудрилась за считанные секунды объяснить Хелу, что мальчик — ее племянник, что она возвращается с ним после недолгого отпуска, проведенного за границей, что у нее билет на самолет, вылетающий в Англию следующим рейсом, что сама она не замужем и что ее зовут Элисон Браун (B-r-o-w-n-e с немым “е” на конце).

— Меня зовут Николай Хелм.

— Очень приятно познакомиться с вами, мистер Хел.

Так и есть. Она не услышала “м”, так как заранее была настроена на другое. Все ясно: эта женщина — британский агент, подстраховывающий действия французских служб.

Хел выразил надежду, что их места в самолете окажутся рядом; она улыбнулась ему своей обольстительной улыбкой и сказала, что с удовольствием поговорила бы об этом с агентом по продаже авиабилетов. Он предложил купить по стакану фруктового сока ей и маленькому Родни, и она согласилась, не забыв упомянуть при этом, что обычно не принимает таких предложений от незнакомых мужчин, но на этот раз сделает исключение. Они ведь, в конце концов, буквально налетели друг на друга. И при этом последовал смешок.

Воспользовавшись тем, что женщина занялась мальчиком, старательно подтыкая ему свой носовой платочек под воротничок, испачканный соком, и наклонившись при этом так, чтобы продемонстрировать полное отсутствие лифчика под платьем, Хел извинился, сказав, что отойдет на несколько минут.

В киоске, где продавались разные мелочи, он купил дешевенький сувенир на память о Биаррице, коробочку для него, ножницы и оберточную бумагу — лист тонкой белой бумаги, покрытой красивым тиснением, и еще один — из дорогой металлической фольги. Со всем этим он прошел в комнату для мужчин, быстро завернул подарок, затем, вернувшись в бар, вручил его Родни, который капризничал, хныкая и вырываясь из рук мисс Браун.

— Так, маленький пустячок на память о Биаррице. Надеюсь, вы ничего не имеете против?

— О, я ни за что его не взяла бы. Ну разве что для ребенка. Уже два раза объявляли о посадке на наш рейс. Не пора ли нам поторопиться?

Хел успокоил ее, сказав, что эти французы, с их идиотской тягой к порядку, вечно начинают передавать свои объявления бог знает за сколько времени до вылета, так что спешить им абсолютно некуда. Он перевел разговор на другое, заговорив о том, где бы они могли встретиться в Лондоне. Может быть, они пообедают вместе, иди еще что-нибудь в этом роде?

Они прошли к выходу на посадку в последний момент, Хел — впереди, мисс Браун и маленький Родни — за ним. Маленький рюкзачок Хела прошел через просвечивание без всяких осложнений. Быстрым шагом направляясь к самолету, уже готовому к взлету, он услышал за собой протестующие крики англичанки и требовательные, сердитые голоса чиновников службы безопасности. Когда самолет оторвался от земли, Хел не имел удовольствия насладиться обществом очаровательной мисс Браун и маленького Родни.

АЭРОПОРТ “ХИТРОУ”

Пассажиры, проходя через таможню, в соответствии со своим гражданским статусом становились каждый в свою очередь: “Граждане Великобритании”, “Граждане Британского Содружества”, “Граждане стран Общего Рынка” и “Другие”. Поскольку Хел путешествовал со своим костариканским паспортом, ему, без сомнения, следовало бы присоединиться к “Другим”, Однако Николаю так и не удалось встать в указанную очередь, так как, не успел он еще сделать и шагу в означенном направлении, как к нему подошли два улыбающихся молодых человека в слишком модных, пожалуй, костюмах с Карнаби-стрит, под которыми, топорща дорогую ткань, так и выпирали их могучие, натренированные мускулы; оба с мясистыми, ничего не выражающими лицами, с усами и в черных очках. Как и обычно при встречах с подобными ультрасовременными молодыми людьми, Хел мысленно сбрил с них усы и коротко остриг, чтобы понять, с кем он в действительности имеет дело.

— Вам придется пройти с нами, мистер Хел, — сказал один из них, в то время как другой предупредительно взял у него рюкзачок. Придвинувшись к нему вплотную с обеих сторон, они повели его к двери без ручки, находившейся в самом конце зала.

Два осторожных стука — и дверь перед ними открылась; офицер, стоявший за нею, отступил в сторону, пропуская их внутрь. Они молча дошли до конца длинного, без окон, коридора, стены которого были выкрашены в типичный для любого учреждения унылый зеленый цвет, и снова постучали. Дверь открыл молодой человек, явно из той же породы людей, что и охранники; изнутри донесся знакомый голос:

— Входите же, Николай. У нас как раз остается немного времени, чтобы выпить чего-нибудь и поболтать, прежде Чем вы улетите обратно во Францию. Оставьте багаж здесь. А вы трое можете подождать за дверью.

Хел придвинул к себе стул, стоявший у низенького кофейного столика, жестом отказавшись от предложенной рюмки.

— А я-то думал, вас окончательно разжаловали, Фред.

Сэр Уилфред Пайлз плеснул себе в бренди содовой.

— Примерно то же самое я думал и о вас. Но вот мы здесь, два славных матерых волка, пираты прежних времен, сидим друг против друга, совсем как в старые добрые дни. Вы правда ничего не хотите выпить? Нет? Ну что ж, думаю, где-нибудь на нашем шарике солнце уже зашло за нок-рею, так что — будьте здоровы!

— Как себя чувствует ваша жена?

— Лучше, чем когда бы то ни было.

— Передавайте ей привет от меня, когда в следующий раз ее увидите.

— Надеюсь, это случится не слишком скоро. Она умерла в прошлом году.

— Весьма прискорбно об этом слышать.

— Ничего, не расстраивайтесь. Ну как, этого достаточно для вступления?

— Думаю, да.

— Ладно. Так вот, они вытащили меня из нафталина, чтобы я разобрался с вами, когда получили сообщение от своих нефтяных хозяев о том, что вы, по всей вероятности, уже направляетесь сюда. Наверное, они решили, что я лучше, чем кто-либо другой, сумею с вами справиться, учитывая, сколько раз мы с вами уже играли в эту игру. Мне дали указания перехватить вас здесь, выведать все, что только возможно, о том, зачем вы прибыли на наш туманный остров, после чего проследить, чтобы вы спокойно отбыли обратно, туда же, откуда приехали.

— Они думали, что все это пройдет просто и гладко, не так ли?

Сэр Уилфред покачал в воздухе рюмкой.

— Сам знаешь, какая теперь пошла молодежь. Все как по-писаному, и никаких осложнений.

— А что ты думаешь по этому поводу, Фред?

— О, я полагаю, что трудностей будет предостаточно. Я уверен, что ты привез с собой целую кучу всяких пакостей, которые ты добыл у своего друга Гнома. Не сомневаюсь, что фотокопии всего этого у тебя в багаже.

— Прямо в точку. Не хочешь ли взглянуть?

— С удовольствием, если ты ничего не имеешь против, — сказал сэр Уилфред, расстегивая на рюкзаке молнию и вынимая оттуда кожаную папку.

— Думаю, в твоем багаже больше нет ничего, о чем мне следовало бы знать? Наркотики? Революционная литература? Порнография?

Хел улыбнулся.

— Нет? Так я и думал.

Открыв папку, Пайлз начал бегло, лист за листом, просматривать информацию, быстро водя глазами по строчкам; брови его то и дело поднимались, а матово-бледные веки вздрагивали всякий раз, как он натыкался на очередное не слишком приятное известие.

— Да, кстати, — поинтересовался он, не отрываясь от страницы, — что, скажи на милость, ты сделал с несчастной мисс Браун?

— Мисс Браун? Не думаю, чтобы я был знаком с…

— Ах, оставь! Какая тут может быть скромность, — мы ведь старые враги! Мы получили сообщение, что в данный момент она сидит во Франции, ее задержали, а эти славные джентльмены — любители лягушек — в который уже раз перетряхивают ее багаж. Полученный нами доклад можно назвать весьма обстоятельным — он содержит массу любопытных подробностей, вплоть до того, что малыш, служивший ей прикрытием, вскоре после задержания наделал в штанишки, а консульство отказывается оплачивать расходы на новый костюмчик.

Хел не мог удержаться от смеха.

— Ну же! Между нами. Что же ты такое с ней сделал?

— Видишь ли, она полезла напролом, пустив в ход весь арсенал своих женских уловок, так что мне пришлось обезвредить ее. Ты не тренируешь их так, как бывало раньше. Глупышка получила подарок.

— Что за подарок?

— О, всего лишь дешевенький сувенир из Биаррица. Он завернут в тонкую тисненую бумагу. Но все дело в том, что я вырезал из металлической фольги контур револьвера и сунул его между двумя слоями обертки.

Сэр Уилфред громко расхохотался.

— Так, значит, каждый раз, когда этот пакетик проходит через просвечивание, на экране появляются очертания револьвера, а бедняги полицейские ничего не могут найти! Потрясающе! По-моему, за это надо выпить.

Он налил себе еще полрюмки, затем снова принялся просматривать содержимое папки, время от времени прерывая это занятие отрывистыми восклицаниями:

— Неужели? Вот уж никогда бы не подумал, что он на такое способен!

— Н-да... мы уже знаем об этом. И все же не хотелось бы, чтобы об этом начали трепать языками.

— О, боже! Ну и пакость! И как ему только удалось до этого докопаться?

Закончив чтение, сэр Уилфред аккуратно сложил все листки и подровнял края стопки, затем убрал их обратно в папку.

— Здесь нет ни одного факта, который заставил бы нас дергаться.

— Я знаю, Фред. Но они будут звучать все вместе? По одному сообщению каждый день в немецких газетах?

— Хм-м-м. Пожалуй. Это станет катастрофой; доверие к правительству будет подорвано в корне, особенно учитывая приближающиеся выборы. И, надо думать, вся эта информация заложена в устройство “отпущенной кнопки”?

— Естественно.

— Тем хуже.

Держать информацию в устройстве “отпущенной кнопки” означало, что она поступит в распоряжение прессы немедленно, если только определенное послание не будет получено соответствующим человеком к полудню назначенного дня. Хел привез с собой список с тринадцатью адресами, по которым он каждое утро должен был отправлять телеграммы. Двенадцать из них были фальшивыми; тринадцатый был адресом компаньона Мориса де Ландэ, который, получив телеграмму, должен был позвонить другому посреднику, а тот уже, в свою очередь, позвонит самому де Ландэ. Код, посредством которого Хел и де Ландэ передавали друг другу сообщения, был очень прост; в основе его лежало туманное и загадочное стихотворение Барро, но мальчикам из разведки понадобилось бы гораздо более двадцати четырех часов, для того чтобы определить ту единственную букву в том единственном слове послания, которая служила сигналом к действию или бездействию. Термин “отпущенная кнопка” пошел от таких, появившихся во время войны жутких явлений, как человек-торпеда или самолет с летчиком-смертником, когда весь механизм действия устройства основан на том, что оно не работает, пока человек давит на кнопку. Но любая попытка борьбы с этим человеком или уничтожения его неминуемо приводит к тому, что он отпускает кнопку и устройство срабатывает. С минуту сэр Уилфред обдумывал положение.

— Действительно, ваша информация может сильно повредить нам. Однако у нас имеется строжайший приказ Компании охранять этих паразитов из “Черного Сентября”, а мы ведь не больше, чем любая другая промышленно развитая страна, испытываем желание навлечь на свои головы гнев Компании. Похоже на то, что нам придется выбирать между Сциллой и Харибдой.

— Да, похоже на то.

Сэр Уилфред оттопырил нижнюю губу и прищурился, задумчиво и словно бы оценивающе разглядывая Хела.

— Вы поступаете весьма неосторожно, Николай, и подставляете себя под удар, так вот прямо и открыто отдавая себя в наши руки. Должно быть, вам заплатили уйму денег, раз вы бросили ваше тихое, спокойное существование.

— По правде говоря, я делаю это бесплатно.

— Хм-м-м, — это, само собой, было моим вторым предположением.

Он глубоко вздохнул.

— Чувства — наши убийцы, Николай. Но вы, разумеется, и сами это знаете. Ладно, значит, вот что я скажу вам. Я передам ваши требования вместе с материалами моим хозяевам. Посмотрим, что они скажут. На это время, думаю, мне придется спрятать вас в каком-нибудь укромном местечке. Что вы скажете насчет того, чтобы денек-другой провести за городом? Сейчас я только позвоню в пару мест, чтобы этим парням из правительства было над чем поломать себе головы, а потом увезу вас отсюда на моей таратайке.

МИДЛБАМЛИ

Колеса чистенького, новенького, как игрушка, “роллс-ройса-1931” сэра Уилфреда захрустели по гравию длинной подъездной аллеи, и машина остановилась, подъехав к воротам, за которыми виднелся дом, весь точно составленный из отдельных, никак не связанных друг с другом частей. Главное его очарование состояло именно в этой беспорядочности и хаотическом смешении стилей, — казалось, будто архитектор возводил здание без всякого плана, поддаваясь лишь минутному порыву вдохновения или полету фантазии.

Навстречу им через лужайку уже шла сухощавая, жилистая женщина неопределенного возраста и с ней две девушки лет двадцати пяти.

— Думаю, вы не будете скучать здесь, Николай, — заметил сэр Уилфред. — Хозяин, правда, изрядный осел, но он вряд ли тут появится. У жены его с головой малость не в порядке, зато дочери чрезвычайно милы и услужливы. Последнее качество принесло им уже, по правде говоря, некоторую известность. Как вам нравится дом?

— Учитывая вашу чисто британскую склонность к бахвальству наоборот — к примеру то, что вы называете ваш “роллс” таратайкой, — я бы не удивился, если бы вы описали мне его как пастушескую хижину.

— Добрый день, леди Джессика! — обратился сэр Уилфред к старшей из женщин; на ней было легкое летнее платье, все в рюшечках и оборочках, какого-то неопределенного цвета, который сама она называла “пепел роз”. — Вот гость, о котором я предупреждал вас по телефону. Николай Хел.

Она вложила свою влажную ладонь в его руку.

— Мне очень приятно принимать вас у себя. То есть, я хотела сказать, познакомиться с вами. Это моя дочь, Бродерик.

Хел пожал руку невероятно худой девушке; глаза ее казались огромными на истощенном, почти прозрачном лице.

— Я знаю, это довольно необычное имя для девушки, — продолжала леди Джессика, — но мой муж очень хотел мальчика — я имею в виду, он хотел мальчика в том смысле, чтобы у него появился сын, только в смысле отцовства, и ни в каком другом, — о, боже милосердный, что вы могли бы о нем подумать? Но вместо этого у него — вернее, у нас — появилась Бродерик.

— В том смысле, что вы стали ее родителями? — Хел пытался отлипнуть от руки изможденной девицы.

— Бродерик — манекенщица, — объяснила мать. Хел и так об этом догадался. Пустой и бессмысленный взгляд девушки, вялая, расслабленная поза, особый изгиб спины — все выдавало в ней тот тип манекенщицы, какой был моден в настоящий момент.

— В общем-то это так, пустяки, — отмахнулась Бродерик, пытаясь вспыхнуть под густо наложенным слоем макияжа. — Просто случайная работенка для нерегулярно выходящего международного иллюстрированного журнала.

Мать кокетливо ударила ее по руке кончиками пальцев.

— Ах, не говори, что ты занимаешься “случайной работенкой”! Что может подумать о тебе мистер Хел?

Легкое покашливание, донесшееся с той стороны, где стояла ее вторая дочь, заставило леди Джессику вспомнить наконец и о ней.

— Ах, да! А это Мельпомена. Вполне вероятно, что в один прекрасный день она выйдет на сцену.

Мельпомена оказалась плотной, крепко сбитой девушкой с большой пышной грудью, толстыми руками и лодыжками. Розовощекая, с чистыми, ясными глазами, она смотрела жестко — казалось, ей недостает только хоккейной клюшки. Ее пожатие было твердым и резким.

— Зовите меня просто Пом. Меня все так зовут.

— А... Не позволите ли вы нам немного освежиться и привести себя в порядок? — обратился сэр Уилфред к хозяйке дома.

— Ну конечно же! Разумеется! Девочки сейчас все вам покажут — я, естественно, имею в виду, они покажут вам, где ваши комнаты и все такое. Надеюсь, вы не подумали ничего дурного?

Хел как раз выкладывал из рюкзака свои вещи, когда сэр Уилфред постучал к нему в дверь и вошел.

— Ну, как вам нравится это местечко? Мы очень мило проведем тут пару деньков, пока хозяева будут раздумывать над единственно возможным выходом из создавшегося положения, а? Я связался с ними по телефону, и они мне сказали, что решение будет принято к завтрашнему утру.

— Скажите, Фред, ваши парни следили за сентябристами?

— За вашей мишенью? Разумеется.

— На тот случай, если ваше правительство согласится с моими предложениями, мне хотелось бы получить весь материал, касающийся этого дела, все, что у вас на этот счет имеется.

— Я в этом и не сомневался. Кстати говоря, я заверил своих хозяев, что вы можете чисто провернуть это дельце — в том случае, конечно, если они примут соответствующее решение, — так что никому и в голову не придет подозревать нас в сговоре или сваливать на нас хоть какую-то долю ответственности. Это ведь так, не правда ли?

— Не совсем. Я могу выполнить работу так, что, каковы бы ни были подозрения Компании, она не сможет доказать факт сговора.

— Я полагаю, это почти то же самое.

— К счастью, вы захватили меня прежде, чем я успел пройти через паспортный контроль, так что сообщение о моем прибытии не поступило в ваши компьютеры, а соответственно — и в их тоже.

— Ну, на это как раз не стоит особенно рассчитывать. У Компании миллионы глаз и ушей — они везде.

— Вы правы. Кстати, вы действительно уверены, что это надежное место?

— О, да! Конечно, дамы не обладают тем, что можно было бы назвать изысканностью или утонченностью, зато у них есть другое, не менее прекрасное качество — они абсолютно невежественны. Они не имеют ни малейшего представления о том, что мы здесь делаем. Не знают даже, чем я зарабатываю себе на жизнь. А хозяин этого дома, если, конечно, его можно так назвать, — просто пустое место, ничего больше. Мы, видите ли, редко позволяем ему заглядывать сюда, да и вообще пересекать границу страны.

Сэр Уилфред стал объяснять, что лорд Биффен живет в Дордонье, где предводительствует группой престарелых налогонеплательщиков, буквально наводнивших эту часть Франции, к величайшему неудовольствию и раздражению местных крестьян. Биффены являются представителями совершенно определенной породы людей; это выходцы из ирландской аристократии, каждое следующее поколение которых укрепляет свое пошатнувшееся финансовое положение, подыскивая себе какого-нибудь жирного американского борова, и его кровь вливается в жилы их худосочных потомков, а капиталы — в их изрядно отощавшие кошельки. Наш джентльмен превзошел самого себя в своем неуемном стремлении избежать уплаты налогов и пару раз оказался замешанным в каких-то темных махинациях в открытых портах Багамских островов. Таким образом правительство получило власть над ним и над его капиталами, вложенными в английские банки, что сделало его более покладистым; он выполняет все указания и не выедет из Франции до тех пор, пока не получит на это разрешения; там он разыгрывает из себя ловкого дельца, обманывая местных женщин и по дешевке скупая различный антиквариат, старинную мебель или автомобили; при этом он всегда настороже и вовремя успевает просматривать корреспонденцию своей жены, следя за тем, чтобы она, не дай бог, не проведала о его маленьких шалостях.

— В общем, обыкновенный напыщенный старый тюфяк. Вызнаете этот тип — экзотические заморские галстуки, шорты и грубые ботинки, из которых высовываются длинные — до самых лодыжек — носки. Однако жена и дочки вместе со всей здешней обстановкой время от времени бывают нам весьма полезны. Как вам понравилась старшая?

— Немножко чокнутая.

— Хм-м. Я понимаю, что вы имеете в виду. Но если бы вы прожили четверть века, получая от старика только жалкие подачки, думаю, вам бы тоже моча ударила в голову. Ну что, пойдем к ним?

* * *

На следующее утро после завтрака сэр Уилфред отослал дам и развалился на стуле, допивая последнюю чашку кофе.

— Сегодня утром я разговаривал по телефону со своими шефами. Они решили пойти с вами на соглашение — само собой разумеется, с некоторыми условиями.

— Лучше бы они вели себя поскромнее.

— Во-первых, они хотят, чтобы им дали гарантии, что эта информация никогда больше не будет использована против них.

— Вы и так могли бы заверить их в этом. Вы ведь знаете, что человек, которого вы называете Гномом, всегда уничтожает оригиналы сразу же после проведения операции. На этом основывается его репутация.

— Да, вы правы. На этот счет я могу дать, им полные гарантии. Теперь второе условие. Они потребовали, чтобы я подробно ознакомился с вашим планом и доложил им свое мнение: считаю ли я его абсолютно “герметическим” с точки зрения просачивания информации и уверен ли я, что ваши действия ни в коем случае не потребует прямого вмешательства правительства.

— В этом деле ничто не герметично.

— Прекрасно. В таком случае, оно почти герметично. Боюсь все-таки, что вам придется довериться мне и ознакомить меня с важнейшими деталями ваших каверзных замыслов.

— Некоторые детали я не могу уточнить до тех пор, пока не просмотрю материалы ваших наблюдений за сентябристами. Но в общих чертах я могу обрисовать вам весь план довольно четко.

В течение часа “старые враги” обсудили все предложения Хела и пришли к взаимному соглашению, хотя у сэра Уилфреда остались кое-какие сомнения по поводу потери самолета, поскольку это должен быть “Конкорд”.

— ...не так-то легко будет впихнуть куда-нибудь этот чертов драндулет.

— Не моя вина, что самолет оказался именно этим неэкономичным, заражающим атмосферу чудовищем.

— Что верно — то верно.

— Вот так все это будет обстоять, Фред. Если ваши люди хорошо выполнят свою часть работы, трюк должен пройти на высоте, так что у Компании не окажется никаких доказательств того, что вы в этом замешаны. Это наилучший план, который мне удалось выработать, учитывая то, что у меня была всего пара дней на размышление. Ну, что вы на это скажете?

— Я не рискну сообщать моим шефам какие-либо подробности. Они ведь как-никак политики — а значит, на них совершенно невозможно полагаться. Но я доложу, что считаю ваш план вполне достойным сотрудничества.

— Хорошо, Когда я получу данные о наблюдениях за сентябристами?

— Их пришлют сюда сегодня днем с курьером. А знаете, вот что мне пришло в голову, Николай, Принимая во внимание характер вашего плана, я подумал, что вам вообще не обязательно во всем этом участвовать. Мы и сами можем разделаться с этими арабами, а вы могли бы прямо сейчас преспокойно вернуться во Францию.

Хел поднял глаза на сэра Уилфреда и смотрел на него прямо, не отрываясь, безжизненным, ничего не выражающим взглядом. Так прошло не менее десяти секунд. Потом оба они разом рассмеялись.

— Ладно, ладно, — сэр Уилфред помахал рукой, — я ведь только попробовал — вы не можете винить меня за это. Давайте-ка слегка перекусим. Может быть, нам еще удастся немного вздремнуть, до того как прибудут сведения.

— Мне что-то не очень хочется возвращаться в мою комнату.

— О? Неужели девочки уже успели нанести вам визит прошлой ночью?

— О, да, и мне пришлось избавиться от них... поочередно.

— Я всегда говорил — не расходуй сил и не будешь знать желаний.

* * *

Сэр Уилфред дремал на своем стуле, пригревшись в последних лучах заходящего солнца. По другую сторону белого металлического столика Хел просматривал информацию о наблюдениях за террористами из ООП.

— Вот оно, — произнес он наконец.

— Что? Хм-м? Оно — это что?

— Я искал что-нибудь подходящее в списке связей и знакомств сентябристов, которые они завели с тех пор, как приехали.

— И что же?

— Два раза они встречались с человеком, который обозначен здесь как “Пилигрим V”. Он работает в службе питания на авиалиниях.